Иванов Константин Константинович : другие произведения.

Третье Дыхание

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Избранные стихи. Поэмы. Трамедия 1998 -2007 М.: єВест-Консалтинг", 2008. - 128 с. ISBN 978-5-903321-41-4
  К. Иванов
  Т Р Е Т Ь Е Д Ы Х А Н И Е .
  Избранные стихи. Поэмы. Трамедия
  1998 -2007
  М.: "Вест-Консалтинг", 2008. - 128 с.
  ISBN 978-5-903321-41-4
  Все авторские права защищены.
  Никакая часть этой книги не может быть воспроизведена, если на это нет
  письменного разрешения автора.
  Константин Константинович Иванов родился в 1949 в Кузбассе, в г. Прокопьевске. В 1972 окончил гуманитарный (филология) факультет Новосибирского университета. В семидесятые годы он - редактор издательства "Наука", армейский репортер, корреспондент еженедельника сибирского отделения Академии Наук. Далее была пестрая смена множества работ и более чем десятилетнее бытие в сторожах-дворниках. Со времен Перестройки в местной периодике появляются его стихи и эссе, в 1993 отдельной книжкой издается антисолженицынская публицистика "Интелефобия". В 1996 -97 Константин Иванов выпускает принтерный литературный журнал "Верхняя Зона" (NoNo1 -10). В 1998 в Новосибирске выходят в свет "Избранные стихотворения", в 2000 - книга прозы "Примечания к вечности". В 2001 в жанровом отношении его творчество было более-менее широко представлено новосибирским литературным журналом "Замысел". В 2002 он - один из авторов поэтического сборника "Дикороссы", вы
  шедшего в Москве. В последние годы его вещи публиковались в сибирских городах, за рубежом, в газете "Трибуна", в столичном альманахе "Илья".
  Автор живет в новосибирском Академгородке.
  С его сочинениями можно ознакомиться также на сайтах:
  http://sds.sinor.ru/lib/zema/iva_k/index.php ,
  http://www.dikoross.ru//,
  ivanov_nov@mail.ru,
  Ilyadom@yandex.ru
  Домашний электронный адрес: inkon@academ.org
  љ Константин Иванов - тексты, 2008
  љ "Вест Консалтинг" - оригинал макет, верстка, 2008
  
   
  
  
  СТИХОТВОРЕНИЯ
  *
  Я проснулся под грохот прекрасного грома
  В четыре часа пополудни в июле.
  Я счастливо проснулся, я снова дома,
  И куда бы ветра опять не дули,
  Я, проросший зерном сквозь кору земную,
  Как вулкан и как древо себя дарую,
  Раскидав на подушке седые космы,
  Согревая и радуя ближний космос...
  И покуда я спал, на тахте распластан,
  Абсолютно прижатый собственным весом,
  Мои руки преображались в ласты -
  Проплывая Галактики звездным лесом,
  Обнимая за брюхо родную Гею,
  Дельфиненком, младенцем я мчался с нею
  И, пушистой щекой осязая лоно,
  Вместе с ней на творенье глядел влюбленно...
  И покуда я спал, Земля пролетела
  Миллион километров своей орбиты...
  Я успел погулять и вернуться в тело.
  Было лето. И липы грозой облиты.
  И с богами тогда не хотелось спорить,
  Потому что травинки дышали нежно...
  Было лето, июль, золотилось море,
  И как небо я был тогда безбрежным.
  
  НАЧАЛО АВТОБИОГРАФИИ
  
  Я живу на равнине гигантской,
  В океане безмерном степей и лесов,
  Рыбарем одиноким на хрупком атолле век коротаю,
  Под мигание фар, затмевающих свет галактик,
  Средь зыбей азиатских...
  Здесь пробегали народы под конский топот -
  Ропот пространства, вздохи стихий, забытых Богом,
  Скрипы телег, рев и мычанье стад,
  Скифы, сарматы, гунны, аланы, обры,
  Внуки Онона, анты, венеды, славы -
  Это потоки биологической лавы
  Спермой планетного бога из жесткого жерла Тибета,
  Хлынув, сбегали в теплую щель Средиземья,
  Чтобы однажды услышать голос младенца,
  Как ультразвук, покрывающий шумы вселенной...
  Где то внутри, в глубине, под корою из кожи,
  В панцире из костей, под мясом и кровью,
  Есть сердцевина, центр нервной машины мозга,
  Некий рубильник, рычаг, однажды кем то нажатый -
  Тайная власть запустила новую тайну...
  РАЗМЫШЛЕНИЯ О...
   Куда ж нам плыть? А.П.
  
  На этой стороне, где все в твоих руках,
  Где вызвать на дуэль ты можешь даже Бога,
  Где в измереньях трех, как в четырех стенах,
  В окошко не пролезть и не видна дорога.
  Где, замкнут на себя загадкой иль тоской,
  Любое время пьешь как миг до эшафота,
  Где кажется тебе по глупости людской,
  Что виноват во всем не ты, а некий кто то -
  Здесь внешнее гнетет, как глубина морей,
  Как будто разум твой - кабина батисферы,
  И бьется в стекла толщь чудовищных зыбей,
  Трепещет кислород в змеистом шланге веры...
  Бежать бы! Но куда? Везде воюет волк,
  Везде царит вражда, куда ни глянешь - тошно.
  Да что и волк? В толпе чуть повернись оплошно,
  И вот уж глупый смех тебя зубами щелк!..
  Я не читал трудов философа Декарта,
  Но афоризм его - cogito ergo sum -
  Ласкает... нет, не слух, а дух со школьной парты,
  Как антитезис злому колесу,
  Безумному движению природы,
  Безглазой лошади, несущейся в опор,
  Меня влачащей, пасынка, урода,
  По кочкам, за ноги к хвосту, как некий сор!..
  Я сорок лет гляжу, брожу по геокартам.
  Давно пора писать поэму о Земле.
  Давно пора и мне с подростком Геростратом
  Расстаться и узнать, где зрелый Гильгамеш.
  Чего он думает? Крепка ль его десница?
  Всё так же ль зорок глаз? И яростен ли гнев?
  Всё так же ль цель его ему ночами снится?
  Всё так же ль бодр он, как непокорный лев?
  Золотогривый, злой, отчаянный, веселый,
  Богам не уступивший ни гроша,
  Мне дорог плач его - пустыни мощной соло, -
  Что мир камней надменных оглашал!..
  
  
  ОДА УМИРАЮЩЕЙ ЕВРОПЕ
  
  
  Сколько лет живу, а тянет
  Всеми чувствами на Запад,
  Встречный свет с заката манит,
  И вечерних стран дурманит
  Тонкий запах...
  О Европа! Призрак дивный
  Для степной души азийской!
  Как прекрасен список длинный
  Доблести твоей орлиной
  Древней, близкой!
  Все отцы оттуда вышли,
  А совсем не с Гималая,
  В город, к людям, шел Всевышний,
  А в горах Он даже лишний -
  Горы знают.
  Джунгли, топи или горы -
  Горизонт для глаза тесный,
  Тут бесперспективны споры,
  В тупике переговоры
  Неба с бездной...
  Так что, если расплести нам
  То, что пряхи колдовали,
  То и в наших палестинах
  Обнаружим Палестрину,
  А не Кали...
  А она уже устала,
  Альпеянка, многократно
  И на небе править балом,
  И уже всеядной стала,
  Всеразвратной.
  
  И дичок американский,
  Старичок подросток шустрый,
  Здесь - турист венецианский,
  Скороспелым пляшет в танце
  Заратустрой...
  Пусть же Europe отдыхает,
  Паралитик и невротик,
  Пусть Европа отсыхает
  В кущах тутошнего рая.
  Я не против.
  Только нам туда не надо,
  Рая мы не заслужили,
  Не допели серенады,
  Не домыслили шарады,
  Не дожили.
  Много есть у нас работы,
  Жизнь прекрасна бесконечно:
  Не нирвана, не суббота,
  Нет! - космическая нота
  Флейты вечной!..
  И склонившееся небо
  На усилия земные,
  Превращающие в хлебы
  Даже эти камни, небыль -
  В дни иные.
  Так прощай, моя Европа!
  В генах духа ты со мною,
  Донесу тебя до гроба
  Как клеймо высокой пробы
  Дорогое.
  Если мы не зря летали
  Духом, если не химеры
  То, о чем с тобой мечтали,
  Значит, что то мы создали
  Чудом веры.
  Значит, чем то обеспечен -
  Не щедротами природы! -
  Этот образ нашей встречи,
  Этот воздух горней речи,
  Мир свободы.
  
  До свиданья, Альпеянка!
  Мы бессмертие достроим,
  Галактическую пьянку
  Усмирим и спозаранку
  Жизнь откроем.
  
  К ПРИРОДЕ
  
  От лабиринтов разума устав,
  Я возвращаюсь к трепетным явленьям.
  Природа, подари свои уста,
  Отдайся мне за чудо песнопенья!
  Раскрой, бутон, сокровища свои,
  Прижмись щекой мохнатою, зверюга,
  И солнечным нектаром напои,
  Покуда хлещет ледяная вьюга!..
  Уснуть, и улыбнуться, и лететь,
  Иль, распластавшись, плыть листом зеленым,
  И в синь завороженную глядеть
  Немного сонно, детски, изумленно...
  И кажется - не надо ничего
  Отныне и навеки, все пустое,
  Когда я часть дыханья твоего,
  Твое существование простое.
  О, если б только детство, только лист,
  Цветок, и блик, и стрекозиный шелест!
  И дальше дни, желтея б, не текли,
  И лето, вечной славой раскошелясь,
  Вспылало б медом с солнцем пополам,
  Богов с людьми объединив в расплаве! -
  Ненадкусивший яблоко Адам
  Сады Земли навек цвести б оставил.
  Кто против?..
  Только ветхая печаль
  Вкрапилась в этот первобытный лепет,
  И ничего сначала не начать,
  Не повторить возникновенья трепет.
  Так боль, и плач, и рану мне оставь,
  Оставь тоску, оставь мое стенанье.
  Меж мною и тобой стена: страданье.
  Но выше - средоточие Креста.
  
  
  ПАМЯТИ ПОЭТА
  
  Белокурому ангелу дайте до срока уснуть.
  Ненасытная тьма после смерти опять догоняет
  и легендой корявой, как ржавой иглою, проткнуть
  норовит и пришпилить к угрюмой земле, что хватает
  испареньями душ, эманацией ваших страстей,
  неизжитых, гниющих, алкающих мести и крови...
  Он летел, обгорая, знамением дальних вестей
  как крылатое семя навстречу космической нови.
  Было страшно, когда на секунду полет замирал
  и под крыльями вместо упругого воздуха яма
  начинала магнитом тянуть в пустоту и провал,
  где обычная жизнь поджидала его, как Приама -
  десять тысяч солдат из заморской чужой стороны...
  Только был он моложе, а тяга земная мгновенной,
  голос пропасти был как молчание рваной струны,
  как бездонный колодец к тебе равнодушной Вселенной...
  *
  Бессонница, Гомер! Поникли паруса...
  На сайте stihi.ru - под сорок тысяч перьев!
  Уже стихия прет, какое тут доверье? -
  Десятки тысяч муз штурмуют небеса!
  Уступами наверх - строкатый Вавилон...
  О массовый Пегас! Космическое ржанье!
  Не муз уже, но амазонок легион,
  Чей левогрудый вой, истерики ристанье,
  Уж переходит в вопль разнузданных сирен
  С глазами как цветы болотного гниенья...
  Но с ними пляшет Пан? Не Пан - Рембоверлен,
  Нет, даже сам Вийон, бог виселицепенья!..
  Народ теперь умен, начитан и востёр,
  Prosperity во всем, коль небеса пустые!
  И он теперь того отправит на костёр,
  Кто будет вспоминать про божества живые.
  Всеобщей грамотности бурные плоды
  Заваливают мир и застилают зренье -
  Товаром полнятся крестьянские ряды,
  И рубит на куски мясник стихотворенье!..
  Пришел свободный век, мы дышим как хотим,
  Никто нам не указ, что намешать в палитре,
  И что нам до речей Платонов, Диотим?..
  И что бы ты сказал сейчас, о друг Димитрий? [1]
  
  
  УТРЕННЕЕ ПЛАВАНИЕ В СТРАНУ НЕВЕДОМОГО
  
  Как лист в гербарии, распластан на тахте,
  Как он же, бездыхан и безухан почти что,
  Я в этот новый день притарахтел
  Из храпа и пыхтения - почище
  Любого из чудеснейших зверюг,
  Мелькнувших в осовелом зазеркалье,
  Как рыба кит, хватая воздух, зрю
  На кадры дня, кишащие зверьками,
  На этот обалделый маскарад,
  На пляску смерти в елочной обертке,
  Где рыба хит плывет на хит парад,
  Где нас глотает телевизор зоркий.
  Из сонной одури выныривая в явь,
  Пытаюсь разглядеть в калейдоскопе пьяном
  Хоть малый след того, что минет Навь,
  Не сгинет в этом плясе окаянном.
  Но мельница орудует, смеясь,
  Бьет деревянной шуйцей Дон Кихота,
  Летящего под общий хохот в грязь,
  В навоз, плевки и праздничную рвоту!..
  И я плыву вокруг земной оси
  И порастаю, что Перун опальный,
  Зеленым мхом мечтаний о Руси,
  Летящей лебедем на хоровод астральный.
  Пусть на галере раб, но на ветру
  Я раскрываюсь как вселенский парус
  И уплываю к солнцу поутру
  Уже с бессмертным двойником на пару.
  
  *
  Потусторонний трепет крыл
  И взор любви, бездонно зоркий...
  Ты прикоснулся и открыл
  Души невидимые створки.
  И задышалось так легко
  И так заплакалось блаженно,
  Как будто райскою рекой
  Поплыл мой парус по Вселенной,
  Все замечая и любя,
  Вбирая все без укоризны.
  Бессмысленно жалеть себя,
  Когда в тебе все звуки жизни
  И ты готов собой обвить,
  Как Бог, существованья бремя.
  И задохнуться от любви -
  Быть может, пересилить время.
  
  НОЧЬЮ НА КУРАМЕ
   Памяти Бориса
  Дрожали густо звезды, словно слезы,
  С ресниц небес готовые сорваться...
  Ковыльный бог, монгольская планида,
  В пол Азии горящая луна...
  Белели камни, ежилась арча,
  Хребты, как динозавры, тихо спали,
  Хвостами указуя на равнину,
  А головы уставив на Памир...
  Сияла сверху карта, под ногами
  Скрипел песок, и лягушачья трель
  Неслась с низин, из арыков в поселке...
  На горном камне я благоговейно
  Сидел и молча с небом говорил,
  А где то рядом спали патриархи...
  Привиделось? Приснилось? Вспомянулось?
  Мой мотыльковый танец, глубь времен
  И вечные, как суглинок, надежды
  Перемешались с пением цикад...
  
  Упадая навзничь в ночи, отправляюсь в рейс,
  И в ушах отражается гулко неясный звук -
  То ли стук колес состава на стыках рельс,
  То ли сердца стук.
  Отплывает челнок одиночества и любви,
  И ему помогает править в ночи сам Бог.
  До утра Магеллан, а с рассветом опять убит,
  И далек Лиссабон.
  Как стремительно время несется! Вот этот стих
  Я как будто начал вчера, а промчался год.
  И опять секунды, как пепел, в моей горсти,
  На окошке лед...
  Эту грустную музыку все же хочу допеть,
  Хоть не знаю, к чему пришел, ухожу к чему,
  Все равно непонятно, зачем мне когда то тлеть,
  Насыщая тьму?
  Но не надо меня утешать, укорять, учить,
  Вы с Иовом проделали это уже, друзья.
  Если сквозь расступившийся мрак Он начнет говорить,
  То внимать буду я.
  
  *
  Я был бы рад даже подземному царству,
  Миру теней, Аиду, тому, что я только призрак.
  Это все таки лучше, чем после наших мытарств
  Стать пустотой,самомалейший признак
  Существования не иметь. Главное - мысль, память,
  Свет драгоценный их навсегда погаснет
  В этом космическом шлеме, что Твоими руками
  Был когда то изваян - разве Твой труд напрасен?!
  Я не хочу уходить! - Ты это обязан услышать,
  Наш разговор сейчас выше добра и зла,
  Если в сонме галактик что то сейчас и дышит,
  Это вот этот миг, наши с Тобой дела.
  Мир рождается здесь, в эту секунду спора,
  Небытие оттеснять помогаю Тебе как могу,
  Завтра меня Ты сдашь - черви отведают скоро
  Плоти, к Тебе говорящей, божественное рагу.
  
  УТРЕШНЯЯ ТЕЛЕГРАММА В ГАЛАКТИКУ
  
  Просыпаюсь словом блядь
  Это ужас жизнь глядь
  Уж цинизм по плечу
  Я цинизменно кричу
  Метафизика молчит
  Анатомия бурчит
  На полу клубится пыль
  Телевизорная мыль
  Ная опера мычит...
  Кости ноют тошно боль
  Череп выбелила соль
  За плечами топь утрат
  Вот такое вот с утра
  В голове сверлит сверлом
  Ходит сердце ходуном
  И при этом не сказать
  Что охота помирать
  Вот скотина человек
  Переехал его век
  Червяком лежит крутясь
  Загребает мордой грязь
  Все равно в башке мечта
  Будет жизнь мол не та
  Я еще того могу
  Я могу ого угу
  
  
  АНТИХРИСТ ЗДЕСЬ
  
  Антихрист есть,
  Антихрист здесь.
  Его выдумывать не надо.
  Он - не лицо,
  Он - общий сон,
  Он - планетарная шарада.
  Он - нелюдим,
  Он - аноним,
  Земли космическое тело
  Он оседлал
  И в звезд провал
  Летит, как хулиган на дело.
  А кто же мы?
  Лишь клетки тьмы
  Его большого организма.
  Он нам внушил
  Вояж души
  По капиллярной мгле буддизма.
  Нас гонит кровь
  В тепло, под кров,
  В горячий хлев, в утробу Геи.
  Там в чреслах мрак,
  Зато не так,
  Как в холоднющих Эмпиреях.
  Мы жить хотим,
  Как вечный Рим,
  В разврате пышном утопая,
  Земли цари -
  И нам творить
  Теперь и здесь хоромы рая.
  Антихрист в нас
  Как неги час,
  Как зной любви, как морок детства.
  Травой трава,
  В костре дрова,
  Сгорим на службе малолетства.
  Антихрист здесь,
  Он любит есть,
  Он за столом, где нет сомнений.
  Что - Страшный суд?
  Антихрист тут,
  Где хлеб дают без воскресений.
  Он любит грех
  В любой игре,
  Он любит плоть с душком, в распаде.
  Он милый, свой,
  Он - дух земной -
  В любой прижизненной награде.
  
  *
  Мне к лицу бряцать на блаженной лире.
  Мы давно живем в сумасшедшем мире,
  Где медведь, и кит, и тибетский лама
  Не реальный люд, а все та ж реклама.
  Потому люблю, как царевна терем,
  Кружева снегов, где живу затерян.
  И в своем углу я давно затуркан,
  Так что белый свет мне разбойный урка.
  Загоняет всласть, потроха считает,
  Скоро выбьет все, что меня слагает.
  И того, кто был хоть частичной былью,
  Уравняет он с голубою пылью.
  Но в мою тайгу раскопать суглинок
  Не заглянет принц, озаренный сплином,
  Не зайдет турист, не придет историк,
  Никого не ждет современный Йорик.
  От судьбы, видать, никуда не скрыться -
  Замыкая круг, быть и здесь Нарциссом
  И, поймав момент, уходя, кочерясь,
  В руки взяв башку, молвить: "Здравствуй, череп!"
  
  *
  Мне не надо изысканных слов
  И тошнит от великих материй,
  Я хотел бы коснуться основ
  Этих уличных сирых мистерий.
  Подорожник, лопух, и пырей,
  И полынь, и крапива, и клевер,
  И медлительный скарабей,
  И мушинок танцующий веер -
  Все как будто к пощаде моей
  Обратилось и смотрит, доверясь,
  Словно я среди малых детей
  Заклинатель какого то зверя.
  И смиренных племен этих вождь
  В этот миг, что летит над веками,
  Я хотел бы заплакать как дождь
  И как пыль согревать эти камни.
  
  *
  Попугаи живут триста лет,
  и им надоело,
  говорят, что поэзии нет,
  она отпела,
  что проза пропала,
  стала
  клочком газеты
  или бумагою для клозета.
  Еще говорят, что нет ни Бога, ни смысла,
  и, чтобы совсем уйти, не надобно даже мыла,
  ибо петля сама превосходно скользит по шее,
  потной от рабского страха,
  от ненависти к брадобрею.
  Попугаям, конечно, скучно -
  ведь они столько лет повторяли
  чужие слова, наконец устали,
  запутались в знаках, перестали их обонять,
  их можно понять...
  Но мы то не попугаи!
  
  РОМАНС ЗАРИ В МИКРОРАЙОНЕ
  Будит сонные бараки
  Нежным пальчиком Заря.
  Просыпаются маньяки
  И сосут из пузыря.
  Подымайтесь, дорогие!
  (Ну и что же, что разит?)
  Как я рада - вы живые!
  Вас печаль преобразит.
  Вы поймаете гитару
  Ветра, трепета, трепья,
  Вы заметите бомжару,
  Палый лист и воробья.
  Вы коту слезу утрете,
  Псине кинете кусок,
  Вы прохожего поймете,
  Как былинку колосок.
  Вы осилите страданье
  Ввечеру через стакан,
  Всей душой вобрав дыханье
  Из неведомого стран,
  Поклонившись злому богу,
  Но сердца отдав Тому,
  Кто берет с Собой в дорогу
  Всех покинувших тюрьму,
  Кто, однажды выйдя в поле
  На кресте вселенских меж,
  Все живущее на волю
  Уворует через брешь,
  Что проделал в мире нашем...
  Тать ночной и чародей!
  С Ним и этот день не страшен,
  И к Нему бы всех людей
  Привела я! Но, ребята,
  Я такая же, как вы,
  И тоской, как вы, объята,
  От желтеющей травы.
  О любимые, родные,
  Я откланиваюсь вам!
  Вы ж, творя дела дневные,
  Улыбайтесь небесам.
  
  ЗИМОЙ, ПЕРЕД ВОСХОДОМ
  
  Березово осинный склеп
  Февральской выморочной стужи...
  Ужасен неживой рассвет,
  И страшно выглянуть наружу.
  Там дом за домом вдаль текут,
  Ковчеги смерти в водах сонных,
  Уже потусторонность тут,
  Подземность, призрачность, харонность...
  И ты не знаешь, есть ли жизнь,
  И будет ли еще когда то?
  И ветка за окном дрожит,
  Совсем ни в чем не виновата...
  Но нежный звуковой росток
  Вдруг через воздух мерзло мрачный,
  Ко мне доносится - невзрачный
  Отважной птички голосок.
  Мороз и мглу превозмогая,
  Неведомой любви верна,
  Она свистит, и отступает
  Глухого ужаса волна...
  Так иногда и ты, прохожий,
  Борясь с тоскою, одинок,
  Увидишь, может быть, похожий
  На голос птахи огонек.
  Там, с перепою ль, с перепугу ль,
  Поэт, пронзающий сердца,
  Такой же сирою пичугой
  Свистит под крышею Творца.
  
  *
  Серебром, друзья, мой череп расцветает,
  Время мудрость изрекать, а что я знаю?
  Из меня, увы, совсем негодный гуру,
  Не умею исцелять слепую дуру
  От семнадцати болезней и от страха
  И тащить с нее последнюю рубаху.
  Чем волком тянуть с доверчивости шкуру,
  Уж достойнее послать на амбразуру,
  Но тогда и самому пойти туда же
  Неизбежно как магистру пилотажа.
  Мне же стыдно (вот к чему приводят знанья!)
  Впасть в буквальность в тонком деле подражанья.
  Уповая на Магистра без изъяна,
  Разве можно быть кривлякой обезьяной?
  И в себе Его дыханье ощущая,
  Разве можно слыть привратником у рая?
  Разве можно не видать: не Гея мчится
  Вокруг солнца, а Голгофа длится?
  И родная Сфера - просто череп,
  С воплями футболящийся через
  Глухоту и холод стадиона
  Под аплодисменты пантеона,
  Что свои языческие кости
  Согревает на астральной злости?..
  Потому и не хочу шаманить,
  Покрываться копотью в шалмане,
  Ни пиарить не хочу, ни рецептурить,
  Ни дурить и ни писать центурий.
  Не воспользуюсь простором для ликбезу
  И по трупам в Царство Божье не полезу.
  Ну а бесам что свинячье, что овечье -
  Лишь бы стадо, чтобы счастье человечье,
  Исцеляя от истерики, пророчить
  (За одним и Гиппократа опорочить)
  И, копытцами отплясывая байки,
  Корм нехитрый собирая на лужайке,
  Языком чесать, молоть и тренькать,
  Объясняя неразумным четвереньки.
  А затем последует и бездна...
  Но об этом, впрочем, бесполезно
  Говорить в нее уже летящим
  (Если хочешь славы в настоящем,
  Не ходи вослед речам подобным -
  Нарекут нелюбящим и злобным,
  Как больного будут сторониться,
  В общем, сказка снова повторится)...
  Вот такие пироги, друзья ребята!
  Это жизнь, синим пламенем объята,
  Снова дарит нам, провинциалам римским,
  Тот сюжетец древний, гадаринский.
  
  *
  Мы шли по улице. Роскошный храм возник,
  Как призрак прошлого, очищенный и яркий...
  Золотокупольный и солнечный язык -
  Языческой душе приятные подарки.
  За ними уловить и гул колоколов -
  Взволнованная плоть встрепещет в наслажденьи...
  Так нежится сам дух, и чувственных оков
  Не чует на себе, как будто в усыпленьи...
  Мы подошли толпой. "Войдем", - сказал вожак,
  И все пошли, крестясь, ступенями собора.
  Открылась тяжко дверь, за нею полумрак,
  Который поглотил вошедших без разбора...
  А я остался вне. Не крестится рука.
  Я слишком дорожу тысячелетним жестом
  И не могу предать ушедшие века
  В притворстве легкомысленном и детском.
  Ведь я уже другой - и нет на мне креста.
  Другие времена - другое отношенье.
  Мной весть получена - и вижу я Христа
  Не в храме, не в толпе - висящим в отдаленьи...
  И там, где у других цепочка на груди,
  Я вижу, у Него кровавый пот струится...
  Я не гляжу назад, но говорю: "Гряди!
  Тебе, что был лишь сном, я буду очевидцем!"
  Распятие - вот Весть! Навек Отцу укор.
  Он сил не удержал, что дух уничтожают.
  Подведена черта. Всей твари - приговор.
  Что сотворил Отец, то Сын перетворяет.
  Ведь дух подобен той космической волне,
  В которой все, что свет, живет, иное - тщетно.
  И потому я не крещусь - не крест на мне,
  Я - на кресте, что глазу незаметно.
  
  *
  
   Поэты Россию выносят
   Вперед стихами!
   В. Монахов
  
  Россия выносит поэтов вперед ногами
  Россия пожалуй вообще не выносит поэтов
  (поэт ведь известный бездельник и провокатор)
  и прав был Платон из республики их изгоняя
  за то что заврались и наглости учат природу
  ату их! поэтам ни хлеба ни зрелищ ни женщин
  вперед их ногами!
  
  КОЛОКОЛ ПОТЕРЯЛ ЯЗЫК
  Колокол, подаренный В. Путиным храму Серафимв Саровского, потерял язык.
   Subscribe.Ru
  Колокол потерял язык,
  Кибитка потерял колесо,
  Ржавожелезный зык
  Преображает лицо
  Рассеянного обывателя.
  Он уже подумывает: "Убивать али?.."
  Еще осколки дружбы народов
  Радуют подрастающих нимвродов,
  Шествуют толпы уродов
  В американских трусах по колено.
  Уже не танцует полено
  В руках папы Карло.
  Дурак, восхищаясь, глядит на Тибет,
  Ищет знаки, питающие его бред
  О вылуплении из космического разума,
  Шьет фуфайку младенческого маразма -
  Вечной мечты о возвращеньи в утробу,
  Уподобления матки гробу,
  О превращеньи навек в амёбу.
  Это они называют бессмертьем -
  Тыкаться рыбкой в стекло аквариума,
  Пьяные акварели ума
  Размазывать на асфальте,
  Или тискать Лолиту в Фиальте,
  Нюхать ее кундалини,
  Массировать чакры,
  Обалдевая от ейных лилий и линий
  В ожиданьи подагры.
  *
  Пока есть смерть, свобода невозможна.
  Мы развлекаемся, но в глубине души
  Растет вулкан безумья растревоженный,
  Воронка ужаса, где средства хороши
  Любые, чтоб изгнать обидное проклятье,
  Позорное клеймо рабов у естества,
  Любой ценой, порой ценой самораспятья...
  На этой глубине и ближний - лишь листва
  Осенняя, спокон готовая к зиме...
  Нас душит обруч сохнущего круга,
  Ссыханье времени, земное резюме,
  И мы бросаемся губить друг друга.
  
  
  *
  
   А, Канавщикову
  Это банально, но факт: жизнь - трупы и кровь.
  А Иоанново Откровение - только зрение.
  Если ты посвятил себя любви, готовь
  Блюдо Жертвоприношения
  Из своего бытия - яство делай для них,
  Для рукоплещущих толп, пляшущих праздник плоти!..
  Факел выше держи, чтобы огонь не сник,
  Чтобы и Бог не мрачнел в вечной своей работе,
  Глядя на Землю, где всех цветов хоровод,
  Как мошкара на закат, валит на игрища янки,
  Чтобы весь шар земной съесть как созревший плод,
  Как и Орфея тогда съели живьем вакханки...
  Так что, готовься, знай - Иродиада ждет,
  Вечером будет пир, надо людей потешить!
  Мысли свои умой, дней завершая счет -
  Небу еще нужна крови твоей депеша.
  
  
  *
  
   Р. Мамонтову
  Таинственно, легко, неуловимо,
  Субстанции воздушнейшей сродни,
  Твои стихи летят сознанья мимо,
  Как облаком увиденные дни.
  Так проплывают акварели духа,
  На миг пересекая луч ума;
  Так песнь потусторонняя, до слуха
  Едва коснувшись, умолкает; тьма
  И улица так пыль дождинок ловят,
  Их всасывает ночь, чтобы испить
  Земной нектар, родимый нашей крови;
  Так сумрак и туман сплетают нить
  На миг своей неприхотливой связи;
  Так божий дух гуляет по траве,
  Течет ручей, и мотыльки в экстазе
  Прощальный танец празднуют; в трубе
  Так, отвязавшись, звук плутает ломкий,
  Мстя музыканту за гармоний гнет...
  Так жизнь иная предо мной поет,
  Как та душа, которая потемки.
  *
  *
  Легко вообразить себя творцом,
  Кусочком света в стынущей округе,
  Когда она вселенной подо льдом
  Мерещится сквозь мельтешенье вьюги.
  Но по весне, когда уходит лед
  И сложность жизни ближе и виднее,
  То смерть в обнимку с нею предстает
  Неотвратимей, проще и страшнее.
  И тяжесть знанья, как свинец крыла,
  Грозит полету, с волей в бой вступая -
  Так залитая солнцем повела
  Тропа в горах, над скалами, по краю...
  И времени безжалостный контекст,
  Тебя вбирая безымянной строчкой,
  Как паводок влечет, и твой протест -
  Бессилье предложенья перед точкой...
  А жизнь уже набросана вчерне,
  Но груз тоски, усталости и страха
  Препятствует почувствовать вполне
  Наивное величье патриарха...
  Не жалуйся, на судьбы не греши -
  Ты на секунду задержал паденье
  До мертвой точки, гибели души,
  И этот миг был мигом сотворенья.
  И Бог - Он разве от тебя далек?
  Ведь Он дождался чистоты звучанья,
  С тех пор, как голос твой Его привлек
  Из бездны нестерпимого молчанья...
  Он первый чтец того, что в глубине
  Твоей души до звука дозревает -
  Она, как жизнь, написана вчерне -
  А Он на эти всходы проливает
  Последний свет, садовник и отец,
  К последней встрече, к выходу готовя,
  Когда спадет завеса наконец
  И возвестит иное голос крови,
  Когда поймешь, что жизнь - впереди,
  А то, что было, - только обработка...
  И ты прильнешь доверчиво к груди
  Вселенной, улыбающейся кротко...
  К ЧАСОВОЙ СТРЕЛКЕ
  Стрелка, погоди!
  Стрелка, не спеши!
  Что?то впереди
  В сумраке дрожит...
  Я взглянул в окно,
  Я увидел снег,
  Я живу давно,
  Я отвык от нег
  Первозданных чувств,
  Жара на щеках
  (Я теперь лечусь
  Строчками в стихах).
  Что бояться, друг,
  Запредельной тьмы?
  К финишу бреду
  Этой кутерьмы.
  Что терять в саду
  И среди ветвей?
  Мы уже в аду,
  Мы среди чертей.
  По?соседски прост
  Мой приятель?бес
  (Хоть и прячет хвост,
  Но без мыла влез).
  Стрелка, погоди,
  Ну куда спешишь?
  У меня в груди
  Думы хороши.
  Свет в моих очах,
  Хоть вокруг темно,
  Весело в речах
  Пенится вино
  Истины, и стих
  От земли летит!..
  Я хочу уйти.
  Некуда идти.
  В мировой тоске
  Одинокий Бог
  Мир на волоске
  До сих пор сберег.
  Пусть и космос нем,
  Бог и я - одно.
  Солнце светит всем,
  Но ему темно...
  
  НОВЫЙ ВЕК
  Утро, и воздух от свежести пьян,
  Лес утонул в ароматах.
  Сто жизнерадостных обезьян.
  Наперевес автоматы.
  Мышцы играют и зубы блестят,
  Мысли, как галька речная.
  Силы добра проиграли ребят,
  Их оппонент прибирает.
  Жизнь кинолентой стремительной мчит,
  Рвутся снаряды и кадры,
  Дух контролирует маленький чип,
  Вестник новейшего ада.
  Птички, и солнце, а завтра гульба,
  Недруга встретят по полной.
  Заколосятся по раю хлеба,
  А на земле будет солоно.
  
  
  
  ÏПРИЯТЕЛЮ-ЭМИГРАНТУ
  Отмытарили.
  Спешка ли, лень ли дней,
  Там ли, здесь ли...
  Итог, как ни тужься -
  На Таймыре ли,
  На Лонг?Айленде ль,
  Все равно
  Просыпаешься в ужасе.
  Потому что пустяк
  И медведь, и налог,
  И бессильна
  Нью?йоркская пицца.
  Гонит лодку Харона
  Безжалостный рок
  И, увы,
  К лотофагам не смыться.
  
  СЕТЕНОВОСТИ ИЗ ЦЕНТРА
   ГАЛАКТИКИ
  Черная дыра проглотила кусок звезды
  Subscribe.ru
  
  Черная дыра в припадке бандитской тактики
  Оторвала от звезды кусок
  И сожрала, ублажая рок,
  То есть, возможно, защищая честь,
  Осуществляя кровную месть
  И так далее.
  Это не фантастические детали,
  Не сочиняю, не вру,
  Это Subscribe.ru.
  
  
  В каждой точке - чего там планеты?
  Вселенной! -
  Ежеминутно какая?нибудь вендетта
  Сладострастно режет беззащитное нежное брюхо
  Или аппарат речевой от уха до уха!
  Отрубает палец, пенис, мошонку,
  Язык, а кто?то - глубже: дымящуюся печенку,
  Сердце (В голову лезут ацтеки,
  Хотя Ифигению, в общем?то... те же греки...
  Как не прибавить невольно о греках - даже!
  Месть родовая Страху - богам продажа,
  Хитрый обмен свирепых психологов в рясах.
  Тоже разборки. В древнейших культурных расах.)...
  
  Видите, что происходит в нашем Космическом Доме,
  Кой еще предстоит убрать и сделать жилым?
  Сколько ни пялься в небо, ища тарелки, но - кроме
  Нас - некому больше мир перетворить незлым.
  Некому, истинно зрю: на иномиры надежда убога.
  Разве что дядюшка?сон сводит за ручку в астрал.
  Скажете - Богу? Но если бы не было Бога,
  Я разговора бы даже не начинал.
  
  II
  
  Новости!
  Сетеновости!
  Из горячей точки! О теракте
  В центре Галактики!
  (Эмчеэсовец духа, оком орлиным целься!)
  Миллионы градусов Цельсия
  И никакой пощады
  К звезде с откушенным боком!..
  Ничего, обещаю,
  Мы дойдем и до внешнего ада
  С нашим
  Распятым
  Богом!
  
  *
  
  Я влюбился в это утро,
  Где березы спят во сне,
  Облаками мир укутан
  В небывалой тишине.
  На листках и на сережках
  Удивленье и покой,
  Будто это понарошку,
  А не спящий город мой.
  Издалека посвист робкий
  Просыпающихся птиц.
  Прочертился иероглиф
  В небе ласточкою блиц.
  Тучи синью грозовою
  Окоем на землю льют.
  Плавит зелень с синевою
  Влагой вспоенный июль.
  Очень ранний, тихий, милый
  Мир, свернувшийся клубком,
  Восстанавливает силы,
  Словно зверь перед прыжком.
  ВЗГЛЯД НА ТЕБЯ
  
  Мое время дышит в затылок и точит косу,
  Моя льдина уже изрядно подтаяла...
  Даже взгляд на тебя как презренье пространства несу:
  Не для меня твоя тайна!
  Даже взгляд, даже миг - обличенье уже в воровстве,
  В нарушеньи закона, попрании равновесья,
  Будто дух осужден на мытарство в постылом вдовстве,
  На прижизненный срам торжествующего бестелесья.
  Бросить взгляд на тебя - это заново ворох поднять
  Всей тягучки земной, это грозные пеплы встревожить,
  Это снова пытаться пространство как женщину взять
  И безумие жизни на смерти безумье умножить.
  Взгляд Адама на Еву, когда остаешься вдвоем,
  Глушит внешние звуки, лишь крови биение слышишь.
  Я с тобою уже любодействую в сердце своем,
  Огорчая Того, лик которого неба превыше!
  Что ж, вина отягчается в пору цветущих седин,
  Когда ты совершенным плодом повисаешь на древе
  И садовник тебя, как литой золотой апельсин,
  Собирается снять и упрятать в космическом чреве.
  Но ведь я не могу сам себя заколачивать в гроб,
  Êîíñòàíòèí Èâàíîâ
  24
  Пока жив, не могу измерения свертывать в точку,
  Уходить в никуда, добровольно лелея озноб,
  И отбросить себя от себя, как пустую в огонь оболочку.
  Невозможно смириться с уходом из мира вещей,
  Невозможно с любовью себя приноравливать к гробу,
  Примеряя любимую землю как ложе костей -
  Тяжелее других, вероятно, клаустрофобу...
  Потому не хочу сам себя измерять на весах,
  Я не умер еще, краткий миг этой жизни порукой,
  Что земная любовь - до конца, как тепло на губах,
  Как прощение грешному миру, что смертью поруган.
  Пусть же девичье тело, звенящее флейтой Сафо,
  Среди пены поющей, рождающей рай Афродиты,
  Вострепещет соблазном, чарующим душу легко,
  Подымающим силы для нового круга корриды
  Ароматами трав, оплетающих бедра кифар,
  Перепевом цикад, голубым перехлестом Дагона,
  Золотыми лучами, несущими солнечный дар,
  Этим жаром творимых миров, что таит твое лоно!
  Да, конечно, ты - только для страждущих губ инструмент,
  И для пальцев волхвующих - сладкая власть осязанья,
  Для души погибающей - дивной отсрочки момент,
  Той заминки блаженства, что тьму веселит ликованьем...
  Я смеюсь, я и плачу, стыжусь откровенья седин,
  Незаконного пламени жажды резвиться подростком
  И бежать козлоногим сатиром вдоль жарких долин
  Вслед за стайкою нимф, пожирая любую подробность...
  Нет, пожалуй, уже не стыжусь, ведь земля коротка,
  И, прощаясь с детьми, колыбель разве стоном не стонет?
  Эта плоть, погибая, зачем она детски кротка?
  Почему, разрываясь с душой, воплем нервы вселенной не тронет?..
  Бросить взгляд на тебя - значит вновь против смерти восстать,
  В этих лонных ложбинах, как в лунных лучах, затеряться,
  И в таинственной пропасти лилию снова сорвать
  И поплыть по волне, через ночь, и забвенью отдаться...
  Это странно, но взгляд на тебя - взмах из бездны рукой,
  Чтоб тебя как зеленую ветвь ухватить через пропасть
  В безнадежной попытке не стать, как и всё, пустотой...
  Но и ты, и прекрасная ты - лишь приманка жестокого рока...
  Бросить взгляд на тебя - укоризною к Богу пылать,
  Всё нелепо, пока уносимо безбожным теченьем.
  Я, алхимик, свободен вполне, чтобы чашу греха испытать,
  Чтобы слово мое, виноград, налилось полновесным значеньем...
  
  Г-Х АНДЕРСЕНУ - В НЕБЕСА
  Я был гадкий утенок,
  Винящий себя за гадкость.
  Моя лебединая стая все не летела,
  И жизнь представала
  Обидной и горькой загадкой,
  Утиное стадо враждебно вослед глядело.
  
  Но зренье мое
  С годами острее стало,
  И слух утончился, и вот, вопреки сомненью,
  Я видел и слышал:
  Родня моя пролетала,
  И каждая тень с моей совпадала тенью!..
  
  Еще я не взят
  Моей лебединой стаей,
  Ибо наземь она никогда никогда не садится,
  Но в небе памяти нашей
  Вечно летает...
  Скоро и я стану ее частицей.
  
  ИЗ ГОРОДА В СТЕПЬ
   А. Канавщикову
  
  I
  Это всё прошлого тени на быстрой воде,
  Как верно сказал ты о перелестнутой странице.
  Тьма опять надвигает. Но в новой Орде
  Не отличить кизяка от пиццы,
  Кольца в губе и пупке - от креста,
  Христа - от куста,
  Чума - от ЦУМа, от саранчи - туриста.
  Степь к океану стелется, так же, как он, пуста,
  Ветер венчает их нищим разбойным свистом!..
  
  II
  
  Над евразийской равниной - изжелта черные тучи,
  Те же, что при Батые или при Невском...
  Жизнь с тех пор стала заметно легче и лучше,
  То есть комфортней, с известным удобством и блеском,
  Словом, теперь она в основном городская.
  Город - это такая мастерская
  По перегонке времени жизни в миг блаженства,
  Что человек, в ней трудясь, младенчески забывает
  О мировом несовершенстве,
  Что кипит клубится сразу за городской чертой
  Или - если в душе - сразу за ощущением города,
  Там, где твои глаза засоряют молчание и покой,
  Где пустота и ненужность - в изнанке любого рода...
  
  
  III
  
  тепь, как при Игоре, жадно глотает воев,
  И Ярославна колотится где то, воет,
  Но ее никому не слыхать, эфир перегружен,
  Звуки друг друга по вавилонски глушат...
  Коммуникации выросли в эту тысячу лет,
  Потусторонний мир переселяется в интернет.
  Дуализм побежден - закройте, философы, книжки!
  Бог, как и мы, из глины, и мы - его фишки.
  А что же тогда любовь? - Да та же мокрая глина,
  Из коей лепится любая скотина.
  А когда засыхает, тогда - проблемы,
  И мы начинаем вопить: "Кто мы? Где мы?"
  Не надо заглядывать в геополитик талмуды,
  Следить за дебатами или теракты считать, -
  Достаточно выйти в час пик в городские запруды,
  Чтоб пацифистов подальше послать.
  Чтобы учуять смрад грядущей всеобщей драки,
  Энной Войны Мировой, глобальной гражданской резни
  Достаточно лишь зайти в любой супермаркет,
  Глоток захлебнуть многоногой людской возни.
  IV
  С юга, из Тартара, крепнет косматый рёв,
  Злоба хтонических чудищ опять возрастает,
  И перед Троей уже не выкопать ров,
  Гнев тектонических плит нас убийцами быть заставит
  Или мишенями, это уже все равно,
  Ибо как с собственной тенью с врагом ты связан.
  Здесь не бывает победы, лишь вечное крутят кино
  Пессимизм диалектики, путь дракона, спор дуба с вязом.
  А вековых стихий неустранимый гнёт
  Дикое поле колышет, как и во время оно.
  Вновь половецкая гарь русских юношей ждет,
  Чтобы они прикрыли братьев своих тевтонов.
  В спину балтийский меч, в грудь из степи стрела -
  Вот оно, наше пред Богом бодрое самостоянье!
  На перекрестке миров вахту судьба дала -
  Стой, россиянин, здесь и не стыдись призванья!
  Веруй, что Промысл есть - в степь слабака не шлют,
  Снова рубить острог, делать засеки надо.
  Хаос азийский вновь не укротить кремлю,
  Если в душе твоей не воспоет отрада!
  
  Страшно жить на этом свете
  Н. Олейников
  
  Воет ветер в интернете
  Пауки сидят в сетях
  На обкуренной планете
  Хомо сапиенс зачах
  Кто то тонет в Кастанеде
  Кто то каббалой пропах
  Кто в медведя кто в волчицу
  В карпа курицу горчицу
  Превратился и пропал
  Рэп эстраде накропал
  Этот чум построил в сити
  Тот мочой кропит граффити
  Третий мандалу песком
  На песке пискует ом
  Между печкой и буфетом
  Пробирается к Тибету
  Заявляет свой талант
  Говорит что он атлант
  Третьим глазом шевелит
  Чудо юдо рыба кит
  Открывает свой шалман
  Шоу бармен и шаман
  Всеми чакрами ревет
  Кундалини поддает
  Все пропахло и пропало
  Сикось накось как попало
  Выдувается огонь
  Косолапою ногой
  
  ЦВЕТАЕВОЙ
   Ю. Лихачевой
  
  Ах, как ты права, золотая Марина!
  Сквозь дали - какая печаль...
  И каждая встреча разлукой ранима,
  Как мартом - февраль.
  И горсточку звуков, как дождик упавший
  На спекшихся глинах души,
  Ловлю с изумленьем пред силою давшей,
  Шепчу: сокруши
  Ползущей Сахары всесилье немое
  И ужас привычный вокруг,
  Чтоб все же однажды сверкнуло иное
  В разомкнутый круг!
  
  ***
   Л. Нонкиной
  Твоя рука -
  Душа твоя -
  Их принесла издалека,
  Из глубины
  Твоей любви,
  Из тишины -
  Мимозу милую,
  Сестру полыни -
  Кусочек детства моего,
  И хризантем вихрастых звезды,
  Поющих солнечную ярь -
  Их терпкий поцелуй
  С горчинкой полевой
  В мое дыханье
  Я пью как продолжение свиданья...
  
  *
  Я не хочу, чтоб тело умирало -
  Довольно врать, что есть бессмертный дух!
  Бессмертный дух - лишь повод и начало,
  Чтоб выбрать путь надежнее из двух,
  Всего мечта лишь, чтоб иметь движенье,
  Согласное с дыханием твоим.
  Ты обручен с вершиною творенья
  И потому ты обречен над ним
  Склоняться долу вечною виною,
  Как долг ее с Создателем деля
  И в пустоте безвыходной собою
  Тот мост на мироздании стеля,
  Что арматурой схватывает время,
  Как первомост по чертежу Христа...
  Но то, что ниже, никогда не дремлет,
  И месть его по прежнему проста...
  Приговоренный дух достоин плача
  Как непризнанья правды палача,
  Как памяти о выспренней удаче
  И как разрыва сумрачных начал!..
  
  *
  
   Р. Дериглазовой
  
  
  
  Я хочу посвятить тебе стихи,
  Понимая, что жизнь - совсем не хит,
  А вздымающаяся стихия.
  К ней походкою легкой сестринской льнешь
  И с собою - как ветер - меня влечешь
  За мосты голубые...
  Мы с тобою сольемся как птичья кровь,
  Облетая хищников вновь и вновь,
  Устремляясь в жерло мимо клюва,
  И докажем, что дар наш - не дар Орла,
  А пронзающая его стрела,
  Боль вселенского стеклодува.
  Не затем мы взлетаем, творя огни,
  Чтобы пылью железной любить магнит,
  Прилипая к нему навеки.
  Мы - царапины неба, мы - те стрижи,
  Что - зигзаг на зигзаг - богов чертежи
  Перечеркивают в человеке!
  
  ЛЮБУЯСЬ СОБАЧКАМИ
  
  Февральский денек голубой.
  За сучкою романтичной
  Бегут кобельки гурьбой
  С веселою целью личной.
  Регламент - почти в строю.
  Собачья свадьба гуляет!
  Собачки живут в раю,
  Собачки стыда не мают.
  От древа добра и зла
  Собачки совсем не ели.
  Невинны у них дела,
  Греха у них нет в постели.
  
  Забота одна на всех.
  И Чапа подругу бросит,
  Пристав к веренице тех,
  Что сучка в Эдем возносит.
  Им надо продолжить род,
  А это весьма серьезно,
  И пёсик как в бой идет
  И выглядит очень грозно.
  И кто загрызёт кого
  Нечаянно в свалке общей, -
  Природа простит его,
  И кровь к небесам не взропщет.
  
  С богами земли в ладах,
  Они равнодушны к небу.
  Собачек не гложет страх,
  Что катятся дни к Эребу.
  Их счастье - сейчас и здесь,
  В них время стрелой не целит.
  Им лотос не надо есть
  И к высшей стремиться цели.
  Собачкам доступно то,
  Что снится нам как награда.
  Сознание им на что?
  Бессмертия им не надо.
  
  ГОРОД В МАРТЕ
  
  Прилетают снежинки в прокуренный город распяться.
  Свежесть космоса падает вниз, на кресты тротуаров,
  На распятья дорог, - прикоснуться лишь к ним и расстаться -
  На голгофы из крыш и над Обью прокинутых арок.
  Город в марте притих, весь по горло снегами укутан,
  Опушенные ветви деревьев справляют наряды,
  Звуки глохнут в сугробах, и шелест машинный уютен,
  Говорок у плотины - судачат о чем то наяды.
  Это ж надо, в Сибирь, по артериям льдистым приплыли!
  То то радость у наших русалок - родня посетила!
  Лишь надменные мы, человеки, своих позабыли,
  И скрутила нас всех вавилонская гордая сила.
  Город горд, но не сыт, город силится в бешеном темпе
  Время жизни догнать, и перо ухватить у Жар птицы,
  И заполнить собой - как вода водоем - эти степи,
  Гулом, ритмом тяжелым и жаждой скорее забыться.
  Город сходит с ума, одинокий и жадный подросток,
  Порожденный нуждою равнин и отца потерявший,
  Огорченный до злобы, что жить оказалось непросто,
  Что закатною хмарью любой из восходов окрашен...
  Но и все ж этот край, этот угол холодный Пангеи,
  Прозревая как дар, как возможную мысль и память,
  Город хочет любить и, любовью своею взрослея,
  Начинает ходить не чужими, своими ногами...
  Город в марте притих, как речная ледовая лента,
  Только ухо вострит в евразийские мерзлые дали
  Этот сторож степей в перекрестьи путей континента,
  Пыль смешавших с монгольских подков и Гермеса сандалий.
  
  РИМСКИЕ НАБРОСКИ
  
  I
  
  Иисус из Назарета в Риме не был.
  Его столицей сразу стало небо.
  Но умирать пришел в Иерусалим.
  Невестилась провинции столица
  И вынуждала катов торопиться,
  Чтоб не заволновался гордый Рим.
  
  Стучали топоры, толпа густела
  И предвкушала праздничное дело,
  Как предки их у жертвенных костров...
  Краснели гвозди и глумилось хамство.
  Внимало разреженное пространство
  Прикосновенью к миру новых слов...
  
  А в славном Риме время загустело,
  Над духом восторжествовало тело,
  От плотской жизни некуда бежать.
  И, ублажая царственные силы,
  Свободный разум отворяет жилы,
  И время начинает умирать.
  
  II
   Ювенал, Лукиан
  
  Все умерло. Умолкли голоса.
  Лишь два сатирика прощаются с богами.
  Античности облупленный фасад
  Еще солдатскими крепится сапогами.
  Еще на пляже моется Пилат,
  О воспитанье думают матроны,
  Горит германским пламенем закат,
  Потомок Цезаря еще разводит сад,
  Еще смакует стиль "Сатирикона"...
  
  *
  Мы лжем, что Бог - любовь, нам так удобно,
  Чтобы принизить самого Христа,
  Чтоб приручить его и сделать теплым,
  Ручным, домашним, чтобы он мурлыкал
  Среди игрушек, кошек и собачек,
  Подушками играя на диване,
  Поглядывая сонно в телевизор,
  Где репортаж ведут миссионеры
  Из турпоездки в парк мультирелигий.
  
  *
  Из мглы антихристовой голос подаю,
  Из бездны дьявольской, где правит смерть вторая,
  Ничто не слышно здесь, но я во тьме пою
  Грядущему, где свет над нами просияет,
  А здесь, так страшно здесь, и я уж на краю,
  Еще немного, и свеча моя угаснет,
  Ничто не слышно здесь, я в сумраке стою,
  И чудится, что нет занятия напрасней,
  Чем вслушиваться вдаль и всматриваться вверх,
  И видеть в глубине безумную надежду,
  И помнить, что, пока зовешься человек,
  И Бог тебя зовет...
  
  ВДОГОН ДЕРЖАВИНУ
  
  Еще я червь, еще я Бог,
  Покуда мировой сапог
  Не опустился на чело,
  Покуда мышцы не свело
  Последним холодом навек,
  Пока смотрю еще я вверх
  И чую черную версту,
  Что остановит сердца стук,
  Я, мыслящий кишечник, я,
  Тростник поющий бытия,
  Приют для изгнанных богов,
  Арена мечущихся слов,
  Клоака болей и утрат -
  Я даже им сегодня рад
  Как возвещающим: живу!
  *
  Не правда ли, поэт, так музыки охота,
  И ты уже готов не рассуждая жить,
  Когда с бегущих лет слетает позолота
  И нет душе нужды иллюзии родить?
  Слепохолодной тьмы привычные угрозы
  Наскучили уму и не пугают чувств,
  Ты просто хочешь быть, и пусть трещат морозы,
  А ты идешь к себе, под свой горящий куст,
  Где льет родимый свет и оживляет душу,
  Где нет прошедших лет и снова отрок ты,
  Как будто бег времен нисколько не порушил
  Тех первых встреч с огнем сверкнувшей остроты...
  
  ПЕСНЬ ГОРЯЩЕГО ВРЕМЕНИ
  
  Время горит
  Как Гераклит,
  Некуда оглянуться...
  Взор ли назад -
  Пеплы стоят,
  Спичками черными гнутся...
  А впереди -
  Ветер, поддув,
  Чтобы сильней горело...
  Жар обдает -
  Жестче лицо,
  Суше и легче тело.
  Сажа и дым,
  Видеть невмочь,
  Солнечный призрак ярок!
  Лестница вверх -
  Лампа и ночь -
  Выходом из пожара...
  Где то в толпе
  Ходит Сократ,
  Римлянин Бродский бродит...
  Бродят они,
  Бредят они,
  Смерть побороли вроде...
  Слов вавилон.
  Римских дорог
  Змеи текут - метафор.
  Явь или сон?
  Падает бог
  С черных сожженных амфор.
  Время горит,
  Время плывет
  Древней кровавой плазмой.
  Камнем влеком
  В магме веков
  Нерастворимый разум.
  
  ПЕСНЬ СВЕТЛЕЮЩЕЙ ПЕЩЕРЫ
  
  Жизни снаружи нет.
  То есть, привычный бред
  Есть, а не путь комет.
  Внутрь себя иду,
  В крепость привычных дум,
  Может, чего найду.
  Может, развею сон.
  Может, как Робинзон,
  Потусторонний звон
  В дело рук заключу,
  И от тоски не вскричу,
  Но ковчег сколочу.
  В мире идей и строк
  Жизни не вышел срок.
  Не выпадай, перо!
  Я по краю земли
  Вверх стремлю корабли.
  Желтый туман сулит
  Время, если усну,
  Чтобы пошел ко дну,
  Чтобы влюбился в нуль.
  Близко ли желть, вдали ль -
  Как Сальвадор Дали -
  Желтые сны легли...
  В ад, Гильгамеш, плыви!
  Лик свой, Нарцисс, лови!
  Бредит трава в любви.
  Выкосит Бог траву.
  Жги, Герострат, листву!
  Нюх - дымок - Вельзевул.
  Вой, пещера времен!
  Факел уже зажжен.
  Я разгоняю сон.
  Кровью петроглиф жив.
  Каменные ножи
  Лижут рубин из жил.
  
  
  БЛАВАТСКАЯ
  
  Этот студень стеклянных оплывших глаз -
  Сатанинская воля глядит на нас,
  Жажда жизни в слепом исполненьи,
  Злобной матери, кинувшей нас за борт,
  Извержение алчбы - сам дьявол горд! -
  Черной ямы души испаренья...
  Мы доверчивы, слабы - Антихрист рад,
  Говорит, вот сошью дурачкам наряд,
  То ли дело, попляшут, черти!
  Снова будут козла целовать под хвост,
  По плечу да по Сеньке им малый рост -
  Наловлю мелюзги для Смерти!
  Уж потешу старуху, презент со мной,
  Пусть стараются светлые, правят бой -
  Надорвутся в эоне этом!
  Ух, как наши под рясами нынче прут!
  Как на дисках компактных кругом орут!
  Как растаскивают планету!
  Хоррошо! Мы еще поживем, Балу,
  Мы попляшем на нашем лихом балу
  Без уроков их муз и граций!
  Мы научим их воздух губой ловить,
  И гниющее мясо свое любить,
  И от похоти содрогаться.
  Мы откроем им путь в стихий клубок,
  Будет радостный ужас у них глубок,
  Черной мессою космос грянет!..
  И насытится трупами мать земля,
  Напитаются кровью ее поля,
  И гармонии век настанет.
  Элементы сольются, как до него,
  И не будет просвета из ничего,
  Ни лазейки для подлой искры!
  Мы любимцам лотоса поднесем,
  А потом их икрой в океан метнем,
  В пустоту, где роятся игры.
  Наиграемся вдоволь и сами мы,
  В сладострастье вещей превращеньем тьмы
  Протекая в расплаве сладком,
  Проливаясь из ангелов в матерей
  И смакуя утробу их тем сильней,
  Чем сыновней глядим на матку.
  Êîíñòàíòèí Èâàíîâ
  36
  Обручая соитие и разрыв
  С переливами крови в один мотив,
  Мы исполним закон нетленный -
  Все рожденное тут же бросать в поток,
  Насыщая ревущий от страсти Рок,
  Разрывающий плоть Вселенной!..
  ÌÀÒÅÐÈ ÏÎÝÒÀ
  Èðèíå Ìåäâåäåâîé
  Он с жизнью не успел и встретиться -
  Столь краток был наземный миг.
  Он был Культуры дивным крестником,
  Великолепный Ученик!
  Ее спрессованные опыты
  Настроили его уста -
  Затем, чтоб нами были добыты
  Недостижимые места.
  Затем, чтоб из потусторонности
  Была пробита к миру брешь
  Укором нашей лживой скромности
  И всплеском выспренних надежд.
  И как не впасть тут в суеверие?
  Богов ли зависть, мглы ли месть,
  Но у пространства и у времени
  Всегда ловушки смерти есть.
  И кажется, природа сетует,
  Когда восходит человек,
  Как будто кто то нас преследует
  И не дает подняться вверх.
  *
  Как мне успеть в дробящемся миге
  Камню сподобить кроху труда?
  Время, пространство - смерти вериги,
  Но так не хочется их покидать!..
  Сладко же спящим в объятьях религий,
  Мирно плывущим в сонной ладье,
  Детской душою фантастики блики
  В темной дремоте ловя на воде...
  Но - не завидую, как и растенью,
  Или волне, расплескавшей лазурь,
  Плачу Ахиллом, загробною тенью, -
  Лучше в цепях, но в живую грозу!..
  
  *
  Я могу зажигаться от своего огня -
  Это значит, светильник уже налажен.
  Это значит, тьме не загнать меня
  В безысходный угол - в одну из скважин
  Все равно ускользну, погрузившись в свет,
  Что струится, кругом наш мир обтекая.
  Параллельная жизнь, без секунд и лет -
  Предваренье любви, преддверье рая.
  Я туда проскользну, как библейский змей.
  Может, кожу оставлю земле в добычу,
  Даже тело всё - пусть! Лишь души размер
  Как билет предъявлю и права величья...
  А пока давленье извне растет,
  Батисферы своей укрепляю стены.
  Холод чудищ глубинных ко мне влечет...
  И поют Одиссею со дна сирены.
  
  СТИХИ О СОЛНЕЧНОМ МАРТЕ
  
  Золотоголубый март,
  Белоснежная бумага,
  Лентотени, солноарт
  На щеках сугроба мага.
  Солнце, просинь, посолонь!
  Высоко лучи кидая,
  Марту радуется солнь
  Как напарница живая!
  
  Март стесняется чуть чуть,
  Неуверенный в погоде.
  Ясность может потонуть
  В позднеснежном хороводе.
  Я ему скажу простым
  Ободряющим словечком:
  Быть не можешь волком ты,
  Так не бойся быть овечкой.
  
  Ты не можешь быть сплошным -
  Если каплям ты не дружен,
  То не бойся быть смешным,
  Оказавшись среди лужи.
  Это радость, а не сон
  Чашу скуки разбивает.
  Видишь, мир не сотворен -
  Он твориться продолжает.
  
  Пей изящество берез
  Меж слепящей белизною
  И накидкой голубою
  На космический мороз!
  Скоро будет прогревать
  Тропки, и короче тени,
  Зашептались дерева
  О предчувствиях весенних.
  Скоро выглянет пырей
  На бугристом солнопеке,
  И разблещется ручей
  В охрусталенном потоке.
  
  Март смеется. Солнолёт!
  Синесолнечная роскошь!
  И душа не понарошке
  Как бессмертная живет.
  
  ПАМЯТИ АВГУСТА 2004
   Ю. Беликову
  
  
  Тихо сетует Сетунь,
  Омывая погост.
  Золотеющий серпень -
  Над потерями мост -
  Приютил на мгновенье,
  Приманил, приласкал,
  И в закатное пенье
  Перепелась тоска...
  
  Костерок догорает -
  Серебро и рубин -
  Огоньками из рая
  В мир берез и рябин...
  Погостили - и, будто
  На секунду светла,
  Остывая, минута
  Не сгорает до тла.
  
  И во мне как свеченье
  Из глубин бытия -
  Ивы в дымке вечерней,
  Сонный шёпот ручья.
  И на цыпочках мостик,
  Шаткий путь в никуда...
  Мы, конечно же, гости
  Перед выходом - в даль...
  
  ЖЕЛТЫЙ ПОТ
  (либрорепортаж)
   Ю. Головину
  
  уже в метро я почуял как
  пропал любимый мною запах
  подземки смесь шпалопропитки
  с металлом и прохладным
  вентиляционным ветром
  в ноздри ударил желтый
  пот я оказался затиснутым
  в летнюю разгоряченную
  пыльно бензинным солнцем
  толпу где даже локоть
  любого воздушного существа
  ангела в мини может оказаться
  смертельным тесно и густо
  я чувствую как ноздри начинают
  жить интенсивной почти
  независимой от меня жизнью
  разрушая центр лица
  судорогами напряжений
  передающихся постепенно
  всему телу которое утраивая
  скорость движений стремится
  вытащить меня из толпы
  так капля воды увлекаемая
  общим течением в створ
  ускоряет движение пытаясь
  оторваться от соседних капель
  и с молчаливым воем несется
  через сциллохарибдоворот
  как будто для нее нет ничего
  страшнее чем перспектива
  тормознуться до входа в жерло
  зацепившись за какой нибудь
  выступ притаившись в маленькой
  каменной гавани капля мчится
  гонимая нарастающей общей
  клаустрофобией вот метро
  выплескивает живой шевелящийся
  тысяченогий людской язык
  который тянется дальше на шоссе
  минуя закрытый во избежание
  ходынки узкий подземный переход
  я хочу сбежать и подымаюсь
  по облитой мочой горожан
  ступенчатой лапе Коммунального [3]
  дракона забыв что с другой
  стороны шоссе с хребта дракона
  не спуститься я в ловушке
  но тут то глядя с моста вниз
  и становлюсь на минуту
  невольным богачом охватившим
  взглядом сразу всю безумную
  панораму отсюда видно что
  язык из которого я вырвался
  превращается в ахматовское
  муравьиное шоссе змеящее
  извиваясь через автотрассу
  к реке откуда доносятся вопли
  какого то шоу и откуда навстречу
  первому потоку в сторону метро
  змеится встречный поток муравьев
  насладившихся зрелищем обе
  терпко пахнущие муравьиные
  струи преградили путь сотням
  недовольно гудящих и медленно
  напирающих на толпу авто главная
  артерия города в полупараличе
  из ходынских струй выпрыгивают
  отдельные смельчаки пытаясь
  перебраться напрямую через
  барьер разделяющий полосы
  трассы их обратно загоняют
  в человекопоток силовики
  угрожающе взмахивающие
  полуметровыми резиновыми
  фаллосами отдельные
  человекомолекулы отрываются
  от общего скопища броуновски
  кружатся вокруг попав как и я
  в ловушку собираются в хвосты
  гигантской двухвостки голова
  которой замерла в недрах
  уличного сортира запах выделений
  усиливается сливаясь с косыми
  лучами заходящего солнца которое
  подобно пьяному Гулливеру
  в ответ на подымающиеся вверх
  испарения пота и пива мочится
  на стотысячную волнующуюся
  вокруг шоу человекоикру
  О Гелиос пошли Геракла в этот
  вавилонский хлев сделай чисто
  не жди пока хтоническая сволочь
  сквозь толщу литосферы чующая
  запах крови проснется и потребует
  своего икринки набухают копят
  энергию они подавят друг друга
  если их не выпустить в мир не смыть
  в раздольный океан какая рыба
  выметала их Азия Сибирь мегаполис
  XXI век вечер канун Троицы
  
  ВЁСНЫ ДЕТСТВА
  
  Я помню тот запах в саду,
  Как я по малине иду,
  Дождя ослепительный ход,
  Чернеющий огород,
  Намокшие ветви дерев,
  И пашни пьянеющий зев...
  Апрельский сырой чернозем
  И первый стремительный гром!..
  Ходили по грядкам скворцы
  Как важные сотворцы
  Весны неотложных работ...
  Кипел воробьиный народ...
  Я помню тот запах травы
  И яблоневой листвы...
  Земля, над которой лечу,
  Земля, что ногою топчу,
  Священна, отцов черепа
  Молитвенно тронет стопа...
  
  НАУКОБОГ
  
  Колумб и Магеллан, пророки вод,
  Мир опоясав человечьей волей,
  Планету в экспериментальный цех
  Под объектив и лупу передали...
  И эра новой силы началась.
  Из недр природы зеркало возникло,
  Вернее, Глаз ее Самопознанья,
  В котором отражается она,
  Свою удваивая бесконечность
  И хаос в бесконечности дробя
  В калейдоскоп плодящихся деталей,
  Летящих сквозь Зрачок как Млечный путь.
  И кажется, замкнулась цель природы,
  И как Нарцисс над водами застыл,
  Êîíñòàíòèí Èâàíîâ
  42
  Ё
  Весь погруженный в чудо отраженья,
  Так и творенье будто завершилось
  Мистериею самосозерцанья,
  Даря возврат почти по Заратустре -
  Вращение Двойного Колеса...
  И мирозданья радужный ковер,
  Его узор, извив, кокетливый рисунок
  Приковывает магией своей
  И цепко держит нас в оцепененьи
  Который век... И видится теперь,
  Как вырос и восстал в своем зените
  Сильнейший из богов новоязычья -
  Наукобог. И вот на рубеже
  Тысячелетий в полной страшной славе
  Он заявил права на всеобъятность.
  И теневик творенья, Сатана,
  Пошел в лабораторию с восторгом,
  Лег на стекло, отдался окулярам -
  Валяй, ребята! Я - анализ ваш,
  Я весь текуч, таблица элементов -
  Стихия безраздельная моя,
  Мой мир, единый. А другого мира,
  Которым бредил выдумщик Платон
  И вслед за ним бездельников слепых
  Бессильная мечтательная свора,
  И вовсе нет! Все - бредни, дым, туман!..
  
  ВЗГЛЯД ИЗ ПОЕЗДА
  
  Не на балтийских берегах,
  Не на Бискайе, не на Бренте, -
  Живу у черта на рогах,
  На азиатском континенте.
  
  Здесь галактический Китай
  Угрюмо дышит нам в затылок,
  И три мифических кита
  Еще лежат в основе ссылок.
  
  Здесь замирает давний спор
  Евангелия и Корана
  И открывается простор
  От Шамбалы до Чингисхана.
  
  Здесь голос истины разлит
  Все в той же неохватной мере...
  И степь монгольская пылит
  Под самой русской из Америк.
  
  О ДУШЕ
  
  Порх! - и, крыльями маша,
  Кверху, из гниющих клеток,
  Вылетает... Хороша!..
  Да бессмертна ли душа?
  Что за бредни малолеток!
  За душою - ни гроша.
  Бело облачко парит -
  Пар, туман, безумье страха...
  Бородатый дед сидит -
  Трон на облаке горит,
  Стража в перьях, как навахо,
  То есть в крыльях вся, стоит,
  Всё иерархии, власти, -
  В аксельбантах, в орденах!
  В щёлку глянь - и то уж страсти,
  Генералы всё, не здрасьте,
  Не подъедешь на бобах!
  Вот такие вот мордасти...
  Так что косточкам в гробах
  Уж куда оно спокойней -
  Не беда, что ты пропах,
  Но лежишь себе достойно,
  С умной шуткой на губах...
  А душа - увы, в мытарства
  Отправляется опять...
  Коль экзамен в божье царство
  Не удастся толком сдать,
  То забреют наверняк -
  И ступай на сковородку,
  В лапы грубых чертеняк,
  Знающих лишь баб да водку,
  Да махорку натощак.
  
  *
  
  Включив экрана глупое лицо,
  Я тотчас с болью от него отпрянул -
  Там пляшут толпы юных мертвецов,
  Там мертвых поколений запах пряный!..
  Там грохот, визг, рычание и вой,
  Прыжки в дыму, оскалы рож и взрывы -
  Как будто сатанинскою рукой
  Выводится рисунок прихотливый.
  Бессмертный зверь сквозь детские тела
  Наружу лезет как работник ада...
  Так мне цивилизация дала
  Увидеть демонстрацию распада.
  
  CARNE LEVA
  
  Жизнь и смерть!
  Увы, жонглеры,
  Разве можно здесь шутить? -
  Смех, выкалывая взоры,
  Помогает есть и пить.
  
  И над площадью
  Базарной -
  Зубы, пасти, кадыки;
  Пляшут в удали угарной
  Загулявшие клыки!..
  
  Грянет ночь,
  Когда взовьются
  Проститутки на метле,
  И рога его взметнутся
  На сереющей скале!..
  
  Будет тьма
  Из клякс и сажи
  Целовать монарха плоть
  Кровь и семя перемажут
  Все, что тьме перемолоть.
  
  Дракой,
  Дракулой, драконом
  Передрочится земля
  И под черною иконой
  Оросит собой поля.
  
  И оскалится,
  Как ящер,
  Красноглазый Бафомет,
  Уминая в красный ящик
  Человеческий помет.
  
  Жизнь и смерть -
  Одно и то же,
  В этом, в этом ужас весь!
  Как решим с Тобою, Боже,
  Прохудившуюся Весть?
  
  Как,
  Движению навстречу,
  Мы откроем новый шлюз,
  Чтобы эту злую сечу
  Победил любви союз?..
  
  *
  
  Нынешней ночью ко мне приходил Иосиф,
  Тот, чья жизнь самому показалась длинной,
  Чьи стихи как долгая теплая осень -
  Грусть и комфорт, и вкусный пикник с руиной.
  Что он Гекубе? Зачем так мой дух проказлив?
  Все, что прошло сквозь него, как мираж тревожит.
  Мне ни к чему эта роскошь, ведь я не Хаксли,
  Чтобы на свалке искать волшебные рожи...
  
  Ни молодой, ни старый, лет чуть за сорок,
  Кепка и плащ, мастер высокой лиги
  Молча со мной говорил, раздвигая морок,
  Мы смотрели с ним на пыльные книги,
  На колоннады томов, на стеллажей пилоны,
  Словно два бога, поющих песок и ветер
  Или хоронящих некий виток эона
  И открывающих новую даль на свете...
  
  Римлянин новых времен, гармонии вкус
  Ты источал, несмотря на врожденный скепсис,
  Все же ты выбрал, минус сменяв на плюс,
  Этот сомнительный мир рейтингов и эпилепсий,
  Где даже с Богом спор знает регламент свой
  И неприличен крик в небо, что ты калека.
  Мир это ценит и платит сторичной мздой
  Тем, чья гордыня клюет зерна с ладоней века.
  
  
  Где ты теперь? Вот - сплетенный тобою мост,
  Кости ж твои тлеют в сказочно дивной Италии.
  Все червяки сожрали, и творящий божественный мозг,
  И странный осколок хаоса, презренные гениталии.
  Камень тебя ль хранит в беспамятстве ночи безлунной?
  Видит ли он, как, темному небу переча,
  Фосфор взлетает ввысь над черной лагуной
  Как продолженье твоей недосказанной речи?.
  
  *
  
  Чем ярче в сердце свет, тем тьма вокруг темней,
  Чем пламенней полет, тем бездна ощутимей.
  Чем выше ты взлетел средь разреженных дней,
  Тем маятник качнет назад неотвратимей
  
  Ты - проводник миров, ты мост и синева,
  Ты знаешь, что тобой наречено пространство,
  Но ты притянут вниз, и не спасут слова,
  Не выручат любовь и чудо постоянства.
  
  
  И ты приговорен, ты, истый жизнелюб,
  Свое желанье жить провозгласивший громко,
  Ведь это твой огонь сжигает жалкий сруб,
  Где мы заключены неведеньем в потемки...
  
  И ты бросаешь мир по прихоти своей,
  Он предал твой порыв, он высосал твой воздух...
  Летящий до конца своих летящих дней,
  Ты падаешь звездой на гибельные воды...
  
  ВИКИНГ
  
   "Сяду распивать пиво с богами
   Жизнь моя прошла, умираю, смеясь.."
  
   Из саги
  
  Хорошо прожил бродяга!
  Был ребенком на земле -
  Меч да стрелы, передряга,
  Куролесица во мгле...
  Фехтовал, с богами споря
  В пляске тела и души.
  Пробегал ладьею море,
  Весело врага крошил.
  Брал законную добычу
  Как разбойник и орёл,
  И, звериное обличье
  Принимая, в битву шел.
  На досуге благодарно
  Посвящал богам напев
  И в запой нырял угарно,
  Обнимая пленных дев.
  Вся земля лежала дивом
  Перед детскою душой,
  Рек лесистые извивы
  Со стеклянною волной,
  Гор и скал бока седые,
  Облаков неслышный лёт,
  Струи солнца золотые
  С бесконечностью щедрот.
  Днем в лазури, а ночами
  В серебре и меди лун
  Он сердечными очами
  Прозревал глаголы рун.
  Мир, божественно прекрасен,
  Нес героя на руках,
  И мечта о смертном часе
  Не впускала в сердце страх.
  Постарев и обессилев
  Или падая в бою,
  Призывал к себе валькирий,
  Облюбовывал ладью.
  И друзья пускали стрелы,
  Зажигая фейерверк,
  Чтобы огненное тело
  В вихре искр взлетело вверх,
  Где под сводами Вальгаллы
  Он, смеясь, прольет бокал,
  Чтоб вино, искрясь, питало
  Над землею облака.
  
  ВРЕМЯ-ВОЛК
  I
  
  Времени волк бежит,
  Гонит овец стада.
  Тот, кто живой, дрожит,
  Чует ожог стыда.
  
  Время сквозь нас бежит
  И похищает вдруг
  Нежную клетку жизнь,
  Тайны ее игру.
  
  Время бежит сквозь мозг
  И разрывает вмиг
  Мысли теченье - мост
  Между мирами. Дик
  
  Стрелки секундной бег,
  Как гильотины нож.
  В ужасе древний грек,
  Хоть и к Аиду вхож.
  
  Но самурайский меч
  Волчьему бегу рад:
  Смерть - это место встреч,
  Жизнь - это схваток ряд.
  
  Викинг идет, смеясь,
  Пиво с богами пить.
  Смерть для него лишь связь,
  Жизнь для него лишь нить.
  
  Время-пастух бежит,
  Волчья по спинам плеть.
  Стадо скопило жизнь,
  Стадо готово в смерть.
  
  II
  
  Времени слышу вой,
  Вышел с небес стрелок,
  Это пастух иной,
  Что поражает рок.
  
  Слышу его шаги,
  Чую его стрелу,
  Вижу: небесный гид
  Отодвигает мглу.
  
  И обнажает свет
  Истину вскрытых жил:
  Рыцарям черным - смерть,
  Ангелам светлым - жизнь.
  
  III
  
  Волк проглотил звезду,
  В дрожи овец стада,
  Это летит сквозь дух
  Черных времен звезда.
  
  Это бежит в душе
  Время - ее добить.
  Сердце - его мишень.
  В сердце - желанье жить.
  
  IV
  
  Волка убьет стрелок,
  Шкуру прожжет огнем.
  Ляжет у наших ног
  Смирной собакой рок.
  Ночь обернется днем.
  
  *
  Не путайте соборность и собор.
  Соборность - в нас, во мне, в тебе и в третьем.
  Собор, напротив, ждет нас как топор,
  Чтоб уложить в поленницу столетий.
  
  *
  
  Жестоковыйный век - не оправданье зла
  И рабства у него; свободные дела
  Взбухают и во тьме, как в почве семена;
  Пускай во времени всесилен сатана,
  Пускай цветут оранжереи лжи, -
  Ты свой огонь торжественно держи,
  Неси его, неси, покуда на ногах,
  Ведь ты лишь вестник вех на временн ых путях,
  Ты должен отслужить земной урочный час
  И стать мостом любви, что с Вышним крепит нас;
  Он - в глубине небес, в строительных лесах,
  Куда дерзает дух, отбросив детский страх!..
  Творящий небо, будь всегда со мной,
  Води моей слабеющей рукой.
  
  *
  Поющие лучи исчезнувших объемов,
  Скользящие сквозь миг без времени и сна,
  При страстных скоростях, с фотонами знакомых, -
  Не это ли она, та вечная весна?
  
  Та вечная весна, где станем мы богами,
  Где льется чистый свет, и мир в тебя влюблен,
  Где космос освещен рождественски огнями
  И, как земной Эдем, любовью окаймлен...
  
  Там мчит твоя душа параболой Вселенной,
  Готовая упасть во чрево внешней мглы
  Лекарством красоты и мысли растворенной,
  Чтоб раздвигать пространств воскресшие углы...
  
  *
  Видел ли ты, как играет сытая кошка
  С мышью, оплошно попавшей ей на дороге?
  Лапой прижмет, зубами прихватит немножко,
  Даст, напугав, отдышаться, попробовать ноги
  В чаемом беге, прыжком моментальным накроет
  Пробу свободы и жизни и снова придушит...
  
  Так и судьба, смотришь, вечно планы расстроит,
  Реку, однажды взбурлившую, сузит, осушит...
  Сытая, сволочь, а всё б ей играть да резвиться,
  Перебирая ребра души, регистры, струны,
  Так, чтобы ужас позволил душе излиться,
  Чтоб прежде крови вытечь успели руны.
  
  К ВОРОБЬЯМ
  
  Чирик, воришки полей России!
  О чем пищите под братский ветер?..
  Здесь мало солнца и зимы злые
  В стране, печальней других на свете.
  Нет белых пятен давно на карте,
  Всё разобрали, мы взяли много,
  Да не туда мы пошли на старте,
  Спиною к солнцу была дорога...
  
  Теперь чего уж? Живем как можем.
  Не наслажденье, а долг тревожный
  Землей суровой в наш разум вложен,
  Как меч рукою заправлен в ножны.
  Пред нами поле, и мы в ответе.
  Хозяин спросит - когда, не знаем.
  Мы держим стражу, поем о лете,
  Но воздух зимний пока вдыхаем.
  
  А вам судьбою простор дарован
  На разных нивах искать удачи,
  Всегда по ветру, на поиск крова,
  Ища посадку теплей, богаче.
  Вам нынче проще, обещан роздых
  Прогнозом мягким, жиды не совы -
  Всегда готовы подняться в воздух
  И суетливо искать поклёва.
  
  Весна хромает, и жизнь по кругу
  То жжет морозцем, то хилый дождик
  Сыпнет коварно, то снова вьюга
  Совсем февральски натянет вожжи.
  Опять набухли снегами тучи,
  И застревает мечта во взоре...
  Лишь ваша стайка в навозной куче
  Одна бодрится, клюет да спорит.
  
  *
  
  Это Балканы,
  Это воздух, пропитанный солью,
  Не морей, - человеческих жил...
  Над Косовым Полем,
  Как и во дни Тамерлана,
  Неугомонные духи войны...
  Мир замирает, склонившись над жерлом вулкана,
  Словно гадает - закроется ль давняя рана? -
  С чувством вины...
  
  Из балканских могил
  Волкодлаки шатают сербские камни,
  Чуя свежую кровь, истекают жаждой...
  Вон встает из земли, вырастает во мраке призрак,
  Здравствуй, Гаврило Принцип!
  Что хотел ты сказать, убивая принца?
  Век за тебя, прожитый нами, ответил
  Но человек человека всё так же не слышит...
  
  Где же русским спокойными быть,
  Когда в памяти зябнет Шипка?
  Разве можно такое забыть?
  Или это ошибка
  И история - комиксов ряд?
  Черепами святыми
  Как сивушными чашами разве века напоят
  Те, кто правду отымет?
  
  ДРЕВНИМ ВОСЛЕД
  
  Все полно богов, и пыли,
  И движенья, и огня...
  Жаль вот только, что забыли
  Судьбы мира про меня,
  Про тебя, про человека,
  Про того, кто к небу встал,
  Кто заставил древнегрека
  Красоты узреть кристалл,
  
  Кто отправил Гильгамеша
  На стяжанье вечных сил,
  Кто Авраму к стогнам грешным
  Прикасаться запретил,
  Кто понудил Иисуса
  Выйти к древу напрямик,
  Чтобы с солнечного курса
  Не сбиваться ни на миг...
  
  Я не щепка и не камень,
  Не трава и не песок,
  Что ж несет меня волнами,
  Как оторванный листок?
  Я по горло в этих реках,
  Мне не вынырнуть из них...
  Но таится в человеках
  Необыкновенный стих...
  
  ВОСЬМИСТИШИЯ
  
   panta rei..
  
  Все течет, и огненные воды,
  И разноголосые ветра,
  И могучей плазмы оды,
  И земная нежная кора,
  И незримый космос электронов,
  И любви горящая ладья,
  И душа, пылающим эоном
  Раздувая пламя бытия...
  
  *
  Работать над собой - до гробовой доски,
  Выделывая мед, не прозревая сроков,
  Не зная, кто я есть, - пчела ли только? скиф? -
  И почему я здесь - игрушка в лапах рока.
  Не зная, но идя - инстинктом подражанья
  Впиваясь в глубину, откуда смотришь Ты,
  Держа горящий свет в пучине темноты,
  Чтобы ему в ответ пылал огонь сознанья.
  
  *
  Как страшно пляшет мир, невольник подъяремный!
  Смерть с розгою, и мы в кольце ее оков.
  А сверху солнце бдит пособником тюремным,
  Поет нам песни лжи, лаская дураков.
  Нет, глупо пляшет мир, и пляшет он позорно,
  Расслабься, говорит, иначе болен ты.
  На пять минут пришли! - И мир еще не взорван?!
  Нет, все таки не зря живут еще мечты.
  
  *
  
  
  Я пришел в этот мир мертвецом и всю жизнь оживаю -
  Просыпаюсь, борюсь, выпрямляюсь, яснею лицом.
  Но короткое, злобное время меня убивает,
  Загоняя обратно туда, где начало с концом
  Безразличны навек для вселенной потухшего мозга
  И усталым извилинам вечного сна не стряхнуть,
  И не слышно ушам, как свистит ненавистная розга,
  Заставляя Создателя снова во тьме утонуть.
  
  *
  Но ничто не уходит, хотя умирает, но длится
  И смотрит с надеждою в наши живые лица,
  И требует нашей работы и помощи Богу,
  53
  oÑòèõîòâîðåíèÿ
  И вечной готовности выйти на миродорогу,
  На миродорогу - дорогу, где Бог одинок,
  Куда Он однажды в отчаянной дерзости вышел,
  Чтоб встретить тебя и меня, этой радости выше
  Он тоже найти в мироздании целом не смог.
  
  *
  Распятый смотрит в нас - так слово в мир идет,
  Так дух взывает к нам не прекращать творенья.
  Воскресший нас бодрит, внушая воскресенье,
  И смотрит, смотрит в нас, и все ответа ждет.
  И все с надеждой ждет - ответного распятья,
  Растения любви, где ты обвит лозой,
  Чьи гроздия плодов - небытию проклятья -
  На пашнях мировых - весеннею грозой!..
  
  *
  В том то и дело, что жизнь у нас только одна,
  Только вот эта, с пеленок до тесного гроба.
  Счастлив, кому колыбельная мудрость дана
  Жить этим мигом, впиваясь в любую подробность...
  Только не надо, не надо про здесь и сейчас! -
  Но про любовь и про плач умирающей жизни,
  Про расставанье и боль, захлестнувшие нас.
  Лжет карнавал, а душа очищается в тризне.
  
  *
  Просыпаюсь в ночи, и мысль о смерти опять как тут,
  Обступает со всех сторон, черный туман,
  Проникает во все, что есть, липнет, растет во рту
  Тошнотой, обращенной к миру, сводя с ума.
  Я о ночи, о пыли, распаде хочу пропеть,
  Потому что воронка себя заставляет знать,
  Потому что насмешку ее не хочу терпеть,
  На ее краю не хочу в слепоте плясать!..
  
  *
  
   В. Тюрину
  
  Просыпаюсь в ночи, и мысль о смерти опять как тут,
  Обступает со всех сторон, черный туман,
  Проникает во все, что есть, липнет, растет во рту
  Тошнотой, обращенной к миру, сводя с ума.
  Я о ночи, о пыли, распаде хочу пропеть,
  Потому что воронка себя заставляет знать,
  Потому что насмешку ее не хочу терпеть,
  На ее краю не хочу в слепоте плясать!..
  
  *
  Старость планеты? Декартова мертвая даль?
  Или простая одышка эпикурейца века?
  Нет воздуха. Глубины нет. Деталь
  Поглощает внимание человека
  Целиком. Все силы. Он замирает, как жук,
  Напоровшийся на устрашающую находку.
  И душа выводит первый попавшийся звук,
  И дыханья хватает едва на хокку.
  
  *
  Так и спим мы, пленники луны,
  Замурованные в земляном конверте.
  Мы кокон лелеять свой должны,
  Чтобы бабочка взлетела после смерти.
  Чтобы вопль наш достиг конца времен,
  Мы снабдим ее прекрасною свирелью.
  Даже если мир сгорит, наш сон
  Отразится звездной акварелью.
  
  *
  Нас время заставляет быть скромней
  и наблюдать, как ангелы готовы
  сесть с сатаной за стол переговоров,
  пить водку, сквернословить, анекдот
  скабрезный размусоливать и юмор
  скептической иронией сменять,
  всю соль эпикурейских развлечений
  предоставлять рогатому в угоду.
  
  
  *
  
   Тут на него напущен век железный
   П. Вяземский
  
  Еще сто лет - и вот железный век
  Поэзии, ночующей в кювете,
  Пока в походе дальнем человек
  Кочует печенегом по планете,
  Пока вскрывает жилы у коней
  Красивых, но ненужных на пробеге,
  Пока крадет надежду матерей,
  В утеху оставляя обереги.
  
  *
  
  Бессмертная душа слабеет вместе с телом,
  В агонии борясь, сражается за жизнь.
  Так солнечный огонь не хочет, чтобы село
  Светило навсегда в глухие рубежи.
  Но срок и для звезды, чтоб превратиться в холод.
  И если б речь была у звездного огня,
  Сноп золотых лучей - стенающее соло -
  Настиг бы на земле не одного меня...
  
   *
   Д. Бочарову
  
  Все шелушится, все превращается в пыль -
  Так говорит Гераклит, вторит Иосиф Бродский,
  Так замирает рука, духу являя быль,
  Так замечают глаза несовершенства броскость.
  Так опускаешь чело, веки и губ цветок,
  Ты, оскорбленная трость... Время летит жестоко,
  Молча роняя пыль, смерти твердя урок...
  Так закрываешь слух, чтобы услышать Бога.
  
  *
  
  Этот мир, эти вещи и этих людей,
  Совокупных и вечных твоих палачей,
  Ты обязан любить, это жертва твоя -
  Только так на стремнину выходит ладья,
  Только так покоряется хаос руке
  И из мглы возникает огонь вдалеке...
  Потому не чурайся, лукавя, креста,
  Ведь и тело похоже на крест неспроста...
  
  *
  
  Воля к власти - не русская воля.
  Наши степи - кровавые соли
  Подмерзающей крови земли,
  Закипающей боли любви.
  Нас пространство бескрайнее мучит,
  Равнодушьем терпению учит,
  Этот холод безмолвных лесов
  Словно ищет единственных слов.
  
  *
  
  Глина и глубина.
  Тина и тишина.
  И в недеянии есть
  Молчаливая весть.
  Только ухо склони
  И расслабь взгляд,
  И секунды, как дни,
  Тебя напоят...
  
  ИОСИФ И ДИКОРОССЫ [4]
  Былина
  
  Собрались ребятушки,
  Дикороссы хробрые,
  Порадеть о матушке,
  Постоять за добрую.
  Пожалеть Расеиньку,
  Отереть слезу ее,
  Не смотреть рассеянно
  На плевки Везувия,
  Что сжигает лавою
  Красоту последнюю,
  Погулять со славою,
  Умереть как следует.
  Совещались, ведали,
  Вовремя ль встревожились,
  Не слабы ль пред бедами,
  Силою ли ожили.
  
  Вышел Гюрги богатырь
  С Каменного Пояса
  (От Алатыря в Сибирь
  Он скитался по лесу.
  Все покоя не видал,
  Льду бы не дал вытаять,
  Он дружину собирал
  Чтобы правде выстоять.):
  "Ну, браты, теперь не трусь!
  Завтра в поле выступим.
  Мы ль не пожалеем Русь?
  Слез ее не высушим?
  Завещали нам отцы,
  Правду царства белого.
  Дикороссы молодцы!
  На печи - не дело вам.
  Топоры и копие,
  Бородищи ельником -
  Силушку ли пропили?
  Али мы бездельники?
  Вон кругом по сторонам
  Тьма ярится скалится,
  На морях американ
  Кораблями хвалится.
  
  И на суше, и в воде,
  Даже в небе крашеном,
  Нету продыху нигде
  Человеку нашему.
  А теперь еще трудней,
  Слухи расползаются,
  Там Иосиф соловей
  По свету шатается.
  Голос страшный у него,
  Все поля словесные
  Заколдованы давно
  Силами кудесными.
  Что разбойник Соловей
  Изо время оного,
  Поражает из ветвей
  Пешего и конного.
  Ни Пегас не пролетит,
  Ни зегзица мелкая,
  Серый волк и тот дрожит
  Мышкою да белкою.
  Все живое полегло,
  Кверху брюхом, лапами.
  И хозяйствует проглот
  С юркими сатрапами,
  Что резину всласть жуют,
  Подражая зверищу,
  Похоронную поют
  Мировому зрелищу.
  Вот туда мы и пойдем
  Грозовицей дружною,
  Супостата разобьем
  Сталью харалужною.
  Чтоб степных племен семья
  Не жила оказией,
  Чтобы воздух просиял
  Надо всей Евразией!"
  
  Говорил седой юрод
  Из волхвов накниженых:
  "Эй, загубите народ! -
  Все пути разжижены.
  С неба хляби протекли,
  Снизу сопли выперли.
  Не видать теперь земли...
  Мало, что ли, выпили?
  Отворите очеса -
  Опоздали к празднику
  Ваши доблесть и краса!
  
  Все пошло к проказнику.
  Он откуле начинал?
  От Абрама Урского.
  Ну, а вас медведь качал
  Веткою даурскою.
  Так чего, лохматые?
  Прем куды, родимые?
  У него Ахматова,
  А у нас Кудимова.
  Нам ли его грация?
  Не богаты седлами.
  У него миграция,
  Ну, а мы оседлые.
  На торги и гения
  Мир ведет на вервии.
  У него - сомнения,
  А у нас - доверие.
  Языками говорит
  Аглицкими, модными,
  Ну, а мы, как Бог велит,
  Ангельскими ботаем.
  Правда, Бог теперь не тот.
  Кто Его и слушает?
  Только нам и подойдет
  С уличными душами.
  Разве крепость это дом?
  Разве дом не на небе,
  Если щерится Содом,
  Подготовив алиби?
  Нам таланту не дано
  В мировой агонии
  Сочинять как пить вино,
  Пировать Петронием.
  Римский праздник не про нас
  С дармовыми бредами.
  Чем спасемся вот сейчас,
  Заморозки ведают.
  Жизнь презирая жить
  Мы в лесах не учены:
  Коли живы, так любить
  И душой измученной!
  На скрещении путей
  Мира необутого
  Мы не сядем без затей
  В отрешеньи буддовом.
  Но Восток и Запад мы
  Собственною кровию
  Победим, ведь заданы
  Все пути любовию."
  
  "
  Тут боярин возразил
  Из посольских: "Очень нам
  Ты красно наговорил,
  Только все беспочвенно.
  Надо нитки размотать,
  Что к чему прикручено -
  Соловья захомутать
  Будет так сподручнее.
  У него с Батыгой связь
  По родне по Анновой,
  Он, считай, почти что князь
  Свиты Чингиз хановой.
  Ну, а Запад, нету слов,
  Это просто вотчина.
  Он ведь тамошних ослов
  Байками употчевал.
  Им гордыню ублажил,
  Вспоминая свинские
  Кесаревы виражи
  Как родные римские.
  Даром, западник лихой,
  Ненавидя Азию,
  Полушария с лихвой -
  Вот ведь безобразие! -
  Извержением покрыл,
  Бормотом Верзувия,
  Нивы лавой затопил
  (Воз ее везу и я).
  Он Раскольников злодей,
  Строчки - спички серные,
  Он коварный иудей,
  Мы ж христьяне верные.
  Он как Чичиков шпион,
  Что ему - адамово?
  Он Нерон, Наполеон,
  Герман пикодамовый.
  Тут, ребята, важен дух,
  Не душа осиплая,
  В нем - масонский Путинбурх,
  В нас - Расея гиблая.
  В нем разврат и вавилон
  Жить хотят не мешкая.
  Ну, а в нас - старинный сон
  С золотыми вешками.
  Он мирами шевелит,
  Но - по эту сторону.
  А у нас душа болит,
  Как у Ноя с вороном.
  
  Он ведет ковчежец слов
  Сцеженного хаоса.
  Ну, а наш ковчег снесло
  К матерям, без паруса!..
  Вот теперь и выбирай,
  Дикоросс сознательный,
  Или соловьиный рай,
  Или круг спасательный.
  Или соловьиный сад
  Самолетом ковриком,
  Или наш рабочий ад
  С мировым Садовником!"
  
  Тут понурились чубы,
  Помрачнели брадия,
  Онемела что столбы
  Вся дружина братие.
  Зачесали волосье,
  Заморгали в усие,
  Устыдились за свое,
  Мол, куда нам - с Русию?
  Все на свете - чередом,
  Мается, да движется.
  Чертовщина с соловьем
  Господом нанижется.
  Суетиться то чего?
  Степь да лес немеряны.
  Здесь любой разбойник вор
  Ходит как потерянный.
  Да по клюву ль будет край
  Птице заковыристой?..
  В общем, ляг да засыпай -
  Суть речей пузыристых.
  
  
  Тут, не сдерживая гнев,
  Снова Гюрги выступил,
  Гривою тряхнув, как лев -
  "Кто вам сердце вытупил?!
  Хватит языки чесать! -
  Грозно воин вымолвил, -
  Воевать так воевать!
  Выгоды - не вымолить.
  Не ответят небеса,
  Коли мы не слушаем,
  Праздно тратя словеса,
  Раскисая душами.
  Надвигается гроза,
  Степь в крови румянится,
  Трусам - самый раз назад,
  Им позор достанется.
  Надевайте шелома,
  Правьте меч с кольчугою!
  Дикороссия сама
  Выступает вьюгою!.."
  
  Ночь была как страшный сон,
  Тучи кровью плакали,
  Проглотил луну дракон,
  Перуны собаками
  Рвали небо на клочки,
  Били землю палицей,
  Темный лес ронял сучки
  И зловеще скалился...
  Жены выкинули в ночь,
  Чрева затворилися...
  Но войска спешили прочь
  На рассвете илистом.
  Вслед вздыхали старики -
  Подождать бы с выходом!..
  Но уже - из за реки
  Грозный рокот - выдохом.
  Копья с елями слились,
  Шелома - со всхолмием,
  Потерялись даль и близь
  В роковом безмолвии...
  
  И с тех пор никто нигде
  О полку не слыхивал,
  Только ночью на воде
  Звездный отблеск вспыхивал...
  Залетали иногда
  С новизною вороны -
  Что расплеснилась беда
  На четыре стороны,
  Что у мира нет пути,
  Съела разум мордища,
  Ни проехать, ни пройти,
  Хлюпает болотище,
  Гнили, тины зацвели,
  Топи непролазные,
  В них квартиры завели
  Чуда безобразные.
  Запузырились во мгле,
  Перетлели в выморе,
  Стали править на земле
  Упыри кикиморы.
  Сам Иоська супостат
  С голосиной сильною
  Не сумел противостать,
  Засосён трясиною.
  Соловей в болоте сдох,
  Растворился в нежити,
  
  И, расхлябившись, оглох
  Белый свет, изнежившись.
  Все дорожки заросли
  Глухотою ватною,
  И не сблизиться с земли
  С ширью неохватною.
  Больше нечему пустеть,
  Разве волку с выдрою.
  Заколдована вся степь
  Вековою придурью.
  Никому ушедших пор
  Голоса не ведомы,
  Только зыбится простор
  Молодыми ветрами...
  
  Занимается заря.
  Жить, ребята, хочется!
  Что печалиться зазря?
  Нами радость точится!
  Славных воев помянем,
  Нечисть счистим щеткою,
  И опять гулять пойдем
  За своей находкою.
  
  ПУТЬ СКАРАБЕЯ
   (мужская поэма)
  
  Чтоб в одиночестве душой
  Не стыть, скорбея,
  Мы тащим мусор за собой,
  Как скарабеи.
  
  Он теплый, этот здешний хлам
  Посюсторонний,
  Слегка походит на бедлам,
  Чуть чуть - на сонник.
  
  В нем как на милом чердаке
  Или в чулане
  Все в пылетканном чепраке,
  В чулке, в тумане -
  
  Игрушки, ценности, миры,
  Идеи, лица...
  На свалке жизненной игры
  Их рок - пылиться...
  
  Но иногда, развеселясь
  Или соскучась,
  Перебираешь их, смеясь,
  Чихая, мучась.
  
  
  А, может быть, немного злясь -
  Верблюд я, что ли?! -
  Ведь жизнь уходит - эту связь
  Влачить доколе?..
  
  И начинаешь танцевать,
  Как Заратустра,
  Поняв, что нечего терять
  Тебе - не густо
  
  Гремит в твоей копилке лет...
  Плевать, попляшем!
  Держитесь, призраки! Поэт,
  Как Бахус, пляжем
  
  Со свитой пьяною валит
  Козлом на Брокен,
  И милым образам грозит
  Лихим оброком.
  
  Однако надобно сказать
  Словцо и дамам,
  Ведь их не стоит обижать
  Мужицким спамом.
  
  Надеюсь, что они простят
  Несовершенство,
  Поняв, что жизнь не запростяк
  Дарит блаженство,
  
  И что порой сырой кусок
  Не хочет сушки.
  А что не так - пускай чуток
  Прикроют ушки.
  
  Затем во избежанье зла
  И для опаски
  Из сердца выгонят козла,
  Зажмурят глазки.
  
  И я начну слова плести
  Свободно, славно,
  А если что - Господь, прости! -
  Не это главно...
  
  Итак, ab ovo... Как всегда,
  Вначале - Слово...
  Нет, это после, а тогда -
  Сама основа,
  
  Короче, бездна, без надежд
  На жизнь при спуске
  (А по секрету, для невежд -
  П~а, по русски.).
  
  - Эк круто взял! Нельзя ль... того,
  Немного легче?
  С высокой ноты головой
  Не шлепнись в плечи!
  
  - Ребята, мудрость нам гласит
  По ханаански:
  Кто не рискует, тот не с~т
  Своим шампанским!
  
  
  Так вот, в начале - ой ой ой,
  А дальше - проще,
  Приходит дяденька большой,
  Художник тощий.
  
  Он этой жизни не клиент,
  Но ас небесный,
  Он вынимает инструмент,
  Внедряет в бездну,
  
  
  Вонзая мастерскую суть
  Сквозь ткань эфира,
  Чтоб семя творческое вдуть
  В воронку мира.
  
  Она вздыхает от любви,
  Она рожает
  И племя певческой крови
  Приумножает.
  
  А дальше - больше. Нас уже
  Не сжить со света.
  Мы будем жить настороже
  Как стражи Света,
  
  Всем, кто нас гонит (наша месть!),
  Напоминая,
  Что кроме вашей жизни есть
  Совсем иная...
  
  Ну а теперь в седую глубь
  Мы лезть не будем
  И мы не сядем на иглу
  Вчерашних буден.
  
  (Свобода, господа, она,
  Тогда свобода,
  Когда полету не видна
  Его природа.)
  
  Не перечислим беглецов
  С полей сражений,
  Слепцов, развратников, лжецов,
  Чей дивный гений
  
  Нас мимолетом одарил,
  Намек оставив,
  Что мы - не только от горилл,
  Но и от стаи
  
  Еще неведомых светил
  Из свиты Бога...
  Но чуть припомним... Вот, ходил
  Дант, чья дорога
  
  По Аппенинам, по кругам
  Петляла адом,
  И вечная тюрьма врагам
  Чертилась взглядом.
  
  Не знаю, что сказал бы Фрейд
  (Сильны идеи!),
  Пустившись с Дантом в жуткий рейд
  Вагиной Геи.
  
  Он был бы счастлив зреть на дне
  Того (о жалость!),
  Кто поневоле в глубине
  Торчит как фаллос,
  
  Однако Гею прихватил,
  Ядро ломая,
  И округлил - от Фермопил
  До Гималая!
  
  Но, на головку намотав
  В запале грешном
  Двух Арктик ледяной состав,
  Подмерз, конечно.
  
  Вот силушка!.. Но Бог сильней,
  И черт не страшен:
  Контрацептивом из цепей
  Обезопашен.
  
  Пускай сидит, рогат и зол,
  Очаровашка.
  А мы пойдем смотреть футбол
  И Чебурашку...
  
  Хочу заметить, между тем,
  Еще с Омира
  Совсем не густо было тем
  В картине мира.
  
  Вам Гераклит или Назон
  С корней до стебля
  Опишут мир и скажут: он -
  Война да е~я.
  
  Взять Илиаду, Рагнарёк
  Иль Рамаяну -
  Везде все тот же злобный Рок,
  Глухой и пьяный.
  
  Он забирает в оборот,
  Хватая снизу,
  И вот уж граждана несет
  Как по карнизу.
  
  
  О грусть, мотая на кулак
  Кишки и сопли,
  Ты мечешься, земной м~к,
  От вопля к воплю!
  
  От колыбели до доски,
  От тряпки к тряпке,
  От плача в мамкины соски
  К могильной грядке.
  
  Везде насилует и бьет
  Слепым циклопом
  Твоя судьба тебя - е~т
  И врозь, и скопом.
  
  И вот трагедия - протест
  Бессильный, гордый,
  Героя благородный жест:
  Судьбе - по морде!
  
  Она, конечно же, всегда
  Его домочит.
  А все ж мы ловим кайф, когда
  Он грозно дрочит!
  
  Он нам показывает суть,
  Как, не робея,
  Пройти отпущенную жуть,
  Путь скарабея.
  
  Возьмем Шекспира, господа,
  Поэт широкий,
  Весь мир его - опять п~а,
  Все тонет в роке.
  
  Опять сливаются, бегут
  Туда все реки,
  Где Капулетти стерегут
  Своих Монтекки.
  
  Шекспир - опаснейший пример,
  Вселенной ступка.
  Взять хроники - считай, Гомер,
  Та ж мясорубка,
  
  Отелло, Гамлет и Макбет
  Почеловечней,
  Но потасовочный букет
  И здесь, конечно,
  
  
  Силен, и космос без резни
  Уже и пресен,
  Как будто нету без возни
  Кровавой песен.
  
  И от смешенья белых роз
  И алых пятен
  Чего бы нам не сделать кросс
  К Янцзы? Понятен
  
  И неизбежен марш бросок
  Волков Аляски
  К дракону, в огненный клубок
  Китайской пляски,
  
  
  Где блещет зверский дух земли,
  Исчадье магмы,
  Как вечный нежный прозелит
  Природы мамы.
  
  Подростков наших пубертат
  Туда же гонит.
  И кто их сможет возвертать
  Из сих агоний?
  
  Пока вокруг горит сыр бор
  И клипов пенье,
  Их пожирает Уробор,
  Глотая звенья.
  
  
  Слепое время жрет щенков
  Слепых и мокрых
  И требует себе венков,
  Кудлачит бокра. [5]
  
  Никто не знает, что к чему,
  За что, доколе,
  Но жить охота, потому
  Продолжим в поле
  
  С копьем веселым кочевать,
  Роняя песни,
  И тени славные встречать -
  Еще чудесней.
  
  Вон скачет милый Дон Кихот
  (С ним Санчо Панса) -
  На нашу тему анекдот
  До нас добрался.
  
  Он весь - пародия на строй
  Любовной свары,
  Он сублимации герой,
  А не сансары.
  
  И Санчо - нежная душа
  Толпы жующей,
  Всё в колыбели, не греша,
  Всё чуда ждущей.
  
  Из колыбели - её крик:
  "Отдай Варавву!" -
  Распни того, кто в страшный миг
  Плюёт на славу.
  
  Ведь грех, по мнению её,
  Жрецов по мненью -
  Страсть отщепенства, что зовет
  В уединенье,
  
  И, может быть, познанья страсть
  И обреченность -
  У Бога первенство украсть -
  Как вовлеченность
  
  В перетворенье всей земли,
  Небес и далей,
  Где и с Олимпа не могли
  Следы сандалий
  
  Оставить местные божки
  Из свиты Зевса...
  (Всегда есть что то не с руки
  Мечу Рамзеса.)
  
  Увы, возможен оборот,
  (Ведь все мы грешны)
  И возмущение пойдет
  Напором вешним,
  
  И славный Дон Кихот зачнет
  Пожар и драку -
  Что ж, Панса, плачущий, распнет
  Его, однако.
  
  Потом соорудит алтарь,
  Наврет в деталях.
  Что - губернатор? Санчо - царь
  В наземных далях!..
  
  Он мил, коряв, неистребим,
  Его, не лорда,
  Берет подельником своим
  Сама природа.
  
  
  А господин его - над ней
  В самоизгнаньи,
  На тексте быстротечных дней -
  Знак препинанья,
  
  Укор, и камень во главе
  Угла строенья,
  Над змеем, прячущим в траве
  Позор скольженья...
  
  А вон и Фауст, астролог,
  Фальшивый гуру,
  Брачует Запад и Восток
  И жмет натуру.
  
  Он выжимает сок вещей,
  Напиться хочет
  И, обреченный как Кощей,
  Уныло дрочит
  
  На сластолюбия игле
  В жаровне ада
  И жаждет вечности в игре
  И шоколада.
  
  Еще мне грезится герой,
  Богов превыше,
  Он занимает мир собой,
  Хозяйски дышит.
  
  Ему вся истина дана,
  Он явный профи.
  Ему несет сам Сатана
  В постелю кофе.
  
  Из первобездны он постиг,
  Что всё - движенье,
  И в нем бессмертен смертный миг
  Совокупленья.
  
  С его кистей стекает кровь
  Священной жертвой
  Врагов, попавших за любовь
  На вечный жёрнов.
  
  О, Дон Жуана надо чтить!
  Он - сок природы,
  Он праотец богов почти,
  Ему - все оды.
  
  Все теогонии в ядре,
  В зерне, в начале -
  Его рефлексы, о бедре
  Его печали,
  
  О страшной женской наготе,
  О спазме линий,
  О нежно выпуклой мечте
  Венозных пиний,
  
  О пульсе, запахе, пушке,
  О влажной зыби,
  О слезах в женском молоке,
  О свежей рыбе,
  
  О роковом распахе вглубь,
  Сквозь пах горячий,
  Туда, в материю, во мглу
  Миров незрячих,
  
  Где плавит формы бог вещей
  На адской кухне,
  Где космос вспыхнет без затей
  И так же рухнет,
  
  И где Большого взрыва бред -
  Лишь мыльный шарик,
  Секундный разноцветный след
  В седом пожаре...
  
  
  Но я увлекся, жизнь проста,
  У дам спросите -
  Вам скажут: с нового листа
  Всегда живите.
  
  Мгновенна жизнь - блаженства миг
  Сейчас ловите! -
  Вот потому Жуан велик,
  Небес ревнитель!
  
  Он - эволюции венец,
  Певец соитий,
  Он жрец любви, он всеигрец,
  Всеотравитель.
  
  Он властно увлекает нас
  Из сей юдоли
  В сладкоотравие, в экстаз,
  В забвенье боли,
  
  В расчеты с ужасом (о да,
  Смешон здесь разум!),
  В возврат в амёбу навсегда
  И в протоплазму.
  
  В маркиз де Сада воплотясь
  Как в совершенство,
  Он выразил собою связь
  Землеблаженства
  
  С всепожираньем твари злой,
  С кровавой пастью
  Поганки, матушки родной,
  В звериной страсти
  
  Нас поглощающей, едва
  Мелькнет зачатье...
  Вот курва! Мы же не трава,
  Тебе - проклятье,
  
  Всепохотливая Свинья!
  Из недр которой
  Выходят все - теперь и я
  Жратвою скорой
  
  Лежу на блюде у нее,
  У людоедки,
  И жду, когда забьют гвоздем
  Мои объедки...
  
  А жизнь идет - и неспроста
  Домохозяйки
  Из покетбука до хвоста
  Читают байки.
  
  
  И в них все тот же сладкий сон
  Земной клоаки -
  Всемирной случки колесо,
  Вселенской драки.
  
  И если нужен хэппи энд
  Для сна и нервов, -
  К услугам дамский диснейлэнд
  Из тех пресервов,
  
  Что пожираются тогда ж,
  Когда родятся,
  Плодя количество продаж
  И релаксаций.
  
  На чтиво дамское воззри,
  Вся жизнь - в коме.
  Вот быль Четвертого Анри
  В большом объеме.
  
  
  Здесь злых страстей вовсю возня,
  Постелей хрипы
  И оголтелая резня -
  Вот это клипы!
  
  И что ж? Альковный арабеск
  Со всей заразой
  Переживет трескучий блеск
  Моральной фразы.
  
  Останется не стиль ослов
  Мишурной свиты,
  А след мамашиных зубов
  На ж~е Риты. [6]
  
  Вот это память и экстаз!
  Реальный нахес.
  Нам Клеопатра напоказ,
  А после - на хер!
  
  Бессмертье, братцы, не фуфло,
  Свидетель - рынок.
  Все на весах - добро и зло,
  Меж банок, крынок.
  
  А на досуге, что ж, народ
  Читает, верно,
  Про то, как жизнь вверху течет
  Красиво скверно.
  
  А начитавшись, хочет сам
  Залезть на вышку,
  Попить, поесть, похолить срам,
  Набить кубышку.
  
  Так зачинают исподволь
  Во мгле, в реторте,
  Грядущих революций соль,
  Потом в аорте
  
  Она заплещет напоказ
  Под гильотиной,
  Питая массовый экстаз,
  Сливаясь с глиной.
  
  Жан Жак, эксгибиционист,
  Мыслитель сирый,
  Ведь легкомысленный артист,
  А вон как с миром
  
  Управился, и будь здоров!
  Французы плачут,
  Мячи отрубленных голов
  Парижем скачут.
  
  Век демократии - пора
  Футбольных плясок,
  Танцуют все! вся детвора
  И черти в рясах!
  
  А впрочем, и Руссо не вор,
  Чего же дуться?
  Ведь Робеспьер или топор
  Всегда найдутся,
  
  Когда народ встает гулять
  И поразмяться,
  Свое от произвола взять
  И расквитаться.
  
  Он был мечтатель, как и я,
  Попавший к музам
  С младенческого бытия,
  Как Робин Крузо,
  
  Который мчится в океан
  От спячки дома
  И попадает в свой капкан,
  Как в столп Содома...
  
  Не соленей, а строй ладью,
  Не падай духом,
  Скажи отчаянью адью,
  Всю силу вбухай
  
  Пускай в немыслимый проект,
  В биенье лапой!
  Ведь все равно судьба проест
  И тихой сапой
  
  Сквозь сердце прогрызется всласть,
  Чтобы - погасло.
  Но ты - лягушка, что спаслась,
  Взбивая масло!
  
  И пусть пирога у тебя
  Не выйдет в море,
  Умри, пространство теребя
  И на просторе!
  
  В последний миг, уже когда
  Ударом свалит,
  Не верь обману, что туда
  Любовью чалит,
  
  
  И чтоб вселенский пуховик,
  Астральный пуфик,
  К тебе роженицей приник,
  Лаская гульфик,
  
  В свою утробу поместил
  И соску - в губы,
  Навек, чтоб дауном застыл,
  Творя прелюбы.
  
  Фуфло - тибетская лафа
  На тантре мантре,
  Но лох под кайфом: льет строфа,
  Воркует кантри.
  
  Завей глаза, расслабь губу,
  Пусти слюною,
  Дыханье придержи в зобу,
  Умчись волною.
  
  Но сколько глину не меси,
  В ней пахнет страхом.
  Как говорится, прах еси,
  Сольешься с прахом.
  
  Таков полет, что нам сулят
  Весна и мода...
  И лишь безумный акробат
  Парит под сводом,
  
  Не соглашаясь быть землей,
  Охотней - жертвой,
  Есть в жертве - выход золотой:
  Вперед сквозь жерло!
  
  (Клин - клином, коли всё - игра,
  К тому ж без правил,
  Где лепестки твои под град
  Твой день расправил,
  
  Где на турнир не пригласят,
  Но отдубасят,
  Где только тёмную творят
  И морду квасят.
  
  Где благородство - жалкий грех,
  Считай что слабость,
  Где заправляет всем успех,
  А пуще - слава.)
  
  Таким был первый наш пиит,
  Мудрец движенья -
  Еще воздушный путь дрожит
  И слышно пенье...
  
  
  А вон и сам он, сибарит,
  В цилиндре с фраком,
  За Анькой Керновой бежит -
  Поставить р~м.
  
  Ей все бы хаханьки хи хи
  Собакой с сеном,
  Ему ж - плевать на все стихи
  С подъятым ч~м.
  
  Побегаешь вот так, потом
  Угрюмо пишешь,
  Мол, "здравствуй, племя... незнаком...",
  И грустно дышишь.
  
  Но в донжуанский список - ух,
  Народ секучий! -
  Мы занесем и птицу Рух,
  Не то, что случай,
  
  
  Когда калмычка по балде
  Дала поэту.
  Мы редуцируем к елде
  Его диету.
  
  Ах, милый, страстный негритос!
  Как мне понятен
  Твой быстрый взгляд, твой чуткий нос,
  Твой пыл без пятен!
  
  Как загоралося перо
  От малой блёстки,
  От мимолётного зеро,
  От шубки, шёрстки!
  
  От пышной куклы на балу,
  От локтя, шейки,
  Стыда и лепета в углу,
  От чародейки,
  
  Еще не знающей себя,
  Коварно спящей,
  Бутоном розовым тебя
  Все теребящей.
  
  Мелькали юные цветы,
  Мгновенья, лица.
  Ты щедро оставлял следы,
  Платя сторицей.
  
  Поэт, ты красок не щадил
  И чувства в духе
  И, как положено, творил
  Слона из мухи.
  
  
  Когда ж серьезно ты влипал,
  Мрачнел, немея,
  Как перед пропастью стоял,
  Глядеть не смея
  
  (У судеб рыбка на крючке -
  Мотив несчастный),
  Как будто видел вдалеке
  Конец ужасный -
  
  Когда, соединясь на миг,
  И жизнь, и кукла
  Поэту вырвали язык...
  А дальше пухла
  
  Преблагодарная молва
  С чутьем дотошным,
  Твои прогулки разнесла
  По тропкам пошлым.
  
  Мол, если женщину не тра...,
  То нет сонета,
  Поэт на бабе до утра,
  А утром это...
  
  Ну... в общем, делает пером,
  Что делал сэром.
  (Единство жизни мы блюдем
  Таким манером.
  
  И что бы Фрейд там ни мечтал
  Насчет очистки,
  Но мы то знаем: нет кота,
  Коль нету киски.
  
  За место оное возьмем
  Всегда поэта,
  К вершине славы поведем -
  К п~е воспетой!)
  
  Он должен вечным драчуном
  И донжуаном
  Летать над нашим жалким сном,
  Тупым и пьяным.
  
  Толпа, что баба - в праздный миг
  Ей мил похабник.
  Она мечтает, чтоб мужик
  Чужой - был бабник.
  
  Он будет ё~м всегда
  В ее проектах.
  О, даже нации п~а -
  В мечтах про это.
  
  
  Когда насильник некий прет
  И ломит бурей,
  То грудь, волнуясь, отопрет
  Лядвеи дуре.
  
  Уж он - великий, он - герой,
  Он славно вдует,
  Он над поверженной дырой
  Не виснет всуе.
  
  Он подтверждает инь и ян,
  Как гость из рая,
  Цивилизации изъян
  На миг стирая...
  
  А потому и ты, поэт,
  Коль славы хочешь,
  Иди туда, куда ведет
  Тебя твой кочет.
  
  Ведь верх и низ наш сообща
  Штурмуют тело,
  И тот же Пушкин завещал
  Пущать их в дело
  Не размыкая, а творя
  Веселый клейстер,
  То бишь, не мудрствуя зря,
  Писать все вместе.
  
  Конечно, не асфальт, а дерн
  Милей поэту
  (Как будто вечный постмодерн
  В подполье где то...),
  
  Он чувствен, дьявол, и ноздрёй
  Цепляет запах,
  И сам в когтях землезверей,
  В объятьях, в лапах.
  
  
  Привязан кровью, кожей, мглой,
  Сосущей потрох,
  К сей плоти, трепетно живой.
  Он вечный отрок,
  
  Совсем не знающий, зачем
  (Не наиграться!),
  Приговорен каким мечом,
  Чтобы убраться
  
  Совсем, навеки, навсегда
  Истлеть, распасться,
  В ничто, в пустое никуда
  Упасть, распяться
  
  
  В слепой лабораторной тьме,
  В мензурку влиться,
  Став в алхимической тюрьме
  Веществ таблицей,
  
  Ничтожеством!.. Пиит, воспой
  Гнев не Ахилла,
  Со сворою богов не спорь,
  Их песни - хилы.
  
  Как будто кипарис иль дуб
  Дела пропели.
  Нет, скарабей совсем не глуп,
  И, в самом деле,
  
  Прижатый панцирем к земле,
  Но просветленный,
  Он не сорадуется мгле
  И страсти сонной.
  
  
  С мечтой в крови, случайный гость,
  Он в мирозданьи
  Не просто мыслящая трость,
  Но - оправданье
  
  Глухим усилиям Творца,
  Недоуменьям,
  Потерям, поискам лица,
  Ночным сомненьям.
  
  И потому он любит тех
  Землерожденных,
  Кого погнал сознанья грех
  Как обреченных,
  
  Кто принимает жизнь как вдох
  И не иначе,
  Кто человечий парадокс
  Собой означил...
  
  Среди сует - свои столпы.
  Блудя и шаря,
  Заводят жадные стопы
  За полушарья.
  
  Почти что баловни судеб.
  Согласье с роком -
  Тут та же выплата за хлеб,
  За мягкость срока.
  
  Вон он, Манхеттеном бредет
  Во славе броской.
  Ему вакханка не дает
  Краюхи плотской.
  
  Но он настырен, миру днесь
  Навялить хочет
  Свою скептическую спесь
  И злобно дрочит.
  
  Он паутиною словес
  И мастурбаций,
  Как краб, добрался до небес
  И башню сбацал.
  
  
  Но, совращая малых сих
  Словесных тварей,
  Он впялил разговорный стих
  В наш колумбарий,
  
  Где легкий пепел языка
  Напоминал нам
  О жизни в некие века
  Некоммунальной.
  
  И мы, вдыхая нежный прах,
  Пытались втуне
  Подняться в воздух на крылах
  К своей фортуне...
  
  А миг мигнул и миновал,
  И наш учитель
  Летит со славою в астрал,
  В богов обитель,
  
  Где льется солнечный нектар
  В застольи высшем
  И, слава богу, земношар
  Совсем не слышен.
  
  Там правит звездный этикет
  В свободном такте
  И тихо кружится букет
  Метагалактик...
  
  А рядом с нами все летит,
  Как в страшной сказке,
  Все вверх тормашками, горит,
  Все жаждет смазки,
  
  Все хочет выжить на авось,
  Проехать даром,
  Но никому не удалось
  Из под удара
  
  Уйти; изящество змеи -
  И то напрасно.
  Таков печальный путь земли,
  Закон ужасный.
  
  Пока разверзнуто жерло
  Всеядной пасти,
  Все падает, что в мир пришло,
  Все, даже страсти,
  
  Все то, что цените по гроб
  Как ширму страха -
  Судьбы бессмысленный погром
  Под вопли траха.
  
  
  Миры срываются с орбит
  Туда же, в яму,
  Откуда истина косит
  Бандитом пьяным.
  
  Все в жутком сне, от черных дыр
  До белых пятен,
  И взрыв сверхновой, сверхп ы
  Душевно внятен.
  
  Насколько глаз хватает - пыль
  И гарь падений,
  Повсюду гераклитов пыл,
  Экстаз радений,
  
  Вселенной мутная шиза,
  Блевотный выпляс,
  Сальто срывает тормоза,
  И жизнь - на выброс.
  
  Сама Природа, раскидав
  Бесстыдно ноги,
  Спит, пьянь, зловонная п~а,
  Вблизи дороги.
  
  По ней сейчас Господь пройдет,
  Да что Господь ей?
  Ее начальство не е~т
  В усладе скотьей.
  
  Но нам ее не поменять -
  В дерьме и сраме,
  Она, конечно, наша мать,
  Прижмемся к маме.
  
  Поплачем горстью детворы
  И за работу -
  Впитаем мерзкие пары,
  Смывая рвоту,
  
  Прекрасный волос причесав,
  Вернем богине
  Осанку дивы, легкий нрав,
  Поэму линий.
  
  Мы обернем ее в шелка
  Своих фантазий
  И поведем через века
  Америк, Азий,
  
  Поверх распавшихся планет,
  Времен, созвездий,
  На встречу радужных примет,
  Световозмездий,
  
  Где в просветленную среду
  Струится милость.
  Там будет все, что жаждет дух,
  Что нам приснилось...
  
  Ну а пока миры летят
  В своей падучей,
  Мы будем баловать котят
  Игрой летучей.
  
  В златых доспехах скарабей
  Всю солнцегамму
  Расплещет праздником лучей
  На панораму.
  
  Вспылают смыслом золотым
  Всех игр пространства,
  Мир прозревая молодым
  Сквозь вихрь убранства
  
  Из бешеных открытий дня,
  Провалов ночи -
  В галоп Галактики коня!
  Быстрей - короче -
  
  Вокруг великого Ничто
  Воздвигнем стены,
  Вопьется в небо наш флагшток
  Над Ойкуменой!
  
  Прекрасный мир! Он будет свет
  И весь - движенье,
  Своей любовью разогрет
  До всетворенья,
  
  До проникания во мглу,
  В плененье мрака -
  Саму кощееву иглу -
  На переплавку!
  
  Не жить, ломая горы дров,
  Не спать овечьи -
  Вспоют молекулы миров
  По человечьи!
  
  
  Войдет сознанье в горизонт,
  И по орбитам
  Помчится мыслей светлый сон -
  Не камни! Битвы
  
  
  Не астероидов тупых,
  Ледышек хладных -
  Кометомыслей удалых
  И чувств отрадных!
  
  А тем, кто жаждет силы зла
  В их смертной схватке,
  Найдем по вкусу им дела,
  Там, где в достатке
  
  У края мира плещет тьма,
  В его задворках -
  Сама царица Тиамат
  Там смотрит зорко,
  
  Царя над вечною дырой,
  Туда, в изнанку,
  Куда уйдет супергерой
  Сразить Ананку.
  
  Он поневоле злу не чужд,
  Коль путь - к истоку.
  Он предан своему мечу
  Как данник року...
  
  Оставим трагика пока...
  Он вечно болен -
  Его вселенская тоска
  И в нашей соли.
  
  К нему вернемся, покрепчав
  До гроз предельных,
  Когда доспех с его плеча
  Возьмет подельник.
  
  Тогда Добрыня и Илья
  С Алешей юным
  Порвут кольцо небытия
  В последнем, трудном
  
  
  Сражении, где наконец
  Мы благородный
  Воспримем истины венец -
  Там глас свободный
  
  По клавишам души бежит,
  По струнам духа,
  С регистра на регистр скользит
  Навстречу слуху.
  
  Он обоймет всей жизни ширь,
  Все царства мира!..
  Но ты, поэт, не дебоширь -
  Священна лира.
  
  Все царства - пыль с ее струны,
  Мгновенье ока.
  Вы с ней - посланники страны,
  Что спит до срока
  
  Под небом или под водой,
  Как некий Китеж...
  Песнь добросовестно пропой -
  И славно выйдешь
  
  Из сонной одури житья,
  Из плена суток,
  Став основаньем бытия,
  Сразив рассудок.
  
  Успенья - становленью - месть -
  Покой пред Богом.
  Твоя молитвенная песнь -
  Творцу подмога...
  
  Теперь, спускаясь по кругам
  Сфер осиянных,
  Погладь детей по головам,
  Усталых, пьяных.
  
  Любви полслова - россиян
  Утешь, прощаясь.
  Им разгребать густой туман.
  Как, не отчаясь,
  
  Тащить и дальше странный воз,
  Любить и верить?
  Мгновенье ставить под вопрос,
  Рождая, херить?..
  
  Поматерившись, поплясав,
  С мечтой промчавшись,
  Покинь смиренно небеса,
  Испив из чаши.
  
  Но перед тем, как из игры -
  Навек, мигни же:
  "Друзья, простимся до поры!
  Там станем ближе.
  
  
  Ну а покамест от скорбей
  Обид, мучений
  Да охранит вас скарабей,
  Мой местный гений.
  
  
  Пусть солнцекованная твердь
  Его доспеха,
  Златясь, отпугивает смерть.
  Успеха!"
  
  ПИСЬМА ИЗ ГРИНЛАНДИИ
  (фрагменты поэмы)
  
  ВСТУПЛЕНИЕ
  
  Из Гринландии - в Тибет -
  Начинаю песнь,
  Ибо мир с утечкой лет
  Неотвратно тесен.
  Бьется Фениксом душа,
  В пепле вязнут перья,
  Это грузнет земношар
  В месиве неверья.
  Это каплет сладкий сон
  Детворы тюремной,
  Это мчится марафон
  Смерти подъяремный...
  Махатмам - в Тибет - поклон
  Солнечной системы.
  Звездный путь заволокло,
  Я не знаю, где мы.
  Только чувствую: туман,
  Зга и безобразье.
  Помоги же, махатма,
  Не накрыться грязью,
  Не уснуть, не очерстветь,
  Обрастая страхом.
  Помоги мне песни петь,
  Подражая птахам.
  
  ПЕСНЯ ПЕРВАЯ
  
  Я в Гринландии живу,
  Проживаю вольно.
  Жизнь поэта - это звук,
  Только слуху больно.
  Ты ж мои слова цеди:
  Мне болтать - по чину.
  Мрак зияет впереди,
  Ждет, когда остыну.
  Не дождетесь! - говорю
  Всем чертям собачьим.
  Потому я и горю,
  Не могу иначе,
  Потому и говорю
  В облачное небо
  И его благодарю
  За святую небыль,
  За полет на Гималай
  Во мгновенье ока:
  Миг - гринландские дела
  Далеко далёко!..
  Только, махатма, поверь,
  Вовсе мы не ропщем
  Отделились мы теперь
  От короны общей
  В буржуя пробили лаз,
  Замостим дорогу
  И покажем миру класс,
  Доберемся к Богу!..
  Что нам ветхий зиккурат,
  Вавилон ребячий!
  Что и Тигр и Евфрат?
  Мы возьмем иначе.
  Это будет мир иной -
  Зря что ль пропадаем? -
  Мы пружиною стальной
  Небо прободаем!
  Пирамиды ль нам спирать,
  С фараоном в споре?
  Диалектики спираль
  Брюхо косма вспорет.
  И галактики витки -
  Потроха Вселенной -
  Наконец проглотит кит
  Мысли техногенной.
  Понесутся вихри солнц,
  Падая в воронку -
  Это будет славный сон
  Песни крутозвонкой!
  Мы достроим Диснейленд
  До ядра Вселенной
  И отснимем массу лент,
  Чтоб Увеселенной
  Этот мир переназвать
  И зажить наславу,
  Никогда не воевать,
  Не глотать отраву,
  Никогда не рисковать,
  Все победы - еды!
  Лишь лепить да рисовать,
  Да любить соседа,
  И гулять, гулять, гулять -
  До упора!Дальше!
  Астрономия - гуляш
  И начинка с фаршем!..
  Разгуляемся, держи! -
  Здравствуют народы!
  Начинается режим
  Бешеной природы...
  Уравнялись Бог и зверь,
  Нету нынче главных.
  Жаль, еще не входит в дверь
  Первый среди равных.
  Мне ведь четкость дорога -
  Мы еще ведь смертны -
  Лучше Одного Врага
  Видеть, чем несметный,
  Мельтешащий легион -
  Пузыри трясины.
  Да грядет Наполеон
  Планетарной силы!..
  А пока вот - кто куда,
  Окосели разом,
  Рвутся смысла провода,
  Замыкая разум.
  Многопутья многодверь,
  Мрак в первопрестольной...
  Где печататься теперь?
  Может быть, в Стекольной?!
  Аль в Рейкъявик махануть,
  Поискать работу?
  Аль податься мне в чухну,
  А, можа, в Туамоту?
  
  ПИСЬМО ВТОРОЕ
  
  Раньше был Парнас один,
  А теперь - как грязи.
  Каждый пан и господин
  Сам себе и в князи
  Повалили как один,
  Все плясать умеют! -
  Плещут лужи, валит дым,
  Души виршеблеют!..
  Виршеблядствовать, увы,
  Обучаясь здесь же,
  Чтоб поймать мирской молвы
  Каплю без издержек,
  Чтоб проехаться слегка -
  Пять минут бессмертья! -
  Мягко кутая бока
  В злобной козноверти,
  Открывая вялый рот
  
  Для минутных строчек,
  Чтобы скушать бутерброд
  В очереди прочих...
  Получайте ж пять минут,
  Всю награду перших!
  Вас при жизни помянут
  Как уже умерших.
  Бейтесь насмерть - мой совет! -
  За жар птицу нимба,
  Если важен вам привет
  Здешнего Олимпа.
  Но об этом мы потом,
  Да и что - в Олимпе?
  Не Олимп, а Лимпопо
  Торжествует в Лимбе,
  В этом рае языков,
  В обезьяньей сваре,
  Где слова скользят без слов,
  Где скользим мы с вами,
  Где и лодочник Харон -
  Исподволь этнограф
  Бесконечных похорон
  Всевозможных обров...
  
  Ну и где тут музе жить,
  Коли прут из скважин
  Лироеды лиролжи,
  Лироведы лажи?
  Лироахают, лирясь,
  Лирно ошарадясь.
  Ржет Пегасушка, ярясь,
  Публике на радость,
  Бьет копытом гневный конь! -
  Ладно, Сивка Бурка,
  Говорят же, что не тронь -
  Не запахнет будто.
  Впрочем, тронь не тронь, оно
  Все равно шибает,
  В рифму все равно г~о!
  Это каждый знает.
  
  Чтобы мудрости испить,
  Надо чашу выпить.
  Надо много исходить,
  Чтобы что то видеть.
  Раньше хаживал и я
  Посмотреть на круги -
  Как, мол, дышится, друзья,
  Что творите, други?
  
  Раз пошел, как Мандельштам, -
  К воробьям искусства,
  К андеграунд воробьям,
  В авангардный кустик.
  Захожу, а там - беда:
  Стены пахнут тленом -
  Там, не ведая труда,
  Травкою да сеном
  Робко кормится народ,
  На убой готовясь,
  На четыре с двух встает,
  Духом упокоясь.
  Удивительны дела,
  Господи Сатане! -
  Безмятежность процвела,
  Все творят в нирване.
  Все закончили читать
  Лет в пятнадцать двадцать.
  No problem. Ну, пожрать,
  Где нибудь продаться,
  Перебиться, протянуть,
  Перекантоваться.
  Самого себя надуть -
  В гениях остаться.
  
  Rasa tabula в глазах -
  Дурака валяет
  Авангард и впопыхах
  Юбку задирает.
  - Как же юбку?! Авангард
  Ведь мужчина вроде?
  - Ну и что же? Он как бард,
  Как шотландец бродит.
  Юбка в клетку аль квадрат,
  Черен бел малевич.
  Ну, а в общем авангард -
  Так себе, козлевич.
  Выдуряется, бузит,
  Бунт в яслях и вопли.
  Папе с мамою грозит,
  Утирает сопли.
  Пишет левою ногой,
  Копотью разводит,
  Неподвижною мозгой
  Аки лапой водит.
  Вроде - дых, а мертвяком
  Спит - не добудиться.
  Ты его хоть матюком,
  Вряд ли оживится.
  Пень дубина стоерос,
  Чистая мякина!
  Митрофанка недорос,
  Вялая скотина.
  
  Мне сказал усохлый маг
  С головою лысой,
  Это надо делать так -
  Вроде как водицей
  Али чем еще хужей...
  В общем, просочиться...
  И, сочась, сидеть года,
  Ближних ненавидя,
  И тебя как завсегда
  Тая не обидят,
  Но запомнят и учтут,
  Назовут поатом [8],
  Будешь знаменитый тут,
  Меченый, как атом.
  Так потом за годом год -
  Негде оглянуться -
  В посиделках жисть пройдет,
  Плечики согнутся.
  Славу с музою дрочить -
  Жребий недотроги -
  И в могильниках почить
  Местных антологий.
  
  Есть места еще тупей,
  Там портянки вяжут,
  Патриотом льдины сей
  Заживо обяжут
  Обзываться и скорбеть,
  Злиться и недужить,
  В перегаре дубенеть,
  Пузыриться в луже.
  Но об этих... что - о них?
  Говорить тут неча.
  Их награда - в них самих,
  В их сопливом вече,
  В их служении слепом
  Бытовому богу.
  Лепрозорий обойдем,
  Выйдем на дорогу.
  Где поэзия сейчас?
  Разберемся, глянем!
  Как всегда, молчит Парнас,
  
  Света нет, не тянем.
  Как всегда, никто ни ме
  И ни кукареку.
  Пусто в нищенской суме,
  Хоть кидайся в реку!
  Есть пиита? Что ж, что нет?
  В званьи виртуала
  Выручает Интернет
  Всякого нахала -
  Хам на хаме в гипертекст
  Свадьбою собачьей -
  Гипертесто, гиперсекс,
  Гиперновобрачье...
  Но танцору еже плох
  Говорят, мешают...
  Ну, а этим, видит Бог,
  Хоть бы что!.. Порхают.
  Ты ему хоть оторви
  Лишнее хозяйство
  Не заметит - он в любви
  К рынку подвизается..
  
  ПИСЬМО ТРЕТЬЕ
  
  Махатме - поклон - в Тибет
  Северова сына.
  Голос пламенный к тебе,
  Как из карантина,
  Рвется, кожу сбросить рад
  Пасынка у Геи
  И забыть видеоряд
  Хмурого Борея.
  Пусть сердитый небосклон
  Отравляет мысли, -
  Я пошлю тебе свой сон,
  А не просто мюсли.
  Мир загнется, коль проест
  Все кредиты Бога.
  Я пошлю тебе проект,
  Если мыслить строго,
  Я пошлю тебе вино
  Речи сладко длинной,
  Я пошлю тебе прогноз
  Путешествий дивных.
  Предо мной - миров межа,
  Только я отвержен:
  Я всегда готов бежать,
  Только что то держит.
  Как бодливой не дал Бог
  Нужного оружья,
  Мне, любовнику дорог,
  Горизонт заужен.
  Я сижу и далеко
  Видеть мир обязан,
  Глазом сокола влеком,
  Целью духа связан.
  
  Передай чертям цветы
  Моего разврата -
  Вы же с нечистью на ты
  И запанибрата.
  Что же делать, с кем живешь,
  Тем и наберешься!
  Жизнь узка, и всюду ложь,
  Правдой не пробьешься.
  Если хочешь говорить
  И понятным знаться,
  Надо с чертом водку пить
  И в дела вдаваться,
  Обучаясь языку,
  То есть адской фене -
  Не по Библии реку,
  По живой камене...
  
  Люциферу - мой поклон
  Передайте тоже.
  Зря тогда затеял он
  Бунтовать: негоже
  Двоевластие селить
  В мире ненадежном,
  Лучше было б пособить
  Нам в вопросе сложном -
  Постоять перед Отцом
  И Царем Небесным
  И сказать ему словцо -
  Пусть хоть и нелестно! -
  Мол, чего же ты, Отец,
  В сироты их выгнал?
  Где же правда, наконец?
  И какой же вынул
  Страшный жребий им! Хотя б
  Дал от древа жизни
  Откусить - ведь им тогда б
  Легче об отчизне,
  Об Эдеме вспоминать
  Было б и о детстве.
  Что немного потерять
  Им пришлось в наследстве -
  За века веков понять,
  Думаю, смогли бы.
  В день их краткий где же взять
  Дух им терпеливый?!
  Появляются детьми,
  Умирают ими,
  Даже ветхие деньми
  Гибнут молодыми...
  Несмышленышам земля
  Отдана на волю,
  Потому ее поля
  Истощились болью...
  
  Всем языческим богам
  Мой поклон с почтеньем
  Пенсионным их мирам
  Шлю благословенье.
  Отсыпайтесь, старики!
  Только к нам ни шагу
  Вас от скуки и тоски
  В дольнюю шарагу
  Неизменно пригласят
  И такое сквасят!
  И такое сколбасят!
  В общем, так сдубасят,
  Что, очухавшись потом,
  Не узнают маму,
  Потому как вновь - содом
  И жагала сраму. [9]
  
  
  В нашем веке вам сулят
  Полное раздолье,
  Ибо все спастись хотят
  У судьбы в подоле,
  В ноги лоб засунуть ей,
  Пусть по заду лупит:
  Мама, мамочка, не бей,
  Я не буду глупым!
  Буду полюбовно жить,
  Современным буду,
  Буду глобоворожить
  И плясать под вуду!..
  
  Люд - на лекции. Разит
  Аж за километр
  Энергетикой!.. Бузит
  Волхв, заморский мэтр.
  Он ученый, он грозит
  93
  oÏîýìû
  Êîíñòàíòèí Èâàíîâ
  94
  Светопреставленьем,
  Но надежою сквозит
  Мэтрово ученье:
  У него в запасе есть
  Древняя лазейка:
  Кто захочет, тот пролезть
  Сможет, как Шумейкер
  Леви ледяной комок -
  Уканать подале!
  Кто ж в святые вылезть смог -
  Отсыхай в астрале!
  Мы не жертвы, мы не чмо,
  Чтоб гореть в пожаре,
  Пусть провалится в дерьмо
  Техногенный шарик!
  Ну, а мы - святые, мы -
  Всей душой тольтеки,
  Мы умчимся от чумы,
  Чао, человеки!..
  
  Тут давно уже цветут
  Городские гуру,
  Города им выдают
  Дурака и дуру.
  Валит массовый осёл,
  Совершенства чая,
  Вот еще пророк пришел,
  Жажде отвечая.
  Внуки Бендера - толпой,
  Все - миссионеры.
  Звери прут на водопой,
  Мыши ищут веры.
  Жажду смысла - бесы ржут! -
  И от смерти крышу
  Бендеровичи дают
  Массовому мышу.
  Гуру Бендер - это кот,
  Что мышей крышует,
  Песнь астральную поет,
  Мраки атакует.
  Получает крышу мышь,
  Затихает в норке.
  Кошка ходит сквозь камыш,
  Гуру смотрит зорко.
  Бендер чтит свою звезду,
  Рубит к ней окошко.
  Получает кошка мзду
  И жиреет кошка.
  Много разностей видал
  Я на этом свете,
  У шаманов побывал,
  Поплясал в квартете.
  Был у хоббитов в гостях,
  Разделял их хобби,
  Видел розовых растяп,
  Голубое лобби.
  Видел многую печаль
  Многознаний разных,
  Видел желтую печать
  Лиц старообразных.
  Видел: почва у людей
  Из под ног уходит,
  Но они полны затей,
  Хороводы водят,
  Обживают слово "бог",
  Как обои клеят.
  (Как мочился бы Рембо
  В этих мавзолеях!)
  Тут, конечно, съеден Бог
  Сластью на досуге,
  Здесь Гурджиев Сведенборг
  И Рон Хаббард Дугин -
  Как последние жрецы
  Перед входом в вечность.
  Только злые гордецы
  Толпочеловечность,
  Нос зажавши, обойдут,
  Как в заразном месте...
  Слава массам! Массы ждут
  Из Вселенной вести.
  
  ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ
  
  Жизнь свободная теперь,
  Пляс по интересам.
  Захожу в другую дверь,
  Кто собрался здеся?
  Разглядел: сидит народ,
  Воспаряет мирно,
  Славно песенки поет,
  Говорит кумирно.
  Аскетизм и чистота,
  Показные, впрочем,
  Мол, духовность не проста,
  Сложного, мол, хочем.
  Начинают говорить -
  Убивает каша!
  В простоте словцу не быть -
  Должен быть украшен
  Мир орнаментом вранья,
  Чтоб душа замлела...
  Эх, дождетесь воронья
  На гнилое тело!..
  
  Тут того же принца ждут
  Вплоть до пенсиона,
  Пожилые девы тут,
  Бабы разведёны.
  Воспарения цари,
  Бизнеса изгои,
  Прожектеры попсари,
  Неудач герои.
  И художники души,
  Чемпионы лени,
  Эти - дивно хороши,
  Все то им до фени.
  Со всего получат кайф,
  Разваляся мило.
  Человеческая ткань
  Весело прогнила...
  
  Здесь несчастье всех мастей,
  Хорохорясь, тщится
  Здоровей и веселей
  Выглядеть тащиться...
  И своя, конечно, спесь
  Нравственной основы -
  Дорогая мина здесь
  При игре дешевой.
  
  Удивительный народ!
  Всюду валит валом.
  Аргуэлес им поет,
  Им дудит Друнвало.
  Здесь Блаватская и Гроф,
  Фрейд и Кастанеда
  Перепутались игрой,
  Погрузились в недра;
  И оттуда валит пар,
  Стекленеют взоры,
  Это катится толпа
  Из долины в горы;
  Совершенствуясь, грядут
  Пупуасы к Богу. [10]
  Беднопупы! Не найдут
  Нужную дорогу -
  Ибо духа ласку Ты
  Нам вменяешь в дело,
  А бедняги - лоскуты
  Приняли за тело.
  
  
  Верно молвил Фобофил [11],
  Точно, как в аптеке.
  Развиваю: есть эфир
  И менталпитеки.
  Все они душой добры,
  Верят: люди - братья.
  Параллельные миры
  Их зовут в объятья.
  У счастливейшей из рас
  И мозги инертны:
  Смерти нет - уже сейчас
  Все они бессмертны.
  Про эфир, друзья, молчу,
  Потому - серьезно.
  Я и сам сейчас лечу
  Через мир морозный,
  Словно некий луч огня,
  Отражая холод,
  Предзнаменованьем Дня
  После дня лихого.
  Менталакт же свой питек
  Совершает шибко,
  Только в технотронный век
  Это всё - ошибка,
  Потому что в наш эон,
  В надцатое летье,
  Человечек эмбрион
  За себя в ответе
  Ну никак не может быть,
  Он - дитя в природе,
  Он лишь волком может выть,
  Луком в огороде,
  Зеленея, прорастать,
  Зваться Чипполино -
  В общем, жисть его проста,
  Как полет куриный.
  
  Расскажу вам анекдот.
  Раз зашел я в школу,
  А оттуда пар идет,
  Как от баскетбола.
  Люди, выпучив глаза,
  Пели про Исуса,
  Отрубая тормоза
  И не зная вкуса.
  Комсомолистый вожак,
  Дирижер оркестра,
  Как на митинге, рожал,
  Сквашивая тесто.
  Плыло потное тепло,
  Бабее, старушье,
  Энергетикой несло
  И текло удушье.
  Тут лишь шаг - и ты как гвоздь
  Втянешься магнитно:
  Нет тебя, а есть лишь гроздь
  Силы монолитной.
  Я, ей богу, задрожал,
  Чуть не дыбом - волос.
  Я ведь чуть не забежал
  В класс - на хора голос.
  Но, нюхнув струю оттель,
  Рты, глаза увидя,
  Я как пуля на панель
  Выскочил в обиде,
  Что несчастные стада
  Снова вракам верят,
  Не имеющим стыда
  Открывают двери.
  Простодушие глуплян -
  Вот моя обида.
  Человечек будто пьян,
  Всем заморским гидам
  Открывается враспах
  Золотою жилой
  Для гешефта на бобах
  Шарлатаньей силой.
  
  И, хотя добра от зла
  Вновь не отличают,
  Но вообще то есть спортзал,
  Где мышцу качают,
  Где усилие, и пот,
  И тяжелый воздух -
  За духовность не идет,
  А, напротив, роздых
  Получается душой
  От заботы горней.
  Так что ей трудней - одной,
  А с толпой - позорней.
  
  
  ПИСЬМО ПЯТОЕ
  
  Мы Глупландией сейчас
  На свободе стали,
  Не заманишь нынче нас
  Ни в какие дали.
  Нам хоть гений покажи
  Выход - не старайся!
  Твердо верим: пока жив,
  Этим наслаждайся!
  Воспаряй теперь и здесь,
  На соседей глядя,
  Поклоняйся не звезде,
  А бухой наяде...
  
  Об истории чуток
  Рассказать придется
  Чуток сумрака исток
  Ниточка прядется...
  То провалится, то вдруг
  Вынырнет, крадется,
  Перекинется на сук,
  В петельку совьется.
  Закачается в петле
  Кто же, как не разум?
  Пупуас навеселе
  И свободен разом.
  Может снова хвост пришить,
  Стать на четвереньки,
  Энергетикой прожить,
  Были бы ефимки.
  Потому как абордаж
  Из Парижу вышел.
  Нет критериев! Шабаш!
  Пупуас не дышит.
  Он на цырлах, в три дуги,
  Он Парижам лижет...
  Он не может без тоски
  О Парижах выжить.
  
  Тут пляши или танцуй,
  Собакевич прав был -
  Гадит, говорил, француз [12]
  И не хочет правды.
  Вместо правды выбрал он
  Сексонасекомость,
  Он изящен, он умен,
  Он для пупу - компас!
  
  
  Там софисты, игроки
  В бисер, шарлатаны.
  99
  oÏîýìû
  Там жиреют от тоски,
  Там от скуки пьяны.
  Но Гринландии не в масть
  Следовать Парижам.
  Льдины требуют ума,
  Чтоб на льдинах выжить.
  А в Парижах виноград,
  Детский сад в Парижах,
  Для де Садов вертоград,
  Для рекордов грыжа.
  А в Парижах можа жить,
  Самовыражаться,
  Сальвадорами далить,
  Паблопикассаться.
  Каждый сам себе велик,
  Гений мастурбатор, -
  Ничего, что мир болит,
  Гибелью объятый.
  Из детсада не видать,
  Что там происходит,
  Можно ребусы решать
  Можно хороводить.
  Можно свастикой шалить
  Все дитю - забава!
  Все - свобода: быть - не быть,
  Хлеб или отрава.
  Пупуаса детский дух
  Пляшет и мухлюет,
  Негритюдом ловит мух,
  Лохотрон шурует...
  
  ПИСЬМО ШЕСТОЕ
  
  Шерсть на шкуре, гибок хвост -
  Замысел Господень
  Был в своей основе прост,
  Да неблагороден.
  Зверофермой мнился рай
  В Боговой затее,
  Но расстроилась игра
  На потеху Змея.
  Залетел в мечтах Господь,
  Хватанул излишка:
  "Что - природа? Плоть да плоть!
  Почему б умишка
  Хоть чуть чуть не уделить
  Для покорной твари?
  Будет мирно коз доить,
  Собирать гербарий,
  Будет правая рука
  И завхоз примерный...
  Поживем, - а там века
  Ход подскажут верный!"
  
  
  Тут у Господа в расчет
  Заползла ошибка -
  Он не ведал, что пойдет
  Человечек шибко.
  Бог не думал, что судьба
  Любит бой без правил,
  И Адама он сглупа
  На ноги поставил.
  
  Змей, конечно, все смекал,
  Видел Божий промах
  И людишек подстрекал
  В уголках укромных;
  Знал: развития полет -
  В старте с аналогий.
  Он шепнул Адаму: "Вот,
  И Господь - двуногий!".
  Искуситель был хитер,
  Злобен и завистлив
  И к тому ж гипнотизер,
  Провокатор мысли.
  Он ведь тоже не желал
  Им бессмертье делать,
  А не то бы показал:
  Ешьте с жизни древа!
  Он хотел лишь досадить
  Господу немного.
  Далеко же заходить -
  Не его дорога.
  Ни ни ни и чур чур чур,
  Он ведь - небожитель,
  Не тиран и самодур,
  Только искуситель,
  Испытатель чародей,
  Маг и обольститель,
  Змей масон и змей еврей,
  Змей обворожитель....
  
  Был бы кто нибудь иной,
  Не дошли б до точки:
  Змей - мыслитель головной,
  Любит заморочки.
  У Гордона б он болтал
  В наши дни ночами
  101
  oÏîýìû
  И мелками рисовал,
  Как теперь качает
  Нашей мысли существо,
  Яко мышь в сусеке -
  Поясняю: в хвостовом
  Корабля отсеке,
  Что несется через ночь,
  Одиноко, страшно,
  От неведомого прочь
  В никуда - как Russia.
  
  Пупуас и лотофаг
  И глупландец - он же.
  Как ему раскрасить флаг?
  Пусть помогут бомжи!
  Этот класс уже давно
  В космосе открытом,
  Лишь ему вполне дано
  Быть космополитом,
  Знать, что этот мир г~о,
  Что слегка прикрыто,
  Что воняет все равно
  Социокорыто...
  Извините, что духи
  Не кроплю на строки,
  Неизячные стихи -
  Времени пороки.
  Что же делать, коль прижать
  Нас стремятся сроки,
  И культура - не скрижаль,
  А следы сороки...
  
  ПИСЬМО СЕДЬМОЕ
  
  Возвышающий обман
  Хочешь? - Лезь в анналы!
  В телевизоре ж - дурман,
  Мечутся каналы.
  В телевизоре шаман
  Зодиаком бредит.
  Растекается туман,
  Прокаженных метит.
  
  Демократия, ау!
  Пыль телег походных
  Можешь крикнуть "караул!" -
  Бесполезно. Отдых.
  
  Демократия, уа!
  Дурака лелеешь.
  Сядет сядет пупуа
  У тебя на шее.
  Свесит ноги. В Сэшэа,
  Кажется, уж свесил.
  Веселеет пупуа,
  Человек невесел.
  
  Нам Америка - указ,
  Мудрости посланец.
  В брюхо смотрит пупуас,
  И туда ж - глупландец.
  Нам в Америку бежать
  Хочется со льдины.
  Там приятнее лежать
  И жевать сардины.
  Говорят, там райский быт,
  Там тепло и сыто.
  Там закон боготворит
  Стойло и корыто.
  Там прогресс - дошли уж до
  Промискуитета.
  Там такое тэк вон до!
  Что - Харон и Лета?
  Что там лотоса нектар
  Али амазонки?
  Там вселенский санитар
  Голливудской гонки
  Выжирает всю до дна
  Человечью слабость,
  Чтоб осталась лишь одна
  Наслажденья сладость...
  
  ПИСЬМО ВОСЬМОЕ
  
  Надоело лебезить
  И культурить - рвота.
  Русским слогом говорить
  Мне теперь охота.
  Русский слог немного груб,
  Да премного весел
  Хоть не тянет на игру
  Жизнь наших весен.
  От себя не убежать,
  Ты себе потребен.
  Будем жребий уважать,
  Хоть неласков жребий.
  
  Ритмом схваченный словарь
  Праздником отмечу.
  В метафизики букварь
  Записать бы встречу
  Содержания души
  С формою дыханья -
  Как свиданья хороши,
  Как легки слиянья!..
  Потекла стихов река,
  Мысль в ней - лишь лодка.
  Это форма языка,
  Я - ее находка.
  
  Эй, роман мой, разбегись
  Да ударься оземь!
  Райской птицей обернись,
  Чудом на морозе.
  Обернись да освежись,
  Да рассыпь глаголы,
  То то, братцы, будет жизнь
  Русской речи полой!
  Не стесняйся, ритм мой,
  Плясовой, частуший -
  В нем народный дух живой,
  В нем мужают души.
  Коль судьба к нам не добра,
  Коли небо хмуро,
  Мы распляшемся сдура,
  Чтоб не жить понуро.
  Вспомянем переполох,
  Перепал веселый,
  У ух, скоромный скоморох,
  Шутки пересолы!..
  Мимоходом, как с луны,
  Прошлого игрушки -
  Стеньки Разина челны,
  Пугачевы пушки.
  Ваньки Грозного топор,
  Митькино веселье,
  Петьки Первого напор,
  Катьки новоселье.
  Чингис хан, Батый, Мамай,
  Княжеские драки,
  Ты Мамая не замай,
  Враки перевраки!
  И татарин нынче наш,
  Бывший крестный бачька,
  Тут взаимным был массаж
  И семейной - драчка.
  И жидишку, ей же ей,
  Не лишим пощады,
  Он же наш родной еврей,
  Быть еврею надо.
  Он же - сущий наш фермент
  Социальной бучи,
  В общем, нужный элемент
  Полюбовной кучи.
  Ну, а что Христа... тово
  Он тогда когда то, -
  Кто ж из нас не гнал Его?!
  Кто не зрел - распятым?..
  А тогда, когда Пилат
  Руки мыл, сморкался,
  Пупуас был юн и млад
  И с Христом не знался,
  К иудейским небесам
  Духом не стремился,
  Где то лазил по лесам,
  Колесу молился...
  
  Ну а римлянин Пилат,
  Яфетит и арий,
  Был невежеством объят,
  Словно пролетарий.
  И толпе не до того,
  Ведь толпа орала
  И спасала своего:
  Хамом был Варавва.
  Да и сам Исус лишен
  Был собою чуда.
  "Для чего ты, друг, пришел?" -
  Лишь спросил Иуду...
  Всё - по правилам игры
  В коммуналке века:
  Рима кончал свои пиры
  Казнью человека.
  
  ПИСЬМО ДЕВЯТОЕ
  
  Здравствуй, милый! Ты живой?
  Ты меня дождался,
  Мой читатель дорогой?
  Вот я и добрался.
  Долго брел к тебе и полз,
  Никнул, задыхался,
  Как стрела - мечтался кросс,
  А ложились галсы...
  А пужали - тебя нет,
  Мол, навеки, помер.
  Возвращай творцу билет,
  И напрасен номер.
  А стращали - ой я я! -
  Сытые эстеты, -
  Ни тебя нет, ни меня,
  Да и жизни нету.
  Затыкайся и молчи,
  И играй в бирюльки
  И о боли не кричи,
  А готовься в жулики;
  Можешь марки собирать,
  В бисер можешь дуться,
  Ну, а жизнь создавать -
  Дурачки найдутся.
  
  В глубине пустыни есть
  Чудная пещера -
  Там отец Теперь-и-Здесь,
  Зачинатель эры,
  Сам Филолог. Он сидит
  Что Кащей Бессмертный,
  То крюками шевелит,
  То когтями вертит.
  Глазья у него горят,
  Как в аду придурки,
  Высших ценностей висят
  Высохшие шкурки.
  Он бормочет им тосты,
  Пепелит их взглядом,
  Поджигает им хвосты,
  Поливает ядом...
  
  
  Сквозь пустыню я к тебе
  Пробирался долго -
  Черепа, пески, Тибет,
  Высохшая Волга.
  Мумии и мумиё,
  Каркает перформанс,
  Авангарда вороньё
  Тут как тут, приперлось,
  Тешит дураков и дур
  И лягает в злости
  Трупы вымерших культур
  Иерархий кости.
  Разложение и смрад,
  Да еще воды нет.
  Тут ползешь, себе не рад,
  Кто тебя подымет?
  Культурологи снуют,
  Как в морях мурены,
  Им покоя не дают
  Недруги гиены.
  Ищут где чего урвать
  Все шакалы рынка.
  О Сахара! Где трава?
  Где с прохладой крынка?
  Кто в пустыне голова?
  Есть ли тут начальник?
  Но нигде не слышно льва,
  Рык не тот ночами.
  Лев шакалами распят,
  Нету льва в пустыне.
  Демократия, растак!
  В равенстве остынет,
  Если шибко кто горяч,
  И, свиньей построясь,
  Он по свински станет зряч,
  Коллективно роясь.
  
  ПИСЬМО ДЕСЯТОЕ
  
  
  Ïараллели проводя
  С древними веками,
  Видим римлян - как бродяг
  С вечными войсками.
  Их хозяйственный азарт,
  Их любовь к телегам,
  Их всеядность, их разврат,
  Равнодушье, флегма,
  Их изнеженность в тылу,
  Их к богам терпимость
  Чужестранным, как Балу,
  В мутных термах Рима -
  Это все знакомо нам,
  Как быки - испанцам.
  Это - розовый Пан Ам,
  Рим американца.
  Это он, глобальный вождь -
  Радуйся, планета! -
  На тебя обрушил дождь
  Долларова света.
  Свет с востока? - Ерунда!
  Этот парень знает,
  Где дешевая вода,
  Где лазурь играет.
  Это он, румяный бой,
  Ницшевый наследник,
  Это он, Ам Ам крутой,
  Переплюнет ледник.
  - Переплюнет ли? Хи хи!
  - Зря смеешься, отче.
  Продвижения стихий
  Не отменит Зодчий.
  Рима истина - в вине,
  Колбасе и пицце.
  Варвар рыщет в глубине,
  А не на границе.
  Нам его навялил Фрейд
  С чертом сепаратно.
  Кто б его теперь скорей
  Запихал обратно?
  
  Рима вечная стезя -
  Роком по планете.
  Нам без Рима быть нельзя,
  Все мы Рима дети.
  Рим читаем Земношар,
  Или просто Город.
  Рима вечная душа -
  Интеллекта голод.
  
  Мы ж на острове своем
  Ко всему ль готовы?
  Где же место мы найдем
  В этом Риме новом,
  Если прожитых веков
  Нас пугают чары,
  Иудейский вой котов,
  Римский лай овчарок?
  
  Ну и глупые дела
  С братьями моими!
  Русь ли места на нашла
  В этом новом Риме? -
  Древний азиатский путь,
  Племенная росстань,
  Пересекшаяся суть,
  Мира перекресток.
  Русь, тебе ль комплексовать?
  Русь, бессмертья вахта!
  Шарик будет добывать
  Уголек из шахты.
  Хватит шахты на века
  Третьего завета.
  Шахта духа глубока! -
  Русская планета.
  
  ПИСЬМО ОДИННАДЦАТОЕ
  
  Мир надменный, мир глухой,
  Мир не хочет Слова,
  Погружается в запой,
  Ищет детства снова.
  Наготове у него
  Абсолютный довод -
  Напрягаться для чего,
  Если черный овод
  Жалит, гонит, валит с ног
  Смертную скотину.
  Нет теодицеи впрок,
  Если Бог покинут.
  
  Кто стирает письмена?
  Кто Психею душит?
  Вновь хохочет Сатана,
  Дьявол слезы сушит.
  Ржет веселый Сатана,
  Сыпет в души копоть,
  Про невинность врали нам,
  Врем теперь про опыт.
  Что нам истина иль ложь?
  Мутная водица.
  Пупуасам невтерпеж
  Жизнью насладиться.
  
  Дверь распахнута Врагу.
  (Речи - в междометья!)
  Здесь готовится рагу
  На тысячелетье.
  Надо трусость побороть
  И признать, где - сила.
  Мы - антихристова плоть,
  Царство наступило.
  Можно точно сосчитать,
  Сколько в теле клеток
  У противника Христа:
  Весь народ планеты.
  Совершились времена
  И созрели сроки:
  Мы стираем имена,
  Познаем пороки...
  
  А еще с востока свет
  К нам недавно вышел.
  Это был уж, братцы, бред,
  Отвинтилась крыша.
  Тут совсем уж лабуда,
  109
  oÏîýìû
  Башня соскочила,
  В огороде лебеда,
  В Киеве Годзила.
  Православный попугай,
  А точнее, дятел
  Обывателя пугал,
  Говоря: "Приятель,
  Ты поджаришься в аду,
  Коль на нас не клюнешь!"
  Вот такое какаду!
  Поцелуешь - плюнешь.
  Мы б поверили ему,
  Только дело спорно -
  К воцерковному уму
  Подмешалось порно.
  Дело скользкое - коллаж,
  Винегрет словесный,
  Особливо, если блажь -
  Колоритом местным,
  Неотъемлемой чертой
  Коего - пороки
  Наши с вами, дорогой,
  Современник строгий!
  
  Как, однако, ни крутись,
  Мир сегодня сбрендил.
  Даже Гарик шахматист,
  Бывший нашим брэндом,
  В хронологию залез,
  Как Фоменко вострый.
  Видно, заново ликбез
  Нужен нам на остров.
  Юзом катится авто
  Мозговой горячки,
  Что то в Дании не то,
  Подвоняло в спячке...
  
  Жаль глупландцев: кто куда
  Разбежаться рады.
  Спят и видят города,
  Полные услады,
  Словно мусульманский рай -
  Гурии и фрукты, -
  Ляг и брюхо ублажай,
  Если небу друг ты...
  Фокусируя мечты,
  Оформляют пассы,
  Чтоб в итоге маяты
  Угодить в пампасы,
  В ту счастливую страну,
  Где не гаснет пламя,
  Ну, а мне - хоть на Луну,
  Хоть в Европарламент,
  Хоть на Марсовы пески,
  Хоть в Венеры лаву -
  От космической тоски
  Разве капля славы
  На мгновение отвлечь
  Это сердце сможет...
  Что ж, посмотрим! Лейся, речь,
  Речкою пригожей...
  
  ПИСЬМО ДВЕНАДЦАТОЕ
  
  Стих мой - порхом! (Эльф иль эль?) -
  Вспомнив дивный гений,
  Посвящаю М.Ю.Л.
  Несколько мгновений.
  Все мы в школе наизусть -
  Помнишь - "Смерть поэта"?
  Перечитываю. Грусть...
  Воз и ныне где то...
  Правда, кое что того...
  Сдвинулось, встряхнулось,
  Не сказать, чтоб ничего...
  Жизнь не уснула.
  Век неплох. В стране моей
  Крепнет разум здравый,
  Нет Свободы палачей,
  Есть лишь дух отравы.
  Чернь цветет, как на дрожжах,
  В высший свет гламурит,
  В телевизоре рожать
  Время - звездной дуре.
  Хорошо, что снят колпак,
  Но и время оно
  Живо - жадная толпа
  Так же жмет у трона.
  Это карма, это рок -
  Жрачка прежде духа,
  И гламуровый жирок
  Конопатит ухо.
  И лукавые творцы,
  Роясь глянцевито -
  Что синички аль скворцы
  (Brevis ars, не vita).
  Как в курятнике: тепло,
  На насестах драка,
  Сядешь сверху - повезло,
  Вниз - грозит клоака.
  В этот адский аммиак
  Трудно - с зверьим нюхом,
  И совсем уже никак -
  С обрученным слухом.
  Впрочем, слуха нет нигде,
  Даже в Зазеркальи.
  Вата? Заговор идей -
  Мир безмузыкален.
  Что - идей? Скорей, - стихий,
  Палачей невинных,
  Нам прощающих грехи
  Песен соловьиных,
  Коль кукушку с петухом
  За столом выносим
  И раздумья над стихом
  Высказать их просим.
  Время глушит звон струны
  Караульной пушкой -
  Все права защищены
  Петуха с кукушкой.
  И действительно: - права.
  Что уж тут попишешь?
  Человеки как трава -
  Все равны, не дышешь.
  Подсыхаем, ждем косы,
  О стерне мечтаем,
  Сушим старые трусы,
  Новые стираем.
  Пригибает календарь,
  Взгляд стремится к полу.
  Не сутулься, мой миндаль!
  Мы еще не голы.
  Пусть не порох! трут и мох,
  Кремешек - не сила ль?
  Вот и высечем, мой Бог,
  Огонек для милой.
  Твой огонь прольется вновь
  И разбудит жажду
  Претворить вино в любовь
  И ожить однажды...
  Эх бы заново начать,
  Не глушить отравы,
  Полюбить и палача
  Гения и Славы.
  Всё принять, понять, простить:
  Мир - больной ребенок.
  Пусть и я в его горсти -
  Лед меж нами тонок.
  Он растает, спору нет,
  Но лечиться надо.
  Видишь, к Богу в кабинет -
  Хворые Спорады?
  Это вам не хит парад,
  Где танцуют мошки -
  Все галактики спешат
  Взять талон в окошке.
  
  Не скрываясь за хребтом
  (Заблестела шерстка!),
  Отмываемся, растем
  Утонченно, жестко.
  Разреженней, холодней
  В тесноте планетной,
  Ты поешь среди степей,
  Как кочевник бедный.
  Нет пашей и нет ушей,
  Нету и Поэта.
  Выпивает соль морей
  Ласковая Лета.
  
  ПИСЬМО ТРИНАДЦАТОЕ
  
  Сим оставил Книгу нам,
  Яфет дал Науку.
  Что же нам готовит Хам?
  Пожиранья Скуку.
  
  
  Там, в начале христиан,
  В век гонений грубый,
  Говорил Тертуллиан,
  Человек неглупый, -
  Христианка, мол, душа
  По своей природе,
  Но реклама ей шиша -
  Everybody's a body!
  Если кто не понял, я
  Затолмачу смело:
  Знай, гласит строка сия:
  Всякий - это тело!
  Только тело, только плоть,
  Только кровь и мясо...
  Но тоски не побороть
  Даже жирным плясом,
  Карнавалом и пальбой,
  Людоедской лирой,
  Людоведческой игрой,
  Лироедской силой...
  Аввакуму - слово. Мой
  Се великий пращур.
  Он - природный наш святой,
  А не Ники спящий,
  Не бездарное лицо
  Частное на троне.
  Что ж, задавлен. Колесом.
  Жалко. Похороним.
  Но - святой?! О суета
  Пастырской телеги!
  Третьеримска простота.
  Рясы. Печенеги.
  Так к канону приобщать -
  Братоненавидя -
  Это значит не прощать,
  Это - жить в обиде.
  Это значит - Богу врать,
  Братолицемеря!
  Это значит жить назад,
  Значит - ветховерить.
  Мир родной, какой ты стал!
  Не умнея в целом,
  Отовсюду провонял -
  И душой, и телом.
  Слабоумием объят,
  Лицемерьем, ложью...
  Погляди, - Он вновь распят
  В нашем придорожье!..
  Я и сам, протухший пес,
  От греха воняю,
  Только Он во мне пророс,
  Это - твердо знаю.
  Говорю вам, не стыдясь,
  Хоть и блазновато, -
  Ибо верю: в мире связь
  Победит когда то!
  
  Век семнадцатый! Пожарь
  Дух мой безутешный!
  Аввакум - глубинный царь
  При Тишайшем внешнем...
  Жизнь насмешливо пестра,
  Но в Одном Пожаре -
  Дым Джорданова костра,
  Аввакума гари.
  И единый мрет жандарм
  От того глагола,
  Что пустили Жанна д'Арк,
  Гус, Савонарола.
  Ей, глупляне! Ой ё ёй!
  Всё вы ждете рая!
  Что вы крутите башкой,
  Запад обзирая?
  Или силы рук и ног
  Нет? Боитесь ямы?
  Нас наказывает Бог -
  Значит, сыновья мы.
  А в беспамятстве плясать
  На планетке тесной -
  Вот уж выблядки, видать,
  Не сынове есмы...
  
  Тихо радуясь, земля
  Поклонилась лику...
  Помолитвую и я
  Вслед душе великой,
  Матерясь, как Аввакум,
  Как Сибирь русея,
  Чтобы мира вакуум
  Не душил Расею.
  Чтобы земношарный дух,
  Шелестя крылами,
  Нес российскую звезду
  Над материками!..
  Новый век! Склонись, учась,
  К Материнской Плате -
  Не шестая только часть
  В мировой квартплате,
  Не пособье для весов:
  Пол телеги Франций,
  И не залежи лесов,
  Не запасы фракций,
  Нет!.. У нашего угла
  Есть мощней идеи,
  Не наружные дела -
  А душа Пангеи!..
  Аки свиния, Земля
  Тонет в кале блуда.
  Где ты, Кормчий Корабля?
  Выведи отсюда
  На космическую ширь
  Чистоты межзвездной!
  Да спадет с Земной Души
  Дух болезни грозной!
  Да отринется она
  Помыслов развратных!
  Любит войны Сатана,
  Поощряет ратных.
  Дьявол, главный боевик,
  Всё же сломит ногу,
  И ему придет кердык,
  Камикадзей богу!
  Земношарный полисмен
  И его, в "браслете",
  В новый - после Данта - плен
  Отвезет в карете.
  Навсегда ли? Вряд ли. Тут -
  Вечная сансара.
  Но шизо ему найдут -
  Дно Шаданакара.
  
  Аристотель баял: лгут
  Много, мол, поэты.
  Так то так, да дни бегут,
  Песни ж - недопеты.
  Недописаны дела,
  Недостроен смысл,
  Нерассеянная мгла -
  Дымом коромыслом.
  Что - Китайская стена,
  Мыслей караваны?
  Выгорают письмена,
  Исчезают страны...
  За жерлом ревет жерло,
  Рвет планету лавой,
  Небеса заволокло
  Гарью, а не славой.
  Заворочалась земля
  Из берлоги зверем -
  Человеческая тля
  Допекла. Америк
  Вавилоны небо рвут
  Щупальцами башен,
  И циклопам Страшный суд
  В слепоте не страшен...
  
  Теснота. Но дух сильней,
  Он свободно дышит -
  Бог за стены всех церквей,
  Всех обрядов вышел.
  Бог уходит, как Аврам
  Некогда из Уру,
  Потому что вновь - аврал
  Вавилонских гуру,
  Лепят башню из культур
  В духоте козлиной
   (Слово - мой Эскалибур
  Против тьмы звериной),
  Умножая Божий гнев,
  Собирая камни
  На главу свою!.. В огне
  Видится река мне,
  И по той реке течет
  Все, за чем несемся,
  И на дно огня влечет
  Современья солнце...
  
  
  В Назарете ли поймут,
  Что видали приму?
  Как всегда - свои распнут,
  А чужие примут.
  Но когда в масштаб Земли
  Via dolorosa,
  Где в космической дали
  Чужаков угроза?
  Где вселенских рыбарей
  Сеть рыбешку тянет
  Галактических зыбей?
  Инопланетяне -
  Суть апостолы сверхзвезд,
  Отзовитесь, где вы?
  Пусть покажет нищий хвост
  Ваш упрямый невод!
  Пусть в озера ваших глаз
  Свет иной нагрянет!
  Бросьте мелкие дела,
  Крепыши крестьяне!
  Се большую рыбу в дар
  Бог закинет, дети -
  Плавниками Земношар
  Затрепещет в сети!.
  
  Отмирая, прежний век,
  Думает, что труп я,
  Обветшавший человек, -
  Радуется струпьям,
  Хочет уловить меня,
  Утащить с собою
  Мутною водою дня,
  Грязною волною,
  Что притягивает глаз
  Трепетом и блеском,
  Завораживая нас
  Селевым бурлеском!..
  Только я то с давних пор
  Слухом не обижен -
  Ноя слышится топор,
  И к нему все ближе
  Издалёка подхожу -
  Вместе будет легче!
  Я по звездам путь слежу,
  Звезды душу лечат...
  
  Свыше пропоет труба -
  Время века схлынет,
  Вертикальная борьба
  На смешенье ринет...
  Земношария, гряди!
  
  ЗАКЛЮЧЕНИЕ
  К тем, кто в руки взял меня,
  Небольшое слово -
  Не пытайтесь от коня
  Ждать пути иного,
  Чем того, что он прошел,
  Повинуясь Воле...
  Есть дорога? Хорошо!
  И... чего же боле?
  Плюс и минус, смех и плач
  Размыкать негоже.
  Здесь не логики палач,
  А живая рожа.
  Весела ль она была
  Или безнадежна,
  Что в том? Главное - цела,
  Значит, жизнь возможна!
  Где смеялся, где всерьез,
  Где я, может, плакал, -
  Ничего на твой вопрос
  Не скажу, однако.
  Коль читатель - будь собой,
  То есть беспокойся!
  Не ходи чужой тропой
  И советов бойся.
  Делай собственный вигвам,
  Шевели мозгами...
  Наварил я каши вам -
  Разбирайтесь сами!
  
   Пьеса; сценарий: Постмодернизм
   Скачать FB2
  
  
  
  
   ТРАМЕДИЯ О СМРАХЕ
   на пепелище блеющем
   посвяща аванга
  
   Участвуют:
  
   СМРАХ, кольцо в носу и на губе.
   НЕСМРАХ, чело, печаль и глубина.
   КУЛЬТУРА 2, партийный галстук и помойка.
   ЛИТЕРОЕДЫ, крикливые и прожорливые.
   ПРАВЫЙ СМЫСЛ
   ЛЕВЫЙ СМЫСЛ, } поросята интеллекта.
   ПОДСМЫСЛОК,
   СМЫСЛЯТА и др.
   ГРАУНД, пробор я ля Гитлер (в кармане гребень панка).
   АНДЕГРАУНД, гребень панка (в кармане пробор а ля Гитлер).
   ФАШИСТСКАЯ ПАЛКА, прям и честен.
   МИЛАЯ ГЛУПОСТЬ, прелестная дама.
   ПОЭТ-ПАЛИНДРОМЩИК С ДИКОЙ СТРУНОЙ.
   ДРУСБА, непонятно что.
   РЫНОК, наглый парень.
   ЖИЗНЬ, седой ужас, многоликая, тысячеглазая, взором неуловимая.
   ГОЛОСА.
  
   Присутствуют в последнем трепе: толпа-публика, зеваки и т.п.
   Все происходит в песочнике и его окрестностях на рубеже II - III тысячелетий н.э.
  
   ТРЁП I
   Сидят в песочнике.
  
   СМРАХ: Я - поэт.
   НЕСМРАХ: А по-моему, ты - говно!
   СМРАХ: Я - художник.
   НЕСМРАХ: Ты - говно!
   СМРАХ: Я - гений.
   НЕСМРАХ: Говно!
   СМРАХ (плачет): Почему?
   НЕСМРАХ: Воняешь.
   СМРАХ: Я - живой!
   НЕСМРАХ: Ну и что?
   СМРАХ: Все живое воняет.
   НЕСМРАХ: Культура не воняет.
   СМРАХ(плач усиливается): Воняет-воняет!
   НЕСМРАХ: Покажи мне, где у нее воняет!
   СМРАХ(зовет): Эй! Культура! Культура!
   ПОЭТ-ПАЛИНДРОМЩИК С ДИКОЙ СТРУНОЙ (сбоку): Культура! Аруть: "лук!"
   КУЛЬТУРА 2 (вылезла из канализации и подковыляла к песочнику): Ну чё вам?
   НЕСМРАХ: Покажи, где у тебя воняет?
   КУЛЬТУРА 2 (угрюмо): Да чё тибе? Вот пристали! Визде воняет.
   СМРАХ (размазывая грязные слезы и сопли по щекам, радостно): О! Я говорил-говорил!!
   НЕСМРАХ: Как везде?!
   КУЛЬТУРА 2 (поворачивается, подставляет бока, поднимает руки, становится на четвереньки и т.д., демонстрируясь ): Во, нюхайте!
   НЕСМРАХ: Фу, гадость! Чего это ты так?
   КУЛЬТУРА 2 (бурчит в том же тоне): Чево-чево! Поживи с мое в стёбаном подсортирье - не так завоняешь!
   НЕСМРАХ: Какой смрад! Что с ней сделали! Какое безобразье!
   КУЛЬТУРА 2 (ухмыляясь): Да уж большей частью засохло все - так ли раньше пахло!
   СМРАХ (глупо скалясь): Что естественно - то не безобразно.
   НЕСМРАХ (раздумчиво): Ну естественного тут, пожалуй, мало, да и культура что-то... Погоди-погоди! (останавливает уже выползающую из песочника КУЛЬТУРУ 2, обнажает ей, как Миледи, плечо, видит в изумлении клеймо "2") Ба-а!
   СМРАХ: Бам!
   НЕСМРАХ: Двойка!
   КУЛЬТУРА 2 (ворчит, уползая в канализацию): Эка невидаль! Не знал, что ли?
   СМРАХ: Хи-хи-хи! Двойка-двурушка, вонючая мушка!
  
   Хор ЛИТЕРОЕДОВ в отдалении (поёт):
  
   Страх! - Смрад! - Смрах!
   Хартс! - Дармс! - Хармс!
   Храмс! - Драмс! - Мархс!
   Мрахс! - Мрадс! - Трахс!
   и т.д.
  
  
   ТРЁП II
   Там же.
  
   НЕСМРАХ (как бы про себя): Так это Культура 2... А где же Культура?
   ПОЭТ-ПАЛИНДРОМЩИК С ДИКОЙ СТРУНОЙ (сбоку): Культура: аруть: "лук!"
   СМРАХ: Та, что не воняет?
   НЕСМРАХ(смотрит на него с презрением): Да!
   СМРАХ: Она - не живая.
   НЕСМРАХ: Почему?
   СМРАХ: Она - трансцендентная.
   НЕСМРАХ: Ишь умник! Слова-то какие знает! Уж не этой ли потусторонности ты и служишь? Гляньте-ка - христианин почти! Ай-я-яй! Софист, однако ж. Мол, там, с высшей точки, я прекрасен, а здесь, на земле, значит, что хочу, то урчу. Нюхайте - я вас презираю!
   СМРАХ: Я пишу гениальные тексты.
   НЕСМРАХ: Вот эту вонь? Эту гниль? Этот песок? Да тут же все расползается!
   СМРАХ: У тебя нет чувства юмора.
   НЕСМРАХ: Зато у тебя как у большевиков - хоть отбавляй! И чего они тебя не печатают? Диву даюсь.
   СМРАХ: Ты - обыватель...
   НЕСМРАХ: А ты - революционер-утопист. Эврика!
   СМРАХ: ...бескрылый. Для тебя нет ничего кроме вот этих серых будней.
   НЕСМРАХ: А ты, может, и в Бога веруешь? Но большевику это не положено.
   СМРАХ: Я верую в гениальное искусство! Оно разрушает старое и создает новый мир.
   НЕСМРАХ: Во-во! Это самое. Искусство - бог! Я и сам раньше любил эту напыщенную романтическую формулу, не подозревал, что в ней таится, когда слова перестают быть метафорой и переходят в действие. Страшное таится...
   СМРАХ: Искусство - не бог. Искусство - способ переделать мир. Бог - это я, гениальный я. И ничего страшного тут нет. Я и мир. Мир мой. Я его делаю.
   НЕСМРАХ: Страшное то, что ты глуп и самонадеян, как все большевики. Вашей гордости и ваших силенок хватает лишь на то, чтобы разрушать.
   СМРАХ: Время разбрасывать камни... хи-хи!..
   НЕСМРАХ: Да-да, эрудит, верно цитуешь. Но в этой прекрасной древней книге не договорено, что разбросанные камни падают на головы не только бросавших, но и многих поколений вперед... Эк куда меня занесло! Что тебе до поколений! Ты - ацефал, живущий одним днем.
   СМРАХ: Ты - напуганный мещанин. А я - гений.
   НЕСМРАХ: Пожалуй, ты и действительно гений - для лотофагов, живущих здесь и сейчас. Но что ты делаешь?
   СМРАХ: Я создаю гениальные тексты.
   НЕСМРАХ: Я знаю: ты хочешь быть современным, богов вроде тебя пожирает эта страсть. Но ты все равно отстаешь. Тебе не угнаться за временем. Время - это французы. Фуко, Делёз и другие - они творят уже не гениальные тексты, а генитальные. Ты отстал.
   СМРАХ: Ты - завидуешь.
   НЕСМРАХ: Ну, разумеется, это последний аргумент, на который способны такие как ты. Но ты мелок в своих игрушках, тебе никогда не постичь, что у человека может быть великая страсть, несоизмеримая с вашими лилипутскими вавилонами - Зависть, но к настоящему, не к самодельному, Богу!
   СМРАХ: Это все бессилие, пустые слова.
   НЕСМРАХ: Бессилие? Но вашему роману с пустотой от силы сто лет, а роману человека с Богом - тысячелетия. Если в тебе есть хоть капля ума, то ты должен почувствовать разницу.
   СМРАХ: Ты бряцаешь количеством, это смешно. Мы - в начале. Мы потому и пришли, что ваше количество провалилось. Люди и сейчас те же, что и при Калигуле..
   НЕСМРАХ: Но от вас и за сто лет все качество - лишь стелющаяся гарь... Вы гордитесь тем, что разрушаете мифы, но вы плохо знаете человеческую природу: ваши ученики тут же начинают сочинять новые мифы, неизбежно мелкие, местные, так сказать субкультурные, ставя на место Бога божка вроде тебя.
   СМРАХ: Так и должно быть! Я - сверхчеловек.
   НЕСМРАХ: А, ну ясно, песня знакомая!
   СМРАХ: Таких, как я, хотел видеть Ницше.
   НЕСМРАХ: Приехали. Коли Ницше, молчу.Тупик. Снимаем шляпу пред светлой памятью.
   СМРАХ: Тебе нечем крыть.
   НЕСМРАХ: Крыть всегда нечем, когда тебе показывают язык, ибо это уже другой язык. Играй в свои бирюльки: революция продолжается. Граунд и андеграунд меняются местами, как ванька-встанька. Сначала были огонь и кровь, теперь их оборотная сторона - смех. Ты бессмертен, пока длится этот исторический перевертыш. Я пою тебе комплимент, ты - саламандра революции. Твое тело сгорает в огне и крови, а твой смех корчит тела несчастных наследников огня и крови, пожирателей гари, жителей золы и пепла. Они выросли, не зная чистого воздуха, их астматические грудные клетки содрогаются спазмами квазидыхания - они все еще смеются... Слышишь, вон хор современных сирен поёт твою славу - литероеды всех стран, соединяйтесь! Они и сами выросли на пепелище, эти несчастные певуньи, им тоже мнится, что они свободно дышат...
   СМРАХ: Ну а сам-то ты разве не на пепелище вырос?
   НЕСМРАХ: А кто спорит?
   СМРАХ: Тем не менее ты говоришь так, словно ты один свободен.
   НЕСМРАХ: Ну их-то точно свободней...
   СМРАХ: Певуний?
   НЕСМРАХ: Да, сирен.
   СМРАХ: Чего ради?
   НЕСМРАХ: Того и ради. Ума ради. Знаешь, что такое свобода?
   СМРАХ: Ну?
   НЕСМРАХ: Свобода есть разум.
   СМРАХ: Фи!
   НЕСМРАХ: Ты эти дикарские междометия брось! Не фи, а разум. Не рассудок, которым вы свои научно-художественные конструкции да дисеры мастерите, а разум.
   СМРАХ: Так что же это такое?
   НЕСМРАХ: Сейчас объясню. Ваши конструкции и диссертации, ваши находки и открытия - внутри времени. Время подгоняет вас как слепых лошадей. Разум же есть то состояние сознания, которое выводит за пределы времени, и человек, наделенный им, стоит вне потока, вас несущего. Вы - внутри пения, но только он, стоящий вне, может оценить это пение, он слышит, как вы фальшивите. Если угодно, этот разум и есть, выражаясь вашим жестяным жаргоном, - трансценденция.
   СМРАХ: Ого!
   НЕСМРАХ: Что и остается тебе, как не глупое "ого"! Так вот, насчет пределов. Один не то шиз, не то просто жулик, страшно современный, написал книгу "За гранью извилин" и стал, за хорошую деньгу разумеется, разных несчастных от извилин спасать. Так вот у него это жестяное словцо - сиречь трансценденция - с точностью до наоборот выражает путь от ощущения времени до вашей счастливой лотофагии. И верно - погружение в животное состояние и есть погружение внутрь времени, а значит погрузившийся времени не ощущает, потому что он поглощен им, он сам - частица времени. Хитрый шарлатан поменял местами время и вечность, и слепенькие клюнули. Но только человек разума приближается к вечности.
   СМРАХ: Слова, слова...
   НЕСМРАХ: Конечно, слова - потому что вы думать разучились. Ваши головки забиты лишь игрушками и самопревозношением. Вместо смелости ума - каприз, что, как известно, есть черта детская и отчасти девическая; вместо стройки - песочник; и так далее.
   СМРАХ: Пустота! И божественная игра младенца!
   НЕСМРАХ: Сколько крови...
   СМРАХ: Зануда!
   НЕСМРАХ: ...прольется под ваш детский лепет!
   СМРАХ: Все равно ничего нет.
   НЕСМРАХ: Ладно, инвалид века, играйся! Не я твоя смерть. Но за тобой придет неблагодарная жизнь...
   СМРАХ: Подумаешь!
   НЕСМРАХ: ...и ты поймешь тогда, что я был еще далеко не худшим собеседником.
   СМРАХ: Vale.
   НЕСМРАХ: Валяй!
   Оба умолкают, СМРАХ в центре, в куче песка, НЕСМРАХ с краю, на бортике песочника.
   Хор ЛИТЕРОЕДОВ в отдалении (поёт):
  
   Смрах!
   Хармс!
   Мархс!
   Мрахс!
   Трахс!
   и т.д.
  
  
   ТРЁП III
   Ползут к песочнику один из земли, другой из-под земли.
   Стараются перегнать один другого.
  
   ГРАУНД: Щас мое время!
   АНДЕГРАУНД: Нет, мое время!
   ГРАУНД: А тогда было мое время!
   АНДЕГРАУНД: Нет, мое время тогда!
   ГРАУНД: Его время!
   АНДЕГРАУНД: Когда?
   ГРАУНД: Тогда!
   АНДЕГРАУНД: Нет, сейчас. То есть, тогда.
   ГРАУНД: Когда?
   АНДЕГРАУНД: Где?
   ГРАУНД: До каких пор?
   АНДЕГРАУНД: Он - мой!
   ГРАУНД: Нет, он - мой!
   АНДЕГРАУНД: Как - твой?!
   ГРАУНД: Мой! Теперь я!
   АНДЕГРАУНД: Нет, я!
   ГРАУНД: А кто я?!
   АНДЕГРАУНД: Да я - я, а не ты теперь!
   ГРАУНД: Но я же ведь я!
   АНДЕГРАУНД: А я тебе кто?
   ГРАУНД: Ты?
   АНДЕГРАУНД: Я!
   ГРАУНД: Ты - это ты. А он - великий!
   АНДЕГРАУНД: Он - мой великий!
   ГРАУНД: Нет, мой!
   АНДЕГРАУНД: Мой!
   ГРАУНД: Щас дам в морду!
   АНДЕГРАУНД: Я те сам дам! Он - убийца!
   ГРАУНД: Он - гений!
   АНДЕГРАУНД: Ты - убийца!
   ГРАУНД: Я - гений.
   АНДЕГРАУНД: Нет, я - гений! А ты - говно!
   ГРАУНД: Сам ты говно!
   АНДЕГРАУНД: Эй, щас дам в морду!
   ГРАУНД: Я сам те щас дам!
  
   Дерутся. Все скрывается в пыли.
   Хор ЛИТЕРОЕДОВ в отдалении (поёт):
  
   Мрахс! - Мрдас! - Трахс!
   Мрахс! - Мрдас! - Трахс!
   Мрдас! - Трахс!
   Мрдас! - Трахс!
   Драмс!
   и т.д.
  
  
   ТРЁП IV
   Все вокруг песочника.
  
   ГОЛОСА
  
   1-Й: Фью! Сколько народу! А что тут, собственно, происходит?
   2-Й: Да черт его знает!
   3-Й: Но что-то же происходит?
   4-Й: Да в том-то, кажись, и дело, что ничего и не происходит.
   5-Й: Как ничего? Не-ет, что-то такое есть.
   6-Й: Интеллигенцию судят.
   7-Й: Кто судит?
   8-Й: Ну, вот эти все. Мы.
   9-Й: Кто мы?
   10-Й: Да толпа эта вот.
   11-Й: Так ведь нет никакой интеллигенции.
   12-Й: Да что-то от нее, вроде, чуть-чуть осталось.
   КУЛЬТУРА 2: Да вот они, тут сидят.
  
   Общее оживление. Разноголосица
  
   ЛИТЕРОЕДЫ: Смрах! - Смраха! - Смраху! - Смрахом! - О Смрахе!
   СМРАХ: Вот мои помощники и свидетели.
   ЛЕВЫЙ СМЫСЛ: А я ле!
   ПРАВЫЙ СМЫСЛ: А я пра!
   ПОДСМЫСЛОК: А я под!
   СМЫСЛЯТА: А мы ля!
   НЕСМРАХ: Вот-вот! Мыля! Вы все как ни мылитесь, как ни моетесь, но из вашей подля и выходит одна лепра! Сплошная лепра - целый век!
   АНДЕГРАУНД: Как может выжить человек?!
   ГРАУНД: Эй-эй! Ты там не подпевай! Не для тебя приходит рай!
   ФАШИСТСКАЯ ПАЛКА (выходит вперед, властно): Арбитр - я! Мне отмщение и аз воздам! Кто не слушается - по ушам!
   ДРУСБА (Смраху): Ты истратил много слов, и они у тебя блюют. У них отваливаются носы и уши. Их сгнившие языки вываливаются изо рта.
   (Несмраху) Хорош и ты, Несмрах! Вместо того, чтобы заниматься делом, ты с ним споришь.
   ПОЭТ-ПАЛИНДРОМЩИК С ДИКОЙ СТРУНОЙ: Друсба - Абсурд!
   РЫНОК: Лупи, копейка! Истина - канарейка!
   МИЛАЯ ГЛУПОСТЬ: О вкусах не спорят.
   РЫНОК: Верно, милая, хы-хы! Я и говорю всегда: не хошь - не бери! Не нравится это - вот тебе другое, пожалуйста! Были бы деньги.
   ПОЭТ-ПАЛИНДРОМЩИК С ДИКОЙ СТРУНОЙ: Рынок? - коныр!
   МИЛАЯ ГЛУПОСТЬ:
  
   Ой! Смотрите - Сама! Ужас, ужас, ужас!
   Что ей стоит найти мне другого мужа?
   У нее из ноздрей - арунгвильта-прана!
   Пусть накажет скорей моего тирана!
  
   ПОЭТ-ПАЛИНДРОМЩИК С ДИКОЙ СТРУНОЙ:
  
   !ишак каши!
   !ишак каши!
   !ишак каши!
  
   ЖИЗНЬ: Кто тут посмел трепать языком обо мне? Время это я. Вечность это я. Я - всё. Что за пыль с моего мизинца собралась здесь?
   (Несмраху): Ты скучаешь и начинаешь тратить слова на то, что не имеет смысла, полемизировать черт-те с кем, и это твой грех. Хотя понимаю - когда кругом царит глупость, машинально начинаешь с ней беседовать, и сам глупеешь. Но это слабость, друг мой, и это тоже твой грех. Ты поздно понял ту истину, что для существ твоего рода жить - это значит быть начеку, это быть собранным, держаться и держать! Отказ от напряжения и стремление к расслабленности - вот позорная лужа, в которой оказались многие. Ты не из таких, но и твои ноги слегка подкосились. И это твой грех.
   (Смраху): Ты заигрался, пустил слюни. Много слюней... Это негоже для человека. Человек это не тот, кто покоится на моих руках в слюнявчике. Человек это тот, кто в ужасе и дерзости выходит со мной бороться.
   Слушай мой приговор! Ты останешься в песочнике! Навеки! Пески прихлынут и пески отхлынут, солнце погаснет и солнце зажжется, время остановится и время побежит, а ты пребудешь в песочнике. Тебе не надо мысли, тебе не надо тела, тебе не надо сознания - ты от них свободен отныне. Ты хотел игры, ты станешь игрой. Время - песок, игра - песок, ты - песок.
   Песок, расти! Песок, песок, песок...
  
   СМРАХ на глазах у всех сначала приобретает цвет песка, потом оказывается песчаной статуей и наконец осыпается холмиком, превращаясь в кучу песка, сливающуюся с песочником, потерявшим очертания.
  
   Все исчезают. ПОЭТ-ПАЛИНДРОМЩИК С ДИКОЙ СТРУНОЙ (стоя одиноко перед кучей песка):
  
  Конец оценоК
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"