В природе, равно как и в продаже, существует разновидность минеральной воды по имени Ессентуки номер 17. С данной разновидностью минералки у меня связаны далеко не лучшие воспоминания. Не подумайте, что я в претензии к физико-химическим или вкусовым качествам этой безобидной воды, дело тут в другом - в драматических событиях, которые сопутствовали ее покупке.
В то время я был так называемый молодой специалист, окончивший вуз и пороху еще не нюхавший. Мало того, я находился под неусыпным контролем родителей, которые по инерции продолжали меня воспитывать и учить уму-разуму. Из упомянутых воспитательных мер весьма существенно было то, что родители как зеницу ока блюли мою непорочность, честь и нравственность, не позволяя на километр приближаться к девушкам.
Короче: по просьбе матери я отправился в магазинчик на Сенную площадь на предмет приобретения сорока бутылок вышеозначенной минеральной воды. Транспортировать бутылки я надумал на собственном горбу, для чего нацепил на плечи абалаковский рюкзак. Был я слегка хвор, чувствовал себя неважно. А на обратном пути, ощущая за спиной тяжелый и хрупкий груз, и вовсе расклеился. Вниз по эскалатору не шел (как обычно), а смирно стоял, стараясь не делать лишних движений во избежание нежелательного контакта бутылок с твердыми (а также иными) предметами.
Кто-то, подойдя ко мне на перроне сзади, тряхнул меня за шиворот, да так, что тара в рюкзаке угрожающе брякнула. "Ни хрена себе шуточки", возмутился я и повернул голову в предвкушении высказать шутнику все, что о нем думаю. Шутником, а точнее шутницей, оказалась совершенно незнакомая мне стройная молодая женщина в коротенькой белой шубке. Женщину можно было бы даже назвать красивой, если бы не гримаса злости, перекосившая ее милое лицо на манер ведьмы с картины Иеронима Босха.
- Сволочь, - заорала женщина, - я беременная, а ты меня в живот ударил!
Бить женщин - явно не в моей натуре. Еще не женившись и абсолютно не представляя себе потенциальной тещи, но будучи заранее настроенным на бесконечные провокации со стороны вредной сволочи, я заранее дал себе клятву не бить даже ее, старую поганую стерву. А до незнакомых женщин мне вообще никакого дела нет.
Покуда я ошалело размышлял, чем это я и как мог ударить разъяренную беременную красавицу (не рюкзаком же!), дело приняло неожиданный оборот. Из-под белой шубки вдруг вылетела обтянутая черным трикотажем нога и просвистела в сантиметре от моего носа.
(В тот год, к сведению уважаемых читателей, в Союзе были легализованы и обрели законный статус всевозможные восточные единоборства. Эта струя пронесла и меня через пару-другую тренировок, но нагрузки оказались для меня непосильными и заставили бросить оное занятие. При мне остался весьма тощий багаж навыков в виде пары блоков и единственного удара, называемого, если память мне не изменяет, "уро-кен" - тыльной частью кулака с разворота).
Не успел я осознать произошедшего, как очень сильно зазвенело в ухе, равновесие на секунду надумало меня покинуть и бутылки в рюкзаке снова звонко брякнули. Я не на шутку испугался.
- Девушка, - кричу, - вы меня с кем-то спутали, я вовсе не тот, за кого вы меня принимаете!
БАХ! Раньше только из детективных рассказов мне было известно, что получать ногой по печени очень больно. Было крайне неприятно убедиться в этом на практике.
ШАРАХ! Второе доказательство вышеописанной истины показалось мне явно лишним, и я понемногу начал звереть.
- Баба, - ору, - я тебе не манекен! Остынь, зараза!
На сколько градусов Цельсия (или Фаренгейта) ей следовало остыть, я уточнить не успел, потому что беременная красотка сотрясла мою плоть точным и сильным ударом между ног. Я был буквально пронзен болью. Такой дикой болью, что принцип "не бить женщин" вылетел из моего сознания как медное ядро из средневековой пушки. И что-то механическое, направляемое инстинктом самосохранения, немедленно и эффективно во мне сработало. Я успел лишь отметить, что боль в тыльной стороне моего кулака оказалась не такой страшной, как в моей многострадальной развилке. Судя по громкому хрусту, я сломал красавице нос. А может быть, вышиб передние зубы.
Покуда шубка бабы интенсивно перекрашивалась из белого цвета в красный, а сама баба (естественно, умолкнув) осоловело таращилась на меня поверх собственной руки, из-под которой ниагарским водопадом хлестала кровь, я попытался покинуть поле брани и юркнуть в вагон подошедшей электрички. Не тут-то было. "Хулиган, женщин бьет! Зовите милицию!" - надрывали глотки мужики, хватая меня за воротник и за лямки рюкзака. "Кто кого бьет?" - орали мои (спасибо им!!) появившиеся защитники, - "эта баба сама на парня напала!" Тут уже назревала массовая схватка между моими противниками и сторонниками. С трудом отпихавшись от противников с помощью сторонников, я прорвался в вагон и обвалился на скамейку. Вокруг рюкзака, который я поставил на пол, растеклась лужа. До самой станции "Московская" я лихорадочно отдувался и приходил в себя, в чем достигнуть окончательного успеха мне удалось лишь на ступенях эскалатора, везущего мою избитую плоть к выходу на свежий февральский воздух.
В верхнем вестибюле я машинально повернул голову в сторону какого-то парня, на которого оравой навалились менты. "А ну, пройдемте! До выяснения!! Без доказательств задерживать не позволено? А хулиганить, женщин бить - позволено?.." Ну и денек, думаю - то бабы мужиков бьют, то наоборот... И лишь на выходе с легкой дрожью в коленях вдруг осознал, что задержанный парень был моего роста, с такой же бородой, в куртке моего цвета и с похожим рюкзаком...
За меня приняли, однако. Несчастный парень. Но помочь ему я ничем не мог.
Думаете, всё? Да черта с два. Самое интересное произошло дома.
Я уже сообщил, что родители крайне ревностно блюли мою нравственность и контролировали каждый мой взгляд в сторону прекрасного пола. Как образцово-послушный сын, я берег психику предков - и подобные взгляды, а тем более последующие естественные шаги в указанном направлении, я не рекламировал и не афишировал. А особенно берег психику отца, мрачно и медленно фланирующего по квартире после недавно перенесенного инфаркта.
Я не спеша принялся выгружать из рюкзака уцелевшие бутылки с минеральной водой Ессентуки номер семнадцать и все внимание сосредоточил на ревизии тары, прошедшей столь тяжелую переделку. Две бутылки накрылись медным тазом. Увы, мне следовало бы сосредоточить внимание вовсе не на бутылках.....
- С кем ты целовался? - грозно спросил отец.
Я оторопел, теряясь в догадках, какая нечистая сила спровоцировала отца на такой вопрос. И в уверенности, что никакой такой силы нету, отвечаю:
- Да что ты, батя. Целовался? Да ни с кем.
- А что у тебя на руке??
На правой руке, на тыльной стороне кисти, у меня красовался четкий отпечаток помады, копирующий форму губ моей недавней партнерши по спаррингу.
Правдиво сказать - "дрался с бабой" - выглядело бы крайне неубедительно.
Наврать "да, целовался" - еще хуже, потому что традиционно мужчина целует руку женщины, а не наоборот. Извращение какое-то.
Свести дело к шутке - было явно не до шуток.
Спустя минуту появилась мать и бросила многообещающий роковой взгляд на мою руку, украшенную дамским поцелуем.
Я затравленно молчал и ждал развития событий. А о развитии таковых я уже не помню, поскольку в моей жизни не было ситуации более дурацкой, чем вышеописанная.