Иванов Сергей Иванович. История в свете грааля

Эта ссылка https://disk.yandex.ru/d/IgnKSuqXd3fn0w приведёт вас в библиотеку для искателей ИСТИНЫ, которая находится в папке Познай СЕБЯ (Лекарство для Души).

Эти книги способствуют Прозрению тех, кто их читает.

Вальтер Штайн

ИСТОРИЯ В СВЕТЕ ГРААЛЯ

(пересказ через ОСОЗНАНИЕ)

Вальтер Штайн (1891 - 1957 года) - австрийский философ, преподаватель Вальдорфской школы, исследователь традиции Грааля, один из пионеров антропософии, ученик Рудольфа Штайнера. Он окончил Венский университет, защитил диплом по естественным наукам, а затем докторскую диссертацию по теории познания в духовном мире. В 1933 году переехал в Англию. Во время войны был консультантом английских служб по оккультным вопросам, связанным с Гитлером и нацизмом.

Вальтер Штайн вёл лекционную деятельность (до 300 лекций в год) по антропософии и смежным вопросам. Автор большого количества статей и книг.

С 1945 года работал, в основном, как врач-гомеопат.

Вальтер Штайн исследовал огромное количество средневековых исторических документов и рыцарские романы, посвящённые Граалю, в том числе "Парцифаля" Вольфрама фон Эшенбаха, и связал всех его действующих лиц с историческими персонажами. Он произвёл расшифровку посланий, включённых Эшенбахом в рыцарский роман, и доказал, что "Парцифаль" - эзотерический документ, описывающий картины переживаний, встающих на внутреннем пути развития человека.

Глава первая

Лучшие радости нам, учителям, как и детям, приносили дни, когда нашу школу посещал доктор Штайнер. Когда он поднимался по лестнице в своём чёрном одеянии, глядя на детей добрыми, лучисто-любящими глазами, они бежали ему навстречу, хватая его за руки или хотя бы за краешек пиджака.

Он проходил по двору при ликующих криках детей. Затем он направлялся в конференц-зал, и тогда дети в робком благоговении отставали. Так бывало с утра, когда он приезжал. Затем, когда начинались занятия, доктор Штайнер посещал отдельные классы.

И 16 января 1923 года он посетил одиннадцатый класс. Мы читали поэму Вольфрама фон Эшенбаха "Парцифаль". Входя в класс, доктор Штайнер застал нас за чтением следующих стихов:

Меч, верность рыцарю храня,

Ломается вдруг пополам;

Обломки погрузи ты там

В не иссякающий исток,

И восстановится клинок,

У камня в утренних лучах.

Так доктор Штайнер услышал, что мы говорим о мече Грааля. По своему обыкновению, он сначала слушал, о чём учитель говорит с учениками. Он сидел за кафедрой, смотрел в класс, слушая.

Потом свет явился в его чертах, и его глаза засияли. Он встал и вмешался в преподавание. Он всегда оживлялся при таких обстоятельствах. Он задавал ученикам вопросы, смотрел, кто вызовется отвечать. И тогда между ним и детьми происходили беседы. На этот раз он сказал:

- Грааль, это происходит от "gradalis", что значит "ступенчатый". Ибо путь Парцифаля идёт по ступеням: от глупости, через сомнение, к благодушию.

Потом он взял мел и написал слово "благодушие", сказав:

- Это - блаженство. Только в нём слово "душа". Душа и блаженство совпадают.

Затем он спросил:

- Скажите, в какую эпоху было то, о чём вам только что рассказывал доктор Штайн?

Дети ответили:

- Это было в Средневековье.

- Ну да, - сказал доктор Штайнер, - но можно сказать точнее. Видите ли, переживания Парцифаля описаны так, что можно представить: описываются обстоятельства VIII-IX веков. То были кровавые времена. Люди привыкли жить среди кровопролития. Повсюду был ещё дикий лес. Там шла борьба. Повсюду ещё приносились кровавые жертвы. Но этот лес время от времени пересекали светлые, ясные образы в сверкающих доспехах. Когда они добирались туда, где в лесу жили люди, те шушукались, переговаривались, но не ввязывались больше в схватки и воздерживались от грабежа. Эти проезжие рыцари, являвшиеся время от времени в своих сверкающих доспехах, были те, кто заботился о кровавом порядке в те кровавые времена. В центре этого разрозненного рыцарства находились "рыцари Артура", или, как их тогда называли, "рыцари Меча". Их центр был в северной Франции, в Англии. Но были в то время и другие рыцари. Подумайте: рыцари Артура были рыцарями Меча, кем же были тогда другие рыцари?

Так доктор Штайнер предоставил судить об этом детям. Он помогал им, пока один школьник не сказал: "Другие были "Рыцари Слова".

- Это - правильно, - сказал доктор Штайнер. - Другие были "Рыцари СЛОВА". СЛОВО - это меч, исходящий из уст человека. Видите, о каком мече идёт здесь речь.

Доктор Штайнер взял книгу у меня из рук и начал читать, прерывая чтение разъясняющими словами:

Меч, верность рыцарю храня,

Ломается вдруг пополам.

- Меч Грааля, - объяснял доктор Штайнер, - разламывается со временем. Когда от него останутся одни обломки, их следует отнести к ИСТОЧНИКУ. Древний меч обновляется Живоносным ИСТОЧНИКОМ. Там, у Духовного ИСТОКА, меч Грааля снова обретает целостность:

Обломки погрузи ты там

В не Иссякающий ИСТОК

И восстановится клинок

У камня до начала дня.

Когда мы читали дальше и говорили о прочитанном. Речь зашла об источнике, об истоке. Вольфрам описывает его, говоря: "У ключа был круглый камень, на нём сидел дракон".

Доктор Штайнер добавил:

- Дракон, который сидит у ключа, откуда начинается поток, показывает вам дикость тогдашнего человечества. Эту дикость, дикость кровных сил, должен победить Парцифаль.

Когда я увидел, что доктор Штайнер готов многое сказать по нашей теме, я задал ему вопрос, на который мы не могли ответить. Я обратил внимание детей на то, что в "Парцифале" некоторые события описываются многократно. Например, две встречи Парцифаля с Йешутой, супругой герцога Орилуса.

Затем - встреча с Сигуной или встреча с Кундри. И замок Грааля Парцифаль посещает дважды и так далее. Так что я спросил:

- Господин доктор, мы не можем понять, почему в "Парцифале" так часто повторяются одни и те же картины, но с каждым разом, лучше, чище, совершеннее.

На это доктор Штайнер сказал:

- Картины в "Парцифале" повторяются дважды, так как сначала всегда переживается старое. Выясняется, что в нём нет нужды. Потом оно переживается как новое, обновлённое ИСТОЧНИКОМ, и тогда в НЁМ начинают нуждаться. Все образы Грааля имеют исторический и общечеловеческий смысл. Каждому надлежит в своей человечности вернуться к ИСТОКУ, как Парцифалю, который поддерживал свою связь с ИСТОЧНИКОМ, после каждого подвига посылая побеждённого рыцаря к ЖЕНЩИНЕ, хранящей ЭТОТ ИСТОЧНИК.

Вот что сказал нам тогда доктор Штайнер. Его слова содержали два особенно важных указания. Во-первых, он сообщил, когда начинается время Парцифаля, а именно в VIII-IX веках, потом он предложил метод - и это было второе важное указание, как продолжается повествование о Граале: Путь к ИСТОКУ должен быть найден. В дальнейшей беседе доктор Штайнер заверил меня, что я понял его правильно:

- Да, время Парцифаля - это поворот от VIII восьмого к IX веку. Нет недостатка в описаниях, подтверждающих это. VIII и IX столетия, они характеризуются кровью, которой было много пролито тогда.

Глава вторая

Рудольф Штайнер указывал, что повествование о Граале становится экзотерическим около 1180 года. Повествования о Граале всплывают лишь в это время. То, что было опубликовано в 1180 году, жило в душах уже с VIII-IX веков в формах, с тех пор образовывавших то, что было представлено Кретьеном де Труа или Вольфрамом фон Эшенбахом. Здесь приводятся только некоторые данные, подтверждающие, что слагатели историй о Граале сознательно возводили переживания Грааля к VIII и IX столетию. "Grand St.Graal", или "Lestoire del St.Graal" повествует о видении, которое в 717 году от ГОСПОДНИХ Страстей, то есть в 750 году от Рождества Христа, в ночь со Страстного четверга на Страстную пятницу в пустыни Bloie Bretagne пережил отшельник, сомневавшийся в Триединстве. СПАСИТЕЛЬ приносит ему книгу величиной в пядь, в которой отшельник прочитывает сначала ЕГО родословную, потом историю Святого Грааля. Здесь мы находим свидетельство о том, что сага о Граале обрабатывалась уже в течение VIII столетия. Имеются и другие исторические данные - и подобное упоминание одно из них показывающие, что рассматриваемые здесь переживания следует искать в VIII или IX веке. Нельзя настаивать на документальности свидетельства от 750 года, так как в те времена история Грааля жила ещё как видение. И другим способом, кроме более позднего упоминания, не могло быть сообщено то, что восходит к 750 году от Рождества Христа. Это определяется существом дела. Даже важнейшие документы из эпохи Карла Великого, которых касается наше исследование, происходят из более позднего времени. Иначе и быть не может, ибо эзотерическое лишь позже становится достоянием всех людей, а в начале живёт лишь в тайных беседах, передаваясь из уст в уста. В таких беседах оно живёт полной жизнью. Это подчёркивается здесь, чтобы каждый, требующий современных документов, осознал, насколько невыполнимо бывает подобное требование. Не стоит желать того, чего не может быть.

Другой вклад в свидетельства о VIII столетии или о времени между VIII и IX веком - так называемое "Translatio sanguinis Domini" от Райхенау. Это повествование о перенесении Крови Христа в Райхенау.

О Святой Крови в Райхенау

"О, ТЫ, ЧЬЁ Тело было пригвождено к древу Креста, Христос, ТЫ принял на СЕБЯ все грехи мира. ТЕБЯ молю я, просвети Небесным Светом заблудший ум, освободи от узы мой онемевший язык. ТЫ вдохнови мой ДУХ, ТЫ будь моим проводником, будь моему деянью кормчим. Что ТЫ внушишь мне, что начну я, ТЫ доведи до завершенья. ТЕБЯ воспеваю, заклинаю ТВОЕЙ Кровью, пролитой ТВОИМ Телом, о, ТЫ, Белый АГНЕЦ. Грядёшь ко мне ТЫ от Восора в сияющих одеждах, ТЫ - один, топтавший в точиле, и за ТОБОЙ одним идут народы. Преисполненный Смиренья и Любви, как АГНЕЦ, претерпел ТЫ крестную муку. О, СПАСИТЕЛЬ Иисус, воскрес ТЫ, ПОБЕДИТЕЛЬ смерти, с Силой. Приди ко мне на помощь ТЫ, мой ИЗБАВИТЕЛЬ, Воскресением СВОИМ ТЫ сокрушивший узы смерти и принёсший Вечные Радости желанной Жизни".

Поскольку мне надлежит написать о Крови ГОСПОДА Иисуса Христа, Которой человеческий род спасён от власти исконного врага, желал бы я, отче Nonnosus, вверить себя твоей молитве, чтобы вашими молитвами вы поддержали меня, ибо по твоему поручению и по просьбе остальной братии я принял на себя бремя, чрезмерное для моих сил. Ибо никогда не подобало в чём-либо отказывать велению праведников. Ибо Послушание - лучше, чем жертва. Но так же и вы не можете отказать в помощи и поощрении мне, кому так легко оступиться. И так, я приступаю к возложенному на меня труду, хоть этот труд - и выше моих сил, но мой долг - вершить его ради СПАСИТЕЛЯ. Ибо что может быть достойнее и целительнее, чем способствовать ЕГО восхвалению, снова и снова чеканить в словах ЕГО Славу, искупившего нас СВОИМИ Страданиями, исцелившего наши раны СВОЕЙ Кровью? И это издревле было предначертано образом АГНЦА. Как народ БОЖИЙ, ЕГО стадо было избавлено пролитием ЕГО Крови от грабительства, так и нас спасёт вражеского вторжения АГНЕЦ потоком СВОЕЙ Крови. Об этом АГНЦЕ глаголет апостол: "Как наш пасхальный АГНЕЦ, заклан был Христос". При этом подобает помыслить во славу РАСПЯТОГО о древе, на котором висело ЕГО Тело, о сияющем блеске Креста. Ибо на этом стволе зиждется наше Исцеление, наше Спасение, и действенность Креста распространяется по всему земному кругу, прославляя ТОГО, КТО висел на нём. Слово "крест" по-гречески "стаурос", ибо крестом реставрируется Вселенная. Когда мы речом о Христе, да не отречёмся мы от ЕГО двух природ, ибо ОН подвержен страстям в СВОЕЙ Человечности и равен БОГУ ОТЦУ в СВОЕЙ Божественности. Но и тебя не намерен я обойти, о, ты - завистливая, ядоносная смерть. Ибо как праведный и благочестивый человек, я хотел бы, затронутый твоей возрастающей скверной, тебя попрать и тебя повергнуть в смятение, ты, "чьё существо - изрядный срам", ты "зачатая виной от змеиного семени, но погибнешь от предначертанного Терпения, когда Оно воцарится". Ибо, в то время как ты всё мараешь своей постыдной пакостью, твоё загрязнение уничтожается чистейшим течением Крови Христа. Тебе, предательнице смерти, Мир БОГА устами пророка предрёк смерть: О, Смерть, я стану твоей смертью. Я буду для тебя укусом (укус - по-латыни "morsus") там, в глубине преисподней. Ты восприняла своё ужасное имя (по-латыни имя смерти "mors") от надкушения пагубного яблока. Ты, посягнувшая на ЖИЗНЕДАВЦА, узришь себя пронзённой противокрюком твоей мерзости и твоим жалом. Воздыхая, ты будешь сетовать, ибо ты одна ввергаешься в погибель, когда все умершие во Христе восстают к Жизни, ибо своим укусом враждебно набросилась на Божественное. Упразднена смерть победой. Смерть, где жало твоё?..

Во времена императора Карла, Азан, правитель города Иерусалима, услышал о добродетелях, чудесах и битвах Карла Великого. И он воспылал желанием узреть перед собой лик этого человека, насладиться его беседой и завязать с ним узы дружбы. Тогда он направил в Рим своих послов, открыл папе Льву своё желание, прося его одновременно, не подарит ли он ему своим содействием возможность встречи с императором. Он обещает преподнести императору сокровище, если по Воле БОГА случится так, что они оба встретятся и Азану доведётся узреть черты императорского лика. Столь драгоценно это сокровище, что ни ему, ни его предкам не довелось бы обрести нечто более драгоценное, и до сих пор через море никогда не могло быть переправлено нечто подобное в государство франков. Папа Лев отправил посла в Аахен, в резиденцию императора, где тогда находился император, и довёл до его сведения просьбу градоправителя Азана, увещевая императора, да соблаговолит он удовлетворить эту просьбу. Император не усмотрел, однако, в этом послании ничего значительного, объявил его ничтожным и не принял мер, чтобы встретить Азана. Когда папа узнал, что император отверг просьбу Азана, он был задет этим известием. И он снова послал к императору другого избранного посла, чтобы тот передал ему: "Если ты - тот, за кого тебя принимает весь мир и круг Вселенной, почитаемый и всехвальный, тогда подобало бы тебе не пожалеть своей жизни, если вещи так совпали, чтобы подвигнуть тебя на это, и следовало бы тебе на собственных ногах идти да идти, пока не достигнешь такого сокровища". Подобные речи тронули императора, которому скипетр дарован Небесными Силами. Он вскочил на коня и направился в Рим.

Полный радостного предчувствия, градоправитель Азан из града Давида отправился навстречу императору. С собой он вёз упомянутое драгоценное сокровище и добрался до острова Корсика, где задержался, так как был обессилен и не мог продолжать путешествие. Оттуда он направил послов в Рим, указал на причину своей слабости и молил императора не отказать ему и прибыть к нему на остров. Он обещал ему знатнейшие подарки, которые ценнее всех других сокровищ. Но император устрашился опасностей на море. Воды всегда вызывали в нём робость. И вот он созывает своих доверенных советников и осведомляется, кого из них следует ему послать на остров. И поскольку ни в одном из них он не обнаружил готовности к такому путешествию, то он назначил священника Эйнхарда, ибо его одного он почёл пригоднейшим к выполнению своего поручения в подобном деле. Ему повелел он поспешить на остров. Но и Эйнхард был полон страха перед морскими далями и возразил повелителю, сказав: "Пошли меня до крайнего предела земли, но только на суше, пусть к отдалённейшим народам, и я со всей верностью исполню твоё повеление, опасные, ненадёжные водные пути отвращают меня и ужасают". Когда король услышал это, он пришёл в волнение, ибо не знал, как найти другого посла, и другие тоже извиняли свой отказ опасностями морского пути. Затем прошло три дня.

Но среди королевской знати были ещё двое, а именно - Вальдо и Хунфрид. Хунфрид правил тогда всей Истрией, а Вальдо был настоятель монастыря Райхенау. Кроме того, король вверил ему епископство Павию и епископство Базель. После смерти прежнего епископа эти епископства оставались на его попечении, пока не будут улажены текущие дела. Ибо Вальдо был добродетелен, и король чувствовал к нему такое доверие, что избрал его своим духовником.

Наконец, на исходе третьего дня, когда солнце уже склонялось к закату и к багряному небу близилась ночь, иночествующий Вальдо начал среди прочих разговоров побуждать Хунфрида взять на себя посланничество ради властителя и отправиться на остров к Азану-градоправителю. "Не видишь ли ты, - говорил он, - в каком смятении наш государь, поскольку не может он достичь исполнения своего желания? Азан тоже мог бы устремить посланническое путешествие к своей цели, но у нашего государя нет возможности со своей стороны установить с ним связь". Хунфрид недружелюбно воспринял слова Вальдо и сказал: "Почему бы тебе не исполнить того, что ты требуешь от меня?" На что тот ответил: "Если ты туда отправишься, конечно же, я отправлюсь с тобой". И когда Вальдо усилил свои уговоры, Хунфрид уступил и пообещал, что он соберётся в путь.

Обрадованный таким согласием и заверением Хунфрида, Вальдо пошёл после вечернего богослужения в спальный покой, где находился король, постучал в дверь и был допущен до короля. Утешительными словами Вальдо облегчил гнёт королевской печали. "Государь, - сказал он, - есть муж, готовый к тому, что ты пошлёшь его" - и, говоря так, он поведал королю, какое обещание дал Хунфрид. Тогда король сказал: "Слава БОГУ, - и повелел. - Ступай снова к своему другу и приходите оба ко мне до начала дня". Пока Вальдо беседовал с королём, Хунфрид послал ему тем временем известие, что не намерен путешествовать, как они условились. Тогда Вальдо молвил посланному: "Да как же это - возможно, чтобы он отказывался отправиться в путь, когда я уже известил государя о твоём обещании?" Когда Хунфрид узнал об этом, он был вынужден согласиться на отбытие. Рано утром, когда лучилась заря, и в небе меркли звёзды, они оба пришли во дворец. Там король держал совет со своими князьями, послав потом Вальдо и Хунфрида к градоправителю с Ценными Дарами и с большими деньгами, которые собрал он со всего земного круга. И оба взошли на корабль с драгоценными грузами и после благополучного плавания достигли вышепоименованного острова. Там они нашли Азана, лежащего в недуге, и передали ему Дары, посланные императором.

Внемли, СПАСИТЕЛЬ, мне, недостойному, с моей мольбою

При крестных муках, при священном пролитии ТВОЕЙ Крови.

Укрепи мою душу, разреши узы языка моего,

Дабы о Сокровище, дарованном нам Корсикой,

Воистину мне поведать и достойно прославить Его.

Азан принял изобилие Даров, посланных ему императором, с благоговением. Но он опечалился, поскольку не прибыл император, которого он ожидал с Любовью. И среди прочего, что возникло тогда в разговоре, он сказал: "Я отягощён болезнью, и не дано мне, бедному, Божественно-Духовным Миром, предстать перед желанным давно мужем, чтобы я узрел его и от его вожделенного облика и от его речи радостно отбыл. Ах, если бы ему посчастливилось посетить меня, но он убоялся моря, как часто бывает".

Таковы - Дары и То Сокровище, Которое было доставлено с острова Корсика властителю Карлу: ампула из оникса, наполненная Кровью СПАСИТЕЛЯ, Крестик из золота, отделанный драгоценными камнями, в четырёх своих полосах заключающий Кровь Христа и несущий в средоточии частицу Креста ГОСПОДАНЯ. Этот Крестик ТЫ, Всеблагой Иисус, послал в защиту и утешение преданных ТЕБЕ в Райхенау. ТЕБЕ, Христос, - хвала и почитание. К Сокровищу также принадлежали: Терновый Венец, облекавший Голову нашего СПАСИТЕЛЯ, далее один из Гвоздей, прибивавших Члены Христа к Кресту, а также Древесина от Креста, на Котором висело Тело ГОСПОДА. Затем Камень с Гроба, освящённого Телом Христа: кроме того, мази и специи вместе с другими Дарами, предназначенными для императора.

Получив Эти Дары, посланцы взошли на корабль и плыли под защитой Сокровища, Которое они везли с собой, при благоприятном ветре, пока не бросили якорь в гавани, принадлежавшей монастырю блаженной Анастасии, что на Сицилии. Там Хунфрид оставил Вальдо, чтобы тот оберегал с Сокровище, а сам поспешил к императору, ожидавшему послов в Равенне, поведал об успехе вверенного ему посольства, описал в путешествие и рассказал об исходе предприятия. Наконец, он сообщил императору, где оставил он Вальдо с Сокровищем. Преисполненный радости от предзнаменования, император отправился со своими вельможами босой в путь. И они совершили паломничество, прошли, не надевая обуви, 50 миль от Равенны до упомянутого места на Сицилии и нашли там Сокровище, благоговейно оберегаемое. Со Смирением император приблизился к Нему и унёс с собой. А потом он порадел о Святыне как ревностный почитатель БОГА, поместив большую Её часть в своей капелле, чтобы Она пребывала там всегда. Некоторую же часть он отделил, распределив Святыню по другим хранилищам.

Высшая слава, хвала, почитанье ТЕБЕ, Христе БОЖЕ,

Ибо держишь ТЫ царственный скипетр над высшею сферой

И, сострадая пространствам обширным Земли неоглядной,

Нашей обители дар утешительный ТЫ уготовал.

Когда это дело было благополучно доведено до конца и императорское посольство было завершено Вальдо и Хунфридом, император совещался со своими князьями и обсуждал с ними, какие Дары соответствовали бы трудам и заслугам верных послов. Поскольку все советники поддержали подобное намерение, он сказал им: "Вы одни обеспечили нам столь возвышенную почесть, ибо ваше посольство было совершено с такой деятельной силой и никто другой в моём государстве не отважился на такое путешествие. Потому требуйте, что бы то ни было из моего владения, и я предоставлю вам это, всем объявив, как я наградил вас.

Тогда аббат Вальдо попросил императора предоставить ему и его братьям в Райхенау привилегию. И этого удалось ему достигнуть наилучшим образом, так что стало для него возможным обрести для своего монастыря подобающее управление благодаря привилегии и подобающим земельным угодьям и богатым денежным вкладам.

Также для других упомянутых областей, для епископства Павии и для епископской кафедры земли Базель он добился выполнения своей просьбы, обращённой к императору. Вальдо просил учредить в обеих местностях особое епископство и просил также, чтобы император как БОЖИЙ человек благоволил поддержать это особое руководительство.

Через некоторое время Вальдо стал также настоятелем монастыря Святого Дионисия (то есть аббатства Сен-Дени в Париже), мученика Христова. Император избрал его к этому, ибо его преданность БОГУ и душевная близость с императором сделали его достойным занять подобное место. Но Вальдо нашёл там устав монашеской жизни почти разрушенным и братьев, предающихся скорее мирской, нежели духовной жизни. Вальдо, воспламенённый пылом Божественного Огня, сразу же попытался вернуть братьев в лоно устава, призвав даже вооружённых ратников, чтобы они ворвались в капитул и силой усмирили сопротивление строптивых. Но вопреки этому он полагался также и на Высшую Благодать ради их Спасения, обличая братию и подавая пример мягкого увещевания с призыванием к поддержанию орденской жизни, уже оставленной ими. Так он превращал развращённых братьев в кротких, ревностных и смиренных. О, блаженный муж, чьё памятование никогда не угаснет в этой обители, чьё имя будет вечно прославляться, пока совершается пресуществление этого мира. Ибо братья были привержены ему с Такой Любовью и так почитали своего отца, что они, когда он покинул тело, теплили на его могиле день и ночь свечу, находящуюся в особой апсиде. И сегодня ещё, в наши дни, это соблюдается из Любви нынешних к нему.

Хунфрид был уже в летах и не столь охоч до временных даров. Потому он высказал свою просьбу так: "Ах, государь мой, я уже - стар, и подобает мне больше думать о будущей жизни, и едва ли мне к лицу стремиться к земным почестям. Потому я не прошу у тебя ничего, кроме Того Маленького Креста, в Котором - Кровь Христа, не откажи моей мольбе в Этом Даре". Император выслушал эту просьбу сперва неблагосклонно, но, так как он дал своё королевское слово, он не отказался удовлетворить желание Хунфрида.

Когда желание Хунфрида осуществилось и он обрёл Сокровище, он воздвиг монастырь в Шеннисе (ибо тогда Хунфрид был властителем Хурретии) во славу БОГА, в честь Креста и Крови Христа. Тогда же он передал на благо императора Карла и ради своего Вечного Блаженства Крест этой обители и выставил Его там, украсив для вящего почитания. А поскольку там хранилась не одна Святыня, он повелел петь неустанно хвалу Реликвии, пока он - жив. А когда он расстался с земной жизнью, унаследовал его сын Адальберт вместе с прочим имением отца также Этот Крест.

Когда Адальберт унаследовал имение отца, случилось так, что Руодперт, вассал императора Людовика, лестью склонил своего государя передать Хурретию ему. И случилось так, что Адальберт был изгнан и Руодперт присвоил это владение. Лишённый наследия отца, а также всего своего достояния, сохранив лишь Реликвию Крови ГОСПОДА, Адальберт бежал к своему брату, владевшему тогда Истрией. С помощью брата он собрал ополчение мужей и выступил против Руодперта, пребывавшего в те дни в городе Цицерс. Руодперт хотел бежать, не видя возможности принять бой, но, когда он покидал город, вороной конь, которого он вёл в поводу, лягнул его в колено и поверг на землю. И как только его положили на щит, смерть быстро сделала своё. Так он расстался с нынешней жизнью. Очевидно, это произошло не без помощи Крови БОГА и частицы Святого Креста, Которые достались Адальберту, носившему Крестик при себе, одержав, таким образом, победу над врагом. Адальберт почувствовал к нему Сострадание, препроводил вместе со своими присными его труп на носилки и передал его для погребения монастырю Линдау. Затем он вернулся в своё родовое имение и пребывал там до смерти, осуществляя правление крепкой рукой.

После него принял наследство отца его сын Удальрих. И он сохранял Сокровище до конца своих дней.

Ему наследовала его дочь, по имени Эмма, и она как сонаследница достояния отца оберегала перешедшее к ней Драгоценное Дерево и ещё при своей жизни вверила Его своему сыну Удальриху.

В это время воспылал Вальтер и его супруга Сванхильда желанием завладеть Этим Сокровищем. Ибо и он, и она были сердечно преданы БОГУ, ревностно вознося хвалу Миру БОГА и святым. И произошло так, что вышеупомянутый Удальрих попросил себе в жёны дочь Вальтера и Сванхильды, но, когда обрёл её как супругу, её родители по этому случаю попросили Крест и получили Его от Удальриха. А когда Крест перешёл к ним, они выставили Его для почитания в капелле, построенной у них в крепости.

Госпожа пожелала скрыть Крестик от глаз, чтобы кто-нибудь знатный не увидел Драгоценность и не пожелал завладеть Ей. И она повесила Крестик на обратной стороне другого креста в той же капелле. Но как только она снова вошла, она увидела Крестик висящим на лицевой стороне оного креста. Дивным образом он переменил место. Полагая, будто некто из её челяди решился на такую перемену, снял Крестик с обратной стороны и перевесил на лицевую, она выбранила свою челядь и велела повесить Крестик на прежнее место. Но как только она вернулась в капеллу, она нашла Крестик висящим на лицевой стороне. Тогда она уразумела чудотворение и утвердилась во мнении, что СПАСИТЕЛЬ, проливший СВОЮ Кровь за человечество, не хочет скрывать целебную силу Благодатного Древа, а желает, чтобы эта целительная сила обнаруживалась во славу ЕГО.

Герцог Буркхард Швабский враждовал с упомянутым Вальтером. Он собрал большое ополчение и осадил эту крепость. И когда уже он готов был взять крепость штурмом, и обитатели крепости были охвачены ужасом, госпожа вышла навстречу врагам и подняла Святой Крест. И вот она умоляет и заклинает их Любовью БОГА и святостью благословенного дня (а был то Страстной четверг), да откажутся они от этой битвы, чтобы обитатели замка в покое с другими христианами земного круга могли отпраздновать этот день. А их противники, однако, утратив страх БОЖИЙ, рвались в битву и угрожали, что не отступят, пока не победят. Наконец, поднялся один, более отважный, чем другие, на вершину утёса и надеялся уже ворваться в крепость. Тогда один из обитателей замка, имевший духовное звание, сразил врага броском камня, и тот рухнул с утёса вместе со своим щитом, полумёртвый. Глупец, отважившийся противостоять мощи сияющего Креста! Когда штурмующие увидели это, они отступили, и страх умиротворил их. Ибо кто мог усомниться, что Христос СВОЕЙ Кровью и СВОИМ Крестом поддержал СВОИХ присных, споспешествуя им против супостатов? ОН, восторжествовавший Этим Знамением над древним супостатом и всё человечество искупивший током СВОЕЙ Крови.

Когда это свершилось во славу БОГА, оба они сохраняли долгое время Крест ГОСПОДА у себя, вознамериваясь никому не передавать Его при своей жизни. А по истечении их дней они завещали перенести Крест в островной монастырь ДЕВЫ Марии. О, сколь непостижимо было для них верховное водительство и то, что этим водительством предопределено как необходимость.

Далее о Драгоценном Сокровище речь моя будет,

Как водворилось Оно, наконец, в Райхенау любезном,

И для такого труда ниспошли, СЫНЕ БОЖИЙ, мне силу.

Между тем случилось так, что наша госпожа посетила монастырь Райхенау, желая там помолиться и оттуда совершить паломничество в почитаемое место, именуемое Цурцах. Достигнув Мунехересдорфа, последнего своего местопребывания на пути в Райхенау, она спросила капеллана, носившего без ведома госпожи Крестик при себе, где следует Его хранить. Тут она удивилась и стала упрекать капеллана, как он посмел взять Крестик с собой без её повеления. О, какая неосмотрительность, послужившая, однако, ко благу многих! О, великое чудо, вечно прославляемое монахами острова! Можно ли не поверить, что ТЫ, Христос, изволил явить нам Знамение и через возможность этого поминовения позаботился о благе обитателей Райхенау и всей страны ради вечного прославления ТВОЕГО Имени?

Потому мы поём и ТЕБЯ, о, Христос, прославляем,

Что несравненной ценой ТВОЕЙ Спасительной Крови

Братьев ТЫ увенчал велелепным целебным залогом.

Когда Сванхильда достигла монастыря, тайно неся при себе Маленький Крестик, она была принята с почтением. Ей были предоставлены подобающие покои, и несколько братьев были назначены ей в услужение. И настал вечер, и пришло время, когда "Феба с ночного челна своим светом сияет на землю", и госпожа велела зажечь лампаду и водворить её перед Крестиком. И братья тогда пытались узнать, что это - за священный предмет. Она же предпочитала скрывать, как дело обстоит в действительности, и объявила, что это - реликвии святых и что она предпочитает иметь их при себе дома и в пути ради собственного спасения. Так что она решила утаить сведения о Сокровище и не пожелала открыть их даже своему брату Удальриху, тогдашнему привратнику монастыря, хоть он и должен был внушать ей больше доверия. Но поскольку те просили её поведать им суть дела, она, наконец, уступает их настояниям и открывает им скрываемую ей доселе тайну. И братья возликовали и принялись умолять её, чтобы она водворила Эту Святыню в базилику на эту ночь. Она же отвергла эту просьбу и не соглашалась расстаться со своими Реликвиями хоть на мгновение. Но братья возразили: "Негоже, чтобы Священная Вещь пребывала вне церкви, не лучше ли отнести Её в дом БОГА, где воздадут Ей почести, которых Она вряд ли удостоится в мирском месте". И она уступает мольбам братьев, которых поддержали своим вмешательством и её вассалы, и даёт, наконец, согласие, хоть и долго отказывала в нём. В особенности один из вассалов, по имени Тугольф, выступал за выполнение просьбы. Преисполненные радости, братья взяли Сокровище с собой и отправились в церковь ДЕВЫ Марии, где Оно было выставлено, чтобы возвестить остальным братьям отрадное свершение.

Когда братья всё это узнали, они начали, полные радости при первых признаках рассвета, когда "Розовой правя четвёркой, Аврора в небо взмывала", наливать воду в сосуд и освящать эту воду погружением Крестика, чтобы, по крайней мере, осталась от Крестика хоть Святая Вода, если госпожа откажет в Этом Даре, не взирая даже на их мольбы. Ибо они ещё не ведали, к чему всё это идёт. От вкушения Этой Воды некоторые больные почувствовали себя исцелёнными. В особенности один из братьев, лежавший длительное время в недуге, сразу же обрёл при вкушении Этой Воды выздоровление.

Тогда братья вознесли в Смирении Крестик и, босые, образовав процессию, проследовали вокруг монастыря, моля, да будет им вверена Кровь Христа как дар и да пребудет Это Сокровище с ними как непреходящее утешение, и по Воле Христа не удалялось бы впредь Оно из монастыря. Так при песнопениях они достигают капеллы святого Килиана. Там с молитвой ожидала их госпожа, которую они туда призвали. Тогда братья простёрлись снаружи, образовав на земле крест, и послали к ней пять старших монахов, среди них её брата Удальриха, избрав его тем охотней, чтобы он передал их прошение сестре, ибо, как они полагали, его слова будут иметь для неё больший вес. И они заклинают её Любовью к СПАСИТЕЛЮ, искупившему наши прегрешения СВОИМ Крестом и Кровью, да подарит она Этот Крестик БОГОМАТЕРИ и ДЕВЕ Марии, да возблистает Он в храме БОГА и да пребудет Он там ради всеобщего Спасения. И они обещали ей возносить постоянные молитвы и вечное прославление Христу и ЕГО МАТЕРИ и совершать это неустанно. Также они намеревались в мирском послушании сделать для госпожи всё, что могут.

Но Сванхильда приняла это прошение неблагосклонно. Она поразмыслила и сказала: "Как я могу решиться на подобное дело, не спросившись моего супруга? Без его согласия и совета не осмелюсь я удовлетворить ваше прошение. К тому же я давно обещала себе никогда, пока я живу, не выпускать из рук Эту Драгоценность, чтобы не лишаться подобного утешения, пока я пребываю в этом мире. Но я дала обет, что, когда я преставлюсь, Крестик должен быть передан ДЕВЕ Марии". После этих слов, преисполнена радости, она взяла Крестик и продолжила путь, а община братьев осталась в печали.

Ты же, о, Иисусе - хвала ТЕБЕ - нежно и кротко

К радости обратил удручённые горестью души,

Преображая печаль в ликование Радости светлой.

Когда Сванхильда, направляясь в Цурцах, остановилась на ночлег в Эршингене, после ужина её спутники разошлись по своим постелям, и она удалилась на покой. И когда большая часть ночи уже миновала, её вдруг сотрясла лихорадка: пот залил её тело, будто облили её тело горячей водой. Боясь, не близится ли её кончина, она призвала свою свиту и пожаловалась на свой недуг. Тогда на её жалобы ответствовал Тугольф, и другие поддержали его: "Мы полагаем, что ты, госпожа, потому подвергаешься болезни, что ты отказала преподобным братьям в их просьбе и оставила столь многих служителей Христа в скорбном смятении".

И она узрела причину своей хвори, и повелела доставить Крестик назад в монастырь. Но когда её люди начали отнекиваться, оправдываясь трудностями ночного пути, и просили отсрочки до утра, она сказала: "Я не доживу до утра и не увижу света нового дня. Потому поспешите и поверьте мне, что, если вы не помедлите, утром вам уже не придётся мучиться моими хворостями. Идите и постарайтесь быстрее выполнить обет моей нужды". Она чувствовала себя подавленной стеснением и не надеялась избавиться от насилия смерти, если исполнение этого дела будет откладываться и дальше. Но как только она распорядилась, что надлежит выполнить, тут же она испытала облегчение и поняла, что поправляется, так что она даже смогла проводить своих посланных, несущих Крестик в монастырь, босая, до ворот своего пристанища, не боясь инея, только что покрывшего землю.

На раннем рассвете, когда "Титании светоч спугивал звёзды златые", её посланные достигли монастыря. И они вверили Сокровище капелле святого Килиана. И случилось так, что Крестик водворился на следующий день в тот же час туда, откуда накануне был унесён. А посланные отозвали в сторону одного из братьев, передали ему приветы госпожи, показали ему Крестик, поведали ему всё, что постигло их госпожу в пути, описали, как, мучимая болью, она отослала Сокровище назад, сообщили ему одно за другим все обстоятельства.

Брат был сперва изумлён свершением, но при рассмотрении всех этих вещей преисполнился радости. Он призвал Удальриха, как они просили его. Они передали ему Крестик, и он, преисполненный нетерпения и радости, возвестил всё остальным братьям. Они восприняли вести утешенным сердцем, обрадованные. Они собрались и отправились, босые, в капеллу и обошли с высоко поднятыми триумфальными хоругвями монастырь. Они перенесли Сокровище в храм ДЕВЫ Марии с восхвалением, где все монахи острова образовали круг. В церкви были зажжены свечи, колокола звонили, и братья запели "Те Deum laudamus". По завершении песнопения Удальрих взял Целительный Знак, водрузил его на алтаре ДЕВЫ Марии, что соответствовало воле, сообщённой ему его сестрой через посланных, и явил Крестик всей молящейся братии в Смирении. Так смятение предшествующей печали обратилось в ликование последующей Радости. И они решили, что будут сами и завещают своим преемникам ежегодно, увековечив это обыкновение, праздновать день, когда Чудесный Знак дошёл до Райхенау. Они обозначили седьмое ноября 925 года как день, когда Сокровище прибыло на остров и, чтобы это установление не забылось, а всегда оставалось памятным, они уговорились вписать его в свой устав наряду с другими праздниками, посвящёнными святым.

У Тугольфа, упомянутого нами вассала госпожи, был сын, от рождения расслабленный членами. Уже десять или более лет он лежал в параличе и не мог ступать ногами по земле. Его стопам не хватало твёрдости для ходьбы. Так и лежал он всё время, но в тот день, когда Сокровище прибыло на остров, окрепли его кости и слабые члены, и отрок обрёл здоровье. Кто не узрит заслугу Тугольфа, проявившуюся в исцелении его сына? Он был деятельнейший ходатай у своей госпожи. Это он просил её не отказывать служителям Христа в их просьбе и подарить монастырю Сокровище. Когда отец вернулся домой, постиг величие чуда, совершившегося с его сыном, и сообразил, что чудо совершилось в тот день, то, возвратившись через некоторое время в монастырь, возвестил он это событие, и все вознесли своё благодарение БОГУ, приписав исцеление сына заслугам отца.

Как воспеть мне, о, Кровь, твою лучезарную славу,

Ибо ты пролита Телом Христовым святым,

Ибо в мире, Христос, ТВОЁ Существо просияло

И пролилась ТВОЯ Кровь, чтоб наши скорби целить.

Когда паломница отослала Крестик в монастырь с Благоговением, она продолжила путь в направлении Цурцаха. Совершив там всё, ради чего она туда стремилась, вопреки своему намерению вернуться восвояси другой дорогой, она не отважилась, памятуя описанный ужас, избрать другой путь, кроме прежнего пути, по которому она поспешила в монастырь. Так пришла она в капеллу святого Килиана, помолилась там и приветствовала сперва братьев, пришедших туда. Она поведала потом изложенное выше, всё то, что постигло её в пути по собственной вине. И она поверглась на землю, признавая свой грех. Вопреки БОГУ и ЕГО святым она совершала своевольные деяния. Она согрешила и перед братьями, которым отказала в их мольбе. Получив от них прощение, она попросила явить ей Крестик, взяла Его в руку и передала Его навсегда, чтобы Он хранился в капсуле во славу ДЕВЫ Марии в доме БОГА. И она попросила общину братьев включить её и её супруга Вальтера в их молитву, заверив их в своей готовности - служить им и слушаться их. И они вняли её просьбе и обещали молиться за них во всякое время, чем она и была осчастливлена и обещала обители БОГА во славу Святого Креста и Крови Христа как прилежная служительница БОГА послать масла, воску и остального, потребного для свечей. И она выполняла свой обет из года в год, вверив попечение об этом служении своему брату, пребывающему ещё в цвете юности. А тот, преданный Прославлению БОГА и Послушанию во всём, принял на себя возложенную обязанность и выполнял это поручение.

Когда всё это завершилось, госпожа вверилась напоследок божественно-духовному миру, целительному Кресту, спасительной Крови Христа и всем святым, простилась с братией, пожелав монахам блага, и отбыла домой. Когда же она вернулась из путешествия, её супруг Вальтер осведомился, где же - Крестик. Узнав, что Крестика при ней нет, он возмутился и осыпал супругу упрёками, а она поведала ему всё, что с ней произошло, какой ужас и какое стеснение вынудили её передать Крестик монахам, выпрашивавшим Его для монастыря. Наконец, она завершила повествование такими словами: "Я признаюсь, что, когда бы я не отправила почитаемый Знак с Благоговением в монастырь, охваченная болью, я была бы сражена смертью и не пережила бы утра следующего дня". Когда супруг услышал это, он удивился. Его возмущение сменилось изумлением, и он успокоился. Наконец, он прославил за совершившееся Власть БОГА и вознёс к ГОСПОДУ и к ЕГО святым Благодарность. Когда впоследствии он посетил монастырь, он подтвердил дарение Крестика своим нерушимым согласием. Он попросил монахов молиться за него и, восхищённый их утешением, отбыл в радости.

Легенда о рыцаре Гуго

Карл, внук Карла Мартелла, сын Пипина, короля Франции, за свои деяния названный Великим, возглавлявший Римскую империю, как и Францию, и рачительным попечением насаждающий и защищающий католическую религию, распространил сверкающие до заката лучи своего имени.

В то время король Франции был велик властью, честью, вежеством в обхождении, счастьем в правлении, благословлён прекрасными, благообразными отпрысками и привержен католичеству и предан Учению Христа.

Этот король Карл, знаменитый столькими одержанными победами в Германии, в Испании, во Франции, в Венгрии (Паннонии), поборник христианской, католической религии, враг язычества и идолопоклонства, оплот апостольского престола при папах Адриане и Льве, искоренитель ересей, гонитель пороков и непотребств, имел обычай ничего не предпринимать без совета превосходнейших, разумнейших и опытнейших мужей. Для военного дела он употреблял отважных, неустрашимо искушённых героев Герольда, Руланда, Теодориха, Рудольфа. Двором короля правили Эхардус и Вольрадус (Вольраутус); город с его делопроизводством был вверен Эскинобальду (Эрхинобальду) и Эглинарду. Алуинус (Алкуинус), Альбинус и Клеменс держали руку короля в науке и в учёности, улаживая наисложнейшие дела.

А также в то время был в королевстве один могущественный и богатый рыцарь по имени Гуго: он же сочетался браком с богобоязненной и благовоспитанной, щедрой, безупречной и в словах и делах, доброславной матроной по имени Аба. Её господин и супруг был благодушнейший во всём народе человек, знатного рода, крепок в мирских делах, миролюбив у себя дома, на войне отважен, велик в подвигах, богат имуществом и владениями, покровитель бедных, благодетель иноземцев, дружествен и благожелателен со своими. Всех он превосходил в королевских милостях, ни с кем не беседовал Карл так охотно, как с ним, не следовал ничьим советам с такой готовностью, как советам Гуго, который был довереннейший, благороднейший, возлюбленнейший, высокий служитель короля, ибо его величество полагался на него, поскольку не только возлюбил Гуго правду и справедливость, но был также умён, благожелателен и предан чести.

В герцогстве Бургундия Гуго происходил из княжеского рода, отличался искренней и благочестивой жизнью. Он жил в браке с богобоязненной госпожой Абой, был в чести и в милости у короля Карла Франкского, кто ради его добродетелей и праведности пользовался его службой в наиважнейших делах, ведая, что порученное ему счастливо завершится благодаря его преданному усердию. Поэтому угодный королю, он так почитался и чернью, уверенной, что целость и благо всей империи зиждется по большей части его попечением. Потому и король уверился, что его правление не могло бы удаться ему лучше, когда бы не споспешествовал ему такой человек, всегда предстоящий БОГУ, воссиявший для всех благим примером, искренний и боголюбивый, так что можно положиться на его суждение и сноровку. И в этом не было у него ни малейшего промаха. И пока король обращается к совету столь высокоумных мужей, до тех пор и счастье при нём обретает своё насиженное место, и его государство разрастается. Но горе! Как высочайшее дерево подвержено порой жесточайшему натиску ветров, так и Гуго был обречён претерпеть при дворе грозу, испытав то, о чём поёт поэт.

Постичь превратности времён

Придворного готовы.

Хоть справедлив он и умён,

Его повалят ковы.

Зыбка - почва под ногами у тех, кто закладывает слишком глубокую основу, полагаясь на высочайшую милость властителя.

Где - тело, там его тень - зависть. Она же - неразлучная спутница добродетели, смотрит всегда косо на тех, кто возлюблен ради своих подвигов и доблестей. Сократ говорит, что безбожному нет ничего тягостней, чем счастье благочестивого. И вправду бывают пауки-паразиты, высасывающие даже из лучших цветов яд. Таких завистников природа научила вредить, за что и поплатился герцог Гуго. Его княжеские доблести, привлекавшие к нему любовь благомыслящих, преисполнили желчью и ядом ненависти завистливых врагов. Поэтому, поскольку злые не терпят праведных, некоторые недоброжелатели при дворе составили одну клику, чтобы опрокинуть почётную колесницу Гуго. Чтобы половчее всё это учинить, они сочли нужным, прежде всего, лишить Гуго благоволения короля и возбудить в короле ненависть к нему, о чём и сговорились между собой. Прежде всего, следовало вышибить Гуго из седла милости короля, иначе его не опутаешь тенетами злосчастья. Слишком твёрдо сидит он, милостиво осенён скипетром и короной, это - невыносимо и нестерпимо, что Гуго один пользуется таким преимуществом в делах государства, будто мы не причём и только напрасно называемся советниками короля.

Пусть даже Гуго как ясный месяц при дворе, не подобает ему затмевать другие звёзды. Или не было одержано никакой победы, не было счастливо разрешено ни одно государственное дело, не была облегчена ни одна тягота в государстве до появления этого Гуго? Не уже ли благо короля Карла не может основываться ни на ком другом, кроме как на Гуго? Или он один Атлас и не нуждается ни в чьей подмоге и пособничестве? Ни одно здание не устоит на единственном камне, ни одно государство не держится рассудительностью одного сановника. Чрезмерное доверие, возложенное на одного, - начало погибели короля, ибо кто налагает руку на корону и скипетр короля, тот овладевает сердцем короля и сердцами подданных: нет ничего непостояннее, чем чернь, легко хватающаяся за оружие и свергающая правомерное верховенство над собой, как только забрезжит луч новой свободы. Новое иго всегда кажется менее тягостным, чем долго угнетавшее до этого. Как? А если страну из-за возникшей опасности или в силу других обстоятельств нельзя будет не обременить новыми податями, не примкнут ли страна и народ к оному Гуго, сочтя его новым Иеровоамом? Какие беды и несчастья отсюда произойдут, пора бы поразмыслить, и не пора ли удалить этого бургундца от двора короля, как удаляют член, внушающий опасения, пока бургундец не стал ещё могущественнее. Его удаление сулит двору короля лишь благо и покой. Следует внушить королю, что слишком любить одного - значит ненавидеть всё остальное отечество и чрезмерная опора на одного - ближайший устой перед падением. Следует приоткрыть крышку тигля, чтобы умысел Гуго, коварный, далеко ведущий и опасный, довести до сведения всего совета короля.

Такие и подобные силки расставили ненавистники Гуго, чтобы навлечь на него погибель и лишить его всех должностей и почестей.

Когда противники Гуго сговорились выдвинуть против него обвинение, сочтя достаточной видимость его вины, они обратились к королю:

- Непобедимейший, могущественнейший король, милостивейший, всевластнейший государь! Поскольку признаётся и высоко почитается особенная рассудительность вашего величества, благоприятные победы вашего оружия, ваше благостное правление, что ведомо и откровенно миру, известно врагам и отрадно для подданных, нет нужды вашим слугам, верноподданнически преданным, пространнее возвещать сие, явственно, как солнце, зримое покорённым странам и королевствам, засвидетельствованное бесчисленными воздвигнутыми победными памятниками и триумфальными колоннами. Но подобно утреннему солнцу, светло и радостно восходящему, являющему свой сияющий лик всей Земле, пробуждающему людей радостным своим обликом, так что каждый ликует при виде его и приветствует его, напротив, когда солнце по другому окрашено, подёрнуто тучами, омрачено, наполовину померкшее, тогда по-иному определяет оно круг мира с его свойствами. Так и когда ваше величество омрачается малейшими признаками мятежного ненастья и возмутительной облачности, изглаживающей красочный свет, в сердцах подданных сразу же произрастает ропот, недовольство и противление верховной власти, установленной БОГОМ.

Ныне подобает, как ни скорбят об этом наши сердца, вашему величеству выслушать, как в государстве, подвластном вам, дела пришли в столь опасное состояние и уже не за горами срок, когда ни мир, ни единство не могут быть сохранены, а дело - в том, что злоумышленник и подстрекатель ежедневно находится при дворе, и следует приглушить доверие королевского величества к нему и устранить с пути его, пока скипетр и корона вашего величества, а также благо и ваша жизнь не оказались в опасности, а тогда потребуется больше усилий, чтобы восстановить спокойствие.

Да соблаговолит ваше величество принять близко к сердцу подытоженное извещение о состоянии всех сих дел. А именно Гуго Бургундец, до сих пор взысканный милостями вашего величества, представленный к стольким почётным должностям, превознесённый и поощрённый: не только не стремится содействовать славе вашего величества на пользу государству, на благо и процветание подданным, но начинает с глумлением, с издевательством надо всем этим, а также с презрением на погибель королевскому дому подстрекать народ ежедневно даяньями, посулами и лестью, как новый Авессалом, чтобы привлечь народ на свою сторону и добиться того, чтобы наконец повсюду слышался глас: "Да здравствует Гуго, король из Бургундии!", и эту опасность мы верноподданнически (в силу нашей верности и нашего долга) не намерены скрывать от вашего величества. Соизвольте только учинить расследование по домам, деревням, весям, местностям и угодьям, и тогда вы узнаете, как народ предан оному Гуго и как холоден он к величию короны.

Поэтому необходимо, чтобы ваше величество потушили уже возгорающееся пламя возмущения и мятежа, приложив руку к скорейшему их подавлению. Если из искры, тлеющей столь давно, возникнет пожар, каким только бедствиям, прорывающимся из такого уже дымящегося поджога, не придётся тогда противодействовать?

Поэтому разумнее и для всего государства благоприятнее воздать по заслугам неблагонадёжному, вероломному, клятвопреступному за все его бесчинства и за его смутьянство, пока мятеж и раскол не разобщат государство, не обеспокоят подданных, не нанесут вреда и ущерба, а также (что хуже всего) не вовлекут вашего величества в намечающиеся уже превратности.

Поэтому мы не предвидим для вашего величества ничего иного, кроме как покарать зло, а всем нарушителям спокойствия воздать, как они того заслуживают сообразно их деяниям, и мы взываем к вашему величеству, чтобы вы, оберегая ваш трон, благополучие королевского дома и покой отечества, подвергли заслуженной каре этого Гуго как оскорбителя королевского величества.

Так невиновный Гуго был обвинён перед королём Карлом теми, чей язык таил змеиный яд злоумышления и драконову жёлчь зависти.

Эта речь смутила короля и совсем расстроила его, и как ветер в море поднимает волны, то вознося, то обрушивая корабль, так эта вымышленная басня повергла царственное чувство Карла в такое движение, что даже крепчайший душевный строй был бы подорван этим. Короля затронула мысль об испытанной верности упомянутого князя и его постоянная прямота. Он не мог позабыть его высокоразумных советов и рассудительных начинаний, его забот и усердия, услуг, оказанных на благо государству и принесённую этими услугами пользу, безупречность его поведения и его деяния. Королю вспомнились также его слава и громкое имя, так что нельзя было не признать, что покарать его не за что. Вспоминая любовь своих подданных к обвиняемому князю и доброе мнение о нём, он не мог не обратиться к первичному свидетельству его верности. И в особенности истинным показалось королю то, что говорит Сенека:

И в пропасти сомнений

На месте царь особом.

Ни дня покоя

Его не знает скипетр,

И наивысшая забота

Ему терзает душу.

Ибо королевская высота зиждется на песчаной, на опасной основе, где нет покоя, ни дня надёжного, ни года, забота на заботе, одним словом, всегдашняя мука. Не успели зажить чёрные, недавние глубокие сердечные раны, которые нанёс ему Пипин, его царственный, но незадавшийся отпрыск, не только посягнувший на корону и правление своего господина отца, но также на владение, на кровь, на тело и на жизнь, на что его подвигли наговоры и подстрекательства безбожных, злобных подданных, посмевших соединиться в неправедной присяге. Поэтому и поскольку его кровь напала на него и впала в неверность, король тем более доступен оказался подозрениям, дав место затаённым сомнениям, и потому тем менее он мог и хотел отдать должное заслугам и верности Гуго.

Далее душу и сердце короля отяготили ещё более высокое доверие, которое внушали обвинители, их свидетельства и основательность приведённых ими побуждений и его подозрения, разоблачённые предательства, злоумышленные сборища, вместе с многочисленными, якобы разоблачёнными противлениями и посягательствами поименованного князя Гуго, оказавшими, наконец, и вызвавшими такое воздействие, что дотоле таившиеся в сердце короля, чем далее, тем упорнее разжигаемые огонь и пламя вспыхнули со всей силой, неожиданно и пагубно обернувшись против Гуго, так что по приказу короля был вынесен обвинённому князю приговор, согласно которому он лишался чести и княжеского достоинства, утрачивал высокие должности и могущество, изгонялся со двора короля под запретом дотоле привычного общения с другими особами княжеского рода, и по улицам и переулкам на глазах у всех ко всеобщему изумлению, к ликованию и злорадству всех завистников со стыдом и позором, как посягнувший на королевское величество вооружённой рукой препровождался в пустыню, где его ожидало заточение вместе с другими злокозненными лицами без различия сословия и сана. Горестное - зрелище, когда Гуго, высокородный князь, превосходный кровью, происхождением, добродетелями, честью, героическими подвигами, громким именем, прославленный в разных краях, господин среди знатнейших, теперь заключённый, изгнанный, мишень для издевательств и насмешек мира. Кто освещал двор короля как ярко сияющая звезда, ныне меркнет и закатывается. Чьё благочестие украшало двор, тот выдворен, выслан, а с ним вместе искренность, правдивость, верность, зато тем лучше закрепляются и усиливаются обман, коварство, предательство вместе с прочими пороками.

То был удар, но Гуго выдержал его и остался цел, не то чтобы при таком противном ветре утратил мужество или ужаснулся. Невзирая на всё это, он подчинился приказу короля, выслушав его с Благоговением, и, согласно этому повелению, сказал "прощай" двору, где служил столько лет, от всего сердца желая каждому (кого вместе с ним может постигнуть подобное несчастие) переносить немилость, позор, даже если это единственная награда и последняя благодарность заслуженному придворному с твёрдостью, как подобает, при этом не оробев и в соображении, что плаванье Невинности зачастую опасно, переносить, не падая духом, ибо, зато Невинность не тонет, если полагается на БОГА и ЕГО Защиту, строя на БОГЕ своё упование, даже если всё вокруг идёт вверх дном.

Между тем надзор над заточённым князем ужесточался, а злые языки чернили его тем яростнее.

И поскольку он не находил утешения со стороны людей, оставленный даже лучшими друзьями, на которых он возлагал надежды, чтобы не оказаться в наготе одиночества, он обратился к БОГУ в уповании найти отверстой дверь Милосердия у ТОГО, КОГО он всегда боялся и любил. В эту дверь он и стучался посредством молитвы, предавая Высшему Суду свои деяния, обращаясь к святым с исповеданием, призвав Совесть, как заступника, а Благочестие - как свидетеля, предвидя, что перед Этим Высоким Судом злоумышление, убоявшись, расточится, а Праведность будет востребована, чтобы высказаться.

В таком состоянии князь не желал ничего другого, кроме сердечных движений, которые возглаголали бы, засвидетельствовав его невиновность перед Высшим Судом, к чему и стремились из глубины души изливающиеся вздохи, истощающееся дыхание, всхлипы и слёзы. Он бы затаил в тиши и замкнул бы в себе свою боль, но чтобы дать сколько-нибудь воли своему унынию, он вознёс к БОГУ свой плач: "Великомогущественный БОГ, проницающий все сердца, воззри на ТВОЕГО служителя: вот я стою перед ТВОИМИ Очами, как дерзновенный, жалкий грешник, как жаждущий крови, как предавший королевское имя, как совратитель народа: во всём этом обвинён я, поэтому я лежу здесь в этих узах и в цепях, и по сим надзирают за мной все вокруг стоящие до дня моей смерти. ТЫ, о, ГОСПОДИ, ведаешь все мои мысли, все мои побуждения, все мои намерения, и, стало быть, ведаешь ТЫ, что все мои пути не отклонялись от ТВОЕЙ Праведности, что все мои шаги следовали по ТВОИМ Стопам. Что касается меня, то я знаю, что я - невиновен ни в каких таких деяниях, моя Совесть тоже молчит, не обвиняя меня ни в какой кровожадности, и вместе с тем моё чувство никогда не улавливалось и не увлекалось подобным намерением. И потому я препоручаю ТВОЕМУ Суду всё моё состояние. ТЫ, о, БОЖИЙ СЫН, осияй сокровенное в моём сердце и посмотри, скрывались ли там и обретались ли когда-нибудь подобные нечестия. Сочтёшь ли ТЫ вопреки всем моим чаяньям, что я - виновен, я с этим смирюсь. Прошу и вожделею, чтобы постигшее меня заслуженное наказание ТЫ соблаговолил объявить и возвестить всему свету. Если же, как я уповаю, так не окажется, в чём я нахожу утешение, то я прошу ТВОЕГО Заступничества и ОТЕЧЕСКОЙ Поддержки, чтобы ТВОЯ Всемогущая Рука защитила меня, ввергнутого ненавистью и завистью из Счастья в несчастье, из Высшего в низшее, и спасла меня из нынешнего стеснения. И поскольку я без ТВОЕЙ Помощи покинут и всеми остальными людьми, развяжи, о, ГОСПОДИ, мои узы, которыми опутали меня безбожные люди, чьим коварством и клеветой вопреки Правде и Справедливости я осуждён насилием и принуждением, невиновный, на смерть. Я знаю, ГОСПОДЬ мой и БОГ, что ТВОЁ Сердце - на стороне Справедливости, и поэтому в такую грозу я держусь лишь ТЕБЯ, ТЫ - незыблемый Якорь, и укрепляю моё Доверие к ТЕБЕ. Ах, обратись и сокруши неправое начинание злоумышленных, чтобы они не хвалились, будто ТЫ, БОГ мой и ГОСПОДЬ, моя Надежда и Упование, покинул меня и праведник подвергся посрамлению и осмеянию".

Таковы были вздохи, воздыхания и молитвы заточённого и удручённого, многократно упомянутого князя Гуго, в которых он проводил целые ночи в цепях и узах, и когда от уныния и утомления он впадал в сон, повторялась и воспроизводилась в сновидении его верная служба двору. Устрашённый лживой, накинутой на него тайно петлёй, он тщился выпутаться из неё, чтобы он снова мог послужить БОГУ, своему ГОСПОДУ, как это свойственно ему одному. Как тут не узреть сбывшегося с ним писания из Песни Песней царя Соломона: "Я сплю, и моё тело и чувства объяты сном, а моё сердце и мысли бодрствуют, и у них своё упование. БОГ не покинет невиновного".

В то время как заточённый князь Гуго взывал к Высшему СУДЬЕ и Суду о справедливом приговоре своей невиновности, ночь проходила в тиши и в молчании и приближался кровавый для Гуго день. Ранней ранью он пробудился, для кого брезжущий свет уподоблялся зловещему вестнику последующего суда. "Настало, - говорит он себе, - время, и пришёл день, и пробил час, когда я явлю всему миру зрелище и должен играть. Время одеться мне и подготовиться подобающим образом. Суть всей игры - невиновность. Зависть и коварство подадут пример, конец моей жизни заключит всю трагедию. Утешит меня только последующая могила и последний покой, в особенности, если меня не отвергнут незыблемые весы Правосудия и не будет заперта для меня Дверь. Таково - единственное моё прибежище, ибо я могу представить, что среди стольких насильственных волн, злосчастный, без руля и кормила, без людской помощи плывущий кораблик легко может потонуть и пойти ко дну. Так что всё зависит от того, не переменит ли Всемогущий БОГ погоду и не сокрушит ли волны, иначе я в своей невиновности должен потерпеть кораблекрушение".

И король спешил положить конец делу, столь важному для всего государства, и созывает он совет и высший суд, чтобы они вынесли приговор обвиняемому и, как они полагали, уличённому князю тем быстрее и не замедлительнее, чтобы подобающей каре подверглись и другие злоумышленники, сторонники упомянутого князя, согласно вынесенному приговору, для чего, преданные его величеству, явились ко двору князья и ГОСПОДА, знатнейшие служители государства, судьи и советники. Жалоба высказывалась с обеих сторон, невиновность, насколько это возможно, притязала на защиту, выступило злодеяние, взвешивались доказательства, выдвигаемые той и другой стороной, представлялись и свидетельства: с одной стороны, злодеяние, с другой - опасность, грозящая королевскому имени, роду, целостности и благосостоянию государства, супротив того невиновность обвиняемого, его верная служба, его прямодушие, громкое имя и приобретённая всеобщая любовь. Но поскольку чувства короля были заранее омрачены наветами, всё складывалось печально для обвиняемого, и сломанный жезл был брошен к ногам Гуго.

Его королевское величество утвердил приговор, и в присутствии обвиняющих и обвиняемых, а также при большом стечении людей приговор был зачитан: "Князь Гуго, предатель страны, зачинщик, злоумышленник против королевского величества предаётся палачу для разлучения с телом и жизнью". Кто бы мог вообразить, что и при богобоязненных королях невинность должна страдать? Кто бы подумал, что упущения такого уважаемого князя будут сочтены столь значительными, что они могут быть исправлены лишь ценой княжеской крови? Когда стало известно, что должен лишиться жизни такой знатный, такой верный, такой заслуженный князь, и ему уготована петля, сбежался весь город, собрался народ без числа, улицы были переполнены до отказа, столько было стремившихся узреть прощание с приговорённым князем. К тому же прибыло ещё множество людей из других городов, и теснились, приблизившись к тому месту, где меч должен был отделить от тела голову безвинно приговорённого князя Бургундского. Рокотали барабаны, и в трубных гласах слышалась жалоба: смотрите, вот идёт многими с такой болью ожидаемый князь Гуго, с головы до ног в скорбном одеянии, чьи глаза, поступь и все движения располагают к Состраданию, идёт к месту своей смерти, чтобы отдать свою кровь до капли без робости и ужаса тем, кто жаждет её. Полагали, что на таком поприще отчётливее выскажет он свою невинность, пожалуется вместе со многими и выставит её перед миром: но скорбное действо, великая несправедливость, насильственное подавление Праведности вызвали такое изумление, что все лишились языка: лишь лик князя и его печальные глаза не могли скрыть помышлений сердца, и они проявлялись не без участия сострадающих сердец. Ах, где же друзья и сородичи? ГОСПОДИ! что же может быть непостояннее мира? Я был оплотом страны, прибежищем и пристанищем для всех, отцом всех подданных. Найдётся ли хоть один, помышляющий обо мне? Ближние мои считают меня предателем королевской крови и рода! И так, доброй ночи, друзья мои и сородичи! Доброй ночи, все почести и высокие чины! Итак, доброй ночи, всемилостивейший король и господин. Впредь вашему величеству желаю я благополучия, какого только вы пожелаете себе, и всем моим врагам - благосостояния во времени и Вечности. ТЕБЕ же, ГОСПОДЬ Неба и Земли, отдаю мою жизнь, дарованную ТВОИМ Всемогуществом. ТОБОЙ жил я и ТВОИМ Попущением умираю, свидетельство чему моя кровь, приговорённая к смерти. Я сочту блаженным себя, если мне будет дано предстать перед Престолом БОГА в пурпурном одеянии, окрашенном не чужою, а, по ТВОЕМУ примеру, моей кровью.

Нет ничего проще, чем без обиняков сказать в этом месте: смотрите, как умирает праведник, и никого это не трогает. Невиновного устраняют, и никому до этого нет дела. Как слепы - честолюбие и высокомерие! Невинность - унижена, зависть и ненависть - возвеличены. Воззри, ГОСПОДИ, с высоты! Видишь, какое нечестие творят со мной мои враги. О, ГОСПОДИ, освободи меня от насилия и не попусти коварному, льстивому языку погубить меня.

Между тем и при этом уже предавшийся смерти князь Гуго совлекает свои одежды, обнажает шею, с завязанными глазами и согнутыми коленями, препоручает себя БОГУ, предоставляет свою голову удару обнажённого меча, ничего уже не ожидая, кроме неизбежного, молниеносного удара. Но когда палач позади него приближается, готовый нанести удар и уже замахивается, на него нападает ужас, так что он оглядывается по сторонам, говоря в изумлении: "Что это? Что это значит? Откуда этот голос? Откуда это повеление? Или должен я водворить мой меч в ножны? Не сделав своего дела, со стыдом, подвергая опасности своё тело и душу, удалиться от этого места? На этот раз я не знаю, что со мной: я не чувствую в себе силы, крепости, мощи. Протестую перед присутствующими против моих дальнейших действий, насилие - выше моих сил, я ничего больше не могу". Собравшийся народ ужаснулся, один во всём обвинял палача, другой подозревал палача и жертву в сговоре, третий дивился князю, парящему между жизнью и смертью, словом, кто во что горазд.

Тогда не возникло в народе разлада или мятежа, а до палача дошёл новый приказ короля - собраться с духом и выполнить свой долг, иначе он не будет пощажён. Добрые слова и угрозы не могли противостоять Руке БОГА, отводившей обнажённый меч и отнимавший у палача его силу. А когда оказалось, что на палача кричат напрасно и не так-то легко сыскать кого-нибудь другого, чтобы тот при таких обстоятельствах и при явственном чуде отважился бы нанести удар, тогда король побледнел, поскольку он и его правительство могли подвергнуться осмеянию, что стало бы поводом и причиной всеобщего возмущения и восстания, а гнев короля усилился, изливаясь следующим образом: "Не уже ли дошло до того, что я переживу день, когда откажутся выполнить малейшее из моих повелений? Как? Не уже ли я в моём государстве, при моём дворе, среди моих наиприближённейших советников должен терпеть завзятого предателя на мою погибель и на погибель моей короны? Я не намерен этого сносить, я не потерплю этого, Гуго должен умереть, пусть даже мне придётся обагрить его кровью мою королевскую руку".

В таком пылу он поднимает руку, выхватывает меч, желая явить свой гнев, но это был напрасный труд: рука короля оцепенела, его члены и жилы застыли, так что руки короля опустились, и меч выпал из них. А когда их величество пришли в себя и окрепли чувствами, они уже постарались одуматься и сказали так: "Теперь я вижу, насколько я был неправ. Узнаю Руку ВСЕВЫШНЕГО, Защиту и Оборону невинного. Приди сюда, мой возлюбленный Гуго, дай мне обнять тебя, кого Бог защитил от моей несправедливости. Приди сюда, мой верный, честный герой, умилостиви своей молитвой гнев БОГА, заслуженно карающего меня, чтобы ЕГО Могущество соблаговолило вернуть мне мои прежние силы, чтобы я опять владел моей рукой". После чего узы и путы, в которых томился Гуго, были развязаны, сняты с него и удалены, и он стал свободен в своих движениях. Как только Гуго поднял глаза, сомкнутые дотоле, и узрел короля, его сердце смягчилось, ибо его величество бросился ему на шею, прося Прощения за всё причинённое зло и умоляя, чтобы его рука обрела прежнюю силу. Гуго падает в ноги королю, своему господину, но тот поднимает его. Один другому сострадает: король сострадает невинному, на которого по своей строптивости навлёк позор и всенародное поношение, Гуго же сострадает королю, чья рука отягощена таким несчастьем, и это длится, пока Всемогущий БОГ не простирает СВОЮ Руку и не возвращает королю его прежние силы, избавив их от паралича. Отчего происходит радость и ликование всего королевского двора, распространяющаяся по всему городу, что даёт королю повод к новой приязни и союзу с Гуго, чтобы не только вернуть ему прежние чины и почести, но и королевскую милость во всей её полноте.

...Карл, король, по более зрелом размышлении принял в особенности близко к сердцу верность своего служителя и заслуги князя Гуго перед общим делом ради блага и пользы, и причинённые ему стыд, позор, несчастья, опасности, грозившие его телу и жизни, потерю чести и временного благополучия. И тогда Карл счёл изгладить и вычеркнуть всё это справедливостью, одарив его при этом перед всеми королевской милостью: он созывает, согласно своим помыслам, других, прежде всего напомнив им своё всенародное упущение, вызванное их лживым, низким доносом, когда безвинному бургундскому князю без достаточного повода и причины был нанесён подобный ущерб, явное наказание, которому он подвергся перед БОГОМ и миром. И, в конце концов, Карл сказал: "Он, столько пострадавший и претерпевший столь великий стыд, в чём я - повинен, должен быть вознаграждён. Что посоветуете вы мне? Каким королевским благодеянием воздать ему перед всем миром за его невиновность?" И все одобрили это намерение, но не отваживались при этом ставить цель и предел королевскому величеству, предоставив всё его усмотрению.

Тогда Гуго был приглашён королём ко двору, и король принял его с благожелательным взором и милостивым чувством, и Карл заговорил с ним: "Не без того, мой верный Гуго, что ядовитая стрела, пущенная злыми языками, глубоко ранила твоё сердце, и оно не заживёт так быстро, вместе с тем нельзя было не познать на деле с высочайшим восхищением твою Добродетель и твою Стойкость в перенесении встыда, позора, насмешек и нападок, так что твои враги были посрамлены, ты же приобрёл бессмертное имя, так что оказалось истинным то, что обычно говорят: несправедливость многим скорее пошла на пользу, нежели повредила. И поскольку я признаю себя виновным в том, что я прислушался к таким лживым речам и вымышленным наветам, моя воля - такова, что ты можешь выбрать из всех почестей и званий моего государства желательное и угодное тебе". В ответ Гуго благодарит за такое предложение с верноподданнической почтительностью и добавляет, что не заслужил столь великую милость от его величества, но все свои силы, всё, на что он - способен, готов употребить на благо короны. Что корона ни соблаговолит повелеть своему служителю, то он и примет как милость, и поэтому он просит не торопить его с волеизъявлением, а в ближайшие же дни он выполнит всё, что король прикажет.

И поскольку Гуго помнил, что Такое Сокровище могло быть потеряно, он, столь высоко ценимый и превознесённый королём, ничего другого не желал и не вожделел, кроме как Этого Сокровища.

Так что Гуго просит Это Сокровище: "Прошу и взыскую от вашего королевского величества только тех даров, присланных из Иерусалима, среди которых часть Святого Тела нашего СПАСИТЕЛЯ, дарующего нам Блаженство, частица Святого Креста, пролитая за нас Кровь и другие Святыни, да будут Они переданы и представлены мне, ибо только Это может изгладить и погасить причинённый мне позор". Это желание король принял близко к сердцу и сказал: "Возлюбленный мой Гуго, ты требуешь большего, чем если бы ты потребовал всё моё королевство, но всё-таки, чтобы сдержать моё слово, я намерен приказать пусть мне в ущерб, чтобы твоё желание было исполнено, и да будет отныне твоим То, Что доселе оставалось моей утехой и радостью.

Невозможно сказать, сколь дружественно и утешительно для князя было обладание Этим Сокровищем. Стоило взглянуть на него, и сразу же исчезала боль от минувшей грозы и воспоминание о ней, так что он почитал себя блаженным, выдержав и претерпев то, что открыло и проложило ему Путь к стяжанию подобной Благодати. Оставалась только забота, как доставить, столь дорогой ценой, обретённое Сокровище восвояси, чтобы обрадовать и своих присных. Так что, завершив обратный путь, он приветствовал княгиню, свою супругу, и ближайших знакомцев, тотчас же явил им Дары, не в силах скрыть своей радости и говорил им: "Вот Они, Дарения, Которые Карл пожаловал своему служителю в утешение ему. О, драгоценный ковчег и святой ларец, где таится очень дорогое Сокровище, обогащающее меня и весь мой род!

Возлюбленная супруга и все мои друзья, ликуйте со мной теперь и считайте меня счастливцем, ибо я пропадал и нашёлся. Я был у врат смерти, от которой избавился. Смотрите, - говорит он, - вот провозвестие моего Счастья и Благополучия! Узрите Этих Немых, но Вещих Свидетелей моей невиновности. Злые языки ложно обвинили меня перед моим королём и господином в преступлении против его величества, за что я и был приговорён к смерти и обнажил уже мою шею для меча в ожидании последнего удара, но Рука БОГА спасла меня, явив Знамения.

Возрадуйтесь и возблагодарите ГОСПОДА. Эти Дары - вознаграждение за испытанный мной позор, и что мне теперь издевательства моих врагов!" И княгиня Аба изумилась вместе со своими присными. А когда они услышали, как и каким образом, их господин Соизволением БОГА спасся от опасности, грозившей его крови и его жизни, его телу и его уделу, они возблагодарили ГОСПОДА БОГА, воздавая честь Добродетели князя Гуго, желая и чая вечного триумфа и всегдашнего благополучия ему и всему его дому.

Между тем княжеская чета была занята и озабочена тем, как бы установить и водворить Святыню, столь чтимую всеми, на место, где Она почиталась бы как подобает, и, отложив остальные попечения, разукрасили и разубрали наилучшим образом особое место в доме, предназначив его, чтобы искать там утешения, благоговения и ублаготворения, как и было сделано, так что они отвратили свой ум от земного помышления, обратив их лишь к Вечному, и завещали и предназначили всё своё достояние ГОСПОДУ БОГУ, как своему единственному законному наследнику, и заверили, от всего сердца желая изыскать для этого пути и средства, что сдержат свой обет, данный БОГУ, и ради многократно возвещённой Святыни на коленях молили ЕГО Всемогущество, чтобы разъяснилась им ЕГО Воля.

Гуго велит изготовить драгоценный крест, в котором Святыня должна храниться и сберегаться.

Молитва была услышана БОГОМ, так что сообразно Гуго был просветлён и подвигнут сделать драгоценный, предназначенный висеть на кресте образ нашего СПАСИТЕЛЯ ради вечной памяти, и он приказал изготовить из дубового дерева большой, искусно отделанный крест высотой в шесть футов, шириной в один, полостью примерно в два пальца, изнутри и снаружи выложенный серебряными листами, причём снова при работе высочайшего мастерства, так что рядом с образом ГОСПОДА нашего, висящем на кресте, с обеих сторон представлены для почитания тайны ЕГО жизни. С четырёх углов были явлены четыре свидетеля-евангелиста с драгоценнейшими камнями, отделанными золотом, со светло-блещущими камнями святые раны, над главой пеликан, вскрывающий себе грудь, чтобы напоить птенцов собственной кровью. По другим сторонам, а также с обратной стороны также с четырёх углов были следующие фигуры из Ветхого Завета: во-первых, Авраам, готовый и намеренный принести в жертву БОГУ своего сына Исаака, во-вторых, изображение большой, мощной виноградной лозы, в-третьих, изображение Небесного ВИНОГРАДАРЯ и, наконец, изображение висящего на кресте змея, взглянув на которого исцелялся раненый. В средоточии креста высился образ Святейшей ТРОИЦЫ как совещания о Спасении человеческого рода, справа СЫН БОГА, указующий на то, что написано в псалме 39: "Вот, иду, в свитке книжном написано обо мне: я желаю исполнить ТВОЮ Волю..." и так далее. Там были распределены и другие изображения, напоминания о жизни Христа, для наилучшего рассмотрения запечатлённые медью и на меди, нет нужды перечислять остальные. А кто же тот, чей образ стоит одесную как некто, преклонивший колени, носящий доспехи и оружие, подобный оберегающему церковь - то ли это святой Пётр, поборник церкви, то ли Гуго, предавшийся ГОСПОДУ БОГУ своему, кого сей означает, - представляется истолковывать и решать каждому по собственному разумению.

И когда работа была завершена, он замкнул внутри креста упомянутую доселе Святую Кожицу от обрезания нашего ГОСПОДА, кроме того, частицу Святого Креста и нечто от Святой Крови и некоторые другие Святыни, чтобы лучше сберечь Их.

Княгиня Аба собрала драгоценные книги, в их числе книги Ветхого и Нового Завета, вместе с некоторыми другими, все прекрасно переписанные, снаружи позолоченные и усеянные драгоценнейшими камнями, отписав и завещав это всё ГОСПОДУ БОГУ.

ГОСПОДУ БОГУ такое творение оказалось угодно сверх меры. Но, поскольку княжеская чета не знала, куда доставить и какому месту вверить Святыню, они препоручили Её Соизволению БОГА, чтобы ГОСПОДЬ распорядился Ей по-СВОЕМУ.

***

И так, Гуго испрашивает Сокровище.

Почти одновременная кончина всех тех мужей, составлявших цвет франкской знати, но покинувших своего господина и императора, не могла не произвести мощного впечатления... Людовик (Благочестивый) был потрясён таким известием. Бия себя в грудь с глазами, полными слёз, он молил БОГА быть милостивым к их душам.

Гуго - жертвователь Святой Реликвии (Той, Которую Карлу при его паломничестве в Иерусалим и в Константинополь вверил Ангел, Которую Гуго получил от Людовика Благочестивого и передал в Нидермюнстер у подножия горы Одиллии.

И Гуго вспомнил тогда, и показалось ему благоудобным, чем в давние времена руководствовались филистимляне, когда Ковчег БОГА, завоёванный ими мечом, водрузили на новую колесницу, в которую были запряжены две коровы, питающие телят, чтобы без человеческого произвола доставить Ковчег на подобающее ему место. Потому и он, препоручив себя Водительству БОГА, отдаёт приказ: Это Сокровище, уже завещанное и посвящённое ГОСПОДУ, возложить на верблюда без возничего или сопутствующего, чтобы верблюд был ведом и сопровождаем лишь Соизволением БОГА. Сразу же, не мешкая, Этот Святой Крест, чтобы предохранить Его от грозы, дождя и прочих как небесных, так и дорожных неурядиц, был уложен в особый короб и одновременно книги и рукописания, относящиеся к Нему, замкнуты в подобающей коробке, то и другое было подвешено по один и по другой бок верблюда, в Надежде и Уповании, что он доставит свой Груз ГОСПОДУ БОГУ, куда угодно и приятно Могуществу БОГА. А чтобы иметь свидетельства и сведения о счастливом исходе чаемого, Гуго счёл разумным послать одного или пять довереннейших знатных рыцарей, отличавшихся как происхождением, так и доблестью, которые на некотором отдалении должны были сопровождать верблюда по его следам, пока не достигнут того места, где шествующее без направляющего повода и погонщика животное пожелает оставить свой груз. Затем, когда всё было готово уже к отбытию, Гуго и Аба возрадовались между собой и сочли себя счастливыми, поскольку нашёлся столь необычный посланный, пожелали ему счастья и блага в пути, затем они возблагодарили ГОСПОДА за то, что они были сочтены достойными беречь Столь Драгоценное Сокровище, пока Оно не будет доставлено на подобающее, угодное БОГУ место, а также за Мудрость, просветившую их, так что они могли воспринять и постигнуть ЕГО Волю через обретение, которое станет подобающей жертвой в прославление ЕГО Святого Имени.

Своему посланцу, готовому в путь, они сказали: "Ты, несущий Святыню, Которую мы доверили тебе, будь внимателен к своей поступи и к своей стезе, чтобы непредвиденным преткновением не обесчестить Святыню или каким-либо другим злоключением не нанести Ей ущерба и не повредить Её. Иди же, куда тебя направит ГОСПОДЬ, и поведёт ЕГО Ангел, и да не постигнет тебя нечто нечаянное. Иди по горам и долам, через лес и кустарник, по городам, городкам и весям, звоном колокольцев, навешанных тебе на шею, вопрошай, где тебе успокоиться, где тот наследник, которому подобает доставить тебе возложенное на тебя Сокровище и Святыню". В заключение сказали они: "Вы, преданные свидетели, блюдите нашего посланца, не обгоняйте, не торопите его, не дайте ему пострадать от голода и жажды, на наши средства предоставляйте ему всё, в чём он нуждается. Идите во имя ГОСПОДА, запечатлевая весь ваш путь, города и веси, на всём протяжении вашего путешествия, чтобы всё это поведать нам".

Ободрённый подобным прощальным напутствием, восприняв с ним некий особенный знак, отправляется посланный в путь, будто для него проторённый. Идёт через поля и пашни, поднимается на горы, спускается в долы, пересекает леса и кустарники, идёт через Бургундию во Францию в стольный город Париж, пробуждая всех и вся своими колокольцами. Так что народ сбежался к окнам, чтобы узреть никогда не виданное странствие, в особенности же распознать и восславить ГОСПОДА БОГА в столь дивном свершении. Молва между тем слышалась там и здесь. В обществе ходил слух о цели и смысле этого путешествия, что за Сокровище, какая Святыня погружена на верблюда, одним словом, получила огласку вся история, из которой проистекало желание каждого, чтобы его дому выпало подобное счастье и к нему доставлена подобная ноша. Горожане и жители королевской резиденции были бы не прочь, когда бы она оказалась у них, оставшись под их покровом и защитой. Поскольку не для того ли воздвигнуты были вызывающие восхищение чертоги и церкви, чтобы воспринять Святыню, но ГОСПОДУ БОГУ это не было угодно, так что верблюд продолжал свой путь и ничто не могло отвлечь или задержать его.

На всех улицах и у всех домов стояло множество народу, чтобы видеть здесь и там предвозвещённые Чудеса. Один говорил о Них другому, другой влёк третьего за собой, чтобы сопровождать посланца и приметить, где, у кого он остановится, кому принесёт Счастье, так что большое число юношей, старцев и жён следовало за ним. Между тем верблюд достиг Эльзасской области и проходит открытым полем в урожайную пору и видит здесь и там в поле косцов и других тружеников, собирающих дарованные БОГОМ плоды, поворачивает к Птичьей горе, минует расположенные по обеим её сторонам города и деревни и, будто намеренный отдохнуть от усталости, останавливается у горы. Здесь вся окрестность - приглядная и отрадная, отчасти из-за зелёной долины, отчасти из-за приятной, струящейся сверху воды. Со стороны восхода солнца простирается обширное поле, усеянное виноградными лозами и гроздьями, радующими тамошних обитателей. Со стороны же заката виднеется осеняющая высь горы, у которой на вершине церковь Святой Одилии вместе с монастырём, просторным и внушительным на вид, каков есть неподалёку Нидермюнстер. А с юга и севера зеленеет густой лес из привлекательных, пользительных деревьев, а также другого подроста, радующего глаз и сердце.

И на этом месте располагается деревня, плохонькая и убогая жильём, где, однако, в честь и на вечную память древнего исповедника и мученика, пролившего свою кровь, святого Набора, воздвигнута там церковь, и благодаря этому святому обрела деревня славу и вечное имя.

И, достигнув этого места, верблюд, гружённый столь Святынями, не иначе, как тоже желая почтить этого святого, преклоняет колени, будто намеренный здесь отдохнуть и набраться сил, и почиёт всем телом. Что позволило и дало повод предположить, не здесь ли счастливый, избранный БОГОМ народ, который удостоился столь благожелательного посещения, и не ему ли предназначается воздвигнутый таким образом знак Спасения и Благополучия. Так что с подобной мыслью и с благочестивым чаяньем собрались на совет и вопрошали один другого, как подобает и как должно принять Эту Милость БОГА, с какой Почестью и Благоговением, какую необходимую готовность выказать? Между тем отдохнув и освежив свои силы, посланец поднимается с колен, встаёт на ноги и восходит на высоту ближайшей, означенной горы по камням и уступам в намерении ещё более возвысить Святой Крест. И когда он достигает середины этого каменистого пути, где дорога раздваивается, и один путь ведёт к обоим расположенным посреди горы монастырям, живущим под началом святой Одиллии, верблюд выбирает другой путь, поворачивая влево, и отправляется к расположенному ниже знатному монастырю, продолжая своё путешествие, что вызывает новые помыслы и предположения, так что каждый мнит, что во всяком случае найдено место, отмеченное ПРОВИДЕНИЕМ, и не угадывается ли оно уже наверняка, так что заранее желали счастья избранному дому, почитая блаженным того, на чью долю выпала такая Милость. А поскольку по пути крик со временем нарастал, распространялся и ширился, наполнив даже и знатный монастырь Святой ДЕВЫ, докуда донёсся слух и дух, они сочли своим долгом выступить в сретение грядущего ЖЕНИХА, чтобы принять ЕГО с подобающей честью наилучшим образом. О том, как ликовал монастырь, можно было бы сказать многое, но да судит каждый по себе. У всех дев упомянутого монастыря была одна забота, как бы полнее и велелепнее обрести и воспринять Славу БОГА.

Этот распространяющийся клич разнёсся столь широко, что представлялся уже истиной, как и мнилось всем, в особенности, когда верблюд не ступил уже ни на какое другое место и оставил в скале как в податливом воске свой след, из которого сопутствующий любозритель мог бы заключить: неподалёку отсюда остановился странный гость, и тем ревностнее они сопровождали посланного, пока, ведомые очевидными следами через нидермюнстерскую область, не узрели перед своими глазами расположенный на высоте монастырь с его обитателями. При виде приближающегося монастыря странник остановился, руководимый доселе Владычеством БОГА, будто он восхитился зданием, но он идёт далее, пока не достигает ворот столь часто упоминаемого знатного монастыря, где он топочет стопами по земле и стучит кольцом, висящим на воротах, намеренный пройти через Врата Праведности и там опочить. И была там в то время знаменитая своим родом, в особенности же своей Добродетелью и святой жизнью аббатиса того монастыря. И как только она узнала, что посольство, о котором столько слышала, движимое Предопределением БОГА, теперь - у врат её обители, она велит растворить врата и двери новоприбывшему дорогому гостю, внести имеющиеся у него Дары и принять Их с Благоговением. Затем странник входит, передаёт вверенное ему Наследство, будто сообразно своему служению требует удостоверения и подтверждения. По этому же поводу приходят преданные, издалека его сопровождающие свидетели при великом стечении сбежавшейся черни, а также другие достойные доверия очевидцы этого чудодеяния. Так что весь двор наполняется чужими людьми, не считая тамошних дев, потревоженных на молитве этой беготнёй и толчеей, поспешивших, отвлёкшись от молитвенного усердия, внять известию о Чуде, одни только истинно и действительно достойные принять к сведению эту историю. И когда все они собрались в алкании и желании внять этой вести, встал один из пяти среди них и начал: "Преподобнейшая и милостивейшая госпожа аббатиса! Высокие князья нашего бургундского округа Гуго и Аба, его супруга, наш милостивый князь и княгиня назначили БОГА, Всемогущего ЦАРЯ Неба и Земли наследником своего Состояния, предоставив полномочия и власть вступить в права наследства, как только ЕМУ будет угодно, САМОМУ или через посредника: для того, однако, чтобы завещанное БОГУ и принятое БОГОМ Наследство было передано ЕМУ, ЕМУ доставлено и достигло наследника, он же замещает БОГА. Мы искали его вновь и снова, сопровождая этого предыдущего нам вожатого, но доселе, хотя мы повсюду на нашем пути провозглашали цель нашего странствия, никто не выказал законного притязания, и поскольку лишь в этом доме БОГА Соизволением БОГА этот посланец тихо стоит на месте и не намерен тронуться дальше, заключаем мы отсюда, что наследство предназначено вам и вам принадлежит. Благоволите таким образом воспринять и принять таковую Милость БОГА, Которая принесёт монастырю многократное Счастье и Благословение, а именно Такие Дары, Каковые мои многомилостивые князья приобрели ценой жертв и страданий чудом на вечную память ради вящего поминовения премногих верующих в Христа". По завершении этой речи снимают с верблюда доставленную ношу, открывают короб, и обнажается сверкающий золотом, серебром и драгоценными камнями Крест, вызывая Благоговение у всех присутствующих, чему многие радуются и восхищаются, сопутствуя Кресту в благочестивом Его препровождении на достойное место, куда следовало Его водворить среди других Святынь. Между те госпожа аббатиса совещается с другими, какую ещё честь предуготовить и воздать новоприбывшей Святыне и раскрываются врата больших церквей, стены и перегородки увешиваются драгоценными коврами, свечи возжигаются, ладан воскуряется, колокола раскачиваются, и всё распределяется, согласно уставу: пока Святой Крест под музыку переносится в церковь и водружается на алтарь, произносится подобающая благодарность Всемогуществу БОГА за такую Милость, с пожеланием Блага и Счастья княжеской чете как благотворителям, а весь благочестивый народ удостаивается Благословения, в то время как сопровождавшие Святыню прощаются, но верблюд не пожелал сдвинуться с того места, так и пребывая там.

Глава третья

Конрад Флек пересказывает предание о Флоре и Бланшефлёр, как это представлено здесь, фрагментарно.

Это сказание, вобравшее в себя и восточные мотивы, исходит от европейского Запада. Здесь сообщается содержание этого повествования, как его передаёт Конрад Флек.

Хочу поведать о любви

Я вам предание такое:

Детей когда-то было двое;

Ещё им не было пяти,

Когда любовь на их пути

Их обрекла на злоключенья,

Им причиняя огорченья.

И так, поэт хочет поведать нам о злоключениях любви. И о двух детях, чья любовь расцвела в чистоте до того, как они достигли возраста, способного на страстные волнения. Так что у этой поэмы та же цель, что и у поэмы Вольфрама фон Эшенбаха о Парцифале - прославление Верности, Постоянства, Стойкости.

Прислушайтесь к моим словам.

Совет я любящему дам.

Тот, кто любовью удручён,

Любви на верность обречён

И должен быть неколебим.

В такой неколебимой верности Флор и Бланшефлёр предались друг другу. И далее поэт повествует нам о том, что от этих двух произошла Берта, о которой можно прочитать в старых книгах, а от неё и Пипина впоследствии родился Карл Великий:

От этих двух была она,

Девица Берта рождена,

Что большеногою звалась...

Пипин супругом Берты стал,

Как в книгах старых я читал,

А у Пипина сын был Карл.

Таким образом, сказание о Бланшефлёр, бабушке Карла Великого с материнской стороны, также включается в круг документов, которые мы здесь рассматриваем. В форме изящного повествования в этом сказании изображаются величайшие исторические импульсы VIII и IX веков.

Язычником родился Флор,

Она с рожденья крещена,

Но на двоих любовь одна,

И не вступая с нею в спор,

Крещенье также принял Флор.

Её любил он с детских лет,

В чём никаких сомнений нет.

Поэт сообщает нам, где было государство Флора: в Венгрии, в Вергальте (Норгальт), в Греции царствовал он. Сказание объявляет его властителем Греции, тогда как о Берте, матери Карла Великого говорится, что она - дочь императора Гераклия. Так сказание отождествляет греческого императора Гераклия с нашим Флором. Венгрию, говорит поэт, он унаследовал от своего дяди. Отец Флора - Феникс, король Испании. Он вступил в бой с войском паломников, а к этому войску принадлежал каролингский граф, участвовавший со своей дочерью в паломничестве к святому Иакову в Компостелле. Этот граф пал в бою, а его дочь, ожидавшая ребёнка, осталась одна, так как её супруг тоже погиб. Эта женщина - мать Бланшефлёр. Захваченная в плен Фениксом, она была уведена в его страну. Её высадили в Неаполе, и Феникс подарил её испанской королеве, своей супруге. Королева приняла её ласково, и так случилось, что королева Испании родила своего сына Флора в то же мгновение, когда каролингская графиня родила дочь Бланшефлёр.

Узнайте все, кому не лень:

Они в один родились день,

В одном чертоге, в час один.

Таков истории зачин.

Одна была у них пестунья.

Было Вербное воскресенье, когда тот и другая родились. А вербное воскресенье зовётся: PДques fleuries. "Paske florie", - говорит Конрад Флек. Потому и назвали их Бланшефлёр и Флор. Далее повествуется, как нежно полюбили они друг друга, как вместе ходили в школу. Но когда царь любви заметил, что дети вырастают, он пожелал разлучить их. В приступе гнева король хочет убить Бланшефлёр, но королева смягчает его. Она убеждает короля обуздать свой гнев и прислушаться к её совету. Она видит, что негоже Флору оставаться здесь и по-прежнему ходить с Бланшефлёр в школу. Следует отвлечь его стремления в некую даль. Так что было решено отправить Флора в школу в Мунтор, что в Андалузии. Там живёт сестра королевы Сибилла и Гурасс, её супруг. Флор отправляется в путешествие, лишь заручившись обещанием, что к нему пришлют Бланшефлёр, как только её мать, нуждающаяся в её заботе, сможет обойтись без неё. Если Бланшефлёр не приедет к нему в назначенное время, Флор вернётся за ней. А между тем королева продала Бланшефлёр купцам. Эти купцы из Вавилона остановились в Лунките. Они заплатили за Бланшефлёр деньгами и драгоценностями. Среди этих драгоценностей находился кубок, изготовленный богом Вулканом. На кубке изображена встреча Париса с Афиной Палладой, Юноной и Венерой. Богиня раздора, не приглашённая на пиршество богов, подбросила богам яблоко с надписью: "Прекраснейшей". Парис должен решить, какая из богинь заслуживает этого яблока. Юнона сулит Парису Власть, Афина Паллада - Мудрость, Венера - Красоту. Парис выбирает красоту, и ему достаётся Елена.

Из-за этого разыгралась Троянская война. И всё это было изображено на кубке, крышка которого увенчана карбункулом, а карбункул обладал свойством даровать здоровье на год каждому, кто пьёт из кубка. И карбункул к тому же сверкал во тьме. За этот кубок с другими драгоценностями была продана Бланшефлёр. Амирал приобрёл её у купцов и запер в башню. Когда Флор вернулся домой, его ввели в заблуждение, сказав, что Бланшефлёр умерла, и, показав её могилу. Гробница была из мрамора с четырьмя бронзовыми львами, обрамлённая многочисленными изображениями животных, обитающих в различных стихиях.

А в камне радовало глаз

Искусство, вызвав напоказ

Воздушных тварей, водяных,

А также множество земных.

Такое сотворил бог огня искусством Орфана и Вулкана. На первом камне лежал второй, пёстрый. При свете солнца в нём сверкали различные вещи:

То был состав четырёхцветный,

И золото, и серебро.

Ещё виднелись два образа - мужской и женский.

Явил художник-чудодей

Двух улыбавшихся детей.

Прекрасна Бланшефлёр была,

Изображённая, мила,

А с ней ни кто иной, как Флор.

Казалось, картины оживают на глазах.

Ей Флор дарил царицу роз

Чья рукотворная весна

И в золоте была красна,

А лилия была бела.

Так Бланшефлёр преподнесла

Ему свой дар, чья белизна

В чистейшем золоте видна.

Оба образа были в коронах. В короне Флора сверкал карбункул. С четырёх углов этого художественного творения виднелись четыре трубки, выдувавшие четыре ветра. Это было дивное творение, не имевшее равных себе. Ибо малейшее веяние ветра придавало образам жизнь и движение. Эти образы могли даже говорить, и чудо, соединяющее изображения любящих, длилось, пока дул ветер. Они целовались и не могли успокоиться, пока ветер не стихал. Гробница стояла у входа в собор. Четыре бога посадили на могиле четыре дерева, которые вечно зеленели. В изголовье у девицы росла олива, у её ног бальзамное дерево. А со стороны Флора было гвоздичное дерево и ещё одно дерево, источавшее благовоние. О бальзамном дереве говорят, что оно источает елей, услаждающий юность. Гвоздичному дереву, оказывается, не страшен огонь, и оно цветёт красными цветами, струящими аромат. Но эта могила была пуста, ибо Бланшефлёр ведь не умерла, а только исчезла. Когда до Флора дошло известие о смерти Бланшефлёр, он хотел убить себя. Так что не оставалось ничего другого, кроме как открыть ему, где она. Когда это совершилось, он отправился искать её. Великолепно вооружённый, взяв с собой чудесный кубок, Флор ускакал. Его конь был с одного бока белый, с другого - рыжий. Явственно и чётко на конском крупе разделялись две масти. Они распределялись на шкуре поровну, и где рыжая масть граничила с белой, там проходила чёрная полоса в три пальца шириной. Она начиналась на лбу, тянулась через весь хребет, доходя до хвоста, также окрашенного в две масти. По бокам коня читалась надпись: "Лишь тот скакать на мне достоин, кто для короны был рождён". Это чудо произошло от природы. И седло коня было необычно, сделанное так, что его тяжесть распределялась равномерно. Ведь соблюдались верные измерения, а между самым высоким и самым низким была правильная середина. Всякий читающий описание этого коня без труда узнаёт то, что встречается в алхимических писаниях, различные цвета, напоминание соблюдать верный вес и так далее. Но вернёмся к нашему повествованию. Мать, снарядив сына в путешествие, напоследок дала ему кольцо, наделённое свойством преодолевать вражду.

После многочисленных приключений Флор, вынужденный дождаться попутного ветра, прибывает морем в Бальдаг. Так после четырнадцатидневного плаванья он достиг своей цели, попал в страну, где находился повелитель семи королей. Тот обладает башней, в которой семьдесят покоев, и в каждом живёт красавица. Здесь и пленница Бланшефлёр. Изнутри башня - удивительна. Золото, лазурь, лучистый хрусталь украшают её.

Обычный заменяя кров,

На башне маковка была,

В лучистом золоте светла,

Скорей похожая на шар,

Вся излучающая жар,

Как солнце в светлой вышине,

Горячее при ясном дне.

Казалось, так же горячи

От жаркой маковки лучи.

Вверх от этой маковки вела золотая труба, в которой был карбункул, освещавший всю твердыню. Глубоко внизу был чудесный колодец.

Колодец был под башней скрыт,

В колодце дивный бил родник.

Колонну полую воздвиг

Искусник-мастер. Тем ценней

Труба серебряная в ней.

Вода чистейшая в трубе

Сама струилась по себе.

Был безотказен круглый год

Сей башенный водопровод.

В свинцовой же трубе вода

Текла дурная бы всегда.

Этот колодец снабжал водой все семьдесят покоев.

Колонну в странном обаянье

Увенчивало изваянье.

Сквозь медные его уста

Вода струилась изо рта,

Чтобы попасть в колонну снова,

По-прежнему стекать готова

Вниз по трубе, как вверх текла,

Чиста, прозрачна и светла.

И этот круговорот неоднократно представлен в алхимических описаниях.

В башне живёт Бланшефлёр, и Флор должен спасти её оттуда. Четыре стражника охраняют башню, где таятся 70 женщин. Все они служат Амиралу. В особенности две из них, Бланшефлёр и Кларис.

Владыке воду подавать,

Когда ложиться и вставать

Он вечером и поутру

Изволил, так что не к добру

Малейшая пред ним вина,

Одна из них была должна,

Платок другая подавала...

Один стражник охраняет единственную дверь. И этого стражника должен привлечь на свою сторону Флор. Он добивается его благосклонности подарками, а также тем, что обыгрывает его в шахматы, не только прощая ему проигрыш, но и подарив ему столько, сколько выиграл. Так, наконец, он проникает в башню. В красном наряде, в одеянии из красного золочёного шёлка он затаивается среди красных роз, и слуги стражника несут его в цветочной корзине по лестнице вверх.

Он срезал много нежных роз.

Была пора цветов и трав,

Способных тешить женский нрав.

Цветущая краса долин Восьми сподобилась корзин.

И в смутном чаянье утех одна корзина больше всех,

А в ней как раз был спрятан Флор.

Чрезмерная тяжесть корзины побуждает стражников оставить корзину этажом ниже. Флор, таким образом, попадает в комнату Кларис, расположенной к Бланшефлёр. Придя в себя от страха при виде красного рыцаря, вылезающего из корзины, она зовёт свою подругу Бланшефлёр. Так находит Красный Рыцарь свою белую невесту.

И после долгих дней разлуки

Забыты прежние страданья

В час неожиданный свиданья.

Уже влюблённые вдвоём

И в упоении своём

Так, нежные, друг другу рады,

Что все изведали услады,

Которые любви знакомы

От поцелуев до истомы.

Не может быть средь игр таких

Лишь грубых прихотей мужских.

И нежность, в ласках торжествуя,

Доходит лишь до поцелуя.

Пыл грубый нежному претит.

Флор с Бланшефлёр вдвоём едва ли

Запретных радостей желали,

У них любовь была чиста,

И целомудренны уста.

Их счастье длилось недолго, так как присутствие Флора в башне скоро обнаружилось. Случилось так, что Бланшефлёр однажды утром не приступила вовремя к выполнению своих обязанностей при Амирале, не проснулась и всё ещё спала, когда Кларис уже шла к нему, трепеща и дрожа, ибо она заметила отсутствие Бланшефлёр. За ней был отправлен посланный, и когда тот вернулся со своим известием, Амирал пошёл взглянуть на то, о чём ему было доложено. Посланный, взглянув на спящих, не понял, дева или рыцарь лежит с Бланшефлёр:

И посланный пошёл туда,

Где на одном и том же ложе

С блаженным сном их счастье схоже

От гибели невдалеке

Лежат и спят щека к щеке,

Беспечные, уста в уста.

Почиёт нежная чета.

При виде Флора в этот миг

Поставлен посланный в тупик,

И ничего сказать не мог,

Переступив через порог,

Не понял, что за существо

Перед глазами у него.

Неописуемо хорош,

Флор с юной девушкою схож.

Светился каждый волосок.

Щекам неведом был пушок.

И посланный назад шагнул,

Будить он спящих не дерзнул.

Он мог бы их и пожалеть,

Чтобы невинным уцелеть,

Молчать, однако, не дерзал,

Всё властелину рассказал.

Услышав такое известие, Амирал схватил меч и поспешил в комнату, где они спали. Разгневанный, он вошёл туда и преисполнился изумления, не в состоянии уяснить, кто это лежит с его приближённой. Убедившись, что это - юный рыцарь, он велел разбудить его не самым нежным образом. Потом обоих поволокли в большую залу, которая была в той твердыне, чтобы покарать смертью Флора и Бланшефлёр за то, что они сделали. Обнажив меч, Амирал спросил Флора, как его имя. Флор ответил ему просьбой, чтобы халиф собрал своих князей и оказал им честь выслушать его обвинение против Флора и что Флор может сказать в своё оправдание. Амирал соглашается на это и велит оповестить, что на следующий день он созывает высший суд.

Услышал клич весь Вавилон,

И все пришли со всех сторон.

Когда забрезжило утро и обоих повели на суд, Флор вспоминает о колечке, которое ему подарила его мать. Он снимает его и хочет подарить колечко Бланшефлёр, чтобы оно защитило её. Бланшефлёр отвергает этот дар. Он настаивает. Бланшефлёр отбрасывает колечко. Военачальник, ведущий их на суд под стражей, оказался свидетелем спора и понял из их слов, каким свойством и какой силой наделён камень. Наклонившись, он поднимает кольцо. Когда в ходе дальнейших событий им выносят приговор, этот военачальник выступает перед Амиралом как защитник Флора и Бланшефлёр. Он говорит Амиралу: никогда не видел он такой верной, такой взаимной любви, идущей из глубины сердца, и таких молодых, неискушённых влюблённых. И военачальник рассказал, как оба они отказывались от спасительного кольца. Это приводит лишь к тому, что Амирал хочет их допросить, не отступаясь от своего гнева. Флор называет своё имя и отчизну, отказываясь, однако, объяснить, как он проник в башню. Наконец, он просит убить его одного, так как Бланшефлёр - невинна. Но против этого протестует Бланшефлёр. Флор пришёл из-за неё. Убить следует её. Амирал остаётся непоколебим и требует свой меч.

Велит он принести свой меч,

Чтоб сталью голову отсечь

Тем, кто владыку прогневил.

И тогда происходит следующее: кто бы из двух ни клал свою голову на плаху, другой (другая) отталкивает его.

Хоть перед любящими плаха,

Друг друга оттолкнуть без страха

Пытаются, чтоб лечь скорей

На плаху головой своей.

И слышится в толпе рыданье,

Всех охватило состраданье.

Не только девам и юнцам,

Их жаль и каменным сердцам.

Спор благородный: чей черёд,

Кто за кого сейчас умрёт.

И в будущем, как и в былом,

Любовь не дрогнет перед злом.

Впервые, что ли, суд подобный,

Когда влюблённых судит злобный.

Жестоко любящих карал

Безжалостнейший Амирал.

При этом сам смутился малость,

Почувствовал почти что жалость,

Но добрых чувств не потерпев,

Над ними торжествует гнев,

И, приходя в себя на миг,

Он отовсюду слышит крик:

Прости девицу, господин!

Над нею властен ты один.

Ты вспомни, как она была

Тебе же самому мила.

Ты только сердцу не перечь!

Как на неё поднимешь меч?

И, наконец, Амирал сжалился над несчастными детьми:

И тут он вспомнил, сам не свой,

Как дева нежною красой

Его к себе расположила

И как она ему служила.

И хоть рука его тверда,

Свой меч он выронил тогда.

Так что здесь происходит то же, что мы уже знаем из повествования о рыцаре Гуго.

Конрад Флек повествует в конце о бракосочетании и возвращении обоих. Они - отец Флора между тем умер - возвращаются в Испанию повелителями. Кларис остаётся, став супругой Амирала. Счастливые, даруя счастье другим, доживают Флор и Бланшефлёр до сотого года и "в час один и в день один" достигают Вечного Блаженства. "Одна могила их тела благоговейно приняла. Их души к БОГУ вознеслись".

И так, в этом сказании мы находим повествование, имеющее сходство со сказанием о рыцаре Гуго. Разыгрывается же оно не во времена Карла Великого, на два поколения раньше. Но и это повествование ведёт нас в сферу Карла Великого, относясь к его матери, а также к деду и к бабке с материнской стороны. Из них, названных в сказании о Флоре и Бланшефлёр, история знает, по меньшей мере, Флора. Это Шарибер Лаонский, сын той Бертрады, которая 23 июня 721 года основала Прюмский монастырь. Сказание считает этого Шарибера сыном Феникса, "короля Испании". О том, что Берта, мать Карла Великого, была франкского рода, свидетельствует папа Стефан Второй.

Шарибер Лаонский пережил свадьбу Пипина с Бертой, дав ей в приданое часть Румерсгейма. Свадьба последовала в 741 году, Карл Великий родился в 742 году. Ко времени посольства от Пипина к Аль-Мансуру Шарибер, кажется, умер, ибо его преемник Фруадмон означен датой 763 год. Сказание также приписывает ему сто лет жизни. Поскольку сказание о Шарибере Лаопском уводит на Восток, можно предположить, что он был инициатором этого путешествия в 765 году.

В странствии Флора на Восток отражается действительность. Душа Европы что-то искала на Востоке, хотела там обрести нечто, принадлежащее ей, как она чувствовала - Бланшефлёр.

Рудольф Штайнер обратил внимание на то, что в истории Флора и Бланшефлёр искание мировой души представлено человеческой душой. Эта пара - не внешняя. Лилия (Бланшефлёр) - душа, обретающая своё Высшее "Я". Так отправляется Флор, представитель европейской души, на Восток, чтобы спасти высшее благо человечности.

Кто внимательно читает поэму Конрада Флека, обладая при этом некоторым знанием средневекового алхимического языка, тот заметит, что в поэме представлен алхимический путь познания. Это проявляется в подчёркивании четырёх стихий: Земли, Воды, Воздуха и Огня. К тому же описываются цвета, упоминаемые в поэме, в особенности указывается пряный дух красной субстанции. Далее то, что говорится о ветре и о странном водоснабжении башни, показывает знающему, что подразумевается. Совершенные соответствия можно найти у каждого алхимика. В повествовании о путешествии на Восток речь идёт о приобретении Знаний, происходящих из Первичной Мудрости, что впоследствии выступает в особенности в литературе розенкрейцеров. На подобный род Мудрости указывает и подчёркивание розы.

Так рассмотрение сказания о Флоре и Бланшефлёр обращает наше внимание на взыскующую тягу к Востоку за два поколения до Карла Великого. Под поверхностью истории постепенно становится видимым духовное течение.

Следующая глава намеревается всемирно исторически представить то, что предыдущая глава высказала в сказочной форме: как Шарибер спас первичную мудрость, происходящую с Востока, прежде чем она была поглощена арабизмом.

Глава четвёртая

Восток и Запад

Мистерия Голгофы совершилась в то мгновение, когда Кровь Христа пролилась на землю. Тогда над Землёй взошёл ДУХ СОЛНЦА. Тогда Небесный ЛОГОС не только стал плотью, но из человека Иисуса перешёл в целость организма Земли. Это совершение подготавливалось издавна, и вся дохристианская история - история БОГА, нисходящего на Землю. Чудесным образом нисхождение ДУХА СОЛНЦА было предвозвещено основоположником персидской культурной эпохи Заратустрой. Он произнёс удивительные слова:

Могущественную Носительницу обетования, (царственную) Ауру ЭФИРА СОЛНЦА, боготворную, прославляем в молитве, да перейдёт Её сияние на победоноснейшего среди СПАСИТЕЛЕЙ и на других, на ЕГО апостолов, движущую миром, преодолевающую старость и смерть, тление и загнивание, препровождающую к Вечной Жизни, к Вечному Процветанию, к Свободной Воле (к царствованию по воле),

когда мёртвые восстанут,

и волею продвинется мир вперёд.

Когда перс смотрел в небо, он знал: за небесной поверхностью, за сумраком неба, скрытое, сияет СОЛНЦЕ ДУХА. В одном месте ОНО становится видимым, там, где является солнечный диск. На этом золотом фоне выступают образы богов, созерцаемых в имагинациях. Это переживание отражается в персидском искусстве, как показал доктор Штайнер. Например, в персидских мозаиках обнаруживаются образы, излучаемые золотым фоном. СОЛНЦЕ - Врата, но ОНО - и СТРАЖ Этих Врат, ибо при взгляде на ЭТОГО СТРАЖА умирает земной взор. КТО говорит о СЕБЕ: "Я есть Дверь" и "Никто не достигает ОТЦА иначе, как через МЕНЯ", во времена Персии в мировом пространстве мог ещё восприниматься ДУХ СОЛНЦА. Со ступени на ступень, gradalis, ОН нисходил оттуда на Землю, и ЕГО нисхождение, когда нисходил во тьму ИСКУПИТЕЛЬ мира, отражается в истории восточных религий. Нисходящее тогда воспринималось как раздававшееся во всех направлениях пространства Всемирное СЛОВО, прозвучавшее в сиянии, просиявшее в звучании. Этот излучающийся в глубины СВЕТ должен был пронизать силы вещества, и эти силы воспринимались в образе Быка. Митра, побеждающий Быка, - одна из имагинаций для ЭТОГО нисходящего ПЕРВОСЛОВА. Этот Бык воспринимался как расширившийся по всему небесному пространству, ибо там, где созвездие Тельца, была его голова, а хвост животного виделся там, где несёт свой колос Дева. В трёх зерновых колосьях заканчивался этот хвост. Снизу из созвездия Скорпиона схватывала этого Быка скорпионья сила. Так небесный Бык распространялся недавно в зодиаке. Митра пронзает его загривок златоблещущим кинжалом из созвездия Близнецов. Позже образ этого небесного события мы найдём на Земле в виде сверкающего плуга, вонзающегося в шею земли. Так в многочисленных имагинациях созерцается нисхождение ПЕРВОСЛОВА, и мистерии сохраняют воспоминание о Первичном Откровении БОГА с высот как древнейшую Мудрость. Мы видим, как образ, переходящий впоследствии в круг христианских представлений, всплывает у Вольфрама фон Эшенбаха. Попытаемся явить нашей душе всю его полноту. Из горних звёздных регионов стремится в глубины некий носитель огненного меча, в круге христианских представлений известный как Михаил. Он попирает своими стопами низверженных духов. Светоносец Люцифер тоже низвергнут. Поскольку он влечётся вниз, в земные пространства, он приносит человеку свет, приносит ему познание и может сказать человеку: "Твои глаза должны отверзтись, чтобы ты различил Свет и тьму, Добро и зло". Но вниз рушится не один Люцифер, он окружён целым сонмом сопровождающих его существ. Сказание говорит об этом сонме как о короне Люцифера. Один дух проделывает путь с высот в глубины, не рушась, но добровольно сопровождая падающих духов, чтобы принести искупление людям, отныне обречённым предаться этим духам. Это ангелоподобное существо предуготовляло пути Кириосу, грядущему за ним, ибо тот же путь, путь рушащихся духов, которых Михаил попрал своими стопами, избрал для СЕБЯ Всемирный ЛОГОС. Об этом существе, пролагавшем путь Всемирному ЛОГОСУ, сказание говорит, что оно сверкало предивнейшим драгоценным камнем в короне Люцифера. Михаил выбил этот камень из короны Люцифера, и он попал к людям, образовав сосуд, став сосудом, предназначенным воспринять Кровь Христа. Это была священная чаша, заключающая в себе солнечную гостью. Существами Мудрости были они все, чей путь оказался путём с высот в глубины. Мудростью, пожелавшей стать сосудом Любви, было то существо. Сначала - так повествует сказание - оно почиталось в мистерии Геркулеса, плутонического солнечного героя, то есть в финикийской мистерии в Тире, в городе Хирама. Потом оно перешло к царице Савской, к царице звёздной Мудрости. Она преподнесла его Соломону. В подобных образах обрисовывается для нас Путь Мудрости. Так этот сосуд попал в дом, где Христос праздновал Тайную вечерю со СВОИМИ учениками, и сила, передавшаяся от НЕГО ЕГО ученикам, изошла из этого сосуда. Один иудей принёс его Пилату, ибо к Пилату был приведён Иисус. А когда Иосиф Аримафейский после того, как совершилась мистерия Голгофы, выпросил у Пилата тело Христа, Пилат передал ему и этот сосуд, так что он и его потомки стали хранителями Грааля.

И так, история Грааля - это история Мудрости, влекущейся Свыше долу, чтобы стать сосудом Любви, а также - по мере того, как она становилась таким сосудом, - история пути, пролагаемого ей с Востока на Запад. Сохраняемая в восточных мистериях, Эта Первоначальная Мудрость обрела своё окончательное выражение в мифических образах платоновской философии. В "Симпозионе", в "Пире" Платона живут ещё тайны Грааля, идёт речь о том, как любовь Диотимы должна прийти к мудрости Силена. Традиция Востока завершается Платоном, его ученик Аристотель - зачинатель западной традиции. Рудольф Штайнер в своём духовном исследовании поведал нам о разговоре, в котором Платон призвал Аристотеля отныне совлекать с Первоначальной Мудрости покров образов и вверять Её западному миру в форме понятий. История аристотелизма - история дальнейшего распространения Первоначальной Мудрости. Пока совершалась мистерия, когда плотью во Христе становился ЛОГОС, пока совершалось то, что Небесное Царство приближалось и смысл человека менялся, духом Аристотеля был явлен зеркальный образ Всемирного ЛОГОСА, означенного на Земле звёздными письменами: логика. Пока ЛОГОС нисходил, возрастала познавательная способность человечества, постигающая ЭТОТ ЛОГОС. Таково было мыслительное здание Аристотеля, а именно метаморфоза Первоначальной Мудрости, с помощью которой Средневековье пыталось постигнуть импульс Христа.

Прежде всего, мировое развитие приняло такое направление, что ни один народ на Земле не был настолько предрасположен к пониманию Иисуса из Назарета, как персидский народ, предвозвестивший ЕГО. Христа же воскресшего смогли постигнуть греки. В соединении персидского и греческого существа стало возможным постижение Богочеловечества. Способности между народами распределены различно. Евреям была ниспослана миссия дать Христу тело, воздвигнуть храм БОГА. Они смогли совершить это, так как финикийское течение присовокупило к предрасположенности силу исполнения. Римлянам была дана сила распространить христианство, греки имели возможность духовного постижения, говорит Рудольф Штайнер. Перс, однако, мог постигнуть СУЩЕСТВО солнечного героя, окружённого 12 апостолами, как Ормузд со своими двенадцатью Амшаспандами. Но это, как было предуготовлено мировым водительством, не совершилось. Греческое существо слилось воедино не с персидским, а с арабским импульсом. И аристотелизм нашёл свой путь на Запад через арабов. Этот поворот, это судьбоносное решение следует принять во внимание тому, кто хочет понять историю европейского духа.

В переднеазиатском мире в III, в христианском, веке жила значительная личность: Мани, или Манессье, основоположник манихеизма. Он выступил, когда солнце стояло в знаке Овна, когда царь Шапур начал своё царствование, в году 242 после Христа. Он проповедовал восхождение Первоначального СВЕТА, ДУХА СОЛНЦА во тьме. Потрясающими словами описывал он, как ДУХ пронизывает материю. В его учении живёт величественное постижение: зло преодолевается Любовью. Мани высказывал то, что Иисус Христос делал, и он хотел бы научить человечество жить сообразно этому деянию Христа. Во всём своём мышлении, деянии и воле он преисполнен СВЯТОГО ДУХА, КОТОРЫЙ говорит из него, и лучше всего понимает его тот, кто чувствует победоносную силу его слова. В пересказе, сохраняющем верность характеристике, его слова присовокупляются здесь: "Зло наличествует не как изначальное зло, а только по своим элементам. Ибо в различные времена Доброе и Правое - различны. То, что сперва, в течение своего времени, действует как Доброе, действует впоследствии как Злое. Лишь в своих элементах зло того же происхождения, что и добро. И так без конца. Злое как злое заканчивается. Но оно определяет свой конец, ввергнутое жертвенным подвигом Добра в положение, когда Доброе по собственной воле примешивается к Злому. Тогда Добро может искупить Зло, развившись отдельно от Зла настолько, что оно приобретает силу, частично отвергая Зло, дать ему возможность, чтобы оно также по собственной воле стало Добром, побуждённое сияющим светом Добра. Поскольку Зло обладает пятью членами, а Добро семью, Добро пребывает в себе лишь в начале и в конце, среди развития погружаясь в те пять, чтобы искупить гармонию двенадцати. (Имеются в виду пять тёмных и семь светлых созвездий на солнечном пути.) Потому БОГ, ЦАРЬ в Раю СВЕТА, принимает пять членов. ЕГО члены - Кротость, Знание, Разумность, Умолчание и Проницательность. Пять других членов относятся к чувству: Любовь, Вера, Верность, Смелость, Мудрость. Когда развитие мира вынудило разделиться свет высоты и тёмный поток глубины, из глубины возник Сатана. Он не был безначальным, у него были составные части, элементы, эти составные части были соединены элементами и образовали Сатану. У него была львиная голова при туловище дракона, его крылья уподоблялись крыльям огромной птицы, его хвост походил на хвост водяного животного, и он был четвероногий, как сухопутное животное. Когда это существо сформировалось из тьмы, его имя было "Дракон", древний змей. Тогда он начал поглощать, проглатывать, губить других существ, бросаться направо и налево, стремясь в глубину, неся гибель и разрушение каждому, кто пытался осилить его. Потом он ринулся ввысь и увидел лучи света, но почувствовал отвращение к нему. Увидев, как сияние этих лучей усиливается от взаимного соприкосновения, он ужаснулся, сжался в себе, член к члену, и свёлся к своему изначальному составу.

И он снова ринулся ввысь, и земля света заметила поведение Сатаны, его намерения нападать и уничтожать. Но вместе с ней заметил это мир Проницательности, мир Знания, потом мир Умолчания, потом мир Разумности, потом мир Кротости. Заметил Сатану и ЦАРЬ в Раю СВЕТА и начал изыскивать средства, чтобы дать ему отпор.

Его воинствам хватало мощи, но в Царстве СВЕТА было только Добро. Так породил ОН тогда духом своей правоты, своими пятью мирами и своими двенадцатью элементами особый род, Первочеловека. ОН послал его вниз, чтобы тот смешался с тьмой. Вот кто должен был побороть Сатану.

Тогда Первочеловек облёкся, как бронёй, пятью родами, пятью богами, тихо распространяющимся веянием, ветром, светом, водой и огнём. Прежде всего, он облёкся веянием. Поверх священного веяния он набросил накидку из низвергающегося света, окутал себя поверх света волнами струящейся воды и накрылся дующим ветром. Кроме того, он взял огонь, как щит и копьё в руки, и устремился из Рая вниз.

Тогда Дракон ринулся на свои пять родов, на дым, на жар, на сумрак, на жгучий ветер, на чад, облёкся ими, как бронёй, сделал из них свой щит и выступил против Первочеловека. Они боролись долгое время, и Дракон одержал над Первочеловеком победу, поглотил его, ввергая внутрь своего света, окружил его своими родами и своими элементами. Тогда возник вихрь, пляска смерча, смерть, и ад поглотил себя. Так возник человеческий род. Но человек узнал, КТО - ДРУГ светочей, КТО - ЦАРЬ в Раю СВЕТА. И его сияние преисполнило человека радостью. Ибо свет Первочеловека, проглоченного Драконом, действовал в человеке, так что он радовался свету. Свет сверкал от света, человек ликовал, и бездна поднималась всё выше, сияла, сверкала, светилась и пламенела, как лучистое солнце. Так что духи тьмы вместе со всеми своими творениями, даже со всеми своими субстанциями были искуплены, вознесены, освещены и согреты, ибо ненависть оказалась пересилена Нежностью. В человеке Нежность принесла искупление адскому Дракону".

Эти высказывания предназначены обрисовать основное ощущение манихеизма. Из-за ужасной смерти его основоположника и суровых гонений на его последователей до потомков дошло лишь немногое от этого воззрения. Враги этого духовного движения сообщили нам только его отрывки в своих полемических сочинениях, и всё-таки манихеизм продолжает жить столетия спустя и сказывается, пусть не столь ярко, в "Фаусте" Гёте. Гёте присоединяется в своём "Прологе на небесах" к основным персидским представлениям, но проблема поставлена менее глубоко, чем в персидской традиции, ибо вопрос - не в том, как Фаусту выстоять перед Мефистофелем, а в том, как может быть искуплён Мефистофель. Основная манихейская мысль живёт и в поэзии Грааля. Например, у Вольфрама Эшенбаха сказано, как возможно преобразить Зло:

Сомнение, дурной сосед,

Душе приносит горький вред,

Прекрасное в позорном,

Правдивое в притворном.

Где добродетель, там порок.

Похожи люди на сорок.

И чёрен человек и бел,

Заблудший - свят, погибший - цел,

Привержен до упаду

И Небесам, и аду.

Подобную настроенность мы находим у ордена тамплиеров, который принимал не только чистых, но и преступников, чтобы обратить их к добру. Отсюда и предписание, согласно которому отлучённый, вступая в орден тамплиеров, избавляется от отлучения. Такое же чаяние мы находим у Гёте в "Тайнах":

Не принимаем юношей беспечных.

Для юных жизнь - манящая краса.

Но после пылких битв и бед сердечных

Не дует ветер в наши паруса,

И можем с Честью мы достичь причала.

Таково - чаяние Грааля: чистый дурак может найти Грааль, но он не достоин владеть им. Лишь когда он приводит к Граалю чёрно-белого брата, брата-человека, он становится королём Грааля. Парцифаль вынужден покинуть замок Грааля. Когда он возвращается туда, он приводит с собой брата-человека, Фейрефица, который не может видеть Грааль, хотя он - Его носитель, и из любви к носителю Грааля Парцифаль приводит его к возможности созерцать Грааль. В манихеизме живёт моральный импульс, христианство, но со своеобразным, особенным постижением греха. Грех есть нечто подлежащее исправлению, такова - вера манихеизма. Он призван всё более пронизывать христианство учением о реинкарнации и карме. От писаний этого манихеизма вряд ли осталось намного больше, чем их названия. Вот некоторые из них: Мистерия, Послания, Евангелие, Сокровищница. В писании о Мистерии говорилось о сыне вдовы, о семи духах, о четырёх духах, о преходящем, о трёх с половиной днях, о пророках, о Воскресении. В Посланиях - о Свете и Тьме, о великих посвящённых, о печати уст, об утешении, о Рае, об огне, о кресте.

Кто читает лишь эти избранные слова, хотел бы обладать этими писаниями. Вместо них мы располагаем литературой гневных излияний и проклятий, предназначенных манихеизму, где и разбросаны эти названия. Цель манихеизма - рассматривать зло под знаком чёрного угля, но не забывать, что чёрный уголь и прозрачный алмаз из одного состава. Но путь к алмазу - труден, и недаром алмаз - самый твёрдый из всех камней. Высочайшего посвящённого мы видим в основоположнике манихеизма. В своём девятом цикле лекций доктор Штайнер говорит о нём: "Манессье в своём существе может быть обозначен как посланник Христа".

Воля манихеизма направлена на будущее. На то будущее, о котором свидетельствует евангелист Марк, когда он говорит: "Но в те дни, после той скорби, солнце померкнет, и луна не даст своего света, и звёзды упадут с неба, и небесные силы поколеблются. Тогда увидят СЫНА Человеческого, грядущего на облаках с Силой и Славой. И тогда ОН пошлёт СВОИХ Ангелов и соберёт СВОИХ избранных от четырёх ветров от края земли до края неба", и Фома Аквинский говорит, опираясь на пророка Исайю: "После пришествия Антихриста мироздание изменится, и светила затмятся от сияния Христа. Но солнце и луна на некоторое время утратят свой свет, как при смерти Христа. Но после Судного Дня свет луны будет как свет солнца, а свет солнца будет светлее всемеро". Так провозвестники Христа указывают на то, что живёт в манихеизме, что есть его истина, от которой дошёл только искажённый образ.

В 754-775 годах, правил аббасидский халиф Абу Гафар аль-Мансур, что означает Победоносный. Управление государством он вверял сановникам, происходившим из рода бармакидов. Титул, дававшийся министрам, обозначался словом "вазир" ("визирь"). Это слово персидского происхождения. Сравним с этим то, что говорит Хюар в первом томе своей истории арабов, переведённой на немецкий язык Беком и Фарбером. Хюар пишет: "Так случилось, что аббасидский халифат с самого начала приобрёл иранскую окраску. Халиф больше не был только верховным главой мусульманской общины, но также наследником царей Персии". И в грамотах, сообщающих о франкских посольствах, направляемых ко двору халифов, халиф именуется "rex Persarum". Семья Бармакидов, приобретшая такое влияние при Аль-Мансуре, происходила из рода, "столетьями выдвигавшего жрецов огня для храма огня в Балхе". Правление Аль-Мансура тем и примечательно, что при нём устанавливаются связи с отдалёнными областями мира. Его правление - космополитично. Он восстанавливает почтовую службу, существовавшую в Персии уже в древние времена. Он заботился об охране караванных путей и улучшал каналы. Он делал всё, чтобы улучшить пути сообщения и способствовать иностранцам в освоении арабского языка. Вот что об этом говорит Хюар: "При Аль-Мансуре изучение арабского языка благодаря усилиям обеих школ в Басре и в Куфе превратилось в науку. Гордостью первого из обоих этих городов оставались Халиль и Сибавайхи, который был персидского происхождения. Куфа могла назвать имя Аль-Кисаи. Арабский язык, официальный язык империи, всё больше изучается иностранцами, испытывающими желание постигнуть его внутренний строй. Отсюда возникают учёные исследования, побуждаемые этими мастерами и быстро достигающие уровня, когда этому мастерству в осмысленном изучении языка удаётся придать твёрдую форму". Как далее рассказывает Хюар, теперь при Аль-Мансуре персидская книга царей переводится на арабский и при преемниках Аль-Мансура арабская поэзия подвергается всё более сильному влиянию иранской мысли, изменяющей таким образом её существо. Далее он говорит: Аль-Мансур в 762 году, основал Багдад на месте, расположенном на границе между арабской и персидской областью и дал городу персидское имя. "Багдад" означает "данный БОГОМ". Хюар говорит об этом основании: "Оно уравнивало победоносных арабов с побеждёнными персами, снова теперь поднимающими голову". И в Багдад к этому властителю Аль-Мансуру прибыло первое франкское посольство, направленное Пипином и Бертой, родителями Карла Великого. На Рождество Христа 765 года, посольство отбыло из страны франков, в 768-м году оно вернулось назад. Супруга Пипина связана со своим отцом Шарибером Лаонским. Он - тот, о ком Конрад Флек повествует в своей поэме о Флоре и Бланшефлёр. Шарибер Лаонский был вдохновителем этого посольства. Целью посольства было установление связи с двором халифа, ибо в лице арабов, высадившихся в Испании и противостоявших тому же двору халифа, видели общего врага. Очевидно, так оно и есть, и потому сказание признаёт красного рыцаря Флора сыном испанского короля. Но об этом сказание сообщает нам нечто большее. Оно обращает наше внимание на то, что Красный Рыцарь, рыцарь с розами, рыцарь, вдохновивший впоследствии образ Парцифаля, искал связи со стихией персидской культуры. И образ Фейрефица, чьё рождение перемещено в Африку, где существо арабов сталкивается с европейским, останется непонятным тому, кто упустит из виду это искание Востока и Запада. Писатель Хеерен высказал мысль, что развитие в государстве франков и в Багдаде шло параллельно, только в государстве франков домоправители взяли верх над своими королями, Каролинги над Меровингами, а при дворе халифов властители искоренили своих визирей. Так произошло при Гаруне аль-Рашиде. Это одно из примечательнейших обстоятельств, когда-либо разыгравшихся: Хюар пишет об этом: "Гаруну аль-Рашиду Багдад был не по нраву. Его любимым местопребыванием был замок в Анбаре на Евфрате. Там он остановился в начале 803 года, возвращаясь после паломничества в Мекку, и однажды призвал сановника, возглавлявшего службу безопасности. Уже несколько дней он был погружён в размышления и рассеян, ничего не ел и не пил. В пятницу, в предпоследний день месяца Мухаррама (27 января 803 года), он отправился вместе с Гафаром на охоту. Никто не мог предвидеть, какое событие подготавливается. Когда Гафар, возвращаясь домой вечером, упоённый песней, предался музе, он увидел, как входят Мансур, глава евнухов, и Хартама ибн Айан во главе царской стражи. Они сорвали его с места и уволокли прочь. Когда через полчаса христианский врач Габриель, до того сопутствовавший Гафару, пришёл к халифу, он увидел отрубленную голову бармакида на блюде перед повелителем правоверных. Это означало свержение всего их рода. Все их сородичи в тот же вечер были схвачены и брошены в тюрьму, их наместники в провинциях по приказам, срочно доставленным гонцами, смещены, их владенья конфискованы. Исключение было сделано только для Мухаммеда, сына Халида, и его семьи". Хюар - прав, когда, ища причину этого действия, он говорит, что Гарун в один прекрасный день сделал открытие: оказывается, он был во всём зависим от рода Бармакидов. Хюар продолжает: "Причину следует искать в том, что Гарун почувствовал свою зависимость от могущественной семьи, державшей всё царство в своих руках. Чтобы от этого освободиться, ему не оставалось ничего другого, кроме как прибегнуть в своём государстве к мерам, которые применяются в таком случае: сановник, возглавляющий службу безопасности, тайно вызван в замок властителя, чтобы уйти оттуда с приказами, о которых он не смел никому сообщать, так же во все концы разосланы гонцы с такими же тайными письмами. Власть Бармакидов стала опасной для царствующей династии, а может, и для мусульманского общества. Ибо иранцам, преисполненным воспоминаний о своём отечестве и об его упадке, остаётся мечтать только о восстановлении маздакитского царства и, может, даже о возобновлении зороастрийской веры".

Голова персидского визиря на блюде - всемирно-исторический символ, подобие Грааля в реальной имагинации. У меня была однажды возможность задать господину доктору Штайнеру вопрос: "Что означает появляющийся во многих сказаниях о Граале образ окровавленной головы на блюде?" Ответ доктора Штайнера гласил: "Таково в чёрной магии - подобие чистых сил Грааля". Обезглавив персидского визиря, искоренив род Бармакидов, уничтожали культурный поток. То был поток заратустровой стихии в её продолжительном действии, стремящийся обновить, охристианить манихеизм и в слиянии с греческой мудростью осуществить синтез христианства и античных мистерий в их сути. Такого синтеза искал Юлиан Отступник, выступивший из Страсбурга в Гондишапур. Тогда уже была предпринята попытка продолжить ту культурно-историческую линию, в которой только и раскрываются тайны Грааля. Но по пути в Гондишапур посвящённый в макрокосмические элевсинские мистерии был сражён метательным снарядом, попавшим ему в печень, прежде чем он смог соединить подземные мистерии Митры с элевсинскими.

Снова мировая история оказалась перед вопросом: то, что испытывал Мани, к чему стремился Юлиан, то, чего чаял Шарибер Лаонский, должно ли это быть уничтожено. И снова судьба предоставила возможность. Ибо, когда после смерти Гаруна аль-Рашида вопрос престолонаследия подошёл к окончательному решению, налицо были два претендента на престол. "Его старший сын Абдалла мог бы сменить его на троне, не будь он сыном невольницы персиянки. Поэтому предпочтение было отдано Мухаммеду по прозвищу аль-Амин, сыну законной жены (Зубайды)". Снова возник вопрос, последовать ли персидскому или арабскому элементу. Абдалла, сын персиянки, которому дали прозвище аль-Мамун, владел восточными областями. Он вышел победителем из битв, разыгравшихся между ним и его арабским соперником. Амин был убит 25 сентября 813 года, и сын персиянки стал править. Этому сыну персиянки было видение, когда во сне ему явился Аристотель, что побудило его возобновить греческую стихию, в особенности же аристотелизм. Если бы это совершилось, существо греческих мистерий слилось бы с аристотелизмом и смогло бы вобрать в себя христианство. Чаша полумесяца могла бы тогда наполниться субстанцией Христа. Ганс Генрих Фрай в журнале "Die Drei" написал об исторических импульсах Гондишапура. В своей статье он пересказывает сновидение аль-Мамуна: "Халифу Мамуну явился однажды во сне прекрасный образ мужа. Он спросил его: "Кто - ты?" - "Я - Аристотель". Он спросил его, откуда у него - такая красота. Тот ответил, что такая красота заключается в законе разума. Этому сновидению мы обязаны переводом греков на арабский язык".

Знаменательно - это явление Аристотеля духу аль-Мамуна, и, чтобы осознать всю его знаменательность, следует сопоставить его с другим историческим свершением. А именно, когда Лессинг писал своего "Фауста", он вовлёкся в своеобразный ход мыслей. Он сказал себе: Фауст понял, что проблему зла не решишь, поворачиваясь к злу спиной. Это - возможно, лишь когда человек вынужден вступить со злом в связь, не предаваясь ему. Вот он видит Фауста, мучимого схоластическими сомнениями. И он говорит себе: лишь один человек мог бы разрешить эти сомнения, - кто, если не Аристотель. И ему вспоминается, как однажды учёный венет Ермолай заклял дьявола, чтобы осведомиться у него о вечной сущности Аристотеля. Петер Курциус рассказывает, что Ермолай хвалился этим. Вот лессинговский Фауст и хочет повторить то же. Он произносит заклинание. Но ему является не дьявол, а Аристотель. Это - примечательное предание: Лессингу (ибо в образе Фауста он описывает себя) является в видении Аристотель, когда он заклинает дьявола. Это событие следует присовокупить к видению аль-Мамуна и спросить себя, что значит Зло для исторического Аристотеля. Изучение его философии наводит на мысль о транссубстанции. Это мысль о пресуществлении и одухотворении природной субстанции. Мысли Аристотеля имеют силу одухотворять и преобразовывать материю и зло. Вот причина, по которой христианство восприняло в себя мысленный мир Аристотеля: средоточие христианской мистерии - пресуществление в мессе, может быть понято лишь мыслью Аристотеля. Обосновано - и то, что это всплывает, когда речь заходит об образе Фауста, ибо Фауст был манихейским епископом, который встретился Августину. Он - последний представитель того манихеизма, который происходил из Гондишапура. Конечно, Августин должен был отвергнуть этот манихеизм, поскольку он явился ему в лице своего представителя, неспособного возвестить это учение в его первоначальной чистоте. И всё-таки этот манихеизм был тем, что он должен был искать как христианин. Ибо для этого манихеизма проблема заключалась не в том, "как спастись от Зла", но она приняла другой образ: "Как спасти Зло?" Так мы видим, как привержен Аристотель к мыслям, предназначенным к тому, чтобы связать язычество с христианством и такой связью спасти Зло, одухотворить ожесточённое, охристианить антихристианское. Так мы должны рассматривать и то сновидение аль-Мамуна. Ему, арабизировавшему всего Аристотеля, явился тот Аристотель и был поставлен великий всемирно-исторический вопрос, как далее потечёт поток древнейшей Мудрости. Аль-Мамун изменил политику в ходе своего правления, и произошедшее лучше обрисовать в красках. Эта смена политики выразилась в том, что зелёный цвет одеяний и знамён при его дворе был заменён на чёрный цвет Аббасидов. В такой смене знамён можно усмотреть переход к дальнейшей арабизации. Но то был пролог к быстро наступившей замене арабизма тюркским началом. Стоит лишь изучить историю личной стражи халифов, чтобы увидеть перед собой поступательный ход этого развития. В первом томе "Истории арабов" Хюар говорит: "Личная стража Аббасидов состояла сначала из персов, потом происходила из Хорасана, но под влиянием своего окружения... арабизировалась... и сохраняла только некоторые расовые признаки своего иранского происхождения. В конце концов, постоянные войны и походы на противоположный берег Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи в изобилии снабдили рынки тюркскими невольниками. Ими вскоре и пополнили халифы свою личную стражу". Так что тогда были приняты решения всемирно-исторического значения, и отсюда можно заключить, как это стало необходимо для европейского развития, чтобы было сказано: душа Европы должна была избавить от плена при дворе халифов невесту своей души. Это выражено в истории Флора и Бланшефлёр. И мы сознательно затронули в этой главе ту же тему, что и в предыдущей, где говорилось о Флоре и Бланшефлёр. Что могло происходить в душе той личности, когда во времена аль-Мансура из неё возникла мысль отправить первое посольство франкского двора ко двору халифов? Сознавал ли задумавший это посольство, что пора спасти Мудрость и сохранить Её в тайне, поскольку тогда Она ещё не могла стать достоянием человечества, так как человечество ещё не могло оказать Ей подобающего приёма? Мы не можем не восхищаться Мудростью вдохновивших мысль этого посольства. Они постигают историю, и они направляют её, и перед Мудростью их водительства мы останавливаемся с изумлением. Не в истории, а в поэтической форме передано это исполненное Мудрости водительство человечества повествованием о Флоре и Бланшефлёр.

К такому переживанию и формотворчеству всемирной истории хотел вести человечество также Новалис. Отсюда его стих:

Когда в числе и очертанье

Не раскрывается созданье,

Когда стихом и поцелуем

Над Мудростью мы торжествуем,

Когда, предчувствуя свободу,

Обрящет мир свою природу,

Когда сольётся тень со светом,

Сияньем чистым став при этом,

И в песне разве что да в сказке

Былое подлежит огласке,

Тайное слово одно таково,

Что сгинет превратное естество.

Глава пятая

Парцифаль, поэма Вольфрама фон Эшенбаха

Также поэма Вольфрама фон Эшенбаха вписывается в рамки сказания о Граале, обсуждающегося здесь. Ибо Вольфрам свидетельствует, что он мыслит Парцифаля как живущего в IX веке. Он говорит об этом не такими словами, но высказывает это недвусмысленно. А Вольфрам утверждает, что со времён Герцелойды до его времени сменилось одиннадцать поколений. Стихи, относящиеся к этому, находятся в третьей авантюре в 128 фрагменте. Там говорит он о Герцелойде:

Сей корень всякого добра

Искать в Смирении пора.

Где - род её? Простыл и след.

Колен одиннадцати нет.

Отсюда нынче ложь в любви.

Таким образом, Герцелойда, по свидетельству Вольфрама фон Эшенбаха, жила за одиннадцать поколений до Вольфрама, значит, около 870 года.

Так что теперь мы перейдём к обсуждению Вольфрамова "Парцифаля". Это имеет не только историческое, но и педагогическое значение, так как версия Вольфрама читается в школах, а именно в Вальдорфской школе в одиннадцатом классе. Что означает чтение и обсуждение этой поэмы для подрастающего человека, говорилось уже во введении. Здесь я хотел бы многое добавить к уже сказанному, что может снабдить учителя материалом для преподавания. Но наше описание не должно ограничиваться лишь педагогической точкой зрения, и должна быть предпринята попытка представить то, что сформировалось за годы работы с учениками, и то, что выявилось путём размышлений и переживаний.

Для начала я хотел бы предпослать несколько замечаний, касающихся построения поэмы. Вольфрам фон Эшенбах располагает своё повествование в шестнадцати авантюрах, что - не случайно, а основывается на строго выдержанной закономерности. Как во всех духовных поэмах, например, в "Божественной комедии" Данте, построение и здесь строго расчислено и разрушится, если сократить даже мельчайшее. Поэма Вольфрама фон Эшенбаха - создательница тонкого, изысканного, познающего духовного органа в человеке, предполагающего в своей закономерности закономерность поэтической архитектоники. Многое в "Парцифале" Вольфрама трактуется как тайна, и такова также тайна поэта, побуждающая его архитектонически строить своё повествование определённым образом. Уже в первой авантюре, в описании города Пателамунт, он намекает на эту тайну, ибо Пателамунт - это поэма Вольфрама в целом. Он описывает этот город как шестнадцативратный. Соответствующие стихи гласят:

Его вели по кругу

Перед шестнадцатью вратами,

Предупредив устами,

Что не заперты врата.

Ибо здесь ведут битву, чтобы отомстить за Айзенхарта, обладавшего дивными доспехами. Он лишился жизни, выступив без них по просьбе Белаканы, к которой сватался. Но битва за шестнадцать врат ведётся двумя ратями. Белая и чёрная рать осаждает по восемь врат каждая:

У восьми врат бой ведёт

Там рать за Айзенхарта вся,

Урон изрядный нанося.

Воины, составляющие рать Айзенхарта, все носят чёрное:

Воины чёрные, как ночь,

Из Зазаманки были все.

О другом войске Вольфрам говорит:

Грозил нам гордый Фридебранд

Там, где другие восемь врат,

Крещённый за морем отряд.

Что ни врата, то князь-воитель.

Когда сражался повелитель,

Свой поднимал он в битве стяг.

Это войско белых.

Шестнадцати вратный город, битва у каждых ворот, тьма одного, светлая ясность другого войска - всё это образы духовных реальностей. Вольфрам фон Эшенбах в "Парцифале" своим способом хотел указать человечеству Путь, ведущий к Высшему Познанию, образующий орган такого Познания, позволяющий заглянуть в тайнодействие судьбы. Способом, соответствующим современности, Рудольф Штайнер описывает этот орган в книге "Как достигнуть познания Высших Миров". Он устанавливает, что функции души совпадают с вырабатыванием этого органа. Он образуется через шестнадцать видов деятельности. Восемь этих видов деятельности относятся к древней эпохе человеческого развития. Человек инстинктивно осуществлял их в глуши омрачённого сознания. При ясном светлом сознании человек может ныне совершать лишь другие восемь. Будда описывает их в своём восьмичленном пути. Если идти этим путём, сам собой выявляется плод восьми деятельностей, вызванных ранее образовавшимися силами. Вольфрам описывает во Фридебранде силы восьмичленного пути, а в Айзенхарте глушь ранних образований. Айзенхарт - мёртв.

Процессы в Пателамунте и вокруг него для Вольфрама подведение итогов от шестнадцати авантюр его поэмы. Кто черпает в них силы, с энтузиазмом, всё в новых медитациях воспринимая представления, явленные там в образах, приобретает орган, которому открываются тайные законы вершения судьбы.

В звёздных кругах, в мирах иных

Житьё-бытьё человеков земных.

Флегетанис, язычник, знал

Предначертанья звёздных начал,

Очами созерцая,

Речами прорицая.

Ему средь звёзд явила даль

Некую вещь, чьё имя Грааль.

Сонм, что над звёздами царил,

Её на землю водворил

И выше звёзд вознёсся вновь,

Куда влекла его любовь.

С тех пор хранит её избранный род

Сей драгоценный крещёный плод,

Как написал Флегетанис...

Орган познания судьбы образует повествование о Граале. Как оно вызывает другие человеческие силы, в дальнейшем будет проявляться всё больше.

После этих замечаний следует обсудить то, что составляет замыслы поэта. Сначала я хочу передать вступительные слова, выявляющие то, что поэт хочет поставить во главу угла. "Когда сердце человека из прежней глуши пробуждается к сомнению, тогда душа человека возвращается к себе. Так ощущает себя отважно мужественное чувство в позоре и красе заколдованной птицей, сорокой, которая кажется полуголубем, полувороном. Но кто заколдован, может надеяться, что обретёт однажды душевную уверенность (Блаженство), только если в нём было и то и другое: небесные сферы и глубины бездны. В душе непостоянного чернота ворона, и его внешность облекается чернотой. Но и голубиную белизну сохраняет лишь постоянство мышления, когда мышление едва ли постигнут те, кто ещё живёт в душевной глуши, когда оно выступит перед ними в своей двусмысленности, прыгая направо и налево, как вспугнутый заяц. Олово, которым покрыто зеркало под стеклом, и сновидение слепого не дают ли образ этого явления? Однако верной устойчивости это тусклое мерцание не обретает, и оно приносит лишь недолгую радость. Какой разумный человек захочет дёрнуть меня за волосы на внутренней стороне ладони, где ни одного волоса не растёт? Кто этого захочет, должен хорошо хватать. Его действие было бы столь же ничтожным и бесцельным, как действие того, кто от ужаса ничего не может сделать, кроме как выдохнуть словечко: "Ах!" Если я сделаю что-нибудь подобное, это было бы так же умно, как если бы я искал Верность или ИСТИНУ там, где для них нет опоры, а именно у непостоянного или у сомневающегося. Можно ли найти Верность там, где она так же исчезает, как огонь в колодце или роса на солнце.

Кто - сведущ, предпочёл бы узнать, каковы - путеводные мысли этого повествования, и какие моральные импульсы оно хотело бы сообщить. Кто хотел бы извлечь из этого повествования некое поучение, не должен удивляться проявлениям предметного. Предстоит выучка: когда бежать, когда гнаться, когда уступать, когда возвращаться, когда порицать, когда восхвалять. Кто постиг все эти возможности, способен принять на себя осуществление Мудрости. Если он не задерживается и не пропадает, только тогда, когда он постигает, он приходит к цели. А кто предаётся всему ложному в своём чаянье, это предуготавливает для него адский огонь, и он разрушает всё достойное, чем владел, как плоды разрушает град. У его Верности короткий хвост, как у коровы, которая, когда её кусают в лесу слепни, успевает отмахнуться хвостом едва от одного из трёх укусов".

Таковы - вступительные слова Вольфрама фон Эшенбаха. В них содержится многое, и следует сказать о них ещё кое-что. Уже здесь мы встречаем три ступени, по которым идёт развитие Парцифаля. Из внутренней глуши через сомнение он должен развиться до Блаженства. Таков - путь развития для отдельного человека, но таков и путь развития для человечества в истории. Человек живёт во внутренней глуши, пока он - предан телесности. Фихте подшучивает над внутренней глушью таких людей, когда он говорит, что облагораживание человечества на них не рассчитано, и желает им, чтобы над ними царила добрая природа, дарующая им вовремя дождь и свет солнца, здоровое питание, не нарушаемый круговорот соков и при этом - умные мысли. Так подшучивает Фихте над внутренней глушью человека. Поднявшись из чисто телесного произрастания, человек впадает в сомнения. Он должен преодолеть и это состояние, чтобы достигнуть третьей и пока ещё высшей ступени, на которой он обретает сознание, наделяющее его уверенностью и определённостью. Человечество шло этим путём, освобождаясь из глуши грёз, от состояния, когда "ГОСПОДЬ отдавался СВОИМ во сне" и когда "испытанием сердца и почек" заявляло о себе то, к чему сводилось всё. Над этим ветхозаветным, над этим дохристианским состоянием человечество поднялось. Но оно вверглось в пространство сомнений. Об этом свидетельствуют диспуты и соборы. Когда пришла эра естественных наук, для человечества настала третья стадия, в познании искали определённости. Её нашли сперва в области чувственного опыта, и сегодня возникла задача присовокупить к естественной науке науку о ДУХЕ, построенную так, что и она предлагает определённое, не только проблематическое познание. Парцифаль проходит этот путь, когда он, как чистый дурак, переживает несостоятельность чистой невинности перед наступающей виной. Это побуждает его воскликнуть:

О, горе! Что такое БОГ?

Скажи, за что такой подвох,

Когда мне так нужна подмога...

Вот мгновение, когда Парцифаль отрекается от БОГА, когда им овладевает сомнение. Блаженства же он достигает в то мгновение, когда становится достоин вторично войти в твердыню Грааля. Таков - Путь развития, по которому определённым образом должен пройти каждый человек, Путь, спасающий молодого человека, когда открывается ему.

Но вступительные слова содержат в себе и нечто иное. Здесь нам сказано, что со злом следует вступать в спор и преображать его. Это выражено в чёрно-белом. И это чёрно-белое проходит через всю первую главу, оно выступает перед нами также в цветах двух ратей под Пателамунтом.

Во вступительных словах поэт говорит о постоянстве. Как учит нас "Титурель", Постоянство - Та Добродетель, Которую дарует Сатурн. И эта сила Сатурна приводит Парцифаля к Граалю. Песнь песней о Постоянстве и Верности - вот песнь, которую поёт Вольфрам фон Эшенбах. Отнять у смертоносного Сатурна, медлительнейшей из семи планет, его Постоянство - задача, стоящая перед искателем Грааля. Потому Вольфрам фон Эшенбах говорит:

Воспеть я вновь намерен

Того, кто в жизни - верен,

Жён, стойких в чистоте своей,

А также мужество мужей,

Перед любой твердыней твёрдых.

Поэт хочет повести нас моральным внутренним путём, так что мы, обретая определённые внутренние силы и способности, должны найти Путь к Граалю, и этого тоже ещё недостаточно, так как, найдя Грааль, мы должны научиться предстоять Ему подобающим образом. Вот в чём смысл события, когда Парцифаль входит в твердыню Грааля дважды.

I. В первой авантюре речь идёт об отце Парцифаля Гамурете. Но сначала повествуется не о Парцифале, а о рождении Фейрефица. Черно-белый брат Парцифаля, он - сын Гамурета и Белаканы. Имя Белакана означает "пеликан", а пеликан в Средневековье - символ Христа. Пеликан отверзает клювом себе грудь, чтобы кровью собственного сердца, проливающейся ему на ноги, питать своих детёнышей. Мать Фейрефица носит это имя, намекающее на то, что она, несмотря на свой чёрный цвет - она ведь мавританка - и хотя она никогда не принимала крещения, по силе своей сердечности близка к христианству. К ней Гамурет приведён авантюрным путешествием. Его старший брат Галоэс принимает наследие отца. Он предлагает своему младшему брату Гамурету разделить с ним наследство. Гамурет отказывается от этого. Он хочет лишь служить самому могущественному человеку на Земле. При этом он весь проникнут Терпимостью, так что ему - безразлично язычник ли или христианин этот могущественнейший человек. Он услышал о могуществе Баруха, халифа, и отправляется к нему в поисках приключений. Не случайно у Гамурета тоже 16 оруженосцев. Все числа, появляющиеся у Вольфрама фон Эшенбаха, имеют добрый смысл. Шесть из них находит он в доспехах. Он испрашивает у своего брата и у своей матери то, в чём он нуждается, чтобы отправиться на чужбину. Сначала он странствует с гербом своего отца, с пантерой. Это - та пантера, которую мы находим в легенде о Заратустре или в "Божественной комедии" Данте, в самом начале, где Данте встречает трёх зверей. Гамурет чувствует, что с этим гербом он не может передвигаться в мире, и выбирает себе вместо пятнистой пантеры другой герб, выражающий душевную способность, которой недостаёт ему. Он избирает для своего щита герб Баруха, якорь. Где-нибудь закрепиться, этого Гамурету не дано. Страсть учиться у жизни, тяга к приключениям гонят его с места на место: из дома к Баруху, а оттуда в Зазаманку, где он, захватив Пателамунт, завоёвывает и руку чёрной язычницы Белаканы, которая удержала бы его, но удержать его она не в силах.

Гамурет покидает её, уплывает из Африки через обширное море и высаживается в Севилье. В это время Белакана родит чёрно-бело-пятнистого Фейрефица. Как охотно стала бы она христианкой, но ей не представляется такой возможности. Так мы видим, что Гамурету всё-таки не удаётся превратить силу якоря в свою внутреннюю силу, и, вернувшись на европейский материк, он снова принимает свой старый герб, пантеру, унаследованный от отцов. Тут он женится - как повествует вторая авантюра - на Герцелоейде, которую тоже вскоре покидает. Пока он направляется назад к Баруху, от Герцелойды родится Парцифаль. Парцифаль - тот герой, которому предстоит сделать Постоянство и Верность внутренним свойством.

Исторические обстоятельства, встречающиеся нам в первой авантюре, примерно те, которые господствовали во второй трети девятого столетия. В эпоху, когда Африкой правили аглабиты, эмиры, ставленники халифов, следует переместить то, что здесь описывается. Обстоятельства на Востоке были такими, какими застаёт их Гамурет. Если подытожить содержание первой авантюры в его моральном значении, можно было бы сказать: Гамурет пытается научиться от жизни Стойкости и Верности, но ему это всё ещё до конца не удаётся.

Вторая авантюра являет нам человека не в стремлении учиться у жизни, а учащегося в одиночестве, когда никого нет, кроме себя, и такую душевную установку мы находим у Герцелойды.

При чтении вольфрамовского "Парцифаля", испытываешь такое чувство, будто начальные главы написаны последними, что было уже замечено издателями "Парцифаля".

Рассматривая поэму в целом, начинаешь мыслить 16 авантюр в форме круга, так что первые авантюры кажутся продолжением последних там, где круг замыкается. Этот вид архитектоники можно найти во всех средневековых духовных писаниях, где начало и конец, кажется, сочетаются особенным образом. Так Василий Валентин говорит: "О начало первоначала, помысли конец, о конец последнего конца, помысли начало, и да будет вам заповедана середина во всех верностях. Так БОГ ОТЕЦ, БОГ СЫН и БОГ СВЯТОЙ ДУХ даруют вам всё, в чём нуждаетесь вы ДУХОМ, душой и телом". Это слияние начала и конца проявляется в том, что слово о чёрно-белой сороке, которым начинается "Парцифаль", обретает своё полное объяснение лишь в авантюре с Фейрефицем. Обратимся теперь ко второй авантюре.

II. Гамурет выступает в этой авантюре, вооружённый достижениями, приобретёнными в Пателамунте. Чудесный шатёр и дивное вооружение приносит он оттуда. Но что он, однако, оттуда не приносит, так это возможность сохранить свой недавно принятый герб. В повествовании нам возвещается, как Гамурет узнаёт, что его брат Галоэс убит неким рыцарем. Этот рыцарь - Орилус. Он и впоследствии будет играть большую роль. Смерть брата делает Гамурета властителем братнего королевства Анжу.

Узнал он: брат его убит.

И сердце у него скорбит.

Он горести не превозмог:

"Какой от якоря мне - прок,

Мне на могиле якорь - тошен".

Так был подобный герб отброшен.

Позже будет сказано, что он снова принял пантеру:

И он вернул, как надлежит,

Пантеру отчую на щит.

При этом его сразу же охватило стремление покинуть Герцелойду, на которой он тем временем женился.

В этой, второй, авантюре мы знакомимся уже с чередой рыцарей, которым предстоит выступить в повествовании. О Герцелойде мы узнаём, что она вдова-девственница. Её супруг Кастис умер сразу же после заключения брака. Теперь она объявляет о турнире.

И королевою валейской

Там, в стороне той канволейской,

Турнир объявлен был для тех,

Кого законный влёк успех,

Пусть колебанью вопреки,

Хотя в смущенье смельчаки.

Она не женщина, а дева.

Женою будет королева

Двух стран тому, кто победит.

Две страны - Валейс и Норгальс. Гамурет обретает оба королевства и королеву в придачу. Ему, таким образом, принадлежат три страны, Валейс, Норгальс и Анжу. Таковы - три страны, которые от него потом унаследует Парцифаль, но их будет оспаривать у него некий рыцарь, брат Гамурета, герцог Орилус. Как с ним встретится Парцифаль, мы ещё услышим. В этой, второй, авантюре упоминаются уже Артур и Клингзор, но только вскользь. При перечне рыцарей сказано:

Британцев там возглавил он,

Король Утер Пендрагон.

Беда язвит его одна.

Пропала у него жена,

Чей сын - Артур. Владеет ей

Некий клирик-чародей.

Бросился за нею сын,

Так что тоскует властелин,

И скорбит он третий год,

Без них он в горестях живёт.

Упомянутый здесь клирик - Клингзор. Как Артур обретёт свою мать, будет рассказано позже. В этом поспособствует ему друг Парцифаля Гаван, захватив замок Клингзора Шательмарвей.

Из дальнейшего повествования мы узнаем кое-что о событиях на Востоке. Там сказано, что на Баруха напали под Вавилоном два брата.

Один из них Ипомидон,

Был брат второй Помпей-смельчак

(Он Авантюрой назван так).

Ему был свойствен бранный пыл

(Не тот Помпей, что в Риме был

Юлием Цезарем гоним).

Царь Навуходоносор с ним

В родстве, брат матери его,

Мнивший, что он божество,

Как в ложных книгах он читал.

Такое воззрение встречается у секты шиитов.

За что посмешищем он стал.

Двух братьев не страшил поход,

У них был слишком знатный род,

Царь Нин - их предок, а при Нине

Бальдага не было в помине.

Ниневию он основал,

Теперь Барух против них воевал.

Взять Ниневию он хотел,

В свой превратив её удел.

Фортуна всем победу прочит

И обе стороны морочит.

Тут морем наш приплыл герой,

Вступая за Баруха в бой.

Все радостно его встречали.

Из-за него лишь я в печали.

И так, покинув Герцелойду, которая в его отсутствие родит Парцифаля, Гамурет сражается под Бальдагом за Баруха. При этом его настигает смерть. Ему сопутствует его юный друг Шионатуландер. Вольфрам фон Эшенбах посвятил Шионатуландеру отдельное поэтическое произведение. Эту личность и её судьбу мы в дальнейшем ещё будем обсуждать. Вторая авантюра повествует о смерти Гамурета вкратце. Гамурета убивает Ипомидон. Его копьё пронзает Гамурету шлем и лоб.

Копьё пронзает шлем и лоб,

И остриё в его челе,

А рыцарь всё ещё в седле

Он с поля битвы ускакал,

При этом знал, чего искал.

Перед героем - духовник.

Покаявшись в последний миг,

Он ей рубашку шлёт с копьём,

В котором смерть мы узнаём,

Нас разлучающую с ним.

Так будет рассказывать потом Тампанаис, главный оруженосец. Мы узнаем также, что Гамурет погребён в Бальдаге по христианскому обряду. Благодарный Барух украшает его могилу золотом и драгоценными камнями и увенчивает её великолепным рубином. Он также водружает на могиле христианский крест. Этот крест - из смарагда. Он оплачен Барухом, но язычники не могли дать о нём никаких сведений, так как они креста не знают.

Был в шлеме рыцарском алмаз

И эпитафия для нас;

Сей шлем над гробом водружён

И письменами такими снабжён:

"Копьё, пронзая этот шлем,

Убило рыцаря затем.

Сей рыцарь звался Гамурет,

Трёх стран властитель, сомнений нет.

Носитель славный трёх корон,

Многих князей возглавил он.

Происходил он из Анжу,

Решил: Баруха поддержу!

И под Бальдагом геройски пал,

Высших сподобившись похвал,

Был в доблести неколебим

Никто не мог сравниться с ним.

Властителя не видел свет,

Кому служил бы Гамурет,

Притом он был всегда не прочь,

Друзьям в сражениях помочь,

Хотя врагов он побеждал,

От женщин много пострадал.

Крещёный он христианин,

Но плачет о нём сарацин

Весь неподделен, весь он - прав,

Время разумно завоевав;

Обрёл награду он свою.

Как рыцарь умер он в бою,

Как тот, кто Правдой дорожит.

Благо тому, кто здесь лежит".

Такова - надпись на могиле Гамурета. И так, он был личностью, одинаковым образом преданной христианам и язычникам. Но он ещё не достиг Постоянства. Постоянную Верность обретёт лишь Парцифаль. А пока нам повествуется о том, как скорбное известие дошло до Герцелойды.

Герцелойда почила в полдень в тревожном сне. Вдруг она содрогается в ужасе. Ей привиделось, будто молния возносит её в воздух, и вся она пронизана молниями. С треском жжёт ей волосы жар, она слышит раскаты грома, и всё лицо её залито слезами. Когда, пробуждаясь от сна, она приходит в себя, пережитое сновидение оборачивается видением: её правую руку схватывает гриф. Она чувствует, что она - беременна и в чреве у неё - дракон. Этот дракон сосёт её грудь, потом улетает, покидая её навсегда.

Сердце разбилось у неё,

Такой увиден ужас ей.

Тогда она просыпается с воплем. Четыре девы-прислужницы бросаются к ней на помощь и будят её окончательно. Появляется Тампанаис и возвещает смерть Гамурета. Ещё мы узнаём, что Гамурет в зной снял доспехи. Рыцарь, убивший Гамурета, достигает своей цели колдовством. Козлиной кровью он так размягчил адамант, алмаз, защищавший Гамурета, что камень уподобился губке. Размягчённый алмаз и есть причина смерти, постигшей Гамурета. Он умирает смертью алхимика. Герцелойда узнаёт об этом. Описывается её скорбь. Четырнадцать дней спустя она рожает Парцифаля.

Четырнадцать минуло дней,

И сын рождается у ней,

Такую в членах мощь явил,

Что мать едва не умертвил.

Начало авантюры здесь,

Её игра и смысл её весь,

Лишь в знаменательный этот час

Родился тот, о ком наш сказ.

Среди жалоб Герцелойда рожает героя нашего повествования. Он должен завершить то, чего Гамурет, его отец, не мог достигнуть.

Госпожа Герцелойда - так повествует Вольфрам в третьей авантюре - хочет воспитать своего сына вдали от рыцарства и от искушений мира - в уединении, в глуши Зольтаны. Парцифаль был наследником трёх королевств. От первого супруга Герцелойды он унаследовал Валейс и Норгальс, от своего отца Гамурета - Анжу. Но пока он ничего не должен об этом знать.

А Герцелойда вдалеке

От королевств своих всех трёх.

Своим людям она приказала молчать о рыцарстве в присутствии мальчика. Судьба отца должна миновать его:

"В моё же сердце заглянув,

О рыцарстве он вскоре

Узнает мне на горе,

Извольте же не говорить

О том, что подобает скрыть".

И так, мальчик растёт вдали от всей тогдашней культуры. Парцифаль - сын Гамурета, чей отец - Гандин звался по имени города Гандин:

А город расположен тот,

Где, золотых носитель вод,

Впадает славный Грейан в Драву.

Со стороны деда Парцифаль происходит от рыцарей, живущих там, где Грайенбах при Петтау впадает в Драву. Это - примерно та местность, где властвовал герцог Арнульф Каринтийский. Герб Гандина - чёрная пантера. Белая пантера не зелёном поле - герб Штирии. Парцифаль - наследник земель, которые герцог Орилус и его брат Лехелин оспаривают у тех, кто защищает их ради Парцифаля. Земли Парцифаля частично совпадают с владениями Карла Третьего Толстого, которого вытеснил Арнульф Каринтийский. Включение Парцифаля в эти обстоятельства объясняется отношением франкского королевского рода с каринтийско-штирийской областью, столь отчётливо выступающим у Вольфрама.

Далёкий от представления о своих королевских правах, мальчик растёт в глуши. Он стреляет в птиц и не понимает, почему они перестают петь, когда он попадает в них. Когда из-за этого он проливает слёзы, мать решает переловить птиц, чтобы они не огорчали дитя. Мальчик, однако, противится этому:

Тогда воскликнул отрок: "Нет!

Какой от этих пташек вред?"

Не обижать просил он их.

Одумавшись, мать восклицает:

Не уж то я виновна в том,

Что БОГ считает худшим злом?

И тогда мальчик спрашивает:

А что такое, мама, БОГ?

Ответ матери позволяет нам заглянуть в её мировоззрение. Герцелойда живёт в христианстве, которое является обновлённым Учением Заратустры. Существо БОГА - Свет:

БОГ, ОН - светлей, чем светлый день.

Она предостерегает сына от мрака и от сомнения.

Далее следует встреча Парцифаля с рыцарями. Появляются три рыцаря, за которыми вскоре последует четвёртый. Они гонятся за Мельяканцем, сыном Пуадиконйонца, который похитил Имену у Бельфонтаны. Карнахкарнанц, четвёртый рыцарь, хочет вернуть домой похищенную женщину. Парцифаль спрашивает, не разбойников ли он видит. Кретьен де Труа так описывает эту сцену, что можно подумать, будто всё внимание Парцифаля поглощено чувственно-видимым. Он восхищается вооружением рыцарей. У него отсутствует способность принимать их стремление за своё. Он задаёт вопросы вместо того, чтобы отвечать на вопросы рыцарей. Так он узнаёт, что такое - рыцарство и что в рыцари посвящает Артур. Отныне он хочет обрести рыцарство. С тяжёлым сердцем снаряжает его мать. Она даёт ему на дорогу плохую лошадь, дурацкий наряд и добрые советы. Он узнаёт о своих королевских правах. Лехелин, брат герцога Орилуса, убил князя Туркентальса, защищавшего земли Парцифаля. Парцифаль обещает отомстить за него.

Потом он уезжает. А у Герцелойды разбивается сердце. Вдова умирает от горя, когда сын покидает её. Поэт говорит: если бы род Герцелойды продолжился на одиннадцать поколений, его современники были бы лучше. И так, Герцелойда жила за одиннадцать поколений до Вольфрама.

А Парцифаль уносится прочь и встречает Йешуту, супругу герцога Орилуса де Лаланда.

То, что описывает Вольфрам, - лишь поэтическое преобразование исторического происшествия. Парцифаль при всей своей невинности навлекает на Йешуту подозрение в супружеской неверности. У Вольфрама это описывается так. Придурковатый юный герой застигает спящую Йешуту в роскошном шатре и, слишком буквально выполняя завет матери почтить прекрасную женщину поцелуем, будит Йешуту, поцеловав её. Йешута, испуганная до смерти, вынуждена отдать дурню кольцо и браслет, которые тот - опять-таки следуя наставлению матери, - требует у неё. Дальше он утоляет голод яствами, нашедшимися в шатре, не обращая больше внимания на Йешуту. Появляется Орилус и считает Йешуту обесчещенной. Полный гнева, он принуждает её, как полагается кающейся грешнице, на жалкой лошади, отвергнутую им, одетую в лохмотья, тащиться за ним, пока Парцифаль позже клятвенно не засвидетельствует её невинность. Но сначала Парцифаль встретит красного рыцаря Итера фон Гаевиса, женатого на сестре его отца, и убьёт его. Поскольку с тех пор Парцифаль носит снаряжение красного рыцаря, Парцифаль зовётся отныне: Красный Рыцарь. Этот Красный Рыцарь выступает в сказании, которое мы здесь буквально воспроизводим. Легенда находится в Страсбурге в нижнесаксонском окружном архиве под номером Me R IV. Из этого источника черпали Бекур (Андлау), Шепфлин, Кенигсхофен и другие. Бекур признаёт датой публикации 1660 год.

Сказание о встрече Красного Рыцаря

со святой Рикардис

Святая Рикардис родилась в Шотландии от христианских высокознатных родителей в 860 году. Её отец Грегориус, законный сын ирландского короля Дона Галли пятого, был в 872 году, избран королём Шотландии. Рикардис, будучи высокознатной по своей крови, оказалась ещё знатнее в своей Вере и Целомудрии. Так она была воспитана своими родителями во всей строгости и благонравии со своей юности. Когда она созрела для замужества, пожелал её ради строгости её поведения и благонравия в законные супруги римский король Каролус Крассус, и с согласия её родителей в 874 году супружество было заключено. Но когда она помыслила, в какое близкое дружество вступила она через такие брачные узы с покойным великовластным императором Карлом Великим (о котором пишет Якобус Гаультериус в своей Хронографии, что он в 788 году заключил с королём Шотландии Ахайо союз вечной дружбы между французами и шотландцами), а его радостью было строительство домов БОГА, чтобы приумножить число служителей БОЖИИХ, она возрадовалась и заодно с сыном его сына Карлом Крассом вознамерилась последовать по стопам Карла Великого, его деда, и в 876 году воздвигла монастырь Штиффах, обитель 13 каноников, во славу святого Петра.

Любовь, говорит святой Григорий, никогда не пребывает в праздности, творит великое, где она присутствует, и она подвигла Рикардис при соизволении её супруга в её владении в Андлау построить девичий монастырь, на что её супруг выразил согласие: однако всё это хотели они предпринять в ГОСПОДЕ и не делать ничего, что не угодно ЕМУ. Каролус (в нём же велико было усердие к религии и богослужению) принял, согласно своему призванию, империю, а Рикардис, чтобы иметь более возможности служить БОГУ, отправилась, подвигнутая молитвой, к монахиням в Хохбург, то есть на гору святой Одилии. К ней же ради её святости и многих чудотворений, а также ради доброго дружества с её монахинями питала Благоговение, и поэтому она заклинает Всемогущего БОГА подвигами святой Одилии, да откроет ОН ей, где угодно ЕМУ, чтобы она осуществила своё намерение. И ей было видение и откровение, чтобы там, на горе, где она увидит медведя с медвежатами, роющего землю, она построила монастырь. Пробудившись, она пускается в путь, берёт с собой своих придворных и свою свиту, поднимается на гору в своих владениях в Андлау, находит там медведя с медвежатами, видит, как он роет землю, не иначе как если бы он хотел показать ей, где надлежит воздвигнуть монастырь. Тогда она закладывает монастырь в 878 году, строит сперва часовню во славу МАТЕРИ БОГА, потом собор, потом крестовый ход вместе с монастырём, который со своим супругом Карлом подарила и посвятила святому Петру. Как только строительство монастыря было завершено, она назначила и утвердила Адельгейду первой аббатисой своего монастыря и вселилась туда с этой служительницей БОЖИЕЙ и другими богоблаженным девами. Тем временем они никогда не забывали и первого монастыря Штиффах, ибо Каролус увещевал свою Рикардис и советовал подарить тому монастырю прекрасные уделы, что она выполнила, подтвердив свои пожертвования в 879 году грамотой, сохранившейся доселе.

Впоследствии, как всем тем, кто почтил БОГА и усердствовал в служении ЕМУ, как написано, кто МЕНЯ почтил, того и Я почту, то же было ниспослано Карлу и его Рикарде. Каролус одержал победы и вступил со своей Рикардой в Рим, где его приветствовал сенат и народ. После того как их приняли великолепно и с радостью, Каролус был помазан папой Иоанном в 881 году в день Рождества и коронован как император, а Рикардис как императрица. За такую почесть, оказанную им наместником Христа, достославным сенатом и всем народом города Рима, они не хотели остаться неблагодарными ГОСПОДУ БОГУ и отбыли назад в свои владения, изыскивая новую возможность сделать нечто во славу БОГУ. Была в Брабанте и Люттихе церковь, посвящённая ЦАРИЦЕ Небесной, ДЕВЕ Марии и святому Ламберту, где был епископом Франк, и поскольку она была бедна, Каролус подарил ей по доброй воле Мейерхоф Магдерам, расположенный в деревне Скарпоне, почив и скрепив свой дар письмами с императорской печатью по просьбе и по настоянию своей возлюбленной супруги Рикарды и её верного архиканцлера Луитхардта, епископа церкви Верцелла. Щедрость, говорит Плиний, - врождённое свойство, когда она, однажды начавшись, не может прекратиться по доброй воле. Но завистливый сатана делает всё, чтобы ей воспрепятствовать, так что и в такое время и при таких любящих сердцах он изыскивал для этого возможность.

Чтобы Карл начал думать иначе, он возбуждает смуту в Италии и Франции, так что Карл не ведал, где оказать отпор, и ему были посланы многочисленные грамоты Иоанна VIII касательно предотвращения оных возмущений, и он не знал, что ответить. Тут Иоанн обращается к другому средству, ищет подмоги у императрицы, не найдёт ли он через неё доступ к императору, просит её умолить Карла, её супруга, в таком нестерпимом обстоянии поддержать церкви Италии и Франции, пасть к нему в ноги, что она и совершила как благоговейная дщерь, ответившая на апостольские грамоты. И это было только одно из всего того, что учинил сатана, препятствуя добру. Далее он применил все усилия, чтобы на архиканцлера, которого Регино, Германус Контрактус, Арнольдус Вион именуют Луидуардом. Куспинианус - Ауитуальдом, Авентиус - Луитхардом, Цезарь Барониус - Луитуардом, и на императрицу Рикарду навлечь нерасположение и немилость её супруга. Луитуард был при Карле вернейшим и любимейшим архиканцлером, давал ему добрые, наилучшие советы, так что тот считал его своим наилучшим консультантом или советником, кому доверил он управление своим государством, и оказал ему столько милостей, что архиканцлер не мог понять, что же такое его постигло. Был среди могущественных в его державе кое-кто из швабской знати, а среди этих могущественных был один знатный рыцарь, зовущийся Красный Рыцарь, у которого подстрекательство злого духа вызвало ненависть к Линтуарду при особом негодовании оттого, что император всегда принимал совет епископа, имея обыкновение следовать ему, так что завистливый взор был брошен на все деяния Линтуарда и императрицы Рикардис в поисках причины, могущей навлечь опалу на них обоих. На острове Кипр был епископ, который Рикардис как великой почитательнице распятого Иисуса, преподнёс в дар Святой Крест, сделанный из того же дерева, что и Святой Крест Христа, усеянный бесценнейшими драгоценными камнями, и она, храня Этот Крест с Благоговением и Благочестием, дала его этому Линтуарду, довереннейшему архиканцлеру её супруга и императрицы, - он же благочестивейший епископ, чтобы он носил Этот Крест на шее во время мессы, как подобает епископу: и когда он вознамерился читать мессу, она воспользовалась возможностью почтить Святой Крест, висевший у него на шее, и приблизилась со стыдливостью и коснулась Его с Благоговением. Когда это узрел Красный Рыцарь, извратитель, способный исказить что угодно, он превратил подобное молитвенное умиление в непотребную любовь, которую она питает к епископу, поскольку и прежде она многократно следовала его советам, строя дома БОГА и приумножая богослужения, он, то ли предположив дурное, то ли измыслив, нашёл повод внушить императору подозрение, что они оба - повинны в прелюбодеянии. Злой дух не преминул и не замедлил нанести удар императрице и верному служителю БОГА епископу Линтуарду и подвигнул императора поверить Красному Рыцарю и вселил в него гнев против епископа и его архиканцлера, а также против собственной супруги, так что император лишил архиканцлера всех его званий, удалив его от себя с наибольшим возможным позором и оставил ему жизнь потому, что иначе пришлось бы искать подмоги в Италии. А злому духу это понравилось, и он подстрекнул императора, чтобы тот в гневе призвал Рикардис к себе и уведомил её, что она заслуживает кары, и он созывает рейхстаг, куда должны были собраться могущественные в государстве, и он вынуждает предстать перед ними Рикардис и в её присутствии объявляет, что, с тех пор как он состоит с ней в браке, в течение двенадцати лет он ни разу не коснулся её и не познал её, так что всё сводится к тому, что она должна подвергнуться пробе, не посягали ли на её чистоту другие. Рикардис только рада была выдержать подобную пробу, которой он вожделел, и по его вожделению она позволяет надеть на себя провощённую рубаху, и поджигают её с четырёх сторон, а она не горит, приготовляют горящие уголья, и она встаёт на них босыми ногами, но с условием, что, если она выдержит эту пробу, она будет признана свободной от брачных уз, чтобы служить своему единственному возлюбленному Иисусу.

Стоя на раскалённых угольях, которые не только не жгли, но гасли, берёт святая дева в руки Святой Крест (архиканцлер при своём отбытии снова ей вручил Его) и говорит: "Теперь, любимый мой Карл, как ты признался, в нашем браке, сочетавшем нас двенадцать лет, ты не познал меня, как ты хорошо и верно сказал. Теперь я выдержала пробу, подтвердившую, что не познал меня и никто другой, так что БОГ с тобой, Карл, теперь я сочетаюсь браком с ТЕМ, КОМУ служат Ангелы, а ЕГО Красотой восхищаются солнце и луна. Я хранила тебе верность, и ЭТОМУ ЕДИНСТВЕННОМУ, КТО знает мою Верность лучше, чем ты, я буду верна, подарив ЕМУ себя всю и вверяясь ЕМУ с Благоговением. Царство этого мира и его прелесть я презираю ради ЕГО Любви. Я узрела ЕГО, я любила ЕГО, я верила в НЕГО, ЕМУ оказала всю мою Любовь. Храни тебя БОГ, Карл, я иду в монастырь, принадлежащий мне, который воздвигла я и подарила святому Петру. Отныне хочу я служить Христу, отныне хочу я быть усердной в богослужении. В дом моего СУПРУГА, КОТОРОМУ я посвящена моим духовником и БОГОМ, я хочу идти в дом, посвящённый и подаренный мной ГОСПОДУ и ЕГО апостолу, в обитель Андлау, которую я построила от основания, я хочу теперь удалиться. Там я хочу теперь служить БОГУ, оставаясь королевой-девой. Святой Крест да сохранит тебя, да простит тебя БОГ, и да убережёт ОН тебя, мой Карл, от Красного Рыцаря". Так святая Рикардис удалилась оттуда, всех простив. Но БОГ, отмщающий за СВОИХ избранных, наслал на Карла тяжкую кару. Так что был он всеми презираем и отовсюду изгнан, и не имел пропитания, кроме того, что уделял ему епископ Менса и Арнульф, король Римский, правивший вместо него и ему назначивший некое вспомоществование. Так что Карл отправляется в монастырь Нейдинген (что в Бааре близ Фюрстенберга). Там он заболел и был задушен своими присными, не прожив и года. Оттуда же перенесён в дом БОГА в Райхенау, где и погребён в 888 году, согласно надгробной надписи.

Так святая Рикардис освободилась от брачных уз и пришла, по её же слову, в обитель к своим девам с радостью, та, что была девственной супругой, ставшая теперь девственной вдовой, отправляется теперь в Рим, чтобы посетить Петра и Павла и другие святые места, а оттуда направиться к Святому Гробу и к другим святым, где она намеревалась собрать Святыни. Из Рима (как свидетельствует старинное сказание в Андлау) она высылает в свою обитель железную решётку, ограждающую от злого духа - не иначе как епископ Теодулус послал в Валлис колокола, благословившие его в Риме на епископство, - и эту железную решётку водружают на камень, остающийся поныне памятным знаком, как его и до сих пор показывают, и потому он называется решётчатым, а оттуда её несут уже в обитель, предивное чудо-знамение, и эта железная решётка и есть высокая решётка, которая видна за верхним алтарным крестом. Онаприбывает в Константинополь, куда за три года до того 17 октября 886 года было перенесено тело Лазаря, Кипрского епископа (кого ГОСПОДЬ воскресил из мёртвых) и кому греческий император Лев воздвиг в Константинополе церковь. Это тело вверено было святой Рикардис, и она ценила его превыше всех сокровищ, и она доставляет его со многими другими Святынями в свою обитель Андлау, чтобы возрадоваться его прибытию и завершению своего паломничества, в память о чём ежегодно празднуется 29 октября день перенесения Святой Реликвий святого Лазаря и вечером звонят колокола целый час. Между тем, поскольку, согласно апостольскому учению, ей подобало радоваться вместе с радующимися и плакать вместе с плачущими, и она этому святому радовалась, почивших же, даже неведомых ей, оплакивала, и когда она возвратилась в свою обитель, ГОСПОДЬ призвал одну из её возлюбленных подруг в Хоенбурге из этой юдоли плача, и она перенесла её тело оттуда сюда и похоронила у себя в соборе, чтобы вдоволь поплакать над ним, и она сопровождала её гроб и присутствовала при её погребении. И могилы своих отца и матери, уже погребённых в Хоенбурге, она велела раскопать, чтобы положить их в один гроб, как предписывает католический обычай для духовных лиц с предшествующим крестом, и святая Рикардис также со своим крестом сопровождала тот гроб, и многих честных мирян она погребла в своей обители, где она, королева-девственница, хотела умереть и быть погребённой, и легко помыслить о том, какое утешение она находила в Святой Реликвии и в присутствии милых родительских останков, когда она служила БОГУ постом и молитвой в постоянном, непрерывном общении, пока не обрела в своём конце венец Бессмертия. Когда же она разукрасила свою обитель всем тем, чем желала разукрасить и одарила её многими владениями, она заметила, что близится её смертный час, и она легла на смертный одр и положила свой крест себе на грудь и читала 50-й псалом из книги, которую держали перед ней, а потом, хотяь её жизнь и была свята, всё же она (по обыкновению всех праведников) покаялась в своей вине, хотя никакой вины не было, приняла Святые Дары, а при её конце присутствовал епископ со всем клиром и все обительские девы, пока она не почила в ГОСПОДЕ 18 сентября 903 года.

В сообщённом здесь сказании из окружного архива Страсбурга, которое мы находим на странице 107 и далее в труде Бекура вместе со списком литературы и комментарием, всплывает засвидетельствованный старыми картинами образ "Красного Рыцаря". Описание этих картин содержит обсуждаемый Ричем каталог Страсбургской библиотеки 1660 года. И так, сказание описывает Красного Рыцаря как того, кто навлёк несчастье на Рикардис и подверг испытаниям Лиутварда, архиканцлера при Карле Толстом. Однако, прослеживая дальнейшие события, убеждаешься, что и в отвержении святой Рикардис и в изгнании Лиутварда просматривается водительство, так как горести, пережитые Рикардис, принадлежат к основам её особенной душевной жизни, а изгнание Лиутварда приводит его к Арнульфу Каринтийскому, что имело значение для всего дальнейшего развития истории. Ибо Арнульф, когда он оказался во главе империи, вытеснив Карла Третьего, супруга Рикардис, обрёл в лице Лиутварда выдающегося советника, годами ведавшего всеми государственными делами.

Нас не должно отвращать то обстоятельство, что Красный Рыцарь в сказании, приведённом здесь, выступает как орудие зла. Писавший сказание не мог представить его иначе. Ведь из многих деяний Красного Рыцаря он знает только то, что он навлёк на императрицу Рикардис дурную славу и вверг её в немилость. Но мы знаем другие деяния Красного Рыцаря и сразу распознаём мотив, обнаруживающийся и в сказании о Парцифале. Мы ведь знаем, что юный Парцифаль, отправившись в мир, встречает герцогиню, супругу герцога Орилуса. Он застаёт её в шатре, обнимает и целует её, но при этом остаётся чистым дурачком. В сказании о Парцифале эта женщина зовётся Йешута. Парцифаль ввергает её в несчастье, так как возвратившийся домой супруг Орилус не может не подумать, что жена - неверна ему. Позже Парцифаль снова находит Йешуту, и он может - как устанавливает сказание - клятвой на алтаре Треврицента подтвердить невинность Йешуты. Так что мы не можем не спросить, случайно ли в истории императрицы Рикардис вдруг всплывает Красный Рыцарь или имеется соответствие между императрицей Рикардис и Йешутой в сказании о Парцифале? Попытаемся же сопоставить сведения, предлагаемые нам сказанием, и свидетельство истории.

Различие между сказанием и историей заключается в том, что Парцифаль одновременно тот, кто подозревается в сношении с Йешутой, а также тот, кто навлекает на неё дурную славу. Лиутвард, играющий в истории роль Парцифаля, здесь, в андлаусском сказании, не отождествляется с Красным Рыцарем, а отличается от него. Парцифаль же назван "красным рыцарем" лишь после победы над Итером Гаевисом, а с Йешутой встречается до этого приключения. Но вопреки всем этим отличиям в андлаусском сказании, кажется, присутствует фрагмент сказания о Парцифале, что даёт нам повод сопоставлять историю и сказание.

Мы тем приближаемся к главе, имеющей величайшее значение для исследования истории Грааля, потому, что в императрице Рикардис мы встречаем личность, вступающую в соприкосновение с течением эзотерического христианства. Это большое значение святой Рикардис показано в исследовании покойного пастора из Андлау Й. Ритча "Послеевангельские судьбы семьи из Вифании и мощи Лазаря в Андлау". На странице 297 и далее, в тетради N 8 (август 1902 год) выпуска 21 листов Страсбургской диоцезы Ритч повествует о том, что Рикардис получила мощи Лазаря в подарок от императора Льва VI по случаю паломничества в Палестину.

Рикардис подарила мощи монастырю Андлау, где они ещё сегодня находятся. На предлагаемой фотографии видна голова Лазаря из Андлау. Особая заслуга Й. Ритча - в том, что он обрисовал исторические обстоятельства, подтверждающие: в Андлау и у Льва VI находилась одна и та же голова, и она была на Кипре до того, как оказалась в Константинополе. В своей драме "Сыновья долины" Захария Вернер говорил об этой голове, и Моле там держит её в руках как Священную Реликвию.

Конечно, не может рассматриваться вопрос, действительно ли здесь идёт речь о голове Лазаря. Среди доказательств, которыми располагает историк, может рассматриваться лишь пребывание этой головы в Андлау, подтверждающее духовную и душевную связь императрицы Рикардис с направлением Лазаря, с тем направлением, которое также ведёт к традициям ордена тамплиеров. Исследования Й. Ритча показывают, что культ Лазаря оставался в Андлау живым до Новейшего времени. Вот историческая ситуация, важная для нас. Вопрос подлинности в таком исследовании может оставаться открытым. С позднейшей хранительницей Этой Реликвии вводится сообразно сказанию Красный Рыцарь. Из-за него её постигает опала. В этой связи стоит заметить, что и крест на груди Лиутварда, которого коснулась Рикардис - а это прикосновение и было поводом для её опалы, - доставлен с Кипра. Он был сначала на Кипре, как и голова Лазаря.

Рикардис выступает в истории как девственная супруга Карла III, которого мучили нескончаемые головные боли, так что он искал облегчения в необычной операции, позволив надрезать себе голову. Но он вскоре умер и был погребён в Райхенау. Империя Карла III переживала упадок. Норманны наводнили всю страну, от устьев двигаясь вверх по рекам. И Арнульф Каринтийский выступил как спаситель страны, оказав им сопротивление. Он сместил Карла III, деяние, которому империя обязана своим существованием. К этому Арнульфу бежал Лиутвард. Сохранившиеся сведения о Лиутварде можно найти в истории восточнофранкской империи. Эту историю составил Дюмлер. Он доказывает в ней, что Лиутвард превосходил всех швабских любимцев императора, что в качестве канцлера он был на стороне императора в первый же год его правления и что скоро он получил пост эрцканцлера. В большом числе документов Лиутвард выступает как любимый эрцканцлер и доверенный советник императора, а также как докладчик, составляющий эти документы. Дюмлер говорит: "Мы даже склонны поверить, что, как пишет современник, он, подобно Аману при Артаксерксе, внушал больше страха и благоговения, нежели император". "Также с императрицей Рикардис он связан тесно и доверительно. Поэтому оба часто выступают в документах совместно как ходатаи, и Иоанн VIII старается заручиться заступничеством их обоих". Лиутварду принадлежала капелла в Алемании, но он сменил её на келью в Райхенау. Это означает, что Лиутвард связан также с традициями Райхенау. Всё, что мы рассказали о Вальдо, он должен был знать. Между прочим, Лиутварду принадлежал Лангдорф, где была Реликвия Крови из Райхенау и где находилась Сванахильд. Ещё одно доказательство того, что все эти традиции совпадают также на местном уровне. Этот Лиутвард направлял историю на протяжение всей эпохи, и его духовное влияние было велико. Он умер в Иоаннов день, 24 июня 900 года в Италии, в битве против Венгрии. Можно ли назвать случайностью связь этого Лиутварда с Арнульфом Каринтийским перед лицом того обстоятельства, что Парцифаль со стороны отца наследует пантеру, герб Штирии? Оставляем этот вопрос открытым и ограничимся сопоставлением исторических данных с материалом сказания. Не был ли этот Лиутвард правителем при Карле, лишь делающим вид, что он правит? Не возникает ли подобное соотношение между Парцифалем и Орилусом? Что бы там ни было, более точное исследование биографии Лиутварда с этой точки зрения ставит перед историком задачу, имеющую величайший интерес.

Но вернёмся к повествованию о Парцифале. Попытаемся пролить на нашу тему больше света, распознавая, как супруг Йешуты Орилус связан с той частью повествования, о которой мы намерены говорить. Будем сопровождать Парцифаля на его дальнейшем пути.

Вольфрам фон Эшенбах повествует нам, что Парцифаль, покинув Йешуту, встретил Сигуну. Послушаем, что говорит об этом поэт:

А незадачливый наш малый

Скакал с горы, как прежде, шалый.

Так скачет он да скачет,

Вдруг слышит он: женщина плачет.

Кричала женщина одна.

Радость утратила она,

И поскакал юнец быстрей,

Узнать хотел он, что же с ней.

Но все расспросы втуне,

И не до них Сигуне.

Сигуна мёртвого звала

И косы на себе рвала.

Шионатуландер пал,

Мёртвым сном отважный спал.

На лоне у неё мертвец,

Всем радостям её конец.

Встреча Парцифаля с юной невестой, на лоне у которой - мёртвый жених, не случайно следует сразу же за приключением с Йешутой, ибо юный герой Шионатуландер убит супругом Йешуты герцогом Орилусом. В этом нас убеждают следующие стихи, в которых Орилус хвалится своим деянием:

Сегодня утром я в бою

Отвагу доказал свою.

Князь юный дерзко мне грозил,

А я копьём его сразил.

И так, Орилус убил Шионатулаидера. Странным образом Орилус не хотел убить Шионатулаидера, он хотел убить Парцифаля. Он так и говорит, рассказывая о своей сестре Кунневаре:

Устами Кунневары

Движут сладостные чары,

Но разве может вызвать смех

Тот, кто для девы - лучше всех?

Когда бы встретиться мне с ним!

А я ввязался в бой с другим!

Сегодня утром я в бою

Отвагу доказал свою.

Князь юный дерзко мне грозил,

А я копьём его сразил.

Парцифаль - герой, чьё появление при дворе короля Артура удостоилось высшей награды: Кунневара улыбнулась ему. Так что Орилус намерен убить Парцифаля, а убивает Шионатуландера. Имело бы смысл вызвать в памяти это обстоятельство, так как тогда станет понятно, почему вид мёртвого Шионатуландера приобретает для Парцифаля особое значение. Ибо тот умер за него. Да, более того, Шионатуландер был боевым соратником отца Парцифаля Гамурета. После смерти Гамурета он должен был оборонять от Орилуса земли юного Парцифаля. Ибо Орилус намеревался отнять у Парцифаля его владения. Так что и в этом смысле Шионатуландер умер за Парцифаля.

Шионатуландер: юнец с собакой

Здесь необходимо вставить повествование о судьбе Шионатуландера. Мы можем это сделать, ибо, с одной стороны, Вольфрам фон Эшенбах поведал нам в отдельной поэме о судьбе Шионатуландера, а с другой стороны, Альбрехт фон Шарфенберг в своём "Титуреле" сообщил многое, относящееся к нему же.

Дед Шионатуландера - Гурнеманц, государь Грагарца, впоследствии учитель Парцифаля. Сын Гурнеманца Горгегрис женится на Махауте, сестре графа Экуната. Из этого брака происходит Шионатуландер.

Юный Шионатуландер служил потом у королевы Франции Анфлизы. Гамурет, отец Парцифаля, был предан Анфлизе, и она вверила ему своего пажа. Через пажа Шионатуландера осуществлялся обмен письмами между Гамуретом и Анфлизой. Когда Гамурет женился на Герцелойде, Шионатуландер увидел при её дворе Сигуну. Сигуна - дочь Киота каталонского и Шуазианы, которая родила Сигуну, но умерла родами. Сигуна унаследовала владения, которые принадлежали Киоту, а Киот со своим братом Манфилотом оставил рыцарство, чтобы сделаться отшельником.

Киоту предоставил свои земли король Темпентэр. Он удочерил Сигуну и воспитывал её вместе со своей дочерью Кондвирамур.

Это случилось, когда умер первый супруг Герцелойды Кастис. Он умер сразу же после свадьбы. А когда умер и Тампентэр, через пять лет после прибытия к нему Сигуны, Герцелойда взяла Сигуну к себе, где с ней встретился Шионатуландер.

Когда Гамурет покинул Герцелойду, чтобы служить Баруху Акарину, Шионатуландер сопутствовал ему, а Сигуна осталась у Герцелойды. Альбрехт фон Шарфенберг красиво описывает любовь Шионатулаидера к Сигуне. Он наставляет её. Он имеет для этого основания, так как изучил любовь, когда служил Гамурету и Афлизе гонцом.

Сигуна говорит:

"Любовь, кто это: он?

Ты мне ответь не ложно,

Или любовь - она?

Как доверять любви мне можно?

Любовь бы мне, быть может, куклу заменила?

Или с руки взлетает любовь, как сокол на охоте?

И я любовь тогда бы подманила".

Так она говорит со всей невинностью Шионатуландеру. Удивительно описаны отношения обоих. Поэт повествует, как Шионатуландер в дальней стране рассказывает Гамурету о своей любви и одновременно Сигуна признаётся Герцелойде в своей любви к Шионатуландеру. Когда Гамурет убит на Востоке, Шионатуландер переживает это событие и возвращается домой с известием об его смерти. Отправляясь на Восток, Шионатуландер прощается с Сигуной и говорит ей: "Моё отбытие неотвратимо; да пошлёт тебе БОГ Ангела, хранившего от горестей Елизавету, тётку Христа, чтобы Он взял под защиту твою жизнь и доброе имя твоего девичества".

И так, Шионатуландер отбывает, и у него на щите - герб Баруха, якорь. Этот Барух происходит, как нам сообщает поэт, от Агасфера. Он зовётся Акерин и выступает также в поэме Вольфрама фон Эшенбаха "Вильгельм Оранский". Странно, что поэт повествует нам о схватке Шионатулаидера с двумя рыцарями, которые представляются ему как Филипп и Александр Македонские. Они обитают - так они говорят - не на земле, а в Раю, и Филипп Македонский, отец Александра Великого, добивается руки Секундиллы, которая впоследствии становится супругой Фейрефица. Экунат, чья сестра Махаута - мать Шионатулаидера, с изумлением слушает слова Александра Великого. И при этом Шионатуландер - тот, о ком поэт говорит, что он встречается с Александром и с его отцом.

Но Шионатуландеру и Сигуне не суждено порадоваться своей любви на Земле. Вольфрам фон Эшенбах рассказывает нам их трагическую историю в поэме под названием "Пёс Гардевиас". Поэма названа по имени пса, а имя это означает "Путестраж".

Однажды Сигуна с Шионатуландером находились в лесу в шатре, тут прибегает охотничий пёс, носящий имя Путестраж. Он убежал от пфальцграфа Экуната, а Экунат - брат матери Шионатулаидера. Пёс принадлежит ему, и он послал его своей возлюбленной Клаудите фон Канедиг как дикое письмо. На поводке в двенадцать саженей, который свит из разноцветных шнуров, жёлтого, зелёного, красного, коричневого и меняет цвета на своём протяжении, появляются при разматывании шнуров, скреплённых жемчужными кольцами, таинственные письмена. Они начинаются на ошейнике пса, продолжаются на поводке и составлены из смарагда, рубина, алмаза, хризолита, граната. На поводке написано: "Та, кого в Каннедиге величают Клаудитой, посылает Экунату это письмо, высказывающее ему любовный привет. Дикий носитель этого письма зовётся Гардевиас, что значит "стереги пути". Через него ты постигнешь: прежде всего, стереги Путь Любви БОГА! Таков - завет заветов. Потому стереги Путь, чтобы на твою долю выпал Небесный Венец. Стереги телесные вожделения от постыдного пути, чтобы стезя твоей жизни завершилась Счастьем. Благостно говори с духовными лицами, воздавай им честь и почёт, храни Веру, как тебе являет Её церковь. Стереги Путь, чтобы Исповедью и Покаянием обрести Блаженство. Стереги себя при суде над вдовами и сиротами. Имей Сострадание и Смирение, имея силу. Стереги Путь, чтобы Ангельские Воинства не извергли тебя. Будь справедлив, чтобы Суд БОГА не отверг тебя. Блюди верность рыцарскому ордену, чтобы он распространился на благо тебе. Взыскуя награды в мире рыцарскими подвигами, стереги Путь, чтобы ты не поплатился стыдом. Чти женщин чистой любовью. Кто не чтит священников и женщин, у того якорь опускается в бездну позора, чтобы никогда не подняться. Женщины приводят нас в мир, а священники - к БОГУ. Стереги Путь, чтобы там и здесь тебе пребывать в Счастье и Радости. Уподобь свои глаза глазам страуса, который блеском своих глаз согревает свои яйца, пока не выведутся птенцы. Будь всеосмотрителен, чтобы твоё зрение стерегло тебя от вреда. Храни в сердце бдительность, когда кто-нибудь хочет тебя провести. Да будут твои шея и горло как у журавля, чтобы оборачиваться во все стороны настороже против обмана и коварства, а твоя голова да уподобится голове голубя в благопристойном движении. Двуприроден - орёл, его милость твори шуйцей, а его справедливость - десницей. Сердцем уподобься льву в силе и благородстве. Стой на медвежьих лапах, широких и мощных, чтобы ты держался твёрдо и устойчиво в кислом и сладком. Из двенадцати цветов плети свой венок, направляясь ко дню Чести. Первый цветок - Послушание, второй - Целомудрие, третий - Милость, четвёртый - Верность, пятый - Умеренность во всём. Двойная безудержность ввергает в опасность порока: алчба в еде и питье, и в любви. То и другое - погибель души и тела. Шестой цветок - Осторожность и Предусмотрительность, седьмой цветок - Стыдливость, восьмой - Скромность, девятый - Упорство, десятый - Смирение. Его забыл Люцифер. Стереги Путь, тогда ты не будешь проклят вместе с ним в аду. Терпение - одиннадцатый цветок, и двенадцатый - Любовь. И так стереги Путь. Последний цветок тебя ведёт к пенью Ангелов".

Из текста явствует, что тот, кому Он - предназначен, должен научиться, как стеречь Путь, то есть, как найти Путь к чтению звёздных письмен, чей отпечаток в Добродетелях. Особенным образом создан и пёс. С одного бока он - красен, с другого бока - чёрен и бел.

Сигуна поймала пса и начала читать. Но пёс убежал от неё. Не раз уже случалось, что тот, кто начал читать звёздные письмена, не может дочитать их. Здесь обстоятельства складываются трагически. Сигуна говорит Шионатуландеру: "Поймай мне пса, я не буду твоей, пока не прочту письмена до конца". Поэт характеризует этими образами стремления Сигуны. Познание духовного мира влечёт её больше, чем земная любовь. Пёс убегает, его поводок запутывается в терновнике. Теанглис, король Тексага и Тамилоны, увидел пса и поймал его. Он натравливает пса на дичь неподалёку от герцога Орилуса. Тот ловит пса и доказывает своё право на него, побеждая Теанглиса. Между тем Шионатуландер тоже встречает Теанглиса и побеждает его. Эта победа Шионатулаидера также объявлена при дворе Артура. Шионатуландер побеждает героев, пытающихся отомстить ему за поражение Теанглиса. Наконец появляется Кей. Это он ударил Кунневару, когда она обнадёжила Парцифаля смехом. Кей хочет сразиться с Шионатуландером. Мимо пробегает пёс, Шионатуландер принимает его за Гагрдевиаса и скачет ему вслед. Кей полагает, что Шионатуландер спасается бегством со страху, а тот преследует пса, но это - другой пёс. Странным образом рыцари принимают Шионатуландера за переодетого Красного Рыцаря Итера Гаевиса, ибо, говорят они, он в зелёном. Этот цвет представляется им добавочной противоположностью Красного Рыцаря. Но Орилус дарит пса своей супруге Йешуте. Между тем происходит встреча Орилуса с Шионатуландером, правлению которого вверены владения Гамурета. Они вступают в бой за поводок пса. Йешута, желая прекратить бой, говорит, что она хочет подарить поводок Сигуне, Шионатуландер на это - не согласен, он заявляет, что хочет завоевать поводок. Тут он уезжает, чтобы продолжить бой позже. Но Йешута посылает поводок Сигуне. Услышав это, Орилус клянётся убить Шионатулаидера. Тут некий охотник приносит Йешуте кольцо и пряжку. Это - вещи, которые у неё отнял Парцифаль. Пилигрим, умирая, передал их охотнику со словами: "Государю Валейса". Эти слова могли относиться только к Парцифалю. Но охотник не понимает их и приносит их незаконному владетелю Валейса: Орилусу. Между тем Шионатуландер ездит в поисках приключений и ранит Лэхелина, а Лэхелин - брат Орилуса. Оба они захватили земли Парцифаля и провозгласили себя властителями государств, где законный государь Парцифаль. Между тем Сигуна и Шионатуландер прибыли в лес Писимон-де-Клюз. Тут Орилус встречает Шионатуландера, которого поклялся убить, и убивает его. Умирающему он говорит: "Оба государства я возвращаю тебе". Шионатуландер умирает, Сигуна оплакивает его, тут появляется Парцифаль.

Только теперь мы понимаем, что значит для Парцифаля увидеть мёртвого жениха в объятиях девы. Он видит женщину, стремящуюся от земного к духовному, и он видит её жениха, который умер за него. И эта женщина называет ему его имя, и от неё он узнаёт, кто - он и как его зовут.

Вольфрам фон Эшенбах рассказывает нам эту историю так:

Герцогиня Сигуна

Читать начала сказанье:

"Имя пса таит

В себе некое знанье.

Для мужчины и женщины без Путестража

Нет удачи в жизни,

Вместо блаженства для него пропажа".

На ошейнике,

Не на поводке, читала: "Отважный

Стережёт свои пути,

Не для него успех продажный.

Чистый сердцем крепнет в противоборстве

И не бывает никогда

Замечен в шатком притворстве".

Так говорит поэт об этом страже Пути, давая нам понять, что это - Путь к Постоянству, к Верности.

Этот Путестраж, бдительный хранитель, - необыкновенный пёс. Он - символ звёздных письмен. Это - тот пёс, которым имел обыкновение клясться Сократ, говоря: "Клянусь псом", это звёздный образ пса, называемого египтянами бдительным стражем. Кто хочет найти Путь к чтению звёздных письмен, тот должен расслышать любовную историю Сириуса. Это знали уже в Древнем Египте. История Сигуны и Шионатуландера представляет нам фрагмент из трагедии Изиды. В этом повествовании в средневековой, в христианской форме возвращаются мистерии третьей послеатлантической культуры. Молчаливая, немая Сигуна - овдовевшая человеческая душа. Её должен встретить каждый, из её уст должен духои-скатель воспринять своё истинное имя. Сигуна спрашивает Парцифаля, как его имя, а тот не знает его. С ним обстоит дело так же, как с другими людьми в их большинстве: они не знают имени своего Вечного СУЩЕСТВА. Так он отвечает:

Bon Fils, eher Fils, beau Fils.

Она меня звала так дома,

И уж она-то мне знакома.

В этом высказывании он подразумевает свою мать. И не по этим словам, а по тону голоса, каким Парцифаль их произносит, Сигуна узнаёт голос Герцелойды. Ей кажется, будто красивый отрок овеян Герцелойдой:

Так слово произнесено,

И ей узнать его дано.

Узнайте же, как он зовётся,

И повесть наша не прервётся.

Он перед нею неспроста.

Рекут румяные уста:

"Пусть едешь издали ты вдаль,

Я знаю, кто - ты: Парцифаль!

А имя твоё значит: "Сквозь".

Изведать это довелось

Всем сердцем матери твоей.

Пронзённому всего больней".

Так Парцифаль узнаёт своё настоящее имя. Это - имя силы Света, пронизывающего тьму. Таинственно - начертание этого имени в звёздных письменах на востоке неба, когда в серпе месяца явлена тёмная и всё-таки сияющая гостья. Тогда является пронизывающий Свет, сияющий в тени, Духовный Свет, пишущий небесными письменами слово: "Perceval".

И тут она рассказывает ему, что его мать - её тётка. Что он родился в Канволейсе, что Шионатуландер умер за него и сколько горя принёс поводок пса. Парцифаль готов броситься на отмщение за Шионатуландера, но Сигуна указывает ему неверный путь: она боится за его жизнь. Так Парцифаль попадает к рыбаку, у которого находит кров, отдав за это пряжку Иешуты. Это - та пряжка, о которой мы слышали, что охотник вернёт её Йешуте. Он получит её от рыбака. Утром Парцифаль встретит Красного Рыцаря. Это - Итер фон Гаевис. Он является в красном, в гербовом одеянии любви, как говорит Вольфрам. Таков - путь, суждённый Парцифалю. Сначала он видел смерть и верность после смерти, потом он встречает Красного Рыцаря.

Красный Рыцарь - Итер фон Гаевис. Его супруга - Ламира, сестра Гамурета, так что он с Парцифалем в свойстве.

Поэт описывает Итера так:

Весь красный у него убор,

В чём убедиться мог бы взор.

Конь красный, и быстрее нет.

Очелье словно маков цвет

Был также красный плащ на нём.

Щит красный вспыхивал огнём.

Он был достоин красных лат,

В них виден был отменный лад.

Красно у рыцаря копьё,

Как древко, так и остриё.

И меч у него красный,

Но не менее опасный.

Король Кукумерланда смел.

Кубок в руке его алел

Из золота, не из стекла.

Был кубок с круглого стола.

Таким предстал этот рыцарь с белой кожей и рыжими волосами перед Парцифалем. Красный Рыцарь похитил кубок с круглого стола короля Артура и в спешке вылил его на платье госпожи Гвиневеры. Он сделал это, чтобы предъявить притязание на некое владение, не предоставленное ему. Теперь он просит Парцифаля известить об этом короля Артура и передать вызов рыцарям, готовым вернуть золотой кубок. Парцифаль обещает передать это и едет в город Нант, где находится Артур со своими придворными. Первым принимает Парцифаля отрок Иванет.

По-детски ссылаясь на наставления своей матери, Парцифаль спрашивает об Артуре.

Здесь, вижу, не один Артур.

Кто в рыцари посвящает?

Своим ребячеством он вызывает среди рыцарей весёлость. Он выполняет поручение Красного Рыцаря и говорит:

Раскаивается он в том,

Что госпожу облил вином,

И получить его наряд

От короля я был бы рад.

Рыцари просят короля Артура разрешить юноше поединок с Красным Рыцарем. Далее рассказывается, как все рыцари и дамы хотят видеть этот поединок. Парцифаль готовится, и ему улыбается Кунневара, давшая обет не смеяться, пока не появится тот, кому будет присуждена высшая награда. Кей, рассерженный этим, треплет Кунневару, и Антанор, давший обет не говорить, пока не засмеётся Кунневара, начинает говорить, сказав Кею: "За то, что вы из-за юнца оскорбили Кунневару де Лаланд, ваша радость ещё превратится в печаль". За это Кей бьёт его кулаком. Парцифаль скачет навстречу Красному Рыцарю и убивает его своим Габилотом. Он ударяет его этим маленьким копьеподобным оружием между шлемом и забралом. С помощью отрока Иванета он овладевает доспехами Красного Рыцаря, но, когда Иванет хочет облачить его, не решается снять пёстрые одежды, подаренные матерью. Однако Габилота Иванет не вручает ему, так как Парцифаль ещё - не посвящён в рыцари. В остальном Иванет вооружает его и возвращается к Артуру, чтобы передать ему завоёванный кубок. Рассказывается также, что Итер - погребён при величайшей скорби Артурова двора. Имя Итер подтверждается исторически. Около 781 года ко двору Карла Великого принадлежал Итер, аббат из Тура. Так что имя было употребительно в окружении Карла Великого.

Между тем Парцифаль скачет с большой быстротой, пока к вечеру не попадает в замок Гурнеманца Грагарцкого. Тот становится его учителем во всём, что касается вежества и рыцарства. Он учит его не ссылаться то и дело на мать, это не подобает рыцарю. Также он советует ему снять дурацкое одеяние. Так Гурнеманц отдаляет его от матери. То, что с каждым человеком совершается в ходе внутреннего развития, Парцифаль переживает подобие приключения. Сила, ведущая молодого человека к самостоятельности и вовлекающая его во внешнюю, обычную жизнь, явлена нам в лице Гурнеманца. Подробно описано, как герой купается в воде, куда брошено множество роз. Далее он облачается в белое одеяние. Потом Парцифаль рассказывает Гурнеманцу о своих приключениях. Тот понимает, что убитый Красный Рыцарь Итер фон Гаевис. И он присваивает имя Красного Рыцаря Парцифалю.

Гостя, достойного похвал,

Он Красным Рыцарем назвал.

После этого Гурнеманц даёт ему много хороших советов:

Поверьте, добрый мой совет

Не даст вам впасть в преступный бред.

Эти советы увенчаны таким словом:

Пусть мера будет вам уставом.

В этом месте подобает указать на архитектонику Вольфрамовой поэмы. В определённом смысле ход событий обозначен так, что Вольфрам намекает: в образе Парцифаля выступает солнечный герой. Как солнце через зодиак, повествование проходит через определённые приключения, в которых действуют силы созвездий зодиака. Слово, верная мера - вот ваш устав, он вводит нас в созвездие Весов. До этого Парцифаль пережил встречу с Девой в приключении с Йешутой и Сигуной. Этому приключению предшествовал Лев. Из созвездия Льва исходит сила, по-настоящему охватывающая чувственный мир. Это проявляется в приключении, представленном у Кретьена де Труа. Речь идёт о встрече Парцифаля с рыцарями в лесу, когда Парцифаль зачарован видом доспехов, и подробности вооружения занимают его больше, чем вопросы рыцаря. Этому приключению опять-таки предшествует приключение, где царит настроение, соответствующее созвездию Рака. Это настроение мы находим в пустыне Сольтаны, где обособленный и удалённый от мира растёт Парцифаль. Всё, что предшествует рождению Парцифаля, погружено в настроение Близнецов. Сюда же относится двойной брак Гамурета с Белаканой и Герцелойдой и черно-белый Фейрефиц, сводный брат Парцифаля. Отсюда же начало поэмы, указывающее на черно-белую сороку, на силы Неба и ада.

И так, в продолжение приключения у Гурнеманца тот предлагает герою руку своей дочери, прекрасной Лиассы. Парцифаль отказывается и уезжает. Но тотчас же вступительные слова следующего четвёртого приключения показывают нам, что ход повествования далее направляется созвездием Скорпиона, ибо сказано:

В путь вновь пустился Парцифаль,

Хотя уехать было жаль.

На нём теперь доспехи,

А с ними и помехи,

Где лучше, а где хуже,

Где шире, а где уже.

Багрянец мерк, тускнела сталь,

А вместо зелени печаль.

Пусть прежней придури в нём нет,

Но в нём сказался Гамурет,

И вспоминал от часа к часу

Он красавицу Лиассу.

Так Парцифаля, освободившегося от наивности, захватывает любовь. Но он - герой, которому подобает относиться к любви по-новому. Его предназначение - обрести силу, ещё недоступную его предкам. Он - тот, кто может испытать и сохранить верность. И это находит выражение в его чистых отношениях с Кондвирамур, чьё имя, если его перевести, означает "Та, кто приводит любовь". Парцифаль направляется в королевство Бробарц. Он приезжает в город Пелрапер. Здесь живёт Кондвирамур, дочь короля Тампентэра. Она была подругой детских игр Сигуны, когда Сигуна оказалась у Герцелойды. В своём городе Кондвирамур осаждена нежелательным претендентом. Гордый король Брандигана, по имени Кламид, добивается её руки, но она не хочет ему покориться. Кламид осаждает город.

Бедственное положение городского населения Вольфрам описывает так:

Там каждый вроде мертвеца.

У всех как пепел цвет лица,

Вернее, с бледной глиной схож.

Граф Вертхейм, воин из вельмож

Служить не стал бы осаждённым.

Привык он быть вознаграждённым,

А в городе беда из бед.

Нет сыра, мяса, хлеба нет.

Там зубочистка не нужна,

И не осталось там вина.

Среди богатых и убогих

Отвисли животы у многих.

Чем горожане - голоднее,

Тем бёдра, кажется, стройнее.

Скелет, на щёголя похожий,

Чужой обтянутого кожей.

И полумёртвый с виду молод.

Съел мясо с рёбер алчный голод.

Описывая это, Вольфрам фон Эшенбах вспоминает собственную бедность и не может не упомянуть её. Он говорит:

В моём же собственном дому

Селиться мыши ни к чему.

Пришлось бы подбираться к пище

Ей где-нибудь в чужом жилище.

Ей у меня не сдобровать.

Не стану бедности скрывать.

Я, Вольфрам фон Эшенбах,

Не раз терпел подобный прах,

И жалуюсь я снова

На то, что жизнь - сурова.

Куда завёл нас поэт? Мы - в области Скорпиона? И да, и нет. Мы в области отречения. Парцифаль - избран, чтобы одухотворить и облагородить любовь. В области отречения он встречает свою невесту Кондвирамур. Безмолвно сидит он напротив неё, следуя советам Гурнеманца. А тот советовал ему:

Расспрашивать себе дороже,

Но и молчать в ответ негоже.

Когда другой вас вопрошает,

Словами он вас искушает,

А вы предпочитайте впредь

Побольше слушать и смотреть.

Исследуя житьё-бытьё,

Вы полагайтесь на чутьё.

Как Рудольф Штайнер однажды сказал мне, за Гурнеманцем скрывается Мефистофель. Здесь это - очевидно. Никто другой не говорил бы о "чутье" при таком способе словоупотребления, кроме Мефистофеля, и мефистофельский совет: "Парцифалю не следует слишком много расспрашивать". Когда Парцифаль достигает Грааля, ему ещё придётся пожалеть о том, что его воспитателем был Мефистофель. Но в присутствии Кондвирамур его воздействие ещё - не так плохо. Безмолвно сидит Парцифаль перед Кондвирамур и созерцает её красоту:

Что думал гость, открою вам:

"Лиасса здесь, Лиасса там,

И нет мне, что ли, спасу?

Пусть видел я Лиассу,

Дочь Гурнеманца, как цветок,

Её краса, как ветерок..."

Пред ним такая красота,

Что ей Лиасса не чета.

Властительница края -

Вот кто она такая.

Как роза у неё краса,

А вместе с розою роса.

Девица красная бела,

С ума чуть гостя не свела,

Но Гурнеманца ученик

Уроки вежества постиг.

Теперь уже, не так он глуп,

Однако на расспросы скуп.

Так что сидел он, как безгласный

Пред королевою прекрасной,

Стараясь выглядеть скромней,

Сесть норовил поближе к ней.

Кондвирамур понимает, что он молчит из приличия, и сама берёт слово. Вечером после скудной трапезы, предоставленной отцом Сигуны Киотом Каталангенским, Парцифаль отправляется в постель.

Невозможно правильно понять следующую сцену, описанную поэтом, если не представить Парцифаля, лежащего на постели. Он лежит без обуви, но в одежде. Вокруг постели свечи, и почиющий Парцифаль скорее напоминает мертвеца на смертном одре, чем спящего человека. И к нему в покой среди ночи приходит Кондвирамур. Она приближается, чтобы попросить у Парцифаля помощи против Кламида. Поэт подчёркивает:

Я буду говорить исправно

О том, как дева - благонравна.

Тихо подступает она:

Пред ним колени преклонила,

Но целомудрие хранила.

Ему и ей был чужд разврат,

Не знали, как вдвоём лежат.

Лёжа в мерцании свечей, Парцифаль переживает встречу с невестой своей души. Это - тот же образ, встретившийся Красному Рыцарю и зовущийся у Кретьена де Труа "Blanche Fleur". Далее поэт повествует, как она плачет у края постели на коленях и как её слёзы льются на Парцифаля. Наконец он пробуждается:

Разбужен плачем Парцифаль.

Увидел он её печаль,

С постели встав, её корит.

Он королеве говорит:

"Ах, госпожа! Что за подвох!

С колен вы встаньте! Я - не БОГ!"

Потом он приглашает её сесть рядом с ним или даже лечь на его постель:

"Ложитесь вы в постель мою,

А я, я рядом постою".

Она в ответ: "Нет, погодите!

Когда вы слово мне дадите

В постели честь мою беречь

Зачем нам рядышком не лечь?"

И слово ей даёт юнец.

Они - в постели, наконец.

И тут она признаётся ему, что лучше убьёт себя, чем станет женой Кламида. Ибо Кламид убил её жениха, Шентефлура, сына Гурнеманца, брата Лиассы. Парцифаль вздрагивает, услышав имя Лиассы. И Парцифаль клянётся Лиассе спасти её.

Наступает день. Парцифаль вооружается и выезжает на битву. Сенешаль Кламида, по имени Клингрон, побеждён Парцифалем, который отправляет его к Кунневаре и велит рассматривать себя как её пленника. Тем временем судьба помогает осаждённым, и в гавань прибывают два корабля, гружённые съестными припасами. Снова приходит ночь, и, согласно обычаям того времени, королева должна стать супругой своего спасителя.

Не лечь ли вместе им тогда?

Они сказали оба: "Да!"

Но так он с нею - кроток,

Что нынешних красоток

Наверняка бы рассердил,

Как будто им не угодил.

Поэт говорит ещё кое-что в осуждение обычаев, которые порицает, а то, что он высоко ценит, характеризуется так:

Известно, впрочем, искони,

Что стойкость нежности сродни,

И честь на брачном ложе

Тем стойкому дороже.

И думал юный воин тот:

"Служить я рад за годом год,

Чтоб, наконец, чуждаясь лжи,

Потрогать платье госпожи,

Лишь бы осталась, как была,

И телом, и душой цела.

Всем предпочту наградам

Возможность лечь с ней рядом.

Лежу я, сон её храня,

Довольно этого с меня.

Порок - одна морока.

Не надо нам порока".

Был грех обоим гадок,

Их сон безгрешный - сладок.

Зовущийся Рыцарем Красным,

Снам Валезиец чужд опасным.

Он, покорённый королевой,

Её в ту ночь оставил девой,

Которая убеждена

В том, что она - его жена,

Супругу доверяя впредь

Землёй и замками владеть,

И сердцем одарив своим

Того, кто был ею любим.

Так провели они две ночи,

В любви невиннейшей - охочи

Или по-прежнему не прочь

Так провести и третью ночь.

Что из этого брака произойдут мальчики Кардайс и Лоэнгрин, мы узнаем позже. Здесь поэт ещё нам расскажет, как после третьей ночи до Кламида дойдёт известие о том, что его сенешаль - побеждён. Так он выступает, полагая, что отмстит Итеру, Красному Рыцарю. Парцифаль побеждает и его, но, следуя совету Гурнеманца, проявляет милосердие. Он велит Кламиду отправиться к Гурнеманцу. Но король Брандигана просит Парцифаля освободить его от этого поручения, так как он убил сына Гурнеманца. Тогда Парцифаль посылает короля к Кунневаре. Поэт описывает нам, как при дворе Артура Кламид встречает своего сенешаля Кингрона. Когда тот увидел своего господина, сообщает нам Вольфарм фон Эшенбах, начал он так ломать себе руки, что они затрещали.

Хотя и были руки крепки,

Они трещали, словно щепки.

Кламид остаётся при дворе короля Артура. Прибытие ко двору обоих рыцарей, посланных Парцифалем, имело последствием то, что Круглый стол объявил Парцифаля достойным высшей награды и признал, что Кей поступил не по праву, когда ударил Кунневару. Потом поэт возвращается в своём повествовании к Парцифалю. Он ещё носит корону в стране отречения, но не остаётся у Кондвирамур. Поэт говорит о ней:

Постигла юная жена,

Как высока ему цена.

Он мил ей, как она ему.

И всё-таки оба должны расстаться:

Достойный всяческих похвал,

Однажды утром он сказал:

"Позвольте, госпожа, в дорогу

Отбыть к родимому порогу,

Узнать, что с матерью моей.

Отпущенный Кондвирамур, он едет искать мать. Он ищет мать и находит Грааль. Это глубокая тайна, ибо Грааль может найти только тот, кто направляется туда, где обитала мать Парцифаля. Мать Парцифаля умерла. Её обитель - на Небе. Но он этого не знал. Пока он искал мать, нашёл он Грааль, ибо Грааль - там, где в земных составах обнаруживается воздействие звёзд, где звёзды царят в человеческом существе. И это существенная черта, сообщаемая нам поэтом, ибо только в пятой авантюре Парцифаль, разыскивающий мать, приведён к замку Грааля.

V. С чрезвычайной быстротой следовал Парцифаль своим путём.

Так быстро он скакал тогда,

Что птица бы не без труда

Обогнала его в полёте,

Что вы неправдой не сочтёте.

Скакал с такой ли быстротой

Он, вызвав Итера на бой

Или, направившись в Бробарц,

Когда оставил он Грагарц?

Вечером он достиг озера, где на якоре стояло рыбачье судно. Среди вод он увидел чёлн, а в челне различил изысканно одетого человека в шляпе с павлиньим пером. Он принял этого человека за рыбака и попросил у него приюта. Мы видим в этом повествовании, что указание поэта на звёздное небо идёт дальше. Мы видели, что поэзия Вольфрама фон Эшенбаха ведёт нас от созвездия к созвездию, от Близнецов через Рака ко Льву, к Деве, к Весам, к Скорпиону. Мы узнали, как Парцифаль выдерживает испытания на каждом этапе своего пути. Тут поэт говорит нам о чудовищной скорости, с которой скачет герой. Его путь проходит через созвездия Стрельца, Водолея, Рыб. За день он заезжает так далеко, как едва ли можно проехать за день, и вот мы застаём его уже у рыбака, где повествование поэта задерживается в подробностях. Когда Парцифаль просит у рыбака приюта, тот отвечает:

Я, господин, не знаю, где,

Хоть на земле, хоть на воде,

Удастся в милях тридцати

Отсюда вам жильё найти.

Но я вам добрый дам совет:

Искать зачем того, что нет?

Но рассуждая здраво,

Езжайте вы направо.

Ночлег за скалами готов,

Но только не сорвитесь в ров.

Так мы узнаём, что путь Парцифаля ведёт к пропасти, которую должен преодолеть тот, кто отважится подняться из глубокой долины к возвышающейся твердыне Грааля. Туда человек попадает, преодолевая силы Овна. Приблизившись к твердыне Грааля, Парцифаль проницает эту тайну не вполне. Ему - неведомы силы, в которых он здесь нуждается. Искателю Грааля слишком легко потерять Верный Путь от короля рыбака до твердыни Грааля. Ибо кто хочет достигнуть Грааля, должен подняться из глубин Смирения, сохранив активность души. Рыбак указывает Парцифалю на то, что в долине Смирения, где человеку омывает ноги вода, он обретает те же силы, оберегающие Грааль на высотах. Рыбак призывает к Смирению:

Отыщете Путь в добрый час,

И я же сам там встречу вас,

Но в предвкушенье благ возможных

Путей остерегайтесь ложных.

Парцифаль идёт от земной любви. До известной степени он научился Смирению и Отречению. Рыбак предостерегает его от неверного пути, и Парцифаль едет дальше. Вот перед ним - пропасть, разверстая между глубиной и высотой, между глубоким Смирением и высью Познания, между Любовью и Мудростью. Оказывается, поднят подъёмный мост, ведущий в замок. И если бы все народы земли объединились, чтобы осадить эту твердыню, им не удалось бы взять её даже в течение тридцати лет.

Продержаться и тридцать лет,

Достанет хлеба или нет.

Отрок увидел Парцифаля и спрашивает, чего он ищет. Парцифаль отвечает:

Меня послал сюда рыбак.

Рукою он мне подал знак,

Мол, здесь найду я на ночь кров

И опуститься мост готов,

Чтоб в замок мог я въехать к вам.

Тогда отрок отвечает:

"Вам, господин, я честь воздам,

И обещанье рыбака

Исполнится наверняка.

Он вас послал, и долг мой прост".

И отрок опускает мост.

В замок АГНЦА, где вершатся мистерии христианства, достоин войти тот, кто преисполнился Любви в долине Смирения. Даже вступить на Этот Путь могут лишь немногие. И трава во дворе перед замком Грааля - не примята: немногие вносят огонь сердца к себе в голову, в мир мыслей,

Не гарцевала здесь отвага

Под сенью воинского стяга,

Как в Абенберге на лугу.

Вольфрам фон Эшенбах обращает наше внимание на различие между местом, куда мы вступаем, и местами, где разыгрывается повседневность. И описывает он то, что открывается взору Парцифаля. Это - тайны человека и космоса.

О различии точек зрения,

с которых описывают Грааль Вольфрам и Кретьен

Мы располагаем преданием о Граале в двух повествованиях. Одно из них принадлежит Кретьену де Труа, другое - Вольфраму фон Эшенбаху. Описания обоих повествователей - различны, так как у них - разные точки зрения. Кретьен черпает свои сведения у графа Филиппа Эльзасского, чей отец Дитрих - восприемник реликвии Крови Христа.

Дитрих Эльзасский - участник второго Крестового похода. Он получил посвящение через проповеди Бернарда Клервосского, давшего устав ордену тамплиеров. Проповедью Бернарда Клервосского на Рождество 1146 года, в Шпрейере Конрад III был предназначен к тому, чтобы выступить из Регенсбурга и включиться в этот Крестовый поход. Дитрих последовал за ним со своими фламандцами, присоединившись в Меце к ополчению французов. Там в середине июня 1147 года. Людовик VII возглавил Крестовый поход. Между тем в Кёльне проповедь Бернарда подвигла к участию в Крестовом походе войско рыцарей. 27 апреля 1147 года. Армия выступила из Кёльна и 20 мая достигла английской гавани, где застала графа Арскота с англичанами и фламандцами на двухстах судах. Это - войско, состоявшее из вестфальцев, фризов, нидерландцев, англичан, высадилось в восьми милях от Сант-Ягоди-Компостелла на день ТРОИЦЫ, когда празднуется погребение святого Якова. Накануне праздника Петра и Павла они высадились близ Лиссабона.

Король Португалии Альфонс I, сын Генриха Бургундского, побудил их помочь ему в освобождении Лиссабона от мавров. Это удалось на праздник одиннадцати тысяч дев. Потом они отправились дальше в Святую землю, где уже находился Дитрих Эльзасский, отбывший со своими из Германии. До весны 1148 года Дитрих оставался на Святой земле. Он вернулся в свои владения в 1149 году. Супругой Дитриха была Сибилла, сестра Балдуина III. Когда Дитрих вернулся, Балдуин III по соглашению с патриархом Иерусалимским частично передал ему Кровь, собранную, как рассказывают, Иосифом Аримафейским. Эту Реликвию Дитрих передал городу Брюгге. Сибилла, оставшаяся в Иерусалиме, умерла в 1165 году в монастыре святого Лазаря. Сын и наследник Дитриха Эльзасского Филипп Эльзасский унаследовал Реликвию и книгу, на которую Кретьен де Труа ссылается как на источник своего повествования о Граале. Кретьен посвятил свой труд Филиппу и, возможно, сочинил его при дворе Филиппа. Это происходило, когда в Германии правил Барбаросса. Племянницей Филиппа была Елизавета фон Хеннегау, выданная в 1181 году замуж за молодого французского короля Филиппа II Августа (1180-1223 года). Филипп Эльзасский был правителем империи и его опекуном. Так что при нём, будь то в Брюгге или в Париже, но в соответствии с традицией, основанной на обладании Реликвией, возникла поэма Кретьена де Труа.

Повествование Кретьена де Труа вдохновлено Кровью Христа. Он описывает микрокосмический аспект. Поэтому Рудольф Штайнер говорит, что приближение к замку Грааля, проникновение в тайны человеческой телесности, открывающиеся душе, когда она переживает микрокосм, нигде не описаны так, как в поэме Кретьена де Труа. У Вольфрама фон Эшенбаха дело обстоит иначе. Его наставник - не тот, кто владеет реликвией Крови, а Киот, или Флегетанис, обладатель звёздной Мудрости. В звёздных письменах - оригинал книги, из которой Вольфрам фон Эшенбах черпает дошедшее до него предание. Вряд ли можно счесть несущественными его слова, когда он говорит, что не умеет читать. У Вольфрама фон Эшенбаха было основание, чтобы провозгласить своё неумение читать.

Повествователь я чудной.

Не знаю буквы ни одной,

Но ищут разве только сдуру

Такую в книгах авантюру.

Будь в книгах у меня нужда,

Не избежал бы я стыда,

Как будто голый, как младенец,

Купаюсь я без полотенец.

И так, Вольфрам говорит: "Мне пришлось бы устыдиться, если бы вы пожелали принять моё повествование за книгу, которой оно не является. Если вы на него посмотрите так, лучше бы мне купаться голому без полотенец". Пусть даже сообщаемый через письменную или устную традицию, источник Вольфрама - звёздные письмена.

Теперь поэт описывает нам, как в замке Грааля страдают его обитатели. И он описывает это страдание в макрокосмическом аспекте. Он описывает его в соответствии со звёздными констелляциями. Но он раскроет эту тайну, когда Парцифаль попадёт в обитель Грааля вторично. В первый раз тайна остаётся скрытой. Упущение Парцифаля - в том, что он не умеет читать звёздные письмена, не находит слов, написанных на мече Грааля, видит только являемое ему, не поднимаясь до чтения этих образов, до вдохновения. Что человек видит, вступая в твердыню Грааля, это - он. Вот - знание, которое искатель Грааля должен обрести. Никто не ответит на его вопрос, когда перед ним - его СУЩЕСТВО, и ОНО спрашивает: "Брат, что тебя смущает?" Никто не может ответить на этот вопрос, кроме самого человека. Ибо ответ на этот вопрос Парцифаля гласит: "Это я вызвал всё это страдание, которое вижу здесь". Парцифаль должен узнать, что Анфортас страдает, так как он (Парцифаль) ещё не осознал себя как причину этого страдания. Кто созерцает явления Грааля, полагая, что видит нечто иное, а не умерщвление благороднейшего собственным несовершенством, тот не способен исцелить страждущего короля. Вопрос - в том, что приносит Исцеление. Но тогда мы затрагиваем уже второе посещение Парцифалем замка, где хранится Грааль, а между первым и вторым посещением пролегает Путь внутреннего развития. Человеческая душа должна проделать свой Путь к созерцанию явлений, но человек снова утратит их, ибо они открываются ему лишь во второй раз, и только тогда он видит их. Этому учит опыт мистиков, например Якова Бёме. И он должен был утратить свои созерцания, как нам говорил Рудольф Штайнер, чтобы снова после блужданий пережить их, уже насыщенные вдохновениями. Рудольф Штайнер всегда указывал нам на необходимость прохождения этой второй ступени Познания. Вдохновение, чтение в письменах образов, постижение значений являемого, основывается на особой форме сознательного, вызываемого по собственной воле забвения. Только в душе, из которой устранено являемое, звучит то, что говорят звёзды. И тогда по-иному видят проявления, образующие небо ДУХА, макрокосмический аспект обители, таящей Грааль.

Вольфрам так описывает печаль обитающих в замке:

И я заверить вас могу:

Веселья не было здесь давно,

Горе в сердцах затаено.

Горе сердца заключается в том, что всё рыцарство Грааля переживает страдание его хранителя. Парцифаль приближается. А кто идёт на сближение с Граалем, не может этого достичь силами рассудка. Кто полагает, что может в гордом земном сознании добраться до Грааля на коне рассудка, заблуждается. Так, для нас описывается, как Парцифаль сходит с коня. Никто не может туда прибыть, не очистившись от всего того, что навязано ему внешними оболочками, всем тем, во что он родился. Поэтому нам сказано, что Парцифаль должен смыть ржавчину своих вооружений. Парцифаль ещё не в состоянии выдержать испытание Граалем. Поэт говорит нам, что он ещё не может облачиться в собственное одеяние, которое должен носить тот, кто приближается к святыне Грааля. Так, Репанс де Шуа посылает ему пурпурную мантию. Это - её мантия. Служитель, который передаёт ему мантию, говорит Парцифалю:

Наденьте мантию пока,

Для вас наряд её не скроен.

При этом нам сообщено, что собственное вооружение Парцифаля пока будет убрано. Кто приближается к святыне Грааля, должен расстаться со всеми доспехами, происходящими от земных сил. Душе трудно это вынести, и хоть Парцифаль и пересёк долину Смирения, он испытывает гнев:

И оказавшись без меча,

Он пальцы гневно сжал в кулак.

Их стиснул он при этом так,

Что кровь лилась из-под ногтей,

И от неё - рукав красней.

Но Парцифаля успокаивают, призывая его быть приветливей, ему нечего бояться, он видит здесь лишь знамения, подтверждающие, что силы и власти, встреченные им в долине, возвели его, наконец, на вершину Грааля.

Не гневайтесь! Всё в замке так,

Как вам предсказывал рыбак.

Поверьте, гость вы дорогой,

Желанный, как никто другой.

И дальше описывается, что действительно - Свыше: силы Просветления:

В просторный зал вступает он,

Где пламенеют сто корон,

При множестве зажжённых свеч.

Повествуется, что на стенах тоже свечи и сто постелей постланы по сторонам зала. Каждое сиденье вносят четыре прислужника. Посреди зала Парцифаль видит четыре алтаря. На каждом из них горит огонь, и сжигаемая древесина распространяет благоухание. Далее описывается то, о чём говорится на образном языке, подобном тому, который встречается в средневековой алхимии. В каждом труде, описывающем алхимический процесс, можно найти упоминание о трёх огнях. В них - то же, что возбуждает силы тройственной человеческой природы. В мысли, в чувстве и воле нашей души постигаем мы то, чему даруют возбуждающую стихию эти три огня. Больной хранитель Грааля садится перед срединным алтарём. Он же приглашает Парцифаля сесть рядом с ним. Его болезнь заключается в том, что он не может завершить начатый им процесс внутреннего развития. По обыкновению алхимиков, ступени этого процесса обозначаются красками, свойственными проявлениям сознания. В любой алхимической книге можно обнаружить и прочитать, что этими ступенями подразумевается чередование красок, начинающееся чёрным и серым, чтобы потом перейти в красное и белое. Здесь тоже происходит нечто подобное.

Недуг мучительный вдвойне

Нуждается в большом огне.

Вот каким образом выражается алхимик. Вот что мы читаем во вступлениях к алхимическим трактатам, например, у Василия Валентина: "Дай большой огонь!" или в другой раз: "Не давай слишком большого огня, иначе всё улетучится с дымом". Эти выражения относятся и к внутренним душевным процессам, имеющим, впрочем, и физиологическое соответствие. На игру красок, выступающую здесь, указано в следующих словах.

И чёрно-серый головной

Убор предпочитал больной,

На голове соболий мех,

Который драгоценней всех,

С каймою золотою

Арабской непростою,

А вместо верха был один

Ярко блистающий рубин.

Последним обозначена ступень, которой Анфортас не достиг, и нам сообщается, что среди рыцарей и оруженосцев царит скорбь оттого, что он не достиг её. Вносят кровоточащее копьё, с его острия капает кровь.

И кровь, струясь по острию,

Текла по древку на рукав,

Который был уже кровав,

И каждый в зале так рыдал,

Что содрогался этот зал,

Как будто достигали сводов

Рыданья тридцати народов.

Страдания рыцарей Грааля вызваны тем, что они видят копьё. Когда Парцифаль во второй раз посетит обитель Грааля, исцелив при этом Анфортаса, копьё будет отсутствовать. Копьё, пронесённое вдоль четырёх стен зала, - знамение того, что цель ещё - не достигнута. В копье мы распознаём силы, убивающие высшего человека. Чуть слышно поэт намекает на то, что впоследствии выскажет отчётливо, а именно, что образ копья указывает на сатурнические силы. В дальнейшем мы увидим, что везде, где Вольфрам упоминает копьё, оно свидетельствует о констелляциях Сатурна. Когда копьё исчезает, стихает скорбь народа.

Копьё, причину горьких слёз,

Вдоль стен оруженосец нёс,

И удалился он с копьём,

Всё в ту же дверь, шагнув потом,

И скорбь народа стихла вдруг,

Как будто легче стал недуг.

Узнали все наверняка,

Что за копьё держит рука.

Народ узнал копьё, которым было пронзено Тело Христа, так что из раны пролилась кровь и вода, и смерть Иисуса была распознана. В дальнейшем перед глазами предстаёт картина, воспроизводящая процессию Грааля. Лица, участвующие в ней, показаны поэтом в точном числовом порядке, каждое в подобающем ему цвете. Сначала являются двое детей, девы с венцами в распущенных волосах. Каждая несёт золотой подсвечник, на каждом из которых - зажжённая свеча. Это - графиня фон Тенаброк и её подруга, их платья - из тёмного скарлата. На них также - пояса. За ними следуют ещё две дамы, герцогиня и её подруга. Обе несут подставки из белой слоновой кости, их уста ярко алеют. Вот все четыре низко кланяются, они устанавливают подставки перед хозяином, который сидит перед невысоким алтарём, затем они отступают. Все четыре были одеты одинаково. Потом появляются ещё дважды четыре женщины, всего восемь, так что вместе с предыдущими они составляют двенадцать. Из восьми вошедших четыре несут большие свечи, другие четыре - светящийся драгоценный камень. То был гранат - гиацинт, и сверкал он так, что, казалось, сквозь него видно солнце. Из этого камня была сделана столешница, и хозяин имел обыкновение принимать пищу на этой столешнице. Восемь дев предстали перед хозяином, и каждая склоняла главу, как для приветствия, а четыре, которые несли столешницу, возложили её на снежно-белую подставку. Затем они поклонились и отошли туда, где уже стояли предыдущие четыре женщины.

Первые четыре женщины одеты в тёмный скарлат, только что упомянутые восемь женщин были в зелёном. Из зелёного бархата - их одеяния. И на них - пояса, и у каждой на голове - венок из цветов.

После того как всё это разыгралось, вошли ещё две женщины, дочери графа Ивана фон Нонель и Иерниса фон Рейле. Обе они несли два ножа, у которых были серебряные клинки, сверкавшие белизной. Ножи были так остро заточены, что ими можно было резать сталь. Этим женщинам предшествовали четыре женщины со свечами, так что женщины, которые несли ножи, и женщины, которые несли свечи, вместе составляли шесть. Две девы положили серебряные ножи и отступили назад в круг двенадцати дев, из которых четыре носили тёмный скарлат, а восемь были в зелёных платьях. Так что к этим двенадцати отошли две девы, которые принесли серебряные ножи. Когда все они заняли свои места, женщин оказалось восемнадцать.

Потом вошли ещё шесть женщин. Их платья были наполовину из шёлка с золотом, наполовину - из ниневийской ткани. Эти шесть вошедших вновь и шесть, которые принесли серебряные ножи и свечи, были одеты так, что они носили на себе два цвета. Но после них вошла королева. Облачённая в аравийские ткани, она несла на зелёном шёлке вещь, называвшуюся Грааль.

Та вещь Грааль, в ней луч и знак,

Всех земных средоточие благ.

Когда вещь была внесена, явились ещё шесть свечей, в которых горел бальзам. Их тоже принесли девы. Королева положила Грааль перед хозяином. Парцифаль наблюдал всё это, облачённый в мантию королевы, которую та предоставила ему. Королева и шесть дев, принёсших свечи, вместе семь, отошли к первым восемнадцати женщинам, всего 25 женщин, в центре стояла королева, справа и слева от неё по двенадцать женщин.

Точному описанию всего произошедшего поэт придаёт столь большое значение, что мы едва ли можем подумать, будто это - дань избыточной поэтичности. Грааль является среди двадцати четырёх светочей. Таковы - двадцать четыре старца с венцами из лилий, о которых Данте говорит в своей "Божественной комедии". В символике Средневековья они означают 24 книги Ветхого Завета. Подразумеваются высшие сущности, вожди человеческого развития, как их однажды обозначил Рудольф Штайнер: водители 24 ступеней мирового развития, в Средневековье именуемые Престолами. Они образуют окружение силы Христа, окружение АГНЦА и наслаждаются ЕГО созерцанием, но Грааль сияет ярче их света, что истолковано Зимроком, говорящим о Граале: "Луч и знак, всех земных - средоточие благ". Нет прозрения, нет религии, которые не затмевались бы Граалем, ибо Грааль сочетает их все. Это высказал Гёте в своей поэме "Тайны". Рудольф Штайнер говорит: Если бы Гёте завершил "Тайны", оставшиеся фрагментом, в них была бы выражена вся мистерия Грааля. В этой поэме Гёте хотел показать, что Мудрость, принесённая учителями мира в жертву на алтаре человечества, воскресает Любовью в сердце ЕДИНСТВЕННОГО, КТО сочетает разные лучи многоцветного света. Он хотел показать превращение Мудрости в Любовь. И что, если не Любовь, предстоит Парцифалю развить из Познания.

Это мы постигаем, когда рыцари сидят за столом. За каждым столиком сидят по четыре, а всего столов было сто, так что сидели четыреста рыцарей, и каждому служил оруженосец, так что и оруженосцев было четыреста:

У каждого стола на пире

Оруженосца было четыре.

Оруженосцы знали сами,

Как служить рыцарям за столами.

Двое разрезали жаркое,

И приносили другие двое

Яства различные и вино,

Как было там заведено.

Четыре тележки подвозили кубки. Четыре рыцаря расставляли их по столам, за ними следовал управитель, которому полагалось убирать со столов посуду, когда отпадала в ней надобность, и снова укладывать её на тележку. Сто оруженосцев принимали перед Граалем хлеб на белые полотнища и делили его. У Грааля можно было просить что угодно, и Грааль каждому давал то, что нужно ему. Грааль - настолько универсален, что потенциально содержит в себе всё, и даёт каждому то, что предназначено ему.

Взять можешь со стола свободно

Всё, что душе твоей угодно.

Каких только на стол не шлют

Горячих и холодных блюд!

Лесная дичь, домашний скот -

Всё для пирующих господ.

Так Грааль сотворил чудо. Он даровал пищу, которую можно назвать небесным хлебом. Христос давал ученикам такую пищу, благодаря которой они стали общиной, ибо Грааль дарует то, что принимаешь индивидуально, чтобы стать членом Единой СУЩНОСТИ. Поэт описывает, как рыцари получают ко всем блюдам три приправы, соответствующие тройственной человеческой природе: соль, кислый соус и перец. Но также три сорта напитков: вино тутовое, виноградное и красное вино.

Когда Парцифаль всё это увидел, он мог бы сказать себе: вот я вижу священнейшее в окружении светочей, вот я вижу кровавое копьё, вот я вижу, что приносит смерть, что приносит ущерб, тайну Сатурна с его силами, и снова воздвигающее, что преодолевает их. И вот мимо него прошло мгновение, когда он мог показать, что он созрел. Выступил мальчик и вынес меч в драгоценных ножнах. Эфес был из рубина, и лезвие - чудно. Хозяин вручил меч ему, сказав: этот меч мне часто помогал при величайшей опасности, пока меня по Воле БОГА не постигло тяжелейшее телесное ранение. Вам я вручаю этот меч, и да поможет он вам обрести то, что пока ещё не выпало на вашу долю при одном только созерцании, усладившем вас ныне:

Пусть меня боль от раны гложет,

БОГ даст, вам этот меч поможет

Восполнить, что не достаёт

Вам среди жизненных забот,

И, разгадав его загадку,

Любую выиграете схватку.

Если бы Парцифаль разгадал загадку меча, ему открылось бы, что ему вручают "меч-слово" в присутствии 24 пламенников и Высшей Силы. В сиянии светочей он постиг бы созвучие Мудрости и воспринял бы силу, всё то, чего он теперь не удостоился. Он не прочитал заповедь меча. Ему вручили меч с требованием спросить:

Как жаль мне, что спросить не мог

Он, промолчав, как дурачок,

Зачем ему вручают меч,

О чём идёт при этом речь.

Так что вопрос гласил бы: почему ты страдаешь? Почему тебе больше не помогает меч, который так часто выручал тебя в опасности? Почему меч потерян для тебя? Почему ты утратил СЛОВО? Все дальнейшие переживания Парцифаля направлены на то, чтобы привести его к этому вопросу и ответу, который он должен дать себе: я - виноват в страданиях человечества. Лишь когда я достигаю Высшей Цели не для себя, а на службе СЛОВУ, во мне возникает сила Исцеления. Но Парцифаль не понимает этого, так что он видит лишь то, что доступно зрению, и вынужден покинуть обитель Грааля.

Теперь всё разыгрывается в обратном порядке. Здесь переживание Парцифаля повторяется с конца:

Служили дамы в свой черёд.

Последних первые сменяли...

Они подступают к Граалю вместе с королевой, королева склоняется, и дева снова уносит Грааль. Парцифаль смотрит им вслед, видит, как они исчезают, и в особом покое у входа в зал замечает на ложе старца удивительной красоты. Он так и не узнаёт, кто - этот старец.

Но как его прозванье

Пока молчит повествованье,

Скажу, когда пора придёт,

Как прозывался старец тот,

И замок назову я,

В дальнейшем повествуя.

Вольфрам полагает, что ещё не пришло время поведать это. Таков - закон Грааля: не открывать ничего иначе как в соответствии, позволяющем воспринять всё в целом. Многочисленные предварения предуготовляют нас к осознанию того, что происходит. И комментарий допускает здесь то, что преждевременно для читателя, взявшего за руку Парцифаля в первый раз и дочитавшего до этого места. Поэтому мы можем выдать, что поэт скажет лишь позднее. Но и мы хотели бы заметить, какое большое значение придаёт он тому, чтобы в повествовании о Граале всё выступало в своё время и на своём месте, не озадачивая неподготовленного. Повествующий о приключении Грааля уподобляется поэтом стрелку, натягивающему лук. Он не хочет пустить стрелу слишком рано. Поэтому он говорит:

В повествованье промахнуться -

В самой же цели обмануться,

Ты только промах допусти,

И ты сбиваешься с пути.

При этом всё равно, что глухо

Одно, как и другое ухо.

В молчанье лучше потерпеть,

Чем зря болтать мне или петь,

И слушал бы, кому не лень,

Козёл или трухлявый пень.

Впрочем, поэт предостерегает и от кривых дорог:

Но мы едва ли бы сумели

Дойти кривым путём до Цели.

Здесь мы можем сообщить, не пренебрегая предостережением поэта, что старец, которого видит Парцифаль, - Титурель, тот, кто низвёл Грааль с Неба на Землю. Перед ним Ангелы возносили его в Небеса. Он сделал для Грааля дарохранительницу, за тридцать лет построил для него обитель, построил храм и совершил это в своём СУЩЕСТВЕ. Тогда Грааль снизошёл в храм. Так вернулось к людям то, что хранили Ангелы. Лишь поодаль различает Парцифаль носителя этой мистерии. И он видит, как постепенно исчезают дивные образы. Хозяин говорит гостю: "Постель для вас готова, я советую вам удалиться на покой". Поэту жалко Парцифаля, соглашающегося на это. О, если бы только он спросил! Но, простившись, он отправляется в постель. Постель была богато украшена. Она так удивительно сверкала, что Парцифаль подумал, не горит ли она пламенем. Парцифаль увидел одну-единственную постель, так что он попросил рыцарей, сопровождающих его, также отправляться на отдых. Как однажды в замке Кондвирамур, постель и ложе подобно скорее смертному одру, чем обычной постели. Вокруг постели снова горят свечи. Но светлее этих свеч сияет его лик. Девы помогают ему раздеться. Четыре девы приходят, чтобы убедиться, хорошо ли о нём позаботились и мягко ли ему лежать. Паж со свечой предшествует этим четырём девам. Когда они вошли, Парцифаль укрылся одеялом. Но они сказали: "Благоволите бодрствовать ради нас некоторое время". Он лежал под одеялом, когда они говорили это, и его лик сиял, как солнце. Девы должны были увидеть его красоту. Три напитка принесли они: морс, вино и сусло. Четвёртая дева несла яблоки из Рая. Она преклонила перед ним колени, как однажды Кондвирамур. Он пригласил девицу сесть, как однажды Кондвирамур, но она сказала: "Оставьте меня, сидя я не смогу служить вам, а мы пришли вам служить". Он говорил ей любезные слова, как говорил однажды Кондвирамур. Он пил и ел принесённое ими, потом они ушли. Парцифаль там лежал, и свечи освещали его ложе, потом он заснул. Но он лежал не один:

Но не один был Парцифаль.

Лежала вместе с ним печаль,

И Герцелойда с ним была,

Чья скорбь о сыне тяжела,

Как скорбь о Гамурете,

Который - на том свете,

И стрелы будущих скорбей,

От них не скрыться, хоть убей,

И ранят спящего в ночи

Неумолимые мечи,

И копья спящему грозят,

Вот-вот они его пронзят.

Открыть не успевая глаз,

Во сне он умер тридцать раз.

Так вёл он в тяжком сне бои

И силы расточал свои.

Не скажешь: будь что будет,

Когда опасность будит.

Пот до костей пробрал во сне...

Парцифаль проходит через переживание смерти. Человек-скелет возникает у него перед глазами. Хотя в нём развивается внетелесное сознание, он ещё не способен правильно обследовать Духовный Мир, так как он не задал вопроса. Выход в Духовный Мир он воспринимает не как единение с миром стихий, а в страхе. И потому, ввергнутый в обычное чувственное сознание, он должен снова покинуть обитель Грааля.

Но вот забрезжил день в окне.

Он говорит: "Куда девались

Те, что прилежно увивались

Вокруг приезжего вчера?

Одежду мне подать пора".

Сказал - и задремал он снова.

Никто не слушается зова.

Уже дневной сияет свет,

А никого как будто нет.

В этом - трагизм, постигающий Парцифаля. Его сон остаётся обыкновенным сном. Обитель Грааля со своими образами больше не открывается ему. Сказано только, что он соскакивает с постели и на коврике перед ней находит два меча, меч Грааля и меч Красного Рыцаря Итера Гаевиса. И мантия королевы по-прежнему - у него. Не находя никого, кто бы помог ему, он вооружается и прикрепляет оба меча сбоку. Перед домом он находит своего коня. Тут же - щит и копьё. На его зов никто не отвечает. У въезда во двор замка примята трава и земля. Должно быть, много рыцарей уехало отсюда. Ворота - открыты, следы конных и пеших подтверждают исход рыцарства. Мост - опущен.

Парцифаль едет через подъёмный мост. Вдруг мост поднимается. Стражника, который это сделал, Парцифаль не видит, это произошло так быстро, что его конь чуть не упал. Так бывает, когда человек ищет перехода из Духовного Мира в чувственно-физический и не может подчинить своей воле всё, что вынужден принять во внимание. Тогда человек чувствует, как начинает колебаться мир образов, которым он был захвачен. С кем это случается, тот погрешил против Силы, Которая освещает человека во сне. Он теряет глубинную Силу. Так стражник кричит Парцифалю вслед: "Отныне с вами пребудет ненависть солнца, вы - гусь! Ах, потрудились бы вы только задать вопрос!" Стражник хочет сказать, что Любовь и Сострадание в Парцифале должны были бы быть сильнее, чем правила, преподанные Мефистофелем-Гурнеманцем. А когда Парцифаль обернулся, чтобы попросить объяснения, ворота захлопнулись. Он пытается ехать по следам копыт. Так бывает с человеком, когда после пробуждения он пытается удержать улетучившиеся образы. Чем больше он ищет, тем глубже они скрываются. Парцифаль, скачущий по следу, должен убедиться, что он теряет след. Наконец след пропадает. Что же ему остаётся, если не самопознание. Это самопознание предстаёт ему в образе Сигуны. Это - другое самопознание, не то, что предлагал ему Анфортас. Анфортас явился ему как страждущий хранитель Грааля, на коленях у Сигуны мёртвый рыцарь. Забальзамированный, он у неё- в объятьях.

Мы уже обращали внимание на то, что с мгновения, когда Парцифаль упустил возможность задать вопрос, переживания повторяются в обратном порядке. Парцифаль должен всё пережить снова, но в преображённой форме. Поэт описывает лишь некоторые моменты в этом обратном переживании. Кто хочет очиститься, должен идти Этим Путём. Иначе самопознание для него - невозможно. Парцифаль снова встречает деву с мёртвым рыцарем. Ведь Парцифалю ничего не осталось от переживаний в обители Грааля, кроме мантии и меча. Мантией он защищён от многого. Изречение на его клинке напоминает ему, что он упустил. Ему предстоит осознать, что он не нашёл истинного отношения к СЛОВУ. Сигуна спрашивает его, где провёл он эту ночь. Парцифаль отвечает: "В миле отсюда расположен великолепный замок, и я только что его покинул". Тут Сигуна говорит: "Это - неправда, нет никакого дома ближе, чем за тридцать миль. Но в тридцати милях отсюда стоит замок. Кто ищет, не найдёт его. Увидеть его можно, если не искать его. Только нечаянно может кто-нибудь увидеть этот замок. Но замок вам вряд ли известен. Он зовётся Монсальвеш, земля Сальвеш зовётся государство, где его хозяин носит корону. Титурелем зовётся тот, кто завещал это государство своему сыну, королю Фримутелю". И тут она повествует о роде Грааля.

У Фримутеля было четверо детей (пятое дитя не упоминается, так как умерло при жизни Фримутеля). Три из них ещё - богаты, один выбрал добровольную бедность. Его имя - Треврицент. Поэт Альбрехт фон Шарфенберг в своём "Титуреле" сообщил прозвание Треверикунта (Треврицента). Он его именует "Скородействующий". Он - человек дела, чьё деяние обретает значение там, где во Вселенной нужно восстановить Равновесие. Потому он стреляет, где другие не выдерживают Равновесия, пусть даже будто мимо цели. Если рассматривать его только самого по себе, можно не понять его и допустить по отношению к нему несправедливость. То, что он делает, приобретает смысл и значение лишь постольку, поскольку это придаёт Равновесие действиям других. Когда он почувствовал, что его брат Анфортас погрешил в служении Любви против Заповедей Грааля, он пожелал искупить содеянное, совершив противоположное. Он отрёкся от почестей, отрёкся от рыцарства и от жизненных радостей, став отшельником. Не в его характере быть аскетом. Он упорствует в такой односторонности, питается корнями и травами, спит на мху под защитой скалы, лишь отчасти его защищающей от дождя, живёт в хижине, так как создаёт противовес действиям Анфортаса. И многое из того, что он делает, совпадает с тем, что происходит в обители Грааля. Он несёт внешнюю службу.

Такая вставка нужна, чтобы характер Треврицента был понят.

И поэт продолжает:

Опора Анфортаса - брат,

Не мог он сам расправить плеч,

Не мог ни встать, ни сесть, ни лечь.

Далее Сигуна говорит: "Ах, если бы вы попали в замок Грааля! Вы могли бы вызволить его владельца". Тут валезанец говорит: "Я там был, видел чудеса, видел женщин". И она узнаёт говорящего по голосу. Она называет его имя: "Ты - Парцифаль. Ты видел в замке владельца? Послушай:

Не зря скакал ты в отдаленье,

Когда принёс ты исцеленье.

И ветры в поле и в дубраве

Твоей предшествовали славе.

Неважно, кто - ручной, кто - дик.

Для всех ты - лучший из владык".

Парцифаль спрашивает: "А как вы узнали меня?" И дева отвечает: "Видишь, это - я, я высказала тебе моё горе, и твоё имя назвала тебе я. Я - в родстве с твоей матерью, она мне - тётка". Тогда и Парцифаль узнаёт её. Он сознаёт, кто - перед ним. Ибо он не узнал Сигуну, так мертвенно-бледна она была. И он предлагает ей вместе с ним похоронить мёртвого.

Он не замечает, что судьба приводит к нему в руки девственную невесту с мёртвым рыцарем, чтобы во внешнем переживании он обрёл внутреннее. Он не замечает, что овдовела его душа, что он дал померкнуть звёздным письменам, которые носил в своей душе. Но Сигуна знает, что ему нужно, и возвращает его внимание к этому. Она указывает на меч Грааля и спрашивает: "Знаешь ты его дары?" И она рассказывает ему, кто выковал его: "Кузнец звался Требюше в стране короля Лаха (Лах - отец Йешуты). Там есть источник, у Карната:

Меч, верность рыцарю храня,

Ломается вдруг пополам.

Обломки погрузи ты там

В не иссякающий ИСТОК,

И восстановится клинок

У камня в утренних лучах,

ИСТОЧНИК ТОТ зовётся Лах.

Когда его осколки - целы,

Их вновь соединит умелый.

Ты их в ИСТОЧНИК окуни,

И станут вновь мечом они.

И засверкает снова меч,

Чтоб отразить или рассечь.

Но меч и СЛОВО - заодно.

Боюсь, не у тебя - ОНО".

Мы уже истолковывали это место в начале книги. Сигуна указывает Парцифалю на силу вдохновения, напоминает, что у него - два меча. Что он - рыцарь меча, но также рыцарь СЛОВА. А СЛОВО разбивается, если он не умеет создавать ЕГО снова. Кто - там, где в сокровенном струится ИСТОЧНИК, где сияет солнце светлого дня, не может обновить СЛОВО ДУХА, кто воспринимает лишь осколки предания, не может быть рыцарем Грааля. Он может прийти к Граалю, но вынужден покинуть его. Вот что должен постигнуть Парцифаль: он должен научиться читать проявления, распространяющиеся по звёздному небу. Он должен прочесть звёздные письмена.

В ответ на её вопрос Парцифаль рассказывает Сигуне о своём упущении. Она проклинает его:

"Вопрос ты задал ли тогда?"

"Нет, ничего я не спросил".

Дева опечалена. Она называет его несчастным и проклятым.

"И у меня ответа нет.

Не ведаю, как вам помочь".

И Парцифаль уехал прочь.

Однако его переживание движется назад. Он должен идти от переживания к переживанию. То, что он должен исправить, возникает у него перед глазами. Но то, что описывает поэт, не внутренние переживания, а внешние. Это - характерно для искателя Грааля в его переживании судьбы: во внешнем переживании и во внутреннем образе ему предстаёт одно и то же. Он празднует собственную судьбу. Поднимаясь и падая со ступени на ступень, он должен постигать это, пока после долгих блужданий не обретёт Грааля.

Парцифаль встречает Йешуту. При всей своей невинности он провинился перед ней. Теперь он встречает её снова. Он исправлять должен и то, в чём погрешил неосознанно и невольно. Поэт описывает облик Йешуты. Отвергнутая супругом, она едет на жалкой лошади. Сквозь шкуру лошади проступают рёбра. Она белёсая, как горностай. Недоуздок у неё - из лыка, грива - не подстриженная и спутанная. Глаза запали. Пазухи расширились. Лошадь хромала, замученная и затравленная. Должно быть, она страдала от голода. Передвигалась она разве только чудом. Упряжь была изорвана и покоробилась. Вместо подпруги - верёвка, повреждённая, надорванная шипами и кустарниками, как платье Йешуты. Её нагота была прикрыта лишь лохмотьями. Увидев Парцифаля, она узнала его. Она покраснела, так как он был красивейший мужчина в стране, и она напомнила ему о первой встрече. А он говорит, что не собирался навлекать на неё позор и теперь сострадает её горю. Она плачет. Он подъезжает к ней ближе и говорит:

Так ради БОГА, госпожа,

В слезах от холода дрожа,

Возьмите верхний мой наряд.

Это место легко пропустить. Между тем оно - существенно. Ибо он предлагает ей пурпурную мантию носительницы Грааля. Это - не малый подарок. Чтобы избыть вину, человек должен отдать всё, даже если он обрёл высшее. Судьба - неумолима. Но Йешута отвергает этот дар из страха перед супругом, не осмеливаясь носить одеяние чужого рыцаря. А для Парцифаля это - к лучшему. Ибо она просит его уехать, иначе жизни их обоих будет грозить опасность. Тогда Парцифаль спрашивает, кого она имеет в виду. И она рассказывает о своём супруге, об Орилусе, который отверг её. Он уехал от неё, но они так долго между собой говорили, что он обернулся и увидел их обоих. В гневе он бросается к ним с поднятым копьём. Копьё, направленное в грудь Парцифалю, принадлежало Гаевису. Парцифаль убил Гаевиса, чьё копьё теперь направлено против него. Так поэт являет нам неумолимость судьбы. Парцифаль пренебрёг вопросом, и ему об этом напомнил меч, который выковал Требюше. Что оборачивается против Парцифаля? Кто - его противник? Его вина. Отражённая чужой душой! В последующие стихи вложено поэтом ещё многое, идущее в том же направлении. Мы больше не можем расшифровать все намёки. Но поэт говорит ещё отчётливее: у Орилуса - особенное вооружение. У него на щите - змей. Над его шлемом реет дракон, на его доспехах много отлитых в золоте, украшенных драгоценными камнями изображений дракона с глазами из рубинов. Парцифаль должен биться с бесчисленными драконами, пока он бьётся с Орилусом. Поэт так и говорит:

Достоин славы Парцифаль.

Сражается с мужем одним,

И сто драконов бьются с ним.

Да, он описывает дальше, как Парцифаль ранит дракона, реющего над шлемом Орилуса. Орилус не может не думать, что он бьётся против того, кто обесчестил его жену. Он же не знает, что она - невинна. Тут борьба достигает высшей точки. Парцифаль остаётся победителем. Парцифаль требует, чтобы Орилус помиловал свою жену.

Охотно жизнь тебе дарую,

Но, доброту ценя такую,

С женой своей ты помирись.

Орилус отказывается. Он предлагает многое, предлагает две страны, над которыми властвует его брат Лехелин. Снова говорит судьба: это - земли, которые Орилус отнял у Парцифаля. Парцифаль отметает это всё и требует, чтобы Орилус отправился в Британию, где находится дева, которую ударили из-за него. Этой деве Орилус должен передать привет, иначе он будет убит. Также Артура он должен приветствовать. Парцифаль не подозревает, что Кунневара - сестра Орилуса. Как охотно тот отправляется к ней. Судьба смягчилась, примирение - близко. Парцифаль может исправить то, что он наделал. Парцифаль говорит:

Не упущу из виду,

Простишь ли ты обиду.

И он говорит, что готов поклясться: женщина - невиновна. Орилус - рад этому. Тут они втроём доезжают до кельи в скалистой стене. Они едут туда, так как Парцифаль видел там раку с мощами. На этой святыне Парцифаль хочет поклясться в том, что Йешута - невиновна. Это - келья Треврицента. Однажды Парцифаль должен будет сюда вернуться на своём Пути в обитель Грааля, когда он искупит всё, в чём провинился. Но сперва он должен многое перестрадать. На этом алтаре испытает он силу судьбы, которая ведёт его уже давно. Она возникает из глубин души. Поэт описывает это в таком образе: к алтарю прислонено пёстрое копьё. У этого пёстрого копья - своё глубокое значение. Через него поэт указывает на Сатурн, переливающийся различными красками. Вот - сила Сатурна, с ней связывает себя Парцифаль. Эта сила Сатурна дарует человеку неосознанное водительство судьбы. Так Парцифаль заклинает невинность женщины:

Я был дурак, я был юнец.

Разумным чужд заботам,

Я путал слёзы с потом.

Невинна и чиста - жена

И слыть виновной не должна.

Клянусь я честью в этом

Хоть перед целым светом.

И с этими словами Парцифаль возвращает отобранное кольцо. В повествовании Шарфенберга Орилус уже получил кольцо и браслет. Тогда Парцифаль прощается. Орилус, помирившийся с герцогиней, едет к Артуру и к своей сестре Кунневаре. Когда он находит её, оказывается, она - хранительница источника, а над этим источником виден дракон, в когтях его, выпущенных наполовину, набалдашник в виде яблока. Дракон парит, будто летит, но он связан четырьмя канатами. Герцог узнаёт в этом образе тот же, что был на его гербе. Так узнаёт он сестру. Его жену Йешуту называют здесь "Йешута Карнантская". Ибо её отец - король Лах из Карнанта. В его государстве находится ИСТОЧНИК, в КОТОРОМ восстанавливается расколотый меч Грааля. А хранительница ИСТОЧНИКА - Кунневара. Всех побеждённых героев посылает Парцифаль к ЭТОМУ ИСТОЧНИКУ, посылает Парцифаль к Кунневаре. Так благополучно заглаживается несчастье Йешуты. И Парцифаль берёт, не зная того, охваченный отрешённостью, пёстрое копьё с собой. Это - троянское копьё, забытое там диким Таурианом, братом Додины. Мы можем назвать его копьём забвения, и о нём предстоит ещё поведать многое. С этим копьём Парцифаль едет дальше, навстречу новому тяжёлому переживанию.

VI. В шестой авантюре мы узнаём об опасности, которой Парцифалю удаётся избежать благодаря чудесному водительству судьбы. Парцифалю не суждено стать рыцарем Артура - рыцарем меча. Ему скорее суждено стать рыцарем СЛОВА - рыцарем Грааля. Когда поэт рассказывает нам о том, как Артур ищет Парцифаля, чтобы привлечь его к своему Круглому столу, это означает большую опасность для Парцифаля. На этом отрезке Парсифалю предстоит пережить нечто весьма болезненное. Но эта боль, причинённая изгнанием из-за Артурова стола проклятием вестницы Грааля, окажется для него целительной. Прежде чем рассказать подробности, да будет нам позволено одно общее замечание об архитектоническом построении поэмы.

Мы сопутствовали Парцифалю в многочисленных приключениях. Они расположены так, чтобы мы могли постигнуть: Парцифаль - солнечный герой. Начинаясь от Близнецов, поэма движется по зодиаку. Перемещая от созвездия к созвездию, нас ведут к Овну. Когда Парцифаль вступает в обитель Грааля, повествование достигает настроения, соответствующего Овну. Мы потом узнаём, как Парцифаль, покинув обитель Грааля, начинает жить в обратном порядке, подверженный строгой закономерности судьбы. Это соответствует настроению Тельца. В следующей главе мы снова оказываемся в знаке Близнецов. Парцифаль впадает в сомнение, он отрекается от БОГА. Поднимаясь по спирали, поэма в более высокой степени вторично проходит зодиак. Но когда она переходит к такому возвышению в повторении на более высокой ступени, к силам зодиака поэт присовокупляет планеты. И всё дальнейшее преисполнено воздействием планет. Позднее, когда Парцифаль станет королём Грааля, будет высказано то, на что данная ступень только намекает. Кто в точности проследит весь ход поэмы, заметит, что упоминание о безвременном летнем снеге связано у Вольфрама фон Эшенбаха с указанием на Сатурн. Алхимические писания Средневековья говорят о Сатурне, что он соотносится с холодом. Сатурн должен пониматься не просто как носитель холода. Замечание Вольфрама о том, что планеты в своём боренье противятся ходу мировых событий, имеющих в виду, прежде всего, условия движения, показывает, однако, при этом, что Сатурн упомянут в связи с необычным холодом, так как этот холод - от него. На соотношение пёстрого копья и Сатурна, который во всех алхимических писаниях, например, у Василия, назван многоцветным, мы уже указывали. Осознаем, что в следующих стихах поэт указывает на созвездие, чью действенность вызывает в особенности Сатурн.

Хотите знать, откуда он

Валезанец Парцифаль?

Снег насылала ночью даль.

Был тихий, но густой снежок,

Поскольку шёл снежок не в срок.

И слышал я: хоть сумрак хмур,

Но майский человек Артур,

И должен я сказать о нём:

Он движим ТРОИЦЫНЫМ днём,

Когда отрадный май в цвету

И услаждает на лету,

Но чуждая подобным негам,

Засыпана быль моя снегом.

Сокольничие Артура были на охоте. У реки Плимицель сокольничие из Кардиеля потеряли лучшего своего сокола. Он переполнил себе зоб.

Довольствовался полным зобом

Несытым не в пример утробам

И с Парцифалем ночевал.

Парцифаль и сокол - в тёмном лесу. Они не знают ни дороги, ни тропы, и они страдают от холода. Когда всходит солнце, все дороги - заснежены. Тогда ранним утром летели гуси, и слышался их крик. Одного из этих гусей преследовал сокол. Гусь едва улетел от него, но был ранен им. На снег упали три капли крови. Такой особенностью отличается судьба Парцифаля: что происходит в его душе, то сразу же является ему как физическое переживание. Стражник на подъёмном мосту в обители Грааля крикнул ему вслед: "Ты - гусь!" Теперь он увидел, как пролетают гуси. Разве он - не ранен, как этот гусь? Его душа разве - не похожа на заблудившегося сокола? Он созерцает эти образы, и по мере того, как он видит их, в глубинах его души происходит нечто. Попытаемся выразить это словами! Поэт умалчивает об этом. Эти мысли отсутствуют в душе Парцифаля, они остаются в его подсознании, в его сознание поднимаются лишь образы и чувства. Тем не менее, попытаемся эти чувства высказать. Он мог бы сказать себе так: "Вот я был в обители Грааля. Если бы я выдержал испытание, я стал бы рыцарем Лебедя. Я не выдержал его, и потому стражник мог мне, как в насмешку, крикнуть вслед: "Рыцарь гуся!" Но вот существо моей души, в образе охотничьего сокола я переживаю его. Это ниспадает во мне к силе, которая не стала тем, чем должна была стать, гусь вместо лебедя. Что-то ранено в моём СУЩЕСТВЕ, организм моей жизни ранен организмом моей души. Моя душевность заблудилась и ранила во мне жизнь. Я принуждён мысленно оглянуться, я принуждён искать причину, по которой всё это произошло. Я должен подумать о том, каковы - силы томления в моей душе. Силы эгоистического томления, стремящиеся присвоить любимое как собственность, вот что помешало мне выдержать испытание в обители Грааля". Всего этого он не думает буквально, он только чувствует это, грезит этим, и когда он грезит, в нём возникают образы. И сразу же грёза предстаёт ему как действительность. Он видит три капли крови на белом снегу. Тут его томление достигает его сознания, и он разражается словами: "Кондвирамур, твой отсвет - здесь!" И это отнимает у него осмысленность. Из глубин его неосознанной душевной жизни что-то противится душевному холоду. Вот что мешает его осмысленности. Что разыгрывается в душе Парцифаля, то разыгрывается и в природе. Когда весной пробиваются растения, их выманивают силы, которые расцветают летом. Но эти силы ещё не могут подействовать вполне. Противостоят снег и лёд уходящей зимы. Тут вторгается Сатурн и приглушает холод. Этому Парцифаль должен внутренне подражать. Он не может предаться в душе ни весенней силе, ни зимнему холоду. Он должен взывать к холоду ясного мысленного мира, чтобы противостоять жарким порывам, но этот холод следует смягчить душевным теплом мысленной жизни. Что делает Сатурн, выпадая безвременным снегом, он должен делать внутри себя. Он этого ещё не может. Сила Сатурна приблизила его однажды к обители Грааля. Теперь томление отнимает у него осмысленность.

Я не напомнить не могу:

Был снег в крови, кровь на снегу.

Кондвирамур - так хороша,

И тело её, и душа,

И видится герою

Лик её той порою.

Как две горячих льдинки,

На щеках две слезинки

И ниже губ ещё одна...

В этих трёх капельках крови эти три слезы кажутся ему кровавыми.

И в чистом постоянстве

Любви неколебимой

Он думал о любимой.

Мы попытаемся отгадать эти мысли.

И необдуманно цела,

Одна любовь его влекла.

Так этот снег был бел и ал,

Что рыцарю напоминал

Он королеву Перлапера,

Чему другого нет примера.

Такое снится лишь во сне.

Сила, отнявшая у его действий осмысленность, напала на него у алтаря Треврицента. Она напала на него, когда он соединил Орилуса и Йешуту, примирённых в любви, и ему вспомнилось, что у него тоже есть жена, но вспомнилась она ему даже не в грёзе, а в глубинах Бессознательного. Не думая, он взял пёстрое копьё рыцаря Тауриана. В этом слове "Тауриан" таится бык: Tauros. Парцифаль должен стать победителем быка. Ему предстоит преодолеть силы томления. Эти силы, которые должны были бы служить телу, у него поднимаются вверх, поднимаются в его крови и производят пёстрые образы томления. Он должен научиться преодолевать это. Своим солнечным путём он должен прийти к силе Митры, который побеждает быка. Он должен победить внутренне. Над миром томления, где солнечное тепло, должен расположиться снег, падающий из холодного звёздного пространства мысли. Но холод мысли ему предстоит прогреть. Он пока ещё не может этого, он ещё не способен сочетать верх и низ, Любовью Свыше прогревая мысль. Так он стоит в лесу, летняя природа покрыта снегом, горячая кровь - на холодном снегу. Он чувствует одновременно жар и холод, и его сознание исчезает. Так он стоит во сне, теряя сознание, вознося пёстрое копьё.

Тут появляется паж Кунневары. Он не подозревает, что рыцарь, которого он видит в лесу, - вернейший служитель его госпожи. Он видит лишь поднятое копьё, и что ещё он может подумать, кроме как: вот рыцарь, ищущий боя. И он торопится прочь. Он свистит в два пальца, и поэт подражает его свисту: фи, о фи-фи, о фи-фи! Так будоражит он рыцарей Круглого стола. Он кричит, что они будут обесчещены, если уступят рыцарю, ищущему боя. Так бывает с людьми в душевном состоянии Парцифаля. Силы, стремящиеся в мир, ищущие приключений, возбуждаются, если не победишь томления в себе. Парцифаль переживает это внутренне, но это же одновременно предстаёт ему извне. Тогда приходят они все, один за другим, эти рыцари Артурова Круглого стола. Первый из них Сеграмор. Но ему нельзя без околичностей принять это приключение, ибо близка - обитель Грааля, и король Артур запретил вступать в борьбу, он боится, как бы один из его рыцарей не ввязался в бой с хранителем Грааля. Так он запретил своим рыцарям борьбу, и Сеграмор должен просить особого разрешения. Артур по его просьбе даёт ему ответ:

Когда бы завязался бой,

В него вступить бы мог другой,

Которому позволю

Свою искать я долю.

Так переступит он рубеж

И посягнёт на Монсальвеш,

И своего дождавшись часа,

Их встретит войско Анфортаса,

И что, если вместо побед

Постигнет нас немалый вред.

Артур и рыцари его Круглого стола служат ритуалу, представляющему на земле звёздные силы: в Артуре - сила Солнца, в Гвиневере - сила Луны, звёздные силы - в рыцарях. Так нам возвещено через Рудольфа Штайнера и подтверждается всеми украшающими эпитетами, приданными личностям в поэме. Гвиневера - прекрасна, как луна, Артур вводится в соотношение с весенней силой солнца. Гвиневера за то, чтобы Сеграмор принял бой. Артур - против, но уступает. Силы Луны побеждают. И Сеграмор скачет.

Бой Парцифалю был суждён.

Он трижды кровью принуждён

И строгою любовью.

Сеграмор скачет к Парцифалю. Он угрожает ему, но Парцифаль ничего не замечает.

Воюет госпожа Любовь.

Сеграмор поворачивает лошадь и, поскакав галопом, ударяет Парцифаля так, что тот под этим натиском поворачивается в другом направлении.

Взор Парцифаля отвращён

(тремя каплями крови),

Наградой новой восхищён.

Он с крови не спускает глаз

А на него напал как раз

Неустрашимый Сеграмор.

Дал Парцифаль ему отпор.

Явил он мужество своё,

Подняв троянское копьё,

Щит Сеграмору не помог:

Тяжёлый для него урок.

Сноровка у него сдала,

И был он выбит из седла.

Сеграмор не избежал падения и лежит на снегу. Парцифаль, чьё копьё осталось цело, скачет туда, где - капли крови. Снова увидев их, он потерял сознание. Конь Сеграмора затрусил восвояси. Побитый Сеграмор плетётся за ним. Когда рыцари видят его, они устремляются навстречу к нему. Но он встречает их бранью и хвалит силу Парцифаля. Он говорит, что порой следует быть побеждённым. Тогда Кей просит разрешения вступить в бой с Парцифалем. Он тоже выезжает. А Вольфрам фон Эшенбах заводит песнь госпоже Любви. При этом госпожу Любовь он называет всемогущей. "Госпожа Любовь, - говорит он, -

От вас Премудрость, вне сомненья,

От вас не могут уберечь

Ни крепкий щит, ни острый меч,

Нет никаких твердынь для вас...

И Парцифаль сверх юных сил

Вам, госпожа Любовь, служил.

Был предан вам не напоказ,

Так что рехнулся из-за вас".

Кей приближается. Он поносит Парцифаля. Он советует ему надеть на себя собачий поводок, чтобы Кей мог отвести его к королю. Но Парцифаль хранит молчание. Тогда Кей говорит: "Когда бы я пробудил тебя, валяться бы тебе на снегу!" И поэт снова заклинает госпожу Любовь:

Даруй, Любовь, ему отмщенье!

И Кей направляет копьё. Конь поворачивается снова и снова. Парцифаль теряет капли крови из виду и приходит в себя. Оба скачут навстречу друг другу. В бою Кей оставляет большую пробоину в щите Парцифаля. Парцифаль отвечает на удар, и Кей не может избежать падения. Его конь лежит мёртвый. Упав из седла на камень, Кей разбивает правую руку и левую ногу. Так Парцифаль отомстил за оскорбление, нанесённое Кунневаре. Но в его сознании это отсутствует. Его взор снова падает на капли крови, и он снова теряет сознание.

И неспособный изменить,

Он верность вынужден хранить.

Вновь снег, три капли крови вновь

С ума сводящая любовь.

И королеву, и Грааль

Не мог не вспомнить Парцифаль.

Не скажешь, кто и что ценней,

Но всё-таки любовь сильней,

Такое приключенье поистине мученье.

Влюблённый разума лишён.

Любовью разум сокрушён.

И поэт говорит: Кей был не так плох, как его часто изображают. Он был верным, храбрым героем, любившим своего господина и желавшим ему высочайшей награды. И вот он лежал, жалкий, пока его не подобрали. Затем выступил Гаван. Это рыцарь, который будет занимать нас долгое время, который вскоре станет для нас важнее Парцифаля. О Гаване повествуется длиннее и пространнее, тогда как Парцифаль отодвигается на задний план. Новые интерпретации Вольфрамовой поэмы говорят об эпизоде с Гаваном, вставленном в поэму. Мы ещё докажем, что это - неубедительно. И так, появляется Гаван. Он - опытен. Увидев Парцифаля, он ставит верный диагноз.

Подумал господин Гаван:

"Да он любовью обуян,

И я пленён любовью был,

Испытывал такой же пыл,

Томясь в её тугих тенётах".

Но Гаван знает, что в таком случае надо делать. Не бороться, а нечто другое. Он сходит с коня, берёт шёлковый платок, расстилает его над тремя каплями крови, и Парцифаль приходит в себя. Мощное учение преподаёт здесь поэт нам в явленном образе, предлагает ключ, открывающий некие замки. Ибо он отвечает на вопрос: как искателю Грааля овладеть своими порывами? Теперь обнаруживается тайна человеческой природы. Порывы - сильнее человека. Их можно победить одним способом, на всех остальных путях поражение - неизбежно. Не борьба против порывов приводит к победе, ради неё следует овладеть миром представлений. Кто погасит в своём сознании представление, от которого томление (а это человек может всегда, в мире своих представлений он - властелин), тот сумел использовать щёлковый платок Гавана. Парцифаль пока ещё не умеет использовать его. Что ощущается в нём через него, осуществляется и вне его через другого. Так он попадает в зависимость от этого другого, поэтому вставляется эпизод с Гаваном. Гаван вытесняет его из поэмы, и лишь когда после долгих испытаний Парцифаль побеждает Гавана, он снова становится господином авантюры. Отсюда до туда Парцифаль проделывает то, что человек должен пережить, если он хочет стать господином своих страстей и вожделений. Вот чего добивается Парцифаль. Но поэт высказывает это сокровенным образом. Ибо тайны познания - открыты, тайны магии - сокровенны.

Путь Парцифаля ведёт из обители Грааля, где находит он в звёздных далях силы познания, через мир планет, где он грезит в чувствах, в подземный мир, где он должен обрести себя в своей воле. Это последнее - приключения в Шательмервее. Парцифаль жалуется:

О горе, лучшая из жён,

Я с твоим телом разлучён.

И на многое другое жалуется он. Но он находит верное слово и говорит: "Марево глаз похитило тебя при ясном солнце у меня, не знаю как".

Сказал он: "Горе! Где копьё,

Оружье верное моё?"

Пропали все прекрасные пёстрые образы, возбуждавшие его томление. Гаван, его учитель, отвечает:

Оно потеряно в бою.

Тогда Парцифаль спрашивает: "С кем?" У Парцифаля нет представления о своём противнике. Он полагает, что он - один. Так и есть, Парцифаль - один. Он вступает в столкновение с силами собственного существа, вот что он выдерживает. Только из-за его бесчувствия оно предстаёт ему как внешняя судьба, а не как внутреннее переживание. И вот Гаван рассказывает ему, что произошло. Что он ранил Кея, что он бился. Парцифаль - удивлён этим. Тогда рыцарь называет ему своё имя - Гаван - и говорит:

Я с моим именем за вас,

Но избегайте вы проказ.

Эти стихи не следует пропускать. Поэт говорит, что Гаван предоставляет в распоряжение Парцифаля своё имя. Не должно упускать из виду: за приключениями Гавана в эпизоде с Гаваном скрывается Парцифаль. Только Парцифаль ещё не знает, что живёт в бесчувствии, что он внутри себя должен осуществить то, что снаружи предстаёт ему в лице Гавана. Так с изумлением спрашивает он: "Ты и есть Гаван?" И они скачут назад ко двору Артура. Там Парцифаля принимают с радостью. Госпожа Кунневара, хранительница ИСТОЧНИКА, где обновляется меч Грааля, рада ему. И тут Парцифаль подвергается искушению, состоящему в том, что он должен стать рыцарем Артура. Артур готов простить ему даже убийство Итера. Он готов принять его в рыцари Круглого стола. Но если это случится, Парцифаль пропал. Он никогда не вернётся в обитель Грааля, никогда не найдёт ни Кондвирамур, ни своих сыновей Кардайса и Лоэнгрина. Но Водительство БОГА не забывает его. Его спасительница близится.

Человек жалуется на мучительный удар судьбы, постигающий его, хотя этот удар ниспослан ему как Величайшее Благо. Так происходит и с Парцифалем. Ему следовало бы понять, что приближается его добрый Ангел, а что он видит?

Та, о которой говорю,

Наивернейшая из дев,

Чей с бешенством граничил гнев,

И людям весть её вредит,

На муле вестница сидит,

Хоть с лошадью венгерской схож

Облезлый мул не для вельмож,

Но блещет за ездою

Отменною уздою.

Богатой сбруей он прельщал,

Хотя добра не предвещал,

Шагал он ровным шагом,

Не обнадёжив благом.

В ней женственности не видать.

Чего от этой девы ждать?

Артуру горести сулит,

И вид её не веселит.

Хотя не всем науки впрок,

Их знала дева назубок.

Французский знала и латынь,

И речь языческих пустынь,

И в диалектике сильна,

И в геометрии умна,

Она астрономии предалась.

Кундри вестница эта звалась.

Она описывается и далее. Она носила голубой плащ и шляпу с павлиньими перьями. Над шляпой колыхалась её коса, чёрная и жёсткая, как свиная щетина. Её нос походил на собачий. Два кабаньих клыка торчали у неё изо рта, на целую пядь. Брови над глазами заканчивались длинными косицами. Её уши напоминали медвежьи. Не располагали к нежности грубые черты её лица. У неё был бич из многих переплетённых шнуров, а его кнутовище - из рубина. Цвет её кожи - как у обезьяны, а вместо ногтей - львиные когти. Эту деву не назовёшь красивой, но она являет лишь то, что таит в себе человек, пока он - полон вожделений. И всё-таки это существо - посланница Грааля. Этому может удивиться лишь тот, кто ещё не уяснил, как прекрасно бывает безобразное, когда оно преображается. Стоит вожделению превратиться в свою противоположность, как в нём открывается Дивная Сила. Парцифаль ещё не постиг этого. Он обречён воспринять как проклятие то, что высказывает это существо. Он не понимает, что во владениях короля Артура, являясь лишь в собственном подобии, она представляет доброго Ангела, предотвращающего для него возможность стать рыцарем короля Артура. И так, он внимает её словам:

Король, сын Утер Пендрагона,

Ты оказался вне закона;

На свой ты край навлёк укор

И более того, позор.

Как допустил ты, чтобы вдруг

Зловредный яд проник в твой круг,

Так, право, не годится:

Не тот за стол садится.

Имеется в виду Парцифаль. Он - "не тот", ибо ему - предназначен Грааль, а не кубок охочего до приключений рыцаря Артура. Он должен преобразить силы рыцарства Артура. Из глубин он должен поднять его на высоты. Недаром обитель Грааля - наверху, где гнездятся орлы, а шатёр Артура на плоском камне в долине у реки. И он слышит предназначенное ему проклятие:

О, вы, весьма неверный гость!

Так восклицает она, упрекая его в бессердечии в обители Грааля.

Аду вы - обречены

И от Небес - отлучены,

Пусть в жизни однократен,

Ваш грех земле отвратен.

Вы лишены желанных благ,

И самому себе вы - враг.

Хромает Честь, и спорь не спорь,

На душу нападает хворь.

Неизлечим недуг такой,

Клянусь я вашей головой.

Пускай такая клятва - грех,

Но ваша кривда - хуже всех.

Проступок ваш - зловредно груб,

Пролаза - вы, гадючий зуб.

Не зря ли меч дарован вам,

Когда удел ваш - стыд и срам?

Молчать вы были не должны,

Но вы игрушка Сатаны.

И вам, бесчестный Парцифаль,

Не явлен разве был Грааль,

В крови копьё и серебро

И скорбь, и вместе с ней добро?

И она напоминает ему, что своим вопросом он избавил бы не только Анфортаса, но и Фейрефица. Если бы вы спросили, говорит она, вы узнали бы о городе в далёкой языческой земле, он зовётся Табронит и выполняет любое желание. Тогда бы вы услышали о Фейрефице из рода Анжу, покорившем королеву той страны. Он - чёрен и бел одновременно.

Кундри, вестница Грааля, хочет, чтобы он осознал: у него есть брат. У каждого человека есть такой брат, человекобрат. Это - правило Грааля: "Если ты хочешь приблизиться к Граалю, то не должен приходить один, ты должен привести своего человекобрата. Ты не можешь искать лишь собственного развития, ты должен его искать лишь во имя другого человека. И не только тех можешь ты приводить, которые обладают способностью видеть Грааль, которые носят уже белые одеяния, но и тех должен ты привести к Граалю, которые ещё являются белыми и чёрными, так как причастны Небу и аду. Они ещё не видят Грааль, но носитель Грааля им - виден, и как тот, кто укоренён в практической жизни, они могут это воспринять". Так Парцифалю внушают: дело - в том, чтобы вверить себя Граалю через практическую жизнь. И тут одна за другой быстро разыгрываются две сцены. Одна между вестницей Грааля Кундри и Парцифалем, другая между вестником другого царства, противоположного Граалю, и Гаваном. Оба - прокляты, Парцифаль, как и Гаван, и над судьбами обоих властвует тесная связь. О проклятии Кундри мы уже слышали. Теперь выслушаем другую часть истории.

Умчалась Кундри, всё сказав,

И тут же, с виду так же прав,

Явился рыцарь на коне.

Поэт указывает на тесную связь между Кундри и этим рыцарем. Она уезжает, а рыцарь появляется. Этот рыцарь Кингримурсель. Кингрисин, его господин, говорит он, предательски убит Гаваном. Приветствуя, Гаван убил его.

Потому рыцарь вызывает его на поединок. В течение четырнадцати дней он должен предстать перед королём Аскалона в столичном городе Шампфанцон. Круглый стол - обесчещен, за Круглым столом сидит предатель.

Душевная задача Парцифаля - в том, чтобы постичь: вестница Грааля - обезображена его несовершенством. Он должен научиться переводить внешнее во внутреннее. Испытание Гавана - в обратном. Не во внешнем он должен видеть собственное существо, его обременяет деяние другого, и он должен это переносить. Позже мы узнаем, что виновный не Гаван, а пфальцграф Экунат, кто послал своей возлюбленной пса по имени Гардевиас как "дикое письмо". Экунат - брат Махауты, матери Шионатуландера. Так что он соотносится с теми людьми, которых мы нашли в тесной связи с тайнами звёздных письмен. Мы будем всё точнее понимать, что судьбы Парцифаля и Гавана объединены удивительным сходством, но также различны. Мы должны будем тут же рассказать, как Парцифаль, идущий Путём Познания, препровождается через чудовищное сомнение. Гаван не идёт Путём Познания, он идёт Путём Сердца и не становится сомневающимся, он скорее становится объектом сомнения, он - оклеветан. И теперь мы узнаём ложные обвинения против Гавана: он убил Кингрисина - это только первое обвинение в длинной цепи обвинений, которым подвержен Гаван. В Парцифале и Гаване поэт описывает лишь две полярные стороны человеческой натуры. И кто идёт в сторону Грааля, сделает открытие, что Парцифаль и Гаван ему - одинаково близки. Нельзя идти только Путём Познания, нельзя одному проникнуть в обитель Грааля. Нужно идти также Путём Сердца, Которым идёт Гаван. Нужно выдержать также приключение в Шательмарвей. Позже мы увидим, что Парцифаль и Гаван, вступая в поединок друг с другом, должны будут сказать: каждому из них кажется, что он бьётся с собой. Они представляют различные стороны человеческой натуры. Да, дальнейшее изъяснение истории Грааля нам ещё покажет, что нечто подобное относится и к Фейрефицу. Но прежде всего, последуем дальнейшему ходу повествования.

Прежде чем Парцифаль покинет Артуров двор, ему предстоит продвинуться дальше в осуществлении своей судьбы. Женившись на Кондвирамур, он сделал несчастным короля Кламида, сватавшегося к ней. Теперь он должен загладить содеянное. Он это может. Он содействует женитьбе Кламида на Кунневаре.

Кламиду отдал Кунневару,

И рад он был такому дару.

Вознаграждённый по закону,

Ей преподнёс Кламид корону.

Когда это произошло, когда Парцифаль износил ещё один клочок своей вины, только тогда он узнаёт, что продвинет его вперёд на Пути к Граалю. Как говорит Экуба фон Йанфузе, Фейрефиц, упомянутый Кундри, - брат Парцифаля со стороны отца. Она же, сообщающая ему это - дочь сёстры первой жены Гамурета.

Это известие явит своё величайшее значение, когда Парцифаль встретит Фейрефица. Парцифаль благодарит за это разъяснение и за попытку его утешить. Потом он говорит: "Я лишился душевного мира, я должен снова обрести Грааль. Как найти мне Путь, чтобы исправить незаданный мной вопрос? Как я приду к тому, чтобы помочь Анфортасу?" И тогда он говорит: "Зачем здесь мне дольше оставаться, я должен отсюда уйти". Так Парцифаль решает уехать прочь. Он прощается с Кунневарой. Он не будет больше посылать к ней рыцарей: теперь она принадлежит другому герою. Потом он прощается с Гаваном. Гаван целует его и говорит:

Я знаю, мы должны проститься,

Мой друг, ты должен в путь пуститься

Дай БОГ тебе побед в бою,

А мне - делить судьбу твою,

Чтобы ЕГО Святая Сила

Меня с тобой соединила.

А Парцифаль отвечает:

О, горе! Что такое - БОГ?

Скажи, за что такой подвох?

Когда мне так нужна подмога,

Не вижу я, где - Сила БОГА.

Я только для НЕГО и жил,

ЕМУ молился и служил,

А БОГ меня возненавидел.

За что меня так БОГ обидел?

В это мгновение Парцифаль отрекается от БОГА. Сомнение охватывает его, когда он произносит такие слова: "О, горе! Что такое - БОГ?"

Парцифаль проходит через три стадии: отупение, сомнение, Блаженство. Теперь он вступает в переживание второй стадии. Началась поэма в созвездии Близнецов, затем мы прошли по всему зодиаку, Парцифаль пересёк его в отупении. Когда его душу охватывает сомнение, поэма опять - в знаке Близнецов. Парцифаль должен вторично вступить на Путь солнечного героя на высшей стадии, когда у него в сердце сомнение. Теперь перед нами два героя, а не один. Два героя возвещают две стороны человеческого существа: Парцифаль и Гаван. Поэма будет завершена, когда к ним присоединится третий: Фейрефиц. Кунневара говорит ему последнее "прости". До сих пор Парцифаль был Красным Рыцарем, теперь он - белый. Но пока ещё - не навсегда.

Сидел, отважный, на коне,

Который был в стальной броне.

В доспехах белых был он сам.

Меч прочим не чета мечам.

Садясь на коня, он сверкает светом. Он будет носить вооружение в прозрачных алмазах, когда станет королём Грааля. А пока он должен пройти через испытания.

Изъянов нет у крепких лат,

Кольчуге радуется взгляд,

И всё на нём сверкало,

Когда бы не забрало,

Почти готов торжествовать,

Решился бы поцеловать

Он деву Кунневару,

Но сладостному жару

В душе противится герой,

Перед разлукой сам не свой.

Парцифаль уезжает, и в сердце у него - самоотречение, в сердце у него - печаль, в сердце у него - сомнение. Все три сопутствуют ему. А поэт высказывает знаменательное слово, говоря:

Сын Гамурета едет смело,

Как приключение велело,

И не совсем уже о нём

В дальнейшем речь мы поведём.

А кто до рыцарства охоч,

Тому придётся превозмочь

Свой вкус изысканный, когда

Душа заблудшая - горда.

И так, поэт полагает: кто читает его поэму поверхностно, может подумать, что в дальнейшем речь о Парцифале не пойдёт. Но кто читает с более глубоким пониманием, тому не стоит упускать из виду, не откроется ли ему, что в так называемом эпизоде с Гаваном речь также идёт о Парцифале. Куда ведёт путь, поэт намекает нам, когда рассказывает, какие множества, не жалея усилий, стремятся к цели, к замку Шательмарвей. Там был побеждён грек Клиас. Его свалил тюрковит. Поэт может поведать и о четырёх королевах в замке. Мы узнаем так же, как четыреста дев удерживаются там властью волшебника. Кто освободит их? В повествовании слышится сага о Шательмарвей. Это противоположность повествованию о Граале. Всё в Шательмарвей - полярно обители Грааля. Обитель Грааля трудно найти. В обитель Грааля трудно войти. Из Шательмарвей трудно выйти. Вот - различие.

И поэт повествует, как разделяются герои: Артур отправляется в Каридель, Кунневара с Кламидом - в Брандиган, Йешута и Орилус - туда же в угоду Кламиду. Этим завершается шестая авантюра.

VII. В седьмой авантюре мы должны осознать, что мы в определённом смысле начинаем вновь проходить по всему кругу повествования. Но не в аспекте Парцифаля, а в аспекте Гавана. Поэтому поэт говорит:

Гнал Парцифаля горький стыд,

В его душе печальной скрыт,

И в приключении другой

Представлен будет вам герой,

Гаван, который не один,

Хоть настоящий господин

Повествованья Парцифаль...

И так, Гаван отправляется на поиски приключений. У него сорок дней времени. Вот - срок, назначенный ему, чтобы он прибыл для поединка с Кингримурселем. Кажется, поэт повествует о второстепенном. Он подробно описывает нам лошадь, на которой едет Гаван. Но в ходе повествования мы увидим, как существенно привлечь внимание к лошадям, на которых Гаван и Парцифаль скачут в различных местах поэмы. А именно Гаван ездит на коне Грааля. Лэхелин завладел этим конём на озере Брумбане. Конь принадлежал рыцарю Грааля, которого он убил. Орилус, брат Лэхелина подарил его Гавану. У этого коня были красные уши, и звался он Грингульет. У Гавана есть и другие кони. Одного мы знаем только по имени, он зовётся Инглиарт короткорукий. Этот конь - не конь Грааля, позже Гаван расстанется с ним, и он станет конём Парцифаля. Но и у Грингульета свои особенные судьбы, и мы ещё услышим, как он будет потерян Гаваном и в подходящее мгновение чудом снова окажется у него во владении. На всё это следует обратить внимание, чтобы не упустить в своё время.

Продолжая путь, Гаван встречает войско. Это войско ведёт Мелианц, король Ли против Липпаута, своего воспитателя и ленника, чтобы осадить крепость Борош. Дочь Липпаута, прекрасная Оби, любит Мелианца, но отвергла дань его любви. В войске Мелианца, короля Ли, находится Пуадиконйонц, король Гросса, отец Мелиаканца. Этого Мелиаканца мы уже знаем (это своего рода повтор всей поэмы) с самого начала. Тогда мы слышали, что Парцифаль вырастает в лесном уединении вдали от любого рыцарства. Но однажды он встречает трёх рыцарей, преследующих другого рыцаря: он похитил женщину. Рыцари-преследователи спрашивают Парцифаля, не видел ли он похитителя. Тот принимает рыцаря в сверкающих доспехах за БОГА. Эти рыцари и преследовали тогда того Мелиаканца. Парцифаль в начале своих приключений встречает преследователей Мелиаканца. А Гаван в начале своих приключений встречает войско, и в этом войске - Мелиаканц. Об этом Мелиаканце поэт говорит:

Был настоящим он поганцем,

А звался он Мелиаканцем.

Он похищал девиц и жён

И ради них лез на рожон,

Как делать не пристало.

Убить за это мало.

Далее поэт высказывается ещё отчётливее:

Он рыцарем отважным был,

В бою являл он редкий пыл,

Но таково уж естество:

За поросёнка своего

Дерётся свиноматка,

Порой геройство гадко.

Гаван вступает в разговор с оруженосцем. Тот рассказывает ему, по какой причине войско выступило на Борош. Король Шот, отец Мелианца, созвал к своему смертному одру своих князей и попросил князя Липпаута, воспитателя своего сына, взять на себя правление, а мальчика принять к себе в дом. Там мальчик, будущий властитель, знакомится с дочерью Липпаута Оби. Он склонял её к любви, а она отказала ему, хоть и любила его. Разгневанный этим, он осадил крепость и начал войну со своим учителем и опекуном. Мы оказались в необъятной области. Здесь мы находим людей, допускающих насилие против женщин, других, восстающих против своих воспитателей, короче, здесь царит необычное настроение. Если это делается осознанно, сразу же распознаётся относительная близость Шательмарвей. Гаван приведён в эту область, чтобы показать, может ли он пройти сквозь неё, оставшись чистым и благородным. Таково - испытание, которое ему предстоит. Гаван мог принять одно-единственное решение. А именно "пройти сквозь", проехать сквозь все эти отряды и предложить свою помощь осаждённым в городе. Очевидно, на их стороне мораль и право. И Гаван обращается к городу.

Он думал: "Мне ли угрожать!

Убытка бы мне избежать!

Быть лучше в городе, чем вне.

Там даже светит прибыль мне.

Каков итог подобной пробы?

Не упустить мне своего бы!"

Гаван, подобно купцу, думает об убытке и прибыли. Но он отличается от купца, когда говорит: главное для него - не прибыль. На городской стене - дочери князя Липпаута: Оби, старшая, и Обилот - она ещё дитя. Оби говорит матери: "Смотри, мама, вон купец". Это - не так, это - клевета. Ибо Гаван - рыцарь. Но доля правды в этом есть, ибо только что Гаван думал о прибыли и убытке. Но даже в этом Гаван - не купец, ибо он не хочет прибыли. Но с клеветой всегда так, она - неистинна, но цепляется в душе за что-то, подвергающееся клевете. Такой опыт предстоит Гавану.

Младшая дочь, Обилот, говорит:

Купцом его не назвала бы.

Он - мил и очень он хорош,

Как видно, рыцарь из вельмож.

Старшая дочь измышляет всё новые клеветы. Через некоторое время она говорит, когда младшая продолжает его хвалить:

Себя бы так я не роняла.

Под липами сидит меняла

И получает свой барыш.

Напрасно ты, сестра, дуришь.

Твой рыцарь - истинный торгаш

И сам себе надёжный страж.

Гаван слышит это. И поэт описывает нам, что происходит в городе, где готовятся выдержать осаду. Потом он в своём повествовании возвращается к Оби и сообщает нам, что она послала к бургграфу Шерулесу вестника, призывая к бдительности: в город, мол, закрался мнимый купец.

Шерулес говорит в ответ:

"Предотвратить готов я вред".

Но когда бургграф встречается с Гаваном, он - так очарован его явлением, его светлым ликом, что говорит: "Господин, вы - наш гость. Нам было невдомёк, что давно следовало вас принять с честью". Однако Оби - недовольна, она говорит отцу, что в городе - фальшивомонетчик. Поэт подчёркивает:

Безвинен господин Гаван,

Так что претит ему обман.

Есть кони у него и злато.

Так что клевета преследует свою цель: завладеть имуществом Гавана. Можно было бы сказать, что это - не совсем понятно. У дочери князя, казалось бы, коней - достаточно. Но говоря так, забывают, что у Гавана - конь Грааля, вот чем вызваны клеветы. Шерулес отвергает их. Смеясь, он говорит:

Молва такая явно лжива.

Кого-нибудь влечёт нажива,

Но всё, что слышал я, - навет.

Вины на нашем госте нет.

Там мы узнаём, как многочисленны испытания, сквозь которые проходит Гаван. Как рыцарь младшей дочери Гаван сражается на стороне осаждённых. Эта младшая дочь Обилот предлагает ему свою любовь. Он отвечает:

Я верности вам не нарушу,

Вам службу посвящу и душу,

Но торопиться нам не след,

И ждать придётся нам пять лет,

(она ещё слишком юная)

Хоть втайне, может быть, и жаль,

Но вспомнил он, как Парцифаль,

Оставив БОГА, растерялся

И женской лишь любви вверялся,

Так посвящает между тем

Гаван копьё, и щит, и шлем

Несовершеннолетней деве.

Ведь Парцифаль, отрекаясь от БОГА, сказал Гавану:

Друг, если ты вступаешь в бой,

Уверься, что Любовь с тобой

И если женщина - чиста,

Твоя бесспорна правота.

Женская доброта -

Другого нет оплота.

Можно представить, что Гаван переживает слова Парцифаля как вдохновение, возникающее в нём, так что он - послушен ему. Гаван становится рыцарем Обилот. Вопрос только в том, что подарить ей, до сих пор у неё были только куклы. И тут появляются примечательные стихи, а именно сказано:

... Князь Липпаут в горах увидел:

Две дамы едут, где же - свита?

Обилот и с ней Клаудита.

Как тут ему не удивиться?

Он просит их остановиться.

И так, Клаудита, дочь бургграфа Шерулеса, сопровождает Обилот. Только случайно ли она зовётся Клаудита, как возлюбленная Экуната, за чьё деяние (убийство Кингрисина) привлекается к ответственности Гаван? Обилот сообщает отцу, что за неё будет биться Гаван. Она дарит ему рукав своего одеяния как герб для его щита. И тут выясняется, что в другом войске - снаружи, вдруг всплыл непобедимо отважный герой. Везде, где бы он ни появился, победа склоняется к нему.

А тот герой был в красном весь.

Он звался Безымянный,

Неведомый, хоть рьяный.

Далее поэт скажет:

Там был ещё один герой,

Защитник юной Обилот.

Был с виду красен рыцарь тот.

Служа искусству боевому,

Не уступал один другому.

Этот Красный Рыцарь - Парцифаль. Как легко могло случиться, что они столкнулись бы в битве, не узнавая друг друга. От этого их предохранила благая судьба. Примечательно, что Красный Рыцарь - во внешнем войске, среди неправых, а во внутреннем войске Гаван. Он сплотил это внутреннее войско, служа Обилот. А это произошло, когда он выполнял пророческий завет Парцифаля. Не борется ли Парцифаль против того, кого он выставил противником себе? Парцифаль совершил великие подвиги. Он захватил много пленных. Среди них король Лиривуана Ширинель, брат короля Авендруана, а также герцог Бревигариесса Маранглис. Он посылает их в город, чтобы обменять на Мелианца, взятого в плен Гаваном. Парцифаль говорит пленным, что они должны ехать в город и освободить Мелианца.

Пусть Мелианца вызволяют...

Так поступает Парцифаль,

Которому Грааля жаль,

Хоть рыцаря на этот раз

Уже заботит Анфортас.

Не причиняя им обид,

Так Рыцарь Красный говорит:

Коль вам посмеют возражать,

Путь нужно в Перлапер держать.

Там защищайте королеву...

Теперь он посылает побеждённых рыцарей не к Кунневаре, а к Кондвирамур и велит сказать ей, как дорог ему Грааль и её любовь. Пленные уезжают. Когда отпущенные рыцари уезжают, Парцифаль обращается к оруженосцу и говорит: "Мне не нужно никаких приобретений, прошу только подарить мне коня, так как мой - ранен". И ему дарят коня, который убежал от Гавана: этот конь - Инглиарт короткоухий. Так совершается примечательное: Парцифаль ездит на коне Гавана. А следующие приключения приведут Гавана к тому, что он будет искать Грааль для Парцифаля. Герои будто поменялись определёнными силами. Но Гаван отделяет рукав от щита и отдаёт его Клаудите. Она должна вернуть его Обилот.

Поэт повествует далее, как возвращаются рыцари, ездившие в город освобождать Мелианца из плена по поручению Красного Рыцаря. Из их рассказа Гаван узнаёт, под каким гербом выступает Красный Рыцарь. Кроме того, он слышит, что Красный Рыцарь поручил им помогать ему в поисках Грааля. Отсюда Гаван узнаёт, что Красный Рыцарь - Парцифаль.

Глаза возвёл он к небесам

И БОГА возблагодарил

За то, что БОГ их умудрил

И Милость им явил СВОЮ,

Не дав им встретиться в бою,

Для них надёжнее брони

То, что не узнаны они.

Пленного короля Мелианца Гаван подарил Обилот, а та подарила его своей сестре Оби. Таким образом, война может завершиться миром, так как Оби и Мелианц помирились.

Обоих госпожа Любовь

Соединить сумела вновь,

Союз восстановила

И верность обновила.

Так всё заканчивается всеобщим примирением. К огорчению Обилот, Гаван объявляет ей, что должен уехать. Обилот просит его взять её с собой.

Хоть сердце девы жаль терзать,

Гаван ей должен отказать.

Сказав прощальные слова,

Мать удержала дочь едва.

И Гаван уезжает с печалью в сердце.

Рассмотрев всё это приключение, мы убедимся, что оно - поучительно. Не одна загадка возникает перед нами. Как понять, что здесь - два войска: внутреннее, отстаивающее право и благонравие (в этом войске Гаван), и внешнее, где налицо - неправда и разнузданность, с этим войском заодно Парцифаль. Как понять, почему Парцифаль - на его стороне? Правильное истолкование такого события имеет решающее значение.

При неоднократных попытках осознать это, мне открылось следующее. В своём душевном странствии Парцифаль вступает в царство вожделения. Он должен пересечь это царство. Но он должен при этом выбрать не тот путь, что выбрал Гаван. Гаван противостоит злу и борется с ним, а путь Парцифаля - иной. Он должен связать себя со злом и стоять на стороне зла, но оборачивая всё к Добру. Парцифаль идёт трудным путём. Путь, которым идёт Парцифаль, я хотел бы охарактеризовать в одном образе. Дракона можно победить двумя способами. Борьбой снаружи или изнутри, когда позволяешь ему проглотить себя и затем внутри его организма разворачиваешь силы, преображающие его. Последнее есть манихейская мысль. Чтобы победить злое, становишься злым, используешь злые средства. Но если мир света будет проглочен миром тьмы, дракон тьмы будет просвещён изнутри. Это последнее мне и представляется путём Парцифаля. Вряд ли каким-нибудь другим способом можно объяснить, почему Парцифаль воюет на противной стороне. К такому толкованию приводит в особенности то обстоятельство, что, в то время как Гаван поставлен перед решением, соединиться ли ему всецело с внутренним войском, он вспоминает слова Парцифаля, пророчески давшего ему решающий совет. Испытание, которому подвергся Парцифаль, заключается в том, чтобы доверять голосу Парцифаля больше, чем видимости, которую Парцифаль мог бы явить ему на противоположной стороне. Мы увидим в дальнейшем, что Парцифаль участвует во всех приключениях Гавана, но таинственным образом, и шаг за шагом мы убедимся в этом. Так что не может быть речи о том, что приключение Гавана - лишь вставка, не относящаяся к целому.

В повествовании о седьмой авантюре между Гаваном и Парцифалем устанавливается примечательная связь. От Гавана убежал конь, по имени Инглиарт, а этот конь - как говорит поэт в начале восьмой авантюры - обладает всеми превосходными свойствами, которыми наделены другие кони в Таброните. Табронит - город, где исполняется каждое земное желание. Этот конь пойман, и Парцифаль выбрал его себе как военную добычу. И так, он ездит на коне Гавана. Правда, оба противостояли в бою, но благая судьба предохранила их от столкновения друг с другом. И всё-таки Парцифаль в определённом смысле отнял коня у Гавана. Мы знаем, что с тех пор как Гаван освободил Парцифаля от его сновидения, прикрыв шёлковым платком капли крови, Парцифаль стал зависим от Гавана. Куда бы ни направлялся Гаван, Парцифаль сопутствует ему. Неосознанно он следует за ним издали. Частями отвоёвывает он заново свою свободу. А пока ему достаётся конь Гавана. Гаван приведён этим в смущение, так как близится срок поединка с Кингримурселем, а сразу же в начале восьмой авантюры поэт упомянёт об этом и подчеркнёт, что в этом бою Гавану будет не хватать его коня. А Гаван отправляется в путь в землю Аскалон в город Шампфанзун. Он должен проехать через высокие горы и болотистые земли. Наконец, он приезжает туда, где король Вергулахт ездит на своём испанском скакуне. Этот король Вергулахт - сын убитого Кингрисина и Флёрдамур, сестры Гамурета. Так что мы имеем дело с ближайшими родичами Парцифаля. Вергулахт - его двоюродный брат. Поэт подчёркивает в этом месте происхождение от Мазадана с горы Фаморган, ибо, говорит он, Мазадан происходит от фей. И так, мы попали в область, откуда происходит род Грааля. Важно это подчеркнуть, ибо здесь мы встречаемся с нравами, наводящими на мысль, что мы имеем дело с родом Грааля. Поэт придаёт значение тому, чтобы внушить это нашему сознанию. Моральное состояние короля Вергулахта проявляется в ситуации, в которой застаёт его Гаван. Король попадает в болото, следуя за посланным им соколом. Он так глубоко завяз в болоте, что даже потерял коня, а его одежды так пострадали, что остаётся только подарить их сокольничим. Не примечательная ли такая ситуация? Не произошло ли только что с Гаваном то же: он потерял коня, который достался Парцифалю, чья душа представлена в образе сокола? Мы помним, что пережил Парцифаль, увидев три капли крови. Гаван появляется в то мгновение, когда король отдаёт своим сокольничим свои одежды. Поэт предуготовляет нас к тому, что мы услышим дурные вести. Он говорит нам:

Повествование прерву,

Чтоб вам дальнейшие реченья

Не причинили огорченья.

Потом он всё же решается повествовать дальше. Король спрашивает Гавана, ехать ли ему дальше или он должен, приняв гостя, возвратиться домой. Гаван отвечает, что король может поступать, как ему заблагорассудится. И король говорит: "Поезжайте один в Шампфанзун, где обитает моя сестра. Она красавица, она ублаготворит вас вместо меня".

Приехать раньше я бы мог,

Но пусть приеду я не в срок.

С моей сестрой в её стране

Не вспомните вы обо мне.

Уже из этих слов ясно, что Гавану предстоит пройти через искушение. Мы можем предположить, что в основном он выдержит это испытание, но из немногих оплошностей, закравшихся всё же к нему в душу, возникает чудовищная клевета. В дальнейшем поэт ещё покажет нам, как малейшая погрешность искателя ДУХА, пусть даже только в мыслях, достигает чудовищных измерений и обрушивается на него чудовищной клеветой.

И вот повествуется, как приветливо был принят Гаван королевой Антиконией. Королева - необычайно красива. Гаван добивается её любви:

А речь их сладостна была,

Но всею силой слова

Её молил он снова

И вновь, и вновь, но каждый раз

Он слышал от неё отказ,

Не рад подобной незадаче.

"Ответить не могу иначе, -

Ему красавица твердит. -

Вам разуменье не вредит,

Я брату моему - послушна,

И вас я приняла радушно.

Вам недостаточен привет?

Но пусть мой дядя Гамурет

Анфлизой принят был сердечно,

Но так ли, сударь, безупречно?

Кто из достойнейших господ

Таких сподобился забот?

Ведь я не знаю толком, кто - вы,

Тогда как вы уже готовы

Потребовать моей любви".

Гаван отвечает королеве, что он готов открыть ей своё происхождение: он - сын брата сестры своего отца. Этим ничего не сказано, кроме того, что у отца Гавана была сестра. Так что он скрывает от неё свою родословную и только добавляет:

Вы подарите мне любовь

И убедитесь, что мой род,

Как ваш, с блистательных высот,

И значит, с вами наравне

Идти по жизни можно мне.

Хоть здесь речь и идёт о шутке, мы хотели бы заметить, что Антикония происходит из рода Грааля, а Гаван - из рода Артура. Гаван сопоставляет оба рода как равные. А поэт описывает, как оба остаются порознь, и взаимная любовь причиняет им лишь страдание. Но между ними ничего не происходит, хоть Гаван и обнимает Антиконию. В этот момент рыцарь подходит к двери, и поднимает в замке тревогу, крича, что Гаван хочет изнасиловать дочь их господина. Клевета состоит в том, что порыв Гавана - может быть, уже внутренне подавленный - выдаётся за деяние. Снова и снова поэт убеждает нас: человек, стремящийся к Духовному, должен быть настороже. Даже те его вожделения, которые он вытеснил, в которых он себе отказал, оказывают своё действие. Чтобы предостеречь его от этого действия, мудрая судьба навлекает на героя клевету. Гаван и Антикония, сопротивляясь, отступают в башню, и он защищается шахматной доской, а она - гигантскими шахматными фигурами, которые она мечет в рыцарей. Приключение завершается тем, что король Вергулахт возвращается и хочет выступить против Гавана. Поэт сожалеет, что предок Вергулахта Гандейн (он король Анжу, дед Парцифаля) пострадает, ибо Вергулахт нарушает закон гостеприимства. И происходит нечто примечательное: ландграф Кингримурсель, вызвавший Гавана на поединок в Шампфанзун, вдруг выступает как защитник Гавана, так как он обещал Гавану безопасность вплоть до поединка. Его честь не допускает нападения на безоружного Гавана. Он бросается к Гавану в башню и защищает его. Так что король противостоит своему ландграфу, а дружина короля отказывается выступить против собственного ландграфа.

Вы, государь, над нами - властны,

Однако же мы не согласны

С ландграфом нашим воевать.

Вам с ним не стоит враждовать.

С ним обойдитесь честь по чести...

И они перечисляют, почему так поступать не стоит. Во-первых, речь идёт о госте и следует уважать право на гостеприимство. Далее Кингримурсель - ближайший родич Вергулахта. Так что они предлагают перемирие. Далее они напоминают королю, что Антикония - не виновата в том, что она - его сестра и что он прислал к ней Гавана.

Мир заключает с ним король,

Чтобы за это посещенье

Отцу не угрожало мщенье,

Гаван отнюдь не виноват,

Виновен гордый Экунат...

Невинность Антиконии тоже подтверждается. Вергулахт вынужден выслушать ландграфа, взывающего к его совести. Не годится, таким образом, нападать на Гавана, которому обещана безопасность до боя с противником один на один, он, ландграф Кингримурсель, чувствует себя ответственным за это. И мы доходим до примечательнейшего места. А именно Вольфрам говорит вдруг о своём таинственном источнике, о Киоте. Можно было бы ожидать, что он с большой торжественностью укажет на этот таинственный источник - что он упомянет его здесь в этой связи, невозможно было предвидеть.

Тогда, дальнейшее суля,

Явился воин короля.

Тот воин - Лиддамус, и нам

О нём Киот поведал сам.

Киот, который славно пел,

В своём искусстве преуспел,

Песнь мудрым словом подкрепляя,

Нам радость предуготовляя,

Был провансальцем сей Киот,

Он сделал точный перевод

С арабского о Парцифале.

И по-французски прочитали

То, что я тщательно потом

Немецким передал стихом.

Кто же такой - этот Лиддамус? Почему его имя приводит к имени Киот? Читая, как он представлен поэтом, можно подумать, что Лиддамус - велеречив и только произносит громкие слова, но мало что делает. Теперь этот Лиддамус говорит о необходимости мстить Гавану, убийце Кингрисина. Кингримурсель отметает это:

Достопочтенный Лиддамус!

Нам гостя нашего от вас

Пришлось бы защищать сейчас,

Когда б ему вы мстили

И вряд ли бы простили,

Но до сих пор мы не видали,

Чтоб вы в сраженьях побеждали.

Отнюдь не склонны вы к войне.

Вам бой претит, сдаётся мне.

Таким образом, Вольфрам фон Эшенбах обращает наше внимание на то, что Киот указывает на говорящего много, а делающего мало. Хочет ли поэт сказать, что Лиддамус говорит слишком много и он не хочет уподобиться ему, выбалтывая лишнее. Не знаю, но очевидно одно: о Киоте он сообщает нам немногое. К вопросу о Киоте нам предстоит ещё вернуться. Но если он писал о Лиддамусе, значит, - поскольку Лиддамус живёт при дворе Вергулахта, - Киот занимался кругом людей, к которому принадлежат Врегулахт, Антикония, Кингрисин, Флёрдамур, Гамурет, ибо все они - в близком родстве. Нам будет определённо сказано в другом месте: он занимается родом Грааля. Поединок Кингримурселя с Гаваном отсрочивается на год. Что Гаван невиновен, читатель узнаёт лишь из беглого замечания поэта. Для действующих лиц его невиновность ещё не обнаружилась. Поединок должен состояться через год в Барбигеле перед королём Мелианцем. Тем, что король Мелианц назван, восьмая авантюра связывается с седьмой. Мы знаем короля Мелианца, супруга Оби, из седьмой авантюры. Лиддамус произносит речь, которая показывает: он - осведомлён о родстве короля. Он упоминает между прочим Гандейна, Гамурета и Галоеса. При этом он подчёркивает, что бой - не его дело:

От вас я, господа, не скрою,

Что вовсе я не склонен к бою.

Он не хочет быть воинственным Вольхартом, выступающим в "Песни о Нибелунгах", скорее он предпочёл бы уподобиться Румольду, повару бургундов, отговаривавшему короля Гюнтера от поездки к Аттиле. Так что можно увидеть: Лиддамус не то чтобы труслив, он не воюет из принципа. Так что, по-видимому, Киот пишет о рыцаре, который не хочет сражаться. Может быть, потому кое-кто считал этого рыцаря пугливейшим из людей, хоть он таким и не был. Однако Лиддамус советует за деяние Гавана мстить мечом. Тут Вергулахт рассказывает историю: в лесу, в Лектрамрейсе ему встретился рыцарь и победил его, но подарил ему жизнь с условием, что он даст обет искать для победителя Грааль. И он поклялся сделать это в годичный срок. Если это не удастся ему, он должен был отправиться к королеве Пер-лапейра, к Кондвирамур, и представиться ей как побеждённый. Тогда Лиддамус вновь берёт слово и предлагает, чтобы Гаван выполнил задание, возложенное на Вергулахта. Гаван должен был искать Грааль для Вергулахта. Тут круговорот замыкается. Парцифаль ездит на коне Гавана, а Гаван должен выполнить задание Парцифаля. Что-то таинственное царит между ними. И Лиддамус сообразно своей натуре превращает поединок на мечах в поиски Грааля. Киот писал, должно быть, о таком рыцаре, который за мир, а не за меч.

Раздор так прекратился,

И в путь Гаван пустился,

Как будто бы всё нипочём,

Лишь бы добыть Грааль мечом.

Что Грааль нельзя завоевать, этого разглядеть в то время героям не дано. Пока ещё рассказывается, как Гаван пирует с Антиконией и с другими. В этом месте Вольфрам снова ссылается на Киота и повествует, как опечален Гаван: прощание с Антиконией для него - мучительно, но и ей - не лучше. Гаван отбывает, благородная королева поцеловала его. На Грингульете, коне Грааля, Гаван уезжает один искать Грааль. Этим завершается восьмая авантюра.

IX. Девятую авантюру Вольфрам начинает удивительными стихами. Госпожа Авантюра, переживаемая как душевное существо, стучится в сердце поэта.

"Открой!" - "Вы - кто?" - "Имей в виду:

Так в сердце я к тебе войду".

"Но в сердце у меня так тесно!"

"Вмещусь ли в сердце, неизвестно,

Но жаловаться не придётся

Тому, кто этого дождётся".

"Вы - Авантюра, госпожа?"

Здесь повествование доходит до сердца. После долгого времени повествование возвращается к Парцифалю. Нам сказано, что он перенёс много приключений, в седле, на корабле, в море. О них, правда, не рассказывается. Я задал однажды доктору Штайнеру вопрос: "Что это за приключения, которые упоминаются, но о которых поэт не рассказывает?" Доктор Штайнер ответил: "Это - чистые имагинации, без соответствия в физическом мире. О тех приключениях, для которых в физическом мире имеется коррелят, Вольфрам фон Эшенбах рассказывает подробно, другие он утаивает, только упоминая их". Это - важное указание. Ибо к таким приключениям относится и то, при котором у Парцифаля разбивается меч. Вольфрам фон Эшенбах говорит об этом:

Дар Анфортаса странный,

Меч, при Граале данный,

За свой он поплатился взмах.

Скрепил его ИСТОЧНИК Лах.

Меч наилучщий снова цел,

Чтобы владел им тот, кто - смел.

Поэт Альбрехт фон Шарфенберг рассказывает нам кое-что об этих приключениях. Парцифаль побывал в Румынии, в Каппадокии, в Азии. Наконец, он попал в Флордибаль, где правят король Флордипринц и госпожа Альбафлора. Их дочь Флорами. Фримутель, брат Анфортаса, любил её и пал за неё в бою. Парцифаль хотел отомстить за него, и в этой битве у него разбился меч. Он сражался после этого мечом Итера. Потом он поспешил в Карнант. Там у ИСТОЧНИКА он произнёс заклинание, которому его научила Сигуна. Тогда меч снова стал целым. Парцифаль, однако, не оставил его себе, а подарил графу Экунату. Это тот, кто убил Кингрисина и ему принадлежал Гардевиас. Теперь ему принадлежит ещё и меч Грааля. Он - важная и значительная личность. Нам рассказывают, что Экунат превратил меч Грааля в меч отмщения Орилусу за горе Сигуны. Сигуна вскоре умрёт в лесу. У неё из уст и из уст Шионатулаидера вырастут две лозы и переплетутся между собой. Потом Экунат убьёт Орилуса, и он будет похоронен в замке Прурин. А Йешута постриглась. Об этом рассказывает в своём "Титуреле" Альбрехт фон Шарфенберг.

Поведав, как был разбит и восстановлен меч Грааля, Вольфрам фон Эшенбах добавляет к этому стих:

Тот - грешен, кто не верит в это.

Мы не преминем на этом месте указать на огромное значение графа Экуната. История его времени получает через него особый отпечаток. Он обладал звёздным письмом, он обладал мечом Грааля, он теснейшим образом связан с Парцифалем. Гаван должен пострадать за него невинно. Он должен быть главным лицом. Исторически он определяется сведением, что он убил Орилуса. Он должен соприкоснуться с потомками Гандейна из Штайермарка и Каринтии.

Согласно описанию Вольфрама фон Эшенбаха, Парцифаль встречает Сигуну, которая вскоре после этого умирает. Шионатуландер уже - погребён. Сигуна скорбит у его гроба. Парцифаль направляется к скиту. Никакой путь не ведёт туда. Парцифаль едет среди высоких утёсов. Его конь - совсем близко от скита. Парцифаль направляет его на нетронутую траву. Заметив, что в скиту женщина, он устыдился своего приближения, сошёл с коня и привязал его. Меч он сложил тоже. Сигуна носила маленькое колечко с маленьким гранатом, сверкавшим в темноте, будто от него отлетают огненные искры. На голове у неё была чёрная повязка. Парцифаль сел на скамейку у окна. Он попросил её сидеть и не выходить, затем он обращается к ней с вопросами, не узнав её, и выражает своё удивление, найдя её в такой глуши в одиночестве. И она рассказывает, что каждую субботу, в день Сатурна, вечером появляется вестница Грааля Кундри, волшебница, и привозит ей пищу на неделю. Парцифаль спрашивает её о кольце, ведь скитницы не вступают в любовные союзы. Тут она отвечает, что она - чиста, что она скорбит о человеке, который так и не сподобился её любви. Орилус убил его в битве. Но её верность пересиливает смерть. Она чувствует, что перед БОГОМ связана с ним браком, хоть и не была с ним обвенчана. Так Парцифаль распознаёт Шионатулаидера и Сигуну. И она узнаёт его, глянув ему в лицо и восприняв его черты сквозь железную решётку. Тогда она спрашивала его о Граале: постиг ли он его силу, нашёл ли Путь? И Парцифаль жалуется на своё горе. Его забота - о Граале и о прекраснейшей госпоже. К Граалю он не вернулся, Пути не нашёл. Он просит у неё совета. И она советует ему: поезжай по следу Кундри, вестницы Грааля. Недавно она была здесь. На земле ещё - свежи следы, оставленные мулом. У источника между расселинами в утёсах имеет она обыкновение привязывать мула. Парцифаль принимает её совет, но след исчезает. Ему снова кажется потерянным Грааль.

Встреча с Сигуной всегда означает для Парцифаля частичное самопознание. Он выучился многому. Волшебница Кундри кажется ему достойной поисков. Он находит её след. Он ищет то, что причинило ему боль. Он научился любить сердечное горе, но конечного пути он ещё не находит. Чего-то ему ещё не хватает. Он едет и по пути встречает рыцаря. Тот останавливает его, говорит ему, что он - поблизости от Монсальвеша, где никому не дозволено ездить с оружием. Оба пришпоривают коней для поединка. Парцифаль выбивает рыцаря из седла. Он обрушивается под откос. Конь Парцифаля тоже падает и рушится вниз. Парцифаль хватается за сук и спасается. Так погибает Инглиарт, конь Гавана. То, что это происходит, должно что-то означать. Парцифалю предстоит пересесть на коня, предназначенного рыцарю Грааля. Теперь и он, как его друг Гаван, чей конь Грингульет, ездит на коне Грааля. Не следует считать это обстоятельство побочным. Этот конь, потому, что он - конь Грааля и знает дорогу, приведёт Парцифаля к Тревриценту.

На этом коне Парцифаль продолжает путь. Проходит несколько недель, и однажды утром выпал снег. Парцифаль приезжал к Сигуне в день Сатурна. Сатурн действует и теперь. Омрачённый до смерти, Парцифаль едет в снегу, холод пронизывает его. Тут он встречает старого рыцаря, его зовут Кахенис. Рыцаря сопровождает жена и с ней - две девы. Рыцарь удивляется, почему Парцифаль вооружён в такое святое время. Парцифаль отвечает:

Я, господин, утратил счёт

Неделям, как и дням в году,

И с временем я - не в ладу,

Не ведаю, что за число

С днём нынешним сюда пришло,

А я, хорош - я или плох,

Служил ТОМУ, ЧЬЁ имя БОГ.

Быть может, я и впрямь дурной.

ОН посмеялся надо мной.

ОН помогает, говорят,

Но лишь другим, а мне навряд.

Никто не может прийти к Граалю, не постигнув тайн времени. Кронос (Сатурн) открывает их. Старый рыцарь напоминает Парцифалю: сегодня Страстная пятница. Железного одеяния, которое носит он, не подобает носить в такой день. Он говорит о Покаянии. Но дочери говорят: не брани его, лучше помоги ему, чтобы он согрелся в такой холод. Как он должен мёрзнуть в своём железном платье! Парцифаль тронут их просьбой, но не решается присоединиться к ним. Он - в седле, они - пешие, одно к другому не подходит. Он прощается и скачет, скачет по следу пути, которым шёл Кахенис. И тут из рук Парцифаля выпадают поводья, в отчаянье он ломает руки у себя над головой и призывает Высшего ПОМОЩНИКА из одиночества своей души.

И вспомнил он душою сирой,

Кто всеблагой СОЗДАТЕЛЬ мира,

ЧЬЯ Творческая Сила

Доселе мир творила.

Воскликнул: "В горести моей

Меня ТЫ, БОЖЕ, пожалей!"

Так молится Парцифаль и у него вырываются слова:

Теперь, когда я так убог,

Один лишь БОГ бы мне помог.

Так он говорит из одиночества своей души. Теперь впервые чувствует он, сын Герцелойды, скорбь во всей её силе, и пока он ломает себе руки, конь начинает скакать рысью. Поводья не сдерживают его, Путь для него - привычен. Он знает свой Путь, он бывал здесь часто. Это же - конь Грааля. Он стремится к ИСТОЧНИКУ Блага, к месту, где Парцифаль подтвердил клятвой невинность Йешуты.

И он поводья натянул.

Они ушей коня касались,

А шпоры между тем кусались.

Вблизи ИСТОЧНИКА блуждал,

Где Орилусу клятву дал.

Там праведный жил Треврицент...

Парцифаль попадает в обитель отшельника. Конь выносит его к утёсу, выносит его туда, где обитает человек, от которого Парцифаль может узнать тайны Грааля. Здесь на этом месте мы тоже узнаем эту тайну.

Кто до сих пор меня корил,

Зачем я эту тайну скрыл,

Теперь возвеселится

И перестанет злиться.

В повествовании свой ход,

И мне молчать велел Киот.

Он Авантюре был послушен,

Наказ которой не нарушен.

Что вам открыть на этот раз,

Подсказывает мне мой сказ.

И теперь поэт говорит о своём источнике, о Киоте. Он говорит о нём в том месте повествования, где Парцифаль приводится к Тревриценту. Впервые поэт упоминает Киота, когда Гаван препровождён к потомкам Гандина Анжуйского, теперь он говорит о нёт вторично, упоминая Треврицента. Он повествует:

У Рохаса бывал я сам,

Искал я приключений там,

Где ветреники мне встречались,

В бой, поднимая копья, мчались.

Путь из Севильи на Сицилию,

Облюбовав себе флотилию,

Через Фриули до Аглай,

Ах, ах, ах и ай, ай, ай,

Держал я, так что, наконец,

Мне повстречался твой отец.

В Севилье свой приют походный

Сей анжувенец благородный

Обрёл тогда на время...

Киота нужно искать там, где проходят связующие линии из Штайермарка через страну франков в Севилью.

Нашёл в Толедо мастер Киот

Книгу, где речь о Граале идёт,

Чью тайну разглядите

В арабском алфавите,

Читать который тяжело.

Магическое помогло

Киоту посвященье,

Но также и крещенье.

Не каждому сноровка дана

Вникать в языческие письмена,

Но мощь Грааля - такова,

Что в ней - особенные слова.

И так, мастер Киот нашёл в Испании, в Толедо книгу, написанную по-арабски, и в ней содержалась история Грааля. Мастер Киот был христианин, а то, что лежало перед ним, не было христианским.

Флегетанис, язычник, был

Не чужд искусств и Высших Сил,

Имел видение времён,

Как предок его Соломон.

Он родом был израелит,

Крещенье - наш от ада щит,

Так что Флегетаниса жаль.

Он первым описал Грааль,

Язычник истый по отцу,

Он, поклонившийся тельцу,

Как будто это вправду БОГ...

Тут возникает вопрос: кто - Флегетанис? Флегетанис - не имя, а персидское слово, означающее "звездочёт". Так что Флегетанис был астрономом. Однако он был не из тех астрономов, которые наблюдают внешность неба, он из тех, кто обладает небесными проявлениями. "Он происходил от Соломона", - что не обязательно относится к физическому происхождению. "Предок" следует сразу за словом "видение". Возможно, так обозначен вид его ясновидения. Ясновидение бывает разным. Можно быть последователем пророка Ионы или быть последователем Соломона, так обозначаются разные виды ясновидения. Об этом говорит евангелист Матфей. Там идёт речь о знамении пророка Ионы, о рыбах. То же мы находим у евангелиста Луки. Но потом у Луки этому противопоставляется мудрость Соломона. Рудольф Штайнер обратил внимание на это противопоставление. Он так интерпретировал это, когда говорил: "Есть два способа проникнуть в Сверхчувственное, или через Знамение пророка Ионы, путём внутренней выучки, или через Мудрость Соломона, то есть из врождённой силы". Только это подразумевается стихом Вольфрама:

Он родом был израелит.

Подытожим смысл сказанного: язычник, видениями приведённый к астрономическим постижениям, приобрёл эту силу благодаря своему происхождению. Он был первым, кто, предавшись этим видениям, записал весть о Граале. Так что книга, о которой идёт речь, - астрономическая книга (на что указал Рудольф Штайнер). Тут же сказано, что Флегетанис поклонялся тельцу, будто это БОГ. К этому присовокуплено, что он со стороны отца - язычник, а со стороны матери - иудей. Более подробные сведения об этой личности даёт поэма о Вартбургской войне, которую я использую как источник, хотя она - сравнительно поздняя, но кто написал её - это показывает содержание, - обладал глубоким оккультным знанием. Там упоминается книга, которая называется книгой Завулона, где говорится:

Там говорится о книге сей,

О мастере, боготворившем тельца.

Мастер по матери был иудей,

Язычник со стороны отца

Он первый в науку звёздную вник.

Скажу я правду, хоть скажешь ты: "Нет!"

Прочёл он в звёздной книге книг:

Младенец родится через тысячу двести лет

И всех иудеев славы лишит.

Здесь иными словами несколько отчётливей сказано тоже что в "Парцифале" Вольфрама. Если сравнить слово со словом, выяснится, что видения были звёздной наукой и первая весть о Граале была вестью о МЛАДЕНЦЕ, КОТОРЫЙ родится через 1200 лет. ЭТОТ МЛАДЕНЕЦ - Иисус, так что Иисус и есть Грааль. ОН - сосуд, в котором следует искать Кровь Христа.

Но кто же - Флегетанис? Сведение, согласно которому он происходит со стороны матери из рода израелитов, а со стороны отца от язычников, указывает на Хирама Тирского. Другое сведение, согласно которому Флегетанис за 1200 лет до Христа предсказал ЕГО Пришествие, указывает на Валаама, чья история рассказана в Четвёртой книге Моисея. Призванный врагами израильского народа, чтобы проклясть Израиль, он благословляет израильский народ, так как Божественное, спасающее Израиль, говорит из уст Валаама. Но кто вдохновитель Валаама? Кто благословляет Израиль его устами? Кто спасает Израиль, обречённый на гибель?

Чтобы ответить на этот вопрос, представим положение Израиля за 1200 лет до Христа. Моисей, Которого Манетон называет Осарсиф, ведёт израильский народ из Синайской области в Ханаан. Он возвещает народу лунного БОГА Яхвэ, но не постигает Христа, предшествующего Ему днём в виде облака, а ночью как огненный столп. Пока есть манна, продолжается водительство Моисея. Перед Ним идёт Его жезлоносец. Жезлом Моисей иссекает воду из скалы. Он не постигает Христа, солнечного БОГА, КОТОРЫЙ поит народ. Моисей отделён от Иешуа. Первоначально он зовётся Осия. Так что Моисей прибавляет к его имени имя БОГА. Но Иешуа - то же слово, что Иисус. Когда Иешуа принимает водительство, совершается переход от Яхвэ к Иисусу.

Ветхий Завет переходит в Новый. Когда Моисей посылает разведчиков в страну обетованную, десять возвращаются назад и говорят, что земля не годится. Но Иисус Навин и Халев похвалили её и принесли в доказательство громадную гроздь винограда. Здесь предвозвещён Христос, говорящий о СЕБЕ впоследствии как о виноградной грозди. Моисей - лунный водитель иудейского народа. Иисус Навин повелевает солнцем и луной.

На это время перехода от лунного к солнечному водительству иудейского народа выпадает пророчество Валаама о Христе. Он говорит: "Вижу ЕГО, но ныне ещё нет, зрю ЕГО, но не близко. Восходит звезда от Иакова и восстаёт жезл от Израиля, и разит князей Моава и сокрушает всех сынов Сифовых... Но разорён будет Каин..." Валаам, который должен проклясть Израиль, благословляет его, предсказывает Христа. Как это происходит? Архангел Михаил противостоит ему. Ослица, предназначенная везти Христа, узнаёт Михаила и преклоняет колени. Наконец, его узнаёт и Валаам. Ибо на этом месте вмешивается солнечное водительство. Но Валаам - народопоглотитель. Он пророчествует за деньги. И дар предвидения служит у него своекорыстию. Потому Финеес убивает его копьём, тот, кто, согласно иудейскому тайноведению, должен однажды снова родиться как Илья. Но кто вещает через Валаама? Кто благословляет Израиль? Это - Осия-Иешуа, соименник Иисуса, который здесь - между Моисеем и Финеесом является, как в предвозвещении Преображения. Как впоследствии Хирам приносит Израильскому народу солнечные импульсы и через Царицу Савскую шлёт Соломону Грааль, так Осия-Иешуа шлёт иудейскому народу своё благословение. Эти элементы переплавило сказание в образ Флегетаниса. Это Хирам-Осия, который устами Валаама первый возвещает Грааль, то есть внедрение БОГА в земной сосуд, в тело Иисуса, в Храм БОГА.

Так образ Флегетаниса указывает нам на Ветхий Завет и тем - на древнееврейские источники. В них сохранялось ещё нечто от древней звёздной мудрости. Наставник Вольфрама фон Эшенбаха Киот воспринял эту звёздную мудрость из древневосточных источников. Эти звёздные письмена проникли в древнееврейскую письменность в форме генеалогических книг, ибо Израиль как народ членился по законам звёзд. Что в двенадцати коленах отражалось в земном облике, имело своё происхождение в звёздных письменах. Генеалогическая череда от Адама до Ноя восходит к зодиаку. Десять праотцев от Адама до Ноя соответствуют двенадцати созвездиям, в то время как Весы были включены позднее, а Дева-Скорпион образовывали одно созвездие. Весы раньше первого столетия до Рождества Христа не выступают вместо клешней Скорпиона, которые до того должны были заполнять эту пустоту в эклиптике. Значительная продолжительность жизни, приписываемая Библией первым патриархам, указывает на то, что в лице этих патриархов не могут выступать отдельные люди. Так что эта генеалогическая череда - не генеалогия в обычном смысле.

Рудольф Штайнер обратил внимание на то, что эти числовые обозначения возрастов относятся к следующему обстоятельству. В старину память не была ещё психологическим достоянием отдельного человека в том смысле, как это стало сегодня. Воспоминание не отражало ещё индивидуального переживания, но, вспоминая, погружались в органические силы, формирующие собственное тело. А в этих силах разыгрывалось то, что унаследовано от предков. Так, заглядывая в свой внутренний мир, обнаруживали то, что там господствовало, унаследованное от отца и более отдалённых предков.

Доктор Штайнер указал на то, что числа, означающие в Библии возраст патриархов, возвещают длительность времён, когда продолжало наследоваться то, что так воспринималось внутренне. Числа выражают, как силы предшествования продолжают жить в потомстве.

Но в этом отражаются закономерности космического ритма, мыслимые в соответствии с космологическим становлением. Всякое развитие проходит через двенадцать трансформаций. Первые шесть производят сгущение, заземление, в последних шести одухотворение. В середине, там, где поворотный пункт, располагается знак Весов, выражая равновесие между восходящим и нисходящим развитием. Это представлено в Библии как особое положение патриарха Еноха. В христианской терминологии ему соответствует Михаил. В развитии от Адама до Еноха (он седьмой в череде патриархов) нисходящая линия, в расположении ступеней от Еноха до Ноя - восходящая. Ной является как тот, кто в конце подобного мощного цикла возводит человечество в первую фазу развития.

В Библии описаны не только космологические события. Книга Бытия представляет в образах развивающееся познание космоса. "Да будет Свет" - не только космологический процесс, так представлено переживание имагинативного просветления у искателя Познания. Это "да будет Свет" указывает на формирование созерцания. Рудольф Штайнер описывает орган имагинативного познания в своей книге "Как достигнуть познания Высших Миров?". Он обсуждает это под названием двухлепесткового лотоса, развивающегося между глазами. Но у него также описаны и органы сверхчувственного познания в их развитии, так что он указывает на то, что развитие, когда оно идёт правильно, охватывает человеческий организм сверху вниз. Об этом можно прочитать у Штайнера.

Элифас Леви описывает космологию так: "Синтез представленного человеческим ликом СЛОВА медленно возникает и возносится из вод, как восходящее солнце. С появлением глаз был сотворён свет, показываются уста, слышится мысль и СЛОВО. Выступление всей головы являет первый день творения. Появляются плечи, руки и грудь, так начинается работа. Образ БОГА отодвигает море одной рукой, а другой рукой возвышает материки и горы. Возрастание продолжается. Обнаруживается ЕГО Творческая Сила, и все существа множатся. Наконец, ОН выпрямляется, одну ногу ставит на землю, другую ногу на море, и, отражаясь в океане творения, ОН дышит над СВОИМ Отражением и призывает СВОЙ Образ к жизни". Это сильно перемещённое вовне изображение события, описание которого во всей конкретности можно найти у Рудольфа Штайнера и которое кратко подытоживается, когда при правильной оккультной выучке путь ведёт от мышления через чувство к воле, то есть от головы на нижние уровни организма. Это соответствует ступеням от Адама до Еноха. Если человек пройдёт по всем ступеням своего организма, он вступает в область, описанную Библией как Рай, как регион четырёх райских рек. Здесь растёт Древо Жизни, и к человеку подступает искуситель. Кто выдержит испытание, может предпринять дальнейшее восхождение. "Енох не умирает, он живым взят в новый цикл развития". Так в шести днях творения отражается шесть ступеней последующего нисхождения через собственную организацию. На седьмой день человек должен почить. Он должен в собственном развитии отразить творение БОГА, тогда он будет готов к Восхождению. Так дело обстоит в макрокосмическом становлении, так же обстоит оно в микрокосмическом отражении космологических процессов в развитии человека. И то и другое Библия представляет в родословных древах. Кто может читать тайну родословных древ, обнаружит вписанные в неё фазы мирового развития и одновременно ступени сверхчувственного познания. И то и другое сочеталось в старину выражением "звёздное письмо". Сверхчувственные органы познания отражали своим формированием ритмы великого миростановления, и как оно переходит от ЛОГОСА к воплощению ЛОГОСА, чтобы потом снова возвести земное к ДУХУ, так проходит и развитие отдельного человека. Сначала, образовывая мышление, он создаёт временное средоточие в голове, потом в глубинах своей организации он вынашивает то, что должно быть пронизано в развитии чувством и волей, чтобы, в конце концов, предпринять всем существом восхождение к высотам.

Что только что приведённое соответствует представленному Рудольфом Штайнером, подтверждает сравнение с его циклом "Евангелие от Матфея". Здесь он показывает на примере одного из обоих родословных древ Иисуса, что в нём ознаменованы ступени сверхчувственного развития. Мы приводим здесь эти соответствия, чтобы объяснить, что такое родословное древо в смысле сказания о Граале. В нём затаены ступени развития в своей очерёдности. Оно показывает, как шагать со ступени на ступень (gradalis). Об этом одна версия Грааля повествует, как один отшельник в 717 году после страстей Христа задремал в Страстную пятницу и во сне пережил видение, в котором ему явился Христос и поучал его о ТРОИЦЕ, вручив ему книгу, написанную Христом. В этой книге была родословная ЕГО предков и сообщение о Граале.

Это повествование показывает, как родословное древо связано с Граалем. Мы пытались объяснить эту связь. В ней тайна ступенчатого развития, свойственного индивидууму и миру.

Но здесь проявляется ещё одна точка зрения. Признавая факт повторных земных жизней, и усваивая антропософское постижение таких жизней, обнаруживают, что, в то время как человечество развивается из поколения в поколение, прошедшие через врата смерти готовятся в Сверхчувственных Мирах к следующему рождению. Это совершается так, что между смертью и рождением человеческое существо включено в звёздные ритмы, как во время земной жизни оно внедрено в земные ритмы, как, например, в ритмы дыхания и кровообращения. Что происходит при прохождении через это космическое бытиё, остаётся индивидуальным. Хотяьзвёздные ритмы - и исчислимы и протекают по Вечным Законам, быстрота перехода из одной части космоса в другую, из одной планетной сферы в другую представляется человеку различной сообразно его индивидуальной предрасположенности. Потому и переживание после смерти - индивидуально. Так, человек, продвигающийся по звёздным сферам, предуготовляет себе будущее земное тело, воздействуя тем на череду поколений, формирующих это земное тело по законам физической наследственности. Так в череде поколений отражаются звёздные письмена, которые человек между смертью и новым рождением вписывает в космос. Вот что наблюдал Флегетанис. Он мог предсказать рождение младенца за 1200 лет, так как мог обозреть, как духовное существо этого младенца передвигается через космос. Младенец, чьё рождение так возвещено, - человек Иисус, который в тридцать лет стал носителем Христа.

Как хранитель тайны звёздного письма во всех заданных здесь отношениях обозначен сказанием Иосиф Аримафейский. Рассказывают, что Веспасиан встретился с ним в тюрьме. Соответствующую историю можно прочитать у Пипера в первой части пятого тома национальной немецкой литературы Кюршнера. Веспасиан обнаружил в тюрьме хранителя этих тайн. Подобное, только не называя имени Иосифа Аримафейского, рассказывает книга Йашар во вступлении, предшествующем изданию Брагадинуса. Там рассказывается, как офицер Тита по имени Цидрус при захвате Иерусалима освободил из замурованной темницы старца. Этот старец был хранителем заповеданной мудрости и знал генеалогию от Адама, то есть родословную человечества. И эта тайна и записана в книге Йашар. Вольфрам фон Эшенбах черпал из этого тайного учения. Он владел тайной звёздного письма, а Киот, его наставник, сопоставил соотношение между родословным деревом и тайным письмом. Во времена после Христа он вознамерился совершить нечто, сопоставимое с деянием Флегетаниса во времена до Христа. Изучая местные хроники, он попытался установить, нет ли там генеалогического соответствия, в котором отражаются звёздные письмена, известные ему:

Флегетанис, язычник тот,

Знал сочетанья звёзд и ход,

Их сокровеннейшую суть,

Движенье вдаль, обратный путь,

Как целью старою всегда,

Любая движима звезда.

И различить умел он в них

Сплетение судеб людских.

Флегетанис, язычник, смог

Постичь небесный их урок.

Он был в ночи бескрайной

Наставлен звёздной тайной.

Этой вести о соотношении звёздных путей и человеческих родословий он удостоился, наблюдая месяц и то, что таится в его серпе как солнечное причастие.

Ему средь звёзд явила даль

Некую вещь, чьё - имя Грааль.

В созвездия вписано оно,

Среди которых затаено.

В созвездия вписано имя Парцифаля. Физический свет отбрасывается месяцем, в свете пронизывает духовное, свет вписывает в созвездия имя Парцифаль оккультными письменами. Это открыл Рудольф Штайнер.

Сонм, что над звёздами царил,

Его на землю водворил.

С тех пор хранит его избранный род,

Сей драгоценный, крещёный плод.

Он целомудрием храним,

И люди живы им одним,

Чтобы людей Грааль спасал.

Вот что Флегетанис писал.

И так, мы узнаём, что Флегетанис говорил только о звёздах, указывая на рождение существа, в котором будет жить ДУХ СОЛНЦА. У Киота - другая задача. Изучая в Толедо тайную еврейскую традицию, он обнаружил в истории еврейского народа переход от лунного водительства к солнечному и узнал, что должна обновиться мудрость, возвещённая через Валаама. Это значит, что обновляется мудрость, избравшая Валаама своим орудием. Средневековая легенда о Варлааме и Иосафе указывает на эту мудрость, которая из уст злобы делает Добро.

Из легенды о Варлааме и Иосафе явствует, насколько сознавало Средневековье, что христианство после Христа пронизано дохристианскими языческими течениями. В легенде представлено прохристианское чаянье бодхисаттвы, ставшего Буддой. Но указывается там также и на Валаама. Как добрый вдохновитель Валаама выступает Варлаам средневековой легенды. Киот был пронизан такими вещами. Он хотел постигнуть, как импульс Христа в его время создавал себе носителя:

А мастер доблестный Киот

Прочесть пытался по-латыни

То, что - существенно поныне,

Как небу в угоду

Возникнуть народу,

В котором был бы воин

Хранить Грааль достоин.

Теперь он ищет не отдельного человека, в котором космополитический импульс ДУХА СОЛНЦА обрёл тело. Это совершилось только однажды в Иисусе Христе. Теперь Киот ищет народ, племенную общность, которая, жертвуя своим кровным единством, пожелала бы стать носителем космополитического импульса.

Хроники читал Киот,

Ирландский свод, британский свод,

Пока - я прямо вам скажу -

Не натолкнулся на Анжу.

"Анжу" в форме "Анжан" всплывает сначала в Вавилоне. Так обозначается там сначала местность. Это - вавилонское слово. Потом Анжу обозначает французский род и каринтийско-штирийский. К вопросу о роде Грааля предстоит ещё приблизиться.

Киоту знак был верный дан.

Ему открылся Мазадан

И с ним его потомки,

А имена их громки.

Мазадан - это Мак Адам, сын Адама. А сын Адама - Каин, так что читал он о детях Каина. Но он прослеживал их не только в Ветхом Завете, он прослеживал их судьбу, пока не наступило то, что возвестил Валаам: воссияет звезда от Иакова и разгромит князей Моава, разрушит детей Сифа. Всё это он прослеживал, как происходило исполнение пророчества, и он мог видеть, как предвозвещалось в Давиде то, что позднее нашло осуществление в Христе. Так что он мог прочитать о Мазадане и о его роде, и он нашёл членов этого рода, перечисленных вместе со своими именами.

И среди них был Титурель,

Сын Титуреля Фримутель

И страж Грааля Анфортас,

А тот, о ком ведём рассказ, -

Отважный сын его сестры,

Себя не знавший до поры.

Значит, он проследил судьбу того, кто во внешней истории после долгого времени, пока был разрушен храм, по указанию Ангелов восстанавливает этот храм.

На тридцатитрёхлетнего Иисуса снизошёл ДУХ, и о Теле, в Которое ОН снизошёл, Храме БОГА, говорил ОН. Этот Храм был снесён. В три дня при Воскресении Он был восстановлен. Что строилось тридцать лет, то, где ОН прожил три года, ОН восстановил в три дня. И Титурель построил храм в тридцать лет. Но этот храм стоял на земле незримый, и он был построен так, что вмещал 72 хора, соответствующие 72 народам земли. Если христианство пришло к отдельным людям во время пребывания Христа на Земле, теперь оно пришло к народам, к человеческим группам. Христос должен по-новому обрести Тело в них. К морали отдельного человека должна присоединиться мораль человеческих групп. Когда Иисус Христос родился, был возвещён мир всем людям доброй воли в отдельности. Теперь эта весть обновляется, но не для отдельных людей, а для человеческих групп и народов. Вокруг алтаря СВЯТОГО ДУХА должны сплотиться 72 хора народов. И как умершее тело Лазаря ГОСПОДЬ воскресил в пасхальное время, так и тело человечества, впадающее в разложение, должно быть воскрешено новым внедрением Христа в единение народов. Титурель был первый, кому это открылось. Храм Грааля - не просто средневековое сказание. Он всё ещё строится, и сказание о Граале далеко от завершения в своём постоянном жизненном развитии. Свой образ, соответствующий современности, оно примет, когда начнут осуществляться социальные идеи Рудольфа Штайнера, ибо не случайно, а осознанно он назвал вводимую им науку о ДУХЕ наукой о Граале. Мы живём в эпоху, когда обновляется импульс Христа, когда Христос приходит к народным душам, как он в событиях Голгофы пришёл к отдельному человеку. Занятие сказанием о Граале с проблемами Киота, истолковывающего звёздные письмена и знаменья времени - но для народов - это проблема современности. Что может приобрести современность путём духосообразного внедрения в историю, мы и хотим показать. Ни по какой другой причине мы не стали бы исследовать историю Грааля.

Если мы сформулировали все проблемы для современности и для возобновления поисков Грааля, то Парцифаль воспринял их от отшельника, как свойственно ему. Так возвратимся же к приключениям Парцифаля.

Он обречён снова узнать это место, место своего искупления. Всем своим существом он чувствовал бремя греха, он сошёл с лошади и попросил совета у отшельника. Он узнал, что старик, которого он встретил, Кахенис, государь Пунтуртейса, каждый год на Пасху посещающий скит отшельника. Отшельник описывает Парцифалю свою простую, чистую, одухотворённую жизнь. Парцифаль разоружается и остаётся у отшельника как гость. Он рассматривает его книги. Он находит дарохранительницу, на которой клялся. Он открывает Тревриценту, почему он взял пёстрое копьё:

Здесь взял я пёстрое копьё,

(то есть у дарохранительницы)

Которое теперь моё.

С ним я не раз торжествовал

И удостоился похвал.

Оно на дальней стороне

Жену напоминает мне,

И я в два боя с ним вступил,

Своих не сознавая сил.

Теперь Парцифаль понимает, что лишило его тогда сознания. Томление повергло его во вневременное. И вот он осознаёт время. Тут он спрашивает отшельника: сколько времени прошло с тех пор, как это копьё взял я?

Такой ответ ему был дан:

"Копьё забыл здесь Тауриан,

О чём он известил меня.

Пять лет, полгода и три дня

Копьё находится у вас,

Что подтвердить могу сейчас".

Вот сколько времени скитался Парцифаль по миру. Почему теперь он осознаёт, что лишило его памяти? Таково - действие времени. Парцифаль подвергся строгому воспитанию Кроноса (Сатурна). Что было земного в его любви, то уничтожилось.

Парцифаль рассказывает Тревриценту о своём отчаянии, о своих блужданиях за эти пять с половиной лет. За это время он не посетил ни одной церкви, ни одного собора. Он метался в борьбе и раздоре. В его сердце были гнев и ненависть к БОГУ, ибо он не мог примириться со своей судьбой. Со вздохом отшельник отвечает ему, что это - ложный путь. Парцифаль должен рассказать, что так надорвало ему душу. Отшельник говорит: он - не священник, а только мирянин, он знает в этом толк. Он призывает Парцифаля к Верности. БОГ - это Верность. БОГ также - ИСТИНА, и даже в мыслях нельзя колебаться. Гневом от БОГА ничего не добьёшься. Тут он предостерегает Парцифаля от сил, вводящих человека в искушение. Он рассказывает ему о Люцифере. Он был когдато светлым Ангелом, но возмутился. Человек со своим возмущением привязывается в своём внутреннем существе к Люциферу в его падении с небесных высот. Ибо, когда Люцифер низвергся в ад, возник человек. Из земной глины БОГ образовал человека, от образа Адама произошла Ева. Она не послушалась БОГА и принесла недоброе в мир. Отсюда происходят Каин и Авель. Грех Каина состоит в том, что он лишил девственности свою праматерь Землю, пролив на неё кровь. Треврицент повествует Парцифалю о зле, но он так направляет его мысли, чтобы всё его внимание обратилось к Земле. В легенде Иакоба Ворогинского высказаны подобные мысли, согласно Сильвестру.

Кто мать Адамова, внемли!

Адам родился от Земли.

Осталась девою она,

Но девственности лишена.

Узнай, кто в этом виноват.

Адамом Каин был зачат.

На землю Каин пролил кровь,

Нарушив девственную новь,

Братоубийством согрешил,

Мать Землю девственности лишил.

Отсюда злоба и раздор,

Продлившиеся до сих пор.

Каин согрешил против Земли и остался связан с Землёй. Он должен искупить Землю.

Всех чище - девственная плоть.

Был СЫНОМ ДЕВЫ САМ ГОСПОДЬ.

Была чиста Земля от века.

Её сыны два человека,

И от Земли - ГОСПОДЕНЬ Лик,

Чтоб Милость БОЖЬЮ ты постиг.

Так что, говорит он, злосчастие и блаженство от рода Адама одинаково выпали на долю человечества. Через Адама мы - сродни БОГУ и через него же вовлечены в бездну греха. Но ГОСПОДЬ снизошёл в эту бездну и вочеловечился, чтобы искупить нас. Так что Парцифаль может думать, что его гнев рассеется. Треврицент напоминает Парцифалю, что ему стоит подумать о Платоне и Сивилле.

Здесь подразумевается место из Платона, на которое указывает Йоханн Генрих Юнг, именуемый Штиллингом. Платон говорит во второй книге своего "Государства", где он возвещает, что абсолютно праведный человек может ждать от человечества: "Они говорят, что праведник упомянутого достоинства будет подвергнут бичеванию и пыткам, что на него наложат оковы, что ему выжгут глаза и, наконец, когда он претерпит все мучения, его пригвоздят к кресту". Юнг-Штиллинг замечает в этой связи: "Разве это не описание жизни и страстей Христа? Вместо выжигания глаз на ЕГО Голову надели терновый венец. Мудрый язычник обозначил, как должен жить и пострадать добродетельный человек".

Подобные пророчества можно найти и в Сивиллиных книгах, появившихся в немецком переводе.

Возвещённый таким образом СПАСИТЕЛЬ обладает Любовью БОГА. О различии земной и Божественной Любви говорит Платон в своём "Пире". Христос был ТОТ, КТО осуществил Любовь БОГА:

Не с древних ли времён

Говорил мудрец Платон,

И провидица Сивилла

Не то же ли нам объявила:

Не наступить не может год,

Когда НЕКТО к нам придёт,

Вышней Милости залог,

Чтобы ад покинуть мог

Тот, кому издалека

БОЖЬЯ протянута Рука.

Любовь сулит отраду,

Разврат оставив аду.

И тьму превозмогая,

Из уст Любви благая

Доходит весть, чистейший Свет,

В Котором колебаний нет.

Вот - весть о том, что можно обрести то и другое, ненависть БОГА и Любовь БОГА. Грешный избегает Верности БОГУ. А кто хочет загладить свои прегрешения, обретает Милость ВЫСШЕГО. ОН - ТОТ, КТО проницает мысли человека. Лучи солнца не могут осветить затаённых мыслей, и они - недоступны обычному сознанию. Но Свету БОГА открывается образ мыслей человека. Он освещает ночь сердца. Прежде чем мысли покинут человеческое сердце, где они родились, БОГ провидит и обосновывает их. Если ОН находит их чистыми, он защищает их. Но если БОГ прослеживает человеческие мысли, насколько больше должен бояться БОГА тот, кто совершает греховное деяние. Кто, действуя так, теряет Милость БОГА, кто отрекается от БОГА, проигрывает игру. Поэтому БОГ не испытывает ненависти, а направляет ваше чувство!

И Парцифаль говорит: "Вам горячая благодарность за то, что вы изъяснили мне веление судьбы, пронизанное Силой Божественной. Я жил в скорби, не постигая этого до конца". Тогда отшельник спрашивает, как он думает, какова причина его скорби. И Парцифаль отвечает, что ему уготована двойная скорбь. Его наивысшая скорбь о Граале, а за ней следует скорбь о его законной супруге, с которой он так давно разлучён. Он томится по обоим. И отшельник отвечает: порядок у этих двух скорбей обратный; да, вы правы, что вы печалитесь о той, с кем вы разлучены, кого вы любите. Это настоящее горе - быть в разлуке с тем, кого любишь. Отшельник вторит в этом наставлению Будды. "Вы - правы, - говорит отшельник, - что вы тоскуете, но тосковать по Граалю неправильно:

Никто Грааля не добудет,

Лишь тот, кто предназначен жить,

Чтобы Граалю послужить".

Отшельник хочет сказать Парцифалю, что нет смысла искать Грааль, следует лишь выполнять условия Грааля: работать над собой и служить миру. Достигнешь ли потом Грааля или нет, подобает предоставить БОГУ, ибо это - Милость. Отшельник придаёт ещё больший вес тому, что говорит, ссылаясь на то, что он видел Грааль. Парцифаль спрашивает: "Вы были там?" Отшельник подтверждает это. Тогда Парцифаль замолчал. Ему не хватило мужества признаться, что он там тоже был. Он только спрашивает, что такое - Грааль. И отшельник рассказывает ему о Граале.

В Монсальвеше - твердыня, там Грааль, оберегаемый тамплиерами. Они неоднократно выезжали на поиски приключений. Смысл их поездок - в том, чтобы выполнить волю судьбы. Все они, эти отважные рыцари, живут силой камня. Происхождение этого камня не может не быть благородным. Lapis exillis - его имя. "Lapis exilii" переводится как камень исхождения или камень разрушения, камень смерти. Об этом камне, извлечённом из огня, Василий Валентин говорит в четвёртом из своих двенадцати ключей. "Когда пепел и песок выдержаны и даже прокалены в огне, мастер делает из них стекло, которое может устоять перед огнём и цветом - подобно прозрачному камню, и не распознаётся ни в каком пепле. Для несведующего это - тайное искусство, а для сведующего - нет, ибо наука и частые опыты превращают это в ремесло..." "Последний приговор миру выносится судом огня, который производится мастером из ничего, и этим огнём мир должен быть испепелён, и из этого пепла феникс снова выведет наконец птенцов. Ибо в таком пепле таится Тартар, который должен быть растворён, и в таком растворении открывается твердыня королевского покоя". Это значит, человек достигает внетелесного, чистого духовно-душевного переживания.

Дальнейшие стихи, сообщённые нам поэтом, относятся к переживанию смерти. Если человек, покинув тело, становится внетелесным, его внутреннему является примечательное переживание. Человеческое восприятие устроено так, что оно проницает плоть, но не кости. Если восприятие в своей внетелесности больше не связано телом, то есть, говоря антропософски, если астральное тело выходит из физического и предстаёт человеку в имагинативном переживании, то пространство, занятое костями, оказывается полостью, пробелом. Это значит, что воображению предстаёт скелет. Картина уподобляется негативу при фотографировании. Рудольф Штайнер так объяснял мне это переживание. Но если способность восприятия (астральное тело) устремляется в кости, внутренность костей, до сих пор остававшаяся неосознанной, осознаётся. Воспринимается тонкая балочная конструкция внутри кости, и в тот момент, когда это переживаешь, для такого переживания невозможно найти другого слова, кроме как пепел. Поскольку подобное переживание особенно сильно проступает на зубах, говорят о пепле, который у мёртвых во рту. На следующей стадии этого переживания переживается уже не только конструкция костей, но и кровь, образующаяся в костном мозге. Когда это происходит, кость начинает светиться. Это описывает поэт:

У камня огненная сила.

Она для Феникса могила,

Где только пепел от него,

Но в этом пепле торжество,

Из пепла Феникс вылетает

И снова перьями блистает.

Так поэт описывает исхождение из тела, освобождение от него, прохождение через врата смерти при живом теле, вхождение в Духовный Мир. Но это - не смерть, это - переживание смерти на Пути в Духовный Мир при внутреннем упражнении. Потому, как подчёркивает поэт, эта болезнь не к смерти, а к прославлению духовного в человеке.

Кто видит камень в свой черёд,

В течение дня не умрёт,

В течение недели тоже,

Не блёкнет цвет лица, похоже.

Как было бы, если бы он умер.

На камень, глядя без конца,

Ты сохраняешь цвет лица.

Везенье юношей и дев:

При камне жить, не постарев.

Кто удостаивается такого переживания, тот замечает, что испытывал его уже в детстве как предчувствие. Но тогда он не мог понять этого. Объяснением этого переживания я обязан Рудольфу Штайнеру. Поэт указывает на это обстоятельство:

Кто смотрит на камень двести лет,

Тот не бывает стар и сед

И при смерти камень возродит

И плоть, и кости омолодит,

Отгонит мрачную печаль.

Зовётся камень сей Грааль.

Когда человек переживает вхождение во внетелесное сознание, когда он совершает исхождение своего сверхчувственного существа, на него нападает смертельная слабость, но он не умирает, препровождаемый к созерцанию рождения, при котором силы света рождаются из человека-скелета, свет мира сияет из смерти. При таком переживании телесное существо бывает пронизано новой силой. Что же такое - Грааль? Он состоит из сосуда и внутренней субстанции. Сосуд - это скелет, а субстанция - кровеносный костный мозг.

Зовётся камень сей Грааль.

Таков микрокосмический аспект Грааля, пережитый человеком в его целостности. Это переживание может произойти и в голове, как часто описывал Рудольф Штайнер. Здесь описано переживание, которое испытал Треврицент. Он говорил Парцифалю, что и он стоял перед Граалем. В дальнейшем в повествовании мы увидим, как поэт пытается описывать это переживание всё время с новых сторон, показывая, как разные человеческие типы по-разному приводятся к Граалю. Парцифаль идёт не таким путём, как Треврицент, но из встречи с Треврицентом для него вырастает новый опыт, ведущий его дальше. Василий Валентин в конце своего четвёртого ключа, где он описывает только что рассмотренное внутреннее переживание, помещает следующие стихи:

И пусть немного мастеров,

Чей опыт мне служить готов.

Тем реже тот, кто силы мне

Придаст со мной наедине.

И в откровении прикосновений к великому камню Василий Валентин говорит: "За этим следует извлечение Золотой Соли по учению четвёртого ключа". Здесь он описывает, как происходит это извлечение душевно-духовного из физически-телесного за три дня и три ночи. Это переживание он описывает как третье деяние.

Чтобы лучше обозреть разные аспекты Грааля в их соотношении, может, стоит привести здесь такое промежуточное замечание. Имеется определённое соответствие между микроскопическими и макроскопическими вещами, которые играют роль в избрании различных эпох, пусть только намекая на них. Так, луна в космосе воспринимается как нечто соответствующее скелету человека. Как скелетом представлена смерть, которую мы носим в себе в течение жизни, так перегоревший шлак луны представляет то же для космоса. Это ощущение уживается с другим, согласно которому ритмы луны представляют живительное в космосе. Эти ритмы действуют во всякой эмбриональной жизни, в любом становлении опять-таки то, что образуется в костном мозге в качестве крови, соответствует силам солнца, действенным в солнечной тени, а кровь, поступающая из костного мозга, соответствует воздействующим силам солнца. В Граале мы обретаем скрытую оболочку и субстанцию крови, таящуюся внутри. Здесь, в том месте, о котором мы говорим, Грааль назван камнем. Скрытая оболочка - в аспекте, здесь обсуждаемом, - внутренне пережитый скелет, рассматривается из-за пределов тела. Поэтому Грааль называется в этом месте "lapis exilii". К этому переживанию Парцифаль подготовлен также несколькими ступенями. Этой подготовке он подвергается в замке Грааля. Тут мы и находим стих:

Пот из его костей и жил.

Такой стих следует воспринимать во всей дословности. Вот внутренний, определённо описываемый процесс, который проделывается над ним. В разговоре с Треврицентом Парцифаль осознаёт, как силы жизнеобновления - в человеке жизнь обновляется кровеобразованием внутри костного мозга - напряжены в прохождении времени. Вот что Парцифаль не может так долго различить, находясь в состоянии сомнения. Лишь когда он преодолевает или хотя бы начинает преодолевать сомнение, он замечает присутствие человека и природы в прохождении времени.

Таков - культурно-исторический факт: народ, в наибольшей степени подверженный сомнению, персидский народ со своим культом света и тьмы должен был также изобрести календарь. Понимание течения времени возникает из переживания сомнения, когда оно преодолевается. Парцифалю предстоит узнать, что солнце, луна и звёзды совпадают с вегетативными процессами на Земле. Поэтому ему так настоятельно внушается, что Страстная пятница - особенный день. Ни в какой другой праздник не мог бы он этого пережить, так как только праздник Пасхи подвижный, ориентируется на констелляцию солнца и луны: воскресение на весеннее полнолуние. Так значение праздника Пасхи, во всяком случае, чрезвычайно реальное. Кто наблюдает природу, замечает, что бывают годы, когда произрастание, цветение, плодоношение - весь вегетативный процесс - происходит раньше, и другие годы, когда он наступает позже. На мой вопрос, чем это вызвано, доктор Штайнер ответил мне однажды, что это совпадает с констелляцией, определяющей также праздник Пасхи.

Парцифаль поставлен перед задачей - исследовать жизнь Земли. Ему сказано, что кровь, пролитая Каином, отняла у Земли Девственность, а кровь, пролитая Христом, восстановила Девственность Земли. Каждый год в Страстную пятницу между Землёй и космосом совершается процесс, заново оживляющий Землю. Этот процесс - весна. Нельзя счесть несущественным то, на что также указывал доктор Штайнер: в Страстную пятницу при созерцании весеннего пейзажа и распускающихся цветов Рихард Вагнер впервые воспринял идею своего Парцифаля.

Парцифаль ищет свою мать. Он полагает, что ищет свою земную мать, но она умерла. Она обитает в звёздном пространстве. Это и есть тайна, в которую должен вникнуть искатель Грааля, как Небесная МАТЬ и земная мать встречают одна другую в известные времена. Всё это включается в описание Страстной пятницы, как его даёт Треврицент, рассказывающий о том, что разыгрывается в Страстную пятницу. Он повествует о Граале:

Сегодня можно чуда ждать,

Возобновится благодать.

Сей камень в пятницу Страстную

Приемлет силу неземную,

И тайнодейственная птица,

Слетает с неба голубица,

Облатку белую неся,

В которой сила камня вся.

И вновь она туда взлетает,

Где постоянно обитает.

Зачем нам снедь иная,

Когда есть пятница Страстная.

Сей дивный камень всем питает,

Что на земле произрастает,

А также райскими плодами,

Чтоб не томиться нам трудами.

Накормит камень, даст напиться.

Ему не свойственно скупиться.

В таком пропитанье действует космический импульс, вбираемый Землёй во время Пасхи. Вольфрам описывает макрокосмический аспект. Поэтому он говорит о звёздных письменах, он говорит о Земле, и он говорит о цельном человеке. Кретьен де Труа описывает, как показал доктор Штайнер, скорее микрокосмический аспект, касающийся человеческой головы и её нового одушевления каждую ночь.

Так у Кретьена де Труа сказание о Граале даётся скорее с точки зрения бодрствования и сна, а у Вольфрама фон Эшенбаха - через внедрение в годовой цикл и по отношению к рождению и смерти. Так наставник Вольфрама Киот смотрит не столько на процессы в отдельном человеке, он созерцает скорее человеческие связи, являющие импульс Грааля. Его интересует род Грааля.

Теперь нам следует сказать нечто принципиальное об этом родословии Грааля.

В Граале сочетаются силы солнца духовного происхождения и лунные силы физического. Все кровные связи, передающиеся по наследству в определённом предрасположении, управляются луной. Поэтому подчинённый луне Гавриил всегда выступает как провозвестник рождений. Мы должны усмотреть импульс солнца, когда происходит смешение крови, когда космополитическая сущность растворяет лунную, или кровную, связи племенного родства, когда всё идёт к тому, чтобы произвести на Земле единое человечество. Михаил, Дух солнца, является тогда в средневековых изображениях, как и во всех исторических изображениях, принадлежащих Рудольфу Штайнеру, как водитель великого космополитического движения. Род Грааля - такой род, который ставит свои семейные и кровные связи на службу космополитическому. Киот поставил перед собой задачу испытать всемирную историю, можно ли найти племенную, или кровную, связь, которая служит не семейному импульсу, а импульсу человечества. В историческом рассмотрении мирового свершения он открыл такую связь, и мы принимаем его метод для этого исследования. Не так важно найти книгу Киота, ибо эта книга не просто листы бумаги, покрытые письменными знаками, но эту книгу Киота следует называть книгой в том смысле, в каком слово "книга" употребляется в Библии. Там книга означает череду поколений, сумму жизненных сил. Кровные связи, служащие космополитическому импульсу, и образуют книгу Киота. В антропософской терминологии книга Киота - эфирное тело, в котором запечатлены звёздные письмена, то есть на Земле был народ, чья история, чьё родословное дерево в своих отношениях соответствуют макрокосмическим процессам созвездий. Эти макрокосмические процессы созвездий созерцал в своё время вдохновитель Валаама. А он - личность, называемая Флегетанисом. Он указал на родословное дерево, в котором одни видели указание на Давида, другие - на Христа. Киот поставил себе задачу исследовать в истории после Христа на христианский лад, что на свой лад сделал Валаам. Этими исследованиями он был приведён к роду Грааля.

Кто в честь Грааля наречён,

Тот именем среди имён

На камне том отмечен

И, значит, безупречен.

Тем самым он вписался в род,

Который ко благу БОГ ведёт,

И ни в какие времена

Их не изгладить имена.

Эти письмена - звёздные письмена. Дети, принадлежащие к роду Грааля, родятся не в любой день, а только в определённый день в соответствии с космическими ритмами.

Их не изгладить имена, в чём нет недостатка в записях внешней истории с именами тех, кто упоминается легендами о Граале. Так было с именем Вальдо фон Райхенау, имя которого было вычеркнуто из списков аббатства, в чём нетрудно убедиться. Но имя носителя Грааля вписывается в космос:

Но если имя прочтено,

Перед глазами исчезнет оно.

Дети Граалю посвящены,

Они Граалем взращены.

Иной на свет едва рождён,

А уж ему Грааль суждён.

Служить Граалю бывают призваны с рожденья. Сначала были действенны силы наследственности. Но потом они начали служить тому, что готово произвести новое родство между людьми. Такое новое родство явил Христос, когда ЕГО родные пришли, чтобы поговорить с НИМ. Обойдя их обращение, ОН ответил, указывая на народ: "Вот кто МНЕ - брат и сестра".

В этих словах можно усмотреть переход от лунного импульса к солнечному, от Гавриила к Михаилу. Народ, в особенности остающийся под водительством Гавриила, поместивший в свой герб лилию, должен был с наибольшей мощью разрабатывать сказание о Граале в его микрокосмическом аспекте. Кретьен де Труа написал своё произведение на старофранцузском, следуя космической закономерности.

В истории Грааля нет ничего случайного. Всё пронизано высшей закономерностью. Но девизом для рыцаря Грааля было: "Поиск перехода от Гавриила к Михаилу". Благодаря этому девизу они становились вождями при переходе от четвёртой послеатлантической эпохи в пятую, от эпохи Агнца в эпоху Рыбы. Когда родился АГНЕЦ, берущий на СЕБЯ грех мира, ЕГО рождение возвестил Гавриил, возвестив тем сущность культурной эпохи. Возникло римское христианство. Оно зиждется на традиции Гавриила, оно зиждется на традиции. Что на Земле передаётся от рода к роду, то поддерживается апостольской преемственностью, хранимой Гавриилом. Пятая культурная эпоха создала христианство без традиции, и это христианство несёт в себе силу стать космополитическим. Независимо от кровных связей, племенных уз, наций и религиозных исповеданий.

Всё очевиднее для нас, что означает символ солнечной гостьи, покоящейся в лунной чаше: знак перехода из четвёртой в пятую культурную эпоху, из римской в англо-саксонско-германскую, говоря в антропософской терминологии.

Так Треврицент поведал Парцифалю о роде Грааля. Но Треврицент должен присовокупить ещё кое-что. Он должен присовокупить, что в земное рождение человечества вовлечены люциферические силы. Поэтому он начинает говорить о мощной, великой битве между ТРОИЦЕЙ и Люцифером.

Вспомним, что Треврицент даёт это поучение в эпоху, отстоящую от эпохи Вольфрама на одиннадцать поколений, когда учитывается указание Вольфрама на эти одиннадцать поколений, так что речь идёт о 869-870 годах. Это - мировая эпоха, когда человечество, как Парцифаль, олицетворяющий человеческое переживание, начинает сомневаться в ТРОИЦЕ. На это время приходится восьмой Вселенский собор, значение которого - центральное открытие Рудольфа Штайнера. На этом соборе ТРОИЦА стирается человеческим существом. Больше он не говорит о теле, душе и ДУХЕ, а только о теле и душе, которой, согласно более позднему толкованию, приписываются лишь некоторые духовные качества. Везде, где в эзотерической традиции продолжается истинное христианство, сохраняется троичность. Стоит прочитать хотя бы труды Василия Валентина, где вместе с веянием христианской любви возвещается троичность. И так, мы - в эпохе, когда человечество начинает сомневаться в ТРОИЦЕ. В особой заключительной главе первой части этого труда мы представим всё соотношение сказания о Граале с 869 годом. Здесь достаточно этого указания.

Одно из примечательнейших мест - следующее поучение Треврицента, о котором Треврицент скажет, что это поучение придумано:

Чтоб от Грааля вас отвадить,

Я лгал, я вас хотел спровадить.

Мой перед вами грех бесспорен,

Но впредь я буду вам покорен,

Достойный сын моей сестры,

Я говорил до сей поры,

Какие ходят слухи:

Мол, близ Грааля духи

Дурные, БОЖЬЯ Благодать

Пытаются завоевать.

Но и в СВОЕЙ Свободе

Верен БОГ СВОЕЙ Природе.

БОГ духов не простил дурных,

ОН - постоянно против них.

Кто к БОЖЬЕЙ Милости влечётся,

От нечисти пусть отречётся.

Навек извергнутые вон,

Избрали сами свой урон.

Так что позже нам сказано, что следующее поучение неверно. Треврицент хочет отвадить Парцифаля от Грааля. Подготовленные так, мы готовы услышать слова, гласящие:

Когда вступили в битву

ТРОИЦА и Люцифер,

Ангелы небесных сфер

На Землю слетали.

Там они витали.

У камня сонм лучистый...

Эти слова относятся к Евангелию Матфея. Там говорится, как после искушений божественно-духовные иерархи служили Иисусу. Мы уже указывали на то, что Иисус - чаша, в которой - Кровь Христа. И если здесь сказано, что Ангелы служат камню, это относится к Христу. Но в то же время мы понимаем, что Ангелы, служащие Иисусу после прошедших искушений, - те силы, которые хотели ввести ЕГО в искушение, и которые ОН, выдержав искушения, заставил служить СЕБЕ. Иисусу служат Люцифер и его полчища. Теперь мы иначе понимаем те же стихи:

Когда вступили в битву

ТРОИЦА и Люцифер,

Ангелы небесных сфер

На Землю слетали.

Там они витали.

(то есть полчища Люцифера)

У камня сонм лучистый,

Ибо сей камень чистый.

Далее следуют слова, которые Треврицент потом берёт назад.

Простил ли духам БОГ вину

Или низверг их в глубину,

ЕГО решенье безупречно,

И служат они камню вечно,

Который тем дороже.

К ним послан Ангел БОЖИЙ.

Так что Христос посылает СВОЕГО Ангела к тем люциферическим ангелам, которые избраны, чтобы вернуться к Ангелу Христа, драгоценному камню из короны Люцифера. Они и истинные Ангелы служат Граалю. Но когда они становятся служителями Грааля, они должны были отказаться от войны. Но Треврицент оставляет Парцифаля в заблуждении, будто Грааль можно завоевать. Тогда, во времена Треврицента, человечество испытывало неуверенность касательно вопроса об искуплённых и отвергнутых ангелах, то есть о космических интеллигенциях. Но решение этого вопроса фундаментально, и не может не возникнуть вопрос: что произошло с люциферическими ратями после того, как ДУХ СОЛНЦА снизошёл на Землю? Что сталось со светоносцем Люцифером, когда СВЕТ мира шествовал по Земле как человек и отклонил искушение Люцифера? Тогда были искуплены те люциферические духи, которые отказались от войны, а упорствующие в борьбе и войне прокляты на целые эоны. Благо, извлечённое из падения Люцифера, было включено в развитие человечества Иисусом Христом. И до 869 года духам был дан срок, чтобы они обратились. Это значит, что полчища люциферовых духов были поставлены перед решением, будут ли они впредь служить Граалю или останутся теми, что были мятежными духами.

В эпоху сомнений, в эпоху Парцифаля, обратили внимание на различие духов. Парцифаль был избран, чтобы сомнение, уже не только субъективное обстоятельство отдельной человеческой души, но объективное состояние мира, а именно разделение в царстве духов преодолеть, направив человечество к Добру.

Всё это станет нам ясным, когда мы опишем 869 год со всеми относящимися к нему историческими событиями во временном аспекте: год великого решения в жизни человечества, когда ему предстояло выбрать между ТРОИЦЕЙ и ЕЁ отвержением.

Поведав это всё, Треврицент говорит Парцифалю:

Вот, господин, каков Грааль!

А Парцифаль говорит, что в будущем он хотел бы как настоящий рыцарь выстоять в благородных битвах. А БОГ уж приведёт его к Граалю, если он удостоится подобного боя. Тут Треврицент отвечает, что он должен беречься высокомерия. Высокомерие всегда приводит к падению. При этих словах Треврицент был так взволнован, что заплакал и поведал Парцифалю об Анфортасе. Анфортас пал от высокомерия, ибо он безудержно боролся за свою любовь. Так не должен делать тот, кто хочет приблизиться к Граалю. Никто не приходит к Граалю без призвания. Один-единственный мог бы приблизиться без призвания, и произошло бы ужасное. Треврицент имеет в виду Парцифаля. И он рассказывает, что до озера Брумбане уже продвинулся ещё один рыцарь, Лэхелин, брат Орилуса. Он убил там Либбеальса, который был сыном Приенласкоса и рыцарем Грааля. Совершив такое, Лэхелин обзавёлся конём Грааля. Парцифаль сделал нечто подобное, когда конь Грааля достался ему в обмен на убитого Инглиарта. Разница - в том, что Лэхелин, а не Парцифаль убил рыцаря Грааля. И Треврицент спрашивает Парцифаля: "Не вы ли Лэхелин, если я вижу на вашем седле горлицу, знак Грааля? Вы едете на коне Грааля, кто - вы, какого вы - рода, откуда вы происходите?" А Парцифаль отвечает, что его отец - Гамурет, и он - не Лэхелин. Он не совершал грабительского убийства, по крайней мере, не совершал его из-за лошади. Но вооружение он добыл так, ибо ради него он убил Итера из Кукумерланда. Тогда Треврицент называет Парцифаля своим племянником и сетует, что Парцифаль убил близкого родича. Супруга Итера из Гавеиса Ламмира - сестра отца Парцифаля. Может, у них даже иное родство, чем это свойство, так как Треврицент говорит: "Итер и Парцифаль происходят от одной крови". Из этого известного нам родства три поколения позади Итера и четыре поколения позади Гамурета, так что позади Парцифаля пять поколений. Оба рода происходят от Мазадана и от феи Терделашуа во Феймургане. Выяснено, что Мазадан - это Мак Адам, согласно стиху 464, 20 в "Парцифале" Вольфрама, Каин. А фея Феймургана - персидская Пери Мергиана. Так что родство заключается в том, что оба - дети Каина. При таком родословном древе речь идёт об эпохах человечества, а не об отдельных личностях, в особенности, когда замечаешь, что оба потомка Мазадана носят имена, указывающие на общечеловеческое. Ибо один отпрыск Лассалиес, от которого ведётся род Парцифаля, носит имя, примерно означающее "сочетатель блаженных", а другой отпрыск, от которого происходят Итер, Артур и Гаван, зовётся Брикус, что означает "злосчастный". Два потомка Каина, один из рода блаженных - Парцифаль, другой - из рода злосчастных - Итер, Красный Рыцарь, вступили в битву друг с другом, и Парцифаль убил своего брата по человечеству. Треврицент объясняет Парцифалю, что он за это деяние поплатится своей жизнью. Мировая справедливость требует теперь его жизни. Предсказание Треврицента сбудется позже, при битве Парцифаля с его сводным братом Фейрефицем, который, однако, не Красный Рыцарь, а чёрно-серый. В этом поединке ломается меч Итера. Лишь когда Фейрефиц и Парцифаль узнают друг в друге братьев, так что Фейрефиц, неспособный достигнуть Грааля собственными силами, приводится к Граалю Парцифалем, деяние будет заглажено.

В лице Фейрефица достигает Блаженства тот, кто сам по себе не может достигнуть Блаженства. Но Фейрефиц, по крайней мере, со стороны отца происходит из рода блаженных. О происхождении Белаканы, его матери, мы не узнаём ничего.

Треврицент призывает Парцифаля осознать, какую вину он взвалил на себя. И он рассказывает ему, как его скоропалительный отъезд принёс смерть его матери, сестре Треврицента. Только теперь Парцифаль узнаёт то, чего не знал до сих пор.

В дальнейшем Треврицент продолжит рассказывать Парцифалю об его родных. Лучше всего мы сможем передать то, что он поведал, в форме родословного древа.

Что он рассказывает о Киоте, Шуазиане и Сигуне, мы уже знаем из главы о Шионатуландере. Дальше он рассказывает то, что мы тоже уже знаем, как Репанс де Шуа оберегает Грааль, и судьбу Анфортаса. Анфортас, хоть он и служит Граалю, и даже господин Грааля, в выбирает себе подругу, неугодную Граалю. Мы знаем, что речь идёт об Орелузе. Его боевым кличем был Амор. Такой девиз не располагает к Смирению. Когда Анфортас выехал на поиски приключений, происходит то, что так тяжело его ранило. Ядовитое копьё язычника, рождённого от Этнизы из Парадиза, поразило его в лобковую кость. В копьё было врезано имя язычника.

Железо копья так глубоко засело в его ране, что в дальнейшем невозможно было его оттуда извлечь. Врачебное обследование показало: остриё было полым внутри, так что из него изливался яд. Врачу следовало искусстно извлечь осколки. Так Анфортас был наказан за свой любовный пыл неизлечимой раной. Чтобы восстановить равновесие во Вселенной, Треврицент должен был отказаться от всего того, чем злоупотребил Анфортас в своей необузданной страсти. Он отрёкся от служения мечу и стал отшельником. Далее Треврицент рассказывает, какие средства применялись, чтобы залечить рану. Всё было тщетно. Рана всё время намокала от яда. Написанное во врачебных книгах помочь не могло. Различные змеиные яды тоже не помогли. Бесплодной оказалась экспедиция, посланная обследовать четыре райские реки, не плавает ли в одной из них целебная трава. Не помогла даже ветвь, которую Сивилла дала Энею на пути в подземный мир и защищающая от адской угрозы. Никакого улучшения не последовало и от крови пеликана, и от камня карбункула, находящегося под черепной костью единорога. И трава, называемая трахонта, вырастающая из крови убитого дракона, связанная с движением звёзд, не оказалась целебным средством. Целебного средства не нашлось ни в познании великих демонов, ни в четырёхчастных силах жизненного организма (четыре райских потока), ни в области сил физического тела (нисхождение Энея в подземный мир), ни в "я" (кровь птицы пеликана). Не помогли даже субстанции, добываемые человеком в алхимическом процессе (камень-карбункул единорога), как и земные вещества, в особенности, пронизанные небесными силами (трава трахонта). Во всяком случае, последняя подвела к особенной тайне раны, ибо боли от неё усиливаются, когда некоторые звёзды снова проходят через определённые места своего круговорота и фазы месяца проявляются подобным же образом. Так что рана Анфортаса - своего рода орган, предназначенный для постижения звёздного круговорота. Хоть Анфортасу и не удалось правильно образовать этот орган, в своих страданиях он переживает тайное соотношение микрокосма и макрокосма. Ему может принести исцеление только вопрос, который задаст рыцарь. Этот рыцарь, задавая вопрос согласно ритуалу, вызывает то, что исцеляет: вдохновение.

На этом месте Треврицент прерывает беседу. Он довёл её до того места, где находится Парцифаль. Остальное он может предоставить самопознанию Парцифаля. Простую трапезу, простое жилище отшельника описывают нам дальнейшие стихи. Когда они поели, Парцифаль признаётся: он - тот несчастный, кто созерцал Грааль, видел муку короля и не задал вопроса. И он узнаёт от Треврицента, что он должен знать, чтобы развязался узел судьбы.

Племянник мой, через меня

Вещает БОГ, тебя храня.

Ты в Монсальвеше видеть мог

Копьё, в котором сей урок.

Как в небе сумрачно-лазурном

Луч, испускаемый Сатурном

(Мы знаем, как соотносятся копьё и Сатурн),

Порою мучит летний снег,

Не ведаю, как бы избег

Твой дядя нестерпимой боли,

Когда бы вновь не укололи

Его ранение копьём,

Хоть яд ещё таится в нём.

Сталь наконечника багряна,

Как неразлучная с ним рана.

От звёзд страдает Монсальвеш.

Их след кровавый слишком свеж.

Чередованье лунных фаз

Для раны хуже всякий раз.

Это - таинственная рана, нанесённая человеку за то, что он эгоистически злоупотребил Высшими Силами, данными ему природой, Творческими Силами. В человеческом организме есть область, в которой совершается то, что движимо звёздной закономерностью. Как устройство и строение совершается в звёздных ритмах, остаётся непостижимым для обычного сознания.

Рассмотрим с такой точки зрения закономерность Сатурна. В течение большого количества лет он проходит такой же круг, как луна в течение дней. От четверти к четверти он движется примерно семь лет. За четыре семилетия он проходит весь круг своего пути. В человеке это выражается процессами старения. До семи лет в человеке меняется обмен веществ. В первое семилетие у него меняются зубы. К этому присоединяется определённый процесс изменений в кожном покрове. Во втором семилетии наступает половая зрелость. Так завершатся процесс для срединного человека, и переходит в нижнего человека. В третьем семилетии происходит менее наблюдаемый в нашу эпоху процесс, переживаемый нами не столько телесно, сколько душевно, когда человек в 21 год - для разных наций этот возраст различен - достигает своего совершеннолетия. В 28 лет круговорот завершается. Все эти процессы, проходящие в ритме Сатурна, - процессы затвердения, выражающиеся в окостенении, в склерозе. Выпадение вторых зубов, процесс в костях, лёгкое затвердение гортани при половом созревании мужчины, от чего у него меняется голос, всё это сатурнанские процессы. Сатурн даёт человеку внутреннюю крепость, внутренний костный остов, распрямление. Другая сила, противоположная сила, - сила луны. Ритм луны действует везде, где внутри водянистого чередуется подобие прилива и отлива. В человеческом организме эта сила со своим ритмом выступает в женственности. Хотя в мужчине - действеннее Сатурн, а в женщине - Луна, при этом в каждом человеке, в мужчине ли, в женщине ли, действенны обе силы. Это - силы рождения и силы смерти. Когда в человеческом существе сталкиваются созидающие и разрушающие силы и это столкновение по звёздным законам задерживается, когда человек во внутренних процессах своего организма эгоистически ищет сладострастия, происходит то, чем вызвана болезнь Анфортаса. Что излечивает эту болезнь? Лишь сознание, что любовь не должна быть эгоистической, что человек - лишь управитель Небесных Сил в своём организме. То, что в дальнейшем сообщается о болезни Анфортаса, - образное оформление только что сказанного. Серебряные ножи кузнеца Требюше относятся - если принять во внимание макрокосмический аспект - к Луне, а копьё - к Сатурну. Тем временем в человеке должны быть созидающие силы луны, то есть серебряные ножи, серебряные серпы кузнеца Требюше, чтобы исправить то, что разрушает копьё Сатурна. Сатурн совпадает с жарой и холодом, как месяц с текучестью и льдом.

Так он мороза не избег,

И стынет плоть его, как снег,

Но яд копья смертельно жгуч,

И остриё копья как луч,

Жизнь страждущему сохраняет,

Из раны стужу изгоняет,

Чтоб наконечник облекла

Она подобием стекла.

Так мудрый мастер Требюше,

Искусник доблестный в душе,

Хранил то, что постиг он сам,

Что двум серебряным ножам

Он вверил, чтоб глагол сберечь,

В котором - королевский меч.

Этот глагол сохраняет силу, способную соединить разбитое на куски. Платон выразил то же на свой лад в диалоге "Пир". Он там устанавливает, как единый человек расщепился на мужской и женский пол и как любовь (прежде всего, низшая любовь) основывается на том, чтобы снова восстановить первоначальное единство. Но поскольку, как описывает Платон, это не удаётся никогда, цель Высшей Любви - в том, чтобы достигнуть в человеке человечности, призванной обретать Первоначальное СУЩЕСТВО. Это - по ту сторону рождения и смерти, в Вечном. Вот к чему должен стремиться Парцифаль. Истинное человековедение предполагается в противоположность мужскому и женскому в том, что оно распознаёт в мужском организме силу, скорее разрушительную, а в женском - скорее созидательную. То и другое преодолевается, так что ни одно из них не выступает в своей односторонности, по ту сторону жизни и смерти - мир, где разрозненное до сих пор пронизывается ЕДИНЫМ. В таком мире больше не может быть низшей любви. С подобной точки зрения, почерпнутой из антропософского человекопостижения, проблема болезни Анфортаса не понимается ли в духе большего благородства?

Далее поэт повествует об асбесте, который сгорает. Это относится к огню вожделения. Сравнение перенял Гёте, у которого говорится во второй части "Фауста":

Несём, как тяжкий крест,

Его мы тело,

Нечисто, как асбест,

И не сгорело.

Так ДУХОМ сплочены

В нём две стихии,

Что и для нас - прочны

Узы такие.

Их не разъединишь.

Связь - бесподобна.

И разделить их лишь

Любовь способна.

Так полагает Гёте и предоставляет высказать это Ангелам. Ни один Ангел не способен разъединить двойную единую природу Высшей Силы. Только Вечная Любовь способна отделить бессмертное от смертного. Так объясняет эти строки Карл Юлиус Шреер.

Так мы можем понять и следующие стихи Вольфрама Эшенбаха:

Бывало, говорили мне,

Что не горит асбест в огне,

Но если лучше посмотреть,

Способен и асбест гореть,

И есть на свете вещество,

Что поджигает и его.

Всё это происходит, пока человек не очистил свою низшую природу. Если он очистил её, он преодолевает разрыв. Тогда он достигает области, где противоположности исчезают и Единое СУЩЕСТВО находит СЕБЯ Вечности. Анфортас не достиг этого восхождения на высоты. Поэтому, когда на него нападают боли, он ищет глубин. Он заставляет нести себя к озеру Брумбане, чтобы там рыбачить, как полагают, но он, подавленный своими муками и страданиями, ни разу не выудил хотя бы столько, чтобы хватило на одну трапезу. Тщетное начинание - извлекать Небесную Пищу при погружении в низшую природу человеческого существа.

Парцифаль отвечает, что он знает это, он тоже видел короля на озере Брумбане, приехав из страны отречения, из Перлапера. И всё-таки вопреки тому, как хорошо охраняется твердыня Грааля, он проник в неё, вошёл в замок, и копьё он тоже видел. На это Треврицент отвечает: такой боли, как тогда, король ещё никогда не испытывал.

Неописуемую боль

Тогда испытывал король.

Звезда Сатурн так выдаёт

Свой угрожающий приход.

Он близится похолоданьем,

И угрожает он страданьем.

Врачуя страждущую плоть,

Копьём решались уколоть.

Звезда Сатурн взошла в ночи.

Жгут рану грозные лучи.

Тогда возобладал Сатурн. Сатурн и солнечный герой Парцифаль тогда совпали. То была сила Сатурна, с ней пришёл солнечный герой. Но время ещё не пришло, он не смог задать вопроса. Настанет ли день, когда сочетание звёзд и то, что вырабатывается изнутри человека, встретятся в полной свободе? В день, когда это совершится, Парцифаль постигнет: страдание короля - от того, что эта гармония не могла создаться.

После того как Парцифаль мог явить такую степень самопознания, он узнаёт через Треврицента о жизни рыцарей храма. БОГ избирает их ещё детьми, и они призваны служить Граалю. Если в какой-нибудь стране после смерти короля необходим король и возникает потребность в посланнике Грааля, тогда Грааль посылает такому народу короля. Но он должен скрывать своё происхождение. Если же есть страна, где нужна дева Грааля, Грааль ниспосылает эту деву, не скрывая её происхождения, тем или иным способом.

Муж в тайну БОГОМ облечён,

Тогда как явь для дев и жён,

И это вовсе не каприз.

Так молодой король Кастис

Был Херцелейдой очарован

И ненадолго ей дарован,

Обвенчан с матерью твоею,

О чём тебе напомнить смею.

Странный обычай: мужчины умалчивают о своём происхождении, а женщины не умалчивают. В этом кроется тайна мужского и женского. Рудольф Штайнер учит нас, как действуют силы наследственности: они передаются от мужчины, тогда как женщина скорее противится наследственности и через то, что она даёт, ребёнку сообщаются силы, являющиеся скорее общими человеческими свойствами и более происходящие из космоса в целом.

Мужа, посланника Грааля, не подобает спрашивать, кто - его отец или кто - его мать, ибо то, что идёт через поколения, несущественно для того, кто стал рыцарем Грааля. А для женщины - существенно то, что она получает от череды поколений. Граалю свойственно упразднять кровное родство и заменять его родством душ. Поэтому мужчина должен освободиться от того, что действует в нём как наследственность, а женщине следует отдаться силам наследственности, ибо в ней в силу её женской природы они действуют как противонаследственные. Вот почему во всех родословных древах Грааля больший вес приобретает происхождение от матери, а не от отца. Здесь это будет пояснено одним лишь примером. Писатели, подчёркивающие, что Карл Великий был носителем духовной миссии, напоминают, что его дед и бабка со стороны матери - Флор и Бланшефлёр. Сверим это с поэмой Конрада Флека. Речь идёт о происхождении с материнской стороны. Таков смысл стихов:

Муж в тайну БОГОМ облечён,

Тогда как явь - для дев и жён.

Тайны родословного древа Грааля открываются Парцифалю при встрече с Треврицентом, его родичем. Далее говорится:

Грааль для мужа - тайный дар,

Для девы - символ явных чар.

Берёт Грааль себе свой плод,

Чтобы его пречистый род

Был заодно с Граалем,

За что мы БОГА хвалим.

Тот, кто Граалю подчинился,

От женской ласки уклонился.

Чтобы хранить свою страну,

Король берёт себе жену,

И тот, кому дана земля,

Которая -без короля.

Треврицент поведал Парцифалю, что и он изведал любовь и, служа ей, побывал в Европе, в Азии, в Африке, ведомый в Горивон и на гору Фейморган и в Агремонтин. С пылкими мужами довелось ему биться, и он сражался со всей силой страсти. А когда он попал в Рохас, что в Штирии, то есть на Рохитскую Гору в Штирмарке, он столкнулся с венедскими мужами. Потом он из Севильи отправился на Сицилию и через Фриуль до Аквилеи. Но в Севилье ему встретился отец Парцифаля. Из этого места мы можем заключить, что Треврицент считает важным наряду с баснословными местностями упомянуть Штирию. Наряду с другими немаловажно то обстоятельство, что герб Гамурета - подобен штирийскому. На соотнесённость каролингских владений со Штирией мы уже указывали. Ещё отчёливее говорит об этом Треврицент:

И в Рохасе я побывал,

Но три недели воевал

Я на Сицилии сначала,

Где претерпел тревог немало,

Потом добрался до Гандина,

Куда влекла меня судьбина.

Название, похоже,

В честь предка твоего же.

Он далее говорит, что этот город находится при впадении Грейи в Драву. М. Хаупт указал на Рохас как на Рохитскую гору в Сангауне и на упомянутую далее Грейю как на Грайенвах, впадающий при Петтау. Город Гандейн расположен в Драубене при Петтау. Герб Гандейна, чёрная пантера, напоминает герб Штирии - белую пантеру на зелёном поле. Так что семья Парцифаля происходит из этой области. В эпоху, когда разыгрывается сказание о Граале, возникают оживлённые связи между областью Штирии, Каринтии и владеньями Каролингов. Упоминая Лиутварда, святую Рикардис и Арнульфа Каринтийского мы уже указывали на эти связи. В этом месте мы узнаём также, что Итер, супруг дочери этого Гандейна, был оруженосцем Треврицента, а ему вверил Итера отец Парцифаля. Гамурет подарил тогда Тревриценту зелёный камень, из которого вырезана дароносица, и Парцифаль клятвенно заверяет ей невинность Йешуты.

Треврицент упрекает Парцифаля в том, что он убил Итера и виновен в смерти своей матери. Далее в том, что он увёл у Грааля лошадь. Тогда Парцифаль говорит ему, что получил от Грааля плащ и меч.

Четырнадцать дней оставался Парцифаль у Треврицента. Из беседы с ним он узнаёт, что старец, которого он видел в горнице в замке Грааля, - Титурель. Потом Парцифаль и Треврицент прощаются друг с другом.

Был грустью Парцифаль томим,

Но Треврицент простился с ним,

Сказав: "Грехи оставь ты мне.

Я замолю их в тишине.

Что говорил я, не забудь!

И обретёшь ты Правый Путь".

Прощанье подаёт им знак,

Вообразите сами как.

X. В десятой авантюре Гаван испытывает переживания, идущие параллельно переживаниям Парцифаля. Парцифаль находит мёртвого рыцаря на лоне Сигуны. Гаван находит раненого рыцаря на лоне женщины и исцеляет его. Всё это заранее замечается, чтобы указать при знакомстве со следующей главой, как различны пути Гавана и Парцифаля. Цель Гавана - Шательмарвей, цель Парцифаля - замок Грааля.

Уже вступительные строки десятой авантюры показывают, что мы вступаем в область Клингзора. Здесь господствует нечто, противоположное постоянству. В одном из последующих мест этой авантюры сказано:

Лес, где царствует Клингзор,

Заморочит слух и взор.

Кто не смел и тот, кто смел,

Не останется там цел.

Переменчивая даль:

То веселье, то печаль.

Такова - страна Клингзора. На неё указывают вступительные стихи:

Диковинная брезжит встреча,

Невзгодой радости переча.

То невезенье, то удача

Друг с другом спорят, что-то знача.

Не приходится сомневаться, что мы не на высотах, где гнездится орёл мысли, мы спустились в бездну, где обитает дракон вожделения. Что Гаван вступает в эту область хорошо вооружённым, на это указывает нам повествование: Гаван и Вергулахт помирились. Гаван невиновен и не сделал ничего такого, в чём его можно было бы обвинить. Но теперь оба - Вергулахт, как и Гаван, - хотят искать Грааль порознь. Так что пока Парцифаль едет на лошади Гавана, Гаван перенял задание, возложенное на Парцифаля. Мы находим Гавана, ищущего Грааль, в области Шательмарвей. Оказывается - как мы видели - Парцифаль тайно участвует в приключениях Гавана. Теперь повествуется нам о Гаване: господин Гаван ехал однажды утром и нашёл на зелёной равнине лошадь под женским седлом. На седле висел щит. Эх, подумал он, что это - за воинственная дама, которой принадлежит этот доспех. Щит дамы был даже разрублен. Думая так, он увидел за стволом липы сидящую женщину. И тут описывается переживание, соответствующее встрече Парцифаля и Сигуны, но только так, как дело обстоит в царстве Клингзора. На коленях женщины лежал пронзённый рыцарь, и его кровь всё ещё капала. Гаван, искушённый во врачебном искусстве, сошёл с коня, содрал с липы лыко и согнул его в трубку. Эту трубку он воткнул в рану и велел женщине сосать, пока кровь не потечёт снова. Он понял, что рыцарь страдает. Рыцарь обрёл новые силы, и диагноз Гавана подтвердился, а диагноз был такой:

Не так опасно ранен он,

От боли сердца кровь течёт.

Болезнь рыцаря - в том, что он слишком гнался за земным. Шионатуландер умер, служа поискам звёздных письмен. Этот рыцарь страдает от полнокровия. Ему приходится считаться с тем, что возникает из его крови. Гаван предостерегает рыцаря, которого он, таким образом, исцелил. Этот рыцарь зовётся Уриан. Эта личность - не образцовая. Гаван знает его как необузданного нравом. Он встретился с ним, когда тот пытался поступить по своей прихоти с девицей против её воли, за что был привлечён к ответственности за Круглым столом Артура. Он должен был умереть. Лишь благодаря заступничеству Гавана он был помилован и приговорён к тому, чтобы четыре недели есть из одной кормушки с ищейками и легавыми собаками. И этот рыцарь, сперва незнакомый Гавану, говорит, что здесь можно пережить не очень приятные приключения. Его так отделал Лишуа Гивеллиус. Он - рыцарь, который расправляется с людьми, подобными Уриану. Во всяком случае, это личность, не желающая иметь ничего общего с такими Урианами. Гаван перевязал рану и произнёс над ней благословение. Потом он поехал дальше, и перед его взором возникла крепость. Гора высилась винтообразно, и казалось, что она вращается. Подобный пейзаж намекает на душевное в человеке, и здесь видно его свойство, проявляющееся, когда предаёшься опьяняющему танцу страсти. Здесь был источник, бьющий из утёса, около него сидела женщина, о которой поэт говорит: одна Кондвирамур могла сравниться с ней красотой. Она зовётся Оргелуза де Логруа. Гаван увидел её и влюбился, она же отвергает его посягательство:

Ты утоли свой пыл дурной

Другой любовью, а не мной.

Гаван же заявляет ей, что рассматривает себя как её пленника. Поскольку Гаван не отстаёт, Оргелуза удостаивает его задания. Она велит привести ей лошадь. Гаван вскакивает и сначала не знает, что ему делать с этой лошадью. Тогда Оргелуза поручает ему взнуздать её. Когда Гаван хочет передать Оргелузе поводья, она заявляет, что не хочет касаться места, которого касалась его рука. Она берёт лошадь, когда он передаёт ей конец поводьев, о котором говорит, что не касался его. Оргелуза отталкивает его своим поведением. Люди в саду предупреждают Гавана. Ему следует поберечься. Он же устремляется к оливе, где привязана лошадь. Тут Гаван увидел старого седобородого рыцаря, опиравшегося на костыль. Он плакал, когда Гаван приблизился к лошади. Он также предостерегает его от этого приключения и проклинает госпожу. Гавана, однако, не удержать. Мы должны отметить, что Гаван слезает с лошади, как Парцифаль покидает замок Грааля, и если Парцифаль встречает юного пажа, то Гаван встречает седовласого рыцаря, и как Парцифалю после приключения в замке Грааля кричат вслед: "Ты - гусь", Оргелуза приветствует Гавана, приближающегося с лошадью, такими словами:

Я вас приветствую, вы - гусь!

Я вашей глупости дивлюсь!

Ко мне на службу попроситься!

Вам лучше бы перебеситься.

А он в ответ: "Пусть будет так.

Других не надобно мне благ!

Вам, госпожа, я не перечу,

На вашу брань добром отвечу.

Служить я вам настолько рад,

Что не хочу других наград..."

Гаван хочет посадить её на лошадь, но она противится и одним прыжком вскакивает на коня. Она приказывает ему также не сопровождать её, а ехать впереди. В этом месте поэт предостерегает читателя от порицания Оргелузы. Читатель ещё не знает, каков - её характер, и ему следует быть осмотрительнее и убедиться в том, постиг ли он, как обстоит дело с её сердцем. Поэт старается объяснить нам, что Гаван подвергается испытанию, а Оргелуза играет предписанную роль. С бешеной скоростью разыгрываются переживания, действие мчится вперёд куда быстрее, чем раньше, когда описывались переживания Парцифаля. Ибо мы уже достигли места, где Парцифалю в Артуровом круге предстала Кундри, чтобы проклясть его. Здесь Гавану предстаёт не Кундри, а её брат, чудовище по имени Малькреатюр. Кундри, как сказано, - его прелестная сестрица.

Он схож был со своей сестрой,

Лишь пол был у него мужской.

При этом схож со зверем он.

Клыки кабаньи с двух сторон.

Хоть волосами он оброс,

Короче сестринских волос

Его колючая щетина.

Такая, скажем, образина,

Торча над Гангой где-нибудь,

И там бы наводила жуть.

Поэт объясняет нам, как появились подобные ужасающие образины. Как он повествует, Адам, дававший имена всем зверям и планетам, понаторел в знании сил, присущих корням. Своих дочерей он удерживал от неумеренности, когда они достигали возраста, способного к зачатью. В особенности он предостерегал от зелий, изменяющих человеческий плод. Но, говорит поэт, женщины всегда - женщины. Они не могут подавить своих вожделений, поэтому так искажено человечество. Раздражающий образ Малькреатюра явлен нам поэтом в целях самопознания. Королева Секундилья подарила Кундри и Малькреатюра Анфортасу, и Анфортас послал Малькреатюра к Оргелузе, куторую любил. Поэт называет Малькреатюра сыном звёзд и корней. Он ехал на кобыле, хромавшей на все четыре ноги. У госпожи Йешуты лошадь была получше. Бранясь, Малькреатюр предостерегает Гавана от дальнейших приключений: ему надают по спине. Гаван даёт волю рукам, хватает карлика и накалывается об его щетину. Гаван сбрасывает Малькреатюра с лошади, так что лошадь убегает. Гаван смотрит на свои окровавленные руки. Оргелуза высмеивает его и выражает своё удовлетворение таким поношением. Потом они приезжают на место, где был раненый рыцарь. Гаван срывает корень как целебное средство для рыцаря, и можно предположить, что с таким опытом как-то связан Малькреатюр, называемый сыном корней и звёзд. Также повествование об Адаме, знающем силу корней и предостерегающем своё женское потомство от некоторых из них, должно, так или иначе, соотноситься с ним. Короче, Гаван привязывает корень к ране рыцаря. Раненый рыцарь ещё раз предостерегает его от Оргелузы. Но Гаван говорит, что хотел бы помочь раненому рыцарю водвориться в лечебницу, которую раненый рыцарь упоминал. Тот просит посадить его и его подругу в седло. Пока Гаван подсаживает женщину на лошадь, вдруг вскакивает раненый рыцарь, который только притворялся раненым, на лошадь Гавана и скачет прочь. Оргелуза смеётся и продолжает нападки, которые Гаван уже претерпевал от Оби. Та называла его менялой, торгашом. Теперь Оргелуза говорит:

Так вы держались напоказ,

Что рыцарем сочла я вас.

Оказывается, вы - лекарь,

И хорошо, что хоть не пекарь.

Но вы, по-моему, стремянный

И в услуженье слишком рьяный,

И, ГОСПОДИ благослови,

Моей хотите вы любви?

Гаван отвечает ей: "Да". Тут возвращается раненый рыцарь и позволяет Гавану узнать в нём Уриана. Гаван вспоминает, как при Артуровом дворе спас рыцарю жизнь, поспособствовав, чтобы его приговорили к мягкому наказанию: пить и есть из собачьей кормушки. Уриан отвечает моральным принципом Шательмарвей:

Кто жизнь спасти другому рад,

Тот сам, конечно, виноват.

И говорю я, не шутя:

Пусть плачет малое дитя,

А не мужчина с бородой.

Сдаётся мне, конь этот - мой.

И он уезжает на коне Грааля Грингульете, принадлежавшем Гавану, которому остаётся хромая лошадь Малькреатюра. Стремянный проскользнул вслед, и Гаван слышит, как Оргелуза говорит с ним по-арабски. Лошадь принадлежала бедному рыцарю, у которого Малькреатюр отнял её. Гавану приходится смириться и подвергнуться дальнейшим насмешкам Оргелузы. Гаван был слишком тяжёл, чтобы конь мог выдержать его, так что на коня он взваливает только щит и копьё, вынужденный вести коня за повод. Но Оргелуза продолжает издевательства Оби:

Выходит всё же вы торгаш,

Товар вы мне везёте ваш?

Иль вы врачишка непутёвый,

Лекарства продавать готовый?

Тогда нам с вами грех шутить!

Извольте подати платить.

Как ни юли, а тем возможней,

Что дело вам иметь с таможней,

Гаван стойко переносит все эти насмешки. Так на него действуют Купидон, Амор и Венера. Поэт вставляет здесь небольшую песню в честь господина Любвегнёта. Охотно - говорится в этой песне - он освободил бы Гавана, но ему ничего не поможет. Он должен претерпеть подобное искупление: госпожа - на коне, а он за ней - пешком. Так они добираются до леса, где лежит колода. Гаван встаёт на неё и осторожно садится на хромающую лошадь, ибо вскочить на неё не отваживается. Потом они подъезжают к замку, из окон которого смотрят четыреста женщин. Гавану навстречу выезжает рыцарь Лишуа Гиевеллиус. Королева Оргелуза говорит на это: я с самого начала сказала вам, что здесь вас постигнет лишь позор, таков мой обет, и я выполню его. Защищайтесь, если можете. Появляется перевозчик и берёт герцогиню в свой чёлн, а Гавана брать не хочет, так как ему запретила герцогиня. Гаван опечален этим, но Оргелуза говорит: "Вы снова увидите меня, если победите Лишуа Гивеллиуса. Но это вам вряд ли удастся". Дело доходит до поединка, в котором Гаван побеждает. Одно мгновение обдумывал он, не убить ли ему рыцаря, лежащего на земле, но потом отказался от этой мысли и предпочёл оставить его в живых, хоть побеждённый и не сулил ему безопасности. Тогда Гаван подумал, что он может вознаградить себя за поединок с рыцарем, отняв у него лошадь, и он вскакивает на лошадь Лишуа Гивеллиуса. Но едва оказавшись в седле, он заметил, что сидит на своём коне Грингульете, которого похитил у него Уриан. Таким образом, поэт загадывает нам загадку, ибо Лишуа Гивеллиус должен был, так или иначе, завладеть этим конём. Как это случилось, пока остаётся открытым. Оба вступают в поединок снова, и снова побеждает Гаван, он снова испытывает искушение убить побеждённого, но щадит его. Он говорит себе: "Если я убью этого героя, бившегося по поручению Оргелузы, я потеряю её любовь. Я пощажу его ради неё". Так они заключают мир. Они сидят вдали друг от друга. Появляется перевозчик с годовалым соколом и говорит: "По здешнему обычаю мне принадлежит лошадь того, кто - побеждён". Тут Гаван рассердился и сказал: "Что я, купец, чтобы платить вам подать?" Но перевозчик отвечает, что настаивает на своём праве. В честной схватке Гаван завоевал коня для него, для перевозчика. Мы видим, что Гаван в скверном положении, ведь он должен отдать своего коня, несмотря на то, что победил. Ибо побеждённый им рыцарь сидел на коне Гавана. Тогда перевозчик говорит:

Изволили вы победить

Того, кого вознаградить

До этого готов был мир...

Это - слова, которые могут относиться только к Парцифалю. С тех пор как ему улыбнулась Кунневара, Парцифаль - рыцарь, которому присуждается наивысшая награда. Или Гаван победил Парцифаля? Что Лишуа Гивеллиус - лицо, отличное от Парцифаля, явствует из 730, 3, где Лишуа Гивеллиус женится на сестре Гавана и Парцифаль присутствует при этом, но в месте, которое мы сейчас обсуждаем, под маской Лишуа Гивеллиуса, кажется, скрывается Парцифаль. Предположив это, мы можем понять радость перевозчика, когда Гаван предлагает, чтобы перевозчик вместо коня получил рыцаря:

Сей дар был перевозчик рад

Счесть наилучшей из наград.

Меня ни при какой удаче

Не награждал никто богаче.

И счастия такого

Не знал я, право слово.

Ваш дар пойти мне должен впрок,

Он больше, чем желать я мог.

И в других выражениях перевозчик высказывает восторг, но просит, чтобы Гаван водворил рыцаря в его чёлн и в его дом, на что Гаван отвечает:

Водворю его теперь

К вам в челнок, за вашу дверь

Как законную добычу.

Тогда перевозчик говорит: на сегодняшнюю ночь будьте моим гостем.

Парцифаль встречает рыбака, Гаван встречает перевозчика. Как Парцифаль ночует у рыбака наверху в замке, так Гаван в области Шательмарвей ночует у перевозчика. Вставим сюда промежуточное соображение.

Из многих соображений Рудольфа Штайнера известно значение сказки Гёте о зелёной змее и прекрасной лилии. И там тоже выступает перевозчик, которому нужно платить подать, и там нужно переправиться через реку. Гёте в сказке описывает фрагмент приключения в Шательмарвей. Подобные же декорации мы находим в Дантовом рае. Данте выходит к ручью и видит на другом берегу процессию иерархий. Данте называет это пространство земным раем. Гёте знал переживания в этом пространстве и во многих отношениях должен был идти путём Гавана. Не столько Парцифаль, сколько Гаван показывает, каковы переживания Гёте. С этой точки зрения можно понять многое в жизни Гёте, чем, возможно, и оправдано это промежуточное замечание.

Так что Гаван остаётся у лодочника, но страдает от любовной скорби. Он имеет в виду Оргелузу, когда восклицает:

О горе, клад - не для тебя!

Так восклицает он в пространстве перевозчика. Перевозчик слышит это и утешает его, он, мол, - в стране Клингзора, где ты сегодня - печален, завтра - весел. Но наступает вечер, и пора возвращаться домой.

Гаван сам Лишуа ведёт,

Гавану не перечит тот,

И вот они уже - в челне,

Вверяющиеся волне,

А перевозчик вёл коня,

Его по-своему ценя.

Гаван ночует у перевозчика. Сын перевозчика заботится о коне. Он также приносит постели. Дочь перевозчика, Бене, не жалеет усердия, заботясь о Гаване. Она предлагает ему трёх жаворонков. Ими особенно не насытишься, да ещё дева просит оставить одного жаворонка для своей матери. Портулак и латук в уксусе, налитом рукой одного из обоих сыновей перевозчика, дополняют скудную трапезу. После еды перевозчик покидает Гавана, оставив с ним свою дочь.

Гаван, как рассказали мне,

С девицею наедине.

На что бы он ни притязал,

Никто б ему не отказал,

Но спал он крепко до утра,

От БОГА только ждал добра.

XI. В одиннадцатой авантюре повествуется, как Гаван встаёт утром с постели и выходит через ворота в прекрасный сад, где поют птицы. Отсюда ему виден замок, где живут четыреста женщин. Женщины уже встали. Он думает, что ещё рано и стоит ещё поспать, может, и женщины собираются снова лечь. Так что он оправляется опять в постель и укрывается плащом девы вместо одеяла. Вскоре он засыпает, не замечая, что дочь хозяина вошла в его комнату и ждёт, когда он проснётся. Он открыл глаза и поблагодарил деву, что она пришла ради него, а она заверила его, что все они ему - сердечно благодарны. Тогда он спросил её, кто - эти женщины в замке. Тут дева испугалась и ответила, что знает, но не смеет сказать. Она попросила его также, чтобы он даже не обращался к ней больше с таким вопросом. Видно, здесь всё, наоборот, по отношению к замку Грааля. Там от Парцифаля ждали, что он задаст вопрос, здесь, в Шательмарвей, вопросы Гавана - нежелательны.

И задаёт Гаван вопрос,

Кто эти женщины в твердыне,

О чём не знает он поныне,

Хотя видал их, не секрет,

Но лишь расплакалась в ответ

Девица, громко голося,

Так, что слыхали все и вся.

Услышав её плач, приходит отец. Он видит, что его дочь сидит на постели у рыцаря, но не сердится и не спрашивает, что между ними произошло. Поэт намекает: что бы ни произошло между ними, отец не гневался бы. Так водится в Шательмарвей.

"Дочь, - говорит он ей, - не плачь!

Таким скорбям не нужен врач.

Бояться грех таких потерь,

И ты утешишься, поверь!"

Гаван говорит, что не случилось ничего такого, о чём он не мог бы сказать при всех. Он только задал девушке вопрос, который смутил её. Теперь Гаван ждёт ответа. Он только спросил о судьбе женщин. Тогда перевозчик говорит: ради БОГА, не спрашивайте вы меня о судьбе женщин, ибо здесь - страшная беда, и если, сострадая женщинам, не откажетесь от вашего вопроса, вы должны желать битвы, которая навлечёт на вас смертельную опасность, а на нас - чрезвычайное горе. Но Гаван настаивает на ответе. Тогда перевозчик говорит, что, если он не отступится, продолжая спрашивать, ему придётся предоставить добрый щит, которым следует вооружиться, ибо здесь - Тер Марвей и здесь - Ли Марвей. Никто ещё не устоял перед приключением, о котором он спрашивает. Гаван говорит, что не боится приключения, только просит перевозчика сказать ему, в чём - дело. И перевозчик говорит, что если он устоит в битве, он станет господином этой страны и освободит женщин, скованных чарами вместе со многими благородными рыцарями. Перевозчик продолжает: цена вам - высока, вами побеждён Лишуа Гивеллиус. Он - так храбр, что с ним никто не сравнится, разве что Итер де Гаевис. И тут перевозчик высказывает нечто примечательное и важное.

Вам, господин, узнать пора:

В моём челне сидел вчера

Тот, кем был Итер побеждён,

Пятью конями награждён

Я был за этот перевоз.

И так, перевозчик говорит, что перевёз вчера через реку Парцифаля и получил от него за это пять коней. Значит, Парцифаль должен был победить пять рыцарей и теперь тоже находится в Шательмарвей. Парцифаль победил пятерых рыцарей, подарил их лошадей перевозчику, и Оргелуза, видевшая это, поехала за Парцифалем и предложила ему свою любовь, но Парцифаль отверг её. И так Парцифаль и Гаван проходят через одни и те же приключения, но Гаван, томимый любовной скорбью, не находит взаимности у Оргелузы. Оргелуза предлагает себя Парцифалю, но он не хочет её. Поэт говорит нам, что Парцифаль приведён сюда поисками Грааля. Услышав эту историю, Гаван спрашивает, знает ли Парцифаль, что со здешними женщинами. Перевозчик отвечает, что Парцифаль не знает этого. Очевидно, Оргелуза встретилась с Парцифалем, прежде чем перевозчик переправил её через реку. До сих пор Гаван всегда был на стороне Оргелузы. В повествовании нет места для встречи с Парцифалем. Не остаётся ничего другого, кроме как считать эту встречу тайно вплетённой в данное повествование. И мы предприняли попытку подобного вплетения, предположив, что за Лишуа Гивеллиусом скрывается Парцифаль. Примечателен также внезапный переход поэта от Лишуа Гивеллиуса к Итеру и к Парцифалю. Под вопросом - только пять коней. Но мы знаем: нечто должно было произойти, ибо Лишуа Гивеллиус вдруг скачет - необъяснимым для нас образом - на лошади Гавана, которую похитил у него Уриан. Должно быть, состоялась битва между Лишуа Гивеллиусом (Парцифалем) и пятью рыцарями, одним из которых был Уриан. Кто остальные четверо, мы так и не узнаем. Но по какой причине с такой таинственностью скрывает поэт столь простое происшествие? Причина - прозрачна: приключения Парцифаля в области Шательмарвей рассматриваются как тайна. Открыто представлены только приключения Гавана. Но почему это - так?

Человек живёт головой, как человек познания. Но мыслительная деятельность пронизана деятельностью воли. В своём организме или в низшей природе человек живёт главным образом волей, но и в органическом обмене веществ действует - не всегда осознаваемое - познание. В обороте, употреблённом в переводе Лютера "Адам познал свою жену", как однажды заметил доктор Штайнер, дух языка проявляет нечто от этой тайны. Парцифалем для поэта представлен человек, ищущий Духовный Мир на Пути Познания. Гаван ищет Путь в Духовный Мир волей ближайших сердечных сил. Тут силы познания лишь вибрируют, трудно уловимые для обычного сознания. Поэтому в области Шательмарвей Парцифаль должен отступить на второй план. Но даже если не соглашаться с тем, что в Лишуа Гивеллиусе поэт таит Парцифаля, существенное остаётся: Парцифаль таинственно участвует в приключениях Гавана. Вооружающемуся Гавану перевозчик даёт совет: отдать своего коня торговцу у ворот, когда он приедет в Шательмарвей. Гаван часто обозначается как торгаш и купец. Это - клевета, но в ней заключается и кое-что истинное, поскольку, завоёвывая Шательмарвей, Гаван становится владельцем торгового предприятия. Среди товаров мы находим и драгоценные. Хозяин сообщает Гавану, что Ли Марвей - кровать на четырёх ножках. В этой кровати он переживёт страшные приключения. Отсюда добрый совет: не выпускать из рук щита и меча.

Как ему сказал перевозчик, так и происходит. Сойдя с лошади, он находит купца и осматривает его товар. Он просит показать ему пряжки и пояса и видит то, что до сих пор не видел ни один мужчина, годами здесь бывали только женщины. Только женщины до сих пор видели то, что теперь видит он. Купец говорит: всё это принадлежит вам, если вы победите, полагайтесь на БОГА! Вас направил сюда Плиппалинот, перевозчик? Как Парцифаля спрашивают, не рыбак ли направил его в замок, так здесь купец спрашивает о перевозчике. Гаван вошёл внутрь замка пеший. Кровля была пестра, как перья павлина, и переливалась всеми своими красками. Внутренние покои замка были чудесно разукрашены. Окна были под высокими сводами. Во внутренних покоях стояли многочисленные кровати, на стенах были ковры. Но женщин Гаван там не видел. Наконец он вошёл в зал, где пол был скользкий, как стекло, там и стояла Ли Марвей. Она передвигалась на четырёх колёсиках, сделанных из рубинов, а пол был, по совету Клингсора, облицован сардониксом, яшмой и хризолитом. У кровати было такое свойство: как только на неё ложились, она приходила в движение, наталкиваясь в своей стремительной езде на все четыре стены. То было испытание, которому должен был здесь подвергнуться Гаван.

Эту Ли Марвей видит каждый, посещая Шательмарвей. В ней выражается тайна человеческой природы. Кто вступает в мир, о котором здесь идёт речь, должен, прежде всего, оставить у ворот обычные представления, всё памятное. Он должен оставить всё это вместе с рухлядью, которой мог бы завладеть, с честью выдержав приключение. Представления обычного сознания созерцаются здесь как отдельные образы. Они - неподвижны, они - представления перед сознанием, и они созерцаются в покое. Вступая в область Шательмарвей в его сокровенности, попадаешь в мир жизненных процессов, ускользающих от познающего сознания, эти картины - не предмет созерцания, в мире этих картин становишься картиной, как во сне. Но эти картины - подвижны, а смотрящий - неподвижен, хоть он и вызывает это движение, но картины движутся и сами. Этот мир вторгается и в обычное сознание, но оно - защищено, не воспринимая его в полном объёме. Этот мир открывается нам в простом эксперименте. Если мы посмотрим на солнце и закроем глаза, мы получим при этом дополнительный образ солнца перед собой в закрытом глазу. Мы не можем удержать этот образ, он сразу приходит в движение, меняет свой цвет и своё место. То, что изменяет этот образ и перемещает его на другое место в пространстве восприятия сознанием, - область, где душевное перекрещивается с жизненным процессом. Глаз создан солнцем. В переживании дополнительного цвета мы, как в полусне, наблюдаем, как созидается организм. Это переживание, знакомое каждому, может быть расширено. Процессы созидания в своей целостности могут в подвижных образах вступить в сознание человека. Так можно воспринять перистальтику своей кишки, увидеть кровообразование, готовность лимфы или репродуктивные процессы. Тогда человек - внутри Шательмарвей. Изведав это, понимаешь, почему говорят, что мужество требуется тому, кто ложится на подвижную кровать Ли Марвей. Человек защищён от знания этих органических процессов. Если они внедряются в сознание, возникает стремление регулировать их сознанием. Но как только пытаешься это сделать, замечаешь, что не разумно вторгаться в этот процесс. Проистекающие отсюда трудности образно описываются как борьба со львом. Ложась на Ли Марвей, узнаёшь кое-что о человеческой природе. Мир подвижных образов переживается не как локализованный в низшем организме, он переживается скорее как вознесённый над головой. На опыте узнаёшь, что жизненные процессы низшего человека отражаются поверх его головы. Изучая пристальнее данное во внутреннем переживании, постепенно открываешь, что переживаемое поверх головы, как отражение обмена веществ внизу, есть мир человеческой мысли. В этом заключается тайна человеческой природы. Мы вступаем в неспокойный, преисполненный жизни мир мысли, в мир воображения, и постигаем, что нужен долгий путь внутреннего обучения, чтобы в мире этой живой мысли не потерять власть над мыслеводительством. Гёте прошёл через это переживание. В своей сказке о зелёной змее и прекрасной лилии он описывает переправу через реку, он знает также и приподнятие нижнего человека над головой. Жена старца с лампой несёт на голове корзину. Мёртвое в ней не тяготит её, но живое кажется невыносимо тяжёлым грузом. Это нужно описать, если имеешь соответствующий опыт. И поскольку Гёте имел его, он был в состоянии воспринять идею прарастения. Это - подвижная идея, и кто хочет её продумать, должен испытать подвижность ложа Ли Марвей. На пути к такому подвижному мышлению человек проходит через многие испытания, они для нас описаны, и мы хотим истолковать их.

Поэт описывает нам чудовищный шум, производимый кроватью, когда она наталкивается на стены. Она грохочет, словно гроза или будто в зале трубит множество труб. Гаван вверяется БОГУ и закрывается щитом перевозчика. Тут кровать останавливается, и грохот стихает. Для понимания процесса важно, что для защиты у Гавана одно оружие, употребляемое в этой ситуации, а именно щит, и тем, что Гаван делает, доводя процесс до конца, он приводит движущееся к успокоению. Но испытания на этом не кончаются, они видоизменяются. На него обрушиваются чудовищно тяжёлые камни, также бесчисленные стрелы. Всё его тело исколото и разбито. Ко всему вдобавок в дверь входит могучий мужлан, одетый в одежду из рыбьей кожи. Это - фигура, знакомая нам по вавилонским изображениям. У этого великана - тяжёлая палица. Он заверяет Гавана, что с его стороны ему нечего опасаться, не то, что с другой стороны. Между тем Гаван ударяет обнажённым мечом по стрелам, торчащим в его щите, и слышит рёв огромного льва, который тотчас появляется и яростно прыгает. Лев ударяет лапой по щиту Гавана. Гаван отрубает ему ногу, так что лев прыгает на трёх ногах. Он уже так близко, что Гаван чувствует его дыхание. Наконец, ему удаётся убить льва, но он падает без чувств.

Здесь описано осмысленное продолжение ранее объяснённого. При вхождении в Духовный Мир сначала переживаешь особенное явление: кажется, сидишь в центре круглой зеркальной чаши. Что исходит от человека, чувства и мысли, он переживает не как исходящее от него, а как обрушивающееся на него. Но то, что при этом описывается, лишь акт самопознания. Гаван должен понять, как неотёсаны его мысли, как всё ещё оскорбительны его чувства. Его мысли кажутся ему мельничными жерновами, а чувства - острыми стрелами. При переживании такого отражения сказывается (чего не должно происходить, но вначале обычно происходит) побочный физиологический процесс. Если процесс протекает нормально, тогда остаётся только имагинация, если же закрадывается чувство страха, имагинативный процесс становится наполовину физиологическим, и телесные ритмы расстраиваются. Дыхание и сердечный ритм - затруднены. И столкновение с этим средневековые авторы описывают как встречу со львом. Библия тоже знает подобное переживание и описывает его в образе Самсона. Во всех алхимических изображениях это переживание возникает в каком-нибудь образе. Эту пробу выдерживаешь, когда вместо того, чтобы побороть льва, вскакиваешь к нему на спину и едешь на нём верхом. Переживание в таком роде описывает Василий Валентин в своих двенадцати ключах. Там и находим мы всадника на льве и сердце у него в руке. Подобные изображения встречаются и во многих начертаниях розенкрейцеров. И доктор Штайнер указывает на то, что таково - истинное завершение упомянутого переживания. Средневековые изображения становятся понятны лишь через его объяснение. Вскочить на львиный хребет - значит вверить БОГУ всё, что происходит, и признаться, что ты - слишком не мудр, чтобы вмешиваться в дыхание и кровообращение. Если это удастся, то ты выдержал пробу на мужество и лев - покорён тобой. Гаван выдерживает пробу не вполне. Он убивает льва, то есть сердце затихает, вся жизнедеятельность приостанавливается, останавливается Ли Марвей, Гаван падает в обморок, он - скорее мёртв, чем жив. Если бы ему не помогли обитательницы замка, пленные королевы, он бы погиб. Арнива, супруга Утера Пендрагона, мать Артура, спешит на помощь Гавану. Сначала она шлёт двух дев, чтобы убедиться, жив ли он ещё. Она отвязывает шлем от его головы:

На красных у него устах

Ещё виднелась пена,

То признак жизни, а не тлена,

Лежит не шевелится.

Дыханье-то в нём длится?

Как бы проверить без помех?

Соболий отщипнула мех,

В меху двойной дракончик.

Дева ощипывает соболью шерсть и подносит её к носу Гавана, чтобы увидеть, дышит ли он. Она нашла, что он ещё дышит. Тут Гавану приносят воды, и пока дева засовывает в зубы Гавану своё кольцо, ей удаётся добиться, чтобы он глотнул воды. Так он постепенно приходит в себя. Он узнаёт, что удовлетворительно выдержал пробу. Что ему недостаёт, он должен восполнить приключениями. Что Гавану недостаёт мужества выдержать пробу вполне, происходит оттого, что он не смирил ещё свою страстную натуру. Это удалось Парцифалю. Поэтому подобное переживание Парцифаля не описывается. Так как он не желает Оргелузу и отвергает её, когда она ему предлагает себя, у Парцифаля не связано никаких трудностей со львом. Он, доблестный и храбрый, как лев, участвует лишь в последующих приключениях Гавана, а не в схватке со львом. Парцифаль - свободен от иллюзии, считающей чужим отражение того, что исходит от себя. Благодаря чудесному водительству он приобрёл способность узнавать в отражении своё существо. Его водительство позволяет ему сообразно судьбе сразу же заглаживать всё дурное, чтобы он ни сделает. Гаван выдерживает пробу не вполне, отсюда его разбитость после переживания. Настоящее исцеление приносит ему чудесный корень, который королева кладёт ему в рот.

Ему вложила корень в рот,

Заснул он в час отрадный тот.

Этот корень, который в сказках обычно называется корнем жизни и который приносит заяц, имагинация алхимии, - дыхание человека, проникающее через рот и через трахеи, потом разделяющееся в лёгких, представляется имагинативному сознанию корнем, который человеку в рот суёт "заяц-алхимия". Как только этот корень оказывается во рту, в теле начинаются процессы восстановления, то есть циркуляция крови и дыхания меняется во сне. Гаван спит, пока корень у него во рту, он просыпается, когда корень вынимают.

И спал спокойным сном герой,

Покуда тою же рукой

Не вынет корень королева

Из уст его...

Что в сказках с этим объяснением связано другое, что голова обезглавленного рыцаря возвращается к нему и снова прирастает силой корня, лишь имагинативное выражение для того обстоятельства, что обмен веществ, при бодрствовании совершающийся лишь в остальном организме, во сне охватывает голову и к обезглавленному человеку во сне прирастает голова. Бесчисленные сказки и мифы могут быть поняты, если видеть в них образы органических процессов в человеке, проходящем через них в различных положениях сознания. Так из одиннадцатой главы, через приключение Гавана в Шательмарвей, мы узнаём важный фрагмент средневековой алхимии.

XII. В двенадцатом приключении поэт повествует о тяжёлом испытании, через которое Гаван должен тем более пройти. Поэт приводит примеры из рыцарской поэзии, иллюстрируя, что испытание Гавана должно рассматриваться как сумма всех этих приключений, соединённых в одно единственное. Он упоминает приключение Ланселота на мосту меча, когда он сражался с Мелиаканцем. То, "то пережил Гарель, рыцарь Круглого стола, чьи приключения позже были описаны Плейером, не может сравниться в приключением Гавана. Вольфрам рассказывает, как этот Гарель забросил в Нанте льва во дворец, обнажил нож против льва и должен был за это поплатиться в мраморном зале. Также Вольфрам упоминает и приключение из "Ивэйна" Гартмана фон Ауэ. Там рассказывается, как Ивэйн однажды нашёл источник, у которого лежал большой камень. Если облить камень водой, начинается буря. После того, как она отбушевала, появляется господин источника и призывает приезжего к ответу. Ивэйн победил этого рыцаря и с честью выдержал это приключение. Поскольку Гаван видит впоследствии перед собой колонну, мы вправе предположить, что встреча с этой колонной при протекании последующего приключения должна рассматриваться как продолжение битвы со львом, не доведённой до конца. Отношение Гавана к Оргелузе - одна из причин, по которым Гаван не вполне выдерживает испытание. Поэтому поэт напоминает нам о его любви и о страдании, которое она причиняет ему. Также в этом месте Вольфрам напоминает, что Итер тоже носил герб госпожи Любви. Весь род Гавана верно служил любви, Итер в том числе. Всему роду Гавана любовь нередко причиняет скорбь. И Сюрдамур, возлюбленная Александра Великого, из-за своей любви к нему испытала тяжкое горе. Поэтому, полагает поэт, госпожа Любовь должна предоставить Гавану свободу.

Вы силу силой покоряйте,

Гавана же не изнуряйте,

От ран избавьте новых,

Смиряйте вы здоровых.

Поэту кажется, что это - жестоко: обрушивать на Гавана грозу любви, когда он только что перенёс столь тяжёлое приключение. Вспомним приключение Ивэйна, о котором мы только что слышали, когда рассказывалось, как Ивэйну пришлось биться с господином источника, а появление этого противника было предварено сильной грозой. Это сказание известно и в других версиях. Мы находим его и у Гриммельгаузена в "Симплициусе Симплициссимусе". В повествовании Гриммельгаузена также воспроизводится "Парцифаль". Симплициус Симплициссимус - чистый дурачок. Отшельник у него - Треврицент. Дочь полковника - Кондвирамур. Правда, повествование там - упадочное, Грааль появляется как свиная голова на блюде, а застолье Грааля - офицерский трактир. Но там рассказывается и о том, как Симплициус Симплициссимус бросает камни в озеро Муммель, чтобы узнать, вправду ли от этого бывает буря. Он спускается в некое подобие преисподней и там проходит через приключения. Я упоминаю здесь эту историю, чтобы показать: описываемые подобным образом грозы следует воспринимать как подхлёстывание стихий по произволу человека. Поэт прибегает к этому в цитируемых строках.

Последующие приключения Гавана определяются тем, что его жизнь души ещё - недостаточно очищена.

Сказал он: "Горе! На кровати

Томиться мне пришлось некстати,

И так я изранен

И ночью затуманен.

По Оргелузе я томлюсь

И к ней по-прежнему стремлюсь".

Поэт говорит нам: Гаван так мечется на кровати, что разрываются повязки на его ранах. Это значит, что от вожделения открываются раны, нанесённые в битве со львом. Когда забрезжил день, Гаван был весь в крови. К счастью, для него были приготовлены новые одежды, и он облачился в них. Можно надеяться, что при этом он облёкся также в нового человека. Во всяком случае, на мгновение он избавился от своей муки и мог теперь созерцать чудеса Шательмарвей. Он увидел просторное великолепное помещение. Он поднялся по лестнице в роскошную ротонду. Там оказалась чудесная колонна. Клингзор привёз её из страны Фейрефица. Окна круглообразного помещения украшали алмазы, аметисты, топазы, гранаты, хризолиты, рубины, изумруды и сардониксы. А на колонне в центре, если всмотреться в неё, становилось видно отражение всего происходившего вокруг.

Чудес подобных не найдёшь

И глаз от них не отведёшь.

В колонне дали отражались

И вместе с близью приближались.

За местностью являлась местность

И возвращалась в неизвестность,

И лес на горном склоне

Являлся в той колонне.

Люди ехали и шли,

Кто - вблизи, а кто - вдали.

У окна смотрел Гаван

На круговращенье стран.

Эта колонна в области Шательмарвей - противоположность Граалю. Грааль - в сокровенном, и его трудно найти. К нему приближаются через округу, и достигнуть его можно лишь через шестидесятимильный лес. Чудо-колонна Шательмарвей находится в месте, которое нельзя покинуть, если попадёшь туда. Здесь - 400 пленных женщин, с ними - четыре королевы. Но стоит вглядеться в колонну, и увидишь окрестность.

Как нам говорит поэт, чудо-колонна такая большая, что на ней могла бы уместиться гробница госпожи Камиллы. Камилла выступает в "Энеиде". Она - дочь Метаба и Касмиллы и происходит из города Пиперно, основанного Сатурном. Она помогает победить троянцев и погибает в битве, когда на неё нападает Аррунт, поддержанный Аполлоном сорактинским. Она отмщена Дианой, которой была посвящена в детстве. Поэт упоминает её уже в 504, 25, и ей уподобляется Оргелуза. На этой колонне должна была бы возвышаться гробница Камиллы, то есть Оргелузы, ибо она замещает здесь Камиллу. В этих подробностях, приводимых поэтом, я вижу указание на то, что страсть Гавана должна была бы быть похоронена, прежде чем он подошёл к этой колонне. Он этого не сделал, и колонна вскоре явит ему Оргелузу вместе с рыцарем, который служит ей и с которым Гаван должен сражаться, но вскоре обоих он увидит по ту сторону реки. Но до этого к нему приблизятся четыре королевы. Старая Арнива, мать Артура, приходит со своей дочерью Сангивой и с обеими своими внучками Итонией и Кундри. Итония и Кундри - сёстры Гавана. Старая Арнива упрекает Гавана в том, что он, ещё слабый, направился сюда. Гаван благодарит её, называет искусницей и говорит, что её искусство придало ему достаточно силы. Тут Гаван осведомляется у искусницы об этой колонне. Арнива объясняет Гавану, что колонна распространяет свой свет на шесть миль в окрестности (обратим внимание на шестидесятимильный лес вокруг Грааля и на эти шесть миль), так что можно видеть всё, что происходит в окружности этих шести миль. Эта колонна должна была бы принадлежать королеве Секундилье, но Клингзор похитил колонну. Тут, как сказано, Гаван видит: приближается рыцарь. Что его и теперь ещё мучит любовь к герцогине, показывают следующие стихи:

Чох вызывает чемерица,

И нечто схожее творится

Порою в сердце, не в ноздрях.

Так рыцарь от любви зачах,

Ещё привержен герцогине,

К нему безжалостной поныне,

Страдает от любовных ран,

Как прежде, господин Гаван.

Так, колонна - волшебное зеркало, в котором является влекущее и приводящее снова к битве. Это происходит оттого, что переправившийся через реку опять отброшен назад. И Камилла, уже в детстве связанная с копьём, переброшена через реку, но, призвав Диану, спасается Посвящением. В сказке Гёте вместо колонны выступает сказочный образ. Это - зелёная змея, говорящая блуждающим огням: если вы ищете прекрасную лилию, то должны вернуться за реку, через которую вы переправились. Прекрасная лилия - по ту сторону реки. Река, о которой идёт здесь речь, - поток страстей. Если бросать неочищенное золото познания в этот поток, он начинает бурлить и неистовствовать. Господин потока, перевозчик, появляется и гневается.

Гавану предстоят новые испытания, их цель - очищение его страсти. Только пройдя через очищение, он может сочетаться с Оргелузой, уподобляющейся здесь Камилле, жрице Дианы. Искусница говорит Гавану: вы не в состоянии уже сейчас устоять в этой борьбе, ваши раны ещё не зажили. Гавана, однако, не остановишь, он вооружается. Он снова садится на своего коня Грингульета, которого сохранил для него купец. С грустью он замечает, как изрешечён его щит. Ведь этот щит он получил от перевозчика, оказавшего ему гостеприимство, давшего ему копьё и переправляющего его через реку назад. Гаван снова сидит на коне Грааля, и силы возвращаются к нему, так что он может одержать победу над своим противником тюрковитом. Сразу появляется перевозчик и требует себе лошадь побеждённого. Оргелуза всё ещё не находит слов, чтобы выразить признание Гавану, она только спрашивает его, готов ли он выполнить ещё одно задание. Оргелуза говорит Гавану, что не доверяет ему, но если он исполнит её волю, ему не нужно будет ехать впереди неё, он сможет ехать рядом с ней. И он велит ему перескочить на своей лошади через ущелье. Это ущелье называется Лигвайс Преллиус, жуткий брод. Гаван должен перескочить через него и посетить дерево, охраняемое королём Грамофланцем. От этого дерева он должен оторвать ветку для венка, который следует поднести Оргелузе. Местность, которую он должен пересечь, называется Бор Клингзора. Описав Гавану таким способом предстоящее ему приключение, Оргелуза отстаёт от него. Рискуя жизнью, Гаван пытается перескочить через пропасть, рушится в неё и падает в страшный поток. Он всё ещё не в состоянии окончательно выдержать пробу. Поток страсти опять захватил его. Однако Грингульет хорошо плавает, и копьё Гавана не сломано. Так ему удаётся выудить копьём из воды повод и направить лошадь на мелкое место, а он выбрался на другой берег, ухватившись за ветвь дерева. Эти воды носят имя Сабин. Так что Гаван благополучно переправился, нашёл дерево, сорвал ветку и завладел венком. Этот венок охранялся королём Грамофланцем, а у него было обыкновение - он стремился вступить в бой с каждым, кто срывал ветвь с его дерева, но никогда не сражался с одним противником, будто это ниже его достоинства. Противников должно быть двое или больше.

Не стал бы биться он с одним,

Такой гордыней одержим,

Что вызвать был на бой готов

По меньшей мере, двух врагов,

А если нападал один,

То схваткой брезгал господин.

Гаван встречает короля Грамофланца, но ничем не угрожает ему, так как тот - безоружен. Грамофланц говорит Гавану, что не отказывается от венка, но пренебрегает схваткой с одним противником. На руке у Грамофланца сидел сокол, подаренный сестрой Гавана Итонией, в которую Грамофланц тайно влюблён. Он носил шляпу с перьями павлина и плащ из зелёного бархата. Грамофланц объясняет Гавану, что он, Гаван, выдержал приключение, предназначенное ему, Грамофланцу. И тут Гаван узнаёт, как соотносится во всём одно с другим. Грамофланц убил первого супруга Оргелузы. Он хотел жениться на Оргелузе, но та отвергла его. Тогда, говорит Грамофланц, рассказав ему это:

Полюбит вас она в надежде,

Что вы меня убьёте прежде.

Грамофланц говорит, что он давно отказался от Оргелузы, но Гавану следует знать, что это он - властитель Термарвей. Гаван должен ему помочь и предоставить ему руку Итонии, дочери короля Лота. Грамофланц не подозревает, что Гаван - брат Итонии. Он передаёт Гавану кольцо, и Гаван берёт его в знак своего посланничества. Тогда Гаван спрашивает его:

"Когда претит вам бой со мной,

Скажите мне, кто вы - такой?"

"Отец был у меня Ирот,

Убил его отважный Лот (отец Гавана).

Король, убил он короля.

Я - Грамофланц, король и я,

И вам скажу я без притворства,

Что не по мне единоборство.

Один противник - это вздор.

Так я считаю до сих пор,

И неуместен тут обман.

По-моему, один Гаван

Со мной достоин поединка.

Бои с другими - лишь разминка".

Гаван даёт ему себя узнать. Он готов сразиться с ним, чтобы тот мог отомстить за смерть своего отца, убитого отцом Гавана. И они уславливаются о бое, который должен состояться в Бемсе при Корхе. Они решили биться через шестнадцать дней. На этом они прощаются, и Гаван, благодаря прыжку Грингульета, избежав на этот раз падения, возвращается к герцогине Оргелузе. Он передаёт Оргелузе завоёванный венок, она плачет и рассказывает о своём погибшем супруге Сидегасте. Важно, какими словами она его прославляет. Вслушаемся в эти слова:

Он выше был всех остальных

И с высоты взирал на них,

Из глубины сердечной

Звездой сияя вечной,

Сатурн в надзвёздной быстроте.

И так, она уподобляет Сидегаста Сатурну. Далее она говорит, он был верен, как единорог, жертвующий собой за чистоту девы. И в Оргелузе теперь совершается Преображение. Гаван выдержал испытание. Он занял место Сидегаста-Сатурна. Его доблесть вознесла его до высочайшей из звёзд. Как Парцифаль силой Сатурна попадает в замок Грааля, так Гаван силой Сатурна становится властителем Шательмарвей. Страсть в нём - побеждена. Смертоносный Сатурн водворяет эту страсть и Оргелуза признаёт это:

Уподобляетесь вы злату,

Которое очистил жар,

И мужество - ваш лучший дар.

Поведение Оргелузы по отношению к нему меняется. Он сажает её на лошадь, и она теперь готова сопровождать его. Но кое-что она ещё должна ему сообщить, прежде чем она сможет принадлежать ему вполне. О любви Сидегаста он уже слышал, но её любви домогался ещё один - Анфортас. Он подарил ей табронитскую рухлядь как сокровище любви. Сначала она пережила смерть Сидегаста. Сидегаст был чист, но он не мог жить. Тогда и Анфортас был ранен, так что Анфортас не мог быть мстителем за неё. Тут она рассказывает о магической власти Клингзора, которым были измыслены все приключения, перенесённые Гаваном, и с Клингзором она заключила договор.

Кто мог такое приключенье

Снести без умопомраченья,

Того, чья высока цена,

Я полюбить была должна.

А тот, кто вопреки условью

Пренебрегал моей любовью,

Всё, что имел, мне отдавал,

Чтобы Клингзор торжествовал.

Мы узнаём, что Парцифаль тоже завоевал венок Грамофланца. Оргелуза должна была бы принадлежать также Парцифалю, который отверг её. Так что его добро принадлежало ей, и она могла разделить его с Гаваном. Мы видим: Гаван, достигнув своей цели, получает всё, от чего отказывается Парцифаль. Теперь Оргелуза рассказывает, как рыцари Клингзора сменяют друг друга днём и ночью, охраняя эти области. Только однажды появился рыцарь, не уступающий рыцарям Клингзора, это был Парцифаль. Оргелуза предложила ему свою любовь, но он отверг её. Об этом также узнаёт Гаван. Тогда он просит Оргелузу скрыть его имя, потом он едет с ней в замок. Войско Клингзора приветствует Гавана как своего нового господина. Также Плиппалинот, перевозчик, со своей дочерью приветствует его. Оргелуза осведомляется о рыцаре, которого победил Гаван, то есть о Лишуа Гивеллиусе. Перевозчик говорит, что он - жив и перевозчик готов отпустить его, если ему подарят нечто из имущества королевы Секундильи, а именно ласточку. Эта "ласточка" - арфа. Оргелуза просит Гавана отпустить побеждённого тюрковита и обменять Лишуа Гивеллиуса на арфу. Так и происходит. Этим кончается глава, в которой говорится ещё, что к Артуру посланы послы, чтобы пригласить его и его свиту на предстоящий поединок Гавана и Грамофланца, когда будет освобождён Лишуа Гивеллиус, то есть, по нашему толкованию, Парцифаль. Парцифаль теперь освобождается от воздействия Гавана, ибо имущество, захваченное Гаваном с венком Грамофланца и путём всех других приключений, это имущество принадлежит также Парцифалю. Ибо он появляется, украшенный венком Грамофланца, хоть ничего и не рассказывается об его встрече с Грамофланцем. Ласточка, на которую его обменивают, принадлежит ему, как и Гавану.

Но напрашивается ещё одно предположение. Грамофланц принципиально бьётся лишь с двумя противниками. Для Гавана он делает исключение. Почему? Потому что за Гавана - другой, Парцифаль.

XIII. В тринадцатом приключении поэт рассказывает нам, что Гаван находится в Шательмарвей, всё ещё не узнанный. Мотив, знакомый нам по сказанию о Лоэнгрине, выступает и здесь в стихах:

Скрывала, вняв его словам,

Как прозывается он сам.

Гаван отправил посольство к Артуру, приглашая Артура на свой поединок с Грамофланцем. Особое удовлетворение Гавану доставит возможность вернуть Артуру его мать, слывущую пропавшей без вести. Арниве - любопытно, куда Гаван посылает своих служителей, но она знает об этом столько же, сколько об его имени и происхождении. Гаван позволяет появиться рыцарю Лишуа Гивеллиусу, за которым, возможно, скрывался иногда Парцифаль. Гаван объявляет, что и тюрковит, и Лишуа отныне - свободны и плен для них кончился. Дальше рассказывается, что тюрковит, Лишуа и Гаван получают одежды из особенной ткани. Эту ткань изобрёл мастер по имени Сарант из города Сарес, а происходит мастер из Трианды. Ткань зовётся не только по имени мастера, но и в честь города Тасма в стране Секундильи. Так что ткань называется Сарант-Тасма. Поэт хочет обозначить соприкосновение Гавана, господина Шательмарвей, с некоторыми разновидностями восточной магии. После того как оба, Лишуа и тюрковит, освобождены, Гаван находит четырёх королев. Прежде всего, он спрашивает об Итонии. Тихо осведомляется он у Бене, дочери перевозчика, какая из четырёх - Итония. И он получает от неё желанный ответ. Бене знала, почему Гаван спросил. Гаван садится подле девушки и спрашивает, испытывала ли она когда-нибудь любовь. Она отрицает это и говорит, что до сих пор ни с одним рыцарем не говорила дольше, чем теперь с Гаваном. Но она не знает, кто - Гаван, и как его зовут. Если бы она знала это, она узнала бы в нём своего брата. Но всего этого она не знает. Тогда Гаван спрашивает, не знает ли она, что некоторые рыцари - на службе у любви. Девушка отвечает: ей известно, что герцогине Логруа служат рыцари ради любви или ради платы, но у неё нет рыцарей на службе. Он спрашивает красавицу: скажите, но кто же - он, вызывающий на бой всех ваших рыцарей? Это - король Грамофланц, отвечает она, у него - венок славы. Значение этого места, вероятно, в том, что оно объясняет венок Грамофланца. Нужно завоевать венок с его дерева. Здесь говорится, что это - за венок. Это - венок Добродетели. И Гаван говорит: "Вы сказали об этом рыцаре, но вы должны были услышать о нём больше, ибо он добивается вашей любви. Если ваш отец зовётся Лот, он домогается вас. Я же готов быть посланцем от вас обоих". Гаван хочет сочетать браком свою сестру с хранителем Добродетелей, так что он говорит ей: "Вот - колечко, его посылает вам достойный герой, а я - его тайный посол. Не сомневайтесь, я сохраню тайну". Она сначала краснеет, потом бледнеет. В смятении она хватает кольцо и должна признать, что уже знает его. Она рассказывает Гавану, что посылала это кольцо Грамофланцу, и он должен был использовать его как примету, отправляя к ней посла. В мыслях она давно расположена к нему, но ещё никогда не видела его. Тут Гаван говорит, что заключил сегодня мир с тюрковитом и Лишуа Гивеллиусом, но они враждуют с королём Грамофланцем, и он этого не может простить им.

Итония просит Гавана, чтобы он помог ей. Гаван должен был заметить, что она любит короля Грамофланца и ненавидит Оргелузу. Гаван попадает в трудное положение, но он обещал помощь ей, ещё не открывая, что она - дитя его матери. Они сели за стол. Лишуа Гивеллиус трапезничает с матерью Гавана Сангивой, Оргелуза - с матерью короля Артура Арнивой. Сестра Гавана сидела рядом с Гаваном. Как говорит поэт, ему не хватает искусства и знаний, чтобы назвать все блюда, подававшиеся тогда. Но он может сообщить, что пажи и девы-прислужницы не соприкасались между собой и, принося блюда и вина, блюли благопристойность и чистоту.

Невероятным чудом там

Был пир для рыцарей и дам,

Пиров не видевших с тех пор,

Как их заколдовал Клингзор,

И в этом замке, под замком,

Один другому не знаком.

Их в этот замок водворили,

Чтоб меж собой не говорили,

И выходцев из разных стран

Мужчин и женщин свёл Гаван,

Чем их обрадовал весьма.

Преобразилась их тюрьма.

И так, Гаван сумел соединить мужчин и женщин, сохранив при этом чистоту нравов, и то, что это удалось ему в замке Клингзора, являет его как властителя Шательмарвей. На празднике музицировали, танцевали, и среди женщин замешивались мужчины. Гаван, Сангива и Арнива не танцевали. Появилась герцогиня Оргелуза. Сидели друг подле друга, обмениваясь любезными словами. Наконец Арнива напоминает Гавану, что ему выпало много трудов и ему пора - на покой. Оргелуза говорит, что она не прочь позаботиться о нём. Тюрковита и Лишуа она препоручает заботам рыцарей. Рассказывается, что не один рыцарь добивался любви в тот вечер, и сердечная склонность некоторых не осталась безответной. Поэтому знак расходиться был, по мнению многих, подан слишком рано. Силу любви чувствовал и Гаван. С особым дружелюбием проводили Лишуа Гивеллиуса и тюрковита. Тогда встали и другие. Для Гавана и Оргелузы были приготовлены две роскошно разубранные постели неподалёку одна от другой. Поэт говорит:

Но что двоим любовь сулит,

Мне стыд поведать не велит.

Любовь - секрет и не секрет,

Но на устах моих запрет.

И вам поведать я пытаюсь,

О чём я здесь не проболтаюсь,

Как хочешь это назови,

Но свой обычай у любви.

То, что для нас описывается, должно выражать силу любви, которую испытывает Гаван. Поэт говорит: если бы любовное томление Гавана не было удовлетворено, он бы умер. Ни искусство философов, ни мастерство мудрецов, ни Канкор, ни Тебит, знаменитые врачи, ни Требюше, умный кузнец, сковавший чудо-меч, ни ещё какая-нибудь сноровка не смогли бы помочь ему. Ему могло помочь лишь то, что только что совершилось. Что произошло, осталось тайной, и народ ничего об этом не узнал.

Зачем поэт рассказывает об этом? После того как он подчёркивал, что удалось на почве Шательмарвей соединить рыцарей и дам, но не погрешить против добрых нравов, зачем рассказывает он об этом после того, как поведал, что Гаван завоевал венок Добродетели? И почему о том же Гаване он говорит, что Гаван хочет выдать свою сестру за того, кто владел этим венком Добродетели? Господин Шательмарвей - хочет сказать нам поэт - научился облагораживать силу сердца.

Служитель Гавана между тем прибывает ко двору Артура в Бемсе при Корхе. Служитель застаёт королеву за молитвой, которую она творит каждое утро. Он передаёт ей письмо, и она узнаёт почерк Гавана. Парцифаль покинул двор Артура. Поэт предоставляет королеве сказать это.

Королева поручает служителю передать письмо королю. На вопрос, где Гаван - сейчас, служитель отвечает:

Могу я лишь заверить вас,

Что хорошо ему сейчас.

Служитель по совету королевы едет во двор замка и спрашивает, где - король. Королю он передаёт письмо. В письме сообщается о предстоящем поединке между Гаваном и Грамофланцем. Теперь содержание письма сообщается рыцарству. Все готовы тотчас же пуститься в путь, чтобы присутствовать при поединке. Только Кей полагает, что Гаван - слишком суетлив и непоседлив и стоит приехать, куда он зовёт, как может оказаться, что его там уже нет. Выполнив поручение, служитель через несколько дней возвращается в Шательмарвей. Арнива сообщает привратнику о приближении служителя. Она пропускает его впереди себя и спрашивает о том, как он выполнил поручение. Но служитель находит Гавана, своего господина, и сообщает ему, что Артур прибудет со своими рыцарями и дамами. Гаван рад этому и только просит служителя никому ничего не говорить.

Однажды случилось так, что Гаван вступил в разговор с Арнивой. Они стояли в оконной нише, из которой можно было обозреть всю местность, лес и поток. Тут Гаван попросил Арниву рассказать ему, что она знает об истории этого замка и этой области. Арнива вызвалась рассказать об этом и рассказала ему: это - область Клингзора. Многочисленные чудеса таит эта земля. Она зовётся Терра-де-Лабур. Предок Клингзора - Вергилий Неаполитанский, также приверженный магии. Клингзор избрал Капую для своей столицы. Его история - такая. Когда-то на Сицилии правил король Ибер. Он был богат и горд. Жена короля звалась Иблис. Арнива говорит, что тайну Клингзора она не может раскрыть без обиняков и должна просить у Гавана разрешения сказать это, ибо ей придётся поведать нечто неподобающее. Гаван убеждает её ни о чём не умалчивать, и она говорит, что случилось с Клингзором: одним надрезом его сделали "каплуном". Гаван засмеялся над этим. Арнива же рассказывала дальше. Это произошло в крепости Калот Энболот. Король застал его спящим в объятиях своей жены. За это он должен был пожертвовать королю свою мужественность.

Он, опозоренный виною,

Не может никакой женою

Быть облюбован с той поры,

От этой отсечён игры.

Отсюда произошло много дурного. В городе Персида было изобретено магическое искусство. Клингзор изучил его. Он - очень могуществен. Мужчину и женщину он преследует своей ненавистью с тех пор, как его тело искажено. Особенно Клингзор любит навлекать несчастья на благородных людей. Этого боялся также Ирот, король Роше Саббинс. Он - отец Грамофланца. Он предложил Клингзору все свои владения, лишь бы тот оставил его в покое. Так Клингзор завладел горой и равниной на шесть миль в окружности. Отсюда Клингзор повелевал державой духов. Сколько бы их ни было между небом и землёй, злые - они или добрые, Клингзор обладал ими всеми. Разве только БОГ мог предохранить их от него. Теперь, говорит Арнива, эта область Клингзора попала к вам в руки. Клингзор отказывается от этого замка, и он принадлежит вам, а те, кого Клингзор держал в плену, - ваши подданные.

Я понимаю эти слова так, что Гаван теперь повелевает теми, кого под власть Клингзора завлекло любовное томление. С кем это произошло, тот - пленник в его владениях. Парцифаль - пленник во власти Клингзора, пока ему не удастся показать, что он завоевал венок Добродетелей, венок Грамофланца, пока он не докажет, что он - сильнее обладающего этими областями, сильнее Гавана.

Во владениях Клингзора нет никого, не завлечённого сюда любовным томлением. Также Арнива рассказывает, как она попала сюда:

Была же радость мне дана.

Я венценосная жена.

Она - супруга Утера Пендрагона. Она никогда не делала ничего неправедного, мужчин и женщин она привечала, как подобает, но - жалуется она - как бы жена ни была верна, как бы она ни придерживалась Чести и Чистоты, она не предохранится от горя, которое может причинить ей и низший служитель, опечалив или усладив её, так и случилось, что она здесь уже - много времени и никто не пришёл избавить её от беды. Гаван утешает её. Её горю - конец, уже недолго ждать, и Артур приедет. И говоря так, он увидел, как приближается могучее войско, и слёзы навернулись ему на глаза.

Арнива замечает это и говорит: вы должны бы радоваться, ибо приближается войско Оргелузы. Тем временем войско приблизилось, и они увидели гербы на знамёнах. У всех у них был один и тот же герб, герб Исагеса (Исайи) разворачивался у них перед глазами. Ай, крикнула Арнива, не этот ли герб несёт маршал Утера Пендрагона? Однако его нёс господин Маурин, маршал Гвиневеры. Арнива не знала, что король Утер Пендрагон и Исагес давно умерли и что Маурин унаследовал должность своего отца. Всё это оставалось ей неизвестным, ибо во время её плена до неё не доходило известий. По совету перевозчика Гаван позаботился о том, чтобы в этот день ни один человек из войска Артура не переправился через реку. Также Гаван взял из богатой утвари у ворот арфу, известную в Англии, называемую "Ласточка" и передал её Бене для её отца. Так сообразно своему желанию тот получил, что он требовал, чтобы освободить рыцаря Лишуа Гивеллиуса. Потом Гаван велел своему войску занять все посты. Гаван принял все меры, которые принимают против вражеского войска. Никто не должен был знать, что это касается дружественного войска Артура. Так что рыцари были готовы защищать замок в случае необходимости. Тогда рыцари спросили Оргелузу, не её ли - это войско. Она отрицала это. Может, это войско Грамофланца, идущее от Логруа. Не приближается ли тот, кто пострадал при Логруа. Кстати, это - тоже верно, так как и Артур пострадал там. Пришлось же пережить Артуру, что были взяты в плен Гахерет, Гарель и Жофрейт. И о судьбе некоторых других рыцарей мы тоже узнаём. Наконец, Гаван решает сообщить своему войску, что приближается король Артур. Он даёт разрешение переправляться через реку и представляет Артуру пять женщин. Артур был удивлён, когда нашёл среди них свою мать. И настал черёд дружественных приветствий. Пока отдельные войсковые части располагались лагерем, и подходило войско Оргелузы, Гаван вооружался для поединка. Он надевал доспехи, пробуя, не помешают ли этому его раны. После этого он выезжает.

И приезжает рыцарь к сроку,

И приближается к потоку,

Немало, видно, перенёс,

Он среди рыцарства утёс,

Да и гроза к тому же.

Видна отвага в муже.

Таит он в сердце правоту,

Притом являя прямоту.

Как тело ни слабеет,

Он сам не оробеет.

Допустим, эти обороты

Вам не напомнили ни йоты,

И всё же речь моя дошла

В повествованье до ствола.

Это значит: поэт сообщает нам, что Гаван, выезжающий навстречу Грамофланцу, встречает Парцифаля. Повествование дошло до ствола. Эпизод с Гаваном - позади. Парцифаль снова - господин авантюры. Он освободился от всего, что делало его зависимым от Гавана. Любовное томление больше не имеет над ним власти.

XIV. И поэт рассказывает нам, как Парцифаль выезжает галопом, силён и могуч, и против него - целое войско, а он скачет, украшенный венком Грамофланца. Так он выдержал приключение Гавана.

Где древо Грамофланца,

Там побывать он, верно, смог.

Там светлый он сорвал венок,

И ветвь его узнал Гаван.

Гаван должен думать, что это - Грамофланц. Ему не приходит в голову, что это Парцифаль добыл венок Добродетелей. Так они скачут друг на друга, оба на конях Грааля.

Коней не испугает злоба.

Из Монсальвеша были оба.

Пока они бьются один против другого, появляются послы, направленные королём Артуром к королю Грамофланцу и его войску. Вблизи моря, между обеими реками Сабин и По-инзаклин расположилось войско Грамофланца, так что между реками и морем образовался четырёхугольник, на чьей четвёртой стороне - город Рошсабин. Под трубные звуки войско выступило в путь, направляясь к Йофланцу. Много женщин скакали на великолепных лошадях, чья упряжь позвякивала. Также прибыли многие чужие рыцари и короли, например, появился король Бранделиделейн и с ним - шестьсот дам. Также там был Бернаут де Ривьер, чей отец Нарант оставил ему Укерланд. И с ним было много женщин, двести девушек и двести уже замужних женщин. С ним были пятьсот рыцарей, все они прибыли, чтобы принять участие в битве, в которой собирался биться король Грамофланц. Все они хотели видеть, как Грамофланц одержит победу. Когда прибыли послы Артура, Грамофланц принял их, сидя на высоком троне. Послы приветствовали его и попросили, чтобы он воздержался от битвы. Гаван - сын сестры Артура, и ему не хотелось, чтобы эта битва состоялась. К тому же Гаван рыцарь Круглого стола, и Круглый стол чувствует себя ответственным за эту битву. Грамофланц объявил, однако, что настаивает на этой битве. Он уже слышал, что прибыл Артур со с супругой. Он приветствует госпожу Гвиневеру, но если герцогиня Оргелуза настраивает короля Артура против него, это не может изменить его решения.

Эта битва с одним человеком не вызывала у него опасений. До сих пор он никогда не бился с одним противником, их было, по меньшей мере, двое или больше.

В остальном он радовался, что женщины - освобождены из тюрьмы. И если та, которой было привержено его сердце, будет следить за поединком, как он думал, это доставит ему радость.

Бене, дочь перевозчика, подошла к королю Грамофланцу и села справа от него. Она принесла ему кольцо, то, которое Гаван передал Итонии как знак любви от Грамофланца. Присутствие Бене напомнило Грамофланцу об его любви. В посылке кольца он увидел знак любви и был рад этому. Поэт - не доволен тем, что король испытывает ненависть к брату своей возлюбленной. Далее описывается, как Грамофланц вооружается. Посланцы Артура отправляются назад, и на обратном пути они встречают Гавана, вступившего в поединок с другим рыцарем. Гаван принял его за Грамофланца, но это был Парцифаль. Когда служители проезжают мимо, битва зашла так далеко, что Гаван терпит поражение. Когда служители это замечают, они выкликают его имя. Это слышит Парцифаль.

Готовый восторжествовать,

Готов теперь он бой прервать.

Меч боевой роняет он.

"Несчастен - я, я - посрамлён, -

Сквозь слёзы произносит гость. -

Судьбы безжалостная злость

Моею двигала рукой,

Чтоб я ввязался в бой такой.

Я был злосчастию покорен,

И я судьбою опозорен.

Я сам себе нанёс ущерб,

Поруган мой старинный герб.

И кто - я, если не болван,

Когда противник мой - Гаван?

Сражался, честь мою губя,

Я против самого себя".

Здесь поэт высказывает это: битва Парцифаля с Гаваном - битва против себя. И ещё раз подтверждает это поэт, предоставляя Гавану обратиться к Парцифалю.

Твоя победа над собой.

Так верность выиграла бой.

Оба проявляют взаимность в своих признаниях.

Мы измерили весь круг так называемого эпизода с Гаваном. Обозрим его ещё раз.

Парцифаль попал в зависимость от Гавана, так как Гаван избран стать властителем Шательмарвей. Так случилось потому, что Парцифаль пока ещё не возвысился над любовной страстью. Кого принуждает любовь, тот попадает в свиту господина Шательмарвей. Парцифаль таинственно участвовал в приключении Гавана. Оба они обменялись лошадью и заданием, но путь Парцифаля - не тот, что - путь Гавана. Парцифаль должен покорить Оргелузу вопреки самоотречению. Гаван должен жениться на ней. Вот - различие. Парцифаль не станет королём Шательмарвей, он станет королём Грааля. До мгновения, когда Парцифаль победит Гавана, он зависит от него. Как только он покажет, что пересилил Гавана, Парцифаль - полновластный господин авантюры. Эти обстоятельства выступают в поэме ясно и отчётливо, под вопросом только, скрывается ли некоторое время за образом рыцаря Лишуа Гивеллиуса Парцифаль, чтобы потом стать рядом с настоящим Лишуа Гивеллиусом. Предположить можно так или иначе, очевидно одно: эпизод с Гаваном - существенная составная часть всей поэмы и вполне включается в неё. Также и отождествление Гавана и Парцифаля не означает, что Гаван - только маска Парцифаля. Гаван - другой человек, но человек, в котором особенным образом односторонне выражается то, что, правда, есть в Парцифале, но не достигает развития. Полный прообраз человека осуществляется, когда удаётся сочетать отдельности, живущие в многочисленных красках характера.

Гавану пришлось худо. Оглушённый и бледный, он поник в траву. Служители позаботились о нём, и постепенно он пришёл в себя. Между тем приближался Грамофланц и остальные зрители поединка. Они были удивлены, увидев, что опоздали и что битва уже закончилась. Гаван между тем пришёл в себя и встал, хотя едва мог двигаться. Тут подошла Бене и обняла Гавана, проклиная того, кто нанёс ему такой урон. Грамофланц тоже выразил сожаление и предложил перенести битву назавтра. Парцифаль же не выказывал ни слабости, ни усталости. Он вызвался сражаться за Гавана. Грамофланц отверг это, он должен биться с Гаваном, не с Парцифалем - Бене напустилась на Грамофланца:

Послушайте, неверный пёс!

Кто избавленье вам принёс?

Кто ваше сердце в руки брал

И вас притом не покарал?

Так поступал он вам в угоду,

Вам жизнь даруя и свободу.

Вы предались дурному бреду.

Ни на любовь, ни на победу

У вас нет больше права.

Любовь у вас - лукава.

Грамофланц отвёл Бене в сторону и заверил её, что он обязан биться, а Итонии велел передать, что он - верен ей. Когда Бене узнала, что Гаван - брат Итонии, она прокляла Грамофланца, и тот ускакал. Поэт ещё раз подчёркивает, что здесь победил Парцифаль:

И так, признать нам не пора ль,

Что победил здесь Парцифаль.

Великодушен, храбр и прям,

Он был хорош по всем статьям.

Признать готов был целый свет,

Что Парцифалю равных нет.

А Парцифаль пока переоделся. Он не последовал приглашению увидеть четырёх королев. Никто не захочет - полагал он - разговаривать со мной. Каждый мужчина, каждая женщина при дворе Артура слышали проклятие, которое изрёк надо мной Грааль. Гаван, однако, не отставал, и Парцифалю пришлось идти к женщинам. Не так уж приятно было Оргелузе приветствовать поцелуем того, кто отверг её любовь, когда она предлагала ему свою руку и свою страну. Она покраснела. Но когда она вступила в разговор, смущение прошло.

Гаван меж тем набрался сил.

Он Бене вежливо просил

Скрыть от Итонии, что в бой

Вновь завтра вступит брат-герой.

Что Грамофланец из-за венка

Возненавидел смельчака

И на Гавана так сердит,

Что завтра битва предстоит.

О том, что это за игра,

Знать не должна его сестра.

Но Бене жаловалась и плакала, ибо - говорила она - что бы завтра ни случилось, кто бы ни был убит, Итонию постигнет горе: она потеряет или брата, или возлюбленного.

А пока войско вернулось домой, и был приготовлен обед. Парцифаль должен трапезовать с Оргелузой, так пожелал Гаван. Оргелузе показалось странным, что она должна сидеть за столом с тем, для кого женщины - лишь предмет насмешек. За едой Итония заметила, что Бене плакала. Итония не могла есть, ибо её охватила скорбь, и она всё время думала, почему Бене - здесь. Она спрашивала себя, не отказался ли от неё Грамофланц. После еды Артур принял Парцифаля. Артур оказал ему немалую честь. Тогда Парцифаль сказал: "Кажется, вы не отказываете мне в праве на почести, но поможет ли мне это, если орден Грааля этого не признаёт".

Скажите лучше мне, как есть:

Имею право я на честь?

Я, пережив потерю,

Вам, так и быть, поверю,

С позором истинная рать

Меня изволила изгнать.

Боюсь, невероятно

Принять меня обратно.

Приобрести честь честью, -

Вот что я счёл бы доброй вестью.

Тогда, повествует поэт, все рыцари собрались вокруг стола. Парцифаль встал и обратился к собранию:

Надеюсь, господа, не прочь

Вы все мне, бедному, помочь.

Без вашего застолья

Я - жертва своеволья.

Смотрите, как мне худо.

Меня изгнало чудо

На вас готов я уповать.

Мне одному не сдобровать.

Теперь всё - наоборот, не как прежде. Отныне рыцари Артура становятся искателями Грааля благодаря Парцифалю. Парцифаль не должен стать рыцарем Артура. Он уезжает и говорит, что просит ещё об одном. Он хочет биться вместо Гавана. Он хочет победить Грамофланца, ибо (и тут мы видим, что Парцифаль также выдержал приключение с Грамофланцем):

И я там тоже побывал

И с дерева венок сорвал.

Приехал я в его страну,

Чтобы с ним выиграть войну,

И пусть его рука - крепка,

Против неё - моя рука.

И Парцифаль рассказывает, как он принял Гавана за Грамофланца и вступил из-за этого в бой. Теперь он просит Гавана предоставить битву ему. Гаван отвергает это, он должен биться сам. Между тем наступает ночь, и Парцифаль испытывает своё оружие и своего коня. Грамофланц проводит ночь в нетерпении. Он раздражён тем, что другой выдержал вместо Гавана схватку с ним и нетерпение гонит его на поле битвы. Он является туда один. Парцифаль тоже туда направился, и, едва один увидел другого, они опустили копья и поскакали друг другу навстречу. И бой начался.

Утро уже проходило, когда заметили, что Парцифаль отсутствует. Где он может быть? Пока епископ читал мессу, Гаван и рыцари отправились на место поединка.

Был Грамофланц в бою - велик,

С одним сражаться не привык,

Но как свою спасёт он честь,

Когда сражаются с ним шесть.

И трудно мысль перенести,

Что стоит Парцифаль шести.

И так, Парцифаль бился силой шести воинов. Он прорвался к мощи, которую приобрёл, когда любовное томление перестало владеть им. Верность и Постоянство действовали в его мысли, чувстве и воле. Битва для Парцифаля склонялась к победе. Как могло быть иначе? Парцифаль бился из дружбы, Грамофланц - из любви. Не должна ли дружба быть в шесть раз сильнее, чем любовь?

Один вступил за друга в бой,

Сражался за любовь другой,

Как верноподданный любви.

Поэт поёт песнь песней верности и самозабвенной дружбе. Себялюбивая страсть, эгоистическая любовь не могут выстоять перед Граалем. И вот появился Гаван. Он появился, когда Парцифаль победил. Пять рыцарей кинулись между сражающимися. Бранделиделейн фон Пунтуртейс, Бернаут де Ривьере, Аффинамус де Клитьер выступили с одной стороны, Артур и Гаван с другой. Они должны решить исход битвы.

Хоть Грамофланц и возбуждён,

Он признаёт, что побеждён.

Произнесли его уста:

Он Парцифалю не чета.

Был, несмотря на весь нахрап,

Он перед Парцифалем - слаб.

Вот что говорит поэт: владей ты хоть целым садом, где можно срывать венок Добродетели, ты обречён потерпеть поражение. Пускай ты привык быть таким сильным, что хочешь сражаться с двумя. Когда тобой овладевает эгоистическая любовь, ты - слаб. Парцифаль перед нами становится всё более велик. Он выступает всё более самозабвенно. Всё меньше ищет он для себя в борьбе. Всё больше он служит другим. Это придаёт ему шестикратную силу. Вот и появляется Гаван, когда Грамофланц уже признал победителем Парцифаля. Так что Гавану остаётся одно удовлетворение: за день до этого быть в том же положении, что и Грамофланц. Битва переносится. Она должна состояться утром. И Артур говорит, он надеется, что Гаван не обидится на Парцифаля, если он выиграет битву за него. Тем временем в лагере Грамофланца происходит совещание. Рыцари советуют известить Артура письмом, чтобы он позаботился: пусть на другой день выступит боец, который должен выступить. Грамофланц даёт своему послу письмо и кольцо для Бене. В это время Итония услышала, что герои, которым предстоит биться на другой день, её возлюбленный и её брат. Тут она приняла решение и преодолела стыд. Она пошла к Арниве, призналась в своей любви к Грамофланцу и поведала о своей боли: её возлюбленный должен биться с её братом. Тогда Арнива зовёт Артура, чтобы убедить его, пусть он воспрепятствует бою. Когда Артур узнал обо всём происходящем, он вскричал: "О, горе, любезная моя племянница, ты так рано изведала муку любви, и ты поплатишься за это, не случилось бы с тобой то, что произошло с твоей сестрой Сюрдамур, которая приняла смерть от императора греков. Мы знаем, что здесь подразумевается император греков Александр. И Артур говорит, что не дал бы противникам сойтись в бою, если бы был уверен, что Итония и Грамофланц любят друг друга. Тогда Итония сказала, что она любит Грамофланца, но ещё никогда не видела его.

Это последнее слово ошеломит современного читателя. Он не может себе этого представить. Но так было в течение долгого времени. Ещё не было индивидуальной любви. Парцифаль знал индивидуальную любовь, другие её ещё не знали. Любили скорее образ мужчины или женщины на основе того, что слышали. Так происходит в поэме о Гудруне. Девушка следует за певцом, который сватает её и ведёт к незнакомому ей королю. Она любит короля только по описанию певца. Она покидает отца и мать и следует за певцом к незнакомому человеку. То была любовь, которую современный человек должен ещё постигнуть. Отдельный человек средневековья чувствовал себя представителем определённой земной области. Другой был представителем другой области. Хильда услышала в песне Хоранда, как водяные духи поют на волнах. Она хочет отправиться к королю страны, где водяные духи так поют. Человека любят не ради него, любят - будучи природой - природу, с которой связан другой. Так было между Хеттелем и Хильдой. Там в Песне о Гудруне мы прослеживаем любовь трёх поколений. И только в третьем поколении, в любви Гудруны мы встречаем индивидуальную любовь и верность. Переход к индивидуальной любви показывает нам средневековая поэзия. И в "Парцифале" это показано. Поэтому, когда позже Итония и Грамофланц встречаются, они друг друга узнают в большом скоплении людей, хоть никогда и не виделись.

Тем временем появляются послы Грамофланца, и Бене узнаёт их. Она выходит к ним навстречу и берёт письмо и кольцо. Тут Бене спрашивает о короле Артуре. Итония берёт письмо и узнаёт, что Грамофланц всё ещё любит её. Артур тоже берёт письмо и читает его. В этом письме Грамофланц объявил, что его любовь - постоянна и верна.

Неподвижна навсегда,

Как полярная звезда,

На полюс Южный указует,

Единство наше образует -

Вот постоянная любовь.

Ты этому не прекословь.

Когда Артур прочитал это, он решился воспрепятствовать поединку. Когда вскоре после этого Артур принял послов Грамофланца и те попросили его позаботиться о том, чтобы завтра в поединке не выступило подставное лицо, Артур сказал служителям, чего они требуют. Артур поручает посольству пригласить Грамофланца, чтобы тот перед битвой встретился с Артуром. Тогда один служитель говорит, что Оргелуза всё ещё гневается на Грамофланца. Артур отвечает, что он хотел бы прекратить эту ссору. Грамофланц принял посольство и приехал, ибо ехать надо было туда, где - его любовь. Его сопровождали шесть князей. Три князя-государя, его дядя Бранделиделейн, Бернаут де Ривьер и Аффинамус де Клитьер. И поскольку каждый взял с собой сопровождающего, их, пришедших с Грамофланцем, было двенадцать. И среди этих двенадцати тринадцатым был король. Бокор, брат Гавана, был послан Артуром навстречу Грамофланцу, и с ним было пятьдесят сопровождающих - герцоги, графы, королевские дети. Бокор был красив, и Грамофланц, увидев его, был восхищён и подумал: "Итония должна быть на него похожа". Между тем Артур воздействовал на Оргелузу, чтобы она обещала не держать зла на Грамофланца из-за убийства Сидегаста. И так, всё было готово к примирению. Когда Грамофланц появился, Артур сказал:

Прежде чем со мною сесть,

Окажите дамам честь,

Одну из них поцеловав.

По сходству с её братом Бокором Грамофланц узнаёт Итонию. Он целует её. И случилось так, что поединок отпал, и на место ненависти пришла любовь. Король Грамофланц был вынужден отказаться от своей ненависти, которая истаяла, как снег на солнце. Гаван и Грамофланц отпраздновали своё примирение поцелуем.

Гавану Грамофланц - не враг.

Поцелуй их сблизил так.

Итонию, чей славен брат,

Грамофланц взять в жёны рад.

Чтобы счастье было полным, Кундри отдана в жёны Лишуа Гивеллиусу, тюрковит Флоран получает Сангиву. Герцогиня Оргелуза уже давно принадлежала Гавану, так что сладились четыре свадьбы. И только Парцифаль не участвовал в общей радости.

Грустил лишь Парцифаль.

Ему супругу было жаль.

От сладостной он - вдалеке,

Но не вмещало и в тоске

Его воображенье

Другой любви служенье.

Избавлен от любви иной,

Навеки верен ей одной

Был сердцем, как и телом.

Сияла в мире целом

Ему владычица одна

И королева, и жена

Кондвирамур,

Ярчайший цвет, как мир ни хмур.

Так снова обнаруживается в Парцифале его любовь. Он говорит себе:

Я из любви на свет родился,

Как без любви я обходился?

Его охватило такое томление, что он понял: для него любви здесь нет.

"Нет счастья мне, - подумал он, -

Терплю я горестный урон.

Я ошибусь едва ли:

Любовь - исток печали.

Нет без неё отрады,

Дурачишься с досады.

Терплю я наихудший гнёт.

Мне радости БОГ не даёт".

И с тоской посмотрев на веселящееся войско, Парцифаль говорит:

"Дай БОГ им радоваться здесь.

Не для меня их праздник весь".

И надевает он доспехи,

Чтобы уехать без помехи,

Вооружился поскорей,

Чтоб новых поискать скорбей.

Отважный, радости бежит,

Как будто ей не дорожит.

Не стал он дожидаться дня,

Сам оседлал себе коня,

Взял щит, копьё и сел в седло,

Всегда прощаться тяжело.

XV. Уже своими вступительными стихами пятнадцатая авантюра вызывает у нас чувство, что она приближает конец и вместе с тем начало поэмы. Мы уже обращали внимание на то, что шестнадцать авантюр, до известной степени возвращаясь к себе, образуют замкнутый круг. Началось повествование рождением Фейрефица, историей Белаканы, стихами о чёрном и белом. Теперь мы встречаемся с Фейрефицем. Повествование этой пятнадцатой авантюры принадлежит к той части сказания о Граале, которая обнародована позднее, чем остальные части. Эта часть впоследствии станет эзотерической. На это Вольфрам указывает словами вступления:

Ворчали многие сердито,

Зачем повествованье скрыто.

Я не намерен впредь мудрить,

Готов я суть его открыть.

Пустое тщетно притязанье,

И на устах моих сказанье

О приключенье в заключенье,

Чем завершается леченье:

Герой сподобится даров,

И Анфортас-король - здоров.

Возвращение в замок Грааля обрисовывается в обеих последующих главах.

Кто хочет вызвать в своей душе надлежащее настроение, чтобы воспринять две последние главы Вольфрамовой поэмы о Граале, может прочитать главу, которую Рудольф Штайнер в своей книге "Как достигнуть познания высших миров" озаглавил "Жизнь и смерть. Великий Страж порога". В этой главе описывается духовный образ. Рудольф Штайнер называет его Великим Стражем порога. В "Очерке тайноведения" Рудольфа Штайнера сказано, что этим Великим Стражем порога возвещено существо Христа. В книге "Как достигнуть познания высших миров" этот Великий Страж говорит: "С моим образом ты однажды сможешь соединиться, но я не буду блажен, пока есть злосчастные. Отдельный в своей свободе, ты всё же можешь уже сегодня войти в Царство Сверхчувственного. Но тогда ты должен будешь взирать на ещё не освободившихся существ чувственного мира. И ты отделил бы свою судьбу от их судьбы. Но вы все между собой - связаны. Вы все должны снизойти в чувственный мир, чтобы из него извлечь силы для Высшего. Если ты от них оторвёшься, ты злоупотребишь силами, которые ты можешь развить лишь в общении с ними. Если бы они не снизошли, ты бы не смог подняться: тебе не хватит сил для твоего сверхчувственного бытия. Ты должен делить с ними силы, которые ты обрёл с ними. И потому я запрещаю тебе доступ в высшие области сверхчувственного мира, пока ты не употребишь все приобретённые силы на вызволение мира, которому ты принадлежишь. Уже приобретённое позволяет тебе задержаться в низших областях сверхчувственного мира. Но у врат к Высшим Мирам стою я, как херувим с огненным мечом у входа в Рай, и запрещаю тебе доступ, пока у тебя ещё есть силы, оставшиеся не применёнными в чувственном мире. А если ты не захочешь их применить, придут другие, которые их применят. Тогда высший сверхчувственный мир воспримет все плоды чувственного. Ты же потеряешь почву, с которой ты сросся. Над тобой разовьётся очищенный мир. А ты будешь из него исключён. Так что твоя тропа - чёрная, а те, от кого ты обособился, пойдут белой тропой".

Вот что должен пережить Парцифаль при встрече с черно-белым братом Фейрефицем. Теперь он должен вспомнить о том, что поэт сказал вначале, в первом введении первого приключения, где он говорил о чёрно-белой сороке, о небе и об аде, в чём может принять участие душа, и о мрачном, и о белом сонме. Теперь поэт открывает нам, что он сказал нам о Постоянстве и Верности. Парцифаль должен внять этим вступительным словам. Мы должны воспринять эти слова вступления как медитацию, в которую должен вжиться тот, перед кем должны возникнуть картины жизни Парцифаля. Его поведут через них, чтобы удержать бегучее, уловить имагинативные картины, которые, подобно бегучему зайцу (образ, употреблённый поэтом), проскальзывают в душе. Но теперь в пятнадцатом приключении Парцифаль встречает человека-брата, и горе тому, кто - один, без человека-брата, хочет приблизиться к Граалю. Кто хочет стать королём Грааля, да постигнет, что его задача искупить низшее в себе, недостойного хранителя Грааля, и вести через свет и тепло к Граалю человека-брата, который не может видеть Грааля, хотя может видеть его носителя.

Сначала человек настроен враждебно по отношению к этому человеку-брату, которого он должен взять с собой, направляясь к Граалю. Парцифаль должен биться с Фейрефицом, не узнав в нём брата. Это - жесточайший бой его жизни, но также последний бой. На Фейрефице - кольчуга из драгоценных камней. На ней видны рубины и халцедоны. Это платье сработали в горе Агремонтин духи огня, саламандры. Над головой у Фейрефица Экидемон. В поэме "Вартбургская война" даётся объяснение, кто такой - Экидемон. Там сказано, что это - Ангел человека. Он видится настолько связанным с человеком, что он возносит в своих светлых руках СУЩЕСТВО человека над его головой, лучистое, подобно сияющей звезде. Поэтому в народе говорят: благодари свою счастливую звезду или своего доброго Ангела. Парцифаль встречает своего брата-человека. Он всё ещё не узнаёт в нём брата. Он ещё враждебно выступает против него. Ещё не видит он звезду над его головой в лучистом блеске. Для себя он ещё - ядовитая тварь. Хуже ядовитых змей. Поэтому поэт говорит о Фейрефице:

Когда являлся в шлеме он,

На шлеме был Экидемон,

Который издавна страшит

Тех, кто бывает ядовит.

Почуяв ДУХ его едва,

Тварь ядовитая - мертва.

Так бывает с людьми. Они враждебно противостоят друг другу и если воспринимают нечто в существе другого, то не как сверкающую звезду. Так люди становятся ядовитыми змеями, которые не могут перенести запах этой золотой звезды, принимаемой ими за Экидемона. Но пока так продолжается, невозможно приблизиться к Граалю. Ибо в лике Грааля воспринимается "Я" Христа, а в НЁМ все люди - связаны, как сёстры и братья. Таков - праздничный бой, на который приведён Парцифаль, бой, чья тайна лишь позже сделается экзотерической. Войско Фейрефица - многочисленно, как не быть многочисленным человечеству?

Полков имел он двадцать пять.

Иначе как же в толк нам взять,

Что у него за власть была.

Свита Грааля состоит из двадцати пяти женщин. Мы знаем это из пятого приключения. Там перед тремя зажжёнными алтарями стояла носительница Грааля. Двенадцать женщин со свечами слева, двенадцать справа. 25 свечей - перед Граалем. Грааль затмевает их все, перед его светом любой собственный свет - лишь отбрасываемая тень. 25 полков сопровождают Фейрефица. Ни один из них не понимает других, каждому светит лишь собственный свет его существа. Таков - мир! Перед Граалем они должны соединиться. Носитель Грааля соберёт вокруг себя 24 старейших, престолы человеческого рода. Так выступает Фейрефиц, брат-человек, представляющий всё войско человечества во всех его различиях, во всём его многоязычии и многорасовости. Кожа людей в этом войске блестит - как говорит поэт - многими расцветками, и Фейрефиц стоит перед этим войском, выражая моральное существо человечества, выражая природную волю человечества, чёрный и белый, причастный небу и аду.

Парцифаль вступает в бой. Поэт опасается, выдержит ли Парцифаль этот бой, но утешается мыслью, что с Парцифалем - сила Грааля, с Парцифалем - сила Любви, обе силы его защитят.

За Парцифаля я страшусь,

Но я утешиться решусь:

Могущество Грааля - с ним.

Он силою любви храним,

А тот, кто служит им обоим,

Не содрогнётся перед боем.

Так стояли друг против друга два воителя. Парцифаль - христианин, Фейрефиц - язычник. Отдельный человек - христианин, а человечество - ещё язычник, отдельный человек больше не убивает, народы всё ещё убивают друг друга. Когда отдельный человек (Парцифаль) приведёт человечество (представленное братом-человеком Фейрефицом) в замок Грааля, где 72 хора образуют круг, где - алтари 72 народов? Когда 72 народа соберутся сокруг алтаря СВЯТОГО ДУХА, КОТОРЫЙ - в средоточии замка Грааля? Когда человечество пробудится в понимании, что поэма о Граале - дар, открывающий эпоху СВЯТОГО ДУХА? Когда оно постигнет, что до Христа всё было мистерией, мистерией крови или ОТЦА, что потом, после того, как завершилась мистерия тела, началась мистерия души или мистерия СЫНА и что в девятом столетии забрезжили в повествовании о Граале мистерии ДУХА? Когда человечество постигнет, что Земля - храм Грааля, Тело Христа? Когда оно постигнет это делом и соединит 72 народа Земли ДУХОМ? Что сообщают последние главы повествования о Граале, всё ещё будущее в высокой мере.

Поэт возбуждает в нас некое торжественное настроение, прежде чем поведать об этой битве. Потом он говорит:

Язычник и крещёный-

Союз, в них воплощённый.

Что нынче ненавистно,

То веселит их присно.

Поэт старается через образ намекнуть нам, что он подразумевает, выражая ожесточение этой битвы. Треск от ломающихся копий напоминает ему басню.

На свет рождается мёртвым лев.

Отец пробуждает его, заревев.

Здесь поэт ссылается на Вартбургскую войну и обращает наше внимание на то, как душу пробуждает зов БОГА ОТЦА. Они бьются, и битва протекает так, что ранен не Фейрефиц, а Экидемон. Высший человек - вот кто ранен в этой битве.

Жаль язычника во тьме.

Он кричит в бою: "Тасме!"

А громко крикнув: "Трабонит!"

Вперёд рвануться норовит.

"Тасме", - боевой клич Фейрефица. Так называется одна из его земель. Трабонит принадлежит Секундилье, возлюбленной Фейрефица. Нужно ощутить ритм, заложенный в этих стихах, чтобы пережить волевую природу Фейрефица. Фейрефиц борется с любовью. Как должен встретиться с ним Христос? Фейрефиц тоже должен устремить свои мысли к Любви. Любовь должна предохранить его от смерти, но не одна Любовь.

Он мысли на Любовь направил,

От смерти так себя избавил.

Кому язычник угрожал,

Тот смерти тоже избежал.

Он был храним Святым Граалем.

Кондвирамур мы с ним восхвалим!

Теперь мы дошли до места, где раскрывается вся тайна человека, его тройная природа. В Парцифале и Гаване характеризуются лишь две стороны человеческой природы, и в Фейрефице присутствует нечто подобное. И Парцифаль, и Фейрефиц - едины, ибо троична - природа человека. В голове он - Парцифаль, в груди - рыцарь льва (Гаван), в низшей своей организации, в природной воле он - Фейрефиц.

Язычник вновь заносит меч,

Чтобы своего врага рассечь.

Колено Парцифаль склонил,

Хотя себя не уронил.

И в жаркой битве всё равно

Их двое, но они - одно.

И значит, с братом брат родной

Едина плоть, как муж с женой.

В человеке есть Каинова природа, чтобы он не хотел быть сторожем своему брату. Кто хочет прийти к Граалю, должен хотеть привести к Граалю своего брата. Эта борьба человека с человеком - бесконечна, разыгрывающаяся в человечестве, и её отражение - в природе человека. Ибо природная воля борется против познающего человека. А познающий человек борется против природной воли, и путь развития ведёт туда, где человек восходит на вершину Свободы, где его действие - Познание, где Парцифаль и Фейрефиц стоят перед Граалем.

И мы узнаём, что защищает Фейрефица. У него был щит, который не горел и не ветшал, огонь воли не мог ничего с ним поделать. Фейрефиц получил этот щит от своей возлюбленной. Она преподносит ему дар доброй воли. К тому же она даёт ему хризопраз и бирюзу, смарагд и рубин, карбункул антракс и, наконец, Экидемона, чистую тварь. Таков - герб Секундильи:

Любви защита и заслон,

Тварь чистая Экидемон.

Дарован женщиною герб,

Чтоб миновал его ущерб.

Королева Секундилья

Вознаграждает за усилья.

Так мы видим Фейрефица, снабжённого всеми подпочвенными дарами воли. Его доспехи - украшены драгоценными камнями. Воля, пронизывающая всё тело, затрагивающая органы чувств и сияющая над ними - вот на чём основывается магическая сила Фейрефица. Парцифаля защищает другое:

Здесь - Верность, здесь же - Чистота.

Они - надёжнее щита.

Любовь - исток их и оплот,

Любовью предрешён исход,

И победит в бою крещёный,

Он, Треврицентом просвещённый,

Он, твёрдо знающий с тех пор,

Что БОГ выносит приговор.

Парцифаль бьётся, подвигнутый силой неземного, полагаясь на БОГА, он преодолел сомнение с тех пор, как побывал у Треврицента. Познание радует его. Так в человеке бьются Познание и Воля. Из их сочетания возникает Свобода. Ещё раз подчёркивает поэт, что должно считать крещёного и язычника за одного человека.

Они - один вдвоём, не двое,

Но единение такое -

Непостижимо и для них.

Поэт и в том - прав, что человек Познания для него - христианин, а человек Воли - язычник. Как много христианства в нашем знании, и как мало его в наших поступках. Боевой клич Парцифаля "Пелрапейр", и стоит ему вспомнить о своей супруге и о Граале, его сила обновляется.

Но в борьбе Познания и Воли открывается вся неизглаженная карма, открывается, что человек должен ещё искупить. Парцифаль однажды отнял меч у Красного Рыцаря. Всё остальное он изжил, искупил все грехи, остался только этот. Он убил Красного Рыцаря, и его меч должен принести ему теперь смерть, если Милость не дарует ему снова потерянную жизнь. Нельзя иначе прийти к Граалю, чтобы стать его королём, если не с дарованной жизнью. Жизнь, которую Грааль требует для служения человечеству, он сначала дарует.

Меч для удара поднимался.

О шлем язычника сломался

Несокрушимый этот меч,

Чтоб воина предостеречь.

Хоть Парцифаля меч прельстил,

В дальнейшем БОГ не допустил,

Чтоб завоёвывал он славу,

Мечом владея не по праву.

Следующий удар меча должен убить безоружного. Но этого удара не последовало. Противник не наносит нового удара, но говорит. На хорошо знакомом ему французском языке Фейрефиц спрашивает: "Стой спокойно и скажи мне, кто - ты. Ты победил бы меня, если бы не раскололся твой меч. Давай заключим мир".

Таков - человек, он сражается до последнего со своим братом-человеком, но перед окончательным последствием отступает. Они говорят между собой, они называют свои имена и свой род, и выясняется, что оба они - из рода Анжу. Примечательное слово, это слово "Анжу". Уже Кир (помазанник ГОСПОДА, как называет его Иеремия), Кроткий (как называют его надписи), за которого БОГ боролся двадцать один день (как говорит пророк Даниил) и покорил его, так как ему помогал князь Михайл, уже Кир, который освободил евреев из Вавилонского пленения, зовётся в надписях не иначе как герой Аншана. Аншан - земля Михаила.

И валезанец говорит

Язычнику: "Кто здесь царит?

Вам, анжувенец, я скажу,

Что сам я родом - из Анжу".

И они друг друга узнают, хоть и рождены от разных матерей. И как ни различны в различных народах земли матери, они дети - одного ДУХА. Как людям постепенно узнать друг друга в своём истинном наследстве? И в уме Парцифаля брезжит, не его ли это - брат. Ой, слышал от Екубы, что брат у него - чёрно-белый. И он хочет видеть его лицо. Он просит брата обнажить голову. Тут он узнаёт его. Необходимо доверие для такого узнавания, и они соединяются, слагая защищающие их доспехи, заключая между собой Мир. И Фейрефиц отбрасывает свой меч:

Меч этот ни тебе, ни мне.

Пусть полежит он в стороне.

Пускай валяется в лесу.

Потерю я перенесу.

Пусть бой имеет продолженье.

Мы оба в равном положенье.

И посмотри: черно и бело, как сорока, было лицо брата. Гнев и ненависть умерли в поцелуях. Мы - возвращены к вступительным стихам поэмы, с нами снова - сорока, чёрное и белое, неверность и верность. Но теперь принято решение, сомнение давно преодолено, теперь вся человеческая природа - едина: Парцифаль, Гаван и Фейрефиц.

В том, что поэт здесь рассказывает, планетарная тайна. С Парцифалем сила Верности, Постоянство, а она - как сказано в "Титуреле" - дар Сатурна. Фейрефиц называет своего Бога Юпитером. Бог Гавана - Марс, преображённый в целительную силу. Как овладеть кровью в своём сердце, как покорить льва - вот его проблема. Фейрефиц называет своими богами Юнону и Юпитера, но Юнона - Йовино, женская форма Юпитера. Так что в этих трёх образах - три высшие планеты. Так эти три рыцаря были тремя планетами, пока повествование ещё было в звёздных письменах. Таким оно открылось Флегетанису. Тогда весь длинный эпос был ещё звёздной констелляцией. Правда, его первоначальный звёздный образ для нас - лишь намёк. Снова восстановить его мы не в состоянии. Только позже звёздные письмена превратились в человеческое повествование. С радостью говорит язычник:

Сын Гамурета! Как я - рад!

Отважен - ты, и ты - мой брат.

Достойна низкого поклона

Моя богиня ты, Юнона.

Великой полон доброты,

Сильнейший бог, Юпитер, ты!

Питомец вашей благостыни,

Люблю вас, боги и богини.

Вы моему поверьте пылу:

Люблю я, боги, вашу силу.

Благословенна - та звезда,

Что привела меня сюда,

Чтобы я встретился с тобой,

Ты - страшно сладостный герой!

Фейрефица ведёт сила Юпитера, волевую природу возносит он до познающей головы. Парцифаля ведёт сила Сатурна. Он несёт познание в темноте смерти. Мы уже слышали о нём, как потеют его жилы и кости, когда он лежит при свете свечей. Постоянство и Верность до смерти - вот сатурнианское решение Парцифаля. Мёртвого рыцаря он встречает как солнечный герой, так преодолевает он смерть.

Гаван же, человек Марса, встречает кровоточащего рыцаря, познаёт тайну крови на белом снегу. Так они характеризуются, такими поэт узнаёт их из Мудрости своей планетарной науки, из своего макрокосмического знания о Граале. И Фейрефиц узнаёт через Парцифаля о смерти отца. Но и в Гамурете поэт обрисовал нам одну сторону человеческого существа. И то, что мы переживаем с ним, одна сторона человеческой природы.

Вот она, правда бытия,

Он, отец мой, ты и я,

Нас - не трое, мы - одно,

Троими нас считать грешно.

Но если говорит мудрец,

Что сыновья, как и отец,

Единый образуют род,

Он - прав, мудрец достойный тот.

Сражался ты с самим собой,

Со мной самим вступил я в бой.

Сам на себя я покушался,

Но мною ты не погнушался,

Изволил телом стать моим...

Кто перед лицом этих стихов может отрицать, что поэт понимается верно, когда говорят: в своих образах он хочет обрисовать нам различные стороны природы человека. Гёте избрал тот же путь в своей сказке о зелёной змее. Когда человек приходит к переживанию того, что переживают Фейрефиц и Парцифаль, он постигает на опыте: то, из чего он родился, отцовское и материнское в его природе, то есть земной человек, умерло. Он узнаёт воскрешающую силу Юпитера:

И я Юпитером храним,

Меня своей ты силой спас,

От смерти избавляя нас.

Дальше поэт рассказывает, как оба встают, как они совместно влагают меч в ножны, как один держит ножны, а другой влагает в них меч и как они оба чувствуют, что они друг с другом - едины. И тогда они отправляются ко двору Артура. А Гаван? Гаван так и не узнаёт об этой битве? Гаван - так рассказывает один рыцарь Шательмарвей - мог наблюдать эту битву в зеркальной колонне Шательмарвей. Когда сталкиваются познание и воля, во внутреннем мире картин открывается воспоминание. Представление рвётся к картинам, а воля повергает их в забвение. В воспоминании и в забвении, в созерцании имагинаций и в их угасании борются обе силы - Воли и Познания.

Сей рыцарь из Шательмарвей

В своём был появленье скор.

Сказал, что видел бранный спор

В колонне, в зеркале зеркал,

Как меч с размаху отсверкал,

При этом главное - не меч.

Гаван воспринял эту речь.

Фейрефиц и Парцифаль отправляются ко двору Артура. Здесь они нашли Гавана, который принял их дружески и позаботился о том, чтобы они могли разоружиться. Тут поэт описывает доспехи Фейрефица.

Они вызывают изумление рыцарей двора Артура, мужчины и женщины восхищаются ими. Эти доспехи снизу доверху усеяны драгоценными камнями. Кристаллизовавшиеся силы недр образуют доспехи Фейрефица.

Мы слышим, как определённым образом перечисляются битвы, в которых бились и Фейрефиц, и Парцифаль. Некоторые имена - знакомы нам, другие - незнакомы, большинство среди них - странные словообразования, которых я не могу объяснить. Примечательно, что среди пленных - Зороастр, король Аравии. И Парцифаль рассказывает, с какими рыцарями он сражался. Перечислив имена, он говорит:

Всех тех, кто мною побеждён,

Не перечислить всё равно,

И, стало быть, немудрено:

Лишь тех я называю вам,

Чьи имена запомнил сам.

К этим битвам относится то, что уже упоминалось и что восходит к высказыванию доктора Штайнера: что происходит в физическом мире, Вольфрам описывает подробно. А чистые имагинации только перечисляются или вкратце упоминаются. Гаван велит принести доспехи Фейрефица. Живительные драгоценные камни можно увидеть на них. Лучше было бы - говорит поэт - сообщить что-нибудь из камневедения Ераклиуса, или Геркулеса, или Александра Великого, или Пифагора, искушённых в звёздных письменах. Когда на следующий день после всех этих событий герои сидели за столом Артура, появилась вестница Грааля Кундри. Её лик был скрыт плотным покрывалом. Она была роскошно одета. На её платье виднелись горлицы, сотканные из аравийского золота, герб Грааля. Она спросила об Артуре, приветствовала его и королеву, потом обратилась к Парцифалю. Она упала к его ногам и попросила у него прощения. Тут она открыла своё лицо. Каждый узнал Кундри, колдунью. Она выглядела так же, как прежде. Её глаза были желты, её зубы - длинны, а губы синели. Своим блёклым ртом возвестила она своё послание. Она приветствует Фейрефица, который напоминает ей об её госпоже Секундилье. А Парцифалю она говорит:

Возрадуйся, ты - чист и смел!

Немалый у тебя - удел.

Увенчана твоя отвага

Короной истинного блага.

Души сомненьем не печаля,

Услышь: ты государь Грааля,

С твоей супругою и сыном,

С Кондвирамур и с Лоэнгрином,

И для Бробарца есть один

Всеправеднейший властелин.

Отец ты сыновей двоих.

Король Кардейс один из них.

Он исцелит Анфортаса вопросом, с которым к нему обратится. Скорбному царству он принесёт радость, поднимется до степени "сердечной уверенности". Тут Кундри описывает государство Грааля. Царство Грааля охватывает вращение планет, от Сатурна до Луны, от Луны до Сатурна.

По-арабски семь планет

Назвала, открыв секрет.

Чёрно-белый Фейрефиц

Ведал, как они звались.

Сказала: "Вникни, Парцифаль!

Высшая планета Цваль (Сатурн),

А всех быстрее Альмустри (Юпитер),

Альмарет и с ним Самси (Марс и Солнце).

С тобою да пребудет мир.

Пятая - Аллигафир (Венера),

Шестой на небе Алкитер (Меркурий),

А к нам всех ближе Алкамер (Луна).

Правду сном считать не надо.

Планеты для небес - ограда,

Бег звёзд смиряющая скорый,

Их распри в небе, и раздоры.

Иная у тебя - забота:

Небесного круговорота

Из виду ты не упусти.

Там Цель твоя, там к Ней Пути.

Так ты достигнешь власти,

Все умертвив напасти.

Невоздержанность одна

Для тебя запрещена.

Грааль всей силою своей

Хранит от пагубных страстей".

И так, Парцифаль как король Грааля охватывает все силы, которые человек постепенно развёртывает в себе от рождения до смерти. Из Луны образуется эмбриональная жизнь человека. Силы Сатурна склеротизируют его в старости. Король Грааля - тот, кто постигает, что в человеческом существе действует космос. Анфортас должен был пережить это в страданиях. Возвращение звёзд причиняло ему боль. Парцифаль спокойно постиг это в соответствии макрокосма и микрокосма. Становясь королём Грааля, Парцифаль должен отдать все свои силы служению макрокосмическим законам. Он должен думать о других, о братьях-людях. Поэтому Кундри говорит ему:

Друг-человек тебе - нужней.

Я буду с вами. С ним дружи

И преданно ему служи.

Мы уже знаем, кто должен стать спутником Парцифаля:

Брата Парцифаль позвал,

И Фейрефиц без лишних слов

С ним ехать в Монсальвеш готов.

Пока они снаряжаются для поездки к Граалю, Парцифаль рассказывает по-французски, во что его однажды посвятил Треврицент. Никто не может обрести Грааль в битве, только по призванию духовного мира можно быть избранным для Грааля.

Грааль не завоюешь с бою,

Рискуя за него собою.

И тот, кто за Грааль падёт,

Грааля всё же не найдёт.

Пятнадцатое приключение завершается рассказом поэта о том, как Парцифаль, Фейрефиц и Кундри отправляются к Граалю.

XVI. А в замке Грааля - как повествует поэт в начале шестнадцатого приключения - по-прежнему страдал Анфортас. Как охотно умер бы он, но этого ему не было дано. Грааль снова и снова продлевал ему жизнь. Поэтому он закрывал перед Граалем глаза. Но он не выдерживал больше четырёх дней, слабость вынуждала его снова взглянуть на Грааль, который снова оживлял его. Так шло время в невыносимой муке до того дня, когда приблизились Парцифаль и Фейрефиц. То была особая констелляция звёзд:

А время шло неумолимо,

И в небесах неутомимо

Марс и Юпитер что ни век

Свой гневный продолжали бег.

Их грозное явленье -

Для раны воспаленье.

Такую причиняли боль

Что жалобно кричал король

И все, кто крик его слыхали,

От Сострадания вздыхали.

На нескольких страницах рассказывается, какие зелья и драгоценные камни применялись, чтобы облегчить страдания короля. Но уже приблизились избавители. Когда Парцифаля приводят к Анфортасу, Анфортас говорит ему:

Мне помогите умереть,

Чтоб не страдать мне больше впредь.

Коль вы зовётесь Парцифаль,

Убрать велите вы Грааль.

На семь ночей и восемь дней,

Чтоб с жизнью боль прошла скорей.

Так просит Анфортас, чтобы Парцифаль помог ему бодрствовать семь ночей. Ибо человек видит Грааль во сне, и не видеть Грааля значит бодрствовать. Но происходит не то, чего можно было бы ожидать, по словам Анфортаса. Нам намекают: дело - не только в том, что высказывает Анфортас, ибо он ещё присовокупляет:

Не смею вас предупреждать,

Но как мне помощи не ждать!

Парцифаль - потрясён, он плачет и падает перед Анфортасом, призывая БОГА. Трижды он обращается к ТРОИЦЕ, умоляя исцелить Анфортаса. Отчего страдает Анфортас? Он предался Силам ОТЦА, действующим в теле, СЫНА он не мог найти. Страдание Анфортаса - в том, что он не нашёл пути от ОТЦА к СЫНУ, не нашёл пути от природной необходимости и природного принуждения к Свободе души. Так что Парцифаль был прав, когда воззвал к ТРОИЦЕ. И он исцелил его словами: "Что, дядя, у тебя болит?" Как ответить на этот вопрос? В свой первый приезд Парцифаль опустил то, что родится в свободе, в деятельности души, вопрос. Сила СЫНА, вот что должен добавить Парцифаль, тогда происходит преодоление телесности. Поэтому поэт напоминает о воскресении Лазаря СЫНОМ. ОТЕЦ - Смерть. Как нам сообщил доктор Штайнер, так Христос наставляет учеников, указывая на СВОЮ приближающуюся смерть и говоря: "Иду к ОТЦУ". Идти к ОТЦУ - значит идти к смерти. Преодоление смерти Воскресением - замещение Сил ОТЦА Силами СЫНА.

Как с верой мёртвому быку

Святой Сильвестр ожить велел,

Как Лазарь оказался цел,

Когда Христос от смерти спас.

Так исцелился Анфортас.

К нему вернулся цвет ланит,

"FlЖrie", - француз тут говорит...

Так через Парцифаля внутреннюю душевную деятельность к Силе ОТЦА, представленной страдающим Анфортасом, присоединяет СЫН. И через такое сочетание обеих совершается Воскресение, обновление отмирающей природы. В этом открывается Сила СВЯТОГО ДУХА. Сказание о Граале являет мистерию ТРОИЦЫ.

Из БОГА ОТЦА родятся человек и природа. Природа обречена сама собой на увядание. В БОГЕ СЫНЕ она проходит через смерть, чтобы снова ожить Силой СВЯТОГО ДУХА. Такова - тайна искупления Анфортаса.

Поэт повествует нам, как Анфортас через приобщение к Святыне достигает чудесной красоты. В нём проявляется то сияющее преображение, которое француз называет "FlЖrie". Это происходит с человеком, когда он через переживание ОТЦА проникает в переживание СЫНА. Солнечная Сила СЫНА светит в нём и преображает его. На Граале появляется надпись, где государем Грааля назван Парцифаль. Разрозненное снова соединяется. К Монсальвешу приближается Кондвирамур. Парцифаль встречает её на том месте, где он впервые увидел кровавые пятна на снегу. Впервые он попал на это место, побеждённый любовным томлением и грёзой, теперь он всё это преодолел. Его Любовь - свободна от эгоизма, Она стала целительной Любовью, Которая без эгоистического томления - свободно сияющий дар. Как свет солнца, Она сияет над миром.

Теперь Парцифаль едет к Тревриценту и сообщает ему, что Анфортас - исцелён Силой БОГА. И только теперь Треврицент рассказывает, как он обманул Парцифаля, чтобы удержать его от Грааля. Треврицент рассказал тогда Парцифалю, что падшие силы могут быть искуплены. Через мистерию Голгофы падшим силам и Люциферу была предоставлена возможность снова включиться в цельность мира.

Змея могла стать голубицей. Заблуждение Парцифаля заключалось в том, что Треврицент позволил ему полагать, будто Грааль может быть завоёван. Но те, кто воюют, никогда не придут к Граалю, даже если они воюют за Грааль. К Граалю нужно быть избранным. Поэтому Треврецент исправляет прежде сказанное и говорит:

Чтоб от Грааля вас отвадить,

Я лгал, я вас хотел спровадить.

Мой перед вами грех - бесспорен,

Но впредь я буду вам покорен,

Достойный сын моей сестры,

Я говорил до сей поры,

Какие ходят слухи:

Мол, близ Грааля духи,

Дурные, БОЖЬЮ Благодать

Пытаются завоевать.

Но и в СВОЕЙ Свободе

Верен БОГ СВОЕЙ Природе.

БОГ духов не простил дурных,

ОН - постоянно против них.

Кто к БОЖЬЕЙ Милости влечётся,

От нечисти пусть отречётся.

Навек извергнутые вон,

Избрали сами свой урон.

И так, они погибли, потому что хотели завоёвывать. Если бы они отказались от противоборства, то спаслись бы. Это относится и к Парцифалю, который хотел завоевать Грааль и не мог понять, что завоевать Грааль невозможно.

Я видел, как рвались вы к цели,

Завоевать Грааль хотели,

Но тщетна - за Грааль война,

Во все так было времена.

Сдержать я вас хотел тем паче,

Но совершилось всё иначе,

И Свыше вы одарены,

Чем вы гордиться не должны.

Грааль нельзя отвоевать, его можно только отлюбить. Вкусив плод с дерева в Раю, человек пал. Вкусив Грааля, он возносится опять. Вот - смысл вечери.

И следующие слова Вольфрамовой поэмы таят загадку:

Я говорю начистоту:

Теперь я должен видеть ту,

Кого не видел я пять лет.

Это место господин доктор Штайнер истолковал однажды в Вальдорфской школе, когда я спросил его. Он сказал: Парцифаль не видел Кондвирамур пять лет. Больше пяти лет прошло с тех пор, как он не видел её. Но дело было не в том, сколько лет или месяцев или дней прошло после того, как прошли пять лет разлуки. Дело - в пяти годах. Ибо после пятилетней разлуки угасает любовь. Что-то остаётся, а именно - томление по любви, но любовь тогда угасла. Я был изумлён этим сообщением и возразил, что не могу представить, как любовь угасает. Но доктор Штайнер ответил, что это всё-таки - так. Различали любовь и томление по любви. И у Данте можно найти подобные понятия. Если бы любовь продолжалась, Парцифаль должен был бы увидеться с Кондвирамур, прежде чем истекли пять лет. Так что поэт хочет сказать нам: когда Парцифаль и Кондвирамур встретились, его отношение к ней угасло и должно возникнуть заново из сознательной воли.

Киот из Каталангена издали узнал герб Грааля, когда Парцифаль отправился навстречу Кондвирамур. Когда Парцифаль вошёл в шатёр королевы, она спала, а рядом с ней лежали два мальчика Кардейс и Лоэнгрин. Так он находит свою жену и своих детей на том же месте, где он когда-то при виде капель крови на снегу потерял сознание.

Я не напомнить не могу:

Здесь кровь он видел на снегу,

И здесь, подобная заре,

Кондвирамур лежит в шатре.

Как он утехи ни алкал,

Он утешенья не искал

У милых дев и знатных жён

И ни одной не совращён,

И думается мне, что там

Он до утра почил и сам.

Потом нам рассказано, как отслужили мессу и как был коронован Кардейс. Он стал властителем родовых земель Парцифаля. С Лоэнгрином и рыцарями храма Парцифаль направляется в замок Грааля. Кардейс со своими вассалами отбывает в своё королевство. Поднимаясь к Граалю, Парцифаль находит Сигуну в её скиту, мёртвую, у гроба Шионатуландера, и теперь Парцифаль снова входит в замок Грааля.

Парцифаль находит замок Грааля как в первый раз. Снова он видит трапезу, но имеется и различие. В этот вечер отсутствует кровавое копьё. Это - важное указание. Значит, Анфортас - исцелён. Поэт высказывает через этот образ многое: трапеза Грааля - без кровавого копья. Мы знаем, что копьё указывает на Сатурна, что Сатурн в средневековом представлении приводится в соответствие с силами, приносящими старость и смерть. Но на этот раз Сатурн "утоляющий и освежающий", он являет лишь свои созидательные силы. То, что в человеческой природе действует, принося старость и смерть, одухотворилось. Можно представлять старость так, будто тело дряхлеет. Но можно также сказать: жизненные силы возносятся из тела, и человек в старости становится духовней. Сатурн действует одновременно убылью и укреплением, но как раз процессами укрепления высвобождается духовное. Уже будучи королём Грааля, Парцифаль по-новому переживает силы Луны:

Невоздержанность одна

Для тебя запрещена.

Так ему сказано. Силы Луны, которые служат телесному, созидая тело, и силы Сатурна, служащие убыли, эти силы переменились. На эту перемену указывает поэт, говоря об отсутствии кровавого копья. Королём Грааля становится тот, чьё человеческое существо в целом внутренне переменилось. Алхимия описывает подобное преображение. Овладение королевством Грааля алхимия описывает как королевское искусство. О таком овладении можно говорить микрокосмически и можно говорить макрокосмически. Макрокосмически система планет оказывается в чудовищном изменении. Солнце умирает, на нём всё больше пятен. ДУХ СОЛНЦА Христос в мистерии Голгофы сошёл на Землю, ОН преображает Землю изнутри. Она становится новым солнцем. Этот процесс распространяется и на другие планеты. Луна движется вокруг Земли, приближаясь к ней. Однажды Земля снова вберёт в себя Луну. Это произойдёт, когда через изменение своей субстанции Луна полностью изменит свой состав. Тогда дойдёт до соединения силы Солнца и силы Луны внутри Земли. Солнечная гостия в чаше луны и внутри Земли проделает пресуществление. На это будущее состояние космоса указывает символика мессы, указывает и вся средневековая алхимия. Этот космологический процесс вызывает полное преображение физиологического. Оно состоит в реорганизации человеческой природы. Силы, служащие произрастанию и пропитанию, регулируемые Луной, одухотворяются. И силы сердца, образующие средоточие внутренней планетарной системы, охвачены волей. Рудольф Штайнер говорил об этом преображении и указывал: скольжение по мускулам сердца свидетельствует о том, что сердце становится произвольным мускулом. В течение длинных временных отрезков происходят эти изменения, не только физиологические или космологические, но также и моральные. Король Грааля предвосхищает их, опережая развитие мира. Вся его телесная, душевная и духовная природа преображается. Это Преображение всегда было знакомо мистериям и образует фон всех религиозных культов. Не случайно у Сатурна такой же ритм в течение лет, как у Луны в течение дней, Луна связана с рождением, а Сатурн - со смертью. Обе силы, силы рождения и силы смерти, в нынешней своей форме исчезнут. И на это указывается у Вольфрама фон Эшенбаха, когда говорится, что копьё однажды перестанет быть видимым. Когда силы смерти преобразятся предыдущим Преображением сил рождения, будет достигнуто состояние, подразумеваемое здесь. Если описать в подробностях, то, что здесь описывается, это должно было бы быть в форме апокалиптического изображения. Кто потом будет изучать Апокалипсис, увидит, как там говорится о Солнце и Луне с предвестием их Преображения. Следовало бы рассмотреть всё существо человека и мира, чтобы исчерпать эту тайну.

Теперь нам рассказывается, как несёт Грааль Репанс де Шуа. Фейрефиц видит её, а не Грааль. Он вожделеет её любви. Он обретёт её, если примет крещение. И когда это происходит, он также видит Грааль. Фейрефиц приходит к Граалю через его носителя, а также потому, что предназначенный к Граалю избирает его своим спутником.

Многое из истории будущего человечества выражено в этих картинах. Фейрефиц являет нам судьбу Востока. Он может воспринять христианство, только всматриваясь в западного носителя этого христианства, с которым он должен быть связан. Тогда он примет крещение и увидит Грааль. Тайна истории Грааля - в том, что Грааль несут с Запада на Восток. Христианство, как учит доктор Штайнер, охватывает в неосознанных глубинах также нехристианские конфессии. Глядя на Запад, Восток сегодня видит не то, что могло бы ему понравиться. И Запад пренебрегает своей задачей передать Востоку импульс Христа, когда он, Запад, не живёт истинной христианской жизнью. Тут нам рассказывают, что супруга Фейрефица Секундилья умерла и Фейрефиц может выбрать себе в супруги Репанс де Шуа. Этим указывается на процессы, идущие на Восток со времени Средневековья. Старая мудрость Востока угасает и умирает. Восток ищет на Западе Грааль, ищет носителя Грааля. Через него христианство попадает на Восток. Это - не история девятого, десятого, одиннадцатого, двенадцатого, тринадцатого века, на что указывает этот конец повествования о Граале. Это - предвозвещённая история эпохи открытий, скорее даже история будущего. В этом первом томе мы можем только указать на это. Если окажется возможным, по милости судьбы, добавить к этому дальнейшее, то постепенно оно разрастётся до мировой истории всех времён в аспекте Грааля. Здесь мы должны удовольствоваться тем, что скажем: следующие стихи относятся к позднейшим столетиям.

Репанс де Шуа готова в путь,

Чтобы на Индию взглянуть.

Сын будет в Индии ей дан

И назовётся Иоанн,

Впоследствии священник,

Святых великих соименник,

А Фейрефиц распространит

На всех, кого ни подчинит,

На дальнее пространство

В грядущем христианство.

Это - пророческие слова, и они относятся апокалиптически ко времени после Вольфрама Эшенбаха. Правда, эти вещи уже распространялись и во времена, предшествующие Вольфраму. Если мы когда-нибудь придём к тому, чтобы описать сказание о царе-священнике Иоанне и его историю, всё это обнаружится. Также и к сказанию о Лоэнгрине мы пока ещё не переходим в этом томе, посвящённом, главным образом, девятому веку. Как показал Рудольф Штайнер, эта история совпадает с историей тысячного года. Городская культура при Генрихе Птицелове образует исторический фон сказания о Лоэнгрине. Так "Парцифаль" кончается указаниями на будущие времена и прозрениями.

Завершая повествование о Граале, мы приводим стихи, которыми заканчивает его Вольфрам фон Эшенбах.

Кретьену де Труа в ответ

Сказать я должен честно: "Нет!

Не так повествовал Киот.

Явил он истинный мне свод.

Сей провансалец был правдив

И нас, германцев, просветив,

Поведал, как добыл Грааль

Сын Герцелойды Парцифаль.

Нам рассказал он без прикрас,

Как исцелился Анфортас.

Избрал я верный образец,

Но авантюрам здесь конец.

Но я, Вольфрам фон Эшенбах,

Душою не кривил в стихах".

Посвящённый, понявший своего наставника - вот кто был Вольфрам фон Эшенбах. Он знал, что его наставнику, мастеру Киоту, важно было одно: подать человечеству весть о правлении звёздного мира и его отражении в родословии Грааля. Поэтому он говорит:

Поведал я о роде этом,

И верно всё по всем приметам.

Оставить комментарий © Copyright Иванов Сергей Иванович (providenie66@bk.ru) Размещен: 23/04/2022, изменен: 23/04/2022. 570k. Статистика. Рассказ: Религия Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Пересказ книги Вальтера Штайна История в свете грааля

Иванов Сергей Иванович : другие произведения.

История в свете грааля