Аннотация: Попытка социальной фантастики. Опубликовано в номере 47 (Июнь 2008) журнала Mobi
Опять один из лифтов сломался, третий раз с начала года. На площадке между лифтами шагу ступить некуда. Час пик! Все ждут, и я тоже втиснулся между людьми, стою в ожидании единственного лифта. Вдруг стук каблучков, а за ним - фигурка, стрижечка, глазки-маслинки - Энни из отдела социологии на площадку вышла. Оглянулась по сторонам, хмыкнула, на мне глаза остановила, и вдруг как улыбнется! Мне! Чего вдруг? Ничего, сейчас поближе подойдет - выясним. Ага, смотрю, как бы не так! Цок, цок - и к двери на лестницу, а у нас тут не второй этаж, между прочим, двенадцатый. И зацокала себе вниз по лестнице, дверь пожарная медленно так закрывается, ползет неторопливо, пять раз проскочить можно, пока закроется. А уж догнать, при её-то каблучках - и вовсе раз плюнуть.
И впрямь ведь хорошая идея. Размяться после трудового дня никогда не мешает. Никакой массаж, никакая стимуляция мышц не заменят настоящего движения. Так я ей и сказал, когда дыхание перевел, уже на девятом этаже. А она посмотрела так странно и говорит:
- Вы разве не читали последних отчетов департамента физического развития? Клинические исследования однозначно подтверждают, что искусственная стимуляция мускульной деятельности ничем не уступает так называемой "натуральной" активности по интенсивности роста мышц.
И ведь правильно все сказала, точно с листа прочла, серьезно, четко, дикция, лицо строгое, голосок поставлен - а вышло так, словно насмехается. И смотрит на меня, со странным таким интересом смотрит. А я возьми да улыбнись в ответ.
Он улыбнулся - и сразу лицо его стало другим, почти человеческим. И мне тоже захотелось улыбаться, причем не той улыбкой, какой я улыбаюсь всем подряд, а какой-нибудь особой, специально для этой минуты, чтобы шла от сердца. Надо же, какое атавистическое выражение - "от сердца!" Откуда ко мне прицепилось? Неужели я действительно становлюсь ходячим реликтом?
У него правильные черты лица. У него светло-карие глаза и каштановые, с золотистой нитью волосы. Его челка всегда падает на глаза, и если мы сидим вместе на совещании, то мне каждый раз хочется её поправить. Ведь она же мешает смотреть! Но меня не поймут. Он же сам и не поймет. Наверное, не стоит так делать...
Кажется, я его напугала все же. Но не убежал, не шарахнулся в ужасе, не завел лекцию на тему личного пространства. Кофе? Конечно, с удовольствием. Я снова улыбнулась и подумала, что "от сердца" - не такой уж атавизм. Да, помню, объективные физиологические причины субъективного ощущения тепла в области грудной клетки. Но все равно было приятно.
Сам от себя не ожидал. Задумываюсь: куда бы её теперь повести? "Вильям"? Нет, там наверняка куча наших сотрудников, завтра сплетням конца не будет. "Глобус", куда я обычно хожу? Тоже нет, для холостяка это вполне приличное место, но для такой девушки - слишком просто. Пожалуй, лучше всего "Чикаго" - правда, два квартала пешком, но зато блюзовые композиции выше всяких похвал.
Вниз спускаемся молча, неудобно разговаривать на узкой лестнице, когда один впереди другого идет. Выходим на улицу - а погода чудесная, сказочная, снова мне повезло. Что за день такой, надо бы лотерейный билет купить.
- Вы ничего не имеете против "Чикаго"? - спрашиваю.
- Кафе, театра или города? - отвечает она.
- Кафе, - улыбаюсь в ответ.
- Нет, что вы. На мой взгляд, прекрасное место.
- А против чего имеете? - пытаюсь продолжить шутку, - Против театра? Или против города?
Смеется.
- А почему я должна непременно что-то иметь против?
- Ну как же. Раз вы стали уточнять, что именно я имею в виду... - Стоп. Димка, остановись, говорю себе, тебя несет. Не будь занудой, только не сегодня. Но она снова смеется:
- Надо же, вы угадали. В городе я никогда не была, а вот театр действительно не люблю. Ни здание, ни труппу. В здании отвратительная акустика, а из ведущих актеров большинство отчаянно переигрывают.
- В чем-то вы правы, но если взять, например, Кременева или Ягстром...
- В их случае талант бесспорен, - прерывает меня Энни, - но одному, даже двум актерам просто не под силу вытащить весь спектаткль!
Под разговоры о театре приходим в кафе, выбираем столик неподалеку от окна, заказываем напитки: я - "Льды Антарктики", она "Южную ночь." Смеемся сочетанию.
С ним было легко и спокойно. Разговор тек непосредственно, плавно переходя от общих тем к личным, так же плавно - назад, до того, как стать неловким. Он ни разу не переступил черту приличий, хотя смотрел на меня так, что я об этом жалела. Приходилось все время напоминать себе собственные правила - осторожней, Энни, не спугни его, это только первая встреча, Энни, остановись вовремя, ты же его совсем не знаешь, Энни. Действительно, что я о нем знаю, кроме того, что у него непослушная челка? Про него много говорят в компании, восходящая звезда, такой молодой - и уже ведет собственный проект, эрудиция, нестандартное мышление, увлеченность работой, прекрасная репутация... Но ведь это всё ничего не значит. Я хотела знать совсем другое. Я хотела знать, как он называет свою ИСку. Я хотела знать, какие книги он читает - рекоммендованные к прочтению осовременненые издания, или все же оригиналы? Я хотела знать, какое выражение у его глаз, когда он...
Я хотела знать, насколько его мышление действительно нестандартно.
Я немного волнуюсь, собираясь. По сути, это наше первое официальное свидание, те встречи за чашкой кофе еще можно было списать как дружеские беседы, но театр в субботу вечером - другое дело. Эта девушка уже стала важна для меня, и я очень боюсь сделать что-либо, что могло бы испортить наши отношения. До сих пор все было прекрасно, каждый раз, видясь, мы делаем еще один шаг навстречу друг другу. Я надеюсь, что сегодня мы, наконец, пересечем важную черту. При одной мысли об этом меня обдает жаром, и даже не хочется вспоминать объективные физиологические причины.
О, нет! Я чувствую, как жар начинает концентрироваться внизу живота. Черт возьми, а ведь я уже дважды сегодня прибегал к услугам Зины, второй - буквально полчаса назад. Лихорадочно соображаю, что хуже: немного опоздать на встречу, или явиться в таком состоянии? По сути, тут и выбора-то нет. Такая девушка не простит оскорбления.
- Зина! - кричу внезапно охрипшим голосом, и она появляется на пороге.
- Тебе что-то нужно?
Киваю.
- Еще раз, если можно, только побыстрее.
- Конечно. Если тебе нужно побыстрее, я советую позволить мне воспользоваться помощью медикаментов.
- Да пользуйся чем хочешь, - дергаю плечами.
- Изменение химического состава моей слюны займет не более тридцати секунд, - говорит Зина, подходя ко мне и опускаясь на колени. Мне хочется попросить её немного изменить внешность. Мне хочется хотя бы закрыть глаза и представить там, внизу короткую стрижку из прямых черных волос. Нельзя. Может привести к образованию устойчивой ассоциации, будет только хуже. Я молча жду, когда наступит облегчение.
Я знала, что сегодня все решится. Спектакль выбирала очень тщательно, должно было быть как раз достаточно намеков, чтобы создать соответствующее настроение, и в то же время не слишком много, чтобы не стало слишком неловко. В итоге предложила "В домашних условиях", новую комедию с великолепными рецензиями. Пьеса про парочку, решившую завести ребенка, но пожалевшую денег на обычную процедуру и пытающихся сделать все дома, "по старинке", как говорят сами герои, с помощью своих ИСов.
Дима немного опоздал к назначенному времени, но в театр мы все равно успели. Оказалось действительно очень смешно, мы оба хохотали так, что мышцы разболелись на щеках. На улицу вышли, все еще смеясь. Он предложил проводить меня домой; хотел "по дороге" заглянуть к себе, переодеться, мол, но, к счастью, его дом нам был совсем не "по дороге", и он не решился настаивать. Знаем мы эти переодевания! Пока мы шли, я как бы невзначай перевела разговор с пьесы на мою диссертацию, попросив о ней не распространяться. Как он вспыхнул! Как мальчишка! Как же, наш первый секрет. Пока больше мой секрет, чем его, но он и этому радуется. Погоди, не радуйся. Будет и общий секрет. Настоящий.
Во мне все поет. Я не зря надеялся! Теперь главное - не спешить. Нужно позволить ей высказаться, проявить достаточный интерес. Оказывается, её диссертация имеет непосредственное отношение к теме спектакля. В какой-то момент я понимаю, что ей неловко. Все же одно дело писать о таких вещах научные труды, а другое - вести беседу с человеком противоположного пола. Пытаюсь проявить галантность и перевести разговор на другую тему. Однако, она не на шутку увлеклась! Снова возвращается к своей диссертации. Не хочу показаться невнимательным или незаинтересованным слушателем, для девушек ничего не может быть неприятнее в мужчине. Между тем, мы уже подошли к дому, где она живет.
- Дима, - говорит вдруг она, - не хотите зайти в гости на чашку кофе? Я бы показала вам кое-какие материалы, о которых мне сложно говорить. Это очень интересно, поверьте. Я вас не шокирую своей прямолинейностью?
- Может быть, совсем немного, - улыбаюсь. Разумеется, я приму приглашение, жаль только, что домой заскочить не удалось. Быть может, она позволит и мне рассказать ей что-нибудь личное?
Устраиваемся на диване в очень уютной и в то же время современной гостинной. Её ИС приносит кофе. Вижу, что у нее самая обычная стандартная модель, и даже опции, которые каждый пользователь обычно переналаживает по своим вкусам, не изменены. Она не в ладах с техникой, это так мило! А ведь в нашем институте сотрудники получают неплохие скидки на самые новые модели! Можно будет потом, когда поближе сойдемся, предложить ей наладить ИСа.
Пока я об этом думаю, она приносит свою диссертацию и отпускает ИСа до утра. До утра? Значит, она думает, что наш разговор продолжится так долго? Ведь захочет же она воспользоваться его услугами, когда я уйду? Ловлю себя на том, что пытаюсь представить её, когда... Интересно, как она... Тьфу ты, грязный извращенец, прекрати, пока не поздно! Хотя, уже действительно поздно.
Становится очень неудобно сидеть. Надо... надо подумать о чем-то... отвлеченном. С каким счетом выиграла последний матч футбольная команда нашего города?
Даже если бы я не заметила, как натянулась ткань его легких брюк, то все равно поняла бы. По ужасу, написанному на его лице. Я даже и не расчитывала, что так вот, сразу... Села поближе к нему, якобы только для того, чтобы показать что-то в папке с диссертацией. Открыла ту страницу, где выдержки из фольклора. Вообще-то, для диссертации это наименее важная часть. Но более важные - о предотвращении венерических болезней и вызваных семейной жизнью неврозах - слишком невкусные темы, чтобы сейчас о них говорить. Он читает, и паника на его лице становится все явственней. Я одной рукой перевернула страницу, а другую как бы невзначай положила туда.
Замираю. Надо же ей так неудачно прикоснуться! Вообще, легкий физический контакт её явно не так смущает, как некоторых девушек, но в таком месте, в такой момент! Сейчас отдернет руку, покраснеет, скажет, что устала и хочет спать. И больше я её не увижу.
Она продолжает что-то говорить. Не понимаю ни слова из сказанного, потому что её рука медленно скользит вниз. Потом снова вверх. Вверх-вниз, вверх-вниз, прижимаясь все плотнее. Господи! Замолкает. Поворачивается ко мне. Ловит мой взгляд. И тихо, очень тихо, почти шепотом:
- Не надо меня бояться.
Её пальцы. Её руки. Губы. Мои губы. Мои руки. И больше ни-че-го!
- Вот что такое настоящий секрет, - сказала ему я. Он улыбнулся. Совсем другая улыбка!
- Тебе не кажется, - сказал он, - что в нашем случае нелепо вести разговоры о составляющих духовной любви?
- Почему это? - спросила я. - Милый, не повторяй глупостей. Ты ведь сам убедился, что кое-что в распространяемых нашим иститутом брошюрках - полная чушь. Так поверь и тому, что физическая близость вовсе не обязательно должна стоять поперек дороги у духовной.
Было воскресенье, и никуда не нужно было идти. Даже из постели можно было не вылезать хоть целый день. ИС приносил нам еду, когда я его вызывала, и послушно изчезал. Казалось, что со вчерашнего похода в театр прошла целая вечность.
- Это тебя твоя диссертация навела на такие мысли? - спросил он.
- Скорее, это такие мысли заставили меня писать диссертацию, - ответила я. - Хочешь почитать?
- Очень хочу, - вздохнул он, - но не могу. Сейчас, во всяком случае, ничего читать не могу.
Потянулся ко мне снова, с шепотом:
- Я и представить себе не мог...
Я всегда знал, что исследования, которые публикует наш институт, несколько тенденциозны. Оно и понятно. Но никак не думал, что там будет столько откровенной лжи. Как бы полезно ни было использование наших искусственых спутников в быту, физиологические ощущения даже и не приближаются к...
Сейчас первое потрясение уже прошло, я могу рассуждать и делать выводы. Читаю диссертацию Энни, иногда даже использованые ею источники. Все же историю возникновения ИСов я знаю очень отрывочно, а Энни перечисляет малоизвестные, но при этом несомненные исторические факты, понимание которых опровергает многие привычные мне представления.
Разговариваем сейчас ничуть не меньше, чем в первые дни после знакомства. Напротив, наши духовные отношения стали намного глубже. Я провожу у Энни почти все свободное время, только раз в неделю забегая домой за почтой и сменой одежды. Она удивительная, необычайная женщина. Она открыла мне совершенно другой мир, и я даже не имею в виду мир физиологического наслаждения... Энни - замечательный знаток старинной литературы, она принципиально читает старые шедевры только в оригинале, сопоставляет, анализирует. Среди этой литературы немало стихов, которые она читает мне наизусть. Люди старины не отказывались от плотской любви, не порицали её, не терпели как необходимое, вынужденное зло, вовсе нет! Они её воспевали. Кое какие вещи из тех, что Энни читает мне вслух, заставляют меня в буквальном смысле набрасываться на неё. Теперь я знаю объяснение известного феномена: каждый раз, как человек завязывает новые, перспективные отношения с личностью противоположного пола, частота использования ИСов в целях снятия сексуального возбуждения резко увеличивается, и лишь потом постепенно идет на спад. Помню, как мне приходилось звать свою Зину несколько раз в день, а то и несколько раз подряд - а все потому, что желание мое было вовсе не абстрактной плотской необходимостью, как это принято считать. Зина была лишь суррогатом, слабым заменителем, который порой действовал, как я сейчас понимаю, только за счет физического утомления. Мне хотелось не просто получить облегчение (слово-то какое!), я каждый раз желал вполне определенную девушку, и никому, кроме неё, не под силу было загасить горевший во мне огонь.
Кажется, я стал выражаться словами любимых поэтов Энни. Нужно будет непременно рассказать ей об этом.
Я замечаю, что сильно изменился. Это меня одновременно пугает и радует.
Мы ели мороженое в уличном кафе, и вдруг, запивая шоколадное мороженное клубничным соком, я заметила, каким взглядом он провожает идущих мимо женщин. В первую минуту я ощутила ревность. В следующую - страх: ведь кто-нибудь может заметить! Затем ревность вернулась. Это очень неприятное чувство, но, к сожалению, это цена, которую приходится платить за настоящее, не суррогатное счастье. Ревность, боль, страх, неудобство...
- Будь осторожен, - сказала я, - не стоит так смотреть, это могут заметить.
Он залился краской.
- Это так заметно? Понимаешь, - он огляделся и снизил голос до заговорщического шепота, - я просто подумал, что ведь в такую жару больше половины из них носят голоплатья, как ты. Значит, на самом деле мимо меня все время проходят совершенно голые женщины. Почти совершенно, - поправился он, - на них все же одеты босоножки и украшения, но остальное - иллюзия!
- У тебя сильное воображение, - сказала я. - Просто раньше ты никогда не развивал его - в этом направлении. Подумай лучше о том, что я ведь тоже в голоплатье. Под ним у меня только нижнее бельё. И ты один знаешь, какое оно. Это наш секрет.
Он уставился на меня, словно впервые увидел. Потом произнес:
- Если честно, то не знаю. Не видел, как ты сегодня одевалась.
Мимо нескончаемым потоком идут люди, но мы сидим по деревом, низко склонившим ветки, и нас почти не видно с улицы. Если же кто и кинет взгляд в мою сторону - собственным глазам не поверит, решит, что ему показалось.
Не отрывая от Димы взгляда, я медленно подношу руку к голопроектору на моей шее. Мгновенье - и мое платье изчезает. Глаза моего невольного сообщника расширяются, он подается вперед - но я уже вновь выгляжу вполне прилично. Кадык на его шее судорожно дергается.
До конца дня он смотрит на меня. Только на меня.
Вечером он сказал, что у него появилась идея для следующего проекта. Но не объяснил, какая. Сказал, что хочет сделать мне сюрприз.
Ревность. Конечно, я испытывал её и прежде, но никогда - столь интенсивно.
Боль. Я испытываю почти физические мучения, думая о том, что до меня её ласкали другие мужчины.
Раздражение. Вчера упомянул, что мою ИСку зовут Зина. Энни очень смеялась, но отказалась объяснять, почему. Сказала, что-то из старинного уличного фольклора, слишком сложное для неспециалиста пояснение. Неужели нужно обязательно подчеркивать свою образованность?
Неудобства. Все же Зина изрядно упрощала мою жизнь. После Зины не нужно мыться, она сама позаботится и о гигиене моего тела, и о чистоте белья. Я сам студентом еще разрабатывал одну из программ для поддержания идеального состава внутренних жидкостей ИСов. Кстати, именно эти соображения, как утверждает Энни, и дали когда-то старт появлению ИСов. Оказывается, тогда существовала масса болезней, передающихся половым путем. В какой-то момент это стало серьезной социальной проблемой. И стали появляться ИСы, искусственные спутники человека. Разумеется, сегодняшние в сотни раз совершеннее. Зину и вовсе не отличить от человека, но, конечно, она - дорогая модель, из последних. Первые же Исы, как утверждает наш интситутский музей, только и были способны на облегчение сексуальных желаний. Большинство из них даже двигаться не умели. Неудивительно, что люди когда-то воспринимали их как слабую замену живому партнеру. Энни считает, что с их использование поначалу было социально столь же неприемлимым, сколь на сегодня - наши с ней отношения. Как всегда, то, что поначалу было навязанной необходимостью, со временем стало нормой.
У Зины не бывает плохого настроения как раз в те дни, когда у меня на работе успешно завершен проект. У Зины, наконец, не бывает ежемесячных кровотечений.
Страх. Энни очень боится забеременеть. Еще бы, ведь это выдаст нас с головой. Тоже нечто, о чем не надо волноваться с ИСкой.
- Всегда можно будет сказать, что мы обращались в клинику, - говорю я ей, - кто будет знать, что это не так?
- Как только пойдем заключать семейный контракт, все станет ясно. Без такого контракта ни одна клиника не возьмется за оплодотворение!
- Может быть, составить его сейчас? На всякий случай?
Энни смотрит на меня, как на умалишенного.
- Такие контракты не составляют просто так. Как ты себе это представляешь? Так и скажем нотариусу - на всякий случай? Обычно их подписывают уже в клинике, в один день с процедурой.
- Нотариус не имеет права говорить о делах клиента, - напоминаю я.
- Но он имеет право отказаться от работы, - говорит Энни, и я понимаю, что она права.
В конце договариваемся, что Энни в случае беременности объявит ребенка своим, зачатым от неизвестного донора, а я впоследствии усыновлю его.
Он пришел домой довольный, счастливый. Сказал, что у него для меня сюрприз. Завтра после работы, сказал он, я должна буду зайти к нему в отдел, и он покажет мне свой новый проект. Это, разумеется, только прототип, сказал он.
Верить ли в интуицию? Мне очень не хотелось туда идти, но я не могла найти предлог. Он весь светился от радости, и, откажись я идти без всяких объяснений, мы бы снова поссорились. А в последние недели мы и так ссорились слишком много, я сама не понимала, почему. Мне казалось, что все во мне его раздражает, да и я сама раздражалась без всякого разумного повода.
Я пришла в лабораторию, когда все уже разошлись. Он очень обрадовался, схватил меня за руку и потащил за собой, в соседнюю комнату. Дверь была на замке.
- Новые разработки, - сказал он, отпирая, - всегда держатся под замком. Пока что существуют только два прототипа, по одному каждого пола. Внимание! - голос его стал торжественным, пародируя конферансье в театре, - я счастлив представить вам! Новейшую разработку! Института Искусственных Спутников! Спешите! Только сегодня! Только для вас! Прототипы Искусственных Спутников с МВ, модулем воображения!
Я стояла, не зная, что делать и как к этому относиться. И тогда он вдруг перестал дурачиться и обнял меня, очень нежно.
- Я понимаю, - говорю, - что тебе это не очень интересно. Ты не очень увлекаешься техническими новинками и ИСами в частности. Но дело в том, что эти прототипы в некоторой мере и твоя заслуга. Твои слова о силе воображения. Наши разговоры, споры, твои рассказы о старых писателях и поэтах. В-общем, я предложил, чтобы... Впрочем, смотри сама!
Беру её за руку и подвожу поближе к женскому прототипу. Ни на одной из моделей нет одежды, только обручи голоплатьев, и никто, разумеется, не тратит энергию голопроекторов впустую. Аккуратно приподнимаю обруч и показываю Энни почти незаметные буквочки, выбитые на затылке ИСки. "Модель 'Анна'".
Ожидаю радостных улыбок, изъявлений благодарности, но Энни молчит и смотрит на меня расширенными глазами.
И ведь он искренне думал, что мне приятно, вот что самое страшное.
Он протянул руку и нажал на кнопку, активизируюя ИСку. Та повернулась к нам, улыбнулась, поздоровалась. Он велел ей стоять молча, но тут ИСка внезапно протянула руки и принялась расстегивать на нем штаны. Он повернулся ко мне, весь светясь, и заявил:
- Видишь? Шесть степеней самостоятельности. Это - четвертая. Ты не поверишь, Энни, совершенно другие ощущения! Нет, не как на самом деле, конечно, но намного, намного лучше обычного. - Его дыхание участилось, прикосновения ИСки явно не пропадали даром. - Кроме того, все равно никто не сможет сравнить с настоящим, кроме нас... хотя... я допускаю... что есть еще... люди... которые...
Наконец, он перестал пытаться закончить фразу, развернул ИСку и уложил животом на стол . Я оказалась у него за спиной, где он не мог меня видеть. Я подумала, что могу уйти, пока он занят своей куклой, но дверь была заперта изнутри, а ключ был только у него. Мне пришлось молча ждать, когда все кончится.
Надо было все же сначала показать ей мужскую модель, а потом уже заниматься женской. Все равно все достоинства моей разработки сложно оценить при стороннем наблюдении. Поэтому я изменяю степень самостоятельности на нулевую, приказываю ИСке вернуться в прежнее положение и выключаю. Поворачиваюсь к Энни.
- А теперь твоя очередь, - говорю ей, подмигивая. У нее странно дергается лицо, словно она хочет что-то сказать, но ни звука не раздается. Обиделась, наверное, что я не подумал о ней раньше. Ничего, сейчас увидит. Включаю ИСа. Он оглядывается, здоровается, безошибочно делает шаг к Энни. На её лице странное выражение, которое я не могу определить. ИС приближается к ней, начинает раздевать. Но Энни на него даже не смотрит, она не сводит глаз с моего лица.
- Убери, - вдруг цедит она сквозь зубы, и я внезапно понимаю, что это за выражение.
Брезгливость.
И ведь он искренне думал, что мне приятно, снова подумала я.
Наконец, до него дошло, он отозвал эту гадость и отключил. Это была все та же четвертая степень самостоятельности, сказал он. Интересно, что происходит при шестой? Изнасилование?
- Хочешь попробовать шестую? - тут же загорелся он.
Нет, спасибо. Не хочу.
Надо же, ведь за те несколько месяцев, что мы вместе, он даже не заметил, что у моего ИСа нет имени. И не спросил, почему.
Оказывается, я успел перетащить к ней немалую часть своего гардероба. Собираю только необходимое, остальное потом упакует и доставит её ИС. Надо будет постараться поскорей заменить Зину новой моделью. Это, конечно, не совсем то, но все же...
Слёз не было. Потом, наверное, будут. Так действительно лучше, убеждала я себя. Почему только, не знаю.
Мы любили друг друга. И в привычном нам смысле, и в том, который вкладывали в это слово древние. Мы любили друг друга, и мы желали друг друга, и я не уверена, что здесь уместно прошедшее время глагола.
Какие секреты унесли с собой предки? Чего-то мы явно не знаем, не умеем, чего-то очень важного.