Вишнёвое дерево было высоким, крепкими, и легко выдерживало двух шестилетних девчонок, поедающих ягоды. Когда ближайшие вишенки были съедены, Аля разочарованно огляделась и, подумав, потянулась за другими, подальше, где ветки потоньше. Хорошо, что невысоко было, и рассказчица всего лишь ноги ободрала о другие ветки, падая вниз. Ну и платье испачкала, но в шесть лет это обстоятельство не кажется катастрофой. Куда больше расстроило Алю то, что одна из довольно толстых, с её руку, веток, надломилась довольно сильно, того гляди совсем отломится. Аля чуть не плакала, чувствуя себя виноватой - мама столько раз говорила, что деревьям тоже больно!
- А можно его бинтом замотать?
Ленка только пожала плечами. Ей, похоже, было всё равно.
- Девочки, - раздался голос снизу, - бинтом примотать можно, но бинты нужны не обычные, специальные. И ещё такие... палочки, в-общем, чтобы ветку выровнять и закрепить. А потом уже этим бинтом примотать.
Девочки посмотрели вниз, на дяденьку, которому принадлежал голос. Дяденька был молодой, моложе Алиного папы.
- У нас на балконе много палочек, - сказала вдруг Ленка, - я могу принести.
- А я могу принести бинт, - обрадовалась Аля. Дяденька посмотрел на неё, и тут девочке показалось, что в его взгляде было что-то странное. Она не могла понять, в чем разница, и перестала об этом думать, потому что дяденька снова начал говорить про дерево.
- Нужны не обычные бинты, а такие специальные, для деревьев, - повторил он, - и ещё раствор, чтобы смазать ветку.
Аля задумалась, крутя в голове умное слово "раствор". Такие слова говорил доктор, к которому Алю иногда водили. Наверное, дяденька очень умный.
- У меня есть это всё дома, - сказал вдруг дяденька. - Но я один не донесу. У меня рука болит, я её недавно ломал, - он покачал левой рукой. - Оно не тяжелое, но там много. Если вы, девочки, со мной пойдете, то мы принесем все это обратно и вылечим ветку, - и он улыбнулся.
- Я не пойду, - сказала Ленка, - мне нельзя со двора уходить.
Але тоже нельзя было уходить со двора. Но ведь это же она сломала ветку!
- А вы далеко живете? - спросила она.
Не ходите, дети, в Африку гулять! В Африке акулы, в Африке гориллы...
Дяденька сказал, что его зовут Сережа. Он, кажется, немножко заикался, потому что сказал это так: "С-С-Сережа". И покраснел. Наверное, он стеснялся заикаться. Как Маша из третьего подъезда. А жил он далеко, целых двадцать минут туда надо идти. И еще двадцать обратно. Двадцать плюс двадцать равно сорок, значит они будут дома через сорок минут. Это будет пять часов двадцать минут вечера, а бабушка сказала быть дома в шесть. Значит, если бабушка не выйдет во двор и не увидит, что Али нет, то никто не узнает, и Алю не будут ругать. И дядя Сережа поможет вылечить дерево.
Дядя Сережа сначала шел быстро, а потом увидел что Аля не успевает и пошел медленнее. Он, наверное, добрый. Поэтому и дереву хочет помочь. А когда они переходили через дорогу, он сказал, что Аля должна взять его за руку, и Аля взяла. Она знала что нельзя самой переходить дорогу. Потом большие дома закончились, и начались маленькие, бабушка их называла "частные", они все стояли за заборами и были увенчаны остроконечными крышами. Деревьев тут было много, а дорожка была совсем узкая, по ней даже машины не ездили. Алька здесь раньше не ходила, и ей было интересно. Она шла по дорожке, подпрыгивая, и напевала: " Не ходите, дети, в Африку гулять! В Африке акулы, в Африке гориллы..." Бармалея ей часто читала вслух бабушка, а вчера Аля вдруг поняла, что может его целиком рассказать наизусть. Она даже не старалась, оно само запомнилось.
А потом была речка. Она была совсем маленькая, но на дне большого оврага. Мостик был какой-то странный, у него не было перил совсем, и он был круглый. Как будто толстую трубу вставили зачем-то между берегами. Труба была толстая, но Аля всё равно испугалась, что она упадет: она всегда со всего падала.
- Дай я тебя перенесу, - сказал дядя Сережа. И сразу поднял её на руки, под спину и под коленки. И пошел по трубе. Аля боялась, что вдруг он упадет и ее уронит, и поэтому держалась крепко, как только могла, и старалась не смотреть вниз. И тут он снова посмотрел с т р а н н о, как тогда снизу вверх из-под дерева. Але стало немножко страшно, она сама не знала почему. Просто испугалась. Подумав, она сама себе сказала: "Трусиха!", как мама говорила, когда Аля боялась 'просто так'. Дядя Сережа уже перешел через речку и, помедлив, поставил Алю на землю. Почему-то немного постоял, перед тем, как идти дальше. Аля вспомнила, что у него болит рука, а он ее переносил через речку на руках. Наверное, она теперь еще сильнее болит. И ей стало стыдно, что она боялась.
- Хотите, я вам стишок расскажу? - предложила она.
Она рассказывала про Бармалея, пока они шли дальше, и дома закончились, и дорожка стала совсем узкой. Аля вспомнила, что это называется "тропинка". А трава была высокая, выше даже чем Алька. Дядя Сережа сказал Альке, чтобы она пошла первой, и она пошла, а он шел сзади. Аля не успела еще дорассказать "Бармалея" до конца, но так было неудобно рассказывать, когда дядя Сережа сзади, и она замолчала. А потом он сказал, что устал, и хочет посидеть отдохнуть. Они отошли немножко от тропинки и сели в траву, и дядя Сережа лег на спину, и стал смотреть на Альку. Алька тоже легла на спину, чтобы он не видел. Ей почему-то не хотелось, чтобы он смотрел на нее т а к. Девочка не знала, почему она не хочет, и почему он так смотрит, больше всего на свете она сейчас жалела, что пошла с этим дяденькой. Она не стала больше ругать себя трусихой и уговаривать себя в голове маминым голосом, что ничего страшного тут нет. Она просто легла в траву, чтобы он не видел.
В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие, злые...
- Ты очень красивая девочка, - сказал вдруг дядя Сережа из травы. Алька промолчала. Она его не видела и очень надеялась, что и он ее тоже не видит, думала она. Ей и раньше говорили "красивая девочка", и тогда она тоже не знала, что сказать, и говорила "Спасибо." А сейчас ей не хотелось говорить ничего. Как будто она не услышала.
- Можно тебя поцеловать? - спросил вдруг дядя Сережа.
Алю целовали часто. Мама и папа, и бабушка тоже, её тети и дяди, а иногда и совсем чужие тети и дяди, которых Алька даже не знала, про которых мама или папа говорили, что это их друзья. Аля всегда подставляла щечку, ей не очень нравилось, когда это не папа с мамой и не бабушка, но она стеснялась сказать "Нет". Ей казалось, что дядя или тетя обидятся, и это будет нехорошо, и все будут Алю стыдить.
Но сейчас Алька отчетливо поняла: она не хочет, чтобы этот дядя ее поцеловал. Если он её поцелует, это будет нехорошо. Очень нехорошо.
- Нет, - сказала Аля, очень стесняясь.
- Нет? - растерянно сказал дядя Сережа.
- Нет, - упрямо повторила Аля, и поняла, что совсем не стесняется этого. Она не хочет, чтобы ее целовали, и пусть обижается!
- Ты уже отдохнула? - спросил дядя Сережа.
- Да, - сказала Аля. И подумала, что она и не уставала, это он устал. Но ничего не сказала, постеснялась.
Они поднялись и снова пошли по тропинке. Вдруг дядя Сережа остановился, хлопнул себя по лбу, и сказал, что забыл ключи дома. И если у него никого нет дома, то он не сможет взять бинты для дерева и раствор. Совсем скоро они подошли к дому, про который дядя Сережа сказал, что это его, и Аля услышала, как лает собака. Дядя Сережа почему-то даже не стал подходить к дому и звонить в дверь, просто посмотрел на дом и сказал, что никого нет. И они повернулись и пошли по тропинке назад, а собака все лаяла и лаяла. И Аля почему-то поняла, что дядя Сережа врет, что это не его дом, и что не было у него никаких бинтиков для дерева. Но ничего не сказала, потому что снова стеснялась. И еще боялась, очень сильно боялась, и сама не знала чего. Ей хотелось поскорее прийти домой.
Дядя Сережа не довел её до дома. Он перевел её через дорогу в обратную сторону, и спросил, дойдет ли она теперь домой сама. Кажется, он тоже чего-то боялся. Аля сказала, что дойдет, и побежала домой.
Во дворе тетя Таня вешала белье сушиться. Аля подошла к ней и спросила:
- Тетя Таня, скажите, пожалуйста, который час? - вежливо, как учила бабушка.