Между Эллисон Крауз и Ян Роуз Кашмир
ошеломительный жест, шальная пуля,
несколько слов,
котёнком идущий на дно мир,
культовый снимок и два с половиной года.

Утро, октябрь шестьдесят седьмого.
Француз Марк Рибу в западном полушарии
опять занимался любовью
с объективом своей ненаглядной камеры,
наблюдая, как хиппи с цветами и танцами -
партизаны луны на полном серьёзе -
двинулись на абордаж Пентагона
силами мантр и левитации.

И видит Марк, как Роуз семнадцати лет
подходит к парню в гвардейской форме,
смотрит ему в глаза, через прицел
парень смотрит на Роуз,
на цыпочки задирая брови,
она шлет поцелуй - цветок в черную дыру дула,
говорит: - лучше займись любовью, а не войной.
Парень думает: какая дура.
Ян Роуз Кашмир остаётся живой.
Фото Рибу становится культовым.

В мае семидесятого
у Эллисон за спиной девятнадцать крыльев,
она из Огайо, учится в Кенте,
у нее есть милый.
Если спросят, сколько тебе лет, кому должна,
отвечай, что ты - сумасшедшая, что тебе девятнадцать,
что ты - не жилец.
В Кенте демонстрации. Эллисон - такая луна, 
она берет на прицел
парня в гвардейской форме,
вставляет сирень в дуло,
парня зовут Майерс, он смущается,
Эллисон спрашивает: - Кто тебя надул,
кто твоя цель, кто ты в этой цепи?
Но тут появляется офицер.

Слово ждут в самом начале,
слово будет в конце ветра.

Солдат - беглая тень человека,
между ними равнодушная сотня метров.

Она говорит: - Кто утопил котенка?
Куда катится мир? Цветы лучше пуль.

Под приказом солдат такой страшный нуль,
никто не успевает ахнуть:
шальная дура влетает в Эллисон насмерть.

И совсем не факт, что это стрелял Майерс,
но с кем бы голодным он ни остался,
с кем бы потом не занимался любовью -
нёбо раздирала луна Эллисон и ее голос.

Слово ставит войну на паузу -
в семьдесят третьем следует вывод войск.
На радостях мои папа и мама
занялись любовью. Между строк.