Хорошо, что дверь в кабинет главреда открывается внутрь. Сразу создаем нужное впечатление - пинок ногой, и черное мини-торнадо ворвалось в юдоль сакральную! Торнадо - это я, автор. Главред - это он, Полюдский С.С. Глав-вред.
Нога на ногу, вполоборота к столу, торнадо угнездилось в кожаном уюте кресла и, шипя, выметнуло рукопись пред светлые очи.
Ничего-ничего, переживешь! Написал гнусный отзыв - теперь сиди-читай заново, умник, и не вякай. Можешь пялиться на мои ноги, если хочешь, но прочесть все равно придется, никуда не денешься. Боевую черную мини-юбочку я специально надела, чтоб смысл рассказа наконец дошел до твоего чванливого сознания - если не через парадный вход, так хотя бы огородами.
- Э-э... - изрекло, дочитав рукопись, низкодержавное Их Чванство, сморщив лобик в затейливые бурунчики - ну, прям, мозг выступает наружу от усердия! Что ж, мысль, как вижу, забродила, будем ждать пузыриков слов...
- М-м... - так, уже появилось фонетическое разнообразие. Ну, смелей, главредушка, я ж не кусаюсь. Пока.
- У вас тут тривиальный бытовой эпизод описан. А собственно, что вы хотели сказать читателю своим текстом? - О-о! Дяденька решил вернуться в должностную функцию. Не торопись, мелкоуважаемый, я еще не ушла.
- Тривиальный?! - достаю сигариллу и прикуриваю от Зиппо. Бровки главреда взметнулись в удивлении, и складки на лбу собрались в крылышки летучей мыши. Должно быть, я прикольно выгляжу в своем черном кожаном прикиде с лакированным ирокезом, но с фирменным аксессуарием. Обнажим ему Картье на запястье - пусть поднапряжется еще чуток.
- Ну-у.. у меня был в юности очень похожий случай. В сочинении про гражданскую войну я в фамилии командарма Блюхера неправильно перенос поставил. Но это было хотя бы смешно! А у вас - что? Юмор - не юмор. Не мелодрама, не сказка... не понимаю!
Куда уж тебе понять... Это жизнь, дорогуша, жизнь. От которой ты отгородился вальяжным столом - широким как двуспальная кровать, как раз под габариты твоей секретарши - ох, как она закрывала своей грудью амбразуру кабинетной двери! Теперь валерьянку хлещет, судя по аромату и позвякиванию стела о стекло. Но Торнадо - это стихия, ее даже таким железобетонным бюстом не уймешь.
- Неправильно?! - выпускаю сизую струю в потолок. Взгляд - там же, наверху останавливаю.
- Ну да, х-х! - утробно хихикнуло должностное лицо. - Учительница тогда меня оставила после уроков и лишила...
- Невинности?! - теперь медленно переводим взгляд на его лицо. Упс! Как тебя перекорежило, бедненький...
- А собств... почему - невинности? Серебряной медали. С чего вы взяли?! - Возмущение, задушившее мимолетную смущенность, окрашивает в багрянец одутловатые щечки. О, да мы и краснеть умеем! Ни дать, ни взять - нашкодивший пионер.
А теперь помолчим по Станиславскому, просто посмотрим деспоту в глазки, пусть вспоминает юность золотую.
- Так вы хотите сказать... а вы случайно не?..
- Не хочу. Чисто случайно - не... - ох, многовато слов! Нужно лаконичней, пусть сам ведет себя в прошлое, без подсказки.
Туда, в сумеречный класс, где изображая неистовую влюбленность, Сергей стоит в проеме окна пятого этажа, угрожая выброситься, если Елена Петровна не полюбит его немедленно и со всей присущей взрослым полнотой.
Туда, в школьный двор, где в кругу подвыпивших друзей Сергей в подробностях рассказывает жениху своей любимой учительницы, какова его невеста при самом ближайшем рассмотрении. И вскипает кровь, и льется кровь...
Туда, где учительнице словесности слоноподобный адвокат убедительно рекомендует забрать заявление из милиции, поданное на ученика Сережу Полюцкого. А на самом деле (а в этом не может быть сомнений, и медэкспертиза подтвердила) изнасилованного ею во время дополнительных занятий и избитого женихом Елены Петровны.
Веди, память, веди! К исковерканной судьбе моих родителей, к кровоподтекам, к зову юной крови.
- Вообще-то, рассказ ваш неплох, - очнулся чиновник, - пожалуй, можно опубликовать.
Все, приехали. Спасибо, память главредская! За то, что ты еще жива и поведала мне главное. А я всего лишь прочитала - с моим врожденным пороком это сущий пустяк. Не забыть бы только!
А рассказ... он свое дело сделал. Ни к чему его печатать. Тем более что я все в нем выдумала - от начала и до конца.
- Публиковать, - беру рукопись со стола, вылупляясь из мягкого кокона кресла - черная бабочка, бывшая торнадо, - публиковать не надо.
И быстро, быстро - черным пассатом мимо побледневшей секретарши, сквозь выбеленные дубовые двери - домой, к компьютеру - записать эту правду, пока приступ не выбил драгоценные образы из сознания, пока память не...