Скорее, скорее! Ночное небо уже угадывается впереди, он не знает, от чего бежит, но ему очень, очень страшно. Тень бежит впереди. Отблики пламени на стенах пещеры, отблики пламени на небе, наверху сталкиваются облака и вышибают искры. Гром. И еще раскаты, но звучат все непонятнее, словно... словно кто-то железом беспорядочно ударяет о железо. Сердце колотится, норовит выскочить из груди. Да что же это!
- Мама! Ну просил же! В кой-то веки хотел выспаться!
- Прости, Лешенька, хотела тебе оладьи сделать на завтрак, сковородку из шкафа доставала и кастрюли уронила. Ты спи, спи!
Спи. Ага. Она бы еще ему этой сковородкой по голове с размаху заехала, а потом предложила спать дальше.
Алексей встал и хмуро направился в ванную, плеснул в лицо ледяной водой. Сами виноваты, сударь, могли сейчас жить в отдельной квартире, без всяких мам и падающих кастрюль. С замечательной женщиной, красивой, умной, самостоятельной. В стране, где жизнь имеет хоть какое-то подобие стабильности. С хорошей работой, за которую к тому же платят хорошие деньги.
А ведь еще не поздно, подумал он. Ответ надо дать в течении тридцати дней, а прошло только пять. Пока что ты даже не рассмотрел этот вариант всерьез. Если совсем честно, то сначала ты принял решение, а потом уже пытался обосновать его логически, считая неприличным для взрослого человека и для научного работника принмать решение, основываясь на банальном "не хочу!"
Ведь все препятствия на самом деле преодолимы, а жертвы... ну что же, в таких случаях всегда приходится чем-то жертвовать. В конце концов, Аленка достаточно разумная женщина, чтобы понять все правильно, и достаточно молода, чтобы быстро утешиться и подобрать ему замену. А мамино здоровье стабилизировалось, можно наезжать сюда раз в полгода, поддерживать. Кроме того, положение твое на работе весьма нестабильно, да и сам институт неизвестно сколько продержится. Страна кардинально меняется, и что тут будет завтра - неизвестно. Твои особые способности помогут тебе выжить, но и только. А для тебя "просто выжить" явно недостаточно, ты амбициозен, ты хочешь признания и соответствующих заработков. Нет, звонить Катрин и отказываться он сегодня не будет. Она умница и не торопит, у него еще есть время все хорошенько обдумать.
В этот день, однако, работы навалилось столько, что толком подумать времени не было. Домой Алексей пришел в этот день поздно.
"И ведь вся неделя такая будет," - думал он, "пока Карелев из отпуска не вернется. Так, что у нас тут? О, котлеты! И пюре, еще теплое. Балует меня мать, я бы и бутербродов поел, не помер бы. Дай-ка проверю."
Он тихо-тихо приоткрыл дверь в комнату матери и прислушался. Заходить нужды не было - он и так знал, что все в порядке. Знал, и все. Точно так же, как три года назад посреди рабочего дня вдруг вздрогнул, остановился на полслове, и кинулся к телефону вызывать скорую, зная, что матери плохо.
Такие вещи он умел с детства. Мать не удивлялась, она и сама так могла, хоть и говорила, что им с сыном "по-разному дано", и что учить его пользоваться "даром" должен мужчина. Мамин старший брат, дядя Максим, пробовал было - но уехал, когда Алешке было всеге двенадцать лет. Уехал - и как в воду канул, ни писем, ни звонков. Только на восемнадцатилетие получил Алексей открытку, а на ней - ни адреса, ни подписи, только телефонный номер. Что открытка от дяди, он понял тем же самым необъяснимым чутьем, и еще понял, что звонить по номеру без особой нужды не стоит. Мама что-то знала про изчезновение дяди, но говорить не желала. Врать ни двенадцатилетнему Алешке, ни двадцатишестилетнему уже Алексею она не могла, почувствовал бы - но отмалчивалась. Так и растила сына одна: отца мальчик и вовсе не видел никогда, он погиб до его рождения.
Алексей так же тихо закрыл дверь в спальню матери и вернулся в кухню. Поел, убрал со стола, посуду мыть не стал - навалилась усталость целого дня. Разложил в своей комнате диван, и лег, только бросив подушку и одеяло - стелить толком сил не было тоже.
Против ожидания, заснул не сразу. В голове метались обрывки мыслей за весь день, и нужно было дать им сперва успокоиться. Чтобы немного упорядочить эту свистопляску, Алексей начал думать о том, что не давало ему покоя уже шестой день.
Все то, что он думал утром, было логически верным. Но все же... Не логикой единой жив человек. Если оставит мать тут одну, без присмотра - будет каждый день с ума сходить, зная, что в любой момент у нее может заболеть сердце, а его рядом не будет. И это ведь не просто желание сына быть рядом с матерью, когда той плохо: он действительно обладал способностью ей помочь!
Ну и Аленка... Нет, жить без нее он, конечно, сможет. Только вот ему будет очень плохо в течении очень долгого времени. Не говоря уж о ней...
Ничего, сказал себе он, и здесь люди живут. Надо только пережить этот развал, постепенно все устаканится как-то, с работой все наладится, а нет - так другую найдет, в крайнем случае наплюет на свои принципы да использует своё умение убеждать - еще одну, как утверждала мама, наследственную способность. Иногда у Алексея получалось словно бы подтолкнуть нужного человека к тому решению, которое ему требовалось. Он почти никогда этим не пользовался, самолюбие не позволяло. Только в действительно крайних случаях.
Где-то в этом месте Алексей и заснул.
На следующий день проснулся он с тяжелым осадком на сердце. Словно что-то ему снилось неприятное, но вот что - вспомнить он не мог. В автобусе по дороге на работу попытался припомнить все же - но вспоминал только вчерашние раздумья.
"Все же я сильно устал вчера, - думал он, - иначе с чего вдруг стал таким сентиментальным? В конце концов, контракт-то всего на два года. Врачи говорят, что рецидив маловероятен. Да и что же мне теперь, сидеть тут возле ее юбки до старости, просто на всякий случай? И с Аленой не надо драматизировать. Ну, милая девочка, и мне с ней хорошо, но мне же не семнадцать, чтобы на одних эмоциях решения принимать. Катрин, может, и стерва, но красивая стерва, и - что скрывать - очень выгодная для меня стерва. Нет, надо подумать еще, этот вариант нравится мне все больше и больше."
Не успел он начать работать, как зазвонил телефон. Звонила Алена. Звонок девушки смутил Алексея - только что он всерьез обдумывал, не надо ли с ней расстаться, и вот она тут как тут. Постарался поскорее завершить разговор. Нет, на день рождения в субботу он не сможет пойти, будет занят. Ему, возможно, придется работать. Нет, все с ним в порядке, просто он очень занят. Да, конечно, он позвонит, когда будет посвободнее. До свидания. Он действительно очень занят. Ей придется его извинить.
Положил трубку - и тут вдруг вспомнил свой сегодняшний сон. Не весь, а только кусочек. Раненая ладонь, и по ней течет кровь. Ладонь принадлежит пареньку, совсем молодому, в другой руке он держит нож. Сам порезал ладонь? Во сне он знал - да. Во сне он даже помнил, почему - но это знание не всплывает в памяти. Странно. Что это может значить? Братанье? Вендетта?
Алексей встряхнулся и постарался отогнать непонятный образ.
День пролетел незаметно, ни одной свободной минутки не выдалось. Домой он снова вернулся поздно, на этот раз даже есть не хотелось.
Лежа в постели, снова задумался.
Зря он отказался от похода на день рождения. Развеяться было бы неплохо, а работать в субботу наверняка нужно будет только с утра. У Аленки такие интересные друзья, наверняка вечер будет чудесный. Кто-нибудь гитару принесет, засидятся затемно, как в студенческие годы... Завтра же утром позвонит ей. Работа работой, а минутку выкроить можно для любимой девушки.
Но утром даже этой самой минутки выкроить не получилось. Да и не хотелось, если честно. Сама мысль о разговоре вызывала необъяснимое раздражение. Алена, несомненна, женщина образованная и умная, но интересы у нее совершенно несовременные. Литература, история... Непрактична до крайности, может ползарплаты потратить на какую-то книгу, и потом месяц сидеть на макаронах и чае. Поначалу ему это даже казалось милым, но ведь нельзя же всерьез думать о совместной жизни с подобной девушкой. Хорошо хоть невинность до замужества не решила хранить, с нее бы сталось. Интересно, а какова в постели Катрин? Опытная женщина ведь, у американок это запросто. И не только в опыте дело, она умна, уверена в себе, хватка у нее что у бультерьера. Стоп, а не крутит ли она? Такая женщина вполне могла бы и изобразить интерес, чтобы добиться подписания контракта. Ей же комиссионные наверняка платят, вот она и решила намекнуть... Хотя нет, он бы почувствовал. Он ей действительно понравился.
Позвонить Алене он так и не собрался до самого вечера. Уже собравшись уходить с работы, вдруг спохватился, кинулся к телефону.
Аленка обрадовалась, словно и не было вчерашнего натянутого разговора. Что он за идиот, в самом деле, не мог девушке еще вчера вечером позвонить, раз уж с утра не получилось поговорить толком. И какой девушке! Открытая, чудесная, ни капли фальши! Не то, что эта стерва Катрин! Та каждую ситуацию просчитает на пять ходов вперед, да так повернет, чтобы с каждого свою выгоду получить. Красивая, нет слов, но красота неприятная, ненастоящая. Пожалуй, от контракта стоит отказаться уже из-за того, что она идет довеском.
И тут, почему-то снова возле телефона, снова пришло воспоминание из сна. Тот самый парень с порезаной ладонью, а рядом - мужчина, его отец. В глазах мужчины - отчаяние. Алексей, не знавший никогда отца, тем не менее понял - так смотрят отцы, которым больно за сыновей. Что-то этот парень сделал... но гнева в лице мужчины Алексей не видел, только боль и безграничное сочувствие.
Всю неделю Алексей, как и предполагал, приходил домой затемно и, поев, падал в кровать от усталости. Несколько минут для размышлений можно было выкроить только утром в автобусе или вечером в постели, перед самым сном. Поэтому в субботу, выспавшись как следует, он решил сесть и привести мысли в порядок.
Но порядка не получалось. И чем дальше Алексей припоминал свои утренние и вечерние размышления, тем неспокойнее становилось у него на душе.
Нет, то, что он метался от одного решения к другому, было вполне нормальным. Не каждый день подворачивается возможность резко изменить жизнь.
Не было нормальным то, что все аргументы в пользу подписания контракта с зарубежной фирмой приходили ему в голову по утрам. А вот по вечерам - ехать никуда категорически не хотелось.
Мало того! С каждым днем все утренние аргументы стнановились все более холодными и циничными, а все вечерние - все более эмоциональными, доходящими чуть ли не до истерики. Пожалуй, сегодня он впервые думает обо всем трезво, взвешивая обе стороны вопроса, а не подбирая доводы под уже принятое в душе решение.
Сегодня он впервые думает об этом днем...
Дядя Максим не слишком изменился за эти годы, только седина появилась да рост... нет, рост-то был тот же, Алексей теперь был выше, и смотрел не снизу вверх, а сверху вниз. Максим совсем не удивился звонку племянника, терпеливо выслушал сбивчатые объяснения, и сказал:
- Надо говорить. Приходи завтра вечером.
- Нет! - почти крикнул в телефонную трубку Алексей, - Нет! Не вечером! Только днем! Я завтра отгул возьму на работе. Где встречаемся?
Дядя Максим, снова без малейших признаков удивления, назвал племяннику адрес.
Еще одно воспоминание пришло к Алексею тем вечером.
Молодой, совсем молодой паренек стоял перед отцом. Они говорили, но слова почему-то не вспоминались. Только мысли. Обида. Заклятие на крови. Заклятие мести, которое нельзя отменить. Отчаяние. И вдруг - проблеск надежды. Что-то можно сделать, что-то, что спасет...
Кого спасет? От чего? Алексей не мог вспомнить.
голос звучал безжизненно.
- Это страшно, - говорил Алексей. - Я ведь утром чуть не позвонил тебе, чтобы все отменить. Единственное, что удержало - уговорил себя, что в любом случае надо во всем разобраться. Чтобы легче было с ним бороться... С ним, - горько усмехнулся он. - Я начинаю по утрам про себя вечернего думать "он." А вечером - то же самое про "утреннего." Чем дальше, тем сильнее разлад. Сейчас я по утрам уже всерьез думаю, что матери лучше бы помереть. А по вечерам так же всерьез подумываю о самоубийстве. Чтоб однажды с утра ее не прикончить. С утра Алену презираю и считаю полной дурой, а о Катрин думаю с уважением. А вечером Алена для меня - идеал, а Катрин - полная дрянь, ни одного светлого пятна в характере. И ведь оба раза, понимаешь, это я, я! И утром я, и вечером я. Не маска, не притворство. И даже не шизофрения - я же не голоса слышу, я действительно тем живу! Я с ума схожу, Максим?
Максим вздохнул.
- Нет, парень, сумасшествия в тебе нет ни капли. Я б понял.
- А что есть?
- Странное что-то есть. Мне подумать надо, племяш. Ты вот что... поживи-ка у меня пару дней. Еще отгулы у тебя есть?
- Еще есть, дня три могу взять, больше не дадут.
- Больше и не надо, если что, мы тебе больничный организуем.
- Ты ж говоришь, я здоров? Да и кто по таким делам больничные дает.
Максим снова вздохнул.
- Эх, племяш... И моя тут вина, и не моя... Недоучил я тебя, а то не задавал беы сейчас таких вопросов. Очень просто, пойдешь к врачу, а она у тебя найдет какой-нибудь грипп, да и выпишет дней на пять справочку. Найдет, найдет, и температуру на градуснике увидит, и горло красное, и чего ей там еще при гриппе видеть положено. Сам-то небось не умеешь толком, я все сделаю.
- Максим, - спросил вдруг Алексей, - а чего ты уехал тогда так? Не попрощался даже? И когда вернулся, не позвонил, не зашел?
- Да не уезжал я никуда, Лешка. А что изчез... пришлось. Об этом потом. Ты мне лучше скажи: снов никаких не видишь странных?
Алексей вздрогнул. "Странные" сны, после которых сердце колотилось о ребра, а ноги не желали слушаться, снились ему всю эту неделю. Вот только не помнил он из них ну совсем ничего, кроме тех случайных эпизодов.
- Ладно, - подытожил Максим, - ты располагайся пока, а я пойду. Если ночевать не приду - не беспокойся, еда в холодильнике есть, телевизор не работает только, но книг навалом. Не скучай, и ни в коем случае никуда не выходи из квартиры. Думаю, - он подмигнул племяннику, - что тут ты и вечером, и утром собой останешься.
Дядя Максим жестоко ошибался.
Алексей не мог бы сказать, в какой момент на смеу рациональному ученому приходил дерганый неврастеник. Переход был плавным - сначала стало неприятно сидеть в темноте, затем захотелось позвонить Алене, затем - еще сильнее - матери... К счастью, телефон он найти не смог, недоумевая, как же в таком случае сумел дяде вчера позвонить.
Уселся в кресло и стал думать все о том же контракте, вначале пытаясь рассуждать разумно, затем стараясь хотя бы не забиться в истерике.
Максим, вернувшись домой, застал его спящим в кресле, и растолкал со словами:
- Ну вставай, племяш, будем сны смотреть. Как, отдохнул немного? - и увидев глаза Алексея, спросил, - что, не помогло? Даже в моей квартире менялся? Плохо.
- Да какая разница! - не выдержал Алексей.
- А большая задница! Квартира моя от внешнего воздействия защищена. Я был понадеялся, что это на тебя порчу навели. Ну а раз даже и тут тебя прихватило - значит, что бы это ни было, ты это в себе носишь.
- И ты не знаешь, что? Не догадываешься?
- Есть у меня, племяш, одна мысль... Только давай сначала сон твой поглядим, там видно будет. Ты ложись, ложись...
...Деревья вокруг поляны гнулись от ветра, но костер горел ровно, тянулся острыми языками к звездам. С каждой стороны костра стоял человек. Алексей странным образом стоял за спиной у каждого из них, силясь разглядеть через огонь лица стоящих напротив. Бесполезно: капюшоны скрывали лица совершенно, так, что даже неясно было, чей раздается голос над костром.
- Обида глубока, и не может остаться без ответа. Но, дабы не допустить гибели обоих родов, да падет пепел обиды и долг мести лишь на одного в каждом поколении. Пусть в каждом роду раз в поколение родятся сыновья, которым будет суждено друг друга встретить и сразиться не на жизнь, а на смерть. И да будет так до тех пор, пока не оскудеют оба рода и не будет больше сыновей, дабы сразиться друг с другом. Заключаем этот договор силой нашей и правом нашим, и да будет так!
Пламя взметнулось высоко, словно желая обжечь само небо - и опало, изчезло...
Алексей простнулся и сразу вспомнил свой сон. Дядя Максим сидел рядом, и особой надежды на лучшее в глазах его не читалось.
- Знаю я, что ты видел, - тяжело произнес он, - ты лежи, лежи, Лешка. Уж не знаю, что ты из своего сна понял...
- Я потомок одного из этих родов, верно?- спросил Алексей. - И мне теперь придется с кем-то сражаться, верно? Не с тобой ли, Максим? Ты поэтому уехал, когда понял? Не хотел меня учить?
- Дурак ты, племяш, редкостный! - сердито сказал дядя. - Хотел бы тебе дурного - еще вчера пристукнул бы. А уехал я потому, что мать твоя так велела. Сказала: заговорю с тобой - проклянет. А она умеет! Вот я и ждал, пока ты сам заговоришь.
-Мама? - Не поверил Алексей, - с чего вдруг? Вы же всегда ладили?
- А с того, что узнала... Ты, парень, почти прав, только сражаться мне пришлось лет двадцать семь назад. Оно ведь как, племяш... живешь себе, в ус не дуешь, а в один прекрасный день начинаешь сны видеть. Значит, на тебя проклятие попало. Ходишь, живешь дальше, пока однажды пару свою не встретишь. А там уж вас не спрашивают, хотите драться, али нет. Старики дело знали, закляли умеючи. Накатит, так и себя не помнишь, не то что друга. А потом что делать? Я уж старался тебе отца заменить, как мог. А мать твоя узнала, ну и не простила.
- О чем узнала? - Алексей уже почти понял, но не желал, всем своим естеством не желал понимать.
- Что я мужа ее убил. Отец твой был из второго рода. Кто ж знал... Не подумали старики, что когда-то парень да девка из двух родов вместе сойдутся. Не бывало такого в старину. А ты, парень... Ты из обоих, получается. Последний.