Иванов Павел Владимирович : другие произведения.

Грани веков

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Выходя на смену, фельдшер скорой помощи Ярослав Логинов не предполагал, что обычный рутинный вызов, в буквальном смысле, изменит всю его жизнь - не только настоящую, но и прошлую. Реальность становится зыбкой, привычный мир оказывается чужим, а вчерашние коллеги сегодня становятся участниками интриг давно минувших лет. Чтобы вернуть привычный порядок вещей, он должен найти причину происходящего, но каждый новый шаг через грань только усиливает хаос, творящийся вокруг.
  Золотисто-багровый диск солнца, похожий на огромный блин, почти касался поля. Со стороны реки доносилось многоголосое кваканье лягушек. Над цветком ромашки замерла, трепеща прозрачными сверкающими крыльями, стрекоза.
  Ярик, затаив дыхание, наблюдал за ней. Получится ли поймать? Он подобрался чуть ближе, и уже начал заносить сложенные в горстку ладоши, когда воздух прорезал звук рожка. Пастух, дядя Митяй обычно играл на нем, когда собирал стадо. Но почему-то сейчас рожок звучал не так, как всегда - звонкими веселыми переливами, а пронзительно-тревожно, словно в него дули и дули, изо всех сил. Рожок оборвался также резко, как и появился.
  Стрекоза улетела, солнце наполовину опустилось за кромку поля, а от реки потянуло сыростью и холодом. Небо потемнело и где-то наверху раскатисто громыхнуло. Пора было возвращаться домой. Он вприпрыжку побежал по жнивью, сухие скошенные стебли покалывали босые ступни.
  Над крышами изб курился дымок, и Ярик с удовольствием вдыхал его запах, представляя, как сейчас мать вытащит из теплой печи горшок с пареной репой, нальёт парного, только что надоенного молока.
  Запах дыма, между тем, ощущался все сильнее, словно что-то горело. Пожар?!
  Словно в подтверждение этой догадки, откуда-то из-за домов поднялись густые черные клубы, донесся чей-то вопль, и тут же воздух наполнился шумом: ржали кони, раздавались крики, звенело железо.
  Мама! Ярик припустил по дороге, с колотящимся сердцем, не понимая, что происходит, но уже догадываясь, что случилось что-то страшное.
  В деревне царила суматоха - сбегались мужики с вилами и топорами, истошно вопили бабы, собирая детей.
  - Мужики, сюда! - зычно командовал бородатый дядька Булат. - Остальные - бегите в лес!
  - Ярик!
  Он впервые видел мать такой испуганной. Волосы, обычно собранные под платок, сейчас были рассыпаны по плечам, и налетавший ветер трепал их. Побелевшими пальцами она сжимала длинный отцовский нож, обычно хранившийся в сундуке под замком.
  Все еще ничего не понимая, он отчаянно перепугался, и, издав короткий всхлип, уткнулся лицом в подол матери. Та судорожно обняла его, но тут же оттолкнула.
  - Надо бежать, Ярик, слышишь? - в её голосе звучал страх. - Бежим, милый, скорее!
  И они побежали, вместе с другими соседями, бабами и ребятами, обратно, в сторону поля и чернеющей за ним полосы леса.
  Он что-то спрашивал у матери на бегу, но та не отвечала, лишь крепче стискивая его руку.
  Снова громыхнул гром, и как будто сделалось светлее. Ярик обернулся и увидел занимающиеся над деревней языки пламени. На фоне полыхающих крыш вырисовывались черные фигуры всадников. Кажется, их заметили - несколько конных во весь опор поскакали следом за ними.
  - Мама, кто эти люди? Почему они гонятся за нами?
  - Быстрее! Быстрее! - выдохнула мать.
  Но Ярик не мог бежать еще быстрее, он начинал задыхаться, а позади уже раздавались глухие удары копыт и лошадиный храп.
  Мать оглянулась, вскрикнула и оттолкнула Ярика от себя.
  - Беги! - крикнула она. - Беги, слышишь! Схоронись в лесу, там тебя не найдут!
  - Мама! - Ярик вцепился в неё мертвой хваткой. Бежать? Одному? А как же она, мама?
  - Беги же! - снова крикнула мать, но в этот миг поравнявшийся с ними всадник взмахнул рукой, что-то свистнуло в воздухе, и мать, издав сдавленный стон, упала на колени, выронив нож.
  Всадник резко осадил взмыленного храпящего коня и расхохотался. Лицо его было страшным, он был похож на утопленника, которого Ярик видел прошлым летом.
  Раздувшееся лицо, узкие щелки глаз, кривые зубы. В руке он держал длинный кнут, длинный конец которого оплелся вокруг шеи матери.
  - Отпусти её! - завопил Ярик. Страх неожиданно растворился, уступив место горячей пульсирующей ненависти. Он подскочил к матери, вцепившейся распухшими пальцами в кожаный ремень, впившийся ей в горло.
  Всадник продолжал смеяться. Он дернул рукой и мать упала на землю.
  - Якши урус! Быстро бегать, хорошо работать!
  - Отпусти! - звенящим от злости голосом снова выкрикнул Ярик.
  - Беги... - прохрипела мать, умоляюще глядя на него.
  Небеса громыхнули снова, небо прорезала вспышка молнии, и в ее свете блеснул клинок ножа, валявшегося на земле.
  Ярик бросился к нему, схватил и полоснул по кнуту. Еще, и еще раз.
  Все еще смеясь, всадник снова дернул рукою, но полоска кожи лопнула, и в его руке осталось только бесполезное кнутовище с обрывком плети.
  Всадник выругался и, отбросив в сторону палку, резко пришпорил коня, направив его на Ярика.
  - Нет! - вскрикнула мать.
  Ярик не боялся лошадей. Он отпрыгнул в сторону, когда конь, привстав на дыбы, замолотил по воздуху копытами, и, опьяненный ненавистью, ударил ножом в лошадиный бок. Удар пришелся вскользь по ляжке, но этого хватило, чтобы животное шарахнулось в сторону, едва не скинув всадника.
  Тот разразился громкой страшной бранью, спрыгнул с коня и бросился на Ярика, выхватывая на ходу из ножен кривую саблю. Лицо его, и без того безобразное, теперь казалось жутким, словно в него вселился бес.
  Мать бросилась наперерез, истошно вопя, но тать отшвырнул ее ударом кулака.
  Ярик выставил перед собой отцовский нож, обхватив рукоять обеими руками.
   Тать что-то злобно прошипел и замахнулся саблей. Ярик отпрянул, но в этот момент небеса оглушительно громыхнули и яркая молния сверкнула прямо перед ним. Он едва успел заметить, как полыхнуло белым светом лезвие ножа, железо вдруг раскалилось, боль обожгла ладони, а потом резкая корча скрутила все тело, и свет померк.
  - Тут, к сожалению, ничего не поделать, - слова донеслись до него словно сквозь плотное стеганое одеяло. - Электрошоковая терапия - его единственный шанс. Двести вольт!
  Виски взорвались болью, и он провалился в темноту.
  ***
  - Тринадцатая бригада, вызов, один-три!
  Ярослав с трудом разлепил налившиеся свинцовой тяжестью веки. Голова трещала и раскалывалась; он не сразу сообразил, что неприятный пронзительный писк издает навигатор, лежащий рядом с подушкой. Нащупав кнопку приема вызова, Ярослав оборвал назойливую трель и потряс головой, разгоняя остатки ночного кошмара.
  Сон был реалистичен до мельчайших подробностей; обычно, Ярослав смутно помнил сны, но этот все еще стоял у него перед глазами. Более того, он был почти уверен, что видел его раньше, и не раз, вот только почему-то забывал сразу после пробуждения. Странная вещь - сны...
  - Тринадцатая, один-три! - снова рявкнул динамик над головой.
  Ярослав, морщась (голова болела на самом деле), втиснул ноги в растоптанные кроссовки.
  - Да иду я, иду...
  Окно диспетчерской светилось в конце коридора, залитого бледным матовым светом люминесцентных ламп. На подстанции царила тишина, электронное табло над дверями показывало пять тридцать.
  - Долго спишь, Логинов! - Петровна, ночной диспетчер, неодобрительно уставилась на него поверх очков.
  Ярослав готов был огрызнуться, что спал он не более пары часов, вернувшись с последнего вызова, но ограничился тем, что пожал плечами и придвинул к себе распечатанную карту вызова.
  - Варшавка? Опять не наш район! - возмутился он.
  Петровна развела руками. - Что регион прислал, то и даю!
  - У них своих бригад нет, что ли?
  Петровна выразительно пожала плечами.
  Ярослав вздохнул. Ехать в такой час за другую подстанцию было форменным издевательством со стороны регионального диспетчера, направившего вызов на подстанцию другого района. Понятно, своих бережет, а другие должны отдуваться...
  - Варшавка, сорок! - бросил он Богдану, плюхаясь на холодное сиденье непрогретого скоропомощного мерседеса, и запахивая плотнее куртку.
  - Тю! Опять за чужую подстанцию? - возмутился Богдан, заводя мотор. - А своих бригад у них нема?
  - Спроси у Центра, - буркнул Ярослав, вставляя наушники.
  "Ночь коротка, цель далека, ночью так часто хочется пить, ты выходишь на кухню, но вода здесь горька, ты не можешь здесь спать, ты не хочешь здесь жить..."
  Под аккомпанемент Цоя, за стеклом мелькали высотные дома, сверкающие огни неоновых рекламных вывесок, павильоны метро. Редкие в этот ранний час прохожие провожали взглядами мигающую проблесковыми маяками машину скорой помощи, проносящуюся мимо них.
  Ярослав снова вернулся мыслями к недавнему сну. Теперь ощущение реалистичности несколько поблекло, остались только отдельные фрагменты картины, которые тоже постепенно исчезали из памяти. Вот только виски все еще немного ломило - видимо, давала о себе знать смена, проведенная почти без сна.
  А ведь с утра еще пары в институте, а после, вечером - в ночь.
  Ярослав вздохнул. Этот месяц выдался напряженным. Зря, все-таки, наверное, он согласился перевестись на полную ставку. Правда, заведующий уверял, что это только на пару месяцев, а к сессии снова будет половина. С другой стороны, платить за квартиру нужно и во время сессии, а после ведь захочется и съездить отдохнуть, тем более, что у Алены как-раз будет отпуск, а ей вечно не сидится в Москве...
  Погруженный в размышления, он не сразу понял, что водитель обращается к нему.
  - Что?
  - Я говорю, не торопись там, на вызове-то, - повторил Богдан. - Посиди, время потяни - как-раз к пересменку вернемся, а то еще вызов впарят. Что там за повод-то?
  - Высокое давление, как обычно, - Ярослав развернул карту вызова. - Женщина, семьдесят пять лет, вызывает сама.
  Богдан удовлетворенно кивнул. - Ну, вот и полечи бабушку. Главное - не спеши.
  Они уже свернули с основной дороги и теперь пробирались по дворам, лавируя между рядами припаркованных автомобилей. Проехав под высокой аркой, они оказались внутри кирпичной коробки домов, с миниатюрной детской площадкой в центре, и редкими клумбами с талыми чернеющими сугробами.
  Перебросив через плечо ремень кардиографа, с медицинским ящиком в одной руке и коммуникатором в другой, Ярослав двинулся к подъезду.
  Набрав номер квартиры по домофону, он терпеливо выслушивал длинные гудки.
  Уснула бабка, что ли?
  Он уже решил отзваниваться на подстанцию, чтобы оформлять вызов как безрезультатный, когда домофон вдруг разродился торопливым писком, дверь открылась, и из подъезда вышло двое молодых ребят. Оба были одеты одинаково и явно не по сезону - черные легкие куртки, такого же цвета брюки, аккуратные галстуки, за которым проглядывали белые воротнички.
  При виде Ярослава они почти синхронно улыбнулись, и один любезно придержал ему дверь.
  Чего, интересно, они тут забыли в такую-то рань? Хотя, возможно, работают в одном из офисов неподалеку, а здесь снимают жильё. Или, наоборот, мотаются на машине через всю Москву, и хотят успеть на работу до утренних пробок...
  Дом был старый, сталинской застройки, с высокими этажами и медлительным скрипучим раритетным лифтом.
  С лязгом захлопнув за собой тронутые ржавчиной двери, Ярослав вдавил кнопку этажа и кабина, скрежеща, медленно поползла вверх, преодолевая один пролет за другим. Наконец, на последнем этаже лифт с грохотом остановился и, конвульсивно дернувшись, замер.
  На лестничной площадке было всего три двери, самая древняя из которых, обитая старомодным дерматином, принадлежала, по-видимому, бабке.
   Электрический звонок, судя по всему, давно вышел из строя - из-за двери не доносилось ни звука.
  Выждав немного, Ярослав постучал. Тишина. Раздосадованный, он забарабанил кулаком по косяку. Ну, точно - спит! Стоило только мотаться туда-сюда...
  Он уже собирался уходить, когда за дверью раздались шаркающие шаги.
  Звякнула дверная цепочка, однако хозяйка явно не спешила открывать. Наверняка стоит и разглядывает в глазок, кто там. Как будто в это время может быть кто-то еще, кроме бригады, которую сама же вызвала! Если вообще об этом помнит...
  Ярослава охватило усталое раздражение. Какого ляда бабка тянет?!
  Он снова постучал.
  - Убирайтесь! - неожиданно прозвучало из-за двери.
  - Что? - Ярослав опешил.
  - Убирайтесь, я вам сказала! - надтреснутый старческий голос срывался на фальцет. - Я сейчас вызову милицию!
  Ясно. Ярослав вздохнул. Похоже, у бабки проблемы не только с памятью. Самое досадное, что, если сейчас развернуться и уйти, не факт, что не вызовет снова.
  - Вы скорую вызывали? - осведомился он.
  - Скорую? - бабка замолчала, словно что-то припоминая.
  - Скорую помощь, - нетерпеливо повторил Ярослав. - Вызывали, или нет?
  После непродолжительной паузы дверь немного приотворилась. В образовавшейся щели появилось настороженное лицо старухи.
  Ярослав помахал рукой.
  - Так вы - врач? - осведомилась старуха, окидывая его подозрительным взглядом. - Один?
  - Фельдшер, - буркнул Ярослав. - Вам помощь нужна медицинская?
  Старуха пристально изучала его лицо. Наконец, приняла решение и, звякнув цепочкой, открыла дверь шире.
  - Заходите, молодой человек.
  Она посторонилась, пропуская его внутрь, и тут же захлопнув дверь, защелкала замками.
  В прихожей царил полумрак. Коридор, в котором они находились, был широким и длинным, но расположенные вдоль стен остатки старинного гарнитура, полки и кресла, заваленные кипами бумаг, старых журналов и еще каким-то древним хламом, делали его настолько узким, что пройти по нему с ящиком в руках можно было лишь боком.
  Пробираясь следом за кутающейся в старую шерстяную шаль старухой, он чихнул, подняв облако пыли с вазы с засохшими цветами.
  Однако, несмотря на беспорядок и запустение, квартира, по современным меркам, была роскошной - судя по количеству дверей, бабка жила минимум в пяти комнатах - просторных, с высокими потолками и широченными окнами.
  В гостиной стоял застарелый въевшийся запах кошачьей мочи, рассохшегося дерева и старости.
  Здесь, однако, было светлее и чище - свет падал из огромного, во всю стену окна, частично прикрытого тяжелыми портьерами.
  Покосившаяся деревянная тахта с подушками, накрытыми узорчатой салфеткой, деревянный стол овальной формы, уставленный коробками с шитьём и стопками газет и журналов, традиционный сервант в углу с чайным набором и пожелтевшими фотографиями в рамках.
  В противоположном углу, из-под линялого полотенца, на Ярослава строго и печально взирал лик какого-то святого.
  Старуха опустилась на край тахты и кивнула Ярославу.
  - Присаживайтесь, молодой человек. Извините за резкость, я приняла вас за одних из этих... Которые ходят по квартирам.
  - Ничего, бывает. - Ярослав взялся за стул с высокой резной спинкой и потрепанной серой подушкой на сиденье, но чуть не выронил его от неожиданности, когда подушка внезапно ожила и с недовольным мявом сиганула на пол, а затем - под тахту.
  - Зараза! - вырвалось у него, на что старуха неодобрительно поджала тонкие губы.
  - Представьтесь, пожалуйста, - бросил Ярослав, пытаясь скрыть досаду за испуг.
  - Беззубцева Лукерья Филипповна, - с достоинством промолвила старуха.
  - Год рождения?
  По лицу старухи пробежала тень.
  - Одна тысяча девятьсот...
  Она нахмурилась, шевеля губами.
  Забыла, что ли? Определенно, с памятью у неё проблемы. Ладно, потом выясним.
  - Сколько полных лет? - уточнил он вслух.
  Беззубцева выглядела неуверенной. - Семьдесят... семьдесят пять, - пробормотала она.
  - Хорошо выглядите! - подбодрил её Ярослав.
   Действительно, для своего возраста, сохранилась неплохо. Осанка прямая, лицо почти без морщин - если бы не строгий пучок седых волос и старомодная шерстяная шаль, в которую она куталась, ей можно было дать и меньше.
  - На что жалуетесь? - спросил он, извлекая из ящика тонометр с фонендоскопом.
  Беззубцева непонимающе уставилась на него.
  - Что беспокоит? - повторил Ярослав. - Скорую из-за чего вызвали?
  - Ах да, скорую... - рассеянно проговорила она. - Вы знаете, что-то не так, молодой человек... Я чувствую, что со мной что-то происходит, но не могу объяснить.
  На её лице вдруг появилось тревожное выражение.
  - Они что-то сделали, молодой человек! Что-то стало не так!
  - Разберемся, - успокоил ее Ярослав, накладывая манжетку тонометра на худое плечо.
  Очевидно, бабушка - клиент невролога, если не психиатра.
  Уровень артериального давления был почти идеальным, что лишь подтверждало его предположение.
  На всякий случай можно снять кардиограмму, тем более, что это еще позволит немного протянуть время.
  Он велел Беззубцевой раздеться, пока готовил аппарат. Старуха стыдливо прикрылась полотенцем, что несколько затрудняло постановку электродов, но с этим еще можно было смириться, однако, сверху на полотенце лежал массивный нательный крест на цепочке.
  - Лукерья Филипповна, крест нужно снять, - сказал он.
  - Снять? - переспросила бабка, неожиданно насторожившись.
  - Да, он будет создавать помехи. Давайте, я вам помогу...
  Он успел только протянуть руку, как старуха, с неожиданной прытью подскочила на тахте и отпрянула от него.
  - Нет! Не смейте!
  - Да я ведь только хотел... - начал Ярослав.
  - Я сказала - не смейте! - яростно выкрикнула старуха, выставив перед собой растопыренную пятерню. - Убирайтесь из моего дома! Вон! Слышите?!
  "Все-таки, психиатр" - подумалось Ярославу. Он отступил на шаг от тахты и медленно развел руками, показывая, что не собирается посягать на имущество старухи.
  - Хорошо, хорошо, - примирительно сказал он. - Ухожу, только успокойтесь пожалуйста...
  - Вы тоже - из них! - Беззубцева не собиралась успокаиваться, напротив - распалялась еще больше. - Только ничего вы не получите, ясно?! Она даже замахнулась на него костлявым кулаком.
  В этот момент что-то толкнуло Ярослава в ногу. Опустив глаза, он с удивлением увидел, как серый кот, прятавшийся и шипевший до этого под тахтой, теперь трется головой о его штанину, оставляя клочья серебристо-серой шерсти, и урча, как трактор.
  "Валерьянку учуял" - мелькнуло у него в голове.
  Он осторожно шагнул к ящику, бросив на старуху опасливый взгляд и замер, в очередной раз опешив от перемены в ее лице.
  Лицо Беззубцевой, секунду назад пылавшее гневом, неожиданно преобразилось. Теперь она смотрела на него едва ли не с умилением, губы расплылись в диссонировавшей с ее образом плаксивой улыбке.
  - Котик мой, Мурзинька! - запричитала она. - Признал, родимый, ты ж мой хороший!
  Она всплеснула руками. - Да что ж это я, дура старая! Вы уж простите меня, молодой человек... Как вас зовут?
  - Ярослав, - тупо ответил Ярослав. Похоже, бабку клинит серьезно. Такие перепады настроения, от немотивированной агрессии до сентиментального сюсюканья - это уже не просто старческая деменция, тут более серьезная органика намечается...
  - Ярослав... - Беззубцева покачала головой. - Простите меня, - повторила она еще раз.
  - Да ничего, - Ярослав помедлил, соображая, не лучше ли воспользоваться передышкой и уйти.
  Казалось, Беззубцева хотела сказать что-то еще, но вдруг, побледнев, схватилась за сердце.
  - Что с вами, Лукерья Филипповна?
  Старуха, не отвечая, лишь помотала головой. Взгляд ее сделался пустым, расфокусированным. Она что-то невнятно пробормотала и осела на подушки.
  Да твою ж перемать! Этого только не хватало! Да еще в конце смены!
  Подхватив обмякшее тело бабки, Ярослав аккуратно уложил ее на тахту. Проверил пульс - он был ровный, полный. Перемерил давление - те же цифры.
  - Лукерья Филипповна, вы меня хорошо слышите?
  Кивок.
  Быстро проверить рефлексы. Очаговой неврологической симптоматики вроде нет.
  Аггравирует бабка, что ли?
  Чертыхаясь про себя, Ярослав снова полез доставать уже убранный в сумку кардиограф.
  Беззубцева, казалось, не обратила внимания, когда он накладывал электроды.
  Крест он осторожно отодвинул в сторону с груди, но и на это старуха никак не отреагировала.
  Зажужжал кардиограф, выплевывая розовую ленту с росчерками линий. Ярослав повертел полученную пленку в руках и пожал плечами. Кардиограмма была, можно сказать, образцовой, как по учебнику. Но на всякий случай, хорошо бы сравнить со старыми образцами.
  - Лукерья Филипповна, - позвал он, - у вас есть старые кардиограммы?
  - Были, - неожиданно четко откликнулась Беззубцева. - Посмотрите в резной шкатулке на столе, там, в документах должны найтись...
  Не без труда найдя на столе нужную шкатулку, Ярослав, действительно обнаружил в ней заветные розовые пленки, а вместе с ними - паспорт.
  - На кардиограмме изменений нет, - бодро сказал он вслух. - С сердцем все в порядке!
  - Хорошо, - тихо проговорила Беззубцева.
  Ярослав открыл паспорт. Фотография в нем была довольно старой, Беззубцева на ней выглядела намного моложе.
  Так, год рождения... Тысяча девятьсот двадцать седьмой.
  Хорошо, это выяснили, теперь снять копию кардиограммы для бабки, оставить актив в поликлинику и можно уезжать.
  Какая-то мысль не давала ему покоя. Что-то не сходилось. Стоп! Если бабка двадцать седьмого года, получается, что она участник войны, а в карте этого не было указано... Но тогда получается, что ей...
  - Лукерья Филипповна, - снова позвал он, - так сколько лет вам полных?
  Беззубцева покачала головой. - Не помню... Кажется, семьдесят.... Или восемьдесят?
  - Восемьдесят пять, - уточнил Ярослав, кладя паспорт на стол.
  Он снял электроды и снова убрал кардиограф в сумку.
  - Вызову вам сегодня врача из поликлиники, покажете ему вот эту пленку, - начал он и осекся.
  На отснятой им новой кардиограмме четко виднелись изменения, которых не было минуту назад.
  Он торопливо развернул первую, сравнил обе. Сомнений не было - вторая пленка отличалась от первой, но странным образом.
  - Что там, доктор? - подала голос Беззубцева.
  Она, казалось, окончательно пришла в себя и теперь вопросительно смотрела на него, кутаясь в шаль.
  - Все хорошо, - Ярослав сгреб пленки и спрятал их в карман.
  С этим лучше разобраться позже. Поколебавшись, выложил первую пленку и взял вместо неё одну из старых, ничем не отличавшуюся.
  - В общем, ждите сегодня врача из поликлиники, - повторил он.
  Беззубцева покачала головой.
  - Не надо врача, - сказала она твердо, - все равно умирать.
  - Да что вы, Лукерья Филипповна, - возразил Ярослав, надевая куртку. - Вам еще рано!
  Но Беззубцева покачала головой с каким-то отрешенным спокойствием.
  - Я сегодня умру. А ты, - тут она устремила на Ярослава тревожный взгляд, - береги себя! Они пока тебя не знают, имени твоего...
  - Конечно, конечно.
  Ярослав поднял ящик, забросил на плечо сумку и направился к двери.
  Кот, запрыгнувший на тахту к хозяйке, провожал его немигающим взглядом желтых глаз.
  
  Выйдя на улицу, Ярослав с наслаждением вдохнул полной грудью прохладный воздух, казавшийся свежим и чистым после затхлой атмосферы квартиры.
  Все-таки, по бабке плачет психиатр. Ну да это уже проблема участкового врача, а ему остался час до конца смены.
  - Спас бабулю? - осведомился Богдан, когда Ярослав, хлопнув дверцей, плюхнулся на сиденье рядом с ним. Не дожидаясь ответа, он перевернул страницу какого-то глянцевого журнала и протянул ему пакет с печеньем. - Будешь?
  - Откуда взял? - полюбопытствовал Ярослав, загребая крекер.
  - А, ребята угостили, - махнул рукой Богдан. - Они тут за тебя спрашивали.
  - Какие ребята? Что спрашивали? - Ярослав вдруг почувствовал неясный укол тревоги.
  Богдан засмеялся. - Да якись баптисты, или кто. Вы, говорят, богоугодное дело делаете, молиться за вас будем. Чудные таки. Одеты як цуцики. Еще и имена в книжечку записали, чтоб не забыть. От ведь людям делать нечего в такую рань...
  Он заметил выражение лица Ярослава и удивился. - Ты чего так напрягся?
  - Поехали на подстанцию, - мрачно буркнул Ярослав. Есть печенье ему почему-то расхотелось.
  ***
  На подстанции царила утренняя суета. Обычно пустовавший двор в эти минуты был полон машин. Сновали санитары с ведрами, отмывавшие салоны после рабочей смены. В диспетчерской толклись водители с путевыми листами, тут же в углу заполнялись журналы сдачи и приема учетных препаратов, на столах у аптеки фельдшера пополняли израсходованные за сутки запасы лекарств.
  Расписавшись в бумагах, и передав медицинскую укладку сменщику, Ярослав направился на кухню. Там, за кружками кофе, под гудение микроволновок и фырчание чайников, обсуждались новости и случаи на вызовах, травились байки и анекдоты, и здесь же можно было получить консультацию и совет более опытных товарищей.
  Народу на кухне было немного, но Ярославу повезло - у окна, над огромной чашкой крепко заваренного чая и внушительных размеров горой бутербродов, восседал Давид Аркадьевич Коган, анестезиолог-реаниматолог, неофициально считавшийся одним из самых светлых умов подстанции.
  В данный момент, светлый ум оживленно комментировал утренний выпуск новостей, потрясая при этом бутербродом с колбасой.
  Сидевшая рядом с ним Ирина, его постоянный фельдшер, рассеянно кивала в такт взмахам бутерброда, проворно перебирая наманикюренными пальцами по экрану смартфона.
  - Привет, Ярик, - бросила она, одарив его мимолетной улыбкой, когда Ярослав приблизился к их столу.
  Всякий раз, встречая Ирину, Ярослав невольно задавался вопросом, что она вообще забыла на скорой. С ее данными и внешностью, её куда легче было представить где-нибудь на подиуме, на красной ковровой дорожке в Каннах, или на развороте гламурного журнала. Тем не менее, она работала фельдшером на БИТ бригаде и, что удивительнее всего, казалась вполне довольной этим.
  - Доброе утро, Ярослав, - Коган слегка приподнялся, пожимая ему руку.
  - Давид Аркадьевич, - сразу перешел к делу Ярослав, - пленку не посмотрите?
  - Давай, показывай, что там у тебя, - благодушно откликнулся Коган. Отложив бутерброд, он степенно извлек из нагрудного футляра очки, не спеша взял в руки протянутую Ярославом кардиограмму, развернул и оценивающе сощурился.
  - Так, ну ритм правильный, это ты и сам видишь... Нормосистолия, чэ-эс-эс семьдесят пять - восемьдесят... Ага, рубцовые изменения старые, комплекс ку-эр-эс деформирован, возможно, неполная блокада... В общем, ничего криминального, - заключил он, возвращая пленку. - А что тебя тут смутило?
  - Да понимаете, - Ярослав кратко рассказал о том, что произошло в квартире у бабки. - Вот старая пленка, - добавил он, кладя ее на стол. Я снял такую же, вообще никаких отличий! А потом вот вылезло это...
  - Да, странно, - Коган пробежал глазами пленку, взятую Ярославом из шкатулки. - Говоришь, такая же была? Но здесь вообще ничего. А снята когда? - он посмотрел запись на обороте. - Месяц назад... Хм. Может, ты по ошибке сделал копию из памяти кардиографа, от другого пациента?
  Ярослав помотал головой. - Нет, я точно помню, хотел посмотреть динамику. Все-таки, она на сердце жаловалась.
  - Но здесь рубцовые изменения старые, однозначно, - Коган пожал плечами. - Это не острая патология, видишь - сегмент ST на изолинии, зубец Т в норме. Деформация комплекса QRS, но явно давняя.
  - Может, блокада, все-таки? - заметила Ирина.
  - Непохоже... - критически отозвался Коган.
  - Тогда точно нажал на копию, вместо записи, - пожала плечами Ирина. - Других вариантов не остается. Чудес не бывает.
  - Похоже на то, - согласился Коган. - Да и интервалы на этой пленке другие, и ритм отличается. Я бы сказал, с уверенностью процентов на девяносто, что это кардиограмма другого пациента.
  Ярослав пристыженно убрал в карман обе пленки. Получилось, что выставил себя идиотом. Теперь он уже сам не был уверен в том, что снимал запись, а не копию. Скорее всего, Ирина действительно права, и он перепутал кнопки, в такую рань, в конце смены - это более чем вероятно.
  - Бывает, - утешил его Коган. - Главное, что у бабули кардиограмма хорошая. Можно сказать - идеальная для её-то возраста. Сколько ей - семьдесят пять?
  - Восемьдесят пять, - машинально ответил Ярослав.
  - Да? А вроде на пленке было написано семьдесят пять, - удивился Коган.
  Ярослав снова полез в карман и неверяще уставился на кардиограмму.
  Ручкой на обороте, согласно правилам, были выведены фамилия, инициалы, возраст и диагноз пациента.
  Неизвестный коллега добросовестно выполнил все предписания, и сейчас Ярослав тупо смотрел на цифры возраста - семьдесят пять.
  - Но... Я же видел паспорт... - пробормотал он неверяще. Дичь какая-то!
  - Что ты говоришь? - переспросил Коган.
  - Нет, ничего... - Ярослав сунул злосчастную пленку в карман. - Спасибо, Давид Аркадьевич, я пойду.
  - Удачи! - напутствовал его Коган, а Ирина, на миг оторвавшаяся от телефона, сочувственно кивнула.
  Переодеваясь, Ярослав снова и снова прокручивал в голове последний вызов.
  Хорошо, пусть с пленкой он ошибся и действительно нажал не на ту кнопку. Но паспорт - он помнил совершенно четко! Двадцать седьмой год. Или нет? Теперь он уже ни в чем не был уверен. Может, все-таки, тридцать седьмой? В квартире было душно, он невыспавшийся, и голова тогда побаливала... Вполне мог принять тройку за двойку - только так можно было все объяснить. Но где-то внутри его мучили смутные сомнения, что-то не укладывалось во всех этих объяснениях, вообще весь этот вызов был каким-то странным. Так и не придя ни к какому выводу, Ярослав решил выбросить это все пока из головы, по крайней мере, до тех пор, пока не отоспится, как следует.
  На улице, около бригадной машины курил Мансур, которому он сдал смену.
  - Домой?
  - Если бы, - Ярослав вздохнул. - На пару, в институт.
  Мансур сочувственно поцокал языком. - Тяжело, брат. А на смену когда?
  - Сегодня, в ночь, - мрачно сказал Ярослав.
  Мансур покачал головой. - Ого! Ну, удачи, брат! Увидимся.
  Ярослав кивнул и зашагал в сторону метро.
  ***
  Старинное здание клиники психиатрии, окруженное тихим сквериком, располагалось в укромном переулке, в стороне от оживленного проспекта.
  Подходя к проходной, Ярослав бросил взгляд на часы - до начала семинара еще оставалось время, чтобы увидеться с Аленой и успеть выпить чашку кофе.
  Он снова набрал ее номер, но мобильник по-прежнему выдавал лишь длинные гудки. Наверное, где-то на обходе, или на планерке; правда, странно, что не ответила на прошлые СМС. Ладно, разыщет в отделении.
  Сонный охранник на входе равнодушно скользнул по Ярославу взглядом, и, зевнув, отвернулся.
  В недрах кафедры царила тишина. Шаги отдавались приглушенным эхом, отражаясь от бледно-зеленых стен. Белые двери с табличками, ведущие в кабинеты, решетка в конце коридора, отделяющая учебную часть от клинических отделений.
  Где-то здесь должна быть Алена - Ярославу даже показалось, что учуял витавший в воздухе запах ее духов.
  Через приоткрытую дверь ординаторской доносились приглушенные голоса. Постучав, Ярослав осторожно заглянул в кабинет. Полноватый доцент в очках, что-то рассказывавший присутствовавшим в ординаторской коллегам, обернулся, прервавшись на полуслове.
  - Вам кого, молодой человек?
  - Алену... Алену Васильевну, - ответил Ярослав, сдерживая улыбку, глядя в спину рыжеволосой девушке, сидевшей к нему спиной.
  Доцент слегка нахмурился. - Подождите в коридоре!
  В коридоре, так в коридоре. В ожидании, Ярослав отправил Алене смайлик с чашкой кофе, потом, не зная, чем занять себя, стал рассматривать портреты маститых неврологов и психиатров прошлого столетия.
  Наконец, планерка (или что там у них было) закончилась, и врачи потянулись из кабинета.
  Алена появилась одной из последних.
  - Ну, наконец-то! - Ярослав шагнул ей навстречу. - Что так долго? Я тут уже заждал...
  Он осёкся, наткнувшись на удивленно-непонимающий взгляд.
  - Простите, вы что-то хотели, молодой человек? - Алена холодно смотрела на него, приподняв брови, в голосе звучал лед.
  - В смысле? - не понял Ярослав.
  - У вас ко мне какой-то вопрос?
  - Вопрос, успеем ли мы выпить кофе! - он неуверенно улыбнулся.
  Тонкие брови поднялись еще выше.
  - Извините, но, во-первых, я не пью кофе, а во-вторых, просила бы вас соблюдать субординацию. Не припоминаю, чтобы мы были с вами знакомы настолько близко, чтобы переходить на ты.
  - Совсем не припоминаешь? - засмеялся Ярослав. - Ладно, хватит, признаю, здорово у тебя получается. Я на какой-то момент почти поверил!
  И он потянулся к ней, чтобы приобнять.
  От звона размашистой пощечины у него зазвенело в ушах.
  Алена отступила на шаг и смерила его негодующим взглядом. - Вы вообще кто? - возмущенно спросила она. - Студент? Или лежите у нас?
  - Что тут происходит? - раздался голос доцента.
  - Да вот, какой-то молодой человек, - Алена кивнула в сторону Ярослава, - приглашает меня выпить с ним кофе.
  - Ах вот как? Видимо, очень настойчиво приглашает? - усмехнулся доцент, глянув на Ярослава поверх очков. - Вы чей студент, юноша, какая группа?
  - Сорок вторая, - буркнул Ярослав, чувствуя, как кровь густой волной приливает к лицу.
  - Сорок вторая? Отлично. Пройдете, пожалуйста, в аудиторию, семинар скоро начнется.
  Ярослав посмотрел на Алену, но та, отвернулась, сделав вид, что больше не замечает его. Провожаемый насмешливым взглядом доцента, он направился в сторону аудитории.
  В висках стучала кровь, Ярослав ничего не понимал. С чего вдруг Алене понадобилось разыгрывать этот дурацкий фарс?! Выставлять его на посмешище перед всей кафедрой... Какая муха ее укусила? Он прокручивал в памяти их последнюю встречу - все было как обычно, ничего не предвещало. И ведь сама же сказала ему про этот чертов кофе!
  Вяло приветствовав одногруппников, он плюхнулся за стол.
  Его сосед Селезнев, здоровенный блондин, удивленно покосился на него.
  - Случилось чего?
  - Да так, - Ярославу не хотелось говорить.
  - Со смены, - понимающе кивнул Саня.
  - Доброе утро, коллеги!
   В аудиторию зашел доцент. Тот самый! Ярослав почувствовал, что готов провалиться сквозь землю. Только его не хватало.
  Большая часть семинара прошла как в тумане. Доцент что-то говорил и говорил, про различные формы шизофрении, клинические проявления, манифестацию, патогномоничную симптоматику и прочая, но мысли Ярослава упорно возвращались к Алене и ее странному поведению. Он решительно не находил ему объяснений, и от этого внутри закипала злость.
  Толчок локтем в бок вывел его из размышлений.
  - Кемаришь? - участливо осведомился Селезнев. - Пошли, нам пациента дали.
  В руках он держал листок с фамилией и номером палаты.
  Ярослав потряс головой. Аудитория опустела.
  Теоретическая часть занятия подошла к концу, настало время самостоятельной работы в парах - встретиться с пациентом, пообщаться, собрать анамнез, поставить предварительный диагноз.
  - Совсем поспать не дали ночью? - спросил Селезнев, пока они продвигались по коридору в поисках нужной палаты.
  - Пару часов подремал, - отозвался Ярослав, и, желая перевести разговор на другую тему спросил: - А что с нашей Марьей? - имея в виду старшую преподавательницу, проводившую у них семинары.
  - С какой Марьей? - удивился Селезнев.
  - Ну, с нашей, - Ярослав нахмурился - фамилия, как назло, вылетела у него из головы. - Этот доцент долго ее замещать будет?
  - Ты даешь! - хохотнул Селезнев. - Лебединский у нас с начала семестра цикл ведет, ты что, на всех семинарах спишь, что ли?
  - Как с начала цикла? - Ярослав остановился.
  Селезнев покачал головой. - Отдыхать надо после смен, Ярик! - наставительно сказал он, добродушно обнимая его за плечи. - А то тебя отсюда могут не выпустить. Давай, идем!
  Палата, рассчитанная на восемь человек, сейчас была почти пуста. На дальней койке, лицом к стене, лежал человек, по-видимому, спавший. Еще один сидел на кровати у окна, с блокнотом и ручкой в руках. При их появлении он поднял голову, и уставился на них, подслеповато щурясь.
  - Хронин? - с порога спросил Селезнев, и человек торопливо закивал.
  - Это я.
  Он выглядел лет на пятьдесят, с взлохмаченными, тронутыми сединой волосами, высоким лбом и глубоко посаженными синими глазами, казавшимися выпуклыми за толстыми стеклами очков.
  - Здравствуйте. Мы - студенты, хотели бы с вами побеседовать, не возражаете? - Селезнев широко улыбнулся.
  У Сани вообще был талант общения с людьми - он каким-то образом располагал к себе буквально с первых же секунд общения.
  Вот и сейчас Хронин, растерянно заморгав, расплылся в ответной улыбке, и, зачем-то сняв очки, начал суетливо протирать линзы. - Конечно, конечно, - пробормотал он. - Я с удовольствием, если вам интересно...
  - Расскажете о себе? - предложил Селезнев, опускаясь на койку напротив, заскрипевшую под его весом.
  - Ну... - пациент пожал плечами, - Хронин Эдуард Христофорович, пятьдесят девятого года рождения, по специальности - инженер волоконно-оптических систем. Окончил МГТУ Баумана...
  Он умолк, хмуря брови.
  - Как оказались здесь? - подсказал Селезнев.
  - А, это старая история, - мужчина вздохнул. - Все началось примерно лет восемь назад, когда я занимался исследованием свойств лазера в рамках одного любопытного проекта. Мне приходилось параллельно читать большое количество литературы, и случайно попалась статья одного голландского физика, о теории пространства и времени, которая меня очень зацепила. Я внимательно изучил ее, а потом решил попробовать применить к ней разработанную мною ранее математическую модель для решения некоторых задач в области оптики... Результат оказался крайне любопытным и многообещающим, так что я сосредоточил все свои силы на дальнейшем изучении теории, работать над которой продолжаю по сей день...
  Он обвел глазами окружающие их стены и улыбнулся: - В некотором смысле, это - моя лаборатория.
  Селезнев едва заметно хмыкнул, покосившись на зарешеченное окно.
  - Здесь хорошие условия, - словно оправдываясь, пояснил Хронин. - Есть возможность работать в спокойной обстановке и можно еще трудиться во дворе на свежем воздухе - это очень помогает структурировать мысль.
  - А ваша семья? - спросил Ярослав. - У вас есть жена, дети?
  По лицу Хронина пробежала тень. - Дети - взрослые, - вздохнул он, - а супруга ненавидит мою работу, точнее - тот проект, над которым я сейчас работаю. Она думает, я свихнулся на нём.
  По его лицу промелькнула грустная улыбка.
  - Считаете, она неправа? - мягко спросил Селезнев.
  - Как вам сказать... - Хронин помедлил. - Все дело в том, что считать нормальностью. Вам, должно быть, известно, что существует грань, за которой свойства изучаемого объекта определяются исключительно восприятием наблюдателя? В то же время, сам наблюдатель меняется в зависимости от свойств объекта наблюдения. Принцип взаимоизменяемости субъекта и объекта. То есть, на каком-то этапе, реальность становится относительной...
  Он снова принялся протирать очки.
  - Понимаете, - тихо проговорил он, - мои исследования... они... выходят за рамки обычных представлений об организации времени и пространства. И некоторые опыты, хм... выглядят странно в глазах окружающих.
  - Например? - заинтересованно спросил Селезнев.
  - Это сложно объяснить... - Хронин покачал головой. - Дело в том, что время... оно нелинейно. Мы привыкли представлять его как своего рода континуум, но это не так, совсем не так. Время - это куб! Да-да! Трехмерный куб... Нам кажется, что это прямая линия, но, на самом деле это не так - мы существуем одновременно во всех измерениях - прошлом, настоящем и будущем! Можно даже сказать, что настоящее - это параллельная альтернатива прошлому, а будущее - настоящему. И любое наше действие вызывает резонанс во всех измерениях сразу! Он поглядел на затуманившиеся лица ребят и покачал головой.
  - Вот, смотрите, - он начал лихорадочно набрасывать что-то на листке блокнота.
  - Это - куб. Наше сознание находится в его центре, как бы вписанная окружность... - карандаш порхал по бумаге, - и точки соприкосновения окружности с гранями куба и есть проявления хроноидентификации. Но центр сознания при этом остается в том же месте, то есть - время относительно! Это-то вы понимаете? - с надеждой спросил он, поднимая на них глаза.
  - Понимаем, - утешил его Селезнев.
  - Ничего вы не понимаете! - неожиданно рассердился Хронин. - Вы думаете, это - умозрительные выкладки, а я посвятил им более десяти лет и подтвердил экспериментально! Я видел альтернативные реальности различных временных срезов!
  - Прошлого, или будущего? - уточнил Селезнев.
  Хронин поморщился.
  - Зависит от того, что вы под этим подразумеваете. Ведь здесь все упирается субъектно-объектные отношения. То, что вы считаете настоящим может стать в любой момент как прошлым, так и будущим, и наоборот, прошлое, или будущее - внезапно оказаться настоящим.
  - Проще говоря, - улыбнулся Селезнев, - вы изобрели машину времени?
  - Не говорите глупостей, - отмахнулся Хронин. - Никакой машины времени не существует!
  - Но вы сейчас говорили...
  - Просто потому, что времени, как такового - тоже, - перебил Хронин. - Оно существует лишь как система координат в нашем сознании. Поэтому, никаких машин для перемещения, в рамках этой системы, не требуется - нужно лишь изменить психологические установки.
  - То есть, все дело - в голове! - резюмировал Селезнев, поднимаясь с кровати. - Ну, ладно. Спасибо вам, Эдуард Христофорович, за уделенное время! Нам пора, отдыхайте.
  - Вы всё упрощаете, - угрюмо отозвался Хронин, - но наша субъективная реальность находится именно внутри нас. Измените установку - изменится реальность. И это происходит постоянно...
  При этих словах Хронина Ярослав замер.
  - Яр, ты идешь? - донесся до него голос Селезнева откуда-то издалека.
  - Сейчас, - отозвался он, - ты иди, Сань, я догоню.
  Селезнев глянул на него с недоумением, и, пожав плечами, вышел из палаты.
  Оставшись с Хрониным, Ярослав поймал на себе его пристальный, необычно серьезный взгляд.
  - Хотите что-то спросить? - тихо проговорил мужчина.
  Ярослав помедлил. - Вы говорили, - начал он неуверенно, - про меняющуюся реальность?
  Хронин кивнул.
  - Реальность, такая, как мы её себе представляем, существует лишь в нашем воображении, - он понизил голос почти до шепота, - но порой эта реальность дает сбои. Это происходит, когда наше сознание на самом деле настроено на другую, альтернативную реальность, в которой события развиваются по-другому. Но мы не можем одновременно воспринимать обе реальности, и тогда возникает то, что врачи называют кризисом, расщеплением личности, или схизмой!
  Он издал сдавленный смешок. - Схизма, она же - шиза, понимаете?
  
  В памяти Ярослава неожиданно всплыли обрывки семинара - кажется, что-то такое на нем говорилось: название шизофрении произошло от двух греческих слов - "шизо" - расщепление и "френос" - ум.
  Хронин продолжал тихо смеяться. - Схизма! - проговорил он. - Они думают, что расщепление сознания - это болезнь, но они заблуждаются! Это лишь предпосылка к изменению реальности! Нужен лишь шаг, толчок - и тогда схизма станет хиазмой! Перекрест, понимаете?
  Слово "хиазма" тоже вызвало у Ярослава какие-то ассоциации с анатомией, но он не мог вспомнить, что именно.
  Хронин внимательно следил за ним. - Понимаете теперь? - повторил он.
  Лицо сделалось очень серьезным, он почти вплотную приблизил его к Ярославу.
  - Помогите мне! - внезапно выдохнул он. - Они следят за мной! Я знаю, они доберутся до меня, если вы не поможете мне!
  Ярослав отшатнулся. - Кто - они? - спросил он хрипло.
  - Они! - повторил Хронин, и оглянулся по сторонам. В глазах его появился возбужденный блеск. - Они следят за всеми, и за вами - тоже! Они хотят изменить реальность!
  Ярослав вскочил на ноги, но Хронин, как будто этого не заметил. Он скорчился на кровати, хватаясь за горло и хрипя, выкрикивая отдельные несвязные фразы.
  - Душат! Они меня душат! Не дайте им!
  Чей-то смех заставил Ярослава вздрогнуть. Обернувшись, он увидел, как второй пациент, до сего времени никак не дававший знать о себе, сейчас сидел на кровати и, указывая на него пальцем, скалился, заливаясь истерическим, пронзительным смехом.
  "Дурдом какой-то" - пронеслось в голове Ярослава. Вторая мысль была: "Так это он и есть!"
  - Сестра! - крикнул он, распахивая дверь в коридор. - Кто-нибудь!
  - Что случилось? - раздался голос сзади.
  Алена!
  Её глаза удивленно расширились, когда она узнала его, потом гневно сузились.
  - Вы! - возмущенно воскликнула она. Потом перевела взгляд на бьющегося на кровати Хронина и, ахнув, бросилась к нему.
  - Галоперидол, четыре кубика! - бросила она побежавшей медсестре. - И реланиум!
  - Все хорошо, Эдуард Христофорович, все хорошо, - приговаривала она, придерживая его, пока сестра сноровистыми движениями вводила иглу в вену. - Успокойтесь, вы в больнице, вам ничто не угрожает...
   Хронин и правда, присмирел, и теперь уже ничего не говорил, только дышал тяжело, постепенно расслабляясь.
  Ярослав поймал его взгляд, но теперь он был пустым, словно тот не узнавал его. Секундой спустя веки его опустились, грудная клетка мерно поднималась и опускалась, Хронин спал.
  - Что... вы... здесь... делаете?! - Алена задыхалась от гнева. - Кто вам позволил сюда приходить?!
  - Вообще-то, нам этого пациента дали на клинический разбор! - огрызнулся Ярослав.
  - Вы спровоцировали у него приступ! - яростно прошипела Алена.
  - Может, хватит мне выкать?! - взорвался Ярослав. Абсурд происходящего, словно какая-то зараза распространявшийся вокруг него в этот день, уже достал его до печенок. - Если я чем-то обидел тебя, или что-то сделал не так - просто скажи, объясни по-человечески, в конце концов!
  Краем глаза он заметил, что медсестра, открыв рот, наблюдает за ними, забыв про пациента.
  Видимо, Алена тоже обратила на это внимание.
  - Юля, - сказала она сестре, не сводя глаз с Ярослава, - кажется, этому студенту тоже потребуется доза галоперидола. Двойная. У нас ведь есть свободные койки?
  - Полно! - с энтузиазмом отозвалась Юля. - Особенно, в женском отделении!
  - Идите в аудиторию, молодой человек, - бросила Алена. - А с вашим преподавателем я еще поговорю.
  Ярослав посмотрел на её раздувшиеся ноздри, потом на глядевшую с неподдельным интересом медсестру, снова на Алёну, и, кипя от злости, развернулся и зашагал прочь из палаты.
  К тому времени, когда Ярослав вернулся в учебный класс, половина одногруппников вместе с доцентом еще отсутствовала.
  Чувствуя необходимость привести мысли и чувства в порядок, он спустился на первый этаж и вышел на крыльцо, чтобы подышать свежим воздухом, где наткнулся на Селезнева, безмятежно дымящего сигаретой.
  - Ну как, пообщался вдоволь? - усмехнулся он при виде Ярослава. - Обрел родственную душу?
  - Дай-ка и мне, Сань, - вместо ответа попросил Ярослав.
  Тот удивленно хмыкнул, протягивая пачку. - Случилось чего? Ты что-то сам на себя непохож сегодня.
  - Случилось... - Ярослав глубоко затянулся и закашлялся от непривычно крепкого дыма. - Видимо, действительно, непохож, если собственная девушка делает вид, что не знает тебя.
  Выслушав его сбивчивый и эмоциональный рассказ, Селезнев протянул: - Да, дела.
  - Думаешь, со мной что-то не так? - задал Ярослав мучивший его вопрос. - Может, у меня уже действительно крыша едет?
  Саня махнул рукой. - Да брось! Обычное переутомление после смены. Со мной похожее бывало - как-то после восьми часов в операционной по пульту телевизионному разговаривать пытался. Долго довольно, причем, пока коллеги ржать не начали.
  - Тогда что происходит? Почему она так себя ведет?
  Селезнев выпустил струю дыма из ноздрей. - Женщины! - философски сказал он. - Кто их разберет? Может, ты новую стрижку не оценил, или, там, про годовщину отношений забыл. Моя как-то неделю дулась, когда я молоко обезжиренное по ошибке купил. Решила, типа, намек был, что она толстая. И ведь не объясняла ничего!
  Ярослав невольно улыбнулся, испытывая некоторое облегчение. Конечно, Селезнев прав - Алена явно на что-то разозлилась, и, видимо, сильно. Понять бы еще на что.
  - А может, ей не хочется ваши отношения светить на кафедре, - продолжал рассуждать Селезнев. - Такое тоже бывает.
  - Хм. Об этом я не подумал, - признал Ярослав.
  - Ну вот! А её это, скорее всего, и бесит, - заключил Селезнев.
  - Подожди, - Ярослав нахмурился, - а как же Марья? Я ведь помню, что она вела у нас занятия...
  - Вела, - подтвердил Селезнев, снова затягиваясь, - замещала пару занятий Лебединского, когда он на конференции был. Это у тебя все перепуталось с твоими дежурствами и отношениями. Ты на скольких семинарах был-то?
  - Не помню, - честно признался Ярослав.
  - Вот то-то, - усмехнулся Селезнев, - ладно, пошли - пора, небось, уже.
  К тому времени, когда они вернулись, все были в сборе.
  Доцент благосклонно выслушивал доклады, внося замечания и поправки по ходу обсуждения. Когда дошла очередь до них с Селезневым, он слегка нахмурился.
  - Так-так, молодые люди, - сказал он, - о ваших успехах мне уже доложили. Что вы там наговорили пациенту? - спросил он, обращаясь к Ярославу.
  - Да ничего особенного, - буркнул Ярослав. Теперь, после разговора с Селезневым, попытка найти смысл в словах пациента казалась ему по-настоящему глупой. - Просто пытался понять, что у него за концепция.
  Лебединский покивал. - У наших пациентов бывают весьма необычные, яркие идеи, - неожиданно согласился он. - И чем сильнее пациент увлечен ими, тем большей индукцией они обладают. У нас были случаи, когда молодые коллеги, интерны, ординаторы, аспиранты - особенно аспиранты - так увлекались концепциями пациентов, что начинали их частично разделять.
  Он сделал паузу, пережидая, пока смолкнут смешки в аудитории.
  - В данном же кейсе, - повысил он голос, - образование пациента и научная степень позволяют ему выстраивать очень убедительные псевдонаунчые теории, без сомнения, высокой степени индуктивности. К сожалению, вы имели возможность убедиться воочию, что одержимость этими идеями носит ярко выраженный болезненный характер, приводя к паранойяльным идеям, бреду преследования и сложному галлюцинаторному синдрому. Собственно, это и является причиной его пребывания у нас.
  - Таким образом, - добавил он, подводя итог, - если ни у кого больше не осталось вопросов, на сегодня занятия окончены.
  Ярослав дождался, пока последние студенты покинут аудиторию и подошел к Лебединскому.
  Тот окинул его внимательным взглядом поверх очков.
  - Есть еще кое-что, молодой человек, что мне бы хотелось озвучить вам, так сказать, тет-а-тет. Понимаю, что молодость - время романтики и прекрасных порывов, но я бы все же советовал вам решать ваши сердечные дела за пределами кафедры.
  Он деликатно кашлянул. - Поверьте, у нас тут хватает своих драм, без шекспировских страстей.
  Ярослав смущенно опустил глаза. Все-таки, Селезнев был прав!
  - Конечно, - выговорил он. - Этого больше не повторится. И извините за то, что произошло в палате.
  - В этом не больше вашей вины, чем моей, - махнул рукой Лебединский. - В конце концов, я несу за вас ответственность, как куратор.
  - Просто, - Ярослав чувствовал потребность выговориться, испытывая облегчение от того, что все, наконец, разъяснилось, - он выглядел почти нормальным, а потом вдруг начал кричать, что ему угрожают, да еще другой пациент стал смеяться...
  - Да-да, резкая смена фаз, - рассеянно отозвался доцент, поглядывая на часы. Потом недоуменно нахмурившись, переспросил: - Другой?
  - Ну, тот, у стены, - пояснил Ярослав. - Его сосед, он спал, когда мы пришли.
  Лебединский окинул Ярослава внимательным взглядом.
  - Вы, должно быть, что-то путаете, коллега, - сказал он. - Тот пациент, про которого вы говорите, находится в состоянии кататонии, а это означает, что у него полностью отсутствует произвольная двигательная активность. Поэтому он вряд ли мог как-то реагировать на ваш разговор. А что, вам показалось, что он смеялся?
  - Наверное, показалось, - выдавил Ярослав.
  Доцент еще раз пристально поглядел на него. - Отдыхайте, молодой человек, - сказал он, дружески похлопав Ярослава по плечу, и вышел из комнаты.
  Оказавшись на улице, Ярослав немного постоял, глубоко вдыхая свежий весенний воздух.
  Ему требовалось время, чтобы еще раз прокрутить в голове все события этого утра. Сомнения, казалось, оставившие его, вспыхнули с новой силой. Ведь он совершено точно помнил, что в палате было два пациента, и тот, второй сидел на кровати, безумно хохоча. Эта сцена так врезалась ему в память, что сомнений в ней не было никаких. Или все-таки были? Но такое не могло померещиться! Однако, Лебединский утверждал, что тот больной не мог не то, чтобы смеяться, но даже шевелиться. С другой стороны, они же его лечат? Может, это был первый сдвиг за много дней в его состоянии? Скорее всего, так оно и было, но Ярославу начинало казаться, что количество странных событий, для объяснения которых ему приходилось себя в чем-то убеждать, становится чрезмерным.
  Однако, по крайней мере, в одном доцент был точно прав - ему необходим был отдых.
  Ярослав двинулся в сторону проходной, продолжая размышлять на ходу. Как быть с Аленой? Попытаться все-таки вызвать ее на разговор, или оставить все, как есть? Чем бы он там не провинился перед ней, такое поведение выглядело издевательским.
  Рядом с ним плавно притормозила машина.
  - Садись, подвезу, - пробасил Селезнев, распахивая дверцу. - А то еще уснешь по дороге, или забредешь куда.
  Охранник у выезда медлил, и Селезнев нетерпеливо посигналил, призывая его поторопиться. Наконец, тронутые ржавчиной ворота со скрипом отъехали в сторону, выпуская их. Ярослав испытал непонятное облегчение от того, что они покидали территорию больницы, словно оставляя там весь сегодняшний абсурд.
  Он провожал взглядом здание клиники, еще недавно вызывавшее у него такое радостное предвкушение встречи, когда увидел двоих парней, стоявших у проходной и что-то обсуждавших между собой. Он сразу узнал их - те же легкие куртки, галстуки, белые рубашки. Один из них посмотрел в его сторону и, кажется, кивнул второму. В это время Селезнев свернул за угол и пара скрылась из виду.
  Ярослав откинулся на спинку кресла, чувствуя, как сердце колотится в груди.
  Они ли? Мало ли в Москве баптистов, или кто они там? Может, у них сегодня какой-нибудь праздник, или день обходов, или кто-то из их братства находится на лечении в клинике. Да что угодно может быть, в конце концов, и почему это должно непременно иметь к нему какое-то отношение?!
  - Чего загрустил опять? - спросил Селезнев, закуривая сигарету. - Давай, может, вечером по пиву?
  - Мне на смену в ночь, - Ярослав потер виски. - Отоспаться бы еще.
  Селезнев присвистнул. - Да уж. Может, больняк возьмешь? Видок у тебя совсем бледный.
  - Ничего, - упрямо сказал Ярослав. - Прорвемся.
  Несмотря на вялые протесты Ярослава, Селезнев довез его почти до самого дома, сделав приличный крюк. Район в котором он снимал квартиру, находился за пределами МКАДа и считался спальным. На скамейке у подъезда привычно расположилась Екатерина Францевна, соседка Ярослава по этажу. Обычно она отличалась словоохотливостью и Ярославу редко удавалось избежать подробного рассказа о её болячках, внуках и очередных кознях коммунальщиков, присылавших ей завышенные квитанции. Однако, сейчас пожилая женщина была поглощена чтением журнала.
  Ярослав уже собирался нырнуть в подъезд незамеченным, когда яркий разворот обложки привлек его внимание.
  Он уже видел сегодня эти цветастые глянцевые картинки - точно такой же был в руках Богдана, когда он вернулся с вызова.
  Екатерина Францевна перевернула страницу и обратила внимание на Ярослава.
  - Ярик, - обрадованно сказала она, - а я вот зачиталась, не вижу ничего вокруг...
  - Откуда у вас этот журнал? - спросил Ярослав, уже догадываясь, какой ответ он услышит.
  - Да вот, в почтовом ящике был, - охотно объяснила соседка, - обычно-то все подряд суют, рекламу всякую, а тут вроде ничего - интересно так, про единую церковь и все такое...
   Она еще продолжала, когда Ярослав, недослушав, бросился в подъезд. Бегом одолев несколько лестничных пролетов он прислонился к стене у двери в квартиру, чтобы перевести дыхание. Он и сам не знал, чего ожидал увидеть. Сектантов, дежурящих у его двери? Прикрепленной записки? Журнала, просунутого под дверь?
  Ничего этого не было.
  Снова - случайность?
  Он нащупал у кармане ключи, открыл квартиру и, не разуваясь, прошел по комнатам. Никого. Все было также, как перед его уходом - незаправленная кровать, чашка с остатками кофе в раковине на кухне, ноутбук на столе.
  Бред. Нервы никуда не годятся. Заставив себя успокоиться, Ярослав пошел в ванную, и долго стоял под душем, постепенно расслабляясь, ощущая, как потоки горячей воды смывают вместе с грязью и потом тревогу, беспокойство и неясные страхи.
  После того, как он наскоро перекусил на кухне горячими бутербродами с сыром и стаканом молока, в животе возникла приятная тяжесть, все происходившее этим днем начало казаться чем-то нереальным и далеким. Он добрался до кровати, рухнул на неё и тут же провалился в сон.
  ... Он сидел у костра, на плечи давила сплетенная из дюралевых колец кольчуга, от натруженных за день ног, вытянутых к огню, валил пар. Рядом лежал меч, тщательно выточенный из старой лыжи.
  От булькающего над огнем котелке доносился дразнящий запах тушенки. Бородатый мастер, со знанием дела, помешивал варево подобранной тут же веткой. Парень в плаще-дождевике, с длинными волосами, перехваченными кожаным шнурком, под аккомпанемент гитары напевал какую-то песенку про барона, тролля и сгущенку, периодически сопровождаемую взрывами хохота.
  Размеренную идиллию прервал внезапный крик дозорного:
  - Орки! Ребята, орки идут!
  В один миг возникла суматоха, народ в спешке срывался с мест, хватаясь за деревянное, алюминиевое и текстолитовое оружие.
  Ярослав, чертыхаясь про себя, в спешке натягивал отсыревшие кроссовки.
  Кто-то уже наугад выпустил стрелу в направлении предполагаемого противника, щитоносцы спешно образовывали строй.
  - Отставить тревогу, ситуация вне игры! - вышедший на свет мастер замахал руками, отдуваясь от быстрой ходьбы, под возмущенный гул голосов.
  Рядом с ним стояло двое бритоголовых "орков" с нанесенными хной татуировками на лицах, придававших им одновременно пугающее и комичное выражение. Вместе они поддерживали третьего, опиравшегося на их плечи.
  - Ребята, у вас вроде медик в лагере должен быть с аптечкой?
  Кирилл, мастер альянса, кивнул в сторону Ярослава.
  - Есть такой. Чего стряслось?
  - Да вот, валькирия ногу распорола...
  Орочий эскорт приблизился к огню и сопровождаемый "орк" оказался рыжеволосой девушкой, с двумя тугими косами.
  Несмотря на бледность лица, при виде Ярослава, девушка выдавила улыбку.
  - А ты настоящий медик, или эльфийский знахарь? Если что, целебный подорожник мне уже предложили.
  - Настоящий, - буркнул Ярослав, - семь сезонов доктора Хауса за плечами.
  - Значит, будем исключать волчанку, - рассмеялась девушка.
  Ярослав невольно улыбнулся в ответ.
  - Как тебя зовут? - спросила она.
  - Ярослав, можно Ярик.
  - А меня - Алёна. Ты же не боишься крови, Ярик?
  - Вообще-то, я фельдшер скорой помощи, - обычно Ярослав произносил это с гордостью, но сейчас, под пристальным взглядом зеленых глаз почему-то тушевался.
  Рана действительно оказалась неприятной. Под пропитанными кровью тряпками вдоль икроножной мышцы снизу вверх тянулся глубокий порез с рваными краями.
  - Блин, - выругался Ярослав, - у вас там что, вообще никакого нормального перевязочного материала не было? Да еще пешком шла... Как ты вообще так умудрилась?
  - На сук в темноте напоролась, - безмятежно отозвалась Алена, склонив голову набок и разглядывая рану.
  Ярослав откупорил флакон перекиси, полил порез пенящейся жидкостью, распечатал пачку стерильных салфеток, промокнул, достал йод.
  - Пощипет немного, - предупредил он.
  - Знаю.
  Девушка на удивление стойко перенесла обработку. Ярослав стянул края раны пластырем, сверху приложил сложенную в несколько раз марлю и зафиксировал повязку бинтом.
  - Ходить тебе сейчас нельзя, - сказал он, - и вообще, по-хорошему, надо бы в медпункт, укол от столбняка сделать.
  - Обойдусь, - отмахнулась Алена. - Это же не ржавый гвоздь какой-нибудь. Спасибо, коллега!
  - Теоретически... - начал Ярослав и остановился. Коллега?
  Алена рассмеялась.
  - Вообще-то - врач-психиатр!
  Глядя в её смеющиеся глаза, Ярослав почувствовал, что краска заливает его лицо, но еще не мог понять, отчего именно его бросило в жар.
  Где-то на границе сознания раздавались чьи-то крики, но в этот момент он никого и ничего не замечал, кроме этих зеленых глаз. Глаза приблизились к нему так, что, казалось, он погружается и тонет в них...
  Лес и окружающие люди куда-то пропали, он оказался лежащим на кровати, все вокруг было как в тумане. Ярослав хотел встать, но ничего не получилось - руки и ноги налились тяжестью, он не мог оторвать их от постели. Лицо Алены теперь казалось далеким и размытым.
  - Ему нужен покой, - сказала она почему-то голосом Когана. - Галоперидол, четыре кубика. И реланиум!
  Ярослав заметался, он хотел крикнуть, что это - он, почему Алена его не узнаёт, но смог издать лишь хрип; рванулся изо всех сил, разрывая стягивавшие его путы, и тут же где-то пронзительно заверещала сигнализация...
  Тяжело дыша, Ярослав сел на кровати. Сердце отчаянно колотилось. Рядом на столе надрывался смартфон со сработавшим будильником.
  Он потряс головой. Воспоминания из сна были совсем реальными, он словно полностью перенесся в тот вечер, когда они познакомились. Тем болезненнее было вернуться в реальность, в которой между ними легла странная размолвка.
  Ярослав вздохнул и стал собираться.
  ***
  - Ярослав Логинов, пройдите в кабинет заведующего! - рявкнул селектор.
  Он только закончил переодеваться и рассчитывал немного отдохнуть до возврата своей бригады на подстанцию. Мансур госпитализировал кого-то в дальнюю больницу, а это означало верный час ожидания.
  Теперь, торопливо шагая по коридору, он гадал, что могло послужить поводом вызова на ковер в неурочное время. Вроде все карты с утра были отписаны, каких-то особых случаев не было - обычная рутина. Если, конечно, не считать последнего вызова к бабке - но и там он все сделал как надо. Правда, по бабке плачет психиатр, но физически она была в хорошей форме, для своих, скольких бы там ей ни было, лет.
  Сарычев, он же Сарыч, встретил его колючим взглядом поверх выпуклых стекол очков в толстой роговой оправе.
  - Здрасьте, Алексей Федорыч, вызывали? - выпалил Ярослав, вытягиваясь в стойку.
  В общении с Сарычом лучше всего работала стратегия принятия перед начальством вида лихого и придурковатого.
  - Вызывал, вызывал. Садись, - заведующий кивнул на стул перед ним.
  Откинувшись на спинку кресла, он оглядел Ярослава головы до ног, хмыкнул и нахмурился.
  - За формой не следишь!
  - Времени не хватает на качалку, - признался Ярослав.
  Заведующий недоуменно воззрился на него.
  - Какая качалка? Я говорю - жилетка мятая, невыглаженная, штаны - тоже! Ездите на вызова в таком виде, а встречают ведь по одежке! Вы же врачи, всё-таки, а выглядите, как... не пойми кто!
  Он сердито блеснул стеклами очков.
  Глядя на сверкающий безупречной белизной белый халат заведующего и накрахмаленную шапочку идеальной формы, Ярославу захотелось ответить, что, после ночной смены и занятий в институте у него физически не было возможности выстирать и выгладить единственный комплект рабочей одежды, но воздержался. Все равно объяснять и доказывать что-то Сарычу было бесполезно, в любом случае окажешься в дураках.
  Удовлетворившись виноватым молчанием, заведующий продолжил.
  - Ты сегодня ездил на вызов на Варшавское шоссе к гражданке... - он бросил быстрый взгляд на карту вызова, лежащую перед ним, - Беззубцевой, так?
  Ярослав согласно кивнул. Сердце его почему-то сжалось. Ведь чуяло сердце, что с бабкой этой еще будут проблемы. Неужели действительно сердечный приступ?
  - На подстанцию поступил запрос из милиции, - сухо сообщил заведующий, буравя Ярослава взглядом.
  - Из полиции? - тупо переспросил Ярослав. Сарычев, из каких-то своих ортодоксальных убеждений, продолжал именовать полицию по старинке.
  - Именно, - заведующий многозначительно постучал дорогим паркером по полированной столешнице. - Ничего не хочешь рассказать?
  Ярослав вздохнул. Ну вот, началось.
  - При мне все спокойно было, Алексей Федорыч, - он старался не выдавать внутреннего волнения, - да она толком и не жаловалась ни на что, так, типа, общая слабость. Кардиограмму я снял, там без динамики, никакой очаговости. Давление тоже в норме...
  Заведующий, нетерпеливо махнул рукой. - Да-да, это все я уже прочитал в твоей карте. Не старуха, а образец здорового человека. Непонятно даже, что там делал столько времени.
  - Так кардиограмму снимал, - объяснил Ярослав, - она раздеваться стеснялась - контакт налаживал.
  Сарычев хмыкнул. - Контакт он налаживал! Ну, допустим. И как, удачно?
  - Да вроде бы, - недоуменно отозвался Ярослав, гадая, к чему он клонит. - А что, случилось чего?
  Заведующий нехорошо прищурился. - Случилось... После твоего ухода бабка в милицию позвонила, - он сделал паузу, - заявить о пропаже!
  - О пропаже? - тупо повторил Ярослав, испытывая одновременно облегчение и новую тревогу.
  - Ты меня не передразнивай - тоже попугай нашелся! - сердито буркнул Сарыч. - Крест у твоей Беззубцевой пропал, ценный, антикварный. А это, как ты понимаешь, серьезная статья.
  - Да вы что, Алексей Федорович! - возмутился Ярослав. - Вы меня что, подозреваете, что ли?!
  - Я тебе не следователь, чтобы подозревать, - отрезал заведующий. - Моя задача сейчас - ответить на официальный запрос из органов. А от тебя мне нужно объяснение, для начала - устное, поскольку наша бригада в твоем лице у неё была последней перед пропажей, с ее слов, разумеется.
  - Да она свой возраст-то толком не помнит! - раздосадованно воскликнул Ярослав. - И мерещится ей всякое, меня даже пускать поначалу не хотела!
  - А в карте об этом - ни слова, - заметил заведующий. - Вот так и выясняются, постфактум, некоторые особенности. Теперь давай, рассказывай еще раз, что было на вызове, и будь добр, напряги память, чтобы ничего не упустить.
  Пока Ярослав описывал, что происходило на квартире у Беззубцевой, Сарыч хмурился и покачивал головой. Когда Ярослав дошел до реакции бабки на просьбу снять крест, подался вперед. - Так крест, значит, у неё был? И она решила, что ты его хочешь у неё отнять?
  - Получается, так, - признал Ярослав.
  Заведующий помрачнел. - Дальше! - велел он.
  Ярослав продолжил. Заведующий мрачнел все больше, и по завершении рассказа, с досадой хлопнул ладонью по столу.
  - Учишь вас, дураков, учишь! - бросил он в сердцах. - Ведь сколько раз говорилось - видите продуктивную психотическую симптоматику - вызывайте специализированную бригаду! Ты видел, что пациентка психически нестабильна?
  - Видел, - нехотя признал Ярослав, - но...
  - А если видел - почему не вызвал спецов? - обрушился на него Сарыч. - Почему не передал им пациентку?
  - Так она не то, чтобы буйная была, - попытался оправдаться Ярослав, - так, когнитивно-мнестические расстройства умеренные...
  - Умеренные! - передразнил его Сарыч. - Человек одинокий, дезадаптированный, с бредовыми фабулами и, возможно, даже галлюцинациями, повышенной тревожности, - а ты оставляешь ее на месте!
  - Я актив в поликлинику передал, - покаянно сказал Ярослав.
  - И что толку с твоего актива? А если бы она следом за тобой из окна выпрыгнула, спасаясь от этих, от кого она там пряталась? Но тебе же некогда было психиатров ждать - смена заканчивалась! Скорее на волю! - продолжал бушевать Сарыч. - А теперь вот Алексей Федорович изволь отдуваться за твою безалаберность!
  - Виноват, - вздохнул Ярослав, - не подумал...
  - Не подумал он! В том-то и беда, что думать не хотите! А если и пытаетесь, то не тем местом!
  Заведующий помолчал, постукивая паркером.
  - Объяснительную к утру мне на стол, - сказал он наконец. - Имей в виду, это еще только начало. Возможно, придется показания следователю давать... Зависит от того, что там бабка ему наговорила.
  Ярослав кивнул, переводя дух. Кажется, выволочка подошла к концу.
  - Свободен, - сухо сказал Сарыч, - пока что. Да, слушаю! - последние слова он произнес в трубку телефона, зазвонившего у него на столе.
  - Что? Что значит - Сильвестров не вышел? Опять?! Он же в графике стоит... Нет! Найдите кого-нибудь на замену... Да кого хотите, я не могу реанимационную бригаду в ночь в неполном составе выпускать на линию!
  Он кинул взгляд на Ярослава, замешкавшегося у двери. - Вон, Логинова посадите, все равно без дела мается! Ничего, Салимов один отработает, справится. Всё!
  Сарычев бросил трубку и уставился на Ярослава. - Вот что, будешь сегодня в ночь работать на БИТах, с Коганом. Сильвестров опять не вышел. Уволю разгильдяя, к чертовой матери... Может, научишься, как работать нужно, хотя это вряд ли. Что застыл? Давай, у них вызов уже!
  Ярослав торопливо кивнул и выскочил из кабинета. Сердце его радостно забилось. Ну, хоть в чем-то сегодня повезло!
  ***
  - Да не бери в голову, вся эта история выеденного яйца не стоит, - уверенно заявил Коган, прихлебывая чай из своей исполинской кружки.
  Они медленно продвигались по запруженной машинами полосе Ленинского проспекта. Евстафьев, постоянный водитель реанимационной бригады, поторапливал в микрофон недостаточно проворных владельцев авто, вовремя не освобождавших левый ряд.
  - Сколько уж этих заявлений было на моей памяти, - продолжал Коган, - и в чем только не обвиняли! Часы, кольца, деньги... И всегда врачи скорой виноваты. Не сотрудники, а друзья Оушена, прямо-таки.
  - Так запрос же официальный, - возразил Ярослав.
  Коган пренебрежительно отмахнулся. - Формальность! Кто там, думаешь, в полиции будет всерьез заниматься заявлением полоумной старухи? Ну а Федорович, конечно, реагирует - работа у него такая. Ничего, пошумит для острастки и успокоится. Главное, что пациентка жива-здорова, а остальное - тебя не касается. Если каждой бабушке в маразме, как он говорит, психиатров вызывать, то работать некому будет - все будут на вызовах сидеть и психбригады ждать, которых, кстати, на город не так много.
  Ярослав благодарно улыбнулся. Все-таки, здорово, что его посадили именно на БИТ бригаду, и именно к Когану. С ним - как за каменной стеной: всегда уверенный, спокойный, грамотный. К своим пятидесяти пяти годам Давид Аркадьевич имел тридцатипятилетний стаж в медицине, включавший не только опыт работы на скорой, но и в стационаре, где заведовал отделением нейрореанимации, частной клинике, где консультировал как кардиолог и даже в каком-то военном госпитале, где дослужился до капитана. Медицина была его главной страстью, другой, как сплетничали на подстанции, были женщины, во что было нетрудно поверить, учитывая, что по мнению женской половины подстанции, он был весьма импозантен.
  Ярослав задумчиво перевел взгляд на Ирину, сидевшую в кресле напротив него, поглощенную событиями ленты соцсетей в своем телефоне. В неярком освещении салона ее профиль напоминал изваяние какой-то греческой богини. Прядь темных волос упала ей на лицо, словно подчеркивая белизну кожи, точеную шею и плавные, безупречные черты лица. Он невольно залюбовался ей, и, вспомнив об Алёне, вздохнул.
  Ирина оторвала глаза от экрана смартфона.
  - О чем грустим? - поинтересовалась она вкрадчивым голосом, от которого у Ярослава пробежали мурашки по позвоночнику.
  - Тобой залюбовался, - неловко отшутился Ярослав, пытаясь скрыть смущение.
  Ирина рассмеялась и потянулась, вызвав у него очередную волну мурашек.
  - Да ладно тебе, - она убрала прядь с лица, - можно подумать, ты обделен женским вниманием!
  Ярослав покачал головой. - Вот скажи, Ир, - попросил он, - что делать, если девушка на что-то рассердилась и не хочет даже говорить за что?
  - Послать цветы, - не задумываясь ответила Ирина, - и чем сильнее сердится, тем больше букет. А что ты натворил?
  - Да говорю же - не знаю!
  - Ничего-то вы никогда не знаете, - покачала головой Ирина, - бедные Джоны Сноу. Только жалуетесь друг-другу на этих взбалмошных баб с их непостижимой логикой, да?
  Ярослав хотел возразить, но, вспомнил свой разговор с Селезневым и сконфуженно улыбнулся.
  - Большой букет, Ярик, - заключила Ирина. - И лучше - розы.
  - А что случилось с Сильвером? - спросил Ярослав, решив сменить тему.
  - Заболел, бедолага, - Ирина фыркнула, - небось, лечится где-нибудь с друзьями на рыбалке. Допрыгается когда-нибудь, Сарыч его точно уволит. Чего ему в своей армии не служилось - не знаю. ВДВ, мне кажется - это диагноз.
  - А я вот догадываюсь, что его тут держит, - подал голос из-за руля Евстафьев.
  Он подмигнул Ярославу в зеркале. - Одна дивчина, по которой он сохнет больно.
  - Так сохнет, что на бригаду вместо него кого только не ставят уже, - вздохнула Ирина. - Извини, Ярик, ничего личного.
  - Отдыхать иногда тоже надо, Ира, - добродушно прогудел Коган.
  - А вы его, конечно, защищаете, Давид Аркадьевич! Только кто укладки пополняет, машину моет, сроки годности проверяет, рецепты пишет? Всё - Ирочка, а Сильвестров пусть на рыбалку съездит - он же мужик, ему отдыхать надо!
   - Ну хочешь, я машину завтра помою? - с готовностью предложил Коган. - А Ярослав укладку пополнит.
  Ирина махнула рукой. - Вы лучше чашку свою помойте. Она у вас от налета скоро в археологическое ископаемое превратится. А с машиной я как-нибудь сама справлюсь, и с укладкой - тоже, а то ищи потом, куда что положили.
  - Вот так и работаем, Ярослав, - заключил Коган. - Все на хрупких женских плечах. Причем, очень симпатичных.
  - Вы просто мастер комплиментов, Давид Аркадьевич...
  Реанимобиль тем временем подъезжал по Волхонке к высящемуся над ней храму Христа-Спасителя.
  Вся правая сторона улицы была заполнена народом - от самых дверей храма, где поблескивали рамки металлодетекторов, и далее, насколько хватало глаз, тянулась, казалось, нескончаемая очередь.
  - Ничего себе! - вырвалось у Ярослава.
  Коган горестно покачал головой. - Блаженны нищие духом - кажется, так говорится, Василий Михайлович?
  - Зря иронизируете, Давид Аркадьевич, - отозвался Евстафьев, выруливая на тротуар, - сегодня большое событие, можно сказать - историческое. Не каждый день в Москву такую святыню привозят.
  - Что за святыня? - Ярослав знал из карты вызова только то, что их бригаду посылают на дежурство к храму.
  - Копьё святого мученика Лонгина, - с благоговением произнес Михалыч, - слыхал про него?
  Ярослав напряг память. Кажется, что-то из разряда легендарных христианских святынь.
  - Это которым Христа римский легионер ударил?
  - Святой Лонгин, - кивнул Михалыч, - оно самое!
  - Которое, только, интересно из них, - хмыкнул Коган.
  - Сотни лет оно хранилось в Ватикане, - продолжал Евстафьев, проигнорировав сарказм, - а теперь вот привезли в Россию, целую неделю будет здесь, в Москве, а потом - дальше по всем городам повезут. Великая святыня.
  - Ну, слава Богу, что всего неделю, - вздохнул Коган. - Работы и так хватает, чтобы еще здесь часы просиживать.
  - А как же католики согласились на это вдруг? - спросил Ярослав. - Вроде, они с православными не очень ладят...
  Михалыч кивнул. - Есть такое. Но вот устроил Господь - договорились как-то!
  - Еще бы не договориться, - согласился Коган, выразительно кивая в сторону очереди, - столько паломников, такой ажиотаж. Как говорится, во славу Иисуса и ради хлеба куса! Ладно, молчу...
  Михалыч припарковал реанимобиль на специально зарезервированном для бригад скорой помощи месте, неподалеку от церковной лавки и мини-пекарни.
  Заглушив мотор, он вышел из машины и набросил поверх куртки форменную синюю жилетку с эмблемой скорой помощи.
  - Давид Аркадьевич, я схожу пока? Если что - на мобильный наберёте.
  Коган махнул рукой. - Бог в помощь, Василий Михайлович, только про нас, грешных, не забудьте. А то везти на вызов, если что, кроме вас некому.
  Евстафьев кивнул, и зашагал в сторону входа в храм.
  - Куда это он? - полюбопытствовал Ярослав.
  - За благодатью, - усмехнулся Коган, - его там, по блату, как сотрудника, к святыне без очереди пропустят. Затем и жилетку нацепил. Отдыхай, Ярик, пока все спокойно. Будем надеяться, целительной силы святого копья хватит на всех богомольцев, без нашего участия.
  Сидеть в машине Ярославу вскоре надоело. Коган погрузился в чтение детектива, Ирина по-прежнему не отрывалась от смартфона, и он решил выйти, чтобы немного размяться.
  Солнце садилось, отражаясь в бликах золотых куполов собора. По небу плыли кучевые облака, подгоняемые порывами ветра.
  Ярослав стал разглядывать очередь, которая, казалось, застыла на месте. Здесь можно было встретит самых разных людей - благочестивых бабушек в платочках и бородатых сурового вида ребят с иконами, офисных клерков в костюмах и молодежь в рваных джинсах. Его внимание привлекла группа паломников, неторопливо продвигающаяся вдоль основного потока.
  Процессию возглавлял высокий монах в черной сутане, и наброшенном на голову капюшоне. Рядом с ним шло двое священников, принадлежавших, судя по гладковыбритым щекам и необычному покрою облачений, к католической конфессии. А следом за ними, сияя улыбками, следовали двое одинаково одетых парней в белых рубашках и галстуках, с пачками ярких буклетов в руках, которые они раздавали окружающим.
  Те самые? Ярослав не был в этом уверен, но сердце начало биться чаще. Хотя, если вдуматься, ничего необычного в их присутствии здесь не было. Даже наоборот - церковное событие объясняло в некоторой мере их частые встречи в течение сегодняшнего дня. Скорее всего, это были разные люди, попадавшиеся ему в разных местах, только и всего.
  Процессия поравнялась с ним, и монах, повернув голову, на секунду встретился с ним взглядом. У него было худое бледное лицо с высоким лбом и глубоко посаженными глазами. Ярославу показалось, что по тонким губам скользнула улыбка.
  - Возьмите, это для вас! - один из белорубашечных близнецов возник прямо перед ним, протягивая брошюру.
  На обложке было изображено что-то вроде солнца со змеящимися лучами, скрещенными мечами в центре солнечного диска и латинскими буквами.
  Чуть ниже шла надпись по-латыни: "Ad majorem Dei gloriam".
  Ярослав машинально протянул руку, но в этот момент пущенный чьей-то рукой ком снега пролетел мимо него, ударился в грудь стоявшего перед ним парня и тот, вздрогнув, выронил буклет.
  - Еретики! Обманщики! - раздался крик за его спиной.
  В нескольких шагах от них топтался типичный бродяга-бомж, с всклокоченной бородой, драной куртке и выглядевшей совершенно неуместной ярко-розовой вязаной шапке с помпоном.
  - Схизматики! - заорал он снова, зачерпывая из талого почерневшего сугроба горсть снега, перемешанного с землей. - Убирайтесь, прочь отсюда, псы лукавые!
  В отступившего от неожиданности "близнеца" полетел следующий снежок.
  Народ в очереди загалдел, оживившись при виде неожиданного развлечения.
  Монах что-то сказал, указывая на бомжа, священники качали головами.
  - Лгуны, обманщики! - надрывался тот, продолжая обстрел.
  - Тихо, тихо, уймись! - Ярослав выставил ладонь. - Ты чего разошелся?
  К ним уже спешило двое полицейских.
  - Лгут они! - уверенно заявил бомж, яростно тыкая пальцем в сторону католиков, - Всё лгут!
  - Люди! - завопил он, обращаясь к очереди. - Православные! Обманывают вас! Пояс Пресвятой Богородицы со святой горы Афон православные монахи привезли, а схизматики его подменили!
  - Какой пояс? Копьё привезли, из Рима! - крикнул ему кто-то из толпы.
  - Да пьяный он, чего вы слушаете!
  - Полицию, полицию позовите!
  Подоспели полицейские и подхватили под руки не унимавшегося буяна.
  - Схизматики! - продолжал орать он, отчаянно вырываясь, пока его тащили в сторону, - Вы все в схизме, слышите?! В схизме!
  Ярослав покачал головой и обернулся, чтобы успокоить парня, подвергшегося неожиданной атаке и подать ему выроненный буклет, и замер.
  Очередь, до это стоявшая неподвижно, сейчас двигалась вперед. Над головами людей под нестройное пение колыхались хоругви и иконы, в воздухе стоял колокольный звон.
  Люди, шедшие в толпе, были одеты словно участники съемок фильма про средневековье с ограниченным бюджетом.
  Исчезла улица, машины и дома, а вместо белокаменного храма стояла бревенчатая церковь с деревянными постройками вокруг.
  Ошарашенный, Ярослав крепко зажмурился и потряс головой. Видение исчезло - перед ним снова была та же очередь, шумели машины, проезжающие по Волхонке, а над ним высился Храм Христа Спасителя.
  Он перевел дух и на ватных ногах направился к машине. Что это было? У него реально едет крыша? Похоже на самую настоящую галлюцинацию...
  Отворив дверь салона, он едва не налетел на Ирину, накладывавшую манжетку на плечо невесть откуда взявшейся старушки, испуганно ойкнувшей при появлении Ярослава.
  - Где ты ходишь? - обрушилась на него Ирина. - Я уже звонить хотела! Хоть бы предупредил, что отойдешь!
  - В смысле? - он не сразу понял, что она говорит. - Я же на пять минут всего отходил, рядом с машиной стоял!
  - Пять минут? Да тебя не меньше получаса не было! - возмутилась Ирина. - Хоть на часы бы поглядывал!
  Ярослав открыл было рот, чтобы возразить, но тут же закрыл его.
  - А Михалыч? - спросил он. - Вернулся?
  - Давно уже! - Ирина вздохнула. - Подай фонендоскоп.
  - Извини, - пробормотал Ярослав, - там просто... ну, один бомж неадекватно себя вёл, полиция помочь попросила...
  Ирина хмыкнула. - Тебе своей работы мало, что ты полиции бомжей собирать помогаешь?
  - Да это Андрюшка наш блажил, - неожиданно вмешалась старушка, - он тут при храме постоянно крутится, его гоняют все время, а он обратно приходит. Бездомный он, его тут подкармливают иногда. Так-то он безобидный, но пьющий, вот выпимши, бывает, иногда, хулиганит.
  - Понятно, - Ирина поджала губы. - Вот эту таблетку под язык, рассосать. Посидите немного, потом давление перемерим еще раз. Ярослав, запиши данные, я еще не успела.
  Ярослав пробрался на сиденье между кабиной и салоном.
  Коган мирно дремал в своем кресле, Михалыч грыз ручку, зависнув над кроссвордом.
  - Михалыч, - подал голос Ярослав, - а кто такие схизматики?
  - Еретики, - пояснил Евстафьев. - Ну и вообще - раскольники всякие. Схизма - это вроде как раскол по латыни.
  - По-гречески, - поправил его Коган, не открывая глаз.
  - Расщепление, - пробормотал Ярослав.
  Хронин тоже говорил про схизму. И еще про что-то, какое-то похожее слово... Что-то почти из тех же букв...
  Схима... Хизма... Хиазма!
  - Давид Аркадьевич!
  - Мм?
  - А хиазма - это не то же самое?
  - Нет, - Коган зевнул. - Хиазма - это место пересечения зрительных нервов. По-гречески означает - перекрест.
  - Ярослав! - окликнула его Ирина. - К нам еще обращение, начинай оформлять.
  Ярослав кивнул, доставая из папки новый лист. В голове у него звучали слова Хронина: "Нужен лишь шаг, толчок - и тогда схизма станет хиазмой!"
  ***
  В течение следующих полутора часов они приняли еще с десяток обращений, в основном с жалобами на повышенное давление, головокружение, стертые ноги и прочую, по выражению Когана, "амбулаторку".
  После того, как очередной пациент покинул салон, Михалыч достал пакет с бутербродами и небольшой термос, в котором оказался горячий ароматный кофе.
  Они едва успели разлить его по стаканчикам, когда ожила рация.
  - Девятая бригада, примите вызов! - донесся до них искаженный помехами голос диспетчера.
  - Пишем! - поспешно откликнулся Ярослав, отставляя чашку в сторону и беря ручку.
  - Срочность первая, вызывает на себя тринадцатая бригада, женщина, восемьдесят пять лет, кардиогенный шок. Адрес: Варшавка, сорок. Как поняли?
  - Поняли, поехали, - ответил Коган вместо Ярослава. - Ну что, ребята, отдохнули и хватит.
  - Вы-то, может и отдыхали, Давид Аркадьевич, - заметила Ирина, - а я бы лучше еще здесь посидела, чем за чужой район ездить. Теперь до ночи оттуда не выберемся. Ближе никого не нашлось, что ли?
  - А за наш кто, думаешь, ездит, пока половина бригад с подстанции здесь священную реликвию караулят? - Коган развел руками. - Вот потому и мотаемся. Бригада, кстати, там тоже наша, тринадцатая...
  - Мансур! - Ярослава прорвало. - Мы с ним сегодня на ней вместе должны были в ночь работать! Давид Аркадьевич, это та самая бабка, про которую я говорил!
  - Та, у которой ты копию чужую снял? - уточнила Ирина. - И которая потом решила, что ты у неё крест украл? Это судьба, Ярик. Вас явно тянет друг у другу. А ты еще жаловался, что тебе внимания не хватает.
  - Но ведь кардиограмма чистая была, - повторил Ярослав, пропустив подколку мимо ушей.
  - Разберемся, - успокоительно прогудел Коган, - не переживай.
  Реанимобиль, сверкая синими проблесковыми маяками, несся по Волхонке. Под надсадные завывания сирены, Михалыч выехал на Большой Каменный Мост и далее - через Большую Полянку и Люсиновскую улицу на Варшавское шоссе. Банки, отели, рестораны сменяли друг друга, словно в калейдоскопе. Рекламные неоновые щиты сливались в сплошную, переливающуюся разноцветными огнями полосу.
  Всю дорогу Ярослава не покидало стойкое ощущение дежа вю, усиливавшееся с каждой минутой.
  Вот замаячила знакомая коробка пятиэтажек, машина свернула на узкую аллею, а затем - в арку; снова тот же двор, и даже скоропомощной форд стоял на том же самом месте, что и утром, и за рулем дремал все тот же Богдан.
  Машина остановилась у подъезда, и, словно сквозь ватное одеяло, до него донесся окрик Ирины: - Ярик, очнись! Приехали!
  Он встрепенулся, подхватил медицинский ящик, перебросил через плечо ремень дефибриллятора; Ирина взяла реанимационную укладку и портативный дыхательный аппарат.
  Коган уже набирал по домофону номер квартиры - в кои-то веки писк открываемой двери не замедлил себя ждать.
  Плотно набившись в тесную кабину лифта, они оказались почти притиснутыми друг к другу. Казалось, подъем длился целую вечность.
  Дверь в квартиру старухи была распахнута, по заваленному рухлядью коридору гулял сквозняк.
  Беззубцева сидела на той же тахте, откинувшись на подушки.
  Ярославу бросились в глаза её босые ноги, распухшие, с налившейся чернотой паутиной вен.
  Грудь старухи часто и мелко вздымалась, голова была запрокинута назад, губы приобрели выраженный синюшный оттенок и на них выступила пена. Обе руки были в крови; в левой, наспех приклеенный пластырем, торчал венозный катетер, к которому бледный и встревоженный Мансур прилаживал банку с системой.
  - Когда? - бросил Коган, наклоняясь над Беззубцевой.
  - Только что! - узбек горестно покачал головой. - Я приехал - совсем почти здоровый была! Голова совсем плохой, но дышала хорошо - Аллах свидетель!
  - Давление?
  - Когда приехал - хороший был, сейчас совсем низкий, не смог найти, да...
  Ирина уже прикладывала к посиневшим губам Беззубцевой кислородную маску. Ярослав сунул в протянутую руку Когана фонендоскоп.
  - Помоги-ка, - бросил тот ему.
  Вместе они приподняли обмякшую старуху и наклонили вперед.
  Коган, хмурясь, быстрыми точными движениями прикладывал фонендоскоп к спине и груди.
  - Лазикс?
  - Только что ввёл, - Мансур протянул пустую ампулу.
  - Ира, восемьдесят!
  Очередная порция диуретика устремилась по вене.
  - Морфий!
  Звук вскрываемых ампул, шорох ленты кардиографа, хрипящее дыхание старухи.
  - Перлинганит в банку. Допамин во вторую. Ира, готовь центр, - отрывисто командовал Коган, - Мансур, подними выше систему.
  Внезапно, Беззубцева издала клекочущий вздох, закашлялась и открыла глаза.
  Встретившись взглядом с обхватившим её за плечи Ярославом, она вцепилась в его руку, поддерживающую маску и, с усилием, отвела её.
  - Не дай... - прохрипела она, кашляя, - не дай им...
  - Дышите, Лукерья Филипповна! - Коган извлек из набора длинную иглу и нащупывал место вкола для постановки центрального катетера. - Сейчас будет легче! Ярослав, маску!
  - Крест... - Беззубцева не сводила с Ярослава расширившихся черных зрачков, - Верни мой крест...
  Черная кровь брызнула из проводника, ушедшего под ключицу, Коган сноровисто вводил по нему тонкую металлическую нить.
  - Есть... Ира, фиксируй! Допамин готов? Ярослав, держи же маску!
  Вторая банка с раствором полилась в установленный центральный катетер.
  Ярослав прижал кислородную маску к лицу старухи. Она по-прежнему не отрывала от него взгляда, шевеля губами.
  Он невольно наклонился ближе и разобрал обрывистое: - Рукопись... В моём...
  Внезапно, она обмякла, и, одновременно с этим, монитор издал тревожный писк.
  Краем глаза Ярослав увидел, как по ленте кардиограммы заплясали тревожные широкие уродливые комплексы.
  Над ним сквозь зубы выругался Коган.
  - На пол!
  В три пары рук они уложили ставшее тяжелым и безвольным тело старухи на пол.
  - Ира, деф!
  Протяжный вой набора заряда дефибриллятора. Коган напротив него склонился над телом, занеся "утюги" электродов над старческой впалой грудью. На его напряженном сосредоточенном лице выступили крупные бисерины пота.
  - Всем отойти! Разряд!
  Короткий удар тока, глухой стук об пол дернувшихся конечностей. Застывший взгляд Беззубцевой был устремлен прямо на Ярослава. Внезапно, ему показалось, что в нем промелькнула искра.
  - Разряд!
  Время словно сгустилось - "утюги" опускались на грудь Беззубцевой как в замедленной съемке.
  - Верни мой крест... - прозвучало у него в ушах.
  - Стойте! - воскликнул он, подавшись вперёд, - Есть контакт!
  Яркая вспышка ослепила его, тело свело судорогой, и он провалился в темноту.
  ***
  Коган отбросил электроды и бросился к растянувшемуся на полу рядом с бабкой фельдшеру. Как его угораздило попасть под разряд?!
  Второй фельдшер, Мансур, кинулся ему на помощь. Вдвоем они перевернули Ярослава на спину.
  - Дышит? - испуганно спросил Мансур.
  Коган проверил пульс на сонной артерии и облегченно выдохнул.
  - Сейчас оклемается...
  В этот момент пронзительное пищание монитора сменилось заунывным монотонным сигналлм. Пилообразные загогулины на ленте перешли в прямую линию.
  - Давид Аркадьевич, остановка! - крикнула Ирина, сменившая его у бабки.
  - Атропин, четыре!
  - Уже набираю.
  - Проследи за ним, - велел он Мансуру, поворачиваясь к бабке.
  Сцепив руки в замок, он начал заводить сердце старухи, массивные толчки его широких ладоней сотрясали грудную клетку. Ирина с дыхательным мешком в руках, шевеля губами, отсчитывала их про себя. Он поймал ее вопросительный взгляд и отрицательно покачал головой.
  ... 29...30... Два искусственных вдоха и новый цикл.
   Ирина набирала адреналин.
  За спиной послышался стон Ярослава - кажется, парень приходит в себя.
  ***
  Гром. Вспышка молнии. Оскаленное в жуткой гримасе лицо врага. Раскаленный металл обжигает ладони. Жгучая судорога. Темнота.
  - К сожалению, у нас нет альтернативы, - произносит вкрадчивый голос откуда-то сверху.
  Из темноты выплывает лицо Алены, она смотрит на него, хмуря брови.
  "Алена, помоги мне!"
  Но из горла вырывается только сдавленный хрип, и она качает головой.
  Он порывается встать, но чьи-то сильные руки удерживают его, придавливая плечи к кровати.
  Обжигающий лед прикосновения металла к коже сменяется взрывом боли где-то в висках.
  - Ярослав!
  Он не сразу понял, что хриплый стон, который слышится откуда-то со стороны - его собственный.
  Туман в голове постепенно рассеивался, он осознал, что лежит на полу в злополучной гостиной Беззубцевой, а над ним склонились Ирина и Мансур, поддерживающий его за плечи.
  - Что... произошло? - язык плохо слушался его, голова кружилась и болела, все тело словно кололи иголками.
  - Тебя ударило током, - пояснил Коган. - Видимо, ты зацепил пациентку в момент разряда. Некоторое время ты был без сознания. Сейчас как себя чувствуешь?
  - Нормально, - Ярослав отстранил Мансура и присел на полу.
  Его взгляд наткнулся на тело старухи, прикрытое простыней.
  - Она...?
  Коган кивнул. - Обширный циркулярный инфаркт на кардиограмме. Плюс кардиогенный отек легких. Фактически, мы застали уже агонию. Здесь ничего нельзя было сделать.
  Ярослав тупо уставился на тело. Мысли путались, в голове вертелись обрывки воспоминаний, и он прилагал усилия, пытаясь собрать их воедино.
  - Мне показалось, она завелась после первого разряда, - неуверенно проговорил он, - я слышал голос...
  Коган глянул на него с сочувствием. - Это вряд ли, я следил за монитором. Там была крупноволновая фибрилляция, которая перешла в асистолию практически сразу после второго разряда.
  Он опустился на стул рядом с заваленным вещами столом и придвинул к себе старый дисковый телефонный аппарат.
  - Я отзвонюсь на подстанцию и в полицию. Давайте укладывать вещи.
  Ирина начала собирать разбросанные по комнате шприцы и ампулы. Ярослав вознамерился было ей помочь, но та остановила его.
  - Тебе лучше прийти в себя. Я сама справлюсь, Мансур поможет.
  Коган, прижав трубку к уху плечом, диктовал диспетчеру полиции адрес, одновременно заполняя бланк констатации смерти.
  - Возраст? Восемьдесят пять. Да, острая сердечно-сосудистая...
  Что-то вспомнив, Ярослав подошел к столу и открыл шкатулку. Паспорт Беззубцевой лежал там же, где он его оставил прошлый раз, вместе со снятой им кардиограммой.
  Он открыл его, чтобы выяснить её возраст, наконец, хотя это уже все равно не имело значения.
  Несколько секунд он таращился на разворот, потом медленно закрыл паспорт и сделал глубокий вдох. Его охватило странное чувство нереальности происходящего, словно все, что происходило с ним было сном. Вот сейчас он ущипнет себя и проснется.
  - Яра, ты в порядке, брат? - коснулся его плеча Мансур.
  Вместо ответа Ярослав передал ему паспорт. - Посмотри, пожалуйста, год рождения, - попросил он узбека.
  Тот глянул на него с недоумением, открыл паспорт и присвистнул. - Ай, ничего себе! Семнадцатого года, такой возраст почтенный, это же... девяносто пять лет получается, да?
  - Как девяносто пять? - Ирина выпрямилась, смахнув выбившуюся на лицо прядь волос.
  Коган тоже оторвался от бланка и удивленно поднял брови.
  Мансур прищелкнул языком. - С виду не такой старый, да?
  - Но ведь... - начал Коган, но чье-то покашливание, донесшееся от дверей, заставило его оборваться на полуслове.
  На пороге стоял человек в строгом деловом костюме, черном пальто и с портфелем в руке.
  Он обвел присутствующих взглядом, задержавшись на секунду на распростертом на полу теле и скорбно покачал головой.
  - Беззубцева Лукерья Филипповна? - осведомился он, слегка кивая в сторону тела.
  - А вы, собственно, кто? - неприязненно спросил Коган.
  Незнакомец растянул тонкие губы в улыбке.
  - Виноват! Я - представитель ритуального агенства "Скорбный ангел". У нас заключен договор с... усопшей, точнее - с её родственниками. По поступившей информации, Лукерья Филипповна... скоропостижно скончалась?
  Коган хмыкнул.
  - А вы, как всегда, в первых рядах. Не успели сообщить в полицию, как уже здесь. Дежурите, что ли, где-то за углом?
  Представитель агентства сдержанно поклонился, чуть разведя при этом руками, как бы говоря: "Что поделать... Работа!".
  - Я могу войти? - уточнил он.
  "Точно упырь", - подумалось Ярославу. Сотрудники ритуальных контор вызывали у него стойкую неприязнь. Каждый раз, когда бригада сообщала в полицию о факте смерти, буквально спустя несколько секунд на родственников обрушивался шквал звонков с предупреждениями о уже выехавших к ним представителях муниципалитета, городской похоронной службы, мэрии и чуть ли не самого президента. Как-то раз ему довелось быть свидетелем драки двух таких агентов на лестничной площадке. Похоронный бизнес представлял собой настоящую теневую империю, со своей организацией и законами.
  Агент осторожно прошел в комнату и присел на краешек стула, всем своим видом выражая скорбное сочувствие. При этом от Ярослава не укрылось несколько брошенных им быстрых оценивающих взглядов по сторонам.
  - Мальчики, выносите сумки, - Ирина закончила собирать вещи и кивнула им. - Мы с Давидом Аркадьевичем подождем полицию.
  - Нет нужды, - подал голос агент, - у меня имеется нотариально заверенная доверенность на оформление всех бумаг. Наше бюро является официальным душеприказчиком госпожи Беззубцевой. Можете ознакомиться.
  Он щелкнул застежкой портфеля и извлек из него глянцевый файл с ровной стопкой бумаг, пестривших подписями и печатями.
  Коган глянул на них мельком и пожал плечами. - Ну, раз так...
  -Не беспокойтесь ни о чем, - с лица агента не сходила застывшая улыбка, - у нас большой опыт в ведении такого рода дел. Спасибо за вашу работу.
  Ярослав бросил напоследок взгляд на морщинистую руку, выбившуюся из-под простыни.
  "Она знала о том, что умрёт", - подумал он. "Это был не бред, а уверенность в том, что наверняка случится. Но тогда, получается, все остальное тоже не было бредом?"
  - Оперативно работают, - хмыкнул Коган, когда они вышли на лестничную площадку. - Всё то у них на мази...
  Ярослав и Мансур спускались первыми, нагруженные сумками и оборудованием.
  Когда они вышли из подъезда, на улице заметно потемнело. В воздухе кружились густые хлопья снега, так что стоявшая вдалеке машина тринадцатой бригады была еле различима.
  - Ох, что творится - опять зима, да! - Мансур поцокал языком, - плохой весна в Москве, совсем холодный!
  Он извлек из пачки сигарету.
  - С чем она вызывала? - спросил Ярослав.
  - Сердце плохое, - Мансур затянулся и покачал головой, - голова тоже нехороший был. -Меня увидела - ругаться стала, не ты, говорит, меня спасать должен.
  Несмотря на уличный холод, Ярослава бросило в жар.
   - А еще? - спросил он взволнованно. - Что-нибудь еще она говорила?
  - Да так, всякий бред несла, - Мансур пожал плечами. - Про крест какой-то, который то ли пропал, толи украли у неё, да. А потом захрипела, сознание стала терять, я стал вена искать, совсем не было, а там и вы приехали.
  Он вдруг нахмурился и хлопнул себя по лбу. - Ай, шайтан! На подстанцию не отзвонился же!
  Железная дверь скрипнула, пропуская Когана с Ириной.
  - Ого! Ну и метель! - удивленно заметил Коган, оглядываясь по сторонам.
  - Ира-апа, дай навигатор позвонить! - притоптывая, попросил Мансур.
  - Давид Аркадьевич?
  Коган с озадаченным видом похлопал себя по карманам.
  - Неужели оставил? Да, точно, у телефона, на столе, когда полицию вызывал, - смущенно признался он.
  - Я сбегаю, - Ярослав шагнул в подъезд.
  - Ай, ладно, по рации сообщу, - решился Мансур. - Спасибо за помощь, Давид Аркадьевич! Карта на подстанции поможете написать?
  Последние слова его донеслись до Ярослава уже у лифта.
  Дверь в квартиру была по-прежнему приоткрыта. Ярослав на секунду задержался, раздумывая, позвонить, или нет, но потом быстро зашагал по коридору. Агента в комнате не было, тело Беззубцевой лежало на том же месте.
  Подобрав со стола коммуникатор, он уже собирался уходить, когда его внимание привлек шум, доносящийся из соседней комнаты. Движимый смутным тревожным любопытством, Ярослав двинулся по коридору в направлении источника звуков. Агент был в комнате, по-видимому, служившей старухе спальней. Он яростно рылся в выдвинутых ящиках комода, часть содержимого которого уже валялась на полу.
  Что он здесь ищет? Ярослав помедлил, колеблясь, стоит ли задать этот вопрос странному агенту; почему-то ему не хотелось привлекать к себе его внимание.
  В конце концов, у него могут быть свои причины, плюс пачка документов со всеми доверенностями...
  Он тихо отступил назад и направился по коридору к выходу, когда в полумраке перед ним вдруг вспыхнули два зеленых глаза. Старухин кот! Где же он прятался все это время, интересно?
  Ярослав подошел к нему, и кот потерся головой о штанину.
  - Мурзик, - вполголоса пробормотал Ярослав, - остался теперь без хозяйки, бедолага?
  Он нагнулся, чтобы почесать кота за ухом, но тот неожиданно увернулся и потрусил по коридору. Остановившись у одного из шкафов, он оглянулся на Ярослава и выжидающе уставился на него.
  - Мя-а!
  Приблизившись, Ярослав обнаружил доселе незамеченную им дверь, почти сливавшуюся цветом с линялыми обоями. Если бы не торчащая изогнутая ручка, он и сейчас не догадался бы о ее существовании.
  Кот встал на задние лапы и начал царапать дверь.
  - Наверное, у тебя там еда? - догадался Ярослав. - Ладно, сейчас...
  Он нажал ручку и дверь подалась, издав легкий скрип.
  Комната, в которой он оказался, была много меньше чем две предыдущие, скорее, она напоминала чулан. В ней не было окон, свет исходил от огонька лампады перед занимавшим противоположную стену иконостасом. По бокам от него высились полки с книгами, а в центре комнаты стоял деревянный аналой с лежащим на нем молитвословом. Кот проскользнул мимо Ярослава к аналою и снова начал скрести лапами, теперь уже по его резной дверце.
  Его странное поведение одновременно интриговало и настораживало Ярослава. Сомнительно, конечно, чтобы бабка хранила кошачью еду в молельной комнате. Хотя, может, там валерьянка?
  Наверное, правильнее всего было бы поскорее уйти из квартиры, чья покойная хозяйка лежала в соседней комнате, в другой рыскал подозрительный тип из ритуальных услуг, да еще вот-вот должна была появиться полиция, которой придется объяснять, что тут делает фельдшер, фигурирующий в заявлении о краже.
  Вместо этого, Ярослав подошел к аналою и открыл дверцу. Внутри на полке обнаружилась пачка листов в кожаном переплете, скрепленных шнурком.
  В его памяти всплыли слова Беззубцевой, которые она шептала перед тем, как потерять сознание: "Рукопись... В моем...".
  Повинуясь внезапному порыву, он вытащил рукопись и положил ее на аналой.
  Почерк был неразборчив и Ярослав быстро пролистал несколько страниц. Пожелтевшие листы, заполненные причудливой вязью, местами слиплись и крошились под пальцами.
  Однако, последняя запись была выведена явно недавно и определенно шариковой ручкой:
  "Лета в седмь тысящ пятьсот двадесятое," - гласила она, - "в стольный град Москву бысть доставлен пояс Госпожи нашея Богородицы и Приснодевы Марии. Поелику же нецыи деяния иньшие сотвориша во времена оны, сие вменишася якоже не суща, и се, святыня иная во граде стольном обретошася, иже схизматицы и присные их принесоша...".
  Чья-то тень упала на страницы, и раздавшееся одновременно шипение кота, заставило Ярослава вздрогнуть. Он обернулся и встретил устремленный на него пристальный взгляд агента, стоящего в дверях.
  - Что вы здесь делаете? - голос служащего ритуальной конторы вибрировал от напряжения.
  Минутой назад он мог бы задать ему тот же вопрос!
  - Мы оставили здесь наш коммуникатор, я вернулся за ним, - резковато ответил Ярослав.
  - Именно здесь, в этой комнате? - поинтересовался агент, сверля его взглядом.
  Ярослав испытал прилив раздражения - еще не хватало ему отчитываться перед этим упырем в костюмчике!
  - А что, какие-то проблемы?
  Агент перевел взгляд на аналой, лежащую на нем рукопись, и слегка изменился в лице.
  - Вам не следует тут находиться, - проговорил он тихо, - в соответствии с имеющимися у меня полномочиями, вынужден просить вас немедленно покинуть квартиру усопшей.
  Ярослав пожал плечами. В принципе, это совпадало с его планами, и у него не было желания ввязываться в конфликт с этим скользким типом. Однако, почему он так усердно его выгоняет? И что, интересно, ищет - а он явно хочет что-то найти. Повинуясь спонтанному порыву, Ярослав взял рукопись с аналоя и сунул за пазуху.
  Реакция агента последовала незамедлительно.
  - Вы не должны ничего брать! - взвизгнул он, выставив на него указательный палец. - Немедленно верните на место документ!
  - И не подумаю! - огрызнулся Ярослав. - Вам-то какое дело? Сами роетесь по ящикам...
  Он осекся, с растущей тревогой наблюдая стремительную перемену выражения лица агента.
  Глаза его горели каким-то безумным блеском, губы кривились, казалось, он вот-вот бросится на него.
  - Отдай. Рукопись. - свистящим шепотом выдохнул он.
  Псих! Ярослав сделал шаг назад, но отступать дальше было попросту некуда - за спиной, в мерцающем огоньке лампады плясали тени на ликах святых.
  Агент двинулся к нему и Ярослав вскинул руку с навигатором. - Я сейчас вызову бригаду, - предупредил он.
  Он не ожидал неожиданного прыжка и не успел вовремя отреагировать. Агент вцепился в его куртку, рванул на себя, одновременно пытаясь дотянуться до рукописи.
  Ярослав отпихнул его, но неловко развернулся при этом и зацепился ногой за аналой, из-за чего с грохотом повалился на пол вместе с ним. Секундой позже на него навалился агент, он попытался спихнуть его с себя, но холодные, неожиданно крепкие пальцы впились ему в горло.
  Ярослав вцепился в его руки, стараясь сбросить их с шеи, однако хватка оказалась сильнее, чем он мог предполагать; напрягая мускулы изо всех сил, ему удавалось лишь чуть ослабить давление; ему не хватало воздуха, он начинал задыхаться и слабеть.
  Перед глазами уже поплыли черные круги, когда хватка вдруг резко ослабла, и в легкие хлынул воздух. Одновременно раздался громкий вопль боли и яростное кошачье рычание.
  Приподнявшись, кашляя и держась за саднящее горло, Ярослав, словно в фантасмагорическом сне наблюдал, как душивший его человек с криками пытается сорвать с головы отчаянно вцепившегося в неё всеми когтями, шипящего и урчащего кота.
  Поднявшись на ноги, Ярослав попятился к выходу, выскочил в коридор и бросился прочь из квартиры, и далее - бегом вниз по лестнице, все еще кашляя.
  На улице в лицо ему ударил порыв ветра с мокрым снегом.
  Скоропомощной мерседес, пофыркивая заведенным мотором, поджидал его в метре от подъезда.
  - Куда ты запропастился? - встретила его Ирина, когда он ввалился в салон и рухнул на кресло. - Что с тобой? На тебе лица нет!
  - Потом, - прохрипел Ярослав. - Поехали отсюда!
  Больше всего сейчас ему хотелось оказаться подальше от этого дома с этой квартирой, умершей бабкой и ритуальными психопатами.
  Коган бросил на него настороженный взгляд. - Ярослав, ты хорошо себя чувствуешь?
  Он кивнул.
  - Вот погода-то, не зги не видать! - Михалыч включил дальние фары, но в лучах их света лишь кружился бурный хоровод снежинок.
  Машина медленно тронулась с места, но тут же вдруг резко затормозила.
  - Свят, свят, - пробормотал Евстафьев, торопливо крестясь.
  - Что там, Василий Михайлович? - Коган подслеповато щурясь, вглядывался сквозь лобовое стекло.
  - Старуха! - дрогнувшим голосом ответил водитель и снова перекрестился.
  - Я ничего не вижу, - признался Коган.
  - И я, - заметила Ирина.
  - Говорю вам, - Евстафьев ткнул дрожащим пальцем в стекло, - была она там! В черном балахоне, седая, прямо на дороге стояла!
  - Ну, так что же? - Коган нахмурился. - В такую пургу могла и машину не заметить.
  - А то, - Евстафьев от волнения не мог завести машину, - что в руке она держала крест!
  Коган фыркнул. - Крест? Ну и что? Наверное, богомолка очередная от святого копья возвращалась.
  Михалыч упрямо мотнул головой.
  - Вы же только что на вызове старуху похоронили, - сказал он, - а Ярослав, вон, рассказывал, что крест у покойницы пропал!
  - Ну и что?
  - А то, что она это была!
  Коган обеспокоенно поглядел на него. - Василий Михайлович, - сказал он задушевно, - поехали-ка лучше на подстанцию. Отдохнем, чайку попьем...
  Евстафьев кивнул, трогаясь и бормоча что-то про себя.
  Однако, практически сразу, опять ударил по тормозам.
  - Ну а сейчас-то что?
  - Да вы что, Давид Аркадьевич, не видите дерево?
  - Где?
  - Да вот же, прямо перед нами!
  - Откуда оно взялось? Вы что, на газон какой-то свернули?
  - Да бог с вами, Давид Аркадьевич, куда я мог свернуть, если мы и пары метров не проехали?
  - Тогда откуда тут дерево?
  - Не знаю!
  Евстафьев начал выворачивать руль, по боковому стеклу хлестнули ветки.
  - Это что - ёлки? - изумилась Ирина. - Мы вообще где едем?
  Машину тряхнуло, она подалась немного назад и остановилась.
  Евстафьев дернул ручник и вышел наружу, хлопнув дверцей.
  Коган покачал головой. - Ну и метель! Первый раз такую вижу в Москве в апреле месяце!
  Ярослав пытался разглядеть за окнами хоть что-то, но там было темно и кружились густые хлопья снега.
  Снова хлопнула дверь - Евстафьев плюхнулся на сиденье. В его бороде таяли снежинки.
  - Что там, Василий Михайлович? - Коган с тревогой вглядывался в застывшее, словно маска, лицо водителя.
  Тот посмотрел на него, будто видел впервые.
  - Может, я и вправду чокнулся, - слабым голосом сказал он, - но хотите - верьте, хотите - нет, а мы с вами - в лесу!
  ***
  В машине воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным гудением двигателя.
  - Как это - в лесу? - оторопело переспросил Коган.
  Вместо ответа Евстафьев уставился на маленькую дорожную иконку, прикрепленную к приборной доске и, крестясь, зашевелил губами.
  Коган с Ириной обменялись быстрыми взглядами.
  - Я, пожалуй, выйду, посмотрю сам, - осторожно сказал Коган, едва заметно кивнув Ирине на водителя.
  Евстафьев лишь тряхнул седоватой головой.
  Ярослава охватило странное чувство ирреальности происходящего, словно все это происходило с кем-то другим, или во сне. Он даже сделал усилие, чтобы проснуться, зажмурился, потряс головой, но, открыв глаза, увидел все те же белые стенки салона автомобиля. Из неплотно прикрытого окна сквозило холодом и залетали снежинки.
  Он вцепился в ручку двери, и, навалившись, толкнул в сторону. Ветер швырнул ему в лицо пригоршню колючего снега. Снаружи было темно, и только в свете фар виднелись серые кривые голые стволы деревьев, заполнявшие пространство перед бампером. Сугробы у их оснований мерцали золотыми и серебристыми огнями. Коган, похожий на неуклюжего снеговика, неловко топтался рядом, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону.
  До Ярослава донесся приглушенный вскрик из-за спины - Ирина, круглыми от изумления глазами смотрела на лес, поднеся ладонь к губам.
  Ярослав сделал шаг. Снег хрустел под ногами, и звук этот казался необычно громким.
  - Давид Аркадьевич!
  Коган медленно обернулся. На его лице застыла смесь удивления, растерянности и недоумения.
  - Ярик... Ты... Что-нибудь понимаешь? Это действительно похоже на лес!
  Врач ошарашенно покрутил головой, словно не в состоянии поверить в собственные слова.
  Ярослав кивнул.
  Оба они посмотрели в сторону, где должен был находиться дом, но и там виднелись все те же стволы, уходящие в темноту.
  Сомнений в том, что они находились в чаще леса больше не оставалось.
  - Как же так? - неверяще спросил Коган. - Что же это получается?
  - Убедились? - хрипло выдохнул Евстафьев, щелкая зажигалкой. - От то-то и оно...
  - Но ведь это невозможно! - Коган потер виски. - Это бред какой-то, массовая галлюцинация...
  - Гриф один, ответьте тринадцатой бригаде, гриф один! - Ирина пыталась связаться с диспетчерской по рации.
  Никакого ответа.
  - Да что происходит?! - Ирина лихорадочно тыкала пальцем в экран смартфона. - Сети нет!
  Ярослав тоже достал свой - значок связи в верхнем углу экрана отсутствовал.
  - Даже экстренный вызов недоступен! - Ирина растеряно взглянула на Когана.
  - Я ничего не понимаю, - признался Коган. - Но все четверо не могут одинаково галлюцинировать!
  - Это старые дома... - задумчиво произнес Михалыч. - Тут раньше жили сотрудники институтов, научная, так сказать, прослойка.
  Все трое уставились на водителя. Тот кашлянул.
  - Вот, говорю, - продолжил он, - возможно, мы попали в зону действия каких-то испытаний? Я читал про похожие у американцев...
  - Какие испытания? Какие американцы?! - воскликнула Ирина. - Мы же были в Москве, на улице! Господи, это какой-то бред! - неожиданно, она выскочила из машины и решительно направилась в сторону леса.
  - Ира, подожди! - крикнул Коган, устремляясь за ней. - Куда ты?
  Ярослав и Михалыч переглянулись. - Я машину не оставлю, - покачал головой Евстафьев. - Чего в темноте по лесу шариться? Лучше от нее вообще не отходить, пока не рассветет.
  Коган и Ирина уже углублялись в лес, светоотражающие нашивки на их форме сверкали в свете фар.
  - Я за ними, - решился Ярослав. - Михалыч, если вдруг заблудимся - врубай сирену!
  Он довольно быстро нагнал их, проваливавшихся по колено в глубокий рыхлый снег.
  - Ира, это неразумно, - втолковывал Коган, - сейчас ночь, метель, мы рискуем заблудиться и замерзнуть. Нужно переждать в машине хотя бы до утра, а там будет видно! Как говорится - утро вечера мудренее...
  Ирина, казалось, прислушивалась к его словам; пройдя еще несколько шагов, она остановилась, словно обессилев, и оперлась на подставленную руку Когана.
  - Лес, - проговорила она озираясь по сторонам, - вокруг только лес!
  Она подняла взгляд на Ярослава.
  - У тебя тоже телефон не ловит?
  Ярослав кивнул. Они уже поворачивали обратно к машине, когда ему показалось, что в глубине чащи перед ними мелькнула вспышка.
  Вглядевшись, он различил смутные отблески, вспыхивающие и гаснущие где-то вдалеке.
  - Давид Аркадьевич! - окликнул Ярослав, - посмотрите...
  - Что там? - Коган, щурясь, силился различить в темноте огни, на которых указывал Ярослав.
  - Свет! - воскликнула Ирина. - Там кто-то есть!
  Коротко посовещавшись, они решили направиться в направлении вспышек, чтобы выяснить их источник.
   Ярослав шел первым, освещая дорогу фонариком смартфона.
  В голове теснились сотни мыслей, она бредовее другой, но ни одна из них не шла в сравнение с окружавшей его реальностью. Он решил сконцентрироваться на том, что происходит в данный момент, выбросив на время из головы тот факт, что каким-то неведомым образом он и его коллеги оказались в заснеженном лесу вместо Варшавского шоссе. Как ни странно, это помогало.
  По мере их продвижения по лесу, слой снега под ногами становился ощутимо тоньше; ветер стих, и в воздухе кружились единичные снежинки. Тянуло гарью.
  Ярослав, сбавил шаг, поджидая отставших спутников. Они остановились у высокой разлапистой ели, из-под ветвей которой открывался обзор на поляну в нескольких метрах от них.
  В центре её находилось черное выжженное пятно с обугленными дымящимися ветками и тлеющими стволами. Чуть поодаль виднелся шалаш, основой которого служило массивное бревно с уложенными на него ветками.
  Ирина приглушенно вскрикнула. В нескольких шагах от них на талом снегу, распростав руки, ничком лежал человек. Переглянувшись, Ярослав и Коган осторожно двинулись к телу.
  Человек был худ и мал ростом, черные курчавые волосы обрамляли намечавшуюся лысину. Из-под драного полушубка торчали босые ноги в бесформенных штанах.
  Склонившись над ним, Коган осторожно тронул человека за плечо и, убедившись в отсутствии реакции, осторожно перевернул его. Ирина ахнула. На груди человека зияла огромная рана, лохмотья ткани были пропитаны черной кровью, которая успела натечь на землю, образовав лужу, в которой, фактически, плавало тело.
  Коган со свистом втянул воздух сквозь зубы, но профессиональные рефлексы уже взяли свое - левая рука уже нащупывала пульс на сонной артерии.
  - Жив? - тупо спросил Ярослав, заранее зная ответ.
  - Посветите... - Коган вглядывался в перекошенное гримасой, заросшее черной бородой лицо человека, - пульсации не ощущаю, но тело кажется еще теплым... Нужно разрезать одежду.
  Ярослав извлек из кармана жилетки кривые ножницы, приобретенные им когда-то специально для таких случаев. В отличие от обычных, идущих в стандартной комплектации, эти справлялись даже с кожаными вставками, и не раз выручали его, когда приходилось иметь дело с пострадавшими мотоциклистами.
  Ветхая ткань легко поддалась, под полушубком было еще две рубахи, которые он также без труда рассек.
  Ирина присела рядом и молча подала Когану фонендоскоп. Нацепив его, тот, нахмурившись, вслушивался, приставив мембрану к груди лежащего бородача.
  - Кажется есть слабая активность. - он покачал головой. - Его надо в машину, тут мы ничего не сумеем сделать...
  - Я схожу за волокушами, - Ярослав выпрямился, отряхивая снег с колен.
  Наличие пострадавшего словно вернуло их в привычную реальность - был тяжелый пациент, была рабочая ситуация, и это, в каком-то смысле, делало окружающую обстановку будничной и привычной.
  - Возьми укладку, - Коган озабоченно рылся по карманам, - вену сможем поставить и здесь, у него на счету каждая секунда...
  Ярослав кивнул и торопливо зашагал в обратном направлении по их собственным следам.
  Его глаза уже привыкли к полумраку и теперь он четко различал глубокие отпечатки на рыхлом снегу.
  Где-то впереди уже угадывались отблески фар, когда ему показалось, что перед ним промелькнула какая-то тень. Неясная тревога кольнула его, и он непроизвольно ускорил шаг. Снова тень, теперь уже сбоку. Сзади хрустнула ветка, и Ярослав, подпрыгнув, обернулся, как ужаленный. Поджарый серый зверь в нескольких шагах внимательно смотрел на него желтыми глазами.
  Волки!
  С бешено колотящимся сердцем, Ярослав заставил себя медленно сделать шаг назад. И еще один.
  Волк пригнул голову, оскалил зубы и бросился к нему бесшумным прыжком.
  Ярослав завопил и побежал прочь, проваливаясь в сугробах, давясь собственным криком и холодея от близкого ощущения впивающихся в шею клыков. Он спиной ощущал стремительно приближающегося зверя, и напрягал мышцы, расшвыривая ногами мокрый снег, задыхаясь и потея.
  Второпях, он зацепился ногой за невидимый древесный корень и растянулся на снегу, хватанув ртом ледяной кашицы. Перевернувшись на спину, он увидел оскаленную пасть волка, нависшую над ним и зажмурился, когда в следующий миг пространство разорвал оглушительный рёв сирены под аккомпанемент пронзительных крякающих звуков клаксона.
  Волк шарахнулся в сторону и опрометью бросился прочь, поджав хвост.
  Ярослав перевел дыхание. Сердце колотилось так, словно готово было выпрыгнуть из груди. Ноги были как ватные. Он медленно поднялся и, словно во сне, побрел на яркий свет мигалок реанимобиля, силуэт которого уже виднелся из-за деревьев.
  Встревоженный Евстафьев кинулся ему навстречу.
  - Ярик! Наконец-то! Куда запропастились-то?! Я уж думал - случилось чего!
  - Случилось... - выдохнул Ярослав. Он прислонился к холодному корпусу машины и знаком попросил у Михалыча сигарету. Рубашка, мокрая от пота, липла к спине.
  Вьюга стихла окончательно, а вместе с ней рассеялась и часть темноты. Они находились на широкой заснеженной поляне, ночное небо было затянуто тучами, но сквозь их просветы горели яркие крупные звезды.
  Михалыч заглушил сирену.
  - Где остальные?
  - Там, - Ярослав махнул рукой и только сейчас вспомнил, зачем его посылали, - Михалыч, там пострадавший...
  Он кратко пересказал водителю о том, что произошло в лесу.
  Михалыч покрутил головой и крякнул.
  - Дела... - только и мог вымолвить он.
  Ярослав уже выгружал из салона сумки. Ящик с укладкой, реанимационный набор, волокуши...
  Он лихорадочно соображал, что еще могло понадобиться. На всякий случай, зачем-то снял со стены дефибриллятор.
  Михалыч, между тем, заглушил мотор и подошел к Ярославу, держа в одной руке монтировку, в другой - аккумуляторный галогеновый фонарь.
  Оглядев сумки, перекинул через плечо ремень дефибриллятора и кивнул.
  - С Богом, что ли?
  - А как же машина? - Ярославу отнюдь не улыбалась мысль возвращаться по дикой чаще в одиночку, но оставлять машину без присмотра все же не хотелось.
  Евстафьев пожал плечами. - А что с ней будет? - неуверенно сказал он. - Но один я уж тут больше тоже не останусь - этак и умом тронуться недолго. Если мы уже не того...
  Ярослав с опаской глянул в сторону леса. По идее, шум сирены должен был распугать все зверье в округе, но кто их знает, этих волков?
  Словно угадав его мысли, Михалыч включил фонарь. Яркий сноп электрического света вырвался вперед, озарив далекие стволы.
  - Пусть только попробуют сунуться, - сплюнул он.
  Однако, то ли напуганные поднятым шумом, то ли опасающиеся яркого света, волки, очевидно, предпочли убраться подальше, в поисках более легкой добычи.
  Следы были отчетливо видны на снегу и, пока они пробирались по ним вглубь леса, Ярослав вглядывался в просветы между деревьями, тревожась за Когана и Ирину. Что, если волки добрались и до них?
  Он пригнулся, чтобы пролезть под низко растущей веткой, когда внезапно над головой раздался короткий пронзительный свист, сзади вскрикнул Михалыч, и в тот же миг что-то обрушилось на Ярослава сверху, повалив на землю. Чьи-то руки вцепились в него, Ярослав рванулся, пытаясь вырваться, но, ощутив холодное прикосновение острого железа к горлу, замер.
   Подняв глаза, он увидел ухмыляющуюся бородатую физиономию. Из-под косматой шапки хищно посверкивал единственный глаз, щербатый рот кривился в довольной ухмылке.
  - Дёрнисся - прирежу! - беззлобно бросил одноглазый, слегка надавив на шею ножом для убедительности.
  От него несло чесноком и перегаром.
  Бросив взгляд в сторону, Ярослав увидел, как еще двое таких же бородатых низкорослых мужиков в драных зипунах крутят за спиной веревками локти Евстафьеву, безвольно распластанному на снегу.
  - Все, что ль? - спросил чей-то голос из темноты. - Давай в круг их, поглядим, что за гости к нам на огонек пожаловали.
  Одноглазый проворно спрыгнул с него и неожиданно сильным для человека его комплекции рывком вздернул Ярослава на ноги. Кто-то сзади грубо схватил его за локти, наматывая на них веревку.
  - Шагай! - острие ножа кольнуло его в основание затылка, заставив вздрогнуть.
  - Ишь, дёрганый, - усмехнулся голос сзади.
  Ярослав послушно зашагал, пытаясь разглядеть боковым зрением, что происходит за его спиной, но ничего не мог разглядеть из-за плясавшего света фонаря.
  Впереди за деревьями замаячили отблески огня.
  Поляна, на которой несколько минут назад он расстался с Коганом и Ириной, теперь была освещена пламенем костра, разведенного в яме, вырытой между корней старой ели.
  Вокруг него, образовывая круг, расположились на земле и бревнах бородатые мужики, выглядевшие так, словно тусовка бомжей с казанского вокзала вдруг решила выбраться на ролёвку.
  Их было человек десять, в разномастных тулупах и полушубках, облезлых меховых шапках, мешковатых шароварах и сапогах. У многих имелось оружие в виде ножа, дубины, или рогатины.
  В центре круга, спиной к ним, стоял высокий человек, напротив которого, связанные, сидели на земле Коган и Ирина.
  При их появлении Ирина издала приглушенный вскрик, а Коган сокрушенно вздохнул.
  Человек повернулся и сощурился.
  Он был с непокрытой головой, и снег хлопьями лежал на его черных с проседью густых волосах. Черты лица казались грубыми, в глаза бросался перебитый нос, загнутый книзу, словно хищный клюв. В отличие от прочих, его подбородок был выбрит, а долгополая шуба, небрежно накинутая на плечи, выглядела более новой и опрятной.
  - А вот и гости, - недобро усмехнулся он, делая знак, чтобы пленников подвели ближе. - Милости просим к нашему огоньку.
  Он посмотрел на одноглазого, осклабившегося в довольной ухмылке.
  - Это все? Больше никого не приметил?
  - Нет, Ворон, - отозвался одноглазый. - Токмо эти двое!
  Вожак, которого назвали Вороном, кивнул.
  - Добро.
  Он окинул пленников внимательным взглядом.
  - Кто таковы? И как на наш схрон вышли?
  - Мы заблудились, - хрипло сказал Ярослав. - Вообще случайно оказались в этих местах...
  Он запнулся, не зная, что говорить. Все происходящее не укладывалось в его голове, казалось каким-то дурным маскарадом. Однако, в реальности присутствующих бородатых бандитов и серьезности их намерений сомневаться не приходилось.
  - Случайно? - хохотнул Ворон. - По грибы, чтоль, в лес ходили, али по ягоду?
  Окружающие заухмылялись.
  - Лучше отвечай по добру, - Ворон посуровел, - а то мы ведь и по-иному спросить можем.
  - Братцы, - неожиданно вмешался Евстафьев, - мы не местные, ничего не знаем! Хотите - машину заберите - она тут, неподалеку, телефоны возьмите, деньги!
  Ворон озадаченно уставился на него, а потом снова глянул на одноглазого.
  - Чего он мелет, а, Афонь?
  - Да то Бирюк его по башке кистенем огрел маленько, - пояснил тот. - Испужал он его вот энтой диковиной своей.
  И он протянул Ворону фонарь. Тот с интересом повертел его в руках. Луч электрического света упал на лица ближайших мужиков и те с испуганными возгласами отпрянули в сторону.
  - И впрямь - диковина! - восхитился Ворон, водя фонарем из стороны в сторону. - Это что ж за свеча там такая?
  Он попытался заглянуть за стекло и скривился от яркого света.
  - Ты бы поостерегся, Ворон, - послышался хриплый голос из темноты за пределами круга. - Не ведаешь ить, с чем играешься!
  Ворон усмехнулся и направил фонарь в сторону говорившего.
  Худой вислоусый человек недовольно ворча, отступил, загородившись растопыренной ладонью.
  - Поостерегся! - насмешливо передразнил главарь. - Нешто я, как вы с Юшкой, должон был бабы да жидовина испугаться? Эва, чуть в штаны не наложили! Упыри, мол, за Фролом пришли!
  - Сказываю тебе, - упорствовал тот, которого назвали Хорем, - сам видел, как они на него набросились, да кровь сосали! Жидовин ему сердце вырвать хотел, а ведьма к устам приникла! И пришли они из самого Гиблого Лога!
  - Мы всего лишь хотели помочь, - подал голос Коган, - заметили свет вашего костра, вышли на поляну и увидели раненого, пытались оказать помощь... Но уже, к сожалению, было слишком поздно и мы ничего не смогли сделать.
  - Помочь? - недоверчиво переспросил Ворон. - Да чем же ты, жид, душе православной помочь мог, когда по нему, почитай, уже и отходную справили? Али впрямь крови христианской отведать решил? А ты что молчишь, ведьма?
  Ирина вскинула голову, глаза её сверкнули.
  - Пошёл ты!
  - Чего? - опешил Ворон.
  - Чего слышал! Вас тут целая банда, вооруженная до зубов, а нас, безоружных, связали и еще угрожаете теперь! Трусы!
  Ворон усмехнулся. - Ишь, разошлась! Он окинул Ирину уже более внимательным взглядом, и неожиданно приказал: - А ну, ребята, развяжите их!
  - Да ты что, атаман! - взвыл Хорь. - Она же тебе глаза отводит!
  - Цыц, - бросил Ворон. - Пусть себе отводит. Бежать им все едино некуда, да и обыскать гостей надобно. Ну-тка, скидывайте кафтаны!
  Ярослав переглянулся с Коганом, растиравшим руки, потом перевел взгляд на Ирину.
  - Ну! - прикрикнул Ворон.
  Снимая куртку, Ярослав нащупал рукопись, про которую почти забыл. Стараясь не привлекать внимания, он потихоньку засунул ее под рубашку.
  На его маневр никто не обратил внимания, так как глаза всех присутствующих были обращены на Ирину, которая, сняв куртку и жилет, осталась в тонкой синей облегающей рубашке.
  - Доволен? - бросила она.
  - Покуда хватит, - протянул, ухмыляясь Ворон, жадно разглядывая девушку, - остальным досмотром после займемся!
  Он сделал знак, и один из его помощников, подобрав брошенную на землю одежду, подал ее вожаку.
  - Дивный пошив, - протянул Ворон, разглядывая с удивлением жилет. - И гляди-ка, мошна подшита прямо к кафтану! Вот это дельно! А это что?
  Он с недоумением уставился на эмблему с красным крестом и крыльями.
  - Крест латинский? Али герб чей? Вы чьих же будете?
  Нахмурившись, он обвел глазами бригаду.
  - Крылья на ляшьи похожи, - заметил одноглазый, приглядываясь к жилету.
  По лицу Ворона пробежала тень.
  - Хорь! - позвал он. - Ну-тка, глянь сюда!
  Тощий Хорь опасливо приблизился.
  - Знамо дело, - пробормотал он, крестясь, - то руны колдовские, что им силу дают! Оттого и крест, вишь, красный, то есть - кровавый!
  - А ну, примерь! - со смехом вдруг велел Ворон.
  - Кто - я? - шарахнулся в сторону Хорь. - Да не в жисть! Свят-свят!
  - Давай, атаман, я примерю! - вызвался одноглазый.
  Напялив жилет, он с довольным видом оглядел себя. - Любо!
  - Атаман, решать с ними поскорее надо, - подал голос доселе молчавший коренастый бандит, с заросшим лицом и длинными спутанными волосами.
  Он поглядывал по сторонам и хмурился.
  - Светает скоро, уходить надо. Чую, те купчишки с большака стрельцов на нас наведут.
  - Дело говоришь, Бирюк, - согласился Ворон. Он задумчиво поглядел на пленников. - Решать, значит...
  - Может, пока вы думаете, дадите хоть что-то надеть? - поинтересовалась Ирина, зябко поводя плечами. - Или вы нас заморозить хотите?
  - Ох, бойкая ты баба, - Ворон прищелкнул языком. - На, погрейся!
  С этими словами, сняв свою шубу, накинул ее на плечи Ирины.
  - Собираемся, братва! - объявил он. - Пойдем на Путивль, там нынче, говорят, царевич Димитрий всякого принимает, кто за него биться готов. Хватит нам по лесам хорониться, да лихим ремеслом промышлять!
  - Вот это правильно, - тихо заметил Коган. Он присел на корточки поближе к огню и обхватил себя руками за плечи. Ярослав и Евстафьев последовали его примеру.
  - Тебя, ведьма, с собою заберу - люба ты мне, - сказал Ворон, поворачиваясь к Ирине. - Жида - повесим, а вы двое, - он глянул на Ярослава с Евстафьевым, - выбирайте: либо мне присягнете служить верой и правдой, либо с Фролом ляжете здесь.
  - Что ж, я, по крайней мере, избавлен от необходимости выбора, - саркастически пробормотал Коган.
  - Эй, православные! - крикнул Хорь. - Слыхали атаманов приказ? Жида на сук!
  - Вы с ума сошли! - Ирина встала перед Вороном. - Что он вам сделал?
  Тот неожиданно резко сгреб ее за плечи и швырнул одноглазому. - Охолонь, баба! Афоня! Присмотри!
  - Агась! - согласился Афоня, прижимая отбивающуюся Ирину к себе, и расплываясь в ухмылке.
  - Ну, что решаете? - Ворон навис над ними подобно хищной птице.
  - Отпусти нас, атаман, - взмолился Евстафьев. - Христа ради, не бери греха на душу!
  - Э, да тебе в монастырь надо, а не в Путивль, - плюнул Ворон. - На кой ляд ты мне - на суку вздернем, с жидом вместе!
  - Ну а ты? - он перевел взгляд на Ярослава. - Станешь служить мне?
  - Погоди, атаман, - Ярослав лихорадочно соображал, как им выпутаться из этой ситуации.
  Кем бы ни были эти бородачи, угроза, исходящая от них была вполне реальна.
   - Возьми нас всех с собой! Этот человек - ученый, его знания могут тебе пригодиться! Он... он искусством владеет врачевания! Большой мастер!
  Ворон хмыкнул. - Мне его жидовская ворожба без надобности!
  - Как знаешь, атаман, - подал голос Коган, - а только я могу ту жабу прогнать, что ночами тебя душит.
  Ворон вздрогнул и воззрился на Когана с недоверчивым изумлением.
  - Хитёр, жид, - протянул он. - Откель про жабу узнал?
  - Вижу её у тебя на персях, - ответствовал Коган, - и, коли не прогнать её, до задушит она тебя вскорости. Ведь, сам знаешь, не раз уж пыталась, мне то ведомо. И про другую хворь, что в костях твоих живет - тоже.
  Ярослав уставился на Когана, открыв рот. Ловок, Давид Аркадьевич!
  Ворон тоже казался впечатленным, хотя старался не подавать виду.
  - Добро, - отрывисто бросил он, нахмурившись, - за то позже потолкуем, вздернуть тебя всегда успеется. С собой жида берем! - распорядился он подоспевшим подручным.
  - Побойся Бога, Ворон! - выкрикнул Хорь. - Беду на нас всех накличешь! От ведьмы да жида добра не жди - пропадем ни за грош!
  Ворон потемнел лицом и надвинулся на попятившегося Хоря.
  - Никак, учить меня вздумал?
  Хорь отпрянул.
  - Братцы! - завопил он озираясь. - Православные! Рубите ведьму и жида - околдовали они атамана нашего!
  С этими словами он выхватил кинжал и бросился к Ирине, которую все еще удерживал одноглазый.
  Однако, не успел он сделать и пары шагов, как грянул выстрел, и Хорь, неуклюже взмахнув руками, рухнул на землю.
  - Всем стоять! Оружие на землю! - прогремел чей-то властный голос.
  - Стрельцы! - крикнул кто-то, и начался хаос.
  Часть разбойников бросились в чащу и одновременно раздались новые выстрелы, слившиеся с криками. Некоторые бросили оружие на землю и попадали сами следом.
  Ворон отреагировал быстрее всех - пригнулся, схватил охапку еловых ветвей и швырнул их в костер.
  Пламя зашипело, из костра повалил густой дым, погрузивший поляну в туман.
  - Ярик! - возникшая рядом Ирина вцепилась ему в руку. - Где Давид Аркадьевич?
  - Здесь мы, - приглушенно откликнулся Коган.
  Они сбились в кучу, пока вокруг раздавались крики, стоны, звон железа и ругань.
  Постепенно, дым рассеивался и в предрассветном полумраке стали видны фигуры людей в красных и зеленых кафтанах с саблями в руках, которые окружили поляну. Командовал ими рослый предводитель в высокой меховой шапке.
  - Что делать будем? - выдохнул Евстафьев.
  - Прежде всего, - торопливо заговорил Коган, - не рассказывайте правду! Здесь нам никто не поверит.
  - Где это - здесь? - Ирина прижала ладони к вискам. - Вы хоть что-то понимаете, Давид Аркадьевич?!
  - Здесь - значит в прошлом, - мягко ответил Коган. - В семнадцатом, если я правильно понимаю, веке.
  ***
  Шум боя стих также внезапно, как и начался. Несколько разбойников остались лежать на земле, еще троим крутили веревками руки.
  Костер разгорелся с новой силой и теперь Ярослав мог разглядеть предводителя стрельцов - высокого, с квадратным подбородком и пышными усами. Что-то в его лице казалось ему до боли знакомым, словно он уже видел его раньше, но не мог вспомнить, где именно.
  Предводитель остановился перед неподвижно лежащим Хорем, небрежно перевернул его носком сапога на спину, вгляделся в лицо и сплюнул.
  - Где Ворон? - зычно обратился он к связанным разбойникам.
  - Утёк, - живо откликнулся одноглазый. - Как вы стрельбу подняли, так и дал стрекача!
  - Вот курва, - выругался предводитель, рубанув воздух кулаком. - Упустили! Ну да ничего, недолго ему бегать осталось.
  Он повернулся к четверке пленников. - А вы кто ж такие будете?
  - Из обоза мы, - ответил за всех Коган, - напали на нас лихие люди, купцов перебили, а нас вот в полон взяли. Благодарствуем тебе, воевода, за спасение!
  Неплохая импровизация, подумал Ярослав. Он заметил, что Коган тоже пристально вглядывается в лицо воеводы, морща лоб.
  - Бога благодари, жид, - усмехнулся воевода.
  - Сильвер! - внезапно воскликнула Ирина. Она сделала шаг вперед, указывая на воеводу пальцем. - Это же Сильвестров! - повторила она изумленно.
  Теперь и Ярослав понял, кого ему напоминал предводитель - если убрать эти усищи и заменить соболиную шубу на синюю форму, он будет как две капли воды похож на Сильвестрова, второго постоянного фельдшера Когана!
  Но это же бред, Сильвера здесь быть не может, как, правда и их самих. На какой-то миг он уцепился за безумную надежду, что все происходящее - лишь чей-то розыгрыш, постановка. Но трупы разбойников были настоящими.
  Воевода недоумевающе уставился на Ирину, вытаращил глаза, ахнул, и, вдруг, к вящему изумлению Ярослава, опустился на колени.
  - Царевна Ксения! - благоговейно выдохнул он.
  - Что? - ошарашенно переспросила Ирина, и обвела глазами стрельцов, одного за другим следующих примеру командира.
  - Слава Богу, нашлась! - воскликнул воевода, поднимаясь на ноги. - Государя нашего, Бориса Федоровича великая радость ждет ныне! Вся Москва ликовать будет! Как же ты здесь оказалась царевна? Неужто по своей воле бежать вздумала? Али похитил кто?!
  Он метнул подозрительный взгляд в сторону Ярослава.
   Ирина беспомощно оглянулась на Когана, но тот лишь озадаченно покачал головой и слегка развел руками.
  Михалыч и вовсе, казалось, потерял дар речи, переводя взгляд то на одного, то над другого и беспрерывно крестясь.
  - Дивны дела Твоя, Господи! - провозгласил воевода, также осеняя себя размашистым крестом. - Парни! А ну, готовьте волокуши!
  - Здесь недалеко, царевна, - обратился он к Ирине. - Домчим до деревни, как на санях, а к тому времени гонца отправим, чтобы карету из Москвы высылали!
  - Спасибо, я как-нибудь сама дойду, - оторопело ответила Ирина, плотнее запахиваясь в шубу. - А где эта деревня ваша?
  - Да не боле версты отсель!
  - Давид Аркадьевич? - Ирина вопросительно взглянула на Когана.
  - А что еще нам остается? - вздохнул тот.
  ***
  Путь через лес показался Ярославу неблизким. Уже почти рассвело, а они все шли и шли через нескончаемые ряды деревьев. Их жилеты и куртки в суматохе куда-то успели пропасть, но воевода распорядился, чтобы им подобрали пару зипунов, по всей видимости, снятых с убитых. Ярославу оставалось лишь надеяться, что там не было никаких насекомых. Поначалу их вознамерились связать, как и разбойников, но, благодаря вмешательству Ирины, воевода нехотя разрешил им следовать за ними со свободными руками, под конвоем. Саму Ирину тесно окружили стрельцы, и, несмотря на ее протесты, усадили на что-то вроде наспех сооруженных носилок из стволов деревьев и лапника, на который воевода постелил собственную шубу. Везет, по ходу, Ирке - вторую шубу за день дарят, подумалось ему. Точнее - за ночь.
  Как ни странно, чувство абсурдности происходящего, преследовавшее его на протяжении суток, теперь почти пропало. В какой-то момент ему даже казалось, что, напротив - его работа на скорой и жизнь в Москве были чем-то вроде сна. Мерное поскрипывание снега под ногами, запах прелой овчины, исходивший от тулупа, негромкие голоса стрельцов - все это казалось естественным и привычным, так, что Ярославу буквально приходилось напоминать себе удивляться.
  - Ярослав, - негромко проговорил Коган, когда они поравнялись с ним, - возможно, в ближайшем будущем нам не представится возможность поговорить. Что ты думаешь обо всем этом?
  - Считаете, мы действительно попали в прошлое? - он взглянул в сосредоточенное лицо реаниматолога.
  Коган пожал плечами. - Звучит, конечно, дико, понимаю, но это единственное объяснение случившемуся. Мой мозг отказывается верить в это, но массовая галлюцинация, очевидно, исключается.
  - Бабка все это устроила, это точно, - присоединился к разговору Евстафьев. - Я, как ее на дороге увидел, так меня словно током ударило!
  "Током ударило", - пронеслось в голове Ярослава. А, может, и вправду, что-то произошло после того, как он получил разряд во время дефибрилляции? Но странности начались еще задолго до этого... Определенно, между Беззубцевой и их переносом была связь, однако, Ярослав пока не понимал, какая.
  Он кратко пересказал Когану и Евстафьеву свой утренний визит к бабке и то, что произошло после его возвращения за навигатором.
  Коган слушал внимательно, не перебивая, Михалыч, вытягивая шею, чтобы лучше расслышать, изредка вставлял комментарии. По его мнению, старуха наверняка была связана с каким-то засекреченным проектом, и Ярослав, а вместе с ним и они оказались его невольными участниками.
  - Как бы то ни было, - произнес задумчиво Коган, - нам нужно соблюдать осторожность. Ты что-нибудь знаешь о семнадцатом веке, Ярик?
  Ярослав напряг память. К своему стыду, этот период истории как-то выпал из его памяти, и сейчас он пытался припомнить хоть что-нибудь из курса школьной истории.
  - Судя по всему, мы оказались во времени Смуты, - пришел ему на помощь Коган. - Атаман упоминал царевича Дмитрия, а воевода - царя Бориса, Ирину же они принимают за царевну Ксению - его дочь.
  Видя непонимание в глазах Ярослава, он вздохнул.
  - Борис Годунов, русский царь, выбранный народом и боярами после смерти сына Ивана Грозного. Его подозревали в убийстве другого сына Грозного - возможного наследника престола, восьмилетнего царевича Дмитрия.
  - Так царевич выжил? - уточнил Ярослав. - Раз атаман к нему собирается?
  - Убили его, - вмешался Евстафьев. - К лику святых причислен, как мученик!
  Коган кивнул. - Тот, про которого говорил атаман - самозванец, - пояснил он. - Так, во всяком случае, считает большинство историков. Хотя были и другие версии. У нас, кажется, есть уникальная возможность узнать точки зрения, так сказать, современников. При условии, конечно, что доживем. Если я ничего не путаю, и Димитрий со своим войском действительно в Путивле, царю Борису осталось недолго, а после начнется длительная и кровопролитная борьба за русский трон.
  Ярослав заметил, что один из стрельцов внимательно прислушивается к ним и сделал знак Когану, чтобы тот говорил тише.
  - Что же нам сейчас делать? - спросил он.
  - Понятия не имею, - признался Коган. - Честно говоря, мне до сих пор не верится, что это не сон, или галлюцинация...
  - Зря мы, Давид Аркадьевич, от машины ушли, - посетовал Михалыч. - Там оно как-то надежнее было. Возвращаться нам нужно туда, вот что я думаю!
  - Пожалуй, сейчас это будет несколько затруднительно, - покачал головой Коган. - Вряд ли после всего нас просто так отпустят. Особенно Ирину. Бред какой-то...
  - Но как Ира может быть здешней царевной? - спросил Ярослав, глядя на мерно движущиеся спины стрельцов, несущих волокуши. - И, потом, этот их главный - он же и правда - вылитый Сильвер!
  - Этого я пока тоже не понимаю, - вздохнул Коган. - Какой-то специфичный эффект нашего присутствия в другой временной реальности, может быть.
  - Или это всё часть эксперимента, - упорно гнул своё Евстафьев. - А мы попали в зону, где проводились испытания. Вроде как филадельфия у американцев - наши тоже в этом направлении работали.
  - Вы, Василий Михайлович, главное, местным про эту теорию не рассказывайте, - посоветовал Коган. - А то начнете опять деньги и машину предлагать - в лучшем случае, в монастырь отправят какой-нибудь, для скорбных рассудком.
  "Это точно", - подумал Ярослав.
  - Кстати, вы здорово тогда вошли в роль, там, на поляне, - сказал он вслух. - Главарь не на шутку перепугался.
  - Ерунда, - усмехнулся Коган. - Что я, сердечника не узнаю? Там еще, к слову и третичный сифилис - ты нос его видел?
  - Я думал - перелом, - признался Ярослав.
  - Похоже внешне, но, если приглядеться, конфигурация хрящей не совсем типичная. Там больше на сифилитический провал спинки носа похоже... Да и поражение аорты, наверняка есть, судя по пульсации шейных вен, ну да ладно.
  Ярослав снова поймал пристальный взгляд одного из стрельцов и негромко кашлянул, предупреждая Когана.
  Они замолчали, и только Михалыч продолжал что-то бубнить себе под нос.
  Наконец, деревья начали редеть, слой снега под ногами становился все тоньше, а над верхушками деревьев заиграли розовые отблески зари.
  Отряд вышел на широкий тракт, тянувшийся в обе стороны вдоль лесных стен. В подмерзшей грязи пролегали глубокие следы колес и копыт. Стрельцы повернули направо и двинулись по дороге. Кроссовки утопали в чавкающем месиве, и Ярослав едва не потерял один, неудачно ступив в покрытую тонким ледком лужу.
  Ирина несколько раз оборачивалась к ним, и пыталась подозвать, но дюжие охранники с каменным выражением на бородатых физиономиях преграждали им дорогу, заставляя держать дистанцию.
  Она с гневом говорила что-то их высокому предводителю, но тот, хоть и отвечал ей с почтительно, оставался непреклонен.
  Миновав поворот, тракт повел их вверх по холму, на вершине которого виднелись несколько столбов. По мере приближения к ним, в животе Ярослава всё сильнее завязывался ком. Стая воронья с шумным карканьем взметнулась вверх. Под унылый протяжный скрип над землей раскачивались на веревках четыре тела. Птицы уже поклевали их, и на людей пялились пустые глазницы.
  - Господи... - Евстафьев перекрестился.
  Здесь они остановились на несколько минут, один из стрельцов, сопровождавших их, отошел к предводителю, они о чем-то посовещались. Потом до Ярослава донесся отчетливый возглас Ирины "Нет!", стрелец направился обратно к ним, и отряд продолжил движение.
  - Что там, Емеля? - спросил стрельца товарищ.
  - То воевода думал энтих вон вздернуть зараз, чтобы другой раз не возвращаться, - сплюнув, отозвался тот и кивнул, к облегчению Ярослава, в сторону связанных разбойников. - Да царевна, вишь, всполошилась - невместно ей, мол, на такое смотреть.
  - Дай, Господи, многая лета Ксении Борисовне, печальнице нашей, - с чувством умильно откликнулся одноглазый. - Многая лета батюшке её, государю Борису!
  - Уймись, песий сын, - буркнул Емеля. - Не сейчас, так после - всё одно болтаться тебе, душегубу окаянному.
  - Оно конечно! - тут же согласился разбойник. - Токмо все ж лучше опосля, чем нонеча!
  Ярослав с трудом заставил себя отвести глаза от трупов. С вершины холма открывался вид на деревеньку, раскинувшуюся у его подножия. Выглядела она небольшой - несколько деревянных домов, огороженных частоколом, да высящийся над ними крест церквушки, или, скорее, часовни.
  Крест... Он снова вспомнил слова бабки и задумался. Что она имела в виду? Теперь, когда в кроссовках хлюпала вода, а за спиной болтались на виселице покойники, все происходящее накануне уже не казалось бредом, и он старался припомнить каждую мелочь, чтобы найти какую-то связь между вчерашними событиями и окружавшей его реальностью.
  Он незаметно проверил, на месте ли рукопись.
  Почему тот странный тип искал её?
  О чем Беззубцева пыталась его предупредить? Откуда знала, что умрёт?
  Ни на один вопрос у него не было ответа.
  Когда они подошли к деревне, навстречу им высыпали люди.
  Навскидку - человек двадцать, такие же низкорослые, как и те, кого они встретили в лесу, угрюмые насупленные бородатые мужики в длинных серых рубахах из мешковины, перепуганные женщины в бесформенных балахонах и платках, чумазая детвора, цеплявшаяся за материнские подолы.
  От толпы отделился плотный коренастый мужчина с лисьим хвостом вокруг бычьей шеи.
  Он почтительно поклонился воеводе, и расплылся в улыбке так, что его и без того узкие глаза превратились в щелочки.
  - Здрав будь, Прокопий Петрович! - неожиданно тонким голосом приветствовал он воеводу. - Никак, поздравить можно с богатым уловом?
  - Богатым, да не совсем, - бросил воевода. - Ворон, паскуда, опять упорхнул!
  Толстяк поцокал языком. - Эка досада! Не иначе, сам чёрт ему ворожит. Ну да хоть пёрышки пощипали!
  - Ты вот что, Мефодий, - оборвал его воевода, - горницу нам приготовь, да попросторней, и снеди собери. Знатную гостью принимать тебе честь выпала великая!
  - Так готово уже все, боярин! - засуетился Мефодий. - Человек твой предупредил, вестимо. Изволь пожаловать!
  Он поспешил, заметно прихрамывая, мимо бревенчатых изб с покатыми крышами, в сторону частокола, окружавшего высокую деревянную башню. Отряд двинулся за ним, провожаемый взглядами и перешептыванием посадских. Массивные, окованные железом ворота распахнулись, и они оказались во внутреннем дворе небольшой крепости. Вдоль внутренней стороны частокола располагались деревянные сараи, рядом с ними под навесом паслись привязанные лошади, под присмотром пары стрельцов.
  У входа в башню, потупив взгляд, застыла женщина в белом сарафане и накинутой поверх меховой жилеткой. В руках она держала полотенце, на котором лежал внушительных размеров каравай.
  - Ну, вот и прибыли! - воевода повернулся к стрельцам, несущим волокуши, и почтительно подал руку Ирине. - Прошу, царевна, здесь отдохнём, пока подвода из Москвы прибудет. Уже гонца отправили, ждать недолго!
  Ирина, опершись на руку воеводы-Сильвера, соскочила на землю.
  - Этих душегубов - в поруб, - распорядился воевода, кивая в сторону понурившихся разбойников, - а этих...
  Он окинул взглядом Ярослава, Когана и Евстафьева и нахмурился.
  - Со мной! - опередила его Ирина. - Они пойдут со мной!
  - Невместно сие, царевна, - начал было воевода, но Ирина мотнула головой, отметая возражения.
  - Я - царевна? - поинтересовалась она, уперев руки в бока.
  - Вестимо, так, - согласился воевода, - но...
  - Вот и никаких "но"! - отрезала Ирина и, оттолкнув в сторону опешившего стрельца, подошла к ним.
  - Без своих спутников - никуда не пойду! - объявила она. - Останусь здесь, на улице!
  Остолбеневший Мефодий воззрился на неё широко распахнутыми глазами.
  - Царевна? - неверяще пробормотал он и бухнулся на колени.
  Воевода с досадой крякнул.
  - Добро, царевна, будь по-твоему! - нехотя согласился он, с тревогой поглядывая в сторону ворот - Только не горячись, ни к чему нам шум поднимать тут!
  Удовлетворенная, Ирина кивнула, и взяла под руки Когана и Ярослава, чем вызвала глухой ропот стрельцов.
  - Давид Аркадьевич, Ярик, - шепнула она, - это какой-то сумасшедший дом!
  - Тихо, Ирочка, - пробормотал Коган, - ты все делаешь правильно, продолжай в том же духе!
  Сопровождаемые Мефодием и воеводой, они направились к женщине с караваем, которая, при их приближении, склонилась так низко, что волосы, выбившиеся из-под платка, метнулись по земле.
  - Хлеб-да-соль, - матушка-государыня, - скороговоркой выпалила она, - милости просим, чем Бог послал...
  Ирина помедлила, потом уверенно отломила кусок каравая, макнула в углубление с солью и откусила.
  - Проходите, проходите, - засуетилась женщина.
  Внутри башни в центре просторной залы стоял длинный стол. За ним виднелась лестница, ведущая на верхний ярус. Свет падал косыми лучами из узких стрельчатых окон высоко вверху.
   Двое стрельцов застыли у дверей с бердышами в руках, но воевода махнул им, чтобы те вышли.
  Ирине выделили место за центром стола, на покрытой мехами скамье. Когана и Ярослава, несмотря на вялые протесты воеводы, она усадила по обе стороны от себя.
  Предоставленный самому себе Евстафьев, обиженно посопев, уселся рядом с Ярославом.
  Воевода расположился напротив царицы, по правую руку от него занял место Мефодий.
  В центре стола возвышался горшок с каким-то дымящимся варевом, на круглых деревянных брусках лежал нарубленный кусками твердый зеленоватый сыр и полоски сала с прожилками мяса. Тарелок не было - только напротив Ирины поставили что-то вроде деревянной миски, воевода же и Мефодий использовали вместо них здоровенные ломти хлеба.
  Мефодий подхватил пузатый кувшин и плеснул мутной жидкости с резким хлебным запахом в стоявшую перед Ириной кружку, потом налил воеводе, гостям и, наконец, себе.
  Воевода чинно перекрестился, глядя на иконы, висевшие в противоположном углу.
  Мефодий и Михалыч последовали его примеру, остальные, помедлив, тоже.
  - Ну, будь здрава, царевна! - выдохнул воевода.
  На вкус напиток оказался чем-то средним между деревенским квасом и домашней самогонкой.
  Михалыч выпил с видимым удовольствием, Коган слегка пригубил, Ирина, поднесла кружку к губам, поморщилась и сделала вид, что отпила.
  Варево представляло собой что-то вроде каши из цельных зерен, и пареных овощей. Ему остро не хватало соли, но, Ярослав, неожиданно осознав, что сильно проголодался, ел с жадностью, обжигаясь.
  Ирина, ковырнула ложкой кашу, отложила ложку и отшипывала от хлеба маленькие кусочки.
  Мефодий заволновался. - Не взыщи, царевна, - извиняющимся тоном произнес он, - нынче год неурожайный, разносолами не можем попотчевать.
  - Спасибо, я сыта, - покачала головой Ирина. - А чая у вас нет?
  - Чаги? - с удивлением переспросил Мефодий.
  - Царевна имеет в виду взвар, - поспешно сказал Коган.
  - Дык как не быть! - обрадовался Мефодий. - Зараз жене скажу, чтоб навела!
  Он стремительно выкатился из-за стола и бросился к двери.
  Воевода обвел глазами оставшихся. Выражением лица он сейчас особенно напоминал Сильвера, столкнувшегося со сложной кардиограммой.
  - Оно, конечно, не моего ума дело, - вздохнул он, - а только никак в толк не возьму, царевна, как ты в лесу том у разбойников в логове оказалась? Почто палаты царские покинула? И спутники твои - кто они?
  - Долгая история, - выдавила Ирина. - Как-нибудь в другой раз расскажу.
  - Мы путешествовали с купцами, - подал голос Коган. - Захватили нас в плен лихие люди, там с царевной и встретились.
  - Вона как, - протянул воевода, глядя на Когана с откровенным недоверием. - Откуда ж будете?
  - Из Тулы мы, от самозванца бежали, - не моргнув глазом ответил Коган. - Я - Давид Коган, это - ученик мой, Ярослав, и Василий, мастеровой.
  - И каким ремеслом владеешь?
  - Лекарским.
  - Знахарь, али костоправ?
  - И то, и другое помаленьку, - ответил Коган и, помявшись, добавил: - тут вот какое дело, воевода.... Нам бы пошептаться с тобой, с глазу на глаз?
  Воевода, поглядел на него прищурившись, потом вопросительно глянул на Ирину.
  - Ступайте, - махнула та рукой, - меня тут есть кому развлекать.
  - Что происходит? - выпалила она, едва за Коганом и воеводой закрылась дверь. - Где мы находимся? Вы хоть что-нибудь понимаете?
  Ярослав осторожно накрыл ее ладонь своей. - Ира, в это трудно поверить, - начал он, - но мы, кажется, попали во временную аномалию. И сейчас, похоже, находимся в прошлом, в семнадцатом веке.
  Она непонимающе глядела на него.
  - В прошлом?
  - Ну, ты про эксперимент филадельфия читала? - вмешался Михалыч.
  - Ты классно держишься, - торопливо заговорил Ярослав, игнорируя реплику, - продолжай изображать царевну, пока они верят, что ты - это она. А там мы что-нибудь придумаем! Давид Аркадьевич точно придумает!
  - Коган - голова, - подтвердил Михалыч.
  Ирина извлекла из нагрудного кармана рубашки упаковку бумажных платков, вытащила один, осторожно промокнула уголки глаз.
  - Но это всё... это всё... - она мотнула головой, - какой-то бред! Сильвер... Он вообще здесь откуда?
  - Мы не знаем, - терпеливо сказал Ярослав. - Возможно, это какой-то его дальний предок. И не называй его, пожалуйста, Сильвером - его это, кажется, немного пугает.
  Скрипнула дверь и в зал ввалился Мефодий с дымящейся глиняной посудиной.
  Следом зашли Коган и воевода, выглядевший озадаченным.
  - Вот и взвар свежий, - приговаривал Мефодий, - изволь, царевна, сделай милость, отведай!
  Он зачерпнул резным ковшиком горячий отвар и поставил его перед Ириной. Пахнуло яблоками и какими-то травами.
  - Ну, по другой, что ли? - обратился он к воеводе, поднимая сосуд с хлебной брагой.
  - Можно, - согласился тот, теребя усы и не отрывая от Ирины задумчивого взгляда.
  Михалыч с готовностью подставил свою кружку.
  - Добрая бражка! - объявил он, осушив её разом наполовину. - У меня шурин в Ярославле тоже сам гонит. Из яблок, в основном, но потом еще на кедровых орехах настаивает, и на апельсиновых корках.
  - На чем настаивает? - переспросил Мефодий?
  - Откуда шурин? - насторожился воевода.
  Ярослав толкнул Евстафьева ногой под столом.
  - Из Ярославля, - охотно пояснил Михалыч, - на моторном заводе работает. А настаивает, говорю, на орехах... Ох!
  Он умолк, получив очередной пинок.
  Мефодий и воевода переглянулись.
  - Его кистенем ударили, - сказал Ярослав. - По голове. Всю дорогу заговаривается.
  - Значит, тульские лекари, - проговорил воевода, постукивая пальцами по столу.
  Ярослав затаил дыхание. Ну вот, сейчас начнется допрос с пристрастием и придется как-то выкручиваться.
   Но в это время в дверь заколотили.
  - Прокопий Петрович! - послышалось снаружи. - Из Москвы подъезжают!
  Воевода порывисто вскочил, бросился к дверям. Следом тяжело поднялся Мефодий.
  - Михалыч, ты чего несешь? - прошипел Ярослав, воспользовавшись моментом. - Какой завод, какие апельсины? Тут же семнадцатый век на дворе.
  - В самом деле, Василий Михайлович, - вторил ему Коган.
  - Давид Аркадьич, Ярик, - Евстафьев попытался встать, но ноги плохо слушались его. - Всё под контролем! - пробормотал он заплетающимся языком и рухнул обратно на лавку.
  - Ну вот, - всплеснула руками Ирина, - только пьяного водителя нам не хватало!
  - Я не пьян! - возмутился Евстафьев. - Я в-внорме...
  Коган подхватил со стола кружку с остатками взвара, поднес ко рту Евстафьева.
  - Пейте, Василий Михайлович!
  Тот послушно влил в себя содержимое.
  - Надо вынести его на воздух, - озабоченно сказал Коган. - Сюда ведь сейчас придут за Ирой...
  Они подхватили водителя под руки и под его вялые протесты потащили к дверям.
  К счастью, внимание всех во дворе было приковано к воротам. Стрельцы выстроились у прохода в две шеренги. Воевода и Мефодий стояли поодаль, на выходе из крепости, загораживая собой дорогу и обзор.
  С помощью Когана, Ярославу удалось довести Михалыча до навеса и усадить на поленницу.
  Поколебавшись, Ярослав взобрался по сложенным вдоль частокола дровам, ухватился за колья и, подтянувшись, выглянул наружу.
  По дороге, которой они пришли в деревню, только с другой стороны, к острогу подъезжала раззолоченная карета, запряженная двенадцатью серыми в яблоках конями.
  За ней следовала еще одна карета, которую везла четверка вороных скакунов.
  По обеим сторонам от карет скакали восемь всадников, в красных кафтанах, высоких шапках с меховыми опушками и бердышами за плечами; еще несколько десятков следовали за ними.
  Из остановившейся первой кареты вышел человек в расшитом серебром полушубке, красных сапогах и отделанным мехом плаще. Черноволосый, с квадратным волевым подбородком, чертами лица он чем-то напомнил Ярославу Ворона. В отличие от того, он носил бороду, но аккуратно подстриженную. Остановившись в паре шагов от воеводы, слегка сощурился.
  - Ляпунов, - бросил он вместо приветствия.
  - Басманов, - в тон ему ответил воевода.
  - Где царевна? - по тону прибывшего явственно ощущалось, что этот человек привык раздавать приказы.
  - Здесь, - не отводя взгляда, проронил Ляпунов, слегка мотнув головой в сторону башни. Желваки на его лице затвердели и сейчас он напоминал Ярославу Сильвера, когда того вызывали на ковер.
  Басманов сделал знак следовавшим за ним конным стрельцам и стремительно двинулся во внутренний двор крепости. Проходя мимо Ляпунова, он задел его плечом.
  Ляпунов бросил вслед ему взгляд, который Сильвер обычно приберегал для алконавтов с суицидальными поступками, вроде попытки ущипнуть Ирину.
  - Царевна Ксения! - воскликнул Басманов, останавливаясь посреди двора.
  Ирина, не захотевшая сидеть в одиночестве, вышла из башни и теперь с тревогой наблюдала за происходящим, кутаясь в шубу.
  Басманов отвесил глубокий поясной поклон и приблизился еще на шаг.
  - Карета готова, - учтиво проговорил он. - Позволь проводить тебя, царевна. Батюшка Борис Федорович велел не задерживаться нигде - места себе не находит с тех пор, как ты пропала!
  Он подал Ирине руку, та, помедлив, оперлась на неё. От Ярослава не укрылся заинтересованный взгляд, которым Ира окинула Басманова.
  Он спрыгнул с поленницы, толкнул в бок Евстафьева. - Михалыч, ты как? Идти можешь?
  - А то! - Евстафьев поднялся на ноги, слегка пошатываясь. - Ух и крепка, зараза! - с уважением добавил он.
  - Идемте, - поторопил их Коган.
  Однако, когда они дошли до кареты, всадники направили на них бердыши.
  - Они со мной! - заявила Ирина.
  - Вестимо, царевна, - согласился Басманов, с любезной улыбкой распахивая перед ней дверцу. Но как только Ирина оказалась в карете, тут же закрыл её.
  - Михей! - обратился он к рослому стрельцу со шрамом через всю левую половину лица. - Спутников царевны - в карету к Мухе! Лихих людей, что царевну с ними в полону удерживали, велено также в Москву доставить.
  Двое стрельцов подхватили Ярослава под руки, то же проделали с Коганом и Евстафьевым; последнему, впрочем, это было весьма кстати.
  - Пр-равославные! - вдруг завопил он. - А как же имущество наше!
  А ведь и верно! Ярослав совершенно забыл про медицинский ящик, реанимационную укладку и дефибриллятор, не говоря уже о мягких носилках и фонаре, которые они с Михалычем забрали из машины. Был момент, когда он видел их на поляне, но потом, за развивавшимися событиями, они вылетели у него из головы.
  - Имущество-то на балансе, - душевно пояснял Михалыч державшим его стрельцам, - пропадет чего - скажут, Евстафьев не доглядел!
  - О чем это он? - насторожившись, спросил Басманов.
  - Наши... инструменты, - после заминки ответил Коган. - И заморские лекарства.
  - Так то - ваш скарб? - догадался Ляпунов. - То-то ребята дивились, больно сундуки да сума необычные. Сейчас доставят.
  - Только этого и не хватало, - тихонько вздохнул Коган.
  После того, как диковинная поклажа была найдена, а странные лекари посажены в карету, поезд царевны, сопровождаемый сотней стрельцов, помчался по тракту в направлении Москвы.
  Прокопий Ляпунов, теребя длинный ус, задумчиво смотрел ему вслед.
  ***
  Карету трясло и подбрасывало, деревянное сиденье, несмотря на подстеленные шкуры, было довольно жестким.
  Евстафьев мерно похрапывал, привалившись к плечу Ярослава.
  Коган, сосредоточенный и хмурый глядел в зарешетчатое окошко, за которым тянулся все тот же лес и мелькали силуэты всадников.
  Человек, сидевший в противоположном углу, казалось, дремал, прислонившись к стенке, мятая шапка сползла на глаза, грязно-серая шуба укутывала от куцей бороденки до загнутых носков сапог.
  Он лишь глянул рассеянным мутным глазом, когда они садились в карету и тут же потерял к ним интерес.
  - Давид Аркадьевич, - тихо обратился Ярослав, - а о чем вы с воеводой говорили, когда выходили?
  - А? - очнулся Коган. Он покосился на их спутника, и, также понизил голос. - Объяснил ему, что царевна находится в состоянии аффекта и оттого несколько дезориентирована. Другими словами, разумеется. Ну и надеялся, что за это время ты сможешь переговорить с Ириной и объяснить ей, где мы.
  - Не то, чтобы это мне удалось, - пробормотал Ярослав.
  Коган кивнул. - Да, не так просто свыкнуться с мыслью, что находишься в семнадцатом веке.
  - А что вы еще знаете про это время? - спросил Ярослав.
  - Немногое, - Коган вздохнул. - В основном, школьный курс и кое-что из художественной литературы. Годунов, Лжедмитрий, Смута, польская интервенция, Минин и Пожарский - вот это всё. Пытаюсь припомнить детали.
  - Лжедмитрий - это который царевич?
  - Официально он считался самозванцем. Однако, ему удалось сесть на трон, и он правил год, или около того. Это произошло вскоре после смерти Годунова, и мы, если я не ошибаюсь, где-то в этом периоде.
  - Годунов - это отец Ирины? - уточнил Ярослав. - Значит, он еще жив?
  - Царевны Ксении, - поправил его Коган. - Да, похоже на то. А Лжедмитрий стоит с войском в Путивле, это где-то на территории современной Украины, кажется.
  Ярослав задумался. Собственно, политические интриги русского средневековья его мало занимали - больше волновал вопрос, как вернуться в свое время.
  Однако, учитывая их положение, любая информация была критически важна.
  - Ярослав, - подал голос Коган. - Та рукопись, про которую ты говорил, она у тебя?
  - Да, здесь, - он полез за пазуху и вытащил кожаный переплет.
  Коган раскрыл рукопись и углубился в изучение, бережно листая страницы.
  - Интересно, - заметил он, - здесь говорится именно о правлении Годунова, о появлении Лжедмитрия...
  Он перелистнул еще страницу и зачитал вслух:
  - "...И укрепишася той самозванец во граде Путивле, понеже бысть разбито войско его воеводой Петром Басмановым, еже дажды побиваху его близ Новеграда-Северского и Добрыничей, зане убо бежаша и схоронишася в Путивле, яко мыша..."
  - Басманов? - переспросил Ярослав. - Это ведь тот, который за нами приехал?
  - Похоже на то, - согласился Коган, - жаль, на этом рукопись обрывается. Не так уж много в ней информации, непонятно, чем она так привлекала агента.
  - Как - обрывается? - удивился Ярослав. - Там же было не меньше десятка страниц, и заканчивалось обретением какой-то иконы чудотворной?
  - Нет, про это тут ничего не говорится, - покачал головой Коган, возвращая ему рукопись. -Посмотри сам.
  Ярослав лихорадочно листал страницы - ведь было же это место, он точно помнил запись, сделанную шариковой ручкой!
  Однако, Коган был прав - этой записи в рукописи не было. Может, несколько страниц выпало в суматохе?
  Решив, что разберется с этим позже, Ярослав убрал рукопись обратно за пазуху.
  При этом он разбудил Михалыча, который продрав глаза, шумно зевнул.
  - Ну, ребята, приснится же такое, - начал он, и оборвался, уставившись на дремлющего напротив него человека под шубой.
  - Ох, мать... - вырвалось у него. Он повернулся к Когану и Ярославу и лицо его вытянулось.
  - Так это был не сон? - жалобно спросил он.
  - Ну и напились вы вчера, товарищ Тихонов! - мрачно съязвил Ярослав.
  - Да уж, Василий Михайлович, - усмехнулся Коган, - лихо вы начинаете знакомство с древней Русью.
  - Ядрена филадельфия, - скорбно прошептал Евстафьев. Неверяще покачав головой, он приник к окошку и вскрикнул: - Кремль!
  Карета мчалась по дороге, делающей поворот. Прямо перед ними несла свои воды река, за которой высилась земляная насыпь, а над ней - белокаменные стены с до боли узнаваемыми "ласточкиными хвостами". За остроконечными башнями виднелись золотые купола, увенчанные крестами. К высоким распахнутым воротам через реку вел каменный арочный мост.
  Ярослав во все глаза смотрел на знакомую, и в то же время совершенно непривычную панораму.
  Карета выехала на мост и теперь перед окном потянулись телеги, груженые мешками, пешие крестьяне, всадники. Стал слышен шум голосов, ржание лошадей, цокот копыт по камню.
  Они миновали мост, и карета понеслась дальше. Мелькнул фасад каменной церкви, какие-то деревянные пристройки, баба с корзиной, испуганно жмущаяся к стене, монах в рясе, стайка босоногих оборванцев, пытавшихся бежать за каретой.
  - Добро пожаловать в Москву-столицу, - проговорил Коган.
  - Хлеб-соль, - хрипло сказал человек, до этого дремавший в углу.
  Он поправил съезжавшую на глаза шапку, накинул шубу на плечи и осклабился, показав кривые желтые зубы.
  Потянувшись, он неожиданно подмигнул Ярославу.
  Карета остановилась, послышались голоса, затем распахнулась дверца.
  - Выходи, - буркнул стрелец со шрамом на лице.
  Они оказались перед подковообразным каменным зданием высотой в два этажа и узкими стрельчатыми окнами. Позади них раскинулась площадь, с высящейся в центре колокольней и громадами соборов. На её противоположной стороне сверкал белизной каменный двухэтажный дом похожий на крепость, за которым виднелись купола храмов и резные крыши теремов. Раззолоченная карета, в которой ехала Ирина, остановилась напротив дома и ее сразу окружили стрельцы.
  - А вы, гости дорогие, пожалуйте сюда, - послышался тот же хриплый голос.
  Их безымянный спутник, ухмыляясь, кивнул в сторону распахнувшихся дверей в торце здания, перед которым они стояли. Туда заходили подгоняемые стрельцами разбойники.
  Ярослав и Коган переглянулись.
  - Приехали, - вздохнул Коган.
  ***
  - Приехали, царевна! - чернявый щеголь проворно выпрыгнул из кареты и с прямо-таки голливудской улыбкой протянул ей руку.
  Подавив желание плюнуть в сочащуюся самодовольной брутальностью физиономию, Ирина сделала вид, что не заметила его жеста, и, подобрав полы длинной шубы, сошла на мощеную камнем мостовую.
  Они стояли у подножия широкой лестницы из белого камня, ведущей на открытую галерею к высоким резным вратам, у которых застыли навытяжку рослые стрельцы с алебардами в руках.
  С левой стороны возвышались купола собора, с правой - двухэтажный дом из белого камня, обнесенный зубчатой стеной.
  Сопровождавшие карету стрельцы обступили Ирину плотным полукольцом, так что ей оставалось только следовать за своим новым спутником по лестнице.
  Он держался с ней почтительно, даже когда она, обнаружив обман, начала скандалить, требуя выпустить ее из кареты. Вежливо, но твердо, объявил ей, что действует по прямому царскому приказу и обязан доставить ее к отцу в целости и сохранности.
  Когда же она попыталась оттолкнуть его и выскочить наружу, он лишь с мерзкой усмешкой положил руку на дверь, и несмотря, на все усилия, ей не удалось даже сдвинуть её с места.
  Видя, что все её попытки лишь забавляют стража, она сменила тактику и, отвернувшись, стала смотреть в окно.
  Пару раз спутник пытался заговаривать с ней, но Ирина предпочла отмолчаться. Правда, спросила, как его зовут, на что он, с некоторым удивлением, представился боярином Петром Федоровичем Басмановым, особо выделив слово "боярин".
  Поскольку имя ей ничего не говорило, она равнодушно пожала плечами и снова повернулась к окну, не без удовлетворения отметив, что её безразличие каким-то образом задело "боярина" - довольная ухмылка пропала с его лица.
  Теперь же он важно вышагивал впереди неё, выпятив грудь и гордо задрав нос, словно лично уложил дюжину разбойников и спас её из их логова.
  Очень вероятно, что именно так он всё и представит - даром, что ли, торопился усадить её в карету, да еще сам лично взялся охранять. Про заслуги Сильвера, то есть, воеводы, вряд ли даже упомянет. Ничего, она дополнит его рассказ недостающими деталями...
  Стоп! О чем она думает? Какие детали?! Что она расскажет и кому? Сейчас выяснится, что никакая она не царевна, и тогда разговор будет совсем о другом...
  Все эти мысли теснились в ее голове, пока они следовали наверх.
  Басманов небрежно махнул караульным и те, отворив створки ворот, замерли, склонив головы.
  Они миновали анфиладу залов с лабиринтами колонн, расписными стенами с изображениями библейских сцен, густыми коврами под ногами и канделябрами по углам.
  Попадавшиеся на их пути люди, видимо, относящиеся к прислуге, провожали их почтительными поклонами.
  На очередном повороте Ирина осознала, что окончательно потеряла чувство направления, а вместе с ним и надежду выбраться отсюда когда-нибудь без посторонней помощи.
  Басманов же уверенно шагал, очевидно, по хорошо известному маршруту.
  Они вышли на открытую галерею внутреннего дворика, в котором Ирина с изумлением обнаружила настоящую оранжерею, с зелеными деревьями и распустившимися цветами.
  Рослые стрельцы в высоких шапках и белых кафтанах с золотым шитьём вытянулись при виде их приближения. Двери, которые они охраняли, тоже выглядели золотыми, украшенные орнаментом из растений и фантастических животных.
  За дверями оказалась сводчатая арка с резными колоннами, а за ней - просторная комната, залитая солнечным светом из стрельчатых окон. Свет играл на красках узоров, украшавших стены, отражался в кусочках слюды и камнях, наполняя комнату разноцветными бликами, словно в калейдоскопе. Ноги тонули в густом ковре, покрывавшем каменные плиты. Одна стена была почти полностью занята иконостасом, перед которым висели золотые и серебряные лампады. На противоположной стене красовался гобелен, изображавший всадника на коне, замахивающегося копьём на монстра, выглядевшего, как гибрид змеи и крокодила.
  В центре же комнаты находился изящный янтарный столик с вазой, полной фруктов, и два массивных кресла.
  В одном из них расположился юноша, лет шестнадцати, который, при появлении Басманова и Ирины, радостно вскочил и бросился ей навстречу.
  - Акся! - воскликнул он, сияя, и заключил Ирину в объятья.
  Растерявшись от такого проявления чувств, она лихорадочно пыталась соображать.
  Так. На колени не бухается - значит ровня по статусу, как минимум. Обнимается - значит рад видеть, соскучился, надо полагать. Мелькнула испуганная мысль - уж не муж ли?! Да нет, слишком молодой... Хотя кто их тут разберет, в семнадцатом, или каком там веке. Но разве она вообще замужем?
  Сейчас она искренне жалела, что не потрудилась выяснить эту немаловажную деталь своей биографии у кого-нибудь их местных, хотя бы у того же Басманова.
  И почему - Акся? Это что - прозвище, или приветствие?
  - Сестрица! - он, наконец, оторвался от неё и, улыбаясь, счастливо повторил: - Акся!
  Братец, значит.
  Лицо совсем юное, на щеках только начал пробиваться пушок. Пожалуй, симпатичный, особенно выразительные карие глаза с густыми, почти девичьими ресницами. Немного полноват, в жестах и походке проскальзывает некоторая неуклюжесть. Чем-то он напомнил Ирине соседского спаниеля, который со щенячьим восторгом и возбужденным повизгиванием приветствовал любого, кто готов был с ним играть.
  - Поведай, что случилось с тобою? Басманов, где ты её нашел?
  - В десяти верстах отсель, государь, - с поклоном доложил Басманов, - на Серпуховском тракте.
  - Да как же учинилось такое? - юноша глядел на Ирину широко распахнутыми глазами. - Как ты оказалась там, Акся?
  Ответ на этот вопрос Ирина хотела бы знать и сама.
  - Н-не помню, - выдавила она. - Всё... произошло так неожиданно...
  - Мыслю, царевна не в себе от страха пережитого, государь, - вмешался Басманов, и Ирина впервые испытала к нему нечто вроде признательности.
  - Ляпунов, сказывают, отбил царевну у лихих людей, - продолжал он, - а уж как она к ним попала - неведомо.
  Царевич потемнел лицом. - Взяли тех душегубов?
  - Главарь убег, - Басманов развел руками, - упустил его Ляпунов!
  - Ксения!
  Обернувшись, Ирина увидела женщину в длинном сарафане и белой просторной рубашке, украшенной жемчужными нитями. Тронутые сединой золотистые волосы были заплетены в тугие баранки и покрыты обручем с серебристой кисеёй.
  Она стремительно приблизилась к ней и порывисто прижала к себе.
  - Все глаза выплакала, ночь не спала! - приговаривала она. - Господь милостив, уберег дочь мою!
  Мысли Ирины понеслись вскачь. Дочь - значит, это мать. Значит - царица. Выходит, семья её признала? Но где же тогда настоящая царевна?
  - Дочь! - раздался звучный мужской голос.
  Судя по тому, что Басманов повалился на колени, а новообретенные мать и брат почтительно склонили головы, появившийся старик не мог быть ни кем, кроме царя и, как следовало из этого - по совместительству, её родителя. За спиной его замерли двое дюжих телохранителей с топорами.
  - Отец! - уверенно сказала Ирина и поклонилась по примеру царицы.
  - Подойди, - промолвил он.
  На самом деле, он был не так стар, как ей сначала показалось - скорее всего, около пятидесяти-пятидесяти пяти. Ровесник Когана, однако, выглядел гораздо старше из-за теней под глазами, морщин, прорезавших высокий лоб и седых прядей в густых пепельно-серых волосах. В слегка прищуренных темных глазах светился живой ум.
  Вопреки ожиданиям, он не стал обнимать её, но подал руку, и Ирина недоуменно уставилась на крупные, с перепелиные яйца, камни, украшавшие перстни.
  Царь удивленно поднял брови, вглядываясь в её лицо.
  - Что с тобой, дочь?
  - Батюшка, Акся нездорова! - вмешался братец.
  - Помолчи Феодор! - одернула его мать.
  - То я и сам зрю, - проговорил царь, и в глазах его промелькнуло странное выражение.
  Поддерживаемый под руки телохранителями, он подошел к креслу, и грузно опустился в него.
  - Басманов! - позвал он все еще коленопреклоненного боярина.
  Тот резво поднялся, приблизился к царю и благоговейно приложился к поданной руке.
  А, так вот что от неё ожидалось!
  - Поведай нам всё, что тебе известно, - велел царь, откидываясь на спинку кресла.
  Ирина машинально обратила внимание, что дышит царь как-то тяжеловато, словно несколько шагов изрядно утомили его.
  Басманов начал пространное повествование, суть которого сводилась к тому, что его люди, денно и нощно разыскивающие пропавшую царевну, вышли на её след и доложили о том ему, верному слуге государя Бориса, который тут же снарядил за нею отряд.
  По его версии, выходило, что царевну похитили, когда она возвращалась с богомолья из Владычнего серпуховского монастыря лихие разбойники, под предводительством некоего Ивашки Заруцкого, его же Вороном кличут, и он-де, Басманов, ужо почти его изловил, как воевода Ляпунов Прокопий своими действиями неумелыми того спугнул и уйти от царского правосудия позволил, а, может, и не без умысла тайного.
  Царь слушал внимательно, темнея лицом.
  - Как же вышло, что царевну из охраняемого обоза, из-под самого носа государевых людей умыкнули? - грозно вопросил он.
  - За то у князя Телятевского спросить надо бы! - тут же нашелся Басманов. - Кому, как не ему ведать, что в вверенных ему царских стрелецких сотнях делается! Не иначе - измена была, государь!
  - Измена... - царь поднялся из кресла, оттолкнул кинувшихся к нему телохранителей и подошел к иконостасу.
  - Вскую испытуеши мя, Господи? - горестно вопросил он, истово крестясь. - Обышедше обыдоша мя, и несть праведного ни единого...
  Басманов почтительно молчал, потупив взор.
  - Ксения, душа моя! - царь порывисто обернулся к ней. - Ты мне поведай, без утайки, что за люди то были и что далее вершить намеревались?
  Ирина растерянно пожала плечами. - Ворон... - пробормотала она.
  Пожалуй, лучше косить под дурочку.
  - Уж я допытывался у неё, - снова встрял Феодор, - а только, сказывает, не помнит ничего!
  - Отдохнуть ей надо бы, - вмешалась царица, гладя Ирину по плечу. - Сам видишь, государь - бедная еле на ногах стоит!
  - Мне знать сие потребно! - отрубил царь и потряс в воздухе сжатым кулаком. - В бараний рог всех скручу! И Шуйских, и Мстиславских - как Романовых! Казнить зарекся - так в острогах сгною! Всех!
  Он побагровел. - Симеона сюда кликните!
  - Уже здесь, государь, - вкрадчиво отозвался возникший в дверях полноватый мужчина, с курчавой седоватой бородой, в черном с серебром кафтане.
  Он степенно поклонился гневно дышащему царю.
  - Есть, государь, у меня для тебя вести, только потолковать нам о них лучше с глазу на глаз. Пусть царевна пока у себя в опочивальне отдохнет.
  - И то! - согласился царь и, махнул рукой царице. - Марья, любушка, отведи дочь в ее покои.
  - А ты, - обратился он к Басманову, - распорядись, чтобы прислали ей лекаря моего лучшего.
  Басманов поклонился и вышел.
  - Может, лекаря, а, может, и попа, - загадочно проронил новопришедший, которого назвали Симеоном.
  - Типун тебе на язык, Семён! - ахнула царица. - Что такое говоришь-то?!
  - Я то сказываю, государыня, что по всему судя, в похищении царевны черное колдовство замешано, - отвечал Симеон. - И простые лекари бессильны тут будут. Здесь молитва и святыня надобны!
  Царица побледнела, как полотно, и перекрестилась. - Да неужто...
  - Ступай, Марья! - перебил её царь. - Феодор, проводи их!
  ***
  
  - Приехали, - пробормотал Коган снова, опускаясь на бесформенную груду прелой соломы, выстилающей каменный пол.
  Ярослав ощупал толстые металлические прутья решетки, отделявшей их от погруженного во тьму коридора. Прочные. Единственным источником света служили прикрепленные вдоль стен ржавые масляные светильники, больше коптившие, чем разгонявшие темноту.
  Распрямившись, он ударился головой о низкий потолок. Камера, в которой они оказались была тесной и сырой. Воняло гнилью. Гнетущую мертвую тишину прерывал шум падающих капель воды и едва слышное шуршание соломы.
  - Это что же получается, Давид Аркадьевич? - Евстафьев полез рукой в карман в поисках сигарет и, не найдя, разочарованно сплюнул. - Выходит, мы и впрямь в старые времена попали?
  - А вам все еще мало доказательств, Василий Михайлович? - устало вздохнул Коган. - Мало разбойников, князя и древней Москвы? Или вы ожидали, что нас сейчас привезут в какой-нибудь штаб, поблагодарят за участие в учениях и наградят почетными грамотами?
  - Так ведь оно - того... - Михалыч покрутил головой и замялся. - Не верится все-равно как-то! Древняя Москва... Это ж в голове не укладывается!
  Коган пожал плечами.
  - Однако, реальность - вот она, - напомнил он. - Вот только наслаждаться ею, боюсь, нам осталось недолго.
  - Но ведь должен быть способ вернуться! - Ярослав отошел от решетки и опустился на солому рядом с Коганом. - Если мы как-то перенеслись сюда, значит, можем перенестись и обратно!
  Коган покачал головой.
  - Одно не обязательно следует из другого, - заметил он. - К тому же, мы не имеем ни малейшего представления о том, почему это произошло.
  - Бабка! - Ярослав нахмурился, напрягая память.
  Что она говорила ему тогда, перед разрядом?
  - Она просила вернуть крест! Её крест, который пропал, понимаете? - он заторопился, стараясь не упустить мысль. - Я помню точно, что утром он у неё еще был, я ведь его снять пытался... А потом пропал - она даже в полицию звонила! И возраст - изменился!
  - Полагаешь, это как-то связано? - спросил Коган.
  - Ну, смотрите, - Ярослав принялся загибать пальцы. - Сначала ей было семьдесят пять - на пленке была запись! Я тогда подумал, что что-то напутал, но все так и было! Потом стало - восемьдесят пять. И, когда она уже умерла - девяносто пять!
  - То есть, возраст менялся в большую сторону, - подытожил Коган. - И что?
  - Значит, что-то изменилось в прошлом!
  Ярослав взволнованно взмахнул рукой, забывшись, резко выпрямился и снова ударился головой.
  - Она знала, что с ней что-то не так, - продолжил он, потирая ушибленный затылок, - тогда, в первый раз она говорила, что "они что-то сделали"! А потом у неё исчез крест, изменился возраст - то есть, изменилось ее прошлое!
  Коган задумчиво почесал подбородок.
  - Звучит логично, - признал он. - Но кто эти "они"? И что они сделали? Убили её предка?
  - Крест, - уверенно сказал Михалыч. - Дело в нём! Не зря бабка его в руках держала! Нужно разыскать его и вернуть ей.
  - Как вернуть, Василий Михайлович? - спросил Коган. - Если вы подзабыли, Беззубцева, во-первых - умерла на наших руках, во-вторых - еще не родилась.
  - Значит, надо искать кого-то на неё похожую, - не сдавался Михалыч. - Вон, Сильвестров, тоже еще не родился, а сам тут как тут!
  - Осталось дело за малым, - невесело усмехнулся Коган. - Найти крест, найти похожую бабку, и, самое главное, умудриться протянуть до этого момента.
  Он заложил руки за голову и уставился в потолок.
  - Семнадцатый век... В те, то есть - эти времена и местным-то было непросто выживать. А уж наши шансы... - он махнул рукой.
  - Ничего, Давид Аркадьевич, - бодро отозвался Михалыч, - прорвемся! Верно, Ярик?
  Ярослав кивнул, поглощенный в свои мысли. Из головы не выходили те служители в белых рубашках, которые попадались ему накануне. Бабка явно опасалась их, и теперь он снова и снова прокручивал в голове встречи с ними, пытаясь понять, какую угрозу они могли представлять.
  Раздавшиеся шаги в коридоре вывели его из раздумий.
  Судя по звукам, к ним приближалось несколько человек - до Ярослава доносились их голоса. На стенах заплясало пламя факелов и перед решеткой возникли кряжистые фигуры бородатых охранников.
  Зазвенели ключи, раздался скрежет замков.
  - Выходь по одному! - скомандовал ближайший к ним сторож с испещренными оспинами лицом.
  - Куда нас ведут? - спросил Ярослав, когда они направились гуськом по извилистым коридорам.
  - Скоро узнаешь, - ухмыльнулся рябой и подтолкнул его в спину. - Шевелись давай!
  Они миновали несколько поворотов. В полумраке за пределами освещенного факелами круга угадывались решетки многочисленных камер. Ярослава не покидало чувство, что за ним беззвучно наблюдают десятки пар глаз, он буквально спиной ощущал незримую угрозу, которой, казалось, веяло от стен. Что- пронеслось по полу, задев его ногу, и он едва не споткнулся.
  Наконец, они поднялись по земляным осыпающимся ступеням к тяжелой дубовой двери.
  Рябой грохнул по ней увесистым кулаком, после чего в ней отворилось оконце, мелькнула чья-то борода и дверь со скрипом отъехала в сторону.
  В глаза ударил свет, показавшийся ослепительным после подземной темноты.
  Они оказались в просторной комнате с низким потолком.
  Ярослав припомнил, что они уже были здесь, когда их вели в казематы. Дверь, ведущая наружу находилась на другой стороне залы. Окон не было, горели масляные светильники и свечи. В левой половине залы виднелись бочки, мешки, столешницы на козлах с ремнями, и несколько кресел с высокими спинками.
  Справа от них находился широкий стол, за которым восседал тучный мужчина с окладистой курчавой бородой и массивной золотой цепью на груди. Он отирал пот со лба платком. Напротив него на скамье разместился мышиного вида старик с раскрытой перед ним на низком аналое книгой, похожей на ту рукопись, которую подобрал Ярослав.
  Старательно водя пером, он что-то выписывал на странице.
  Рядом с вельможей, небрежно прислонившись к стене, замер уже знакомый Ярославу их спавший в карете спутник - тощий мужичонка с козлиной бородкой и одутловатым лицом. Он и сейчас, казалось, дремал, словно все, происходящее вокруг не имело к нему никакого отношения.
  Между столом вельможи и писаря возвышалась деревянная конструкция в виде арки с причудливой системой рычагов и барабанов.
  Через верхний брус арки были перекинуты канаты, на которых висел обнаженный до пояса человек.
  Увидев его, Ярослав вздрогнул. Запястья истязуемого были связаны за спиной и вздернуты с помощью веревок так, что плечи оказались вывернуты под неестественным углом.
  Тощая грудная клетка со свистом вздымалась и опадала; казалось, можно было прямо видеть сквозь кожу, как конвульсивно сокращаются межреберные мышцы.
  На боках, груди и животе виднелись широкие, сочащиеся кровью багровые полосы.
  Вглядевшись в покрытое кровоподтеками лицо, Ярослав узнал этого человека - это был тот самый одноглазый разбойник, напавший на него в лесу.
  За дыбой маячили фигуры двух рослых палачей в кожаных фартуках, деловито переговаривающихся вполголоса.
  Рябой конвоир почтительно поклонился вельможе.
  - Вот они, батюшка Симеон Никитич!
  Сидевший за столом толстяк оживился.
  - А ну, подойдите ближе! - велел он.
  Приблизившись к столу, Коган, подражая рябому, отвесил глубокий поклон. Ярослав и Евстафьев последовали его примеру.
  - Так значит, вас, вкупе с царицею, у людей лихих Ляпунов отбил?
  Вельможа окинул их быстрым цепким взглядом.
  - Кто таковы? Как в полону оказались у разбойников?
  Коган кашлянул.
  - Многая лета тебе, боярин, - начал он. - Я - лекарь Давид Коган, это - ученик мой Ярослав, путь держали из Тулы в стольный град Москву, вместе с о слугой моим Василием.
  Боярин криво ухмыльнулся и откинулся на спинку кресла.
  - Из Тулы, сказываешь? Нешто там дохтурам живется плохо?
  По его сощурившимся глазам и играющей на губах усмешке, Ярослав понял, что он не верит ни единому слову Когана, более того - прекрасно знает, что тот врет.
  Однако, Коган, казалось, принял интерес Симеона Никитича за чистую монету.
  - Бежали мы от войска Самозванца, его же Гришкой Отрепьевым кличут, - бойко продолжал он. - Надежду великую имели, что государь наш истинный Борис Федорович примет под крыло свое и защитит от супостатов верных подданных.
  - Так-так, - протянул боярин, поглаживая бороду. Высокий ворот его рубашки блестел от пота. Вглядываясь в его лицо, Ярослав ловил себя на мысли, что он кого-то ему напоминает. Что-то почти неуловимое, но до боли знакомое... Ну конечно!
  Сарыч! Он едва не выпалил это вслух. Точно, если убрать бороду и излишнюю полноту, то допрашивающий их боярин будет вылитым заведующим подстанцией!
  - Стало быть, вы - верные подданные государя нашего? - уточнил тот и подался вперед. - Как с царевной вместе оказались?
  - Ехали мы с купеческим обозом, - начал Коган, - и на тракте напали на нас люди лихие, повязали и полон взяли. Там и царевну встретили, многая лета живота ей...
  - Врешь, щучий потрох, жидовье отродье! - вдруг рявкнул Симеон, с размаху треснув кулаком по столу. - Не было вас ни на каком тракте, ни с обозом единым! Сей душегубец, - он кивнул в сторону вытянутого на дыбе тела, - Афонька Петров, свидетельствовал, что царевну они захватили с вами вкупе! Ты же, нехристь лукавая, в колдовской обряд ее вовлечь пытался!
  - Подвтерждаеши ли сие? - повернулся боярин к дыбе.
  - Истинный крест! - прохрипел разбойник. - Ахти, боярин, Симеон Никитович, смилуйся вмале! Дозволь ослобонить веревки - боюсь, Богу душу отдам!
  - Отдашь, вестимо, - согласился тот. - Претерпевый же до конца спасен будет, глаголет Писание.
  - Так что, жидовин, скажешь на сие? - обратился он к Когану. - Будешь ли далее отпираться, аще правду поведаеши?
  За его спиной раздалось деликатное покашливание.
  - Мыслю, боярин, что знаком мне лекарь сей, - промолвил человек, стоящий у стены.
  Он задумчиво разглядывал Когана, теребя рыжеватый ус.
  - Вспомнил я, где его видывал раньше, - сообщил он. - При дворе шведском в Стекольне, у короля Карла дохтуром он состоял, прозывался Яганом Костериусом.
  - Вона как! - усмехнулся боярин. - Стало быть, в Стекольне? Далече от Тулы!
  - И мужика этого рожа мне знакома, - продолжал рыжеусый, кивая на Евстафьева. - На конюшнях царских прислуживал, в аккурат перед отъездом царевны на богомолье его там видел.
  Ярослав мысленно присвистнул. Получается, не только Ирина, но и все они заняли места каких-то реальных современников. Судя по озадаченному выражению лиц Когана и Михалыча, это известие их также ошарашило.
  - Молодец, Муха! - похвалил боярин. - Добрый глаз у тебя! А про этого ученика что скажешь?
  Ярослав встретился взглядом с рыжеусым. Очевидно, они недооценили его присутствие тогда, в карете. Что он мог слышать из их разговора? Да практически всё...
  - Нет, Симеон Никитич, - качнул головой Муха. - Этого не признаю. Но имею соображения.
  - Выкладывай, - усмехнулся боярин. Он явно наслаждался процессом, словно сытый кот игрой с мышью, чья судьба заранее известна.
  - Гостей, известно, по одежке принимают, - сообщил Муха, прищурившись. - А сей ученик, по словам разбойника этого, носил зипун зело странный, с гербами незнакомыми. Вот, изволь подивиться.
  Ярослав только сейчас увидел, что за столом боярина на полу лежала груда тряпья, а среди него - желтый медицинский ящик, красно-синяя реанимационная сумка и дефибриллятор.
  Муха склонился над ней и подал Симеону Никитичу синий скоропомощной жилет.
  Тот осторожно принял его, разложил на столе, оглядел и хмыкнул.
  - Затейливая одёжка!
  С интересом подергал за липучки, ощупал ткань, недоуменно поковырял ногтем молнии на карманах. Нахмурившись, ткнул пальцем в эмблему с изображением красного креста с белыми крыльями и уставился на Ярослава.
  - Что сие значит?
  Ярослав чуть было не ляпнул в ответ: "Красный крест!".
  - Это эмблема нашей гильдии, - сказал он вслух. - Символизирует христианское служение и, это... ангельское покровительство!
  - Христианское, говоришь? - боярин сощурился, точь-в-точь, как это делал Сарыч. - А крест-то, как я погляжу, поганый, латинский! И крылья сии больше на ляшьи смахивают, чем на ангельские!
  - Точно! - подтвердил Муха. - Любят они, окаянные, такие на спины себе клепать.
  - Стало быть, - подвел итог Симеон Никитич, - не от Самозванца вы, щучьи дети, бежали, а по его прямому указу смуту сеяли! Признавайся, что он вам поручил? Царевну выкрасть? А потом колдовством да чародейством заворожить на радость Гришке Отрепьеву, и тако через неё и на государя нашего порчу навести?
  Произнося эту гневную тираду, он привстал с кресла, потрясая кулаком.
  Окружавшие их стражники истово крестились.
  Дело принимало совсем скверный оборот. Обстоятельства складывались против них - легенда, выдуманная Коганом трещала по швам. Нужно было что-то срочно придумать... Или...?!
  - Мы не ляхи! - выкрикнул он. - Позволь, боярин, я тебе все объясню! Мы... из другого времени!
  На несколько мгновений в зале воцарилась тишина. Коган прикрыл глаза.
  - О чем это ты? - нахмурился Симеон Никитич.
  - Понимаете, - Ярослав чувствовал, что его несет, но остановиться уже не мог, - мы не из вашего века, мы будем жить только спустя несколько столетий! Так получилось, что мы оказались у вас, случайно. Что-то вроде магии, понимаете? Мы не хотели, но нас закинуло сюда, и мы сами не знаем почему.
  - Что он такое несёт, Муха? - боярин повернулся к своему помощнику. - Ты хоть что-то разумеешь?
  - Известно что, - отвечал Муха, - небылицами нас потчует, еретическими. Сказывает, будто из времен грядущих нам явлен бысть, аки пророк.
  - Блаженный, чтоль? - поднял брови Симеон Никитич.
  - Да послушайте, - Ярослав понимал, что каждое его слово еще больше усиливает подозрительность к ним, но не видел другого выхода, - мы можем вам это доказать!
  - Докажешь, когда пятки тебе подпалим, - усмехнулся боярин. - Все, что знаешь выложишь, всю подноготную!
  - А дозволь, Симеон Никитич, ему поговорить еще малость, - подал голос Муха. - Давненько в нашем приказе занятных сказок выслушивать не доводилось.
  - И то! - согласился боярин и махнул рукой. - Ну, поведай нам, лях, что собирался!
  - Я понимаю, для вас это звучит дико, - Ярослав старался, чтобы голос его звучал спокойно и ровно, - но мы действительно из времен грядущих. Мы можем рассказать вам, что будет дальше, с Русью. Мы умеем лечить так, как не умеют ваши доктора и знахари. Мы знаем секреты производства разных полезных вещей!
  Михалыч одобрительно покивал.
  - Посмотрите на наши вещи! - продолжал Ярослав. - Никто во всем мире сейчас не умеет таких делать! Никто даже не знает, для чего они! А я могу вам все объяснить...
  - Значит, ведаешь, что с Русью дальше будет? - протянул Симеон Никитич. - И что же?
  - Ну... - Ярослав смешался и бросил взгляд на Когана, но тот стоял, потупив глаза.
  - Романовых на царство выберут, - брякнул Ярослав, ухватившись за единственную известную ему фамилию царской династии.
  Коган издал сдавленный звук.
  - Романовых? - переспросил Симеон Никитич, с лица которого мигом слетело выражение уверенного самодовольства. - Уж не инока ли Филарета?
  - Не помню, честно говоря, - пробормотал Ярослав. - Но править они будут долго...
  Боярин вышел из-за стола и вплотную приблизился к Ярославу.
  - Значит, вот каковы твои пророчества, - сквозь зубы процедил он. - Ну что же, пророк, а скажи мне, что с тобой сей же час произойдет? Не ведаешь? Может, кол тебе видится острый, или дыба, или крюк под ребром?
  Его маленькие поросячьи глазки налились кровью.
  Ярослав обмер.
  - Не знаешь? - скривился боярин. - Так я тебе предскажу: и то, и другое, и третье! Эй, ребята! Снимайте кривого! Посмотрим, как у прорицателя сего жилы рваться будут!
  - Да блаженный он! - вмешался Коган. - Книжек перечитал много, вот и двинулся рассудком. Оттого за ним и приглядываю...
  - А до тебя, дохтур, черед тоже дойдёт, - огрызнулся Симеон Никитич. - Али невтерпеж?
  Хлопнула входная дверь и в комнату ввалился человек в лохмотьях, а за ним, пригибаясь, вошло двое рослых стрельцов.
  - Это еще что? - грозно вопросил их боярин. - Что за рвань сюда приволокли?
  - Извиняй, батюшка, Симеон Никитич, - прогудел один из стрельцов, низко кланяясь. - Уж больно докучлив был, сказывает, дело у него до тебя зело спешное!
  - Кто таков? - брезгливо осведомился боярин, глядя на оборванца.
  Оборванец был худ, невысок и бос. Из-под мешковатого балахона выглядывали драные штаны с прорехами на коленях. Волосы его, сальные и нечесаные, свисали жидкими космами, и Ярослав готов был поклясться, что даже со своего места он мог разглядеть насекомых, копошившихся на них. Клочковатая борода выглядела неровной, словно была выдрана в разных местах. Под левым ярко-голубым глазом красовался фиолетово-зеленый кровоподтек. Правый глаз был зеленого цвета и немного косил.
  - Тьфу, смердит-то как, пёс!
  От вони, исходившей от оборванца, действительно, слезились глаза.
  - Вы что, дубины стоеросовые, совсем ополоумели?! - обрушился на стражников боярин. - Всякую падаль сюда пускаете?!
  - Так это ж Ондрейка, юродивый, - удивился Муха. - Он у паперти покровского собора живёт. Чего тебе, божий человек?
  Юродивый расплылся в дебильной улыбке. - Царём хочу быть! - радостно завопил он. - Кто тут, к примеру, в цари крайний? Никого? Так я первым буду!
  - Чего мелешь, дурак! - рявкнул боярин.
  - Погоди, Симеон Никитич, - тихо проговорил Муха, насторожившись. - Послушаем дале.
  Юродивый энергично погрозил ему кулаком. - Я те послухаю! Вот сяду на трон - всем Годуновым по серьге раздам! И Бориске-царю, и Федьке-сынку, и Аксе-бесприданнице, и тебе, Симеон Никитович! Дворец новый себе выстрою, пировать буду!
  Годунов? Выходит, царский родственник. Ярослав бросил взгляд на побагровевшего боярина.
  - Эва, хватил! - усмехнулся Муха. - Кто ж тебя, дурачка, на трон пустит?
  - Пустят, пустят! Сами звать будут, упрашивать! Все бояре челом бить будут!
  С этими словами юродивый пустился в пляс, высоко вскидывая колени и хлопая в ладоши.
  Муха со значением поглядел на Годунова. - Блаженный-то неспроста про бояр молвит, - заметил он. - Улавливаешь, к чему клонит, Симеон Никитович?
  - Да об том вся Москва толкует, - плюнул тот. - Мне имена потребны! А коленца откидывать, да дурковать всякий шут горазд. Взгрейте его батогами, да язык укоротите, чтобы лишку не болтал впредь...
  - Нельзя, Симеон Никитич! - возразил Муха. - Божий человек!
  - А ты бы, боярин, поторопился! - хитро подмигнул юродивый. - Во дворце заждались тебя ужо!
  Он остановился напротив Ярослава и ткнул в него пальцем. - Этого отпусти! Он нездешний!
  Годунов и Муха переглянулись.
  - Отпусти, боярин, - повторил юродивый, - а мы тебе споём!
  И он затянул дребезжащим голосом:
  - Три татарских мудреца рекут, рекут ми без конца - металл не израстит плода, игра не стоит свеч, а деланье - труда!
  Ярослав в изумлении уставился на оборванца. Краем глаза он заметил, что Коган также наблюдает за ним, раскрыв рот. Юродивый декламировал Цоя!
  Юродивый сердито ткнул его кулаком в бок.
  - Подпевай! - велел он. - Злое белое колено пытается меня достать...
  - Колом колено колет вены? - неуверенно припомнил Ярослав.
  "Господи, что за бред происходит!"
  - В надежде тайну разгадать! - радостно подхватил юродивый.
  И далее нестройно продолжили оба:
  - А я сажаю алюминиевые о-гур-цы на брезентовом поо-лее!
  Припев юродивый выводил с особым старанием, энергично взмахивая рукой и с чувством подвывая.
  - Ну, полно! - раздраженно оборвал их Годунов. - Только скоморохов нам тут недоставало!
  Юродивый умолк.
  - Вот что, гоните его отсюда, пусть на паперть свою ступает!
  - Ухожу, ухожу, - миролюбиво откликнулся юродивый. - Токмо ты, Симеон Никитыч, кума моего не обижай, а то петь мне не с кем будет!
  Последние слова он прокричал уже из-за двери.
  - Дыба готова, - напомнил один из палачей.
  Годунов повернулся к Мухе. - Ну, что мыслишь?
  - Никак, и впрямь блаженный, - нерешительно ответил Муха. - Ондрейка, вишь, признал его...
  - Грех великий человека божия обижать, - подал голос доселе молчавший старик-писарь. Он укоризненно потряс головой. - Беда будет!
  - Тьфу, раскудахтался, ровно баба, - сплюнул Годунов. - Нешто присказкам дурачка с паперти верить?
  Очередной скрип двери возвестил о появлении стрельца в ярко-красном кафтане с бердышом в руке.
  - Князя Симеона Никитовича великий государь Борис Федорович к нему в палаты звать изволит! - объявил он.
  - Верно юродивый-то сказывал, - заметил Муха.
  Годунов, казалось, что-то взвешивал про себя.
  - Ладно! - наконец выдохнул он. - Отведите их обратно в клети. Там решим!
  С этими словами он набросил на плечи шубу и вышел.
  ***
  - Идём, Акся, идём! - новообретенный брат, приобняв за плечи, подталкивал Ирину вперёд. - Батюшке недосуг сейчас!
  - Мне нужны мои спутники! - Ирина сердито сбросила его руку. - Я требую, чтобы их тоже привели в мои... апартаменты, или что там у меня!
  Царевич воззрился на неё в изумлении.
  - Господь с тобою, Акся! - выговорил он. - Какие еще спутники? Разбойники да тати?
  - Они не разбойники! - запальчиво огрызнулась Ирина. - Они были такими же пленниками!
  - Батюшка с Семёном разберутся, - успокаивающе произнес Федор. - Тебе надо отдохнуть.
  На его круглом пухлом лице была написана искренняя тревога. Он взволнованно сопел и оглядывался на стрельцов, с бесстрастным видом следовавших за ними.
  Поняв, что толку от него не добиться, Ирина решила временно смириться и позволить ему вести себя дальше.
  Беспокойство за Когана, Ярослава и Евстафьева, тем не менее, усиливалось с каждым шагом. Что может с ними случиться? Мысль о том, что она может остаться здесь совсем одна повергала её в панику.
  Их ведь не могут казнить? Или - могут? Где вообще они сейчас?
  Теоретически, их судьбу мог решить царь, по какой-то нелепой прихоти судьбы оказавшийся ее отцом, но, похоже, общение с родителями тут несколько усложнено.
  - А кто такой этот Семён? - спросила она.
  - Симеон Никтич? - удивился царевич. - Дядя наш! Троюродный, вроде. Ты что же, и его не помнишь?
  - Смутно, - уклончиво ответила Ирина. - А чем он занимается?
  - Ну, много чем, - озадаченно ответил Федор. - Делами всякими приказными, челобитными... Сыском еще ведает. А что тебе до него?
  - Вспомнить пытаюсь, - отрезала Ирина. - Значит, спутниками моими тоже он заниматься будет?
  - Наверное, - Федор пожал плечами. - Да ты не тревожься, сестрица! Главное - что ты теперь дома, в безопасности!
  Он радостно улыбнулся.
  Да уж. Вэлкам, как говорится. Хоум, свит хоум. Ладно, по крайней мере, теперь ясно, кто ей нужен. Осталось проработать стратегию.
  - А я новую карту нарисовал! - похвастался Федор. - Хочешь, потом покажу? Цесарийский посол даже просил копию для него снять - у них таких карт Московии подробных нету!
  - Ага - согласилась Ирина, мимоходом заметив про себя, что интерес чужеземного посла к картам страны должен был бы насторожить будущего правителя.
  Они миновали очередной пост стражи и оказались в просторной зале с высокими резными колоннами.
  Двое стрельцов с топорами в руках, замерли по обе стороны от золоченых дверей.
  Федор распахнул створки и посторонился, пропуская Ирину вперед.
  Она оказалась в просторной светлой комнате, устланной коврами.
  У дальней стены возвышалась массивная кровать с резным балдахином. Деревянные узорчатые шкафы вдоль стен, лавки, покрытые мехами. В центре - столик из зеленого камня, над ним - клетка с огромным попугаем.
  - Ну, вот и ты и у себя! - царевич улыбнулся и обвел комнату рукой. - Отдыхай, почивай до трапезы.
  Он еще немного потоптался на пороге, наконец, неловко обнял её и поспешно удалился.
  Оставшись одна, Ирина огляделась. Значит, это и есть царские палаты. Обстановка, конечно, уютнее, чем в деревенской крепости, но на пять звезд все же не тянет.
  В углу - рукомойник в углу, вроде тех, которые можно встретить иногда на старых дачах. Однако, в отличие от своих алюминиевых собратьев из двадцать первого века, этот был сделан из серебра, а таз, стоявший под ним - по-видимому, из чистого золота.
  Рядом с кроватью - фарфоровая ваза характерной формы, с рисунками птиц и цветов.
  Номер со всеми удобствами. Хотя она сейчас охотно променяла бы золотой таз на обычную розетку и доступ к вай-фаю.
  Ирина достала из нагрудного кармана разрядившийся телефон, повертела его в руках. Верный айфон сейчас стал бесполезным кирпичом, годным разве что для колки орехов.
  Раздавшийся шорох за спиной заставил ее вздрогнуть.
  Обернувшись, Ирина увидела девицу в красном сарафане, которая незамедлительно бухнулась на колени, уткнувшись лбом в пол.
  Приоткрытая дверь за ней была почти неотличима от стены на фоне росписи.
  - Эмм... - Ирина осторожно наклонилась к девице. - Ты кто?
  - Авдотья, - пискнула та, не отрывая лба от пола.
  Дуня, значит. Надо полагать - горничная, или как у них они называются.
  - Ты бы встала, Авдотья, - предложила Ирина.
  Девица подняла лицо и робко улыбнулась.
  Ирина едва сдержала крик ужаса.
  На неё глядела жуткая размалеванная бордово-красным цветом рожа, с подведенными углем глазами и бровями. Страшнее всего был жуткий оскал с черными зубами.
  - Что с тобой, царевна? - всполошилась ее обладательница, резво поднимаясь на ноги. - Аль занедужила?
  - Занедужишь тут с тобою, - выдохнула Ирина, разглядывая девицу.
  Сейчас, когда первое впечатление миновало, она не казалась такой уж страшной - даже миловидной. Но эта ужасная кричащая раскраска, а главное - черные зубы... Да они же крашеные!
  - Вы что, - Ирина неверяще покачала головой, - зубы черните?!
  - Так красиво ж, царица, - робко удивилась Авдотья.
  - Больше никогда так не делай, - с чувством сказала Ирина. - И с макияжем твоим тоже нужно что-то решать.
  Авдотья непонимающе заморгала и, на всякий случай, низко поклонилась.
  - Знаешь что, - Ирина нащупала в кармане губную помаду, - где у вас тут можно умыться?
  Комната, из которой появилась служанка, оказалась чем-то вроде небольшой сауны.
  Деревянный пол, обитые досками стены. Огромная печь в углу, но, почему-то, без заслонок. Веники на стенах, кадки, кувшины, ковши. В центре огромный медный таз, вмурованный в белый камень с двумя широкими ступенями. Сейчас он был полон воды, от которой поднимался пар.
  - Изволь, царевна, - снова поклонилась Авдотья.
  - Вообще-то, я имела в виду тебя, - пробормотала Ирина.
  Однако, мысль о горячей ванной посещала её уже давно. Попробовать, что ли?
  Тяжелую шуба она оставила в горнице и теперь начала расстегивать пуговицы на рубашке.
  Авдотья бросилась было ей помогать, но Ирина решительно воспротивилась этому.
  - Я как-нибудь сама! К тому же, - добавила она глядя на вытянувшееся лицо Авдотьи при виде бюстгальтера, - сдается мне, ты вряд ли с этим справишься.
  Вода оказалась в меру горячей, приятно расслабляющей. Она пахла травами и какими-то маслами. Мыло, к её удивлению, тоже нашлось, правда, мылилось плоховато, зато имело приятный запах миндаля.
  Покончив с омовением, она вылезла из ванной, игнорируя суетливые попытки Авдотьи помочь.
  Та уже заранее подготовила ей какой-то просторный сарафан, белую рубашку и что-то вроде безрукавки, разукрашенной драгоценными камнями, а также зеркало и гребень.
  Ирина заколебалась, не зная, что выбрать. С одной стороны, расставаться привычной и удобной формой не хотелось. С другой - она неизбежно будет привлекать внимание. Да и когда еще представится возможность примерить царские одежки?
  В итоге, она решила оставить от формы только жилетку, благо ее почти полностью скрыла безрукавка, оказавшаяся довольно тяжелой. Когда Ирина посмотрела на себя в зеркало, от искрящихся бликами камней слепило глаза.
  Авдотья тщательно просушила ей волосы, искусно расправляя их между двумя полотенцами и отжимая.
  - Дозволь расчесать тебя царевна!
  - Только сначала ты смоешь с лица все свои художества, - твердо сказала Ирина.
  Девушка не осмелилась ей возразить, и с сокрушенным видом стала намыливать щеки.
  - Ну вот, - улыбнулась Ирина, когда та закончила. - Теперь на человека стала похожа! А теперь немного поработаем над линией губ...
  Помада произвела на Авдотью впечатление - она с интересом разглядывала её и даже, осмелев, попыталась попробовать на вкус, но разочарованно скривилась.
  - Вот что, Дуня, - попросила Ирина, когда села в кресло, а Авдотья начала осторожно водить гребнем по еще влажным волосам. - Расскажи мне, что тут происходило, пока меня не было? Я словно спала все это время.
  - Что же рассказать тебе царевна? - удивилась Авдотья. - Тебя и не было-то всего трое дней. Батюшка государь наш Борис Федорович зело печалился, сказывают, аж почернел от кручины. Царевич, братец твой тоже переживал, все порывался на поиски с дружиной выступить, да царь-батюшка запретил.... Ну а так - все по-старому.
   - А что вообще... в мире происходит? - Ирина пыталась нащупать хоть какую-то ниточку, за которую можно было бы зацепиться.
  - Так известно что! - Авдотья зачем-то оглянулась по сторонам и понизила голос. - Самозванец-то окаянный, говорят, аж до Путивля добрался! Уж на что его Басманов да Шуйский со Мстиславским били - ан улизнул от них! Говорят, воинство набрал несметное, беглых казаков, да лихих людей, да татарву набрал и теперь на Москву идти собрался! Страх! Ох, прости, царевна, болтаю всякое...
  - Авдотья, - Ирина безнадежно запуталась во всех этих фамилиях, - а кто такой этот ... Самозванец?
  Та всплеснула руками, выдрав при этом волос.
  - Да разве можно про то говорить, царевна!
  - А почему нет? - удивилась Ирина.
  Авдотья покачала головой. - Ежели Симеон Никитич прознает, что я про окаянного с тобой разговоры вела, живо в Тайный приказ отправит!
  - Не отправит! - отрезала Ирина. - Я здесь царевна, все-таки!
  Авдотья с сомнением покачала головой. - Страшный он человек, - проговорила она и тут же опасливо зажала себе рот. - Ну вот - опять, прости Господи!
  - Авдотья, - с нажимом произнесла Ирина, - кто такой Самозванец?
  - Да кто ж его знает! - чуть не плача воскликнула Авдотья. - Иные одно говорят, а иные - обратное... Поговаривают, что монах он беглый, с Чудова монастыря, у патриарха келейником был. А те, что к нему в войско бегут, верят, что царевич он, убиенный!
  - Какой царевич? - тут же поинтересовалась Ирина, но Авдотья затрясла головой. - И не проси, царевна! Прознают, как пить дать прознают, что я тут языком молола!
  Ирина вздохнула. Час от часу не легче. Самозванцы, убиенные царевичи, беглые монахи.
  Она вообще сейчас должна была быть у косметолога, а вместо этого сидит на деревянном неудобном стуле в царских палатах и пытается успокоить служанку, которая чистит зубы углем...
  Может, все-таки, это галлюцинация? Или, если сейчас покрепче зажмуриться, потрясти головой - вдруг удастся проснуться?
  Осторожный стук в двери вывел ее из размышлений.
  - Кто там?
  Дверь отворилась и в комнату, почтительно кланяясь, вошел высокий худой человек, в черном бархатном камзоле, с пышным жабо. Над высоким лбом виднелись глубокие залысины; небольшие усы и бородка-эспаньолка были тщательно ухожены.
  - Да будет простительна моя дерзость, царевна, - заметно волнуясь и слегка картавя, начал он, - но высочайший приказ великий царь был весьма строг - его величество просить навестить вас для осмотра и беседы.
  - Его величество? - переспросила Ирина.
  Авдотья фыркнула, а мужчина покраснел.
  - Прошу меня извинить - я немного путать русские слова...
  - Дуня, - прошептала Ирина. - Кто это?
  Но у вошедшего оказался более тонкий слух, чем она предполагала.
  - Я есть доктор Кристофер Рихтингер, - произнес он, приосанившись и снова поклонился. - Это не быть повод для смущения, царевна - легкое потрясение вполне естественно для вашего состояния. Вы можете забывать имена, лица, даты - но все это со временем есть восстанавливаться. Могу я подойти ближе к вам, царевна?
  - Я не кусаюсь, - заметила Ирина.
  - Простить меня - не понял? - доктор вытаращился на неё голубыми глазами.
  - Подходите, - Ирина махнула рукой.
  Также церемонно испросив дозволения, доктор прощупал у неё пульс на запястье, внимательно исследовал пальцы рук, с удивлением покачал головой при виде маникюра, довольно долго разглядывал язык и, наконец, деликатно поинтересовался, давно ли царевна пользовалась тряпками.
  Ирина не сразу поняла, что он имеет в виду, потом едва не рассмеялась, но осознание того факта, что вершиной женской гигиены даже для царственных особ тут служит обычная тряпка, отрезвило её.
  Доктор же оставался убийственно серьёзен.
  Окончив осмотр, он извлек из кармана пузырек из зеленого стекла и поставил его на стол.
  - Я рекомендовать принимать по одной капле перед сном, царевна.
  - И что же это? - усмехнулась Ирина.
  - О, это лекарство укрепит вашу печень, - ответствовал Рихтингер.
  - Печень?
  - Именно так, царевна. Нужно разогнать желчные соки, избыток которых приводит к застою и угнетению духа, сиречь, меланхолии.
  Ирина осторожно вытащила плотно притертую пробку. Жидкость пахла анисом.
  - Только будьте осторожны, царевна, - предупредил Рихтингер, - неумеренное потребление зелья может погрузить вас в очень глубокий сон.
  - Спасибо, учту, - кивнула Ирина.
  - А теперь должен просить прощения - мне необходимо еще навестить вашего батюшку, - доктор отвесил глубокий поклон.
  - А что с ним не так? - насторожилась Ирина.
  - О, ничего особенного, царевна, - доктор замялся, бросив быстрый взгляд на горничную. - Небольшое кровопускание, чтобы дать выход флегме.
  С этими словами он поспешно удалился.
  Ирина проводила коллегу задумчивым взглядом.
  Потом посмотрела на кровать. После горячей ванны клонило в сон. Она задумалась, когда вообще спала последний раз. Пожалуй, немного отдыха - это именно то, что ей сейчас нужно.
  - Знаешь, Авдотья, - сказала она, - я, наверное, немного вздремну.
  На этот раз она не отказалась от помощи, так как выпутаться самостоятельно из напяленного на себя количества ткани с кучей застежек и подвязок было непростым делом.
  Под убаюкивающее воркование Авдотьи, она погрузилась в мягкий пух и тут же провалилась в сон.
  ***
  "Ярик!"
  Он не оборачивается. Обернешься - пропадешь, не сможешь уйти.
  "Не делай этого!"
  Но он лишь ускоряет шаг, подволакивая правую ногу. От осознания того, как, должно быть, нелепо это смотрится со стороны, в сердце закипает злость. Это хорошо, злость дает силы пересиливать себя, продолжать идти, хотя все внутри восстает против.
  "Прошу тебя..." - слышит он тихий голос за спиной и замирает.
  Она так близко, что он чувствует ее дыхание на затылке, слышит, как колотится ее сердце. Она ждёт.
  Тишина вокруг. Он зажмуривается. Если только на миг обернуться, последний раз взглянуть в её зеленые дивные глаза. Коснуться пальцами её щеки. Вдохнуть аромат густых огненно-рыжих волос.
  Нет! Он закусывает губу и делает шаг вперёд. И, словно свидетельствуя о сделанном выборе в небесах раздается раскат грома. Он вздрагивает. Он вздрагивает всякий раз, когда слышит гром. По искаженному гримасой боли лицу катятся слёзы, смешивающиеся с каплями дождя. Она не двигается с места. Спиной он ощущает её взгляд, немой зов, угасающую надежду.
  "Что ты делаешь?!" - он не сразу понимает, что этот крик в ушах - его собственный. "Ты будешь жалеть об этом всю свою жизнь!"
  Под развесистыми лапами елей - темнота. Лес высится стеной, зыбкой границей между светом и тьмой, навью и явью.
  От потоков воды с неба все видится как в размытой туманной дымке. Он вступает под своды деревьев и тишина обволакивает его. Он устало опирается на палку. Выбор сделан. Отныне он - один. Знахарь. Бродяга. Калека.
  ***
  Ярослав открыл глаза и увидел встревоженное лицо Когана, склонившегося над ним.
  - Давид Аркадьевич? У нас вызов?
  Голова была тяжелая и мутная, во рту пересохло.
  Постепенно до него начало доходить, что он лежит на подванивающей соломе в каменной камере. У противоположной стены похрапывал Евстафьев.
  - Ты кричал во сне, - объяснил Коган. Он выглядел осунувшимся, на щеках проступила щетина, под глазами залегли черные круги.
  - Сколько я спал?
  Врач пожал плечами. - Около часа. А может, два. Здесь трудно определять время.
  Ярослав приподнялся на локтях. - А вы совсем не спали?
  Коган покачал головой. - Крысы, - коротко сказал он. - Не могу уснуть, когда эти твари шастают по углам. Почему-то лезет в голову, что они непременно обгрызут лицо во сне. Хотя, по здешним меркам, наверное, это не самая большая неприятность.
  Он грустно усмехнулся.
  - Думаете, нас будут пытать? - Ярослава передернуло при воспоминании о растянутом на дыбе разбойнике.
  - А для чего, по-твоему, мы здесь? - Коган обвел рукой стены. - После того, как нас, так сказать, разоблачили... Очевидно, что иностранный доктор-жид и беглый конюх, подозреваемые в похищении царевны, вряд ли могут надеяться на что-то другое. Тебя я в расчет не беру, поскольку у тебя теперь что-то вроде иммунитета. Кстати, мне не показалось? Тот блаженный действительно пел Цоя?
  Ярослав кивнул.
  - Интересно... - Коган нахмурился. - А ты обратил внимание, что местный начальник...
  - Сарыч, - поспешно сказал Ярослав.
  - Именно.
  Коган хмыкнул. - Федорович, конечно, бывает крут, но я представить себе не мог, что однажды он будет пытать меня в подвале...
  - Странно, - пробормотал Ярослав. - Мы встречаем в прошлом людей, которые выглядят точь-в-точь, как наши современники, и сами оказываемся в чьих-то образах...
  - Кроме тебя, - напомнил Коган.
  - Тот сумасшедший, - Ярослав наморщил лоб, - он что-то такое говорил... Про схизму, расщепление сознания... И что реальность, на самом деле одна и та же, что времени нет...
  - Ты про этого поклонника Цоя?
  Ярослав помотал головой. Он рассказал Когану про семинар в клинике психиатрии и теорию Хронина.
  - Теперь мне кажется, что он вовсе не был сумасшедшим, - признался он.
  - Вполне возможно, - признал Коган. - А ты его здесь, случайно, ни в ком не признал?
  - Нет.
  - Жаль, - Коган прислонился к стене и прикрыл глаза.
  В это время из коридора послышалось лязганье затворов и следом гулкие шаги.
  Заплясали отблески факелов на стенах, напротив решетки появился их прежний знакомый - Муха, в сопровождении двух давешних палачей.
  - Не спится? - поинтересовался он, вглядываясь сквозь прутья. - Ну да, вы ж голодные, небось.
  Лязгнул засов, один из палачей поставил на пол кувшин и положил рядом два ломтя хлеба.
  - Нас, вообще-то, трое, - заметил Ярослав. Из всех встреченных местных, Муха казался ему наиболее адекватным.
  - Было трое, - согласился тот. - А остается двое.
  - Как это? - насторожился Ярослав.
  - А так! - Муха развел руками. - На божьих людей нет закона! Посему, давай-ка ты, братец, ступай с богом, на все четыре стороны. Неча казенный харч на тебя переводить.
  - То есть как - на все четыре стороны? - Ярослав не верил своим ушам. - А они (он кивнул в сторону Когана и Михалыча) как же?
  - То не твоя забота, - отрезал Муха. - Сказано тебя ослобонить - вот и гуляй себе. А то ить боярин и передумать может.
  - Я останусь! - набычился Ярослав, но Коган тронул его за плечо.
  - Не выдумывай, - быстро сказал он вполголоса. - Если тебя действительно выпустят, постарайся найти Ирину. В любом случае, на свободе у тебя больше шансов что-то предпринять, чем здесь. Иди!
  - Так что, человече божий? - усмехнулся Муха. - Идешь, али остаешься?
  - Иду, - угрюмо сказал Ярослав.
  - Ну, вот и добре, - кивнул Муха.
  Всю дорогу Ярослав ожидал подвоха. Когда они вновь оказались в комнате допроса, сердце его предательски екнуло.
  Однако, они миновали её, прошли по короткому коридору, вышли в караулку, полную стрельцов, и вот - тяжелые деревянные створки распахнулись и Ярослав оказался на улице.
  - И что, это всё? - тупо спросил он.
  - А чего ж тебе еще надо? - дьяк ухмыльнулся. - Давай, проваливай! Да смотри, держись подальше отсюда!
  С этими словами он захлопнул дверь.
  Ошарашенный, Ярослав потоптался на месте, оглядываясь по сторонам. Он узнал соборную площадь, которую видел мельком накануне. Солнце уже клонилось к закату. Над ним звенели колокола Благовещенского и Архангельского соборов, возле которых собирался народ. Помедлив, Ярослав неуверенно зашагал в сторону ближайшего из них.
  ***
  - Проснись, царевна!
  Ирине показалось, что она только сомкнула глаза, как кто-то уже будил её.
  - Вставай, Ксения, царь-батюшка к трапезе тебя видеть желает!
  С трудом сев в постели, Ирина уставилась на Авдотью, взволнованно тормошившую её за плечо.
  Чем бы отбелить ей зубы?
  - Поспеши, царевна, - завела та своё.
  - Погоди, - Ирина помотала головой, разгоняя сонную одурь. - Что за спешка? Сколько вообще времени?
  Авдотья заморгала. - Вечер уже! Ужинать пора.
  Ирина вздохнула. Ужинать, так ужинать. Вообще, поесть бы не мешало. Встав с кровати, она воззрилась на целую галерею платьев, сарафанов, кокошников, рубашек и прочей одежды.
  - Что это?
  - Так, царевна, царь-батюшка за стол свой зовет, нарядиться нужно!
  - Я это до ночи перемерить не успею, - пробормотала Ирина.
  Она не могла отвести глаз от переливающихся камней, которые украшали платья. Количество драгоценностей на одеждах превышало все разумные границы. Некоторые головные уборы выглядели доспехами из сверкающих бриллиантов.
  Она провела рукой по ярко-зеленым изумрудам, размерами с грецкий орех, украшавших узоры на платье с рисунком павлинов. Золотые перья хвостов заколыхались под ее ладонью, словно живые.
  - Да что же тут примерять-то! - вплеснула руками Авдотья.
  Оказалось, что большая часть разложенных одеяний предназначены для надевания друг на друга.
   Ирина едва успевала поворачиваться, продевая руки в очередные рукава и прорези.
  Авдотья что-то подвязывала, скрепляла, поправляла, не переставая нахваливать при этом какую-нибудь ферязь или епанчу.
  - Хватит! - взмолилась Ирина, когда она попыталась надеть на её голову очередную шапочку с лентами. - Дуня, честное слово, если ты еще хоть что-то на меня напялишь, я уже с места не сдвинусь! Пошли уже!
  - А как же украшения?! - изумилась Авдотья.
  При виде массивного жемчужного ожерелья и серебряной диадемы с топазами Ирина застонала. Авдотья тем временем проворно доставала из ларца перстни и серьги.
  Остановившись перед высоким в полный рост зеркалом, Ирина затаила дыхание.
  "Я похожа на новогоднюю ёлку" - промелькнула мысль в голове.
  Вторая была: "Какая жалость, что телефон разряжен и нельзя сделать селфи!"
  - Идём! - сказала она вслух.
  ***
  У распахнутых дверей собора толпился народ. Ярослав плотнее запахнул тулуп и ссутулился, стараясь не слишком выделяться на фоне местного люда, но на него мало кто обращал внимание. Судя по одежде, здесь собрались люди самых разных сословий. Ближе ко входу стояли, очевидно, люди зажиточные, в добротных шубах с пышными меховыми воротниками. Женщины в высоких кокошниках и лисьими хвостами на плечах.
  За ними топтались мужички в поношенных тулупах, перехваченных веревками. Вдоль стен собора сидели нищие в лохмотьях, многие были калеками.
  Кое-где мелькали красные кафтаны стрельцов. Стараясь держаться от них подальше, Ярослав оказался перед самым входом. На него дохнуло теплом, запахом ладана и воска.
  Внутри собора ярко горели сотни свечей на подсвечниках и огромных паникадилах. Откуда-то сверху раздавалось многоголосое пение, протяжное и переливчатое.
  Он обратил внимание, что мужчины и женщины стояли раздельно - по правую и левую сторону от центральной части, которая была пуста. В глубине виднелся аналой с возложенной на него иконой.
  - Мии-ром Господу помолимся! - провозгласил дьякон раскатистым басом.
  Окружающие степенно крестились и кланялись в пол.
  - О великом господине и отце нашем, святейшем патриархе Иове, о всем причте и людех, Господу помолимся!
  Ярослав вздохнул, закрыл глаза и попытался привести мысли в порядок. Куда теперь идти? Что делать? Где искать Ирину? К дворцу его, понятное дело, не подпустят на пушечный выстрел. Попробовать найти какой-нибудь кабак? Так денег нет. Может, тут, при храме есть какая-то ночлежка для бездомных?
  Кто-то тронул его за плечо.
  - Братан, свечку к иконе передай!
  Коротко стриженый плотного телосложения паренек в кожаной куртке протягивал ему свечу.
  Ярослав машинально принял её и уже хотел передать дальше, когда запоздалое осознание вдруг обожгло его.
  Обернувшись, он уставился на скалящегося лохматого бородача в полушубке, подмигнувшего ему.
  Ярослав перевел взгляд на свечку в своей руке. Ровная, гладкая. Он поднес ее к носу. Парафин!
  Что, блин, это было?!
  Он снова посмотрел на бородача. Тот, ухмыляясь, опять подмигнул ему и кивнул в сторону выхода.
  Ярослав неуверенно двинулся за ним. Они вышли из собора, но бородач не стал останавливаться, а уверенно зашагал дальше. Помедлив, Ярослав двинулся за ним. Они миновали площадь и свернули на улицу, вдоль которой высились высокие терема. Под ногами была раскисшая грязь, тянуло вонью.
  Бородач остановился напротив узкого переулка между двумя двухэтажными домами, поджидая Ярослава.
  - Кто ты? - спросил его Ярослав.
  Он оскалил редкие зубы в улыбке.
  - Друг!
  Ярослав показал ему свечу. - Откуда ты это взял? Ты... тоже из будущего? - спросил он растерянно.
  - Идём! - сказал бородач вместо ответа. - Тут недалеко!
  Он повернулся и зашагал в темноту переулка. Ярослав сделал несколько шагов и остановился. Куда он его, в само деле, ведет?
  - Идем! - настойчиво повторил бородач, обернувшись.
  Ярослав открыл рот, чтобы потребовать объяснений, но в затылок вдруг словно обожгли кипятком, перед глазами вспыхнули искры, и он погрузился в темноту.
  ***
  Трапезная впечатляла своими размерами. Огромная зала, залитая светом масляных светильников и множества свечей.
  Т-образный стол ломился под весом массивных золотых и серебряных блюд, на которых возлежали рыбины исполинских размеров, монументальные караваи, горы пирогов, дымящиеся супницы, судки с горками икры.
  Во главе стола, под сенью икон восседал царь, облеченный в расшитые золотом одежды.
  Чело царя омрачала тень, он, казалось, не слышал провозглашаемых в его честь здравиц, не сводя глаз со стоявшего перед ним вместительного кубка. Изредка его взгляд сосредотачивался на ком-то из сидящих за столом и тогда царь хмурился еще больше, беззвучно шевеля губами, не то разговаривая сам с собой, не то шепча молитву.
  На вместительном золотом блюде перед ним лежал одинокий ломоть серого хлеба.
  По правую руку от царя сидел Федор, царевич. Он выглядел более радостным, улыбался, выслушивая застольные речи, и с видимым аппетитом налегал на осетра.
  Царица, сидевшая по другую сторону, ела мало, почти не поднимая глаз от тарелки, украдкой бросая тревожные взгляды на супруга.
  Ирина осторожно отщипнула кусок пирога. Начинка оказалась тоже рыбной. Поначалу ее шокировало отсутствие вилок - все, что было на столе, за исключением супов, ели с помощью рук. Салфетки также не входили в сервировку - вместо них стояли серебряные чаши с водой и травами.
  Кроме царской семьи, занимавшей головной стол, за трапезой присутствовали гости.
  Напротив Ирины расположился дородный седоватый мужчина с ухоженной, аккуратно подровненной бородой. Драгоценных камней на его одежде было едва ли не больше, чем у неё. По другую сторону от него вгрызался в пирог уже виденный ею ранее Симеон Никитич. Занимавший место рядом боярин помоложе, с курчавой бородой и озорным лицом, ловко орудовал ножом, расправляясь с рыбиной, лежащей перед ним. Сидевший за незнакомым Ирине боярином Басманов, выглядел мрачным, и то и дело прикладывался к кубку.
  - Дозволь поднять чашу сию за твоё здоровье, государь! - обратился к царю старший боярин, подавая знак виночерпию наполнить её. - Многая и благая лета царю нашему Борису Федоровичу Годунову!
  Царь безучастно кивнул, казалось, мрачнея еще больше от раздавшегося многоголосья здравиц в его честь.
  - Мама, - шепнула Ирина царице, - а кто это?
  Та глянула на неё плохо скрываемой тревогой. - Неужто и князя Мстиславского не признаешь? Ох, лишенько...
  - Ах, точно! Вспомнила! - невозмутимо соврала Ирина.
  Царь поднял руку и крики стихли.
  - Благодарствую, Федор Иваныч, за пожелания твои, - глухо произнес он. - Дай Господь и тебе здравия и лет долгих, на благо государству нашему и во славу Божию.
  - Что же ты печален, государь? - Мстиславский качнул головой. - Разве повода нет для веселья? Дочь твоя, царевна наша, обрелась в целости, жива-здорова.
  - За то еще не раз возблагодарю Господа, - отозвался царь. - Что же до веселья, то до него ли ныне? Многие яства здесь зрю, а что у простых людей на столах? Сколь от голода полегло за год минувший? Обещался рубаху последнюю с народом моим разделить, а ныне хлеба им вдоволь дать не могу!
  - То не твоя вина, государь! - заметил Симеон. - По твоему приказу многие пуды зерна розданы были, да перекупщики, окаянные, обманом да хитростью народ твоих милостей лишили. Мы уж, конечно, поймали некоторых, да за ниточки потянули, кои в терема высокие тянутся...
  Ирина заметила, что при этих словах Симеон бросил пристальный взгляд на Мстиславского.
  - То мне ведомо, - произнес Годунов. - И слово моё - всякого, кто хлеб скупает и прячет ждет воздаяние правое и нелицеприятное!
  - Стольник! - окликнул он юношу, почтительно застывшего в нескольких шагах от него. - Отнеси каравай сей князю Шуйскому, сказывай-де, царь Борис тебе шлет, от царского стола!
  - Да уж этот-то сожрет, не задумываясь, - усмехнулся курчавый. - Даром что амбары зерном забиты! Небось, потому и носа ко двору не кажет.
  - Грех то на человека наговаривать, - сурово заметил Мстиславский. - Хворает Василий Иваныч, опять подагра разыгралась.
  - Эка беда! - посочувствовал Симеон. - Может, дохтура прислать князю? Есть у меня один, в Тайном приказе, из земель швейских.
  - Ты шутки свои приберег бы для смутьянов, - огрызнулся Мстиславский. - Мы с Василием за царя Бориса под Кромами свою кровь проливали, пока ты тут блаженных да убогих ловишь!
  - Эва, проливали! То-то гляжу, рожа у тебя лоснится, что тот блин! Полторы избы штурмом взять не смогли, Самозванцу утечь позволили, да еще похваляетесь этим перед царём!
  Мстиславский вскочил на ноги, побагровев.
  - Прошу слова твоего, государь! Невместно мне выслушивать брехню собачью от пса сторожевого!
  - Сядь, Федор Иваныч! - властно проговорил царь. - А ты, Семён, не твори распри за столом с тем, кто хлеб с тобой преломляет.
  Симеон почтительно склонил голову, однако на губах у него играла усмешка.
  - Про то ведомо тебе, великий государь, - заговорил Мстиславский, глядя в упор на Симеона, - что бились мы до последнего под Кромами, и, кабы не предательство людишек служивых, да Юшки Беззубцева, сына боярского, вероломно в спину нашим полкам ударившего, взяли бы мы Кромы, и самого самозванца в цепях в Москву бы привезли. Однако, всюду измена - и те, коих сегодня преданными слугами почитаешь, завтра переметнуться готовы! И за то, государь, спросу надлежит быть с Симеона Никитича, понеже он сыском ведает!
  Ирина насторожилась. Беззубцев, Беззубцев... Где-то она слышала эту фамилию!
  - Про предательства ты верно молвил, Федор Иваныч, - процедил Симеон, - самая смута сия чьим-то умыслом черным учинена, на подворьях боярских...
  - Или же в подземельях приказа Тайного, где только тебе единому ведомо, что творится... А может, и не токмо тебе?
  - Хватит! - раздраженно оборвал их Годунов.
  Он выпрямился и Ирина обратила внимание на лихорадочный блеск в его глазах.
  - Истинно речет псалмопевец, - проговорил он, - Друзи мои и искреннии мои прямо мне приближишася и сташа. Воздающии ми злая возблагая оболгаху мя, зане гонях благостыню...
  Он порывисто схватил кубок, сделал глоток.
  - Ныне здесь перед глазами моими грызетесь друг с другом, и клянетесь мне в верности, а сами лишь о своей выгоде печетесь! Местничаете, собачитесь, бороды один другому по волоску повыдирать готовы!
  Он тяжело дышал, грудь его ходила ходуном. Царица смотрела на него с тревогой.
  - Гришку... Отрепьева, расстригу окаянного, на чьем подворье воспитывали? - несвязно продолжил он. - Романовы, иже мне в верности клялись, сию змею на груди моей согревали! И ныне, чую ведь, вашими трудами самозванец этот силу набирает! Чего же вы хотите, лукавые?!
  Разговоры разом смолкли, воцарилась звенящая тишина.
  Мстиславский кашлянул.
  - Не прав ты, Борис, - проговорил он. - Нет в том вины нашей - за появление самозванца сего с польских панов спрос - они его русским царевичем объявили, и войско дали. А за Гришку поговаривают, будто и не он это вроде, будто видели его при дворе царевича... самозванца, то есть.
  - Кем же ему быть тогда? - подал голос доселе молчавший Басманов. - Откуда взялся самозванец сей? Иные сказывают, в Угличе не настоящий царевич убит был...
  На этот раз тишина была гробовой. Казалось, вокруг Басманова образовалось мертвое пространство.
  - Ты соображаешь, что перед лицом государева мелешь?! - наливаясь вишневым цветом прохрипел Симеон.
  - Ты за то не меня к ответу призывай, а Ваську Шуйского! - огрызнулся Басманов. - Кто, как не он в Углич ездил?
  - Царевич Димитрий мертв, без сомнений, - степенно проговорил Мстиславский, - И в том Василий Иванович поручился перед царем, патриархом и всем советом боярским. Я вот что думаю, государь, - обратился он к Борису, - надобно привезти Марфу Нагую, пусть объявит во всеуслышание, что мертв сын её, нешто против слова матери, а ныне - честной инокини кто возражать осмелится? Государь?
  Годунов словно не слышал его. Глаза его, налившиеся кровью, были устремлены куда-то поверх голов бояр, он вытянул руку, не то указывая на что-то, не то закрываясь от неведомой угрозы.
  - Димитрий, - прохрипел он, - Димитрий там!
  Взоры всех обратились в сторону, которую смотрел царь, но там лишь замер побелевший от страха виночерпий.
  Ирина настороженно вглядывалась в лицо царя. Смутные подозрения, посещавшие ее во время пира начали стремительно укрепляться.
  - Великий государь... - поднялся с места Симеон.
  Мстиславский перекрестился.
  - Нет на мне крови твоей! - закричал Годунов. - Нет, слышишь?! Уходи, убирайся!
  Он схватил кубок, расплескав вино, замахнулся им, и закашлялся. Ноги его подкосились, он вцепился руками в стол, кубок с грохотом покатился по полу. Ирина бросилась к нему одновременно с Федором, но они не успели подхватить его - словно надломившись, Годунов грузно осел на пол, опрокинув блюдо и распростерся ничком. Изо рта вытекла струйка крови.
  Рефлекс сработал раньше, чем Ирина отдала себе отчет в происходящем.
  - Всем отойти! - рявкнула она, наклоняясь над телом и нащупывая пульс на сонной артерии. Есть!
  Рывком повернула царя на бок.
  Один зрачок смотрел на неё, другой сместился к углу глаза. Лицо иссиня-багровое, шейные вены вздулись. ТЭЛА?
  Она обмотала длинным рукавом пальцы и, с трудом разжав челюсти, ввела их в ротовую полость. Что-то есть... Кусок хлебной корки выскочил наружу, на рукаве осталась кровянистая слизь.
  Царь шумно выдохнул, левая щека трепыхалась, словно парус.
  Откуда кровь? Возможно, прикусил язык во время падения. Лицо багровое...
  - Нож! - потребовала она.
   Подняв голову, Ирина оглядела вытаращившиеся на неё изумленные лица бояр. Федор держал на руках лишившуюся чувств царицу.
  Выругавшись про себя, она сама схватила со стола нож, которым пользовался царь. Он был длинным и острым.
  Полоснула по запястью царя, из раны густыми толчками потекла кровь.
  - Держите царевну! - крикнул кто-то.
   - Только попробуйте! - Ирина сама удивилась тому, как властно прозвучал ее голос.
  - Царевна больна! - это Мстиславский. - Не ведает, что творит! Рынды! Хватайте ее, пока она не прирезала государя!
  Двое высоких охранников в белых кафтанах неуверенно двинулись к ней.
  - Лекаря! Лекаря позовите! - наконец пришел в себя Федор. - Акся, отойди от батюшки!
  - Я знаю, что делаю! - крикнула ему Ирина. - Ему нужно выпустить кровь, иначе она убьет его. Это неопасно! Доктор Кристофер делал ему кровопускание, он подтвердит!
  Федор нахмурился. Рынды колебались, поглядывая то на Мстиславского, то на царевича.
   - Пошли за Кристофером, - не давая ему опомниться командовала Ирина. - Дядя Семён, помоги мне раздеть царя. Князь Басманов, выведи всех отсюда! Нужно перенести отца в спальню.
  - Не дело тебе, царевна, помыкать боярами! - нахмурился Мстиславский.
  - Не дело тебе, боярин, указывать царевне, что ей делать, а что нет! - вмешался Симеон. - Государь, твоя сестра права, нужно поскорее перенести Бориса в спальню.
  - Царь-батюшка! - царица пришла в себя и со стоном рухнула на колени рядом с ним.
  - Делайте, как царевна велит, - кивнул Федор.
  ***
  - Давид Аркадьевич!
  - А?
  Коган встрепенулся и уставился на нависшего над ним Евстафьева. Все-таки, он задремал!
  Неудивительно, если учесть, сколько времени прошло с тех пор, как он полноценно спал. Все-таки, страх перед крысами оказался слабее, чем базовая физиологическая потребность.
  - Вы бы легли нормально, Давид Аркадьевич, - предложил Евстафьев, - а то сидите носом клюете, того и гляди, упадете.
  - Брр, нет, спасибо, - Коган содрогнулся, при мысли о том, чтобы улечься на вонючую солому со шныряющими по ней грызунами.
  - Отдохнуть надо, Давид Аркадьевич, - наставительно заметил водитель. - Неизвестно, когда возможность появится.
  - Неизвестно, понадобится ли нам сон вообще, - Коган осторожно помассировал затекшую шею. - Или вы, Василий Михайлович, все еще не поняли, что нас ожидает?
  - Да чего уж не понять, - отозвался Евстафьев. - Головы отрубят, и всего делов.
  - И вас это нисколько не пугает?
  Евстафьев пожал плечами. - Все под Богом ходим. Но я вот чего думаю, Давид Аркадьевич: коли мы и впрямь в прошлом, то, может, если нас здесь убьют, мы обратно у себя окажемся?
  - С чего вы это взяли? - удивился Коган.
  Евстафьев неопределенно помахал рукой. - Ну, должен же во всем этом быть какой-то смысл, - сказал он. - Так просто ничего не бывает! Коли мы тут оказались, значит, так было нужно.
  - Кому? - Коган почувствовал, что спокойная уверенность Евстафьева начинает его раздражать. - Кому нужно-то, Василий Михайлович?
  Вместо ответа Евстафьев указал пальцем наверх. - Там! - многозначительно сказал он.
  - Ну да, конечно, - кисло сказал Коган.
  - Вот увидите, Давид Аркадьевич, все выяснится в свое время, - посулил Евстафьев и вздохнул. - Курить охота...
  - Там хлеб принесли и воду, - сказал Коган. "Если их еще не сожрали крысы", - подумал он про себя.
  - Сухой паёк, - ухмыльнулся Евстафьев, критически разглядывая заплесневелую корку. - Вот у нас, помню, в армии...
  Шум в коридоре заставил его оборваться на полуслове.
  - Опять идут! - проговорил он.
  - Вот сейчас и узнаем, верна ли ваша теория, - вздохнул Коган.
  ***
  Сознание постепенно возвращалось к нему. Он лежал на чем-то твердом и холодном. Подземелье? Там, кажется, должна была быть солома... Попытка поднять голову вызвала вспышку боли в затылке. Ощупав затылок, он обнаружил огромную припухлость. Хорошо хоть, кости целы. Наверное.
  - Очухался? - спросил его чей-то грубый голос. - Вот и ладно. Нефёд, поди скажи князю!
  Князю? Ярослав, наконец, справился с головокружением и повернул голову.
  Он лежал на деревянной лавке, в просторной комнате, похожей на какой-то склад. Большую часть её занимали туго набитые мешки и громоздкие лари. На ближайшем сидел его недавний провожатый и с хрустом грыз огурец.
  - Что произошло? - Ярослав услышал свой голос словно со стороны. - Кто ты?
  - Микиткой меня кличут, - сообщил тот. - Ты лежи, лежи. Нефёд, вишь, перестарался малёхо, бестолочь. Я уж испугался, что ты окочурился.
  - Да ну? - Ярослав качнул головой и тут же охнул от боли.
  - Точно! - заверил его Микитка. - Хозяин за такое головы бы обоим оторвал, высек батогами, как пить дать.
  - А кто твой хозяин? - спросил Ярослав.
  - Щас сам увидишь, - подмигнул ему парень. - Огурца хошь?
  - Погоди, - Ярослав, превозмогая тошноту, поднялся и сел на лавке. - Откуда у тебя та свеча?
  - Какая свеча? - удивился Микитка. - Не было у меня никакой свечи! Это ты зачем-то с ней стоял. Заговор, чтоль, какой творил?
  Ярослав закрыл глаза. Мысли вертелись каруселью. Получается, свечу ему дал не Микитка, а кто-то другой? Но он точно видел его, только в своем времени! Это что-то означало, вот только он не мог понять, что именно.
  Снаружи послышались шаги, дверь, скрипнув, отворилась и на него упал прямоугольник света.
  В проеме возникла мужская фигура.
  - Ну, здравствуй, волхв!
  На него, сощурившись, смотрел худощавый мужчина, примерно сорока лет.
  Рыжеватая козлиная бородка, тонкие губы, вытянутое лицо - в его чертах было что-то лисье.
  Убедившись, что Ярослав слышит и понимает его, он спросил: - Идти сможешь?
  - Попробую.
  Ярославу удалось встать и сделать несколько неуверенных шагов.
  - Нефёд, Огурец! Помогите ему! - распорядился мужчина.
  Нефёд, имевший выраженное сходство с гориллой, подошел к нему и подставил плечо. Микитка поддержал с другой стороны, и так, с их помощью, он последовал за тем, кто, по-видимому, и был загадочным хозяином.
  Они оказались в просторной горнице, с огромным деревянным столом, на котором были выставлены кружки, кувшин и несколько блюд.
  - Присядь, волхв, - указал на скамью хозяин. - А вы, ребята, ступайте. После позову.
  - Голоден? - спросил он, обращаясь к Ярославу. - Откушай, окажи честь, чем Бог послал.
  С этими словами он взял кувшин и наполнил две кружки, подвинув одну Ярославу.
  Присел напротив и окинул его цепким пристальным взглядом.
  Ярослав пригубил из кружки - вроде пиво, только кисловатое.
  - Благодарю.
  - Извини, волхв, за увечье, у Нефёда не лапы, а клещи. Сколько раз говорил ему, дубине, чтобы силу соразмерял... А с тобой и вовсе нехорошо получилось - я ведь тебе помочь только хотел, да и сейчас того желаю.
  - Кто вы? - проговорил Ярослав. Он разглядывал лицо незнакомца и все больше укреплялся в подозрении, что оно ему хорошо знакомо. Где он его видел в своем времени?
  Его собеседник, казалось, несколько опешил, однако тут же усмехнулся.
  - Добро! Видать, и впрямь нездешний ты, коли не знаешь. Перед тобой - князь Шуйский. Слыхал про такого?
  - Слыхал, - ответил Ярослав, ничуть не кривя душой.
  - Это хорошо! - ухмыльнулся князь. - И что же про меня сказывают?
  Ярослав снова отхлебнул их кружки, чтобы выиграть время для ответа.
  Что он о нем помнит? Практически, ничего! То есть, даже не практически, а совсем ничего.
  Вроде, был такой, и всё. Стоп! Что-то такое про Шуйского он слышал, когда был на экскурсии с Аленой в Оружейной палате. Жаль только слушал вполуха... Точно! Царем он был! Кажется, последним, перед Романовыми...
  Ярослав поднял глаза на князя.
  - Сказывают, могуч ты, князь, и силой, и умом.
  Не ахти какая характеристика, конечно, но для затравки - пойдет.
  - Про то я и сам знаю, - отмахнулся Шуйский. - Ты мне поведай, что про меня говорят во временах грядущих! Какая судьба меня ждет?
  Вон что. Каким-то образом, хитрый лис пронюхал про его откровения и, в отличие от Годунова, поверил им. Что это означает? С одной стороны, это хорошо, так как князь может оказаться полезным, если суметь завоевать его расположение. С другой... Кто его знает, как он намерен с ним поступить?
  - Велика судьба твоя, князь, осторожно сказал он вслух. Подумав, добавил: - Быть тебе царем русским!
  По алчно вспыхнувшим глазам князя он понял, что тот хотел услышать именно такой вариант.
  - Как же сбудется сие? - дрогнувшим голосом спросил Шуйский. - И скоро ли?
  Ишь, шустрый. Ярослав не мог понять, какие чувства вызывает у него князь. Была в нем и подкупающая открытость, и, вместе с тем, скрытая угроза.
  - Про то в деталях не ведаю, - он старался отвечать в тон. - Подробно, то есть. Но это произойдет непременно. "Должно произойти", - подумал он про себя.
  Лицо Шуйского разочарованно вытянулось.
  - Не много ж толку с таких пророчеств, - бросил он. - А Муха сказывал, ты многое знать должен!
  Ярослав пожал плечами. Муха, значит. Дьяк, оказывается, был не так прост. То-то он выгородил его тогда перед Годуновым...
  Шуйский, очевидно, расценил его молчание, как нежелание говорить и заметно заволновался.
  - Доверься мне, волхв! - зашептал он, наклонившись к Ярославу. - Если поможешь мне - большим человеком сделаю! Десницей моей будешь, на золоте есть и пить, боярство пожалую! Не пожалеешь! А без меня - пропадешь! Где бы ты сейчас был? На дыбе! А, может, и в колесе, или на колу... Кто тебя от пыток лютых избавил? А у Семёна нрав переменчивый - сегодня помиловал, а завтра и осерчать может. Оком повести не успеешь, как обратно в темнице окажешься, только заступиться некому уже будет...
  Ярослав мысленно усмехнулся. Гладко стелет, однако. И про камушки подложить тоже не забыл - намек был вполне прозрачным.
  - Чего же ты хочешь знать, князь? - спросил он вслух.
  Шуйский облизнул губы.
  - Всё! - выпалил он. - Сколько Борис царствовать будет? Что Самозванца ждет? Кто на трон кроме меня воссесть пожелает и в том препоны чинить будет? Про Мстиславского, Шереметьевых, Трубецких, Романовых поведай мне!
  - Романовы, - начал Ярослав, ухватившись за знакомую фамилию, и осёкся.
  Вряд ли Шуйскому понравится услышать, что они будут царствовать триста с лишним лет...
  - Что? - Шуйский подался вперед, жадно ловя каждое слово.
  - Ну, в общем, править они будут, - вздохнул Ярослав.
  - Значит, недаром Федор Никитич с Сапегой да прочей шляхтой дружбу водил, - проговорил Шуйский, помрачнев. - Когда же случится сие?
  - Да не помню я! - рассердился Ярослав. - Вот ты, князь, знаешь, к примеру, когда Рюрик умер? Или там, скажем, Вещий Олег в каком году родился?
  Шуйский нахмурился.
  - Для того летописцы есть! - сказал он. - А ты - волхв, тебе сие ведомо должно быть.
  - Да не волхв я!
  Шуйский сощурился. - Думал я, что договорились мы с тобою, а ты вон как...
  Разговор прервал стук в дверь.
  - Ну? - раздраженно крикнул Шуйский. - Чего надобно?
  В приоткрытой щели показалась голова Микитки.
  - Гости до тебя, князь, - встревоженно сказал он.
  - Кто такие?
  - Не ведаю. По виду - иноки. Просили поклон тебе передать от старца Филарета, говорят, что дело спешное.
  По лицу князя промелькнула тень. Он закусил губу, побарабанил пальцами по столу.
  - Принесла нелегкая, - выругался он тихо. - Ладно! Зови!
  - А ты, волхв, - бросил он косой взгляд на Ярослава, - посиди-ка, подумай. Хорошенько подумай! В светелку тайную его! - распорядился он.
  ***
  Царская опочивальня впечатляла своими размерами. Под огромным, богато украшенным балдахином, грузное тело Годунова казалось маленьким и жалким.
  Лишенный богатых одежд, царь выглядел обычным пациентом неврологического отделения.
  Он по-прежнему не приходил в себя, плавающий взгляд не реагировал на попытки привлечь внимание, левая рука и нога свисали безвольными плетьми.
  Ирина озабоченно кусала губы. Клиника инсульта была налицо, но оказать какую-либо помощь царю имеющимися средствами было невозможно.
  У изголовья бледной тенью замер Федор, вполголоса успокаивающий бьющуюся в рыданиях царицу.
  Рядом, молитвенно сложив руки, шептал что-то себе под нос Мстиславский.
  Басманов с мрачным выражением лица застыл у дверей, зачем-то обнажив саблю.
  Симеон. Ей нужен Симеон!
  Но начальник сыска куда-то исчез.
  Снаружи поднялся шум, кто-то громко отдавал приказы, послышался топот ног, крики.
  В комнату ввалился Симеон Годунов, пунцовый и взмыленный.
  - Измена! - прохрипел он.
  - Что стряслось? - царевич шагнул к нему.
  - Дохтур, государь! Христофер!
  - Что?
  - Найден с перерезанным горлом!
  Симеон отер пот со лба рукавом.
  - Чуяло мое сердце, что он тут замешан! Не иначе, он отраву царю подсыпал, а теперь, вишь, кому-то потребно было, чтобы я с ним покалякать не успел.
  - Измена... - прошептал Федор. Он нервно сглотнул и оглянулся на мать.
  Как ни странно, это известие, казалось, привело ее в чувство.
  - Что же делать, Семен? - спросила она.
  Тот покачал головой. - Сейчас чего хочешь ожидать можно... Коли уж заговор был, чтоб Бориса извести, то и люди наверняка у них готовы, чтобы под шумок и дворец захватить. Прикажу усилить охрану, да пошлю к патриарху человека - пусть отправит сюда попа, а сам готовится народ к присяге царевичу Федору приводить. А ты что скажешь, Федор Иваныч?
  Мстиславский степенно разгладил бороду и кивнул.
  - Мыслю, дело говоришь.
  - Да послушайте! - не выдержала Ирина. - Царь ваш еще жив, не забыли?
  Мстиславский сочувственно поглядел на неё.
  - Отцу твоему уже ничем не поможешь, царевна. Тут поп нужен, отходную читать. До утра он едва ли протянет.
  - Ну, это мы еще посмотрим! - Ирина сама удивилась той ярости, которая прозвучала в ее голосе. Каким-то парадоксальным образом, этот человек, лежащий на кровати без сознания, был ей сейчас почти настолько же дорог, как родной отец.
  - Симеон! - обратилась она к Годунову. - Те лекари, что со мной в плену у разбойников были - у тебя?
  - Да до них ли сейчас, царевна, - отмахнулся тот и вдруг осекся. - Лекари!
  - Они должны быть здесь! Сейчас же! - с нажимом сказала Ирина. - Это важно! И наши, то есть, их вещи!
  Годунов нахмурился. - То опасные люди, царевна... Тебя с помощью ворожбы и магии едва с ума не свели, а ты хочешь, чтобы они царя лечили?
  - Вы же все равно его хоронить собрались, - ядовито напомнила Ирина. - Хуже уже они точно не сделают!
  Но Годунов продолжал колебаться.
  - Федор! - Ирина развернулась к "брату". - Ты царевич, или где?!
  - Что? - не понял Федор.
  - То! Если ты хочешь видеть отца на престоле, живым и здоровым - немедленно прикажи доставить сюда пленников, о которых я говорю!
  - Но дядя говорит...
  - Тебе нужен живой отец?! - заорала Ирина так, что Мстиславский испуганно шарахнулся в сторону. - Можешь считать меня помешанной, но я точно знаю, что они могут его спасти!
  - Ну, хорошо... Дядя... Может, правда, попробуем? - неуверенно предложил Федор.
  - Не попробуем, а идём за ними! - отрубила Ирина, повернувшись к Годунову. - Или я отправлюсь одна!
  ***
  - Что-то больно шумно, Давид Аркадьевич, - заметил Евстафьев.
  Он прильнул к решетке, вглядываясь в темноту коридора. Оттуда, из глубины, доносились возбужденные голоса, крики. Раздался скрип двери, прогремел топот кованых сапог, заплясали отблески факелов на стенах.
  Коган подошел ближе.
  К камере направлялась целая процессия, во главе с Годуновым и высокой статной женщиной в раззолоченных одеждах.
  - Зря ты, царевна, сюда пошла, невместно тебе сие, - донеслось до него пыхтение Годунова.
  Царевна?
  - Я сама разберусь, что мне вместно, а что нет, - отрезала женщина. - Где они?
  Услышав её голос, Коган ахнул.
  - Батюшки, никак, Ирина! - опередил его Михалыч.
  - Тс! - одернул его Коган. - Она - Ксения!
  Когда Ирина приблизилась к ним, он невольно залюбовался ею. Нужно было отдать должное - царские одеяние подходили ей идеально, словно она была рождена для них.
  Поймав на себе его взгляд, Ирина незаметно подмигнула.
  - Открыть немедля! - не терпящим возражений тоном распорядилась она.
  Рослый стражник кинул вопросительный взгляд на Годунова, получил от него короткий утвердительный кивок, и завозился над замком.
  - Выходи, лекарь, - мрачно буркнул Годунов. - Есть для тебя работа во дворце. И уж придется тебе зело постараться, иначе то, что здесь видел покажется дитячьими забавами.
  Не очень понимая, что происходит, Коган кивнул.
  - А ты куда? - стражник пихнул в грудь Евстафьева, последовавшего было за Коганом.
  - Он - тоже! - заявила Ирина и стражник тут же посторонился.
  - Этот-то зачем? - раздраженно спросил Годунов. - Али теперь и конюхи царей лечить горазды?
  - Он нужен, - отрубила Ирина. - Помогать будет. А где Ярослав?
  - Так выпустили его, - сказал Евстафьев. - Он же вроде как человек божий...
  - Кто выпустил?! - рявкнул Годунов. - По чьему приказу?!
  Стоявший рядом старик-писарь вжался в стенку под его разъяренным взглядом.
  - М-муха, - выдавил он. - Сказал-де, ты, боярин распорядился.
  - Муха?! - Годунов побагровел. - Где он? Сей же час сыскать и привести!
  - Нет его, боярин, - вмешался один из стражников. - Сразу после того, как блаженного выпустил, ушел куда-то и пропал. До сих пор не появлялся.
  - Добро, - зловеще проговорил Годунов. - Стало быть, решил переметнуться на другой двор! Ну да, ведомо мне, с чьей руки кормится этот аспид лукавый...
  - Ничего не понимаю, - перебила его Ирина. - Где Ярослав?
  - Не ведаем, царевна, - развел руками писарь. - Вывели его на площадь, он и сгинул.
  - Разберемся опосля, - буркнул Годунов. - Найду я Ярослава сего, царевна. Этих двоих забирать будешь, али, пока не найдем, здесь пусть сидят?
  - Нет! - Ирина покачала головой. - Время не ждет. Где их вещи?
  Сумки нашлись там же, где и были - в пыточной. Коган взял оранжевый медицинский ящик, а Евстафьев нацепил на плечо ремень дефибриллятора, другой рукой подхватив реанимационную укладку.
  В полной боевой выкладке с медицинским оборудованием из двадцать первого века, в равных тулупах и синих форменных штанах они смотрелись сюрреалистично, однако, их вид подействовал на Ирину успокаивающе. Они снова были на вызове, они работали.
  И она тоже автоматически включалась в этот процесс.
  - Идемте! - повернулась она к Симеону.
  ***
  Ярослав ожидал, что его снова отведут в комнату со складом, но, вместо этого, всё тот же гориллоподобный Нефёд, нетерпеливо подталкивая в спину, погнал его куда-то вверх по лестнице, провел через просторную комнату, служившую, по-видимому, спальней, и откинув гобелен на стене, втолкнул в маленькое помещение без окон.
  Лязгнула задвижка. Ярослав остался один. Единственным источником света служил огонек лампады, висевший перед маленькой иконой в углу.
  Ярослав потёр ушибленный затылок. Голова все еще болела, но уже не так сильно.
  Где это его заперли? Чем-то комната напоминала молельню в квартире Беззубцевой, только здесь не было ни аналоя, ни иконостаса - вообще ничего. Просто три квадратных метра пола, стены и запертая дверь. Для чего, интересно, она вообще понадобилась Шуйскому?
  На всякий случай, он обошел комнату по периметру, простукал стены. Везде одинаковый глухой звук. Можно, конечно, попробовать вышибить дверь, но шум наверняка привлечет внимание. Да и куда бежать, кого искать? Здесь, по крайней мере, было тепло и сухо, да и с Шуйским, по-видимому, можно было договориться. Вот только что ему говорить? Князь явно ожидал, что Ярослав введет его в краткий курс истории семнадцатого века, и не желал слышать никаких отговорок. Может, рассказать ему что-то другое? Фокусы какие-нибудь показать? Кажется, где-то в карманах у него завалялась зажигалка... Ну хорошо, а что потом? Отпускать его Шуйский, похоже, не собирается...
  Меряя шагами тесную комнатушку, Ярослав заметил, что в одном месте пол проседает под ногой.
  Опустившись, он принялся ощупывать деревянный настил и вскоре обнаружил что одна из половиц шатается. Повозившись, он нашел выступающий край и, ломая ногти, сумел подцепить её и вытащить.
  Под половицей оказалось углубление, на дне которого виднелась дырка размером с рублевую монету.
  Прильнув к ней, Ярослав увидел внизу ту самую горницу, в которой они несколько минут назад разговаривали с Шуйским. Идеальный наблюдательный пункт! Для чего, интересно, он мог понадобиться хозяину?
  Князь и сейчас был там, но не один.
  Напротив Шуйского сидел высокий монах, при виде которого у Ярослава взволнованно забилось сердце. Вытянутое худое лицо, гладкий, как коленка, череп, бритые впалые щеки. Черная ряса и медальон на груди с изображением черного солнца со змеящимися лучами.
  Двое других его спутников стояли чуть поодаль, их лица скрывали капюшоны.
  - ... не лучшее время! - донеслись до него слова Шуйского.
  - Скоро всё изменится, князь, - голос монаха был тих. - Годунов совсем плох. Молодой царевич подает надежды, но не ему суждено править Русью.
  - Кому же, как не наследнику? - осторожно протянул Шуйский.
  - Ты сам знаешь, - вкрадчиво произнес монах. - Истинный правитель уже близко. Очень близко. И сейчас каждому нужно сделать выбор, на чьей стороне быть. Государь милостив и щедр к тем, кто готов ему служить.
  - Слухи ходят, - осторожно сказал Шуйский, - что сомнительно родство его покойному царю. Поговаривают, был на подворье у Романовых некий Гришка Отрепьев, что в бега подался и расстригой стал.
  - А другие говорят, что в Угличе пятнадцать лет назад ты, князь, грех на душу взял, и в безвинно убиенном младенце царевича признал, - прошелестел голос монаха.
  Шуйский вздрогнул.
  - Говорят также, - продолжил монах, - что сама царица, Нагая, тебе в те дни некую грамотку передала, да крест некий, иже наследнику Ивана Васильевича принадлежал.
  Шуйский молчал.
  - Ныне же настало время явить крест сей и возвратить его истинному государю, - торжественно проговорил монах. - Ибо знак сие будет, по нему же признает она дитя своё, спасенное во дни оны. И она, и другие люди, властью облеченные, кои подтвердить смогут, что истинный государь перед ними, да правду поведать о том, как царевич с помощью людей верных, участи смертной от убийц, Годуновым подосланных, избежать смог. И за подвиг тот велика награда им от истинного государя будет.
  Шуйский с сомнением покачал головой. - У Бориса много сторонников. Тот, которого царевичем называют, многократно бит был, да и сейчас дальше Путивля носа не кажет, окопался, словно крот. Патриарх будет стоять за Федора, на Москве стрельцами Басманов заправляет, который Борисом обласкан и сыну его присягнет. Войском Телятевский командует, шурин годуновский. Да и сам Семён сыском ведает, всюду людишки его вынюхивают и обо всем доносят. Нет, езуит, не убедил ты меня.
  - Так, может, мне поверишь, боярин? - спросил один из спутников монаха.
  Он шагнул вперед и откинул капюшон с головы.
  Шуйский вгляделся в его лицо и ахнул.
  - Юшка!
  - Вижу, узнал, - усмехнулся человек. Он скрестил на груди мускулистые руки. - Помнишь, стало быть.
  - Беззубцев! - воскликнул Шуйский и неверяще покачал головой. - Я думал, ты у самозванца в Путивле сидишь.
  - А оно вона как, Василий Иваныч, - осклабился тот. - А ты говоришь - у Годунова людишки везде.
  Беззубцев! Ярослава словно ударило током. Он жадно вглядывался в лицо человека, стоявшего перед Шуйским.
  Твердые черты, широкие скулы, короткая черная борода. Было в нем что-то неуловимо разбойничье, но не свирепо-угрюмое, как у Ворона, и не безысходно-отчаянное, как у его подручных, а, скорее, какая-то бравада и лихая удаль.
  - Смел, разбойник, - проговорил Шуйский, - коли дерзнул ко мне в дом явиться!
  - Полно, князь! - ухмыльнулся Беззубцев. - То дела давние. Нынче нам с тобою дружить пристало. Не веришь? А коли я тебе скажу, что князь Мстиславский, коего я от Кром отогнал, ныне в переписке с государем Димитрием состоит?
  И он небрежно бросил на стол свернутую в трубку грамоту.
  Шуйский развернул её, пробежал глазами, мрачнея по мере чтения.
  - Князь Рубец-Мосальский, да дьяк Богдаша Сутулов, как тебе ведомо, присягнули истинному государю нашему, - продолжал Беззубцев. - А вот чего ты не знаешь, так про то, что дьяк от Бориса тайно вез деньгу немалую воеводе путивльскому, на нужды военные. А ныне денежки те против самого Бориски обернулись! Со всех сторон под его стяги русские люди собираются - токмо со мной лишь с Дона четыре тысячи отборных казаков прибыло. И еще идут! Нет больше на Руси веры Годунову! Икону чудотворную из Курска привезли, сама Богородица нам помогает. А в войсках борисовых разброд, да шатания, люди мрут, как мухи, болезнь поразила их.
  - Сказано ибо: "лядвия их наполнишася поруганий", - подтвердил монах. - Господь сокрушает чресла неправедных.
  Шуйский вымученно огляделся.
  - Добро, - выдавил он. - Коли на то воля Божия, отдам крест вам. Но покуда жив Борис, не ждите иной подмоги.
  - Борис при смерти, - подал голос третий гость, до этого момента хранивший молчание. - Ныне в палатах своих готовится предстать перед судом небесным, уже и отходную по нему читают.
  У него был низкий грудной голос.
  - Откуда сие знаешь? - насторожился Шуйский. - И кто таков?
  Вместо ответа человек сбросил с головы капюшон, и князь не сдержал восклицания.
  - Баба!
  Резким неуловимым выпадом женщина выбросила вперед руку и у горла Шуйского оказался кинжал.
  - Поленица! - прошипела она.
  Ярослав во все глаза глядел на неё.
  Её можно было бы назвать красивой, если бы не грубые, суровые черты лица. Золотистые волосы, тронутые сединой, были убраны в тугую короткую косу. На обеих щеках виднелись татуировки, в левом ухе сверкала серебряная серьга. Под плащом на ней были кожаная безрукавка и штаны.
  Шуйский замер, скосив глаза на лезвие.
  - Так, значит... - прохрипел он.
  - Убери оружие, сестра, - произнес монах. Выражение его лица ни на миг не изменилось. - Князь не хотел тебя оскорбить.
  - Значит, Борис...? - невысказанный вопрос Шуйского повис в воздухе.
  Монах едва заметно кивнул головой.
  - У нас мало времени, - сказал он. - Прошу, князь, не заставляй ждать. Чем быстрее атаман доставит крест, тем лучше.
  - Хорошо, - Шуйский перевел дыхание. - Пойду принесу.
  - Господь воздаст тебе за усердие, - промолвил монах. - Сестра проводит тебя.
  Шуйский вздрогнул, но ничего не сказал. В сопровождении женщины, он вышел.
  - Не нравится мне эта лиса, - подал голос Беззубцев, когда они с монахом остались одни.
  Монах пожал плечами. - Он старается держать нос по ветру. Нам от него нужен только крест. По крайней мере - пока...
  - Дело не в нем, - Беззубцев подошел к окну, вглядываясь в сумерки. - Нутром чую, что-то творится. Поленица не привела хвост?
  - Вряд ли, - качнул головой монах. - Симеону сейчас не до того - Борис при смерти, а поленица позаботилась о лекаре... Ему есть, чем заняться.
  - И все-таки, неспокойно... - Беззубцев нахмурился. - Что там за шум?
  Снаружи послышались глухие тяжелые удары, будто кто-то колотил по дверям тяжелым кулаком.
  - Стрельцы! - воскликнул он.
  ***
  Симеон Никитич Годунов едва поспевал за стремительно несущейся царевной. Рядом пыхтел иноземный лекарь, за которым следовал конюх, увешанный диковинными сумками.
  - Быстрее! - командовала Ксения.
  Да, выросла девка. И когда успела? Обычно тихая, кроткого нрава, не смевшая поднять глаз в присутствии отца, она вела себя так, словно от рождения привыкла повелевать.
  Будто подменили Ксению... А, может, и впрямь подменили? Жаль, не успел допросить он этого дохтура - Яган, или как там его Муха называл? Теперь уж не до того. Теперь самого Муху надобно ловить да пытать...
  Они уже были у самой опочивальни, когда из-за закрытых дверей раздался громкий истошный женский вопль.
  - Не успели! - выдохнул Годунов, и остановился, держась за сердце. В груди покалывало, последнее время его мучала одышка.
  Коган тоже замедлил ход, с опаской глядя на высоких стражей с грозно посверкивающими бердышами.
  Ирина, напротив, перешла почти на бег.
  - Прочь! - скомандовала она, и охранники послушно прянули в стороны.
  - Скорее! - бросила она.
  С первого взгляда на неподвижное тело, вытянувшееся на постели, Когану было ясно, что они опоздали.
  Стоявшая на коленях у царского ложа женщина в раззолоченных одеждах рыдала в голос.
  Священник у изголовья с раскрытой книгой в одной руке и свечой в другой, что-то наговаривал ей вполголоса. С другой стороны ее поддерживал юноша, также пытавшийся успокоить. В углу, со скорбным видом замер седоватый полный боярин.
  - Федор! - голос Ирины заставил их обернуться. - Уведи мать! Пусть никто сюда не заходит! Всем остальным - выйти! Семен, проследи, чтобы нам не мешали! Ну?!
  - Акся, батюшка умер! - со слезами в голосе сказал юноша. - Теперь уже ничего не поделаешь!
   Вместо ответа, Ирина бросилась к телу.
  - Давид Аркадьевич, помогите!
  Вдвоем они стянули тело на пол.
  - Ты что! - закричал Федор.
  - Вон! - рявкнула Ирина в ответ. - Не мешайте!
  Коган уже склонился над телом, проверяя пульс на сонной артерии. Естественно, его не было.
  - Ира, деф! - бросил он, наваливаясь ладонями на грудную клетку.
  Теоретически, если остановка произошла только что, шанс у них есть. Пусть мизерный, но все же...
  Евстафьев уже включил дефибриллятор и пронзительный писк заставил царицу в ужасе отшатнуться.
  - Что это?!
  - Федор! - снова прикрикнула Ирина. - Делай, что я сказала!
  Тот неуверенно отступил, переглянулся с Симеоном.
  Коган приложил электроды к волосатой царской груди.
  - Изолиния... Качаем! - распорядился он. - Ира, амбушку и набирай адреналин!
  Евстафьев с дыхательным мешком наготове выжидательно замер у изголовья. За годы работы ему нередко доводилось помогать им при реанимации.
  Тридцать компрессий... - Вдох!
  Михалыч дает два вдоха, и снова тридцать компрессий...
  - Адреналин! - содержимое шприца уходит в вену. - Атропин!
  Снова компрессии, два вдоха.
  - Монитор!
  - Есть ритм!
  Ритм, действительно, есть, но слабый - единичные комплексы на экране.
  - Еще адреналин!
  Новая ампула уходит следом.
  Компрессии, вдохи, монитор...
  - Давид Аркадьевич, есть пульс!
  Неужели завели?! На экране - синусовый ритм, правда, редкий.
   - Продолжаем качать!
  Нельзя останавливаться, еще рано.
  - Розовеет! - кажется, это кто-то из бояр.
  Из груди царя вырывается вдох.
  Сзади слышится шум - кто-то, кажется, падает.
  - Ира, катетер, систему с глюкозой.
  Кажется, теперь можно прекратить массаж сердца - на мониторе устойчивый синусовый ритм.
  Коган вытер трясущейся рукою пот со лба.
  Евстафьев навис над ним, держа в вытянутой руке пакет с раствором.
  Ирина, вставив в уши фонедоскоп, перемеряла давление.
  - Сколько? - спросил Коган.
  - Сто десять! Давид Аркадьевич, получилось! Мы его завели!
  Ирина вскочила на ноги и обернулась к замершим в священном ужасе окружающим.
  - Вы слышите? Царь будет жить!
  Царица опустилась на колени и, неверяще, покачала головой.
  - Он же умер!
  - Такое невозможно... - пробормотал Федор.
  Священник часто и истово крестился.
  - Я же говорила! - Ирина смахнула со лба выбившуюся прядь волос. Она вся взмокла в этих дурацких одеждах, и только сейчас почувствовала, что, буквально, валится с ног.
  - Государь! - позвала царица. - Слышишь ли меня, государь?
  Веки Годунова дрогнули и приоткрылись. Один глаз царя смотрел в сторону, другой уставился на царицу. Казалось прошла целая вечность, прежде чем царь едва заметно кивнул.
  ***
  - Уходить надо! - Беззубцев отошел от окна и проверил, хорошо ли вынимается из ножен кинжал.
  - Сначала - крест, - невозмутимо напомнил монах.
  Появился Шуйский, бледный и взволованный.
  - Вот! Берите и уходите...
  В руках он держал серебряный крест на кожаном шнурке.
  - К тебе там еще гости, князь, - перебил его Беззубцев. - Уходить будем другим путем. Выведи нас через задний двор!
  - Князь! - в комнате появился запыхавшийся Микитка. - Беда, князь! Люди Годунова во дворе! И сам Семен Никитич, с ним дюжина стрельцов!
  - Аспиды! - взвыл Шуйский. - Навели таки сыскарей на мой дом!
  - Как навели, так и отведем, - огрызнулся Беззубцев. - Шевелись давай, если хочешь от нас избавиться!
  С этими словами он накинул крест на шею и убрал его под кафтан.
  - Огурец, выведи их, - простонал Шуйский. Он подхватил со стола кубок и жадно припал к нему, дергая кадыком.
  Крест! Беззубцев! Ярослава охватило возбуждение. Если бы каким-то образом перехватить его!
  Монах, Беззубцев и их странная спутница исчезли. Шуйский бессильно опустился на лавку.
  Неожиданно он поднял голову и встретился взглядом с Ярославом.
  - Волхв! - исступленно крикнул он. - Таково-то твоё пророчество?!
  В следующий миг в зал ввалились стрельцы с Симеоном Годуновым во главе.
  - Князь! - воскликнул Годунов. Глаза его горели яростью. - Никак, хворь твоя прошла?
  Шуйский встал. Ярослав подивился разительной перемене - секундой назад, он выглядел совсем сломленным стариком, сейчас же держал себя уверенно и властно.
  - По какому праву, Симеон, - процедил он, - ты врываешься в мои палаты, да еще смеешь глумиться?
  - Я тебе скажу, по какому праву! - прохрипел Годунов. - Многое имею сказать тебе, но не сейчас! Позже, у меня потолкуем, за дела твои...
  - Я - царский воевода и боярин из рода Рюриковичей! - высокомерно бросил Шуйский. - Борис тебе не простит самоуправства!
  - Борис отравлен! - перебил его Годунов. - И тебе это лучше меня ведомо!
  - Что ты несешь! - Шуйский вздрогнул. - Какая муха тебя укусила?!
  - Муха! - прорычал Годунов. - Твой прихвостень! Думаешь, то мне неведомо было, что ты своего доносчика мне подослал? Где пленник, которого Ярославом кличут?!
  Ярослав обмер. Значит, Годунов нагрянул к Шуйскому вовсе не по следу гостей, а из-за него!
  Его прошиб пот. Мысли стремительно завертелись. Значит, они знают, что он здесь, начнут искать... Долго ли времени у них уйдет, чтобы обнаружить этот тайник? Это при условии, что Шуйский не захочет его выдавать...
  Он вскочил на ноги и бросился к двери. Будь что будет, но отправляться снова в застенок он не собирается! Тем более, сейчас, когда появилась хоть какая-то зацепка с крестом и Беззубцевым!
  Он толкнул дверь. Заперто снаружи, но, похоже, на простую задвижку. Дверь не очень толстая, очевидно, комнатка изначально не предназначалась для тюрьмы.
  Он примерился и двинул что есть силы ногой по замку. Дверь затрещала, но выдержала. Ярослав ударил ногой еще раз, и еще. С каждым разом дерево поддавалось все больше.
  Следующий пинок сорвал задвижку, и дверь с треском распахнулась.
  Он оказался в спальне, единственный выход из которой находился на другой стороне комнаты.
  Снизу послышались возбужденные голоса, загремели шаги кованых сапог по лестнице.
  В отчаянии оглядевшись, Ярослав бросился к окну, затянутому полупрозрачной слюдой в решетчатой раме. Рядом, на деревянной подставке висел металлический пластинчатый панцирь, шлем, пояс с ножнами и тяжелый шестопер с украшенной камнями рукоятью. Схватив его, Ярослав выбил в два удара стекло вместе с рамой, перемахнул через подоконник и прыгнул в темноту.
  ***
  Капли раствора глюкозы мерно падали из флакона в систему прозрачных трубок.
  Два пакета уже опустели, оставался еще один.
  Коган снова проверил пульс у лежащего на постели царя. По-прежнему ровный.
  - Он сможет восстановиться? - спросила Ирина.
  Коган пожал плечами. - Трудно сказать. Я никогда не лечил до этого инсульты в условиях семнадцатого века. Судя по всему, там приличный геморраж в голове - если честно, я до сих пор не понимаю, как нам удалось его завести.
  - Но он реагирует на речь, - заметила Ирина. - Это ведь хороший знак?
  - Хороший, но от простого узнавания до более-менее связного общения - огромный путь, который может занять недели, а то и месяцы. К тому же, выбор лекарств у нас невелик.
  Коган задумчиво потеребил бородку. - Есть немного эуфиллина, это может способствовать улучшению кровотока, но может и усилить кровотечение. Если бы у нас была возможность сделать томографию...
  - Значит, будем лечить, чем есть, - вздохнула Ирина.
  Коган кивнул. - Есть витамины, глицин, глюкоза. Пожалуй, можно попробовать еще реамберин, хотя я бы предпочел приберечь его на всякий случай.
  - Аккумулятора надолго не хватит, - подал голос Евстафьев. Он отставил в сторону дефибриллятор и вздохнул. Машинку бы нашу сюда - я б его подзарядил.
  - А ключи у вас остались? - спросил Коган.
  - А как же! - Евстафьев полез за пазуху и продемонстрировал связку. - Тогда, на поляне, успел припрятать. Жаль, сигареты не догадался тоже переложить. Эх... Да что толку.
  - Нам нужно поднять его на ноги, - Ирина встревоженно оглянулась на двери. - Бояре уже делят между собой власть, а на моего братца надежды мало. Сомневаюсь, что он долго продержится на троне без отца.
  - А вместе с ним - и мы, - подытожил Коган. - Не то, чтобы меня волновал наш социальный статус, но возвращаться в тюрьму не очень хочется.
  Он вздохнул. - Хотя, лучше всего было бы вернуться обратно в наше время. Там, по крайней мере, Сарыч не практикует физические пытки сотрудников.
  - Есть хоть какие-то идеи, как это сделать? - спросила Ирина.
  Коган пожал плечами. - Всё это каким-то образом завязано на Беззубцевой, - сказал он. - Ярослав утверждает, что она просила его вернуть некий крест. Но что за крест, кому возвращать - мы не знаем.
  - Вот только Ярослав тоже пропал, - мрачно заметил Евстафьев. - И где его искать теперь - тоже неизвестно.
  - Годунов что-то знает, - сказал Коган. - Он обещал найти его, будем надеяться, что у него это получится. В конце концов, кому как не главе тайного сыска заниматься поисками.
  - Беззубцев! - воскликнула Ирина, пропустившая мимо ушей последние фразы. - Точно! Вспомнила - про какого-то Юрия Беззубцева говорили на пиру. Что-то про предательский удар в спину и какую-то битву. Мстиславский из-за него проиграл сражение.
  - Значит, он в войске Лжедмитрия, - сказал Коган. - Тем хуже для нас.
  - Давид Аркадьевич, - взмолилась Ирина, - хоть вы мне объясните - что за царевич Димитрий? Такое чувство, что все тут только о нем и говорят, а стоит спросить кого-то, как тут же пугаются до чертиков!
  Коган кивнул. - Неудивительно. Около пятнадцати лет назад, если я не ошибаюсь, в городе Угличе загадочным образом погиб младший сын Ивана Грозного. Что произошло на самом деле - никто до сих, то есть - до наших пор не знает. Принято считать, что это было убийство, за которым стоял Борис. Но есть и другая точка зрения - несчастный случай в результате эпилептического припадка. Якобы, мальчик играл с ножом и поранил себе горло во время приступа.
  Ирина с сомнением покачала головой. - Маловероятно.
  - Скажем более -случай уникальный, - согласился Коган. - По крайней мере, в истории медицины это - единственный документальный случай такого рода. Все дело в том, что больные во время приступа не могут удерживать предметы - происходит расслабление мышц. Но в те - пардон, в эти времена об этом не знали. Кстати, главой следственной комиссии был Василий Шуйский, который и записал именно эту версию. Правда, позже он от неё отказался, но это было уже при Лжедмитрии.
  - Шуйский... Его не было на пиру, сказался больным, - нахмурилась Ирина. - Ладно, разберемся с ним позже. Расскажите про Лжедмитрия.
  - С ним тоже история темная, - вздохнул Коган. - По официальной версии, под этим именем скрывался беглый монах-расстрига Григорий Отрепьев. Он объявился в Польше и каким-то образом вошел в доверие тамошней знати, и даже самому королю, выдавая себя за чудом спасшегося в Угличе царевича. Ему удалось убедить короля выделить ему войско для похода на Москву, позже к нему присоединились казаки и беглые холопы.
  Коган замолчал.
  - И что потом? - спросила Ирина, слушавшая с живым интересом. - Его схватили?
  - Нет, царевна, - отозвался Коган, хмуря лоб. - Пока его войска сражались с царскими, в Москве умер твой отец. То есть - Борис Годунов.
  Он вымученно улыбнулся. - Прости, Ириша, ты настолько убедительно смотришься в этом образе, что, на каком-то этапе я действительно почувствовал себя иностранным доктором, который говорит с русской царевной.
  - Странно, - тихо пробормотала Ирина. - У меня было такое же чувство...
  Она поёжилась. - Нужно убираться отсюда!
  Взгляд ее упал на капельницу, раствор в которой подошел к концу. Она перекрыла её.
  - Что было дальше, после смерти отца... царя, то есть? - спросила она не оборачиваясь
  - Самозванец захватил Москву, - после паузы ответил Коган. - Точнее, ему сдали ее бояре.
  - А... его семья? Царица, Федор... и я?
  - Ира, - Коган мягко взял ее за плечо и развернул к себе. - Ты - не она! И эта история - не та же самая, то есть - наше присутствие здесь может все изменить!
   - Откуда вы знаете? - возразила Ирина. - Раз мы оказались на месте тех самых людей... Так что произошло с семьей царя?
  - Их всех убили, - тихо сказал Коган. Он умолчал о том, что дочь царя, Ксения Годунова, уцелела, на протяжении нескольких месяцев была пленницей Лжедмитрия, а потом сослана в монастырь.
  - Я так и думала, - кивнула Ирина. В её глазах загорелись злые огоньки. - Ну, мы еще посмотрим, кто будет править!
  - Нам бы царя на ноги поставить, - мечтательно произнес Михалыч, - а там бы уж задали жару Самозванцу! Польшу к ногтю прижмем, шведов раскатаем, Крым у татар отобьём!
  - Разошёлся, - усмехнулся Коган. - Чего там, всю Европу тогда уж сразу!
  - А что! Можем и Европу! - согласился Евстафьев. - И Аляску заодно!
  - Теперь понятно, - тихо сказала Ирина, - почему отец бредил... Перед тем, как с ним случился инсульт, он галлюцинировал - видел призраков, или что-то такое.
  - Вот как? - задумчиво произнес Коган.
  - Симеон считает, что царя отравили, - продолжила Ирина. - Но вино пили все, а больше царь ничего не ел, кроме хлеба. Он весь пир сидел мрачный...
  - А что это был за хлеб? - перебил её Коган.
  - Хлеб как хлеб, - пожала плечами Ирина. - Самый обычный, серый какой-то.
  Коган задумался.
  В этот момент стражник возвестил о прибытии князя Симеона Никитича Годунова.
  ***
  Прыжок вышел не совсем удачным - Ярослав не успел сгруппироваться и ударился челюстью о колени. Затылок сразу отозвался вспышкой боли. Хорошо еще, приземлился в мягкую грязь. Сжимая в руке шестопер, он огляделся. Окно выходило, по-видимому, на задний двор - чуть поодаль стояли приземистые бревенчатые строения, служившие, по-видимому, складами, или подсобными помещениями, соединявшиеся деревянными мостками. За ними высилась каменная стена, огораживающая владения князя. Ярослав побежал к ней. Стена была довольна высока, кладка - ровной, так что зацепиться было решительно не за что. Со стороны терема раздались крики, в разбитом окне заплясали отблески света. Ярослав опрометью бросился вдоль ограды, рассчитывая, что где-то в ней должен быть проход.
  Откуда-то справа от него донеслись приглушенные голоса.
  На стрельцов непохоже.
  Ярослав, крадучись, обогнул бревенчатый сруб, осторожно выглянул из-за угла.
  Нефёд, слуга Шуйского, держал фонарь, стоя у стены рядом с распахнутой дверью, ведущей на улицу. Три фигуры, закутанные в плащи, промелькнули друг за другом мимо него. Нефед поставил фонарь на землю, закрыл дверь и задвинул засов.
  Ярослав взвесил шестопер в руке. Если этот амбал останется тут караулить ворота, придется пустить ее в ход. Попробовать подкрасться со спины и оглушить? Заодно вернуть должок!
  Однако, Нефёд сразу развернулся и направился к терему. Как только он отошел, Ярослав метнулся к двери, отодвинул засов, навалился на неё плечом и проскользнул в образовавшуюся щель.
  Он оказался на улице, напротив такого же забора с высящимся за ним особняком. Слева в конце улицы угадывались очертания соборов. Справа виднелись дома, за ними - тоже какая-то церковь, окна которой были ярко освещены. Фигуры в плащах, почти неразличимые, стремительно двигались в ту сторону. Тем временем, из-за стены за его спиной раздались крики и шум. Стрельцы!
  Он бросился бежать за удалявшейся от него троицей. Обернувшись на ходу, увидел, как улицу заполняют огни факелов и красные кафтаны стрельцов. Монах и его спутники, очевидно, тоже заметили погоню - монах что-то сказал им, и направился в сторону храма вместе с женщиной. Беззубцев побежал дальше, Ярослав последовал за ним. Крики за спиной становились всё ближе, теперь к ним добавился цокот копыт и конское ржание.
  Впереди появились очертания крепостных стен Кремля. Беззубцев свернул в переулок и нырнул в щель между домами. Поколебавшись, Ярослав полез следом, как раз перед тем, как в переулок ворвался первый всадник.
  Протиснувшись в щель, он оказался на небольшой круглой площади, окруженной с трех сторон домами, с четвертой - небольшой каменной часовней, за которой, совсем рядом, возвышался крепостной вал.
  Перед церковью находился колодец с покосившимся деревянным срубом. Беззубцев подбежал к нему, ухватился за цепь и, на глазах Ярослава, прыгнул вниз.
  Загремел стремительно вращающийся ворот, цепь натянулась и задергалась.
  Осторожно приблизившись, Ярослав перегнулся через край, но ничего не мог разглядеть в темноте. Куда же делся Беззубцев?
  Звонкий цокот копыт заставил его обернуться. Не меньше десятка всадников, размахивая факелами, выезжали на площадь. Один из них вытянул руку, указывая на него.
  Времени на раздумья не оставалось, и Ярослав, бросив на землю шестопер, решительно ухватился за цепь. Звенья были крупными и грубыми, что значительно упрощало спуск. Упираясь ногами в деревянные брусья, он опускался все глубже. Снизу тянуло сыростью, под ногами матово поблескивала вода. Неужели Беззубцев нырнул туда? Неожиданно, правая его нога, вместо того, чтобы упереться в стенку, провалилась в пустоту.
  Он закачался на цепи и едва не свалился. Спустившись ниже на пару хватов, он обнаружил проход, зиявший черной дырой в стене колодца. Оттолкнувшись от противоположной стороны, качнулся к проходу, зацепился ногой за выступ и, цепляясь за склизлые доски, перелез внутрь. Проход был узкий и тесный, так что двигаться Ярослав мог только на четвереньках, но, по мере продвижения, лаз делался все шире. Через несколько метров проход оборвался, и Ярослав, сколько не вглядывался, не мог разглядеть ничего. Он стоял на коленях на краю обрыва перед звенящей черной пустотой.
  Стараясь унять растущий страх, он попытался рассуждать. Беззубцев, однозначно, прошел этим же путем - не утонул же он, в самом деле! Значит, он был здесь, и, значит, прошел дальше.
  Ярослав вытянул руку и ощупал стену под ним. Камень! Это уже хорошо - значит, лаз соединял колодец с каким-то подземельем, следовательно, высота не могла быть слишком большой - можно попробовать слезть. Развернувшись, он улегся на живот и начал медленно сползать, пытаясь нащупать ногами точки опоры. Что-то больно впилось ему под ребра; наконец, повиснув на руках, он затаил дыхание и разжал пальцы.
  Оказалось, ему не хватало до пола всего пары десятка сантиметров.
  Он уже готов был рассмеяться от облегчения, когда до него явственно донесся скрип цепи.
  Значит, неугомонные стрельцы последовали за ним!
  Нужно было бежать дальше, но в какую сторону? И как это делать в кромешной тьме?
  Ярослав почесал саднящий бок и вдруг замер, похолодев. Лихорадочно ощупал себя и застонал. Рукопись, которую все это время он умудрялся таскать с собой, теперь куда-то пропала! То ли он выронил её во время бегства, то ли ее вытащили люди Шуйского...
  С досады он стукнул кулаком по камню, на всякий случай еще раз проверил одежду.
  В нагрудном кармане рубашки, как раз над ободранной кожей, обнаружился какой-то мелкий предмет.
  Ярослав вытащил его и поднес к глазам. Это был крохотный сувенирный брелок, подаренный ему на одном вызове. Медальон размером с пятирублевую монету, с изображением чаши и змеи. Затаив дыхание, Ярослав сдавил его пальцами, и из-под них брызнул синий неоновый свет.
  Он перевел дух. Работает!
  Освещение было не слишком ярким, но его хватало для того, чтобы подсветить себе дорогу.
  Поднеся брелок к полу, Ярослав увидел отчетливые следы грязи, ведущие направо по каменному коридору. Он двинулся по ним.
  Поначалу, коридор вел в одном направлении, с заметным уклоном вниз, потом повернул за угол, и дальше, через несколько шагов, окончился развилкой. Следы здесь были почти незаметны, так что Ярославу пришлось тщательно вглядываться, прежде чем выбрать направление. Мелькнула мысль, что, если он не найдет Беззубцева в ближайшее время, то рискует заблудиться в этих катакомбах. Свернув направо, он почувствовал, что воздух стал свежее. Коридор снова делал крутой поворот, Ярослав свернул за угол и в следующий миг чья-то рука схватила его за горло, а в живот уперся острый конец клинка.
  - Тихо, - выдохнул Беззубцев ему в лицо. - Один лишний звук - и этот кинжал проткнет тебе печенку. Усек?
   Ярослав осторожно кивнул.
  - Ладушки. Ну-ка, зажги свою игрушку.
  Ярослав вспотевшими пальцами сжал брелок.
  - Ишь ты... - Беззубцев усмехнулся, оскалив зубы. В синем свете он выглядел как киношный вампир.
  - Так я и думал, - кивнул он, вглядываясь в Ярослава, - ты за мною бежал от самого двора Шуйского. Выследить хотел?
  Ярослав покачал головой.
  - Тогда зачем? - Беззубцев нахмурился. - На кого работаешь? Отвечай, если не хочешь гнить тут заживо!
  Он провел кинжалом по щеке Ярослава.
  - За мной гнались стрельцы, - признался Ярослав.
  - За тобой, вот как, - снова усмехнулся Беззубцев. - А я-то подумал, что это ты их на меня навёл.
  - Нет! - Ярослав выпалил это громче и быстрее, чем хотел. - Это люди Годунова, они за мной гнались! Шуйский прятал меня, а они узнали об этом.
  - Скажи на милость! - протянул Беззубцев. - Что же ты за важная птица такая, что тебя сам Годунов ищет, а князь Шуйский укрывает?
  - Долго объяснять, - Ярослав лихорадочно соображал, что может ослабить подозрительность Беззубцева. - Не до того сейчас, атаман. Стрельцы видели, как я лез в колодец, они вот-вот будут здесь!
  Словно в подтверждение его словам, раздались отголоски эха голосов.
  Беззубцев нахмурился, выглянул за угол и прислушался.
  - Верно, - проговорил он, и зло выругался. - Зачем же ты за мной бежал, коли так?!
  - Узнал, что ты к Димитрию в Путивль путь держишь, - признался Ярослав. - Хотел с тобою бежать!
  Выдумка была такой себе, но другого ничего на ум не приходило.
  - В Путивль, значит, со мною, - Беззубцев сплюнул. - Да на кой ты мне нужен, попутчик непрошеный?! Кто тебя звал? По твоей милости теперь, вон стрельцы на хвосте!
  Он отпустил Ярослава, и отвел кинжал.
  - Ладно! Уходим! - решился он. - Оторвемся от погони, а там решим, как поступим.
   Они побежали дальше по коридору.
  Крики за их спиной становились все громче.
  Ярослав едва поспевал за стремительно нёсшимся Беззубцевым. От фонарика на бегу было мало толку, поэтому Ярослав зажал его в кулаке, молясь про себя, чтобы не споткнуться где-нибудь в темноте. Не успел он подумать об этом, как Беззубцев со всего маху растянулся перед ним на полу, и Ярослав, не успевший затормозить, налетел на него и тоже рухнул сверху.
  - Чорт! -донеслось из-под него.
  Встав на четвереньки, Ярослав щелкнул брелком. Беззубцев, с искаженным болью лицом, держался за ногу.
  - Чорт! - повторял он.
  - Подвернул? Покажи ногу! - Ярослав наклонился над ним, но тот оттолкнул его.
  - Идти можешь? - Ярослав протянул ему руку.
  Тот вцепился в неё, попытался подняться и скривился.
  - Чорт!
  Он уставился на Ярослава с такой ненавистью, что тот невольно попятился.
  - Добегались! - зло выдохнул Беззубцев. - Из-за тебя, шантрапы, ногу повредил!
  - Прости, - пробормотал Ярослав.
  - Вот что, - Беззубцев прислонился к стене, - не знаю, чорт тебя послал мне, или ангел, но такова, видать, воля Божия...
  Он запустил руку за пазуху и снял с шеи уже знакомый Ярославу крест.
  - Вот, - протянул он его, - возьми и схорони у себя, слышишь? Коли не солгал ты мне, и верой и правдою государю нашему истинному Димитрию служишь - доставь его в Путивль, да передай ему лично. Скажи, мол, Юшка Беззубцев для тебя, государь, свою службу исполнил! Запомнишь?
  Ярослав кивнул, оторопело глядя на раскачивающийся перед ним на кожаном шнурке крест.
  - Так бери же! Они сейчас здесь будут, я их задержу малость. А ты следуй посолонь, а как начнешь вверх подниматься, никуда не сворачивай. Выйдешь в ров старый, оттуда через посад на Серпуховской тракт выйдешь. Исполнишь, что велено - государь тебя наградит и чином пожалует. Обманешь - навек проклятие моё с тобой будет, с того света за тобой приду! Понял?
  Ярослав нетвердой рукой принял протянутый ему крест.
  Крики стрельцов раздавались уже совсем рядом.
  - Беги теперь! Беги же! - прикрикнул Беззубцев.
  И Ярослав побежал.
  ***
  Симеон Годунов истово перекрестился на образа, степенно поклонился Ирине и подошел к постели царя.
  - Как он?
  - Пока трудно что-то сказать, - ответил Коган. - Состояние по-прежнему тяжелое, но стабильное.
  Симеон потряс головой. - Что ты мне по-басурманьи толкуешь! - раздраженно буркнул он. - Ты мне русским языком молви - жить царь будет?
  - Мы делаем для этого все возможное, - уклончиво ответил Коган.
  - Добро, - Симеон покосился на капельницу, проследил взглядом направление выглядывающего из-под одеяла уретрального катетера и нахмурился.
  - Есть у меня разговор к тебе, лекарь.
  Коган устало кивнул.
  Симеон опустился в кресло и вздохнул.
  - Тот блаженный ваш, которого Муха без моего ведома и согласия из темницы выпустил, сказывал, что явились вы из тех времен, которых якобы еще черед не пришел, - проговорил он.
  - Блаженный же, - пожал плечами Коган.
  - Ну да, ну да, - покивал Симеон. - Токмо кое-кто к словам его прислушался зело.
  Он окинул их цепким взглядом.
  - И то мню, что напрасно в свое время сам сего не сделал, - заключил он.
  - Не знаю, кто ты на самом деле, - продолжил Годунов, глядя на Ирину, - но ты не Ксения. Ни одна хворь так человека не изменит, чтобы он зараз другим стал. И, когда над Борисом вы свою волшбу творили, ты, Яган, иным именем называл её, я то помню, ибо рядом был. Стало быть, - заключил он, - вы и впрямь не те, за кого себя выдаете. Нет ни на Руси, ни за морями таких лекарей, чтобы мертвое тело оживить могли!
  Коган переглянулся с Ириной.
  - Что же ты хочешь, князь? - спросил он. - На дыбу нас отправить? Мы не колдуны, и не чернокнижники. Правде ты не поверишь, а соврать тебе мы уже пытались.
  - На дыбу всегда успеется, - рассудительно заметил Симеон. - Но сперва хочу послушать, что скажете.
  - Позволь, боярин, я попробую объяснить, - вмешался Евстафьев.
  - Конюх? - вздернул бровь Симеон. - Ну, попробуй.
  - Ярослав тебе правду говорил, - начал Михалыч, - мы из тех времен, что через многие века только настанут, перед самым концом! Откровение Иоанна Богослова читал? Вот, значит, те самые времена.
  Годунов недоверчиво воззрился на него: - Неужто антихристовы?
  - Точно! - кивнул Михалыч. - Я тебе, боярин, поведать могу, что землю русскую ждёт!
  Он взволнованно прочистил горло.
  - Много зла на Руси твориться будет, много крови прольется! Самозванец, который ныне с войском в Коломне стоит, Москву возьмет. Но недолго, правда, царствовать будет, и всю землю русскую в смуту вовлечет. После него царя выберут, из рода Романовых. При них Русь расти и крепнуть будет, но и врагов у нее станет немало. А через триста лет бесы на Русь нападут, царя свергнут, церкви православные разорят, и за веру саму убивать и преследовать будут, как во времена древние.
  - Быть того не может! - воскликнул Годунов.
  - Может, боярин, может! - заверил его Михалыч. - Будет власть бесовская на Руси, и великая война потом случится: восстанет народ на народ и царство на царство. И звезда огненная, ей же имя - полынь - чернобыль, то есть - уничтожит целый город и отравит воды, так что многие погибнут! Все сбудется! А потом наступят последние времена.
  Годунов завороженно слушал Евстафьева, раскрыв рот.
  - За океаном город великий будет, - продолжал вещать Евстафьев, - который станет Вавилоном новым. Оттуда всем миром управлять будут!
  - Кто? - выдохнул Годунов.
  - Жи... Масоны, то есть, - Михалыч виновато глянул в сторону Когана, который лишь устало вздохнул и покачал головой.
  - Что еще за масоны такие? - вмешался Годунов.
  - Слуги антихристовы, - пояснил Михалыч. - В общем - мировое правительство! Денег у них много будет - весь Запад купят! Людей телевизором зомбировать будут...
  - Чего? - не понял Годунов.
  - Ну, в каждом доме будет ящик стоять такой, - Михалыч задумался, подбирая подходящую аналогию, - словом, в нём смотреть можно будет всякое непотребство - насилие, кровь, убийства...
  - А чего их в ящике смотреть? - удивился Симеон. - Эва, в любом кабаке, поди, того наглядеться можно!
  - Еще разврат гнусный! - добавил Михалыч.
  - Это какой же? - заинтересовался Симеон.
  Михалыч махнул рукой и скривился. - Бабы как мужики одеваться будут, а мужики - обратно, как бабы... Гей-парады устраивать будут!
   - Тьфу ты! - Симеон плюнул. - А что за гей... как ты их назвал?
  - Мужеложники! - буркнул Михалыч. - Собираются в эти свои прайды - стаи, то есть, и ходят по улицам с транспарантами - вроде знамён, только с надписями непотребными.
  Ирина, не удержавшись, фыркнула.
  Образы стай мужеложников с непотребными знаменами явно впечатлили Годунова.
  - Нет! - сказал он решительно. - При государе Иоанне Васильевиче такой похабени бы не было!
  - Зато у нас на дыбу никого не вешают, - язвительно заметил Коган.
  - Вот потому и порядка нет! - возразил Годунов. - Расскажи-ка еще, конюх!
  - Люди Бога забудут, золотому тельцу служить станут и идолам поклоняться, - продолжал пророчествовать Михалыч. - Весь мир весь во зле лежать будет!
  - А как же Русь?
  - Выстоит! - пообещал Михалыч. - Для того, мыслю, здесь мы и оказались, боярин, чтобы выстояла!
  - Вона как, - протянул Годунов.
  - Да уж, - пробормотал Коган, - картина маслом.
  Симеон о чем-то задумался, хмурясь.
  - Дивны речи твои, конюх, - сказал он наконец. - Обдумать их надобно. Но есть еще кое-что.
  Он посмотрел в упор на Ирину.
  - Коли ты, царевна, вовсе не та, за которую тебя принимают, то на пиру царском запросто, мыслю, могла Бориса отравить. Или чары навести на него. Помнится мне, перед тем, как кондрашка хватила, словно одержимый себя вел он.
  - Тогда зачем бы я его стала спасать? - спросила Ирина.
  - Не ведаю, - прищурился Симеон. - Может, околдовать царя хотела, или обряд сотворить ведьмовской! Кровь царскую пролила...
  - Она тут не при чем, - твердо сказал Коган. - Я знаю, кто отравил царя. Точнее - что.
  - Знаешь? - Симеон смерил Когана взглядом. - И до сих пор молчал?
  Коган пожал плечами. - Я недавно узнал подробности, - пояснил он. - Но если хочешь узнать, кто виновен в болезни царя, прикажи отправить людей на склад с зерном, из которого муку для царского хлеба выпекали. Пусть переберут его тщательно, и найдут в нем рожки малые. Это и есть та отрава, что царю рассудок помутила и чуть до смерти не довела.
  - Рожки? - недоумевающе переспросил Симеон. - Это что же значит?
  - То и значит, - устало сказал Коган. - Как рога, только маленькие. Claviceps purpurea. Это ядовитый гриб, который на колосьях растет, и в зерно попадает. От него люди в безумие впадают, а называется хворь сия - эрготизм.
  - В зерне, говоришь, - Годунов запустил пятерню в бороду. - Это может быть... А ведь прав ты - царский хлеб никто кроме него не ел, это он себе вроде эпитимии придумал - грубый хлеб на трапезу подавать... Но тогда получается... Зерном-то Васька Шуйский ведает! Ну, Яган, коли подтвердятся слова твои!
  Он встал и направился к дверям. Уже у самого выхода обернулся и кивнул в сторону лежащего на кровати Годунова.
  - Кто бы вы ни были - вылечите царя, - сказал он. - Если не спасете - всем нам плаха светит.
  И с этими словами вышел.
  ***
  Каменный коридор казался бесконечным. Спасаясь от погони, Ярослав несколько раз сворачивал в боковые ответвления, пока эхо голосов окончательно не стихло. Теперь он просто бесцельно шел вперёд. Из обрывочных знаний о лабиринтах в голове всплыло правило одной руки - чтобы найти выход, нужно все время касаться рукой стены.
  Возможно, это и работало, но время шло, а Ярослав по-прежнему блуждал в потемках. Вместо упоминаемого Беззубцевым подъема, он, казалось, наоборот, спускался все ниже.
  Он коснулся креста, висевшего теперь на его груди, испытывая смутные угрызения совести. Атаман доверился ему, вдобавок, попал в западню по его вине. Что теперь делать? Где искать Когана, Ирину и Евстафьева? Или же и впрямь попытаться исполнить волю Беззубцева и отправиться в Путивль, к новоявленному царевичу? В любом случае, прежде всего нужно было выбраться из этих катакомб.
  В очередной раз налетев ногой на невидимый камень, он выругался, и бессильно опустился на холодный каменный пол. Ноги ныли, голова гудела, кроме того, он был голоден. Нужно было тогда у Шуйского налегать на еду, а не на пиво.
  Внезапно, Ярослав насторожился. Откуда-то издалека доносились неясные отголоски. Он прислушался, и по шее пробежал холодок - это было пение.
  В памяти вспыхнули слова Беззубцева: "С того света за тобой приду!".
  Сейчас, в темноте, вслушиваясь в жутковатые звуки, это обещание не казалось пустой угрозой.
   Он поднялся и снова зашагал вперед - просто потому, что сидеть на месте и слушать было страшнее, чем слушать и идти.
  Звуки стали громче, Ярослав уже мог разобрать отдельные слова и напев. Пройдя еще несколько шагов он остановился, не веря своим ушам.
  - Ночь коротка, цель далека, ночью так часто хочется пить... - выводил дребезжащий голос. - Ты выходишь на волю, но вода здесь горька, ты не можешь здесь спать, ты не хочешь здесь жить!
  Снова он?!
  Ярослав двинулся на голос.
  - Доброе утро, последний герой! Доброе утро - тебе, и таким, как ты! - голос теперь звучал совсем рядом.
  Ярослав повернул и увидел в конце рукава коридора дверь, из-под которой выбивалась полоска света.
  - Доброе утро, последний герой! Здравствуй, последний герой!
  При последних словах дверь распахнулась, и на пороге появился юродивый.
  - Ты! - выговорил Ярослав. - Что ты здесь делаешь? И кто ты вообще?!
  Юродивый осклабился. - Тебя поджидаю! Заходи.
  И он отступил, поманив Ярослава рукой.
  Помедлив, Ярослав последовал за ним.
  За дверью оказалась крохотная келья, в которой едва могли разминуться двое человек.
  В стене было выдолблено подобие скамьи, с постеленным на ней потрепанным тулупом. Напротив неё, перед иконой в нише горела свеча.
  В углу кельи виднелись ступеньки винтообразной лестницы, также высеченные в камне.
  Посередине комнаты на полу стояло что-то вроде небольшого круглого мангала, на котором булькал кипящий котелок.
  - Садись, - юродивый кивнул на скамью. - Жрать хочешь?
  - Кто ты? - повторил свой вопрос Ярослав.
  Тот ухмыльнулся, и извлек из-под тулупа цветастую упаковку быстрорастворимой лапши.
  - Ондрейкой меня кличут, - весело сказал он, высыпая содержимое пакета в котелок.
  - Ты... тоже из моего времени? - сердце Ярослава учащенно забилось. - Ты можешь помочь мне... нам вернуться?
  - Моё время, твоё время... - ворчливо сказал Ондрейка. - Суета это всё и блажь! Суп будешь?
  - Буду, - признался Ярослав, у которого от запаха заваренной лапши начало подводить желудок.
  Юродивый протянул ему деревянную ложку и достал вторую такую же.
  Неожиданно, из-под лавки высунулась острая полосатая мордочка, и, сморщив нос, принюхалась. Вслед за ней показалось упитанное тело, покрытое гладкой серой шерстью.
  Юродивый зачерпнул ложкой из котла и бросил немного лапши прямо на пол.
  - Борька, - любовно сказал он, поглаживая зверька. - Дружок мой!
  Барсук довольно сопел и косил на Ярослава любопытным круглым черным глазом.
  - Я видел тебя, - сказал Ярослав, безуспешно пытаясь намотать лапшу на ложку. - Тогда, на дежурстве у храма - это ведь ты кидался в монахов снежками! Почему ты это делал?
  - Ворьё! - кратко прокомментировал Ондрейка. - Берегись их.
  - Почему? Кто они? - Ярослава охватила злость. - Ты можешь хоть что-то объяснить по-человечески?!
   Юродивый энергично почесал бороду, в результате чего из неё что-то вывалилось прямо в котелок.
  - Найди Меченого, - неожиданно серьезно сказал он. - Тогда сам все поймешь.
  - Какого Меченого? Где? - Ярослав схватил юродивого за плечи. - Что я должен понять? Мне нужно в моё время!
  Блаженный вздохнул и встал.
  - Идем, - сказал он, и направился к лестнице.
  После нескольких витков ступеньки привели их к небольшой двери с массивным металлическим кольцом.
  Блаженный приложил палец к губам и толкнул дверь, издавшую протяжный скрип.
   - ... в настоящее время воссоздан оригинальный интерьер храмового подклета, в котором мы с вами сейчас находимся... - донеслось до него.
  Ярослав во все глаза глядел на худенькую экскурсоводшу, увлеченно рассказывающую что-то группе туристов напротив обшарпанной кирпичной стены, огороженной красной лентой.
  - Они нас не видят? - шепотом спросил он у Ондрейки.
  Тот помотал головой.
  - А мы можем попасть к ним?
  - Попробуй, - буркнул юродивый. - Ключ у тебя есть, хотя он тебе и без надобности.
  Ключ? Какой ключ?
  - Ну, так я пойду? - уточнил Ярослав. - Ему не верилось, что его привычный мир был совсем рядом.
  Ондрейка вздохнул.
  Не сводя глаз с экскурсионной группы, Ярослав сделал шаг вперед.
  ***
  Конец первой части.
  
  Продолжение книги доступно бесплатно здесь: https://author.today/work/53830
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"