Аннотация: В день весеннего равноденствия два мира соприкасаются, и зловредные духи из своего унылого мирка пытаются попасть в наш...
Мне нужно было как можно точнее описать мой последнее путешествие в страну духов. Но почему-то кроме того, что том постоянно хмуро, сыро и на меня напала синяя макака, я придумать не могла. Да и день был чудесный и совершенно не располагал к учебе. Я грызла карандаш и смотрела, как с длинной ветвистой сосульки капала талая вода. Брат сидел за столом и что-то делал с одним из своих приборов. Я снова посмотрела на сосульку. Вот забавная вещь: я смотрю в окно, и вижу сказочный ледяной замок, в котором могли бы жить дивные духи, а брат увидит, что ночью навалило рыхлого мартовского снега, что дворники, как всегда, ничего не убрали за полдня, и что до нормальной весны ещё далеко.
Однако, Ойон подходить к окну не собирался. Он был занят.
− Ра-И, сделай мне чая, − брат поднял взгляд на меня и протянул мне свою фарфоровую чашку с отколотой ручкой. Ручку отколола я. Когда это происшествие только случилось, я попробовала приклеить её магией, но что-то пошло не так, и ручка, перекрутившись, приклеилась совсем не в том месте: малюсенькой петелькой около края чашки. Брат тогда влепил мне подзатыльник, а когда выяснилось, что ручка приросла намертво и отделяться не желает даже при помощи молотка, наградил ещё одной затрещиной. Я тогда на него обиделась. Пусть ручка вышла не такая, как была, но ведь взамен он получил небьющуюся чашку! Мог бы и не начинать в сотый раз стоны по поводу отсутствия у меня мозгов.
Я с радостью оторвалась от изображения бурной сочинительной деятельности, поставила медный чайник на жаровню, насыпала в Ойонову чашку заварки и, подсев к брату, спросила его:
− А что ты делаешь?
− А? - брат вскинул голову и посмотрел на меня. Его бритая голова заблестела в свете, падающем из окна, и была похожа на комок светлой глины, который зачем-то намазали маслом, чтобы блестел. Вытатуированная на у брата на голове цапля, проводник по миру духов, под моим взглядом тоже заблестела и поменяла цвет с красного на синий. Я покачала головой. Отношения с цаплей у меня не сложились уже давно. Когда мой брат, который ещё и мой учитель, принимался меня воспитывать и отчитывать, я смотрела на его лоб, потому что он требовал, чтобы я смотрела к нему в глаза и бесился от этого ещё больше. Особенно его злило то, что я время от времени принималась улыбаться в самый драматичный момент его речи. А дело всё в том, что цапля быстро поняла, куда именно я смотрю и кривлялась у него на лбу как могла. Ну как можно с серьёзно слушать нудного старшего брата, когда у него на лбу сидит розовая цапля и виляет хвостом?
− Что делаешь, говорю!
− А... − брат дернулся и сбил пальцем маленькую стрелочку, которой отмечали что-то на шкале измерений. Маятник покачнулся и начал с мерным стуком раскачиваться. Ойон чертыхнулся и поднял на меня глаза:
− Что тебе нужно?
− А что с этот мятник должен делать?
− Этот - сигнализировать о сильных колебаниях эфира.
− Например, когда мимо нас пролетает сильный дух?
− Да, − кивнул брат. Я посмотрела, как он двигает стрелку по шкале влево-вправо, и протянула руку к маятнику:
− У тебя она вот тут вот стояла.
Маятник замер на месте и внезапно сорвался в движение. Я отдёрнула руку и испуганно уставилась на взбесившийся инструмент. Ойон молча схватил маятник руками, пытаясь остановить, но маятник вырвался из его руки и снова принялся бешено раскачиваться.
− Я не виновата! - завопила я, увидев, что брат посмотрел на меня с явным желанием оторвать мне голову за этот маятник или хотя бы выпороть. В доказательство моих слов с подоконника раздалось тиканье метронома. Я кинулась к нему.
− Ойо, что случилось? - я пыталась зажать метроном, но тот словно бешеный не желала успокаиваться. Брат мотнул головой, бегая вдоль стены. Там, подо хрустальными колпаками стояли его инструменты для работы с эфиром. Все они тоже пришли в бешеное движение, тихо щелкали и тикали, вращались и жужжали. Брошенный им маятник лежал на боку и продолжал дергаться, как полураздавленный паук, хотя в таком положении даже при сильнейших колебаний эфира должен был успокоиться.
− Что-то случилось в мире духов, − объявил Ойон, бросив тщетные попытки успокоить механизмы. На лице у брата были написаны разнообразные эмоции: от блаженной паники кабинетного мага за свои бесценные механизмы до решимости порвать виновника во всем происходящем голыми руками.
− Может быть, в стране сновидений? - брякнула я, привязывая метроном лентой к тяжеленной глиняной вазе с несколькими корягами. Прибор продолжал плясать на месте, но теперь хотя бы не падал с края подоконника.
− Ра-И, не говори глупостей, − Ойон замер в трагической позе посреди комнаты . - Для того, чтобы случилось такое волнение эфира, кошмар должен присниться всем людям, зверям, духам и богам одновременно. Мир духов - это реальность. В отличии от снов.
Но в мире духов всё было спокойно. Мы с братом стояли посреди унылого коричневого болота, а наши тела спокойно сидели в запертом кабинете брата. Всё окутывал плотный, Как туман, кисель. И пахло странно: резкий кислый запах чередовался с приторно-сладким. От этого у меня закружилась голова, и мне пришлось ухватиться за брата, чтобы не упасть в болото. Ойон покрутил бритой головой и задумчиво потёр подбородок. Когда мы покидали кабинет, все приборы, ловящие колебания эфира, продолжали захлёбываться тревожными сигналами невиданной силы. А здесь было тихо и сонно, как всегда. Кочка под нами с тихим бульканьем уходила в болотную жижу. Ойон растеряно проговорил:
− Как тихо... Тут должна быть настоящая буря!
Я пожала плечами. Мир духов я не любила. Здесь всё было как-то странно, с подвохом и очень зыбко. Тебе кажется, что ты видишь дерево, а через мгновение оно повернёт к тебе сморщенное лицо, и окажется, что это не дерево вовсе, а огромное сморщенное нечто. И очень агрессивное, к тому же. А ещё каждый дух требовал к себе особого подхода. Разговаривая с одним нужно смеяться, с другим говорить стихами... Мне было гораздо легче в зыбких снах, где хозяйкой была я, а не древние безумные создания, ошалевшие от жизни в этом болоте.
Ойон после минутных раздумий уверенно повернулся и пошел к огромной замшелой скале, прыгая с кочки на кочку. Я последовала за ним, стараясь не оглядываться: мне показалось, что за ними шло что-то вроде перевернутого корнями вверх чахлого дерева. Вместо этого я стала смотреть под ноги. Но на месте моего отражения в мутной воде я увидела длинную тощую ведьму с завязанными глазами, а её пальцы мелко шевелились. Слепая Ведьма была существо очень вредное и занималась тем, что крала у людей зрение в надежде вернуть своё. Когда я первый раз попала одна в мир духов, я чуть не попала ей в её бледные руки. Я вздрогнула и быстро перевела взгляд на спину брата.
Когда мы дошли до скалы, Ойон поклонился ей и громко крикнул:
− Грязевой Владыка, разреши мне поговорить с тобой!
Несокрушимая, казалось, скала, дрогнула, расплывшись упругими волнами по болоту. Мягкие грязевый складки выбили из болота меленькие фонтанчики. А прямо напротив нас очутилось огромное безносое лицо, покрытое клочками мха. Дух почти по человечески моргнул и спросил:
− Кто ты, колдун?
− Я цапля, − ответил Ойон. Духам запрещалось говорить своё истинное имя, чтобы дух не смог найти его в нашем мире. Однако Грязевой Владыка прищурился и проговорил:
− Ты... похоже, я тебя припоминаю... А, Раюшка, здравствуй, − он протянул свою мягкую лапу и потрепал меня по щеке. Я ему своё имя ни разу не говорила, поэтому и сделала вывод, что те духи, которым надо, все наши имена всё-равно узнают.
− Здравствуйте, Владыка, − вежливо ответила я.
− Ещё не придумала себе прозвища? − добродушно хлюпнул дух. Я неопределённо пожала плечами. Проблема с этими прозвищами была в том, что, против всех суеверий, от духов они защищали хреново. Многие недоучки от магии, изображающие из себя невероятно могучих магов, принимали разные красивые прозвища вроде Гроза Духов или Сверкающий маг, свои родные имена забывали и считали, что ни один дух не сможет причинить им вреда. Потому что их истинного имени не знает. Наверное, они потом очень удивлялись, когда обозлённые духи устраивали им тёмную и без знания их истинного имени. Если вообще могли к тому моменту удивляться.
− Так что у вас тут случилось? - спросил Владыка, почёсывая пузо.
− В эфире творится что-то странное, − без предысторий начал Ойон. - У меня все инструменты словно с ума сошли.
− Так это не у нас, − хмыкнул дух. - Это... − он закатил грязевые глаза. - У вас уже что-то творится. У людей.
− У кого это такое творится?
− У людей. Снится кому-то что-то нехорошее, мне кажется.
− Я тебе говорила, − толкнула я брата в бок. Мы попрощались с духом и шли обратно к нашей полупритопленной кочке. Владыка у нас за спиной рассыпался в лужу грязи. Ойон, уже приготовившийся было возвращаться в реальность, поморщился.
− Ты много чего говоришь. Пошли домой, там разберёмся.
Цапля-татуировка презрительно открыла синий клюв и пощёлкала им, передразнивая мага.
А вот в стране сновидений творилось действительно что-то невероятное. Вообще-то, целой страны грёз не существует, потому что у каждого есть свои сны со своими законами. Но почему-то все люди, в чьи сны мы с братом заходили, видели одно и то же: красивый город со множеством башен, в небе над ним бушует гроза, а по городу идёт странное человекоподобное создание, сутулое, покрытое как доспехами блестящими пластинами. Лицо монстра было похоже на безносую маску с тремя глазами и плотно сомкнутыми узкими губами. У ног суетились маленькие корявые человечки, но остановить чудовище они не могли. Ойон совершенно не понимал, что творится.
− Ра-и, это какое-то сумасшествие. Я не понимаю, что происходит, − ближе к утру сказал мне совершенно уставший и злой Ойон. - Я не понимаю, КОМУ может такое сниться!
− Может быть, богу? - брякнула я.
− Какие могут быть сны у бога? Разве про то, как он победил всех остальных богов и стал владыкой мира. Так это он будет просто сидеть на троне, а в ногах будут его соперники валяться. Где тут чт-то необычное? А тут... Может быть, это дух проник в чей-то сон?
Я пожала плечами. Ойон считал мои предположения верхом всей мировой глупости, поэтому я решила больше своих мыслей не высказывать.
− Может быть, это снится духу или магу, который становится духом? Говорят, такие полудухи очень сильно возмущают эфир, − продолжал строить догадки Ойон. Я снова неопределённо пожала плечами.
− Нужно будет снова сходить к Грязевому Владыке, − наконец, решил брат. Мы с цаплей согласно замотали головами и, едва Ойон отвлёкся, убежали отдыхать.
На следующий день, ближе к полудню, нас ждал неприятный сюрприз: все братовы приборы уже не могли адекватно воспринимать бурю в эфире и просто ломались у нас на глазах. Ойон в ужасе смотрел на серебряные и платиновые сокровища, которые собирал ещё наш прадед, и чуть не плакал. Я сидела под подоконником и молча следила за страдающим братом.
− Пошли к духам, будем выяснять, что так шалит, − наконец, велел Ойон, когда с треском и стонами сломалась старинная ловушка для духов.
Грязевой Владыка встретил нас в прекраснейшем настроении. Старый Дух лежал на каменном бережку и грелся на призрачном солнышке на берегу серебристого озера.
− А, Цапля, снова ты, − он перетёк на бок и подпёр толстой конечностью то, что у него было головой. - Он тебя не замучал ещё, Раечка?
− Да я привыкла, − скромно ответила я.
− Дядь Грязь, что творится?! - возмутился Ойон, подпрыгнув от возмущения на месте. - Я не представляю, кому должен сниться это чудовище, что оно снится всему городу!
− Ну знаешь... Богу например... Хотя нет, какому богу? Почти всем снится только победа над остальными богами. А Войне может сам процесс присниться... Нет, опять же на него не похоже. Может быть, магу какому-нибудь? - булькнул дух. - Ты бы магов поспрашивал...
− Они все сами пытаются понять что творится.
− Да... проблемка, однако, − Владыка перевернулся на живот и положил свой мягкий подбородок на лапы. - А может, кому-то из наших всё-таки? Сейчас всё-таки неделя равноденствия ... Хотя какой это должен быть дух! Мне вон когда кошмары снятся, никто даже не чихнёт. А я ведь не какой-нибудь мелкий хмырёчек, охраняющий былиночку...
Старик задумался. Ойон приплясывал на месте, воображая, как ломаются последние из наших дорогих инструментов. Мне же было скучно. Наконец, дух выдал:
− Знаешь, мне как-то всё-равно, что в эфире творится, я за этим не слежу. Знаешь, сходи к Плачущей матери. К ней последнее время что-то многие стали ходить. Только если будет на сына жаловаться, на Злого Ребёнка, то не забудьте ей посочувствовать, а то даже я вас живыми от неё не вытащу.
Плачущая Мать стояла у входа в пещерку в тени тутового дерева и, как ей и положено, плакала. Слёзы текли из её узких светлых глаз, текли по бледным щекам, от чего вуаль на её голове липла к её лицу. Она грудью загораживала вход в пещеру, уперевшись в камень пещеры. Перед входом в пещеру толпились духи. Здесь были и маленькие милые кролики и белочки, здоровенные медведи с совиными головами, клыкастые пушистые лоси... Были и вовсе невероятные существа вроде фиолетовых сгустков тумана или ходячих кочек и пней с круглыми выпученными глазами. Все они шумели, галдели и пытались пробиться в пещеру. Я даже заметила двух магов с выбритыми лбами, по которым беспокойно ползали их хранители в мире духов.
− Не пущууу! - захлёбываясь в рыданиях выла Плачущая мать. - Не пущуууу!
Духи в ответ ругались и пытались проскользнуть в пещеру. Плачущая Мать дёргала тощим телом , загораживая им проход. В ответ духи ещё сильнее ругались и грозились оторвать кому-то голову. Ойон подошел к магам и спросил, что это за столпотворение. Маги прошипели, что они пытаются добраться до Злого Ребёнка, который заснул как раз когда началась та буря в эфире.
− Тысячу лет не спал, а теперь вдруг завалился! − шипели и плевались маги.
− Не смейте! - вопила Плачущая мать, заливаясь слезами. Духи напирали. Один сухенький пятиглазый старичок, размахивая клюкой и щелкая клювом, попытался проломиться в пещеру, но был отброшен назад. Духи рассвирепели. На этот раз первым пошел огромный прозрачный студень с огромным беззубым ртом и синими глазками. Он быстро вдавил Плачущюю мать в пещеру и протиснулся следом. Духи радостно кинулись за ним внутрь. Мне почему-то стало страшно и я заупрямилась, когда Ойон потащил меня следом за ним. И я правилось сделала.
Пещера содрогнулась от страшного рёва.
− Проснулся, − прошептала стоящая рядом со мной пучеглазая белка с орехом.
Земля затряслась, листья на деревьях встали дыбом, и они в ужасе кинулась прочь. Тутовое дерево бежало прямо по головам собравшихся перед пещерой. Я едва успела увернуться от его корней. Рёв же усиливался. Духи замерли на месте, размышляя, не последовать ли им примеру деревьев. А потом, как мне кажется, Злой Ребёнок начал ПЛАКАТЬ!
От этих чудовищный всхлипов духи разлетались, как опавшие листья. Я, вцепившись в брата, упала на землю. У белки рядом со мной вырвало орех, и она с воплями то ли побежала, то ли закувыркалась за ним. Над нами пролетали пролетели прозрачные духи-птицы, прямо по мне прокатило мерзкую сороконожку с дыркой вместо лица... Мне в лицо шмякнулось что-то липкое, холодное и визжащее. Пришлось бешено трясти головой, чтобы оно отлипло: руки разжимать я боялась.
Внезапно рыдания стали гораздо тише. То, что залепило мне лицо, соскользнуло с него на землю и поползло прочь, трепеща двумя куцыми крылышками. Я приподнялась над землёй и посмотрела на пещеру. Вход в неё забил тот самый огромный дух-студень. Его тело дрожало, сам он вопил, вращая своими синими глазами. Наконец, с глухим "пух!" дух вылетел из отверстия и словно мячик поскакал прочь. За ним из пещеры выбежала Плачущая Мать, прижимающая к себе что-то. Звуки стали на порядок громче, мир затрясся, небо потемнело. Злой Ребёнок тряс своей лысой головой с козлиной бородкой и размахивал короткими ручками, в которых было что-то зажато. Мне показалось, что это была кукла, изображающая того самого монстра, что снился всем.
Злой Ребёнок повернул голову в нашу сторону и издал истошный вопль. Меня дёрнуло назад, оторвало от земли и... я очутилась в своём теле, валяющейся на спине. Рядом со мной на животе лежал брат и шевелил конечностями как огромный таракан. На люстре сидело маленькой кругло пушистое создание с огромными испуганными глазами. Эти глаза жалобно смотрели на нас. Пришлось его снимать, отпаивать чаем и отправлять обратно в мир духов.
− Это ужас какой-то! - Ойон с ужасом посмотрел на серебряный маятник с десятком противовесов на шелковых нитках. Нитку нужно было заменить, потом снова настроить маятник под флюиды в эфире. И это был один из самых простых инструментов в его коллекции.
− Давай я это починю, а ты что-нибудь другое сделаешь.
− Конечно, самое простое хочешь, − буркнул Ойон. Страна снов пришла в порядок, и каждому стало сниться своё. Солнцестояние прошло, и солнце грело землю всё дольше. Зато в мире духов уже два дня была страшная буря. Духи забились в свои норы, а Грязевой Владыка благополучно затонул в своём болоте, так что спросить совета нам что делать было не у кого. Поэтому Ойон засел за починку сломавшихся инструментов.
Хорошо хоть эфир успокоился. Но вслух я этого не сказала. Брат из-за капризов невыспавшегося Злого Ребёнка остался на неопределённый срок почти без работы: в мир духов стало ходить слишком опасно, а страну сновидений он очень не любил. Настроение его страшно испортилось, и я старалась его не злить ещё больше.
− Так сложное ты мне сам не дашь, − как можно ласковей улыбнулась я и протянула брату чашку с ароматным малиновым чаем. Старую ручку на любимой братовой кружке я исправить не смогла, но чтобы он не так расстраивался из-за своих инструментов и не вздумал ругать меня ещё и за нелепую ручку, я приклеила ему новую, тайком отбитую от моей чашки.
− Ойо, а в чём по-твоему смысл этой истории? Ну, я просто подумала, что у всего происходящего должен быть смысл, чтобы сделать из этого происходящего вывод- спросила я, сложив руки лодочкой и положив на них подбородок.
− В том, что детей надо пороть, чтобы не безобразничали, − Ойон сунул два пальца в новую ручку своей чашки. Я ойкнула и побыстрее схватилась за веник, которым сметала разбитые колпаки приборов в кучу. Брат успокоился и принялся за свой маятники.
А за окном шел мокрый снег и на месте сбитой братом ветвистой сосульки, стремительно нарастала новая. Настоящая весна придёт к нам нескоро...