У меня дед погиб в начале Великой Отечественной войны. В похоронке, как рассказывала бабушка, было написано три горьких слова 'пал смертью храбрых'. Мой дед был кадровый кавалерист, погиб в звании капитана и мой папа в возрасте четырёх лет остался сиротой.
Папа помнил отца смутно. Рассказывал, как он в фуражке с красной звездой, зелёной военной форме и чёрных, вкусно пахнущих сапогах, возвращаясь со службы, первым делом прямо на пороге поднимал его на руки, прижимал к груди и крепко целовал. Сохранилась довоенная фотография, на которой непринуждённо стоят улыбающаяся моя молодая бабушка в халате, смеющийся мой дед в лёгкой бобочке и светлой панаме, придерживающий одной рекой велосипед, на котором, словно свежеиспечённый хлебный колобок сидит мой папа, с открытым ртом и вытаращенными глазами.
На фотографии мирное время, счастливые родные люди, оторванные от своих повседневных жизнеутверждающих дел. И, глядя на их весёлые беззаботные лица, понимаешь, что им некогда позировать перед заезжим городским фотографом, им надо торопиться жить!
Но грянула война и принесла горе потери мужа, отца, кормильца, моего дедушки. Она, как чёрная и бездушная старуха, нагло и бесцеремонно поселилось в доме моего папы. Бабушка работала по двенадцать часов и растила четверых детей. Жилось голодно. Папа мне рассказывал, что заветной мечтой его с детства было досыта поесть. Но родной образ отца - офицера Красной Армии, 'павшего смертью храбрых' в самой страшной в истории человечества войне - всегда, на протяжении всей жизни, согревал ему душу, помогал достойно преодолевать любые трудности на непростом жизненном пути.
Как-то вечером по телевизору показывали военную кинохронику времён Великой Отечественной войны. Вдруг папа вскочил с кресла и, указывая пальцем на экран, закричал:
- Мой отец! Я узнал его! Посмотрите, это же мой отец!
На экране мы с мамой увидели несущегося на коне, что-то кричащего человека в папахе и бурке, яростно размахивающего саблей. А за ним также на конях неслись его боевые товарищи. Буквально несколько секунд длились эти кадры, а мы долго ещё потом обсуждали их. Папа не переставал возбуждённо повторять, что это был его отец. Он как будто не находил себе места: ходил по квартире, скрестив на груди руки, то замолкая, то вновь начиная повторять: 'Это был мой отец, я узнал его!'. Наверное, в это самое время, когда он ходил по квартире, ему вспоминалось то далёкое время, когда папа, живой, весёлый, сильный в красивой военной форме прижимал его к своей горячей груди и так больно, и так приятно целовал, и весело катал на велосипеде в звенящие солнечными зайчиками деньки последнего мирного лета! Ещё и ещё раз переживал он заново эти счастливые моменты, чтобы ещё и ещё раз ощутить близость своего отца, насладиться этим чувством и естественным пониманием, выражающимся мыслью: 'У меня есть папа!'.
Так и запечатлелся на всю жизнь в моей памяти образ дедушки: лихого и бесстрашного кавалериста, со скуластым решительным лицом, в большой папахе, широкой бурке, вихрем летящей за ним, с саблей наголо, неудержимо и бесстрашно несущегося на врага. И совсем не важно: действительно ли это был мой дед. Важно, чтобы всегда, при любых обстоятельствах быть достойным своего деда, и всех павших в той страшной войне за нашу Родину, наших детей, жён и матерей!