Когда я появился в Городе, мне было около семнадцати. Я просто очнулся оттого, что какой-то мужчина тряс меня,лопоча на непонятном языке. Затем к нам вышла сеньора и отвела меня в дом, отослав мужа за доктором.
Мама и папа. Надо сказать, я почти не помню своих настоящих родителей. Ими стали Серха Рамирес Ньевес и Мария Бругера Мата.
В тот же день за столом отца осенило, и он спросил меня по-испански: "Откуда ты?" Я рассказал, что уснул в парке под старым дубом, а очнулся уже здесь, что я испанец, и меня зовут Франциско. Тогда мама впервые назвала меня Пако.
И до сих пор многие Дома хранят свои языки. Часть детей Испанской Каза сохранили даже каталонский диалект. Но те, кто родился здесь, все чаще предпочитают говорить на городском.
Серха и Мария спросили меня, как равного, желаю ли я быть их сыном. И я ответил согласием - я был один в чужом городе, и, как потом оказалось, в другом мире, и я согласился, смутно удивившись их поспешному решению.
Я один из тех пришедших извне, кто помнит себя до прихода. В Городе и сейчас появляются люди, чаще дети, но ни один не помнит себя прошлого.
Принять в семью ребенка оттуда - это благоволение Хранителя Дома, это Внешняя радость. Но не думаю, что Серха и Мария взяли меня ради того, чтобы обратить на себя внимание Рыси. Просто они были очень хорошими людьми - булочник с Цветочной улицы и его жена.
Через неделю после своего появления я официально стал их сыном. На свет появился Франциско Города Рамирес Мато, сын Испанской Каза, частичка Анналов уважаемой Иберийской Рыси. Помню, меня оставили одного в темной комнате и попросили не пугаться. Я пожал плечами и сел на стул - темноты я не боялся никогда. Потом на противоположной стене зажглись два зеленых огонька и плавными движениями начали перемещаться из стороны в сторону.
Когда я вышел к родителям, то внезапно понял, что понимаю их, говорящих на городском. А затем меня представили уважаемой Иберийской Рыси, Хранителю Испанской Каза. Это и впрямь была рысь, но она разговаривала, и мои родители относились к ней как к человеку. Помню, моя рука сама потянулась погладить ее мягкую шерсть, но отец одернул меня, а Рысь рассмеялась.
Я как-то странно слышал ее, будто голос шел не снаружи, а из моей же головы. Позже я рассказал об этом отцу, но он пожал плечами и ответил, что уважаемая Иберийская Рысь разговаривает, как и все люди, с помощью языка.
Впрочем, он был не так уж и не прав. Рысь действительно разговаривала с помощью языка, но языка внутреннего, как оказалось в дальнейшем.