Аннотация: Фантазия про обыкновенное чудо на производстве. Участие:"Юмофант 2006", 1-й тур
Личный стол
Пукаев не был нормальным инженером. Чем он заметно отличался от нормального инженера? Нормальный инженер берет то, что ему нужно, и делает из этого то, что захочет. Пукаев же брал то, что плохо лежало, и ничего из этого не делал, а складывал в личный стол. Личный стол Пукаева был неказистым вследствие своей старомодности и выгодно отличался от полированных современных личных столов тем, что вмещал в себя гораздо больше, чем полагалось личному столу. И еще он запирался. Он запирался уникальным пукаевским ключом, подходившим как к замку ящика, так и к замкам обоих створок стола. Видимо, этим он и приглянулся инженеру Пукаеву и стал его личным столом. Теперь он вмещал в себя все то, что прежде плохо лежало и, надо полагать, что в его внутренностях теперь всему лежалось значительно лучше. Сколько и чего там было, не знал никто. Даже Пукаев часто путался в своем богатстве, но делал вид, что не испытывает никаких трудностей и что в личном столе ничего нет интересного, а если и есть кое-что, то очень мало. Так продолжалось годами, и невольно верилось, что сидит Пукаев за вместительным столом по привычке, а запирает стол на ключ, а ключ кладет в карман - ради тренировки, чтобы когда-нибудь ненароком не оставить незапертой квартиру.
Стол стоял, ключ лежал в кармане, Пукаев работал в лаборатории, сотрясаемой то и дело увесистыми ударами по потолку. Над лабораторией находилась типография, а там роняли огромные рулоны бумаги, чтобы потом привести бумагу к виду, доступному для всеобщего и повседневного использования. Это было большое и нужное дело, но в комнате, где сидел Пукаев, плясали лампы дневного света. И, ладно бы - только лампы, а то, бывало, пританцовывали личные столы и отбивали чечетку незанятые личные стулья.
В понедельник удар был особенно сильным. Пукаев был временно оглушен и, сидя на полу, беспомощно таращил глаза на слегка обуглившийся личный стол. "Должно быть проводку пробило, - подумал Пукаев, - хорошо, что не насмерть". Ему никто не ответил, и Пукаев с удивлением обнаружил, что он думает про себя, а не вслух, как обычно. "Должно быть, речь парализовало", - подумал про себя Пукаев. Он оглянулся по сторонам с целью подумать вместе с сотрудниками, хотя бы с помощью мимики и жестов, но обнаружил, что в комнате никого нет, и думать - не с кем. Неизвестно, что решили сотрудники на счет этого удара, но всех как ветром сдуло в коридор, и было слышно в воцарившейся теперь тишине, как за дверью их бьет нервная дрожь.
--
Пусть бьет, - подумал вслух Пукаев.
--
Пусть бьет, - послышалось рядом.
Пукаев для верности посмотрел под столами и стульями и нервно кашлянул.
--
Речь восстановилась, - подумал он вслух.
--
Конечно. А как же еще? - прозвучало рядом.
Пукаев подозрительно покосился на свой личный стол, ибо звук шел откуда-то оттуда.
--
Кто там?
--
Я.
--
Кто - я?
--
Пока еще не знаю, я только что образовалось.
Пукаев лихорадочно соображал, что бы это могло быть. Пришла ему в голову и мысль об искусственном разуме. Электроники в столе было навалом, от удара проводка замкнулась на металлические части стола, а там уж... Как инженер, он понимал, что возможность случайного образования электрических схем вследствие сотрясения ничтожно мала, а думающей, и, тем более, говорящей машины - практически отсутствует. Но чем черт не шутит?
--
Ты живая? - Спросил дрожащим голосом Пукаев.
--
Конечно. Раз я мыслю, значит живая.
--
Тогда ты - искусственная жизнь, уникальная в своем роде.
--
Значит, уникальная, - равнодушно прозвучало из личного стола.
--
Давай поболтаем?- осмелел Пукаев.
--
Давай! - живо отозвалась уникальная искусственная жизнь.
В комнату стекались сотрудники и молча следили за диалогом Пукаева со своим личным столом. Лишь изредка доносился завистливый шепоток: "Ну вот, а прикидывался, что ничего не делает. Говорил, в столе ничего нет, а тут вот оно что!" Сбегали за учеными, притащили директора прямо с совещания. Все молча следили за диалогом. А Пукаев, не обращая ни на кого внимания, знай себе болтал о всякой всячине, а стол поддакивал или спорил.
--
Молодец, - сказал директор, - на нобелевскую, может и не потянешь, а уж докторская тебе обеспечена! Только нехорошо это - стол запирать! От кого прятал чудо? От своих же друзей - товарищей? Мы бы тему открыли, штат создали, - говорил и говорил директор, тряс и тряс благодарно руку Пукаева. А Пукаев смущенно улыбался и перебрасывался в "балду" со своим личным столом.
Уже принесли цветы, написали транспарант "Слава гению Пукаеву!", профсоюз организовал митинг, администрация подписывала приказ о высоком назначении Пукаева, как вдруг раздался грохот - в типографии уронили очередной рулон бумаги. В наступившей после этого тишине Пукаев тщетно пытался продолжить разговор со столом: называл его "милым" и "ласточкой", гладил по крышке, постукивал по дверцам. Стол молчал.
Минули годы. Вокруг лаборатории вырос исследовательский институт широкого профиля. Психологи, электронщики, программисты со всеми своими причиндалами густо заселились в окружающих лабораторию корпусах, пытаясь возобновить эффект или, хотя бы, исследовать последствия происшедшего. Даже типографию оставили на прежнем месте - для генерации случайных процессов, хотя уничтожающе малая вероятность явления не оставляла никаких шансов на успех.
Центральное место занимал стол Пукаева, за которым восседал его бессменный хозяин. Сам Пукаев еще больше привязался к столу, обожая его за старомодность и значительно большую вместимость, чем полагается обычным личным столам.