Иванов Константин Константинович : другие произведения.

О Динамике Бритья И Вечных Ценностях

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Как известно, Петр Великий был первым на Руси постсредневековым артистом-активистом группы "Pussy Riot". Его художественные насмешки над попами достойны отдельной главы в истории развития русского сознания. Его место рядом с Рабле, Петр - это наш Ренессанс. К сожалению, дальше он не пошел, да и не мог пойти: было рано. Он побрил дворянство, но побрить попов ему было не под силу, на ту пору достаточно было и того, что он ослабил церковь подчинением государству (этим невольно породив, с другой стороны, опасность теократизации самого госаппарата).
  I
  
  Как известно, Петр Великий был первым на Руси постсредневековым артистом-активистом группы "Pussy Riot". Его художественные насмешки над попами достойны отдельной главы в истории развития русского сознания. Его место рядом с Рабле, Петр - это наш Ренессанс. К сожалению, дальше он не пошел, да и не мог пойти: было рано. Он побрил дворянство, но побрить попов ему было не под силу, на ту пору достаточно было и того, что он ослабил церковь подчинением государству (этим невольно породив, с другой стороны, опасность теократизации самого госаппарата). Так попы и крестьяне остались небритыми до конца российской империи, символизируя этим "национальность" в отличие от "ненационального" бритого и образованного класса.
  Следующим брадобреем был Ленин. Он сбрил с этнической физиономии образованный класс (и этим стал "национальным" героем), побрил крестьян и... не побрил попов, лишь отделив их от государства и поместив под надзор спецслужб. Вероятно, его фанатическому политическому атеизму, провозгласившему свою квази-религию коммунизма, бритье попов казалось ничтожной полумерой. Речь шла о радикальном изменении сознания, но силы партии уходили на то, чтобы стабилизировать сознание хотя бы внутри себя. Его наследники своей половинчатой и примитивной политикой, то взрывая храмы, то приглашая рясы в Кремль, достигли лишь того, что передали будущему, то есть нам с вами, церковь как униженный, озлобленный и высокомерный анклав дремучего прошлого, сулящий обществу при соприкосновении с ним отравление ядами истории, о которых двадцать лет назад мы думали, что они временем преодолены.
  
  II
  
  Но дело не только в нашем отечественном "анклаве" под названием "православная церковь". Это - мировая ситуация ухода церквей с исторической арены, которая медленно, но неуклонно длится уже около пятисот лет. "Время сбривает церковь с лица земли". Это - секуляризация.
  
  III
  
  И тут мы подходим к клубку неясностей, которые цепко держат в плену наш ум. Наше общество все еще живет историческими обидами и никак не может, сделав из истории позитивные выводы, повернуться лицом к современности. Это будет возможно только в том случае, если мы перестанем сочинять мифы из отечественной истории, выпрямляя ее в угоду предвзятой идее, и научимся анализировать ее диалектически или, что то же самое, в хорошем смысле эклектически, выбирая из нее жизнеутверждающие моменты и не фиксируясь на неудачах.
  
  IV
  
  Вот вам, к примеру, миф о России-Евразии, девяносто лет назад заложенный князем Трубецким и с тех пор морочащий голову "патриотическим" маниловым. По нему выходит, что мы наследники самого Чингисхана и что ради этого наследства мы обязаны выбросить двести лет петербургского периода России, не вписавшегося в "наследие". Петр же I виноват тем, что рубил окно в Европу, вместо того, чтобы навострить лыжи в восточные пустыни по кизякам и волчцам чингисхановского наследия.
  Мне предстало страшное видение: Петр прислушался к евразийским голосам и отказался от западных замыслов. К концу XVIII века европейская территория России поделена между Швецией, Польшей и Австрией. От Памира до Тюмени и от Иркутска до Екатеринбурга простирается континентальная часть английской колониальной империи. Остатки гордых евразороссов под звон колоколов зажгли огни своих чумов на просторах тундры от Ханты-Мансийска до Таймыра, послав верительную грамоту китайскому императору от вновь образованной православной турано-тартаро-таймырской Руси. Императорский мандарин не стал беспокоить владыку Поднебесной по пустякам и положил верительную грамоту таймырцев в папку материалов, описывающих жалкое положение северных окраин Поднебесной, вместе с бумагами о Монголии: уровни цивилизации и культуры западных и восточных наследников Чингисхана совпали...
  Вот, казалось бы, всего лишь анекдот рассказал я вам. Но, увы, наши политманиловы люди с пафосом и во имя своих выдумок готовы на что угодно, только не на то, чтобы отказаться от романтизма, пахнущего глобальной резней - они находятся явно в другом временном измерении, чем современность.
  
  V
  
  В клубок неясностей из исторических обид, переплетающихся с мифами, вплетено и туманное представление граждан о церкви, которой ее туманное положение очень даже нравится. Церкви не нужна ясность, ясность против нее, ясность ее отменяет. Она хочет остаться в той интеллектуальной ночи, в которой все кошки нравственных оценок серы, ибо только в таком смятенном состоянии умов она чувствует себя способной играть какую-то роль. Для нее чем хуже, тем лучше; чем больше на улице безобразия, тем более ей мнится ее правота и тем более востребованной она себя ощущает. Когда же снаружи особенного безобразия не видать, тогда церковь заинтересована, чтобы все мы, и церковные и светские, не очень-то развивались внутри - например, поменьше думали о секуляризации и не старались понять место церкви во всемирных процессах.
  
  VI
  
  И наши люди, даже интеллектуально образованные, увы, пока еще отвечают этим ее ожиданиям. Это я заметил и по вчерашней, 19 октября, передаче на канале РБК, в которой Ирина Прохорова спрашивала уважаемых экспертов на тему чувств верующих и неверующих. Походили вокруг да около, а в конце свалили почему-то все на власть - мол, она виновата, потому что нелегитимна и вследствие своей нелегитимности не уверена в своих действиях и так далее. Вот таков странный итог беседы. Я удивлен: причем тут власть, то есть государство, легитимное или нет? Не притом ли, что, будучи твердо легитимным, оно может легче выбрать одну из конфликтующих сторон и ударить по голове другую?! Но разве дело власти - решать конфликт церкви и общества? Стороны должны самостоятельно научиться слышать друг друга и договариваться, иначе изначальная апелляция к государству оставит эти стороны в детских пеленках, и тогда уж точно разбитых голов не миновать.
  Впрочем, один из экспертов упомянул-таки слово "секуляризация", но расшифровал его так, как это сделал бы среднестатистический клирик, обвиняющий мир в "безбожии", а не светский человек, редактор философско-политологического журнала. (Журнал показался мне претендующим на философию, так как его название дублирует название одной из работ Аристотеля.) Он определил секуляризацию как "отказ от вечных ценностей". Где он почерпнул такое определение?! Сдается, что от батюшек, не иначе. Я уж не говорю о том, что философ не имеет права на такую формулу, если он не Фридрих Ницше. Ницше неправ, как и батюшки, хотя и с противоположной стороны, и я скажу, почему, но сначала договорю о слове "секуляризация", недоразумения в понимании которого отражают мутное представление россиян о церкви, религии и их месте в жизни.
  
  VII
  
  Вот определение секуляризации в философском энциклопедическом словаре 1989 года под редакцией С. С. Аверинцева и других уважаемых ученых: "...в западной социологии всякая форма эмансипации от религии и церковных институтов. В марксистской литературе ... различные исторические этапы высвобождения от религиозного влияния всех сфер жизнедеятельности общества и личности... процесс лишения религиозных институтов социальных функций, отделение церкви от государства и школы от церкви, сокращение культовой практики, вытеснение религиозных представлений, замена их различными светскими взглядами, утверждение в общественном и индивидуальном сознании материалистического и атеистического мировоззрения..."
  Я намеренно взял именно этот словарь, являющийся вершиной советской мысли и неплохой основой постсоветской, ибо нью-эйдж-постмодернистские новации в этой сфере, представляющие собой восторженный бурелом "освобождений" от прошлого, помощники пока еще неважные.
  Так вот, данное определение секуляризации очень показательно в том смысле, что отражает свежесть мысли двухсот - трехсотлетней давности, в лучшем случае начала века XIX-го, но уж никак не XXI-го. Поэтому разница между церковью и религией здесь сплошь неотрефлектирована, ибо тогда, когда эти определения были новы, этой разницы почти никто в мире, кроме, может быть, Вольтера, не видел и не чувствовал.
  Но мы, может быть, особенно мы, россияне, уже обязаны ощущать и понимать эту разницу, если хотим оздоровления общества, а не кровавого фарса-калейдоскопа истории, буксующей все в той же затхлой яме, куда впервые мы упали сто лет назад. Мы как бы все еще пытаемся поднять корпус своего политического "Титаника" и, вторично разместившись в нем, снова проплыть то же расстояние в том же направлении, так же не желая признавать силы айсбергов и тумана...
  
  VIII
  
  Так в чем же тут дело?
  В том, что реальными, то есть значимыми и актуальными, в приведенном определении секуляризации являются только эти несколько слов: "всякая форма эмансипации от... церковных институтов... отделение церкви от государства и школы от церкви". То есть, лишь слова, относящиеся к церкви. Остальное - невежественное и разрушительное для человека смешение религии с церковью.
  
  IX
  
  Религия есть такая же форма духа, как искусство и наука, три эти модуса сознания исходят из одного источника, уходящего вглубь индивидуального человеческого восприятия себя и мира. Религия старше, чуть младше искусство, еще младше наука, но разброс их возникновения во времени не дает никаких преимуществ в значении ни одному из них. Они в равной мере составляют смысл и богатство человеческого ума, выражая основные разновидности познания. Религия имеет дело с общим смыслом человеческого бытия в мире и мира через это бытие, искусство - с образным и техническим присвоением нами мира и бытия, наука - с постижением мира и бытия через их частности.
  Понятно, что в мире частностей самих по себе нет и не может быть никакой речи об общем смысле, возникающем лишь в связи с фактором человека. Поэтому незрелому "научному сознанию" последних столетий часто казалось и кажется, что религия есть нечто лишнее (некоторые крайние наукопоклонники-сциентисты идут еще дальше, вслед за религией объявляя смерть и искусству); такое сознание внутри себя до сих пор еще ведет пресловутую борьбу "науки и религии", а также "веры и знания". Если в первом случае оно ошиблось в области объекта, необоснованно отождествив предмет разных сфер познания, то во втором случае продемонстрировало элементарную логическую ошибку: ведь для того, чтобы что-либо познавать, надо прежде во что-то поверить, хотя бы в то, что нечто достойно познания; а для того, чтобы во что-то поверить, надо прежде познать то, чему и во что ты хочешь верить, ибо нельзя верить в ничто, не имеющее бытия. Таким образом, вера и знание это всего лишь два механизма, или две чередующиеся предпосылки, постигающего ума.
  Мнимая и бесплодная борьба "научного мировоззрения" с "религией" и, наоборот, "религии" с "наукой и прогрессом", всегда были и до сих пор остаются прикрытием реальной упорной борьбы церкви против секуляризации, то есть сознательного отказа общества от ее давно переживших свое время исторических услуг
  (а вовсе не "отказа от вечных ценностей", как заявляет нам эксперт телеканала РБК). Желая этому противодействовать и пользуясь тем, что общество находится в перманентном кризисе и нерешенности своих основных проблем, она стремится поставить общество на колени, спекулируя "вечными ценностями", внушая, что лишь она одна по-прежнему транслирует эти ценности, "спасая" человечество. Церковь не заинтересована в том, чтобы "светские" люди получали подлинное историческое, эстетическое и религиозное образование, из которого следует, что религия как таковая существовала еще до возникновения каких-либо известных церквей (см. хотя бы добросовестные изыскания Мирчи Элиаде), появление которых на мировой арене было стадией социализации религиозных содержаний, время которой подходит к концу.
  
  X
  
  Уходит церковь, вечные ценности остаются. Это ценности о человеке и Боге, которые вечны постольку, поскольку вечен человек. В конце концов, все начинается и кончается человеком. Но если кому-то кажется, что Бог тут всего лишь некий лишний довесок и рудимент, то он сильно ошибается. Бог есть высшее альтер эго человека, зеркало, в которое он смотрится как в перспективу. Шлифуя это зеркало, обостряя и углубляя интуицию своего взгляда в него, человек совершенствует образ Бога и через него - себя самого. Он сам создатель этого зеркала, но если он от него откажется, то обеднеет и деградирует, потеряв себя (вот и ответ, почему неправ Ницше).
  Чтобы этого не произошло, религия должна окончательно эмансипироваться от церковности и восприниматься как наше имманентное свойство, а не сигнал извне, нами управляющий. Потенциально в нас есть все зачатки духовных богатств и духовной самостоятельности, и настоящее образование должно быть тем пусковым механизмом, который приводит в движение эти зачатки. Описательные науки - культурология, религиоведение, история религии и т.п. - должны породить более высокую ступень религиозного постижения, приведя к созданию нового историческо-синтетического учения о человеке и Боге, которое могло бы формулироваться, допустим, как "Эволюция Образа Бога". Именно эволюционное учение о внутреннем мире человека могло бы вывести нас на новый уровень самопознания, вдохнув в человечество силы жить дальше и желать, чтобы вечность вечных ценностей не иссякала.
   20 октября - 1 декабря 2012
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"