С самого утра принесла нелёгкая командира нашего, умывальников начальника, в общем, хрена лысого с бугра, Петьку-завхоза. Морду нажратую в кладовку сунул, где швабры сраные стоят, а там кроме швабр и нет ничего. Ну, вынул морду-то, ряшкой напра-нале покрутил да как заорёт:
- Сигизмундовна, мать твою через пылесос! Где тебя носит, жопа старая, на четвёртом этаже опять трубу прорвало, а ты и в хрен не дуешь.
- Бегу, - говорю, - бегу уже, Пётр Петрович, вы не волнуйтесь только, вредно вам волноваться, от этого импотенция бывает.
Хватаю ведро, тряпку, швабру, что меньше других обосрана, и - в лифт. Выгружаюсь на четвёртом, а дальше дорога проторенная - такую дорогу любой нюхом чует. Несусь, значит, рысью по коридору, только двери лабораторий мелькают.
Первая дверь - где резинщики сидят, презероны многоразовые изобретают. У них на практические испытания добровольцы в очередь за полгода записываются, а воз и ныне там - с первого раза рвутся.
Следующая дверь - шпанюки. Мушку шпанскую, дармоеды, усовершенствуют. Насекомых извели столько, что общество защиты животных на них в суд подало. При шпанюках и вспомогательная лаборатория имеется - там мухобойки испытывают. Я одну в прошлом году позаимствовала - в богадельне от мух спасу нет. Так вам прямо и скажу - говно мухобойка, хоть и наклейка на ней - "сверхдальнобойная безинерционная". Коська Буян, пока по складам читал, вспотел весь.
За шпанюками сразу - желтушники. Эти над препаратом бьются, что при болезни Боткина цвет лица улучшает. Многого добились, кстати. Вам не приходилось гепатитника с синей рожей видеть? Нет? А с фиолетовой? Тоже нет? А я и с ультрамариновой видала. Ну, и вспомогательная лаборатория у них тоже имеется, как же без неё. Для сокращения поголовья носителей инфекции мышеловки делают.
Хороший коридор на четвёртом этаже, длинный. Пока бежишь, лошадью себя скаковой чувствуешь. Одних лабораторий - с чёртову с дюжину, чем только люди не занимаются. И технология тройного оргазма тут, и лазерное выдавливание прыщей, и бесконтактное искоренение лопоухости. В общем, пролетаю мимо лопоухости - вот уже и дверь видна заветная, сортирная. А напротив неё - последняя лаборатория, моя любимая. И единственная, где меня за человека считают, а не за ведро помойное. Пилюльщики - таблетки от чего-то такого делают, что и сказать-то грех. Их, пилюльщиков, специально к самому сортиру вытолпили - бесперспективное, говорят, у вас занятие, так что ваше место типа у параши. А амбре тут уже такой - на что я привычная, а и то до самого нутра корёжит.
Прав был Петька-завхоз, точно трубу прорвало. У них на четвёртом этаже вечно что-нибудь прорывает, только не по их вине. То Коськи Буяна проделка. Как нашу шарашку переименовали, так Буян и психанул. Вообще-то, можно его понять. Называлась шарашка по-человечески: "Международный институт новых и новейших евразийских технологий". Сокращённо - МИН НЕТ. А потом старого-то осла, директора генерального, на пенсию упекли, так новый пришёл, и давай под себя порядки переиначивать.
"Все, - говорит, - новые технологии теперь новейшие. Прогресс, мол, на месте не стоит". Вот слово "новых" и выкинули. Был МИН НЕТ, а стал МИНЕТ, да кому ж охота в таком работать? Вот Буян и психанул.
- Пошли вы, - говорит, - все оптом и в розницу со своим минетом в придачу, а я ухожу. Чтоб без меня вы тут, бездельники, в говне купались.
Сказал и сгинул, теперь в богадельне день-деньской сидит и носу наружу не кажет. Сколько раз я ему говорила: "Сними заклятие, будь человеком", он ни в какую.
- Не был, - говорит, - человеком никогда, а на старости лет становиться совсем смешно.
Ну, в этом-то он прав, вестимо. В общем, у Коськи слово твёрдое, силушки у него ещё много осталось, хоть и годов ему - прорва с прицепом. С того самого дня, как он свинтил, так все в говне и купаемся. То трубу прорвёт, то унитазы все, как один, засорятся. А то эти, шпанюки с желтушниками, складчину затеют, да как закусь кончится, так и давай препаратами своими водку зажирать. А у этих препаратов, само собой, побочный эффект.
Мудрость такая есть: "Новая метла по-новому метёт" - это наверняка кто-нибудь из наших придумал, из уборщиц, уж больно звучит профессионально. Вот метла наша новая, Евлампий Бенедиктович Ланский, директор генеральный, мудрость ту и подтвердил, иуда.
То, что контору на хренцузский манер переименовал - так это он только почин сделал. А дальше - пошло-поехало.
На двери кабинета своего табличку прибить велел, так теперь и висит, позолотой отсвечивает: "Генеральный директор МИНЕТа Е. Б. Ланский".
Секретаршу старую вслед за шефом на пенсию вызвездил, а сам новую взял. Фамилия ей, страшно сказать, - Ядовитая, а зовут - вообще хрен выговоришь. То ли Белламунда Леонардовна, то ли Белладонна Леопардовна. Выдающихся достоинств секретарша - оба достоинства на полметра выдаются.
А самое паскудное - перетасовки затеял минетчик наш генеральный. Людей с насиженных мест срывает, как грибы-поганки, Белладонна Ядовитая только и успевает печатью по приказам хлопать. Завлаба желтушников на разработку искусственных гениталий перевели, дескать, коэффициент синюшности желтушников у него недостаточный. Простым, между прочим, лаборантом. А оттуда младшую научно-генитальную сотрудницу - на его место. За хорошие, мол, показатели в полевых испытаниях искусственного клитора.
В общем, подлетаю я к сортир сортирычу, и только нацеливаюсь туда нырнуть, как дверь за спиной открывается. Оборачиваюсь - Леночка-пилюльщица, Димки-завлаба заместительница. Она девочка славная, из всего МИНЕТа я только её с Димкой и люблю, хотя людишек любить мне сроду не положено.
- Сигизмундовна, - говорит, - перчатки дать, чтоб вам руками в это самое не лезть?
- Да откуда у тебя перчатки? - спрашиваю. - Вам же их, небось, под расписку выдают. Петька-завхоз, чем с лишней парой расстаться, скорее удавится.
Тут Димка-завлаб за Леночкиной спиной нарисовывается, нос рукой зажимает.
- Вы уж, - говорит, - к нам заходите, Сигизмундовна. Невозможно же тут стоять.
- Ладно, - отвечаю, - зайду. С катаклизмой вот справлюсь только.
Запрыгиваю, значит, вовнутрь - эвон хлещет из-под вентиля, прохудился, зараза. После Коськиных непотребств который раз уже вентиль накрывается. Его менять давно пора на новый, да это дело не моё, то сантехников забота. А их и при старом директоре не дозваться было, а уж при Е. Б. Ланском - и подавно. Короче, закручиваю вентиль этот, как могу, тряпкой его заматываю, всё вроде, не хлещет больше. Ладно, с песней приступаю к основным обязанностям. Песня у нас, уборщиц, своя, профессиональная, под неё и шваброй махать легче. Слова такие, что за душу берут. Так что под "Снова в говне, радостно мне" да с помощью нехорошей мамы последствия прорыва ликвидирую. Перчатки, что Леночка мне в последний момент сунула - в мусор, а сама - на свежий воздух. Ладно, стучусь к пилюльщикам, послушаем, чем Димка с Леночкой старуху порадуют.
- Спасибо, - говорю, - наше вам за перчаточки. Выбросить их, однако, пришлось, уж не обессудьте.
- Да что нам теперь перчатки, Сигизмундовна, - Леночка говорит. - Или не слыхали? Лабораторию в течение месяца закроют, уже и приказ готов. Генеральный со дня на день подписать должен, и все. А помещение желтушникам отдают. У них подсобное производство расширяется - мышеловки гуманного типа разрабатывать будут, с подогревом и автопоилкой. Так что прикрывают нас.
- Как это прикрывают? - спрашиваю. - А вы-то как же?
- А нас, - Дима говорит, - генеральный минетчик обещал внутри организации трудоустроить. Для меня, мол, место в протезировании есть, на собачьих яйцах...
- На каких, на каких яйцах?
- Протезы собачьих яичек разрабатывать, - Леночка поясняет. - Но это для Димы. А для меня аж два места, на выбор - либо могу идти в отдел лечения ринотиллексомании, либо...
- Час от часу не легче, - говорю. - Это что за мания такая?
- Это, Сигизмундовна, склонность к ковырянию в носу. Больших успехов по части искоренения уже добились - отдел на Шнобелевскую премию выдвинули. Только меня туда не возьмут: там человек двадцать на вакантное место метят - больно уж разработка, считается, перспективная.
- Ясно, - говорю, - а второе место что ж?
Молчит Леночка, глаза потупила. А Димка и говорит:
- Генеральный минетчик уже рекомендовал Елену Ивановну в лабораторию искусственных гениталий. Там, дескать, женщин на испытаниях как раз не хватает. Надбавку обещал. Эх, заехать бы разок ему в морду! А лучше - два. И знаешь, что самое обидное, Сигизмундовна? Ведь готовы уже таблетки! Закончили формулу, на обезьянах опробовали, только клинические испытания и остались. А тут все и прикрывают.
- Что ж, - спрашиваю, - за месяц не управитесь с испытаниями этими?
- Да что вы, Сигизмундовна, какой месяц. Хотя - чтобы начальные результаты показать, возможно, пары месяцев бы и хватило. В общем, пустое - не судьба, выходит, нам с Леночкой в спасители человечества попасть.
Вот и поговорили. Ладно, приплетаюсь к себе в подсобку, говнодавы служебные скидываю, швабру - к сёстрам её в кладовку, а тут и звонок - конец, значит, трудового будня. Ну, пятернёй патлы приглаживаю и - на улицу.
Гляжу - вот он, генеральный минетчик наш, в машину служебную садится. С Б. Л. Ядовитой, конечно, как же без неё - ишь, сиськи фирменные к небесам задрала. Прохожу, значит, мимо, а генеральный морду в сторону воротит. Чем мне прикажете после мытья сортиров пахнуть? "Чтоб тебе, - думаю, - так со свёрнутой рожей и ходить".
Припираюсь на следующий день в шарашку, в МИНЕТ наш драгоценный, а вокруг только и разговоров про генерального. На работу, мол, не вышел - шею так ему перекосило, что и морду повернуть не может. "Ишь, - думаю, - силенки-то еще хоть немного у меня, да осталось". И то сказать, случайно ведь вышло, намеренно у меня такие вещи давно уже с трудом получаются, а то и вовсе никак.
К пилюльщикам под вечер заявляюсь. Гляжу - одна Леночка сидит, в пространство смотрит, остальных и след простыл. Даже Димки-завлаба нет, хотя он обычно допоздна над своими пилюлями корпит.
- Здравствуй, - говорю, - красавица, что ж, не подписал генеральный приказ ещё?
- Нет, не успел, да он сегодня и на работу не вышел. Говорят, болеет, остеохондроз у него.
"Знаем, - думаю, - этот остеохондроз. Дня на три его как раз хватит".
- Так почему бы вам, - спрашиваю, - не начать клинические испытания эти? Пока поправится, пока заявится, может, и успеете.
- Да какое там, - Леночка говорит, - чтобы их начать, специальный приказ нужен. Вот эту форму если бы генеральный подписал, чтобы нас в стационар допустили. Так не подпишет ведь.
- А ну, - говорю, - дай поглядеть на форму-то. Ишь, понаписали, не разобрать ни черта. Знаешь что, милая, ты форму-то свою в машину сунь, в которой бумажки размножаются. Мне в богадельне по вечерам всё одно делать нечего, так почитаю хоть, чем вы тут с Димкой занимаетесь.
Всё-таки личный опыт сказывается - как прикинула, что на три дня Е. Б. Ланскому моего остеохондроза хватит, так и вышло. После выходных являюсь с утра самого, пока Ядовитой нет, к нему в кабинет - пыль вытирать. Смотрю - вылечился наш минетчик. За столом орлом горным сидит, и морда, как положено, параллельна галстуку.
- Э-э, - говорит, - как тебя, уборщица, ты папку тут красную не видела? На ней ещё "Срочные приказы" золотом вытеснено.
- Как не видать, - отвечаю, - видала, чтоб и вам так видеть. Я же её специально в шкаф убрала, чтобы не звезданул никто, пока вас нету.
Вытаскиваю, значит, папку из шкафа, открываю и перед ним кладу. А он как уставится в бумагу, пристально так глядит, даже на Белламундины сиськи так не пялился.
- Мне, наверное, новые очки нужны, - говорит. - Ничего разобрать не могу. Ты вот видишь, что тут сверху написано?
- Вижу, - отвечаю. - Приказ номер триста двенадцать о расформировании лаборатории номер...
- Понятно, это как раз то, что надо, - говорит, ручку берёт и приказ тот подмахивает. - Пойду-ка я, пожалуй, домой, а то что-то глаза разболелись.
Только он за порог, я форму-то сразу на четвёртый этаж.
- Приступайте, - говорю, - к испытаниям, да побыстрее, пока генеральный минетчик не передумал.
Ну, Димка с Леночкой от удивления аж на месте застыли, а я втихаря винта нарезала.
Возвращаюсь вечером в богадельню, а там все наши уж во дворе собрались. Коська Буян сидит, Лёху Дремучего жизни учит. Кирка с Руськой, мымры мочёные, языками как с утра зацепились, так теперь до ночи трендеть будут. Ну, и остальные, кто где по лавкам. Подваливаю я, значит, прямиком к Коське и говорю:
- Давай отойдём, пенёк старый, дело у меня к тебе есть.
- Нет у меня от друзей секретов, - Коська отвечает, - так что хочешь - при Лёшке говори, а не хочешь - как хочешь.
- Ладно, - соглашаюсь я, - будь по-твоему. Вот скажи, мы с тобой сколько лет друг друга знаем?
- Ты, Сигизмундовна, похоже, совсем заработалась такие вопросы задавать. Кто же это упомнить может? Я тебя, почитай, столько знаю, сколько себя помню.
- Правильно, - говорю, - так оно и есть. А вот скажи теперь, я к тебе хоть раз с просьбой обращалась?
- Нет, - Коська отвечает, - не обращалась. Не положено тебе с просьбами ко мне лезть, мы с тобой сызмальства в контрах. Сейчас, правда, времена переменились, но я тебе так скажу: если попросишь меня обратно в МИНЕТ ваш вернуться - забудь сей же момент. В гробу я его видал, с бардаком вашим к Е.Б.Ланскому в придачу.
- Про то речи нет, - говорю. - А просьба у меня такая будет: как мне сделать, чтобы генеральный месяц на работе не показывался? А лучше - два.
- Ничего себе, - Лёха интересуется, - а чем это он тебе не угодил?
- Чем не угодил - не твоё дело, - говорю, - если можешь помочь - спасибо, а нет - иди вон к Кирке с Руськой, с ними потренди. Вот всегда так с вами, языками чесать вы первые, а как до дела...
- Подожди, Сигизмундовна, не кипятись, - Коська встревает, - ты толком обскажи, по какой причине генеральный ваш может работу задвинуть.
- Да не знаю, по какой. Сейчас дома сидит, с глазами у него плохо, но это ему дня на три, на четыре, не больше.
- Хорошо. А что у нас на него есть?- Коська спрашивает. - Может, он заложить за воротничок любит? С ними, с алконавтами, всякое случиться может.
- Да не пьёт он вроде, - говорю.
- Плохо. А как насчёт по девочкам?
- Тоже вряд ли. У него жена дома. Да ещё Ядовитая. Которая Б. Л.
Тут оба руками замахали. Ясный хрен, какие там девочки после Б. Л. Ядовитой.
- Ну хоть что-то особенное у него есть? - Коська спрашивает. - Ну там, в картишки балуется, например, или на охоту ездит?
- Про то не знаю. Но опять-таки вряд ли. А вот дача у него есть. В Подмосковье, туда и ездит. Но какая под Москвой нынче охота?
- Ну ты и дура, Сигизмундовна, - оба в один голос говорят. - Нагородила ерунды с три короба, а про самое главное молчит, будто это и неважно. С дачи-то и начинать надо было.
- Дура, - говорю, - дура, мальчики, да что с меня взять, нам особо умными и быть не положено. Так причём здесь дача?
- А это уж не твоё дело, - Лёха мне шпильку возвращает. - Иди себе, работай, швабры-то не прохудились ещё?
- Никак нет, - рапортую, - со швабрами полный боекомплект.
Неделя проходит, вторая - нет генерального минетчика, пропал, болезный. Уже и в розыск объявили - Ядовитая вон вся в слезах. На дачу, говорят, поехал, в лес за грибами ушёл и не вернулся. С компасом ушёл. Тот компас, правда, у нас в лаборатории делали, там же, где и мышеловки. Его генеральному на день рожденья подарили. Хороший компас, универсальный. И пилочка для ногтей в нём есть, и открывашка встроенная, и магнит, чтобы к дверце холодильника лепился.
Пока то да сё, мне и поговорить в МИНЕТе не с кем стало. Пилюльщики в лаборатории, считай, и не бывают - день-деньской в стационаре отираются. Видать, пилюли свои испытывают.
В общем, второй месяц пошёл - нашли беднягу генерального. Он, оказывается, всё это время окрест дачи своей по кругу ходил. На деревьях, как ногти отросли, метки делать принялся. Так вдоль меток весь месяц и прошландал, все кусты ягодные в округе обглодал, улиток на зажигалке жарить приспособился. Знатоки говорят, что опята в тех местах ещё лет десять родиться не будут - дескать, вся грибница с пней обкусана.
Доставили, значит, генерального в подшефный стационар, лежит, сил набирается. Врачи говорят, что через пару недель оклемается, в строю будет. Вон главный презеронщик, что обязанности генерального минетчика временно исполняет, квёлый ходит.
Туточки подметаю я коридор, гляжу - целая делегация по нему топает. Все при портфелях и при галстуках, по всему видать, люди серьёзные. Подваливают ко мне, и самый представительный, с бородищей по пояс, и спрашивает:
- А где можно, уважаемая, Дмитрия Степановича найти?
- Не знаю такого, - говорю, - а чем он занимается?
- Ну как же, - борода меня стыдит, - нехорошо Дмитрия Степановича не знать. Он экспериментальной лабораторией заведует, той самой, что лекарство по снижению иммунодефицита разработала. Не слыхали, что ли, по телевизору по всем программам про него говорят?
- Нету у меня телевизора, - отвечаю, - и не бывало отродясь. И про лабораторию такую не слыхала. Презеронщики у нас есть, шпанюки, желтушники, пилюльщики... Дефицитников точно нету, я тут всех знаю.
Только сказала, гляжу - Леночка по коридору пылит. И к нам.
- Здравствуйте, - говорит, - профессор, а мы уже вас заждались. Проходите, пожалуйста, коллеги, я - Дмитрия Степановича заместитель.
"Вот оно что, - думаю, - быстро же Димка-пилюльщик Дмитрием Степановичем стал".
В общем, у нас такое началось!.. Комиссия за комиссией наезжает, репортёришки шастают, затворами щёлкают, один даже меня с метлой сфотографировал.
- А что это у вас, - спрашивает, - метла такая старомодная? Вам же такой и подметать трудно.
- Ничего, - говорю, - зато на ней летать хорошо.
Крутанул он пальцем у виска и пошёл себе, а я в подсобку почапала.
Только швабрам с вёдрами ревизию навела, гляжу - гости пожаловали.
- Здравствуйте, - говорю, - Дмитрий Степанович. Здравствуйте, Елена Ивановна. Очень за вас обоих рада. Вы теперь, все говорят, большими людьми стали.
- Вы, Сигизмундовна, сделайте милость, - большой человек говорит, - по-прежнему обращайтесь. Я вот - Димка, она - Леночка.
- Да неудобно как-то. К вам теперь сам генеральный по имени-отчеству обращается, что ж я-то фамильярничать буду.
Тут Леночка ко мне подходит, за плечи меня, старую, обнимает и говорит:
- А вот признайтесь, Сигизмундовна, ведь то, что произошло - это ведь благодаря вам? Я еще тогда поняла, когда вы форму принесли подписанную. И что генерального нашего минетчика больше месяца не видно и не слышно - тоже вы руку, небось, приложили?
Смутилась я, мы врать без нужды сроду не приучены.
- Да я-то, - говорю, - так, по мелочи. - То знакомцы мои, Коська Буян да Лёшка Дремучий. Они хоть и старые, а всё ещё при силе. А от меня толку мало уже - вон метла, и та в другой раз не слушается.
- А что эти ваши знакомцы умеют? - Димка спрашивает.
- Да мало ли что. Многое умеют. Они на все руки мастера.
- А вот нам таких и надо. Лабораторию нашу расширяют, я штат набирать начал. Люди, которые на многое способны, позарез нужны.
- Боюсь, что не по адресу вы, - говорю, - а насчёт людей и вовсе мимо. Коська сюда всё одно не вернётся - он слово дал, а слово нарушить для него никакой возможности нет. Пока, сказал, шарашка минетом называется, ноги его здесь не будет.
- Это дело поправимое, - Леночка говорит. - Мы с австралийским институтом новейших технологий объединяемся. Так что по-любому название менять будут. А толковый помощник Диме позарез нужен, а то он скоро один останется.
- Как это один? А ты на что же?
- А я, - говорит, - с Нового Года в отпуск ухожу. В декретный. И вообще, мы с Димой вас на свадьбу приглашаем. Через две недели расписываемся. Народу, правда, немного будет - только свои.
В отделе кадров закавыка вышла - ну, да у них всегда проблемы. Помню, когда я оформлялась, и то заморочки были. Хотя со мной - куда уж проще. Баба моя фамилия, Ядвига Сигизмундовна я. И то по складам диктовать пришлось. А со стариками и вовсе морока.
- Что же это такое, - Коська говорит, - когда сантехником устраивался, даже имени толком не спросили, а тут вам все анкетные данные подавай.
- Порядок такой, Кощей Кощеевич, - кадровик отвечает. - Без анкеты нынче никак нельзя.
- Ладно, пиши. Фамилия - Бессмертный. Острова Буяна рожак. Там дуб растёт, на дубе том ларец... Стоп, это к делу не относится.
- Да, про ларец можно опустить. Вот здесь распишитесь. Теперь вы, уважаемый, э-э... Леший? Давайте, гражданин Леший, вашу анкету...
Вот, значит, работаем. Старики меня к себе уговаривали: лаборантов, мол, не хватает, да и Димка настаивал. Отказалась я, не для меня всё это, мне при мётлах быть положено. Пусть вон Кирку Болотную с Руськой Озёрной берут, а то они в богадельне от безделья совсем обленились, так и силу растерять недолго. А нам без силы своей, нечистой, никак нельзя.