Выгрузка заканчивалась, когда ряд ящиков у воды, проломив лед, ушел под воду. Стоявший рядом боевик, бравший с этого штабеля очередной оружейный ящик, с большого ума успел схватиться за проваливающийся груз и тоже соскользнул под воду. Окружающие в ужасе смотрели на небольшой кусок льда, предательски обломившийся под тяжестью выгруженных с турецкой подводной лодки припасов, а теперь вызывающе покачивающегося у края полыньи. Через считанные секунды кто-то из офицеров-подводников, стоявший чуть в отдалении от парящей на морозе темной воды, вдруг громко закричал, показывая рукой себе под ноги. Сквозь прозрачный в этом месте лед был заметен тот, кто провалился в полынью, возможно, теплая одежда была полна воздуха и позволила татарину-боевику всплыть наверх. Плохо, что при этом этого вояку отнесло под лед, он теперь напрасно пытался бить снизу по замерзшей воде руками в толстых рукавицах. Освещение от прожекторов позволяло увидеть, как изо рта у него вырвались пузыри воздуха, человек пытался выдохнуть и по привычке вдохнуть свежего воздуха. Но под водой такового не было, и морской офицер с содроганием увидел, как, после недолгой борьбы с природой крымский боевик затих и стал опускаться вниз. Сквозь лед было видно гораздо хуже, чем сквозь какое-либо стекло, и до конца своих дней турок благодарил Аллаха за то, что это было не стекло - и без того отчаянный взгляд погибающего татарина, понимавшего, что он погибает, взгляд, моливший его, Алтуга, кадрового морского офицера, спасти его, взгляд этот будет жечь подводника, вдруг возникая в темноте отсеков и лестниц лодки, заставит вскидываться по ночам и со страхом озираться вокруг.
Уже набежали грузчики, боевики из того же отряда, что и провалившийся под лед, и стали с ожесточением долбить лед ломами, топорами и даже просто ногами, хотя было понятно - слишком поздно, всё произошло просто стремительно. Самого Алтуга друзья - подводники оттащили в сторону, а затем командир подводной лодки распорядился сменить его на посту, от впавшего в прострацию офицера толку не было. Для многих подводников этот случай был шоком, ведь они, как и летчики, воевали на расстоянии, в лучшем случае только издали могли увидеть взрывы и разрушенные цели. Близкая, почти в упор, гибель людей была потрясением. Очевидцам происшествия по распоряжению первого помощника выдали коньяка, нельзя было допустить падения духа у экипажа. А состояние боевиков, среди которых были и друзья погибшего, никого не волновало, даже их полевого командира, и они продолжали выгружать из лодки грузы для борьбы со славянскими гяурами и отгружать за море теплую одежду - наступившие сильные морозы показали, что в южной Турции к ним нет ни теплых жилищ, ни обуви, ни одежды, и теперь крымские союзники должны были помочь своим благодетелям справиться с холодами. Подлодка уже побывала в этом рейсе у Евпатории и под Алуштой, и теперь погрузочно-разгрузочные работы заканчивались неподалеку от Феодосии. Ни одна из точек разгрузки турецкой лодки не была в портах, там была велика вероятность быстрого обнаружения и атаки российскими или же украинскими вооруженными силами, неважно, будет это налет боевой авиации или операция их спецназа. Рисковать без нужды никто не собирался, и в лучшей случае лодки швартовались к пирсам прогулочных катеров в санаториях, либо же, как в районе Керчи, прямо в море вырубалась обширная прорубь, но там сложно было подгонять автокраны, весьма ускорявшие переброску грузов - лед не всегда был надежен, да и полярников с опытом работы на плавучих льдах в наличии у турецких ВМС не нашлось.
Нужно было сворачивать, и тяжелый груз наконец поддался усилиям и поехал к обочине. За ближайшими кустами была прогалинка, в которую с трудом проходила прицепленная бочка, и, самое главное, место этого поворота почти не просматривалось с дороги. Самохваленко не успел отъехать и трех метров от дороги, как сквозь нахлобученную шапку наконец услышал звук ревущего мотора, и одновременно с этим его со спины высветили фары едущей неподалёку машины. Лучи отошли в сторону, и хлопец решил, что все обошлось, и его не заметили, но мотор сбавил обороты, а лучи вернулись назад: до сидевших в машине дошло, что в кустах был не олень и не фигура снеговика. В раскрывшуюся дверь наглым голосом парню велели задрать грабки повыше и медленно и печально повернуться. Виктор с трудом дышал после перевозки нелегкой бочки с маслом, пот от работы и от страха струйкой побежал между лопатками, мысли испуганно заметались, но среди них была одна новая, ранее не приходившая ему в голову. Не всё еще потеряно.
Прямо к месту неожиданной встречи ветер нес светло-серый шар перекати-поля. Еще не закончил говорить тот, кто командовал задрать повыше руки, а одна рука уже тащила из кармана холодную железку. С замиранием сердца подросток разогнул проволочки, потянул за кругляшок и, не сильно поворачиваясь, по дуге метнул на дорогу штуку. Сам же при этом продолжал медленно разворачиваться, задрав, как и требовалось, руки повыше. Бросок темным предметом на фоне его малопонятных подергиваний остался незамеченным, отчасти из-за того, что сидевшие в машине здорово устали за последние пятнадцать часов, а сорок минут назад узнали, что почти все их "коллеги" по отряду не пережили эту ночь, спецназовцы побили кучу народа. Поэтому сильно на очередного пленного они и не смотрели, так, сейчас прошмонают неудачника, попинают для отведения души ногами, а потом видно будет. Стукнувший в салоне предмет никто особо и не разглядел, все смотрели на смешного пацана, в чем-то там запутавшегося и теперь по-дурному валящегося на снег. Дурачина какой-то попался, но ничего...
Взрыв оборонительной гранаты вынес стекла УАЗика, мгновенно убил водителя и пассажира возле него, командовавшего Витькой. Остальные двое были ранены, пробитое горло одного позволило немного пожить хозяину, затем захлебнувшему собственной кровью; еще один боевик получил сразу три осколка в живот, и еще один раздробил левую кисть; он свалился за сиденье водителя, а салон вездехода в это время начал гореть - разбилась и вспыхнула емкость со спиртом. На спине лежащего боевика загорелась синтетическая куртка, сбрызнутая каплями спирта.... Ветер не утихал, и перекати-поле прокатилось недалеко от взорванного автомобиля.
Подросток, не теряя времени, привстал и, пригибаясь, потащил прочь по тропинке свою поклажу, оставляя позади разгорающуюся машину. Буквально через несколько метров его осветила еще одна пара автомобильных фар. Из-за поворота показалась вторая машина с боевиками, за ней еще одна. На первой над кабиной на вертлюге стоял пулемет с изготовившимся к стрельбе пулеметчиком. Близкий взрыв означал нападение на их машину головного дозора, теперь могли напасть и на саму колонну.
Прямо к месту неожиданной встречи ветер нес светло-серый шар перекати-поля. Еще не закончил говорить тот, кто командовал задрать повыше руки, а одна рука уже тащила из кармана холодную железку. С замиранием сердца подросток разогнул проволочки, потянул за кругляшок и, не сильно поворачиваясь, по дуге метнул на дорогу штуку. Сам же при этом продолжал медленно разворачиваться, задрав, как и требовалось, руки повыше. Бросок темным предметом на фоне его малопонятных подергиваний остался незамеченным, отчасти из-за того, что сидевшие в машине здорово устали за последние пятнадцать часов, а сорок минут назад узнали, что почти все их "коллеги" не пережили эту ночь, спецназовцы побили кучу народа. Поэтому сильно на очередного пленного они и не смотрели, так, сейчас прошмонают неудачника, попинают для отведения души ногами, а потом видно будет. Стукнувший в салоне предмет никто особо и не разглядел, все смотрели на смешного пацана, в чем-то там запутавшегося и теперь по-дурному валящегося на снег. Дурачина какой-то попался, но ничего...
Взрыв оборонительной гранаты вынес стекла УАЗика, мгновенно убил водителя и пассажира возле него, командовавшего Витькой. Остальные двое были ранены, пробитое горло одного позволило немного пожить хозяину, затем захлебнувшему собственной кровью; еще один боевик получил сразу три осколка в живот, и еще один раздробил левую кисть; он свалился за сиденье водителя, а сам салон вездехода начал гореть - разбилась и вспыхнула емкость со спиртом. На спине лежащего боевика загорелась синтетическая куртка, сбрызнутая каплями спирта.... Ветер не утихал, и перекати-поле прокатилось недалеко от взорванного автомобиля.
Подросток, не теряя времени, привстал и, пригибаясь, потащил прочь по тропинке свою поклажу, оставляя позади разгорающююся машину. Буквально через несколько метров его осветила еще одна пара автомобильных фар. Из-за поворота показалась вторая машина с боевиками, за ней еще одна. На первой над кабиной на вертлюге стоял пулемет с изготовившимся к стрельбе пулеметчиком. Близкий взрыв означал нападение на их машину головного дозора, теперь могли напасть и на саму колонну.
Краем глаза пулеметчик, Юркеш, углядел какое-то движение на краю зрения. Рывком повернув туда пулемет, он открыл огонь. Со второй очереди пули нащупали беглеца и пронзили его. Вопреки опыту, пулеметчик увидел, что цель продолжает движение. Очередь за очередью били по малозаметной удаляющейся цели, трассирующие пули позволяли четко видеть места попаданий, но непонятная мишень, сбиваемая попаданиями с курса, продолжала перемещаться. К этому времени благодаря трассирующим патронам по удаляющемуся предмету, почти невидимому в темноте, открыли огонь и пулеметчик второй машины, и боевики палили из своих карабинов и автоматов, и многие, это было заметно, попадали, но цель так и перевалила за гребень небольшого пригорка и скрылась из поля зрения.
По целине грузовики не могли ехать, и тут же в погоню снарядили группу преследования. А Юркеш-пулеметчик все не мог понять, как это, после стольких попаданий, кто-то смог скрыться. Разве что тип был одет в бронежилет. Хотя на таком расстоянии, против пулемета, да и просто при стольких поражениях, там бы все кости даже под бронежилетом были бы переломаны.
Виктор продолжал удаляться от дороги, с трудом придерживаясь покрытой снегом тропинки. Когда во второй раз его осветили фары, он приостановился, но свет ушел в сторону. Затем началась стрельба, однако паренек уже тащил свой груз дальше, стараясь увеличить расстояние между собой и дорогой. Низкие кусты заканчивались, но тропинка ныряла в низинку, и там с дороги его не должны были увидеть. Стрельба продолжалась, и только в низине он подумал, что стреляли как-то странно, ни веток перебитых вокруг не было, ни даже сбитого пулями снега. Куда же тогда так плотно палили с дороги, не могли же там поголовно косыми такими быть.
Группа преследования впустую носилась по предрассветным полям и вернулась через полчаса, они не смогли найти никаких следов беглеца, которого в темноте, при обстреле, видели многие. Видать, шибко опытный специалист им попался, и пули такого не берут, ни следов даже за собой, гад такой, не оставлял.
А побитый пулями шар перекати-поля, отвлекший на себя внимание боевиков и тем спасший жизнь одному молодому кремневцу, докатился до торчавших из-под снега веточек кустика и застрял в них. Раньше бы он прокатился дальше, но несколько попаданий тяжелыми винтовочными пулями выбили веточки на одном боку, пришедшемся на чахлый кустик, и теперь растение ждало более сильного порыва ветра, чтобы вырваться из западни и дальше наматывать километры по пустым полям.
В очередной раз рельсы раздваивались, к заводским погрузочным площадкам отходили боковые ветки, и трактор на стрелке отбросило в сторону. Боец выкрутил руль в левую сторону, но передние колеса уже скользили вправо, по откосу в кювет, и в сочетании с попыткой вывернуть налево трактор начал заваливаться набок. Дело дополнила лежавшая под снегом покрышка от грузовика, она спружинила, и свалившийся трактор мягко перекатился дальше, замерши вверх колесами. Мотор продолжал тихо дырчать, крутя сдвоенные колеса, задранные над кабиной, из которой никто не показывался.... Тёмные предрассветные небеса равнодушно смотрели на суету, заполнившую замерзающую крымскую землю.