Я лично шел позади лицевых домов проспекта Ленина, по улице, отличавшейся от самого проспекта ужасающими ямами на дороге и полными мусорками прямо под окнами домов. Вечерело, было немного дождливо и прохладно после довольно продолжительного тепла, зацепившегося за наш южный регион. Улица с фонарями, светившими по новым правилам экономно, то есть, включавшимися и отключавшимися через неравные промежутки времени, была пустынна. Лишь впереди шли две женщины, одна постарше, вскоре свернувшая в переулок, вторая юная тонкая особа в легком плаще, по виду, убивавшая время неспешной походкой.
Впереди завиднелась шумная компания из десятка подростков лет по четырнадцать-пятнадцать, среди которых были три-четыре девочки. Все в штанах и в наброшенных на головы черно-серых капюшонах из средневековья. Все были худощаво длинноватыми, кто с патлами, кто коротко подстриженный, но лица у всех были одинаково искривлены искусственной веселостью. Не радостной суетливостью, как было в наше время, когда курили из рукава, и не каждый, а тем самым занавесом, состоящим из навечно зависших перед глазами экрана компа, из порошка с добавлением тоника, а то и дури посильнее. И из пофигизма, ставшего национальным диагнозом.
Из той дури с изощренным матом в зубах обоих полов, отделившей старшее поколение от младшего, когда радоваться ни первым, ни вторым стало не на что и незачем. Из картавого мага неслась громковатая музыка, но не настолько громкая, чтобы привлекать к себе внимание, рассчитанная - и упреждавшая - только на своих и своих.
Подростки как-то вязко окружили шедшую впереди меня девушку, не сформировавшуюся еще как надо, и не столь тягуче начали к ней с чем-то приставать. Она легко увернулась от первых трех парней и попала в окружение другой тройки, тоже не столь навязчивой, от которой можно было оторваться так-же легко. Кто-то из парней добавил громкости магику с карликовым голоском и я четко разобрал слова песни, исполняемой голосом молодой женщины с магнетическими нотами в нем.
"Я научу тебя сосать... Я научу тебя сосать..." Певица копировала эту фразу роботом, не меняя тонов и не подкрашивая их вибрацией других звуков. Так нынче гонят со сцены новомодные карлупэны, одинаково уродливые что на талант, что на морды, за которыми стоят их подпаски, выдающие игрушечные позолоченные граммофончики, статуэтки от Неизвестного и пестренькие веночки, словно украденные с памятников на кладбищах. Это нынче тоже стало модным. Но что в этом стало престижного, кроме интригующего денежного неизвестного эквивалента из рукавов спонсоров по неволе, большинству населения страны до сих пор было непонятно.
С момента вялой возни подростков вокруг своей одногодки прошло минуты две, не более, я еще только приблизился к ним с намерением обойти свору дугообразно, чтобы не слышать бесконечного повторения про сосание.
Я, прошедший в половом отношении крым и рым, имевший за спиной хвост из половины батальона девушек и женщин, всего пару-тройку раз опускался до такого извращения. И это происходило лишь при полном отупении от нежданного загула, когда партнерша чаще сама вставляла не туда для получения острых ощущений, услышанных ею по вражескому радио или увиденных при прокрутке подпольных видеокассет. И всегда это происходило вдали от посторонних глаз, при полном уединении с превеликой тайной для двоих.
Сейчас же я испытывал настоящий стыд, смешанный с сильным раздражением и желанием разбить морды этим дегенератам на ходулях. Это не была брезгливая неловкость при скрещивании собак у всех на виду, это было отвращение от полового сношения двуногих тварей на ходу. Как в показанном по телеку эпизоде с задроченной нерусской парой в вагоне метро, когда партнерше пришлось задирать лядащие ляжки чуть не под скулы партнера, не могущего найти от спешки и от возможной расплаты вход в разработанное до положения осклизлой резины влагалище. Я даже замедлил шаг, чтобы в случае чего придти девушке подростку на помощь. Вырвать ее из сопливо-томного омута с запахом протухшего нижнего белья, исходящего от своры ребят, и помочь идти своей дорогой.
И вдруг услышал, как не слишком опекаемая пацанами юная особа, лица которой я так и не разглядел, четко сказала: Ну хорошо, я согласна пойти с вами.
И вся компания, не медля ни секунды, продолжила движение вперед. Новые знакомцы забыли про примкнувшую к ним ровесницу, которая откачнулась к новым подругам, голос из карликового магика утратил первоначальную силу. И все встало на свои места.
Сыпал нудный дождичек, опускалась во мрак пустынная улица, и резче становился запах от переполненных мусорок, в которых по прежнему объедки были перемешаны с гниющими обоссанными и обосранными подгузниками и пластиковой тарой для вонючих средств на все на свете.
В который раз мне жутко расхотелось жить в стране прежних березовых лесов и бескрайних полей с голубыми озерами, в которой я родился. И в который раз перед глазами предстали радужные картины из-за границы. Из того другого мира, в котором успел не раз побывать.
Он, эта загнивающая заграница, давно прошел всю эту пошлятину и снова вошел в свое русло. Он справится даже с ордами нынешних беженцев из недоразвитых стран, напущенных на них специально. Для послушания.
А в России все только начинается.