Аннотация: У иудеев вся доктрина состоит из природных примеров.
Обсудить (0)
Я все о Восточной Украине, толчется на месте как слепой котенок. А вот Крым рванул на пять тыщ как на пятьсот, и у него вышло.
Иду по дороге позадомами, проспект шумит дай бог, а тут только отзвуки. Народу почти никого, одни жители старых двухэтажек изредка спешат по делам. И вдруг на обочине корявого асфальта заметил птенца, окрас у него как у украинского флага - синий верх, желтое пузцо. Густой такой, то ли синичка, то ли птенчик, похожий на нее, даже крылышки желтыми стрелками прошиты. Сидит, подлец, чивкает наугад, а в кустах сирени с другой стороны дороги, прямо под окнами домов, ему торопливо отвечает цвивканье погромче. Я было приостановился, малец ведь, помочь бы надо, и некстати вспомнил, как угробил двух таких же пару-тройку лет назад. Тогда тоже приволок домой сначала одного, похожего хрен его знает на кого, вроде как ястребиной породы. Такое мурло заостренное, только клюв с желтыми ободьями по краям и сказал, что это птенец. А может, стрижонок. Начал его кормить и поить со рта, он поначалу брыкался всеми четырьмя ластами, потом наглотался и заклевал носом. Я его в картонную коробку посадил, пару дней выхаживал. Думал взлетит и крылом помашет. А на третью ночь птенец ласты склеил, хрен его знает, от чего, может ушибся при падении из гнезда.
Второго такого же шалопая черт дернул подобрать уже вроде через год. Этот точно был ласточкиным отпрыском, весь устремленный вперед. Опять я взялся водой поить изо рта, кашку варить и все такое. И все боялся, что он голодный, видел же по телеку, как они жрать все время просят. Ну и пичкал через час-полчаса. Этот тоже вроде наелся и затих, а ночью слышу завозился в картонной коробке. Я вскочил и опять взялся за благородное дело - водичкой попоил, насильно - птенец почему-то вырывал клюв и сам норовил выдраться из моих железных ухватов. Потом не поленился кашки сварганить и давай ему в горло пихать, предварительно разжевав и приговаривая, мол ты у меня будешь жрать, желторотик. Ты вырастешь сильный и шустрый. А он все вырывался из последних сил и кашу не принимал. А я все толкал ее ему в горло. И вдруг он заикал, стал закатывать глаза, и вскоре затих. Я и тряс его, и тормошил, и водой пытался горло промочить. Но птенец сдох, оставив по себе память такую неприятную, что как вспомню - лучше бы не вспоминать. Закормил я его, способный только ломать - не строить. Ну, падла, ни в эту самую, так в красную армию с руками в жопе.
Вот и теперь глядел я на нового засранца и не знал что делать, то ли на крышу гаража какого подсадить, то ли на ветку сирени. Ведь на дороге спекся, клекает как хрен его знает кто, а тут и кошки, и собаки гуляют, и машины одна за другой. Просто было окно, потому их и не было. К себе опять брать категорически не желал - сто лет не сдался еще один труп с грехом на душу. Пошел я дальше под этот мать бы его писк и под суматошное цвиканье в кустах, в которых ничего не разглядишь.
Отошел метров с десяток и остановился в раздумьях, ну что ты с ним будешь делать, с этим ребятенком, чтоб он через жопу перевернулся. Стою так, сам не свой, и с какого хрена они мне на глаза попадаются, провинился что-ли перед небом по самые некуда!
И вдруг из кустов сирени вылетела стрелой крохотная птица, чуть поболе птенца, но такого же хохляцкого окраса. Смурганула она этого недотепу так, что он несколько раз перекувыркнулся через голову, и сама аж перевернулась на спину. Вспорхнула на ноги, да еще наддала под задницу непутевому своему выпрыску, так отволтузила, что тот заорал не своим голосом. И в тот же момент оба стрелами ввинтились в воздух, она первая, смурчок за ней. И моментально пропали в буйной зелени. У меня на душе стало так легко, словно я после долгого терпения помочился под ближайшее дерево. Ну блин мудила хренов, завел мужика на переживания не хуже человеческих, дать бы ему под голую сраку пяток горяченьких, чтоб запомнил на всю жизнь...
И привалила вечером мысля, когда в очередной раз следил за событиями в близком от нашего Ростова Донецке со Славянском и другими восточниками, нашими кровными братьями-русаками. Некому их что-ли встряхнуть как следует! В смысле, вооружить, чтобы они оперлись на свое крыло. Ведь у нас на Дону давно зубы наточены им на помощь, сдерживает мужиков одно - боязнь потерять
сытость. А у многих и этой боязни нет.