Марыся широко взмахивала косой. Переступала с ноги на ногу, шумно выдыхала. Иногда останавливалась и смахивала рукой капельки пота со лба. Крупные груди под простой домотканой рубахой покачивались из стороны в сторону.

Стоял зной. Жарко даже для средины лета, а сейчас почти осень. Ей бы отдыхать пойти, в тень под дерево лечь, но хотелось закончить к полудню, что бы не оставлять на завтра.

Марыся остановилась. "Егоооор!", прокричала она, обернувшись в сторону хутора, "Водыы подай!".

Из тенистого сарая высунулась лохматая белобрысая голова мальчугана лет десяти. "Ну, чаво?", переспросил Егор. "Воды, говорю, подай!", прокричала Марыся с легким нетерпением. "Чаавоо?", Егорка вышел на свет и сощурился, верхняя губа приподнялась, обнажив два "веселых" передних зуба. "Да ёп твою мать, глухота стоеросовая, воды говорю, подай!". "А!", Егорка развернулся на пятках и скрылся в хате. Через минуту вышел, держа обеими руками покрытый испариной ковш.

Подпрыгивая на обрубках травы, подбежал к Марысе. Марыся взяла ковш закинула голову и долго пила. Егорка, с открытым ртом, во все глаза снизу вверх смотрел на нее.

Вода редкими струйками стекала по ее белой шее за отворот влажной от женского пота, рубахи.

Невысоко в небе летали птицы. Стрекот кузнечиков создавал непрекращающийся шелест. Сенокос.