Дора проснулась внезапно, словно кто-то ее окликнул. Но комната была пуста. Лишь яркий диск луны сиял сквозь кружевное полотно шторы, дробился, расстилаясь по полу причудливой мозаикой. Женщина вздохнула, села в постели и к своему удивлению обнаружила, что боль в левом боку, не отступавшая несколько дней подряд, теперь прошла совсем. Можно было дышать как угодно глубоко и не сдерживать порывистых движений. Настенные часы показывали два пополуночи, однако спать не хотелось.
Дора в два легких прыжка оказалась у окна. Откинув занавесь, она стала вглядываться в ночное небо. От полной луны исходило мощное свечение. Чем дальше от золотого нимба, тем обильнее казалась россыпь звезд. Бархатная чернота притягивала, завораживала, и вскоре Дора почувствовала нежное, материнское объятие небес.
Отошли, померкли, улетучились хлопоты привычной жизни. Исчезло все, и только память о действительно важном стучала где-то в области сердца. Дора ступила босыми ногами на первую ступеньку открывшейся ей жемчужной лестницы. Шаг, еще шаг - и пленница ночи уже не замечала прохладных прикосновений мерцающего камня, стремясь добежать до того, что открывалось впереди...
Белые лилии распустились в саду. Их аромат разливался, заглушая тонкие запахи роз и левкоев. Девчушка лет трех бродила по дорожкам сада от одного кустика к другому. Она осторожно бралась обеими ручонками за каждый цветок, принюхивалась, смешно морщила носик. Затем шла к следующей лилии. Щечки малышки были припудрены яркой пыльцой...
Дора протянула руку, чтобы стереть оранжевые полоски с лица девочки, но та неожиданно превратилась в мираж, растаяла, оставив лишь легкий намек на давние, смутные воспоминания.
Лилии вздрогнули и, разрастаясь на глазах, превратились в замысловатый узор чугунной ограды. Медленно раскрылись ажурные ворота. Дора почувствовала колкость гравия, хотя она по-прежнему шла по белым ступеням небесной лестницы. Вдали показался роскошный дворец. Подойдя вплотную к окнам, женщина встала на цыпочки и заглянула в залу. Мимо проносились вальсирующие пары. Дамы в легких шелковых нарядах едва касались паркета, увлекаемые искушенными в танце кавалерами. Одна из проносившихся в кружении пар показалась Доре знакомой. Нежно-голубое платье, кружевная наколка в подобранных высоко косах... Рука дамы покоилась на плече статного мужчины, лица которого невозможно было разглядеть. Но и без того Дора знала его имя. Имя, произносимое с таким наслаждением сотни, тысячи раз! Вот и сейчас ей захотелось крикнуть. Но не смогла, будто кто-то похитил ее голос. А там, за огромными окнами дворца, музыка дошла, видимо, до такого иступленного ритма, что танцующие превратились в сплошное марево, в котором едва угадывались разноцветные платья дам и строго-черные фраки кавалеров.
Видения сменяли друг друга: растворялись, трансформировались; то обнажали горизонт, то скрывали его за высокими преградами. Иные картины напоминали давнее, почти забытое прошлое. Некоторые - оживляли эпизоды из прочитанного или узнанного давно, быть может, сотни лет назад, в прошлой жизни. Но более всего волновали сцены совершенно новые, непредсказуемые и необъяснимые, не происходившие никогда ни в жизни, ни в самых фантастических снах, но не менее реальные. Окунувшись в невозможное, почувствовав терпкий вкус запредельного, услышав настоящую музыку небес, Дора рассмеялась. Она поняла, отчего не умела радоваться там, в привычной жизни, где была, вообще-то, счастлива.
Последняя мерцающая ступенька поднялась, сделалась прозрачной и, превратившись в оконную раму, пропустила путешественницу. Бледно-лиловые облака веерным взмахом закрыли побледневший лик луны. Из всех звезд на небе осталась одна - самая яркая. Дора плотнее укрылась одеялом, пытаясь согреть озябшие ноги. Грустно улыбнулась.