Аннотация: Истинное происшествие с настоящим писателем, известное как бесстыдная байка
Финалист конкурса "Акуна Матата"
Почему коровы...
Шел, шел Алексей Максимович, а дойти не мог никак...
Дождь тоже шел, но не крупный, куда мельче писателя. Да и сеял он просто сдуру, а не разумное, доброе, вечное, как у писателей принято. Дождю ведь невдомек, как у авторов заведено, вот он и капает себе сверху, без затей.
Одет был вислоусый писатель в длинное пальто и шляпу, по погоде. И нес он с собой всего ничего - идею нового пролетарского романа. Почему романа, понятно: с мелкими формами Пешков еще в детстве набаловался, а теперь и сам он в силу вошел, и формы его подросли соответственно. И почему пролетарского, тоже ясно: пролетариат взял власть в свои руки, и отдавать не собирался ни в какую. Жадный такой пролетариат оказался... до власти. Вот и задумал про него Алексей Пешков правдивый роман, чтоб остальному читающему народу не так обидно жилось.
Идею-то АэМ Пешков нес, да не в массы, а пока только с собой. Вынашивал, значит. Ее ведь еще воплотить требуется. А для сего кропотливого акта одной усидчивости плоти маловато будет, тут озарение духа необходимо!
Вот идут они с дождем, идут, кто куда. Писатель шагает к светлому народному будущему, а дождь - вниз и чуть-чуть налево. И никто в округе больше не движется, ни на мокрой суше, ни в подоблачном пространстве. Птицы вовсе пропадом пропали и даже не бродят у помоек, не летают, как положено, от души и до вечера. И верно: в такую сырость разве лягушка какая пролетит, да и та - до первой лужи.
И тут оно упало. Озарение, то есть. Прямо на шляпу.
- ...мать! - родилось в авторском сознании название романа.
Снял Алексей Максимович головной убор, оглядел критически...
Озарение как озарение, ничего особенного. Беловатое, с серыми крапинками. Тут бы ему и начать скорей ваяние, пока не застыло, ан задумался писатель...
Отчего, справедливо вопрошает, такое маленькое озарение выпало такому крупному автору? Только на рассказ всего и хватит, даже на повесть не растянуть. А хотелось бы монументальных откровений с неба. Ньютону, сказывали, целое яблоко свалилось на пытливый ум. Вот бы и писателю Пешкову повезло! На Мичурина, говорят, за всю жизнь ни один стоящий фрукт так и не шлепнулся, и задумал он гигантскую клубнику вырастить. Однако ж самодельное озарение завсегда опасное: завалило Мичурина урожаем чуть не до смерти. Да не суть.
Так вот: глядит Максимыч вверх, откуда дождик влажно наяривает, разглядывает среди облачных неровностей: кто там скупой такой укрылся, на озарения-то? Никого не видно. Если б голубь какой божественный пролетел, али советский аэроплан, тогда да - можно б спросить, отчего так скаредно снабжают автора. Да непогода, вот ведь незадача, не летная пора. А что там выше облаков делается, не видать, хоть все очи прогляди напрочь...
Долго бы так стоял классик, с неразрешимой проблемой в непокрытой голове. Глядишь, и промок бы весь да заболел, чего недоброго. Но повезло: подул нежданно ветер с запада. Или еще откуда, но буйный такой, к переменам. И разъяснилось!
Показались выше облаков птицы разные: и голуби мира, и военные ястребы. Гарусы, сиречь буревестники средней климатической полосы. А уж соколов резво крылами стригущих, соек бранящихся, да ворон предрекающих - тех и вовсе без счета.
Обратился к ним писатель со всей пролетарской прямотой:
- Что ж вы, птички небесные, за мелочь такая?! Ужель не в силах Писателю крупное вдохновение послать? Мало мне будет одного вот этого, что на шляпе. Постарались бы...
- Еще как в силах-то! Почему не послать? - отвечали пернатые, - для хорошего человека не жалко - лови, дяденька Алексей Максимович!
И пошло тут метание! Только шляпы подставляйте, люди добрые, хоть сомбреро мексиканское - и то через край не чересчур добра навалится.
Но недоволен Пешков:
- Эт, вы, - морщится, - мелко вельми озаряете, да все вразнобой. А не найдется среди вас крупного вдохновителя, вроде страуса Эму кого-нибудь?
- Нет, - отвечают птицы, - страус летать не выучился, не дал бог ему полета. А то б он вам, писателям, помог от души. Чрезвычайно щедрая натура этот Эму. Ежели б вы, скажем, в Африку поехали, да залегли вблизи пасущейся птицы, там бы вам такое счастье снизошло - на весь писательский мир слава!
- Не стану я по Африкам мотаться! - возмутился не шибко охочий до славы Алексей Максимович. - Ибо дел в молодой пролетарской республике невпроворот. Да и что он там навеет, ваш импортный Эму, это еще вопрос...
На том вконец огорчился писатель да пошел дальше к светлому будущему, на самый его конец.
...
А солнце как рассупонилось, как подсушило! С трав запах духмяный валом повалил как по плану, в лугах засвербели ножным стрекотом ручные кузнечики, в нагульных скирдах загуляли стадами юркие полевки. Хорошо!
Прилег Максимыч под свежо сметанный стожок, шляпой прикрылся от солнца, чтоб лучше дремалось, да и стал отдыхать от своей идеи. Порой ведь и безыдейно подрыхнуть не вредно, всласть если.
А корова не летела - зачем оно ей? Шла себе и шла. К своему личному счастью, что на вечерней дойке блазнилось. По пути ей было с писателем, как раз у стожка...