Во всем мире элитой нации всегда считались ученые, художники, военные летчики и подводники. И только после государственного переворота 90-х годов, когда белое стало черным, а черное- белым, этот символ чести и опоры Государства Российского перешел к богатым преступникам, торгашам и вороватым чиновникам.
Глава I. СОЗНАЮЩИЕ, НО НЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ
1. ДР УЗЬЯ
Дерьмо все это, - сказал в сердцах не бритый, по крайней мере, трое суток, коротко подстриженный молодой человек лет тридцати пяти, склонный к полноте, с толстой горизонтальной складкой на загривке.
Он резко отодвинул от себя тарелку с наполовину съеденным омаром.
Его губы капризно искривились. Водянистого цвета глаза, крутой подбородок с широкими скулами, чуть приплюснутый боксерский нос, борцовская шея и широкая, приземистая фигура выдавали в нем не тяжелоатлета, бросившего заниматься спортом, а по настороженному взгляду, несмотря на время отдыха, скорее - бандита.
Сидящий напротив, примерно такого же возраста, спортивного вида человек, только более худощавый и интеллигентной внешности, уныло жующий такого же омара, криво усмехнулся на реакцию сотрапезника и как-то равнодушно сказал:
- Зато твердую землю под ногами чувствуем. Три недели под парусами - "не фунт изюма".
Он имел высокий лоб, борцовские уши, правильные черты лица и голубые глаза, в глубине которых ощущалась устойчивая, не подверженная переменам настроения тоска и равнодушие ко всему происходящему. Если в его жизни случались какие-то смешные моменты, то смеялся он только губами, но не душой.
Белый навес в форме бледной поганки, защищающий от белого солнца; белая лысина белого, широкого господина; белая и широкая одежда его и его сотрапезника, сидящего с ним за одним столом; белая скатерть и белое солнце, склоняющееся к западу, сливались в единый фон тропического пейзажа, слепили глаза и обесцвечивали пыльную зелень пальм.
Немного поодаль, в тени пальм сидели два телохранителя, напротив - еще пара его людей на направлении единственной дороги, ведущей к кафе у береговой черты. Они обеспечивали безопасность бульдогоподобного и подчинялись только его приказам. Хозяин не любил близкого присутствия и чрезмерной суеты телохранителей, рьяно имитирующих отработку своего хлеба.
В это жаркое и богатое южными муссонами время, как обычно было мало отдыхающих, и хозяин захолустного кафе был безмерно рад этим неожиданным посетителям, по всей видимости, русским, направившим свою яхту в лагуну этого острова на юго-востоке Карибского моря. Некоторые его конкуренты, промышлявшие тем же нелегким, зависящим далеко не от них самих бизнесом, дабы не войти в убытки, закрылись на этот неблагоприятный для туристов период, а он привык рассчитывать на удачу. В свое время хозяин кафе служил в чине капрала береговой охраны и не понаслышке знал, что такое боевая готовность. Поэтому он организовал свою систему готовности вверенному ему "личного состава", основанную на своевременном оповещении приближающихся судов и яхт. Его люди своевременно прибывали на пирс, занимали ключевые позиции на нем, оттесняли менее проворных конкурентов и обеспечивали выполнение заказов туристов.
Чтобы купить эту харчевню на двадцать посетителей, он влез в долги и только по истечении четырех лет расплатился с ними. В его внешности просматривалась кровь пуэрториканца и китайца, он был среднего роста, черноволос, при маленьких усах, предприимчив и услужлив. У него было особое чутье на выгодных клиентов. Вот и сейчас внутренний голос говорил ему, что надо оприходовать этих русских по полной схеме.
Он узнавал русских не только по акценту, но и по особой манере поведения, которая, в общем-то, хотя и не была характерной для этой нации, но отличала ее большинство от других представителей белой расы. Их необъяснимая щедрость, вышколенный мулат, согнутый в легкий знак вопроса, с перекинутым через предплечье полотенцем, был также одет в белое и стоял в двух метрах от белого господина. Он знал, что это русские, и рассчитывал на баснословные чаевые. Миллионеры и богатые европейцы да американцы в подметки не годились этим русским, которые обращались деньгами, как с мусором.
- Так швыряются деньгами только те, кто их не зарабатывает. Интересно, обычно содержанки и жены богатых людей грешат этим... Шопингом это у них называется, хотя при этом они что-то приобретают. Ну, а если мужчины просто так выбрасывают зеленые, без покупок, значит это криминал. Он читал в газетах и слышал комментарии телеведущих о том, что в результате государственного переворота мощнейший Советский Союз прекратил свое существование, и сейчас, происходит разворовывание национального богатства России его преемницей. За месяц, при близости к властным структурам, люди становились не просто миллионерами, а даже миллиардерами. В эту страну хлынули западные дельцы, аферисты и мошенники. За взятки банкротились заводы, скупались за гроши стратегические отрасли, передовые космические и военные технологии, - вспоминал он не столь далекие по времени события и ужасался, что будет с миром, если им будут править Штаты.
- Я же говорил тебе, Серый, не хрен здесь делать. Вонючая забегаловка, омары недосоленные и, по-моему, вчерашние. В общем, как и везде - дурят нашего брата, - сказал лысый, сорвал с груди салфетку и бросил ее на тарелку с недоеденным омаром.
- Дело не в еде, Вован, а в пресыщении деликатесами, тем более, непривычными для нас. Сейчас бы малосольных огурчиков или хотя бы пельменей. А вообще-то мы здесь из-за того, что надоело, под ногами чувствовать качающуюся палубу, - сказал Серый.
- Я же тебе сто раз уже говорил, чтобы ты не называл меня Вованом. Я тебе не бригадир рекетеров, а элита, - но вновь увидев усмешку сидящего напротив человека, осекся и перешел на другую тему:
- Кстати, это мысль, насчет пельменей... Именно их я и хочу, - он повернулся к хозяину харчевни, который подобострастно смотрел в их сторону в мгновенной готовности ублажить дорогих гостей, и поманил его пальчиком, - эй, человек! Иди сюда!
- У тебя пельмени есть? Или манты, на худой конец? - спросил он и подумал, что навряд ли он знает значения этих слов.
Хозяин кафе гордился, что знает русский язык, это приносило ему в последнее время довольно-таки приличные прибыли.
- О... Ес... Ес..., - с некоторой заминкой отозвался хозяин, хитро улыбнулся и что-то сказал мальчику, который быстро убежал в ближайшую постройку, похожую на бунгало, служившую, видимо, гостиницей с элементами туземной экзотики. Через минуту туда направился и сам хозяин.
- Однако, - произнес Серый, и его интеллигентное лицо выразило удивление, - откуда в этом захолустье знают о пельменях или мантах? Не понимаю. Или, может быть, какой-нибудь Миклуха со знанием азов русской кухни закатился в этот медвежий уголок в девятнадцатом веке?
- Какой такой Миклуха? - не понял Вован.
- Маклай который... В школе надо было не прогуливать уроки, а прилежно учиться, как, например, Сергей Краснов, - отозвался его друг.
- Ой-ой-ой... Какие мы умненькие... Да если бы не я и не идея Владимира Дронова, такого двоечника и прогульщика уроков, то отличник Серый до сих пор без порток бегал, - самодовольно заметил Вован и хохотнул.
Минут через десять минут перед русскими в сопровождении хозяина стояли три молоденькие, низкорослые девушки, с маленькими обнаженными грудями, широкими носами и узкими глазами, для экзотики наряженные в набедренные повязки.
- Что это? - недоуменно спросил белый господин, с интересом и болью уставившись на изможденных и кривоногих девушек.
- Девушки из племени манту..., - в полупоклоне, улыбаясь, с заметным акцентом сказал хозяин, слащаво растянул губы и застыл в полупоклоне.
- Ну и что дальше? Если они умеют готовить пельмени или манты, то пусть готовят. Что ты притащил их сюда? Чтобы от их вида меня покинули последние остатки аппетита? - ухмыльнулся Дронов.
- Как это?... - теперь не понял хозяин, - манту... Наконец... Худой...
До друзей только сейчас дошло, зачем хозяин харчевни выстроил перед ним местных "мантушных" красавиц. Смеялись они долго. Щекастая физиономия и толстая шея Вована стали пунцовыми. Он судорожно держась за колыхающийся от жира живот. Сергей тоже улыбался.
- Ну, ты, парень, даешь, - обратился к хозяину кафе Вован, - давно я так не смеялся. Омар твой с якобы устричным соусом - дерьмо, а цирк - во!
Он поднял палец правой руки вверх в знак высшей пробы сценки, разыгранной им, и засунул ему, в нагрудный карман поочередно три сотенные зеленые бумажки. Три сотни оставил на столе и его друг.
Хозяин не ошибся в своих ожиданиях.
По свистку Вована охранники заняли свои места согласно боевому расчету, и все направились на пирс, где их ждала яхта.
- К чему эта напыщенность с охранниками-то? Здесь за пятьдесят верст только одни аборигены и сумчатые тушканчики... Брось туземцев смешить. На хрен кому нужна твоя жизнь, - не мог понять эту привычку друга Сергей, приближаясь к пирсу.
- А зря все-таки мы не взяли на борт этих корявеньких мантушек. Такие они непривычно безобразные, что страсть как захотелось их повертеть, таких экзотичных, - проронил с сожалением Вован, - надоели эти стандартные лошади... Девяносто - шестьдесят - девяносто... Может вернемся, а? Или охранника послать?
- Да тебе эти две дорогостоящие шалавы глаза выцарапают, - отозвался Сергей, - Это же будет самое страшное оскорбление для них.
- И то правда..., - вздохнув, сказал он, и переключился на другую тему, - Слушай, Серый, а приятно себя ощущать белым господином, а? Как стелился перед нами этот полукровка...
Он загадочно улыбнулся и надулся уважением к себе.
- Откуда у тебя появился расизм? Ты же раньше писал в школе сочинение про Анжелу Девис, про гадских эксплуататоров американов и братство всех трудящихся народов, - усмехнулся Сергей.
- Что касается Анжелы, то все мы тогда были подстрижены под полубокс, - ответил Вован, приближаясь широкими шагами к своей яхте, - А относительно "полукровки" скажу, что это не расизм, а появившееся чувство собственного достоинства в стране, где деньги есть основа для уважения и преклонения. А у нас в России крупные деньги являются причиной для презрения со стороны простого народа и аргументом для следственных органов.
Сергей на минуту задумался.
- Хотел бы я вернуться в то одинаково подстриженное детство... Ни зависти, ни злобы... Все довольны и ментов - с гулькин нос..., - грустно констатировал он, - А про наворованные деньги скажу, что если бы ты сколотил четверть миллиардного состояние за полгода, не имея на свою деятельность никаких документов, кроме грубо сколоченных подложных, и арсенал пушек с подчиненными тебе бандитами, тебя бы здесь давно бы посадили... На всю катушку бы дали...
А у нас же никто из сыскарей и "рогом не пошевелил". Потому что тогда всех пришлось бы брать, начиная с Ельцина, так как он выбрал самую криминальную систему приватизации народного богатства, и кончая последним клерком в министерствах, имеющих отношение к материальным средствам, - да ты и сам все знаешь. Сколько бабла ты отваливал и ментам, и чиновникам.
- Это нормально для периода зубастого капитализма, тем более, на этапе накопления - первоначального капитала, так как только с него начинается бизнес. Конечно, в высшей власти сейчас засели вредители, но можно понять, что они делают законы и поправки к ним под себя или за взятки - для других, - блеснул Вован знаниями экономики и "подводных течений" экономических интересов чиновников.
При приближении к яхте с борта их приветствовали две девушки негритянской и саксонской кровей. Белая яхта из специального пластика и красного дерева внутри была океанского класса, имела профессиональную команду во главе с капитаном ирландцем и находилась в совместной собственности друзей. Они иногда, когда совсем уж надоедала постная, скучная жизнь в Англии, совершали маленькие круизные путешествия по океанским просторам. Экзотические страны, народы с их традициями, рыбалка как-то отвлекали от суеты и бизнеса.
Краснов и Дронов подошли к трапу и поднялись на палубу. Они были друзьями с детства, знали друг друга как облупленные, были не раз обязаны друг другу жизнью и доверяли только друг другу. Вечные споры о жизни и взглядах на нее были для них какой-то отдушиной для ухода от тоски по всему русскому.
Владимир в объятиях двух девиц спустился в каюту по пути рассказывая им, как ему предлагали заморенных туземок. Сергей лег на парусиновый лежак под навесом от солнца, взял со столика стопку российских газет и стал пролистывать их под легким морским ветерком, облизывающим его поджарое тело.
Через полтора часа поднялся на палубу Дронов.
- Уф! Надоели эти лошади... Укатали сивку. Ни бельмеса порусски не понимают. Одно улыбаются и смеются, как манекены. Чувствуешь себя с ними, как дебил... Ни словом тебе не с кем обмолвиться, ни остроумия своего показать. Надувные куклы..., - сказал он и уселся в кресло у стола, закрепленного на палубе.
- Учи английский, - сказал Сергей, не отрываясь от газет.
- Я в школе его не учил, принципиально, потому что на нем говорили американцы, сбросившие, атомные бомбы на города Японии тогда, когда война уже была выиграна. А в зрелом возрасте, тем более не буду, - ответил он.
- Ну, тогда продолжай чувствовать себя дебилом даже с проститутками, - так же небрежно бросил предложение Серый, не отвлекаясь от статьи, но тут его взорвало:
- Нет, ты представляешь, Би-би-си говорит, что все наиболее конкурентоспособные отрасли экономики России и ее природные ресурсы почти на шестьдесят семь процентов принадлежат Западу, а СМИ России это празднуют, как победу! Варварскими способами, как в своих колониях, добывают полезные ископаемые, невосполнимо уродуя природу, а эти суки у государственного руля хлопают в ладоши!
- Поспали, теперь можно и поесть, - не поддерживая набившую оскомину тему, сказал Вован, - заказал слугам обед на палубу, и через десять минут основные его атрибуты были на столе, - Иди, откушай, чем Бог послал.
- Бог посылает за дела праведные, а у нас они далеки от этого, поэтому Иуда наш бог, он и посылает нам, - сказал Серега, отшвырнул газеты, поднялся с гамака и сел в кресло напротив друга.
Вован поморщился:
- Слушай, у меня создается мнение, что я тебя раньше познал, чем себя... Кстати, есть такая версия, что ребенок действительно сначала узнает окружающий мир, ближайшего, а потом уже свои желания и себя вообще... Прикинь... Это я в одном умном журнале прочитал... Так вот... Я привык уже к твоему самобичеванию и запоздалому патриотизму. Но не вынуждай меня послать тебя куда-то подальше. Это я бы давно уже сделал, если бы не наше общее прошлое, в котором мы постоянно с тобой где-то сидели.
На вопросительный взлет бровей Сергея он ответил:
- На горшках в детском саде рядом сидели? Сидели... За одной партой в школе сидели? Сидели... На ветвях нашей родной шелковицы рядом сидели? Сидели? Два раза в следственном изоляторе вместе сидели? Сидели! И на депутатских местах в областном собрании тоже рядом сидели...! - стоя со стаканом легкой заморской водки, воодушевленно говорил Владимир.
- Все, Вован, дальше ни слова... Еще где-нибудь в местах заповедных с тобой я не собираюсь сидеть... А то накаркаешь..., - не сдержался Сергей.
- Не боись, Серый, на "туманном альбиносе", нас не "посодют", - Вован снова разлил по трети стакана водки и выпил ее одним глотком, - Да ладно морщиться... Мне так роднее... Не "посадят", а именно "посодют"... Так вот, эта, как ты говоришь?... В этой "старой, доброй Англии, в этом эталоне демократии" я себя чувствую, как... в зоне. Никто тебя даже при желании не достанет, не выдаст... Да еще и кормят и охраняют. Спрашивается - за что такое счастье? Да за такое "бабло", которое мы им отвалили и постоянно отваливаем, они еще не то нам должны сделать. То же мне... эталон... Такие "эталоны" мать родную продадут и не кашлянут... А ты говоришь, "не каркай". Кишка у них тонка, чтобы выдать нас России. "Враг моего врага - мой друг" - вот их принцип. А если он подкреплен еще и материальными стимулами, то этот союз непобедим.
Дронов победно посмотрел на Сергея.
- Согласен. Но это не ново, оно касается Запада, их стратегии. Это их общая тенденция. А есть еще и конкретная, где главный удар направлен против России...Чтобы свалить страну и превратить ее в сырьевой придаток, необходимо создать о ней ложное представление во всем мире, заставить людей поверить в эту ложь, переманить на свою сторону интеллектуальную часть общества и олигархов с народными капиталами.
- А где же творческая элита, которой кишмя кишит Англия? -
уточнил Вован.
- Творческая элита... Точнее было бы назвать эту элиту пеной пятой колонны, которая спит и видит свои физиономии на европейских кинематографических и литературных конференциях и в списках лауреатов, - он заскрежетал зубами, - Шкуры продажные. Им бы только "оставить след в культуре", но не в отечественной, так как их бы за эту ложь проклял народ, а европейской. А для этого необходимо оболгать Родину и грязью ее облить... Без этого не пускают в
"демократическую" Европу. Вот они и изощряются в кинематографе, литературе. Тьфу... Беспринципные честолюбцы... Намедни смотрел я фильмы, спонсированные нашим братом и направленные на приз
"Теффи" или какой-то "Серебристый лев", что ли? Ложь и навет не только исторические, но и морально-нравственные... Не могут быть русские люди такими мерзавцами, как средневзятый человек Запада... Не та вера, да и ценности жизни у них совершенно противоположные.
- Вот этого не надо... Не надо разоблачительных речей, клеймящих позором буржуйскую культуру. Проходили мы это... И совсем
недавно, - его товарищ многозначительно хмыкнул, скривил губу, - А сейчас на дворе рынок. И рынок начального, самого зубастого этапа капитализма - накопления стартового капитала. И каким образом это будет происходить, не важно. И это нормально для практики Запада. Какая разница для этих людей, которые решили, что будут кормиться у корыта от "культуры и творчества", им все равно, чем торговать: Родиной или шмотками. Вот они и вынуждены лгать и подличать. Им важно, чтобы их заметили, а Запад замечает только тех, кто на их стороне, но не на российской.
- Ишь ты, что же ты мнение своё изменил? Что-то не похоже на тебя, - его собеседник искренне удивился.
Сергей наполнил стаканы, и друзья выпили.
- Платон мне друг, а истина дороже, - грустно констатировал Владимир, закусывая каким-то заморским фруктом, - Да, я так называемый новый русский и сторонник рынка, и противник коммунизма. Но я не сука и на белое не буду говорить, что оно черное. Особенно, если эти сволочи чернят мою Родину.
- Однако... Слушай, а ты ещё не совсем пропащий для своей страны сын, хотя и сукин, - Сергей засмеялся и хлопнул его по плечу, - что-то есть в тебе все-таки. Не зря я тебя считал и считаю другом, даже, несмотря на то, что в детстве ты был сексотом, а сейчас большой любитель денег.
- Во-первых, я был не сексот, а правдивым мальчиком, даже принципиальным. Хотя учиться не хотелось. А во-вторых, бизнес - это средство. Деньги для меня - тьфу, - он смачно плюнул себе под босые ноги, - Свобода, которую они обеспечивают - вот что ценно.
- Ну, да, свобода... Твоя личная свобода заключается в том, чтобы пузо греть на Карибах и набивать его регулярно всякими изысками. Или, может быть, ты творческая личность? И тебе требуется свобода, чтобы творить? А? - в словах Сергея слышалась явная издевка, так как ни для кого не было новостью, что любимое творчество для Дронова было умножение капитала, и только.
О каких-то "баловствах" в его жизни, типа хобби или увлечений, у него не могло быть и речи. Он был жестким прагматиком и пытался от жизни взять осязаемое, но не иллюзорное.
- Каждому свое, друг мой... Вот я не могу целыми днями, как ты, впустую с умным видом передвигать шахматные фигуры, решая какие-то идиотские задачки... "Белые начинают и дают мат в три хода...". Однако и у меня могут быть реальные планы на будущее, ко-
торые не будут идти вразрез с интересами России, - Вован напыщенно взглянул сверху вниз на друга и продолжил:
- Например, я могу быть меценатом и помогать нашим научным светилам и самородкам внедрять свои разработки у себя в стране, а не продавать их за бесценок на Запад. А? Что, съел? - он ехидно улыбнулся, - Так что не надо из себя корчить патриота, а из меня делать
"кровопивцу народа".
В общем-то, Володя был хорошим человеком, в бытовом смысле, когда вопрос не стоит ребром и на него не завязаны материальные интересы. Он был интеллектуальным лентяем и с большим удовольствием разгружал бы мешки в порту, чем лежа читать книгу или газету. Была у него особенность... Как перейдет он определенную грань в возлиянии алкоголя, становится особенно покладистым, веселым и добродушным, и эта эмоциональная вспышка была редкостью для него в таком состоянии. Примерно после литра выпитого его настроение может измениться на сто восемьдесят градусов. Сергей знал эти нюансы друга и вел себя соответственно.
- Вован, я же тебя знаю как облупленного. Нехорошо врать, тем более друзьям, - вполне серьезно сказал Сергей.
- Какой же ты темный, грубый и примитивный. Только черное и белое... Не забывай, что принадлежишь к элите нации, которая имеет семьдесят процентов национального богатства одной из богатейших по природным ресурсам страны..., - Вован говорил с пафосом, подняв толстый и короткий указательный палец вверх, как будто упоминая о высших существах, вершащих судьбы людей.
- Что?... Мы с тобой элита нации? Ты, еле закончивший восемь классов, и я, которого выгнали за прогулы из авиационного техникума на третьем курсе? Мы - элита?... - от возмущения Сергей задыхался.
Лицо его покраснело от негодования, глаза стали злыми и белыми, что было признаком крайнего раздражения. Он давно презирал и себя, и всех иммигрантов, которые обворовали страну.
- Я представляю, какого ты мнения в таком случае о российском народе, если такая шалупонь, как мы, являемся элитой... Наличие денег, а тем более ворованных - не есть признак цвета нации. Это скорее позор нации, так как в смутное ельцинское время именно мы с тобой ловили в мутной воде "рыбку". А не профессор какой-то с мировым именем, или не заслуженный летчик-испытатель, например. Им даже в голову бы не пришло заниматься тем, чем мы занимались в то беспредельное время. Подлог, шантаж, рэкет, убийства... И не обязательно в этом принимать непосредственное участие. Достаточно того, чтобы организовывать эту мерзость. На это способны были только мы и те, кто теперь отсиживается на ворованных деньгах в Америке, Англии и других странах по всему миру. Логика здесь простая... Если ты имеешь деньги, добытые в то государственно - криминальное время, именуемое ельцинизмом, - Значит, ты вор и не только. Если из этого времени ты вышел без денег - значит ты честный и порядочный человек. Все очень просто, и не надо пытаться запутывать элементарное.
- Заткнись, моралист..., - теперь настало время рассвирепеть его другу, - Как ты меня уже достал... Ну, если нам с тобой подфартило и мы остались при своих головах, то радуйся, козлина ты эдакая... На хрена плевать мне в душу, когда все грязное у нас с тобой позади и мы при солидных баксах греем пузо под лучами Южной Малайзии. А то, что мы с тобой определенные грехи взяли на душу, то это лучше, чем если бы до сих пор работали "челноками". Кстати, помнишь то праведное время, когда мы пытались заработать честным путем?
Сергей вспомнил, как после государственного переворота начала девяностых они с Вованом, как вьюченные быки, тащили на своих спинах шмотки из Турции, чтобы толкнуть их в Лужниках по сходной цене. Тогда они посчитали: чтобы заработать таким образом на киль и двигатель яхты, им потребуется сорок пять лет каторжной челночной работы. После этих подсчетов они и решили заняться прибыльным рэкетом. Благо законы этому не препятствовали.
- Ага... Вижу, что помнишь..., - продолжал он, - И мы решили "поменять коньки на санки" - и дело пошло... Нашли подходящих ребят и начали работать... Нам-то это не нравилось, но мы мечтали о жизни, которая нас ждет после всего этого дерьма. И вот сейчас мы имеем то, о чем мечтали. Правильно? - он сделал паузу, сверля глазами Серегу, - Или ты скажешь, что я тебя заставил заниматься этим дерьмом? Мы же с тобой решили, что в переходный период, как говорили классики, крови не избежать... Это естественные спутники начальной стадии накопления капитала.
Видя, как остывал Сергей, Вован постепенно добрел. Его лицо начало расслабляться под воздействием отличной водки и, наконец, расплылось в улыбке. Ему надоело вечное пререкание с Серегой на одну и ту же тему.
- Так что не надо... Не мешай адаптироваться элите нации в европейской жизни. Ты вносишь какой-то психологический дисбаланс в нашу перспективу тутошнего ассимилирования... Правильно я выразился или нет, отличничек? - Вован ехидно ухмыльнулся, - Поэтому и до английского языка скоро очередь дойдет. Не такой уж я дремучий, чтобы не понимать эту необходимость. Так что в скором времени я буду образованным...
- Быдлом, - перебил его Сергей, продолжая его мысль, - И не потому, что мы с тобой не достаточно образованны для элиты нации. А потому что на нас грех смертный - кровь, не говоря уже о потере чести, сострадания... Вот поэтому мы с тобой являемся быдлом.
Владимир не хотел уже ссор, и он примирительно попытался перевести стрелки на представителей этой же элиты нации, которые прожигали жизнь в Англии, как и они с Серегой.
- Интересно... Значит, и Бернировский, и Гуртинский, и даже Рабинович - это тоже быдло? - он вопросительно уставился своими серыми глазами на друга, - А ведь они воровали миллиардами, правда, чужими руками, через подставные фирмы. Непосредственно на их руках нет крови... И наверняка они себя считают самыми умными, если имеют возможность при таких-то преступлениях, связанных с подрывом экономики страны и разрушением ее стратегической безопасности фактически по всем направлениям, жить за кордоном и никого не бояться, - он сделал выжидательную паузу, заранее зная, что никаких возражений со стороны его друга не последует, - Значит, это был сговор с госчиновниками высшей власти. Тогда причем здесь воровство или вредительство, если по закону в то время не было статьей, по которым их можно было бы привлечь к уголовной ответственности?
- Да, твои полгода в камере предварительного заключения вместе с Вантербергом зря не прошли. Молоток! Зришь в корень, Вован! - оживился Сергей, - Крови нет на их руках, как ты правильно заметил - "непосредственно нет", но они наверняка знали, что по их распоряжениям лоббировали принятие антинародных законов в Думе или производили захват и банкротство какой-то стратегической отрасли народного хозяйства. Безработица, алкоголизм, огромная детская смертность и беспризорность, вынужденная проституция, поголовная нищета глубинки... Они думают, что Бог простит им это? Такого просто не может быть... И я не тешу себя иллюзией, что Он и меня простит... Хотя я буду стараться, чтобы простил... Но то, что я покаюсь, отдам все наворованное у своей Родины, пусть даже у ее руля будет такой же урод, как самопровозглашенный "святой" Президент, я точно знаю. Дело только во времени...
Он встал, взял стакан с водкой и почти торжественно сказал:
- Так вот... Я пью за то, чтобы мы с тобой вернулись в Россию, вернули бы все наворованное, и если Родина позволит, то жили и работали на ее благо... Ведь это нонсенс, что никто не преследует воров, которые обобрали свою страну, живут с семьями и родственниками за кордоном за ее счет и при этом еще претендуют называться элитой нации, надувая щеки. Как я знаю, элитой нации принято называть во всех странах летчиков, подводников, но никак не воров, тем более в государственном, стратегическом масштабе.
Он опрокинул содержимое стакана в рот, размахнулся, выбросил стакан за борт яхты и наконец-то сел на стул.
- Ну, да... Спасибо тебе за предложение... Вернуться, чтобы сесть в тюрьму... Оригинально... Только ты, чистоплюй, мог до такого додуматься. Мы же с тобой обули свой народ не на одну сотню миллионов зеленых... И после этого ты предлагаешь нам войти в клетку к голодным тиграм и продемонстрировать перед почтенной мировой публикой смертельный номер под названием "хрупкий череп олигарха между челюстями обозленного народа". Нет уж, увольте... Я лучше здесь буду жрать омаров, обучать детей и жить в свое удовольствие, - теперь начал заводиться Вован.
- Ну, да... Дети приобретут английское гражданство, забудут русский язык, а ты им накажешь, чтобы похоронили тебя в России рядом с твоими родственниками. Интересно, с какими глазами ты это будешь им говорить, если, конечно, тебе жена позволит? Или завещание оставишь? Последнее желание - это святое... Бумага все стерпит, но будешь ли ты на это иметь право? На упокоение в родной земле, которую предал? - теперь Сергей приобрел издевательское спокойствие.
- Замолчи! - повысил голос его друг, взял бутылку водки и до половины наполнил большой стакан.
Пил он маленькими глотками. Единственное его желание при этом было как можно быстрее напиться, чтобы поскорее забыть этот разговор, который всколыхнул его душу, когда он зашел о смерти...
Владимир действительно хотел, чтобы его похоронили на подмосковном кладбище, где нашли свое упокоение его отец, мама, дед и бабушка. До сих пор его терзает совесть, что своим ранним уходом из жизни родителей они обязаны ему, его образу жизни, который
был чреват разными мерзостями в погоне за материальными ценностями.
- Вовка! Что за дела! Откуда такая, мягко говоря, неблагодарность! Ведь ты, впрочем, как и я, со всеми потрохами обязан Родине - мы стали богатейшими людьми по мировым меркам только благодаря тому, что она позволила нам, ее сыновьям, ее обворовывать, - он криво усмехнулся, глаза увлажнились, но он продолжил:
- Нам бы с тобой в ножки ей поклониться, утешить старушку, сказать что-нибудь приятное, кое-что подбросить ей, бескорыстной, чтобы она прикрыла свою натуру или хлебушка бы купила..., - он поднялся изо стола, налил себе в стакан водки, поднял его перед собой и сглотнул горький комок, подкатившийся к горлу, - А мы, как последние сволочи, как будто взращенные не социалистическим обществом, с его пионерией, комсомолией, моральным кодексом строителя коммунизма, а зубастым и хищным капитализмом, стараемся подальше от нее запрятать ее же добро - не дай Бог, она опомнится и попытается возвратить его...
- Опять - двадцать пять!... - в сердцах возмутился Владимир, зло зыркнув исподлобья на друга, - Стоит тебе пропустить грамм сто водки, так ты опять заводишь свою заезженную пластинку, под названием "Плач Ярославны".
- Да причем здесь водка? Она только обостряет мысли и возбуждает к жизни душу, но это не исключает того, что я постоянно чувствую..., - его губы брезгливо искривились, и его красивое лицо исказилось, - Ты помнишь, в детстве... Когда мы учились классе во втором или третьем, к нам во двор переехал жить с родителями Колькаочкарик, на год младше нас, хлипкий и низкорослый... Помнишь?
Вован лениво кивнул.
- Это было твое боевое крещение... После него ты стал настоящим мужчиной. "Рубикон был перейден...", - бесцветно, устало сказал он, - Только после этого акта ты стал окончательно нашим...
- Да, ты прав. Таким образом уголовники "вяжут" на крови..., - он горько усмехнулся, - Так вот... Он совершенно не умел драться и даже бороться, он был стопроцентным ботаником, и после того, как у него разбились толстые линзы очков, он был совершенно беспомощен... Тыкался в стороны, как слепой котенок... А я его ударил... В лицо ударил... А он не ожидал... А потом я перехватил твой одобряющий взгляд и ударил его ногой... в живот... Лежачего ударил... Как последняя сволочь... Он просто не предполагал, что в жизни бывают такие уроды, как мы, которые без причин могут просто так избить человека.
- Как ты мне уже надоел своим самоедством. Он должен был знать, что его место в нашей иерархии - у параши, и если он не будет над собой работать, то останется там, - так же нудно продолжал констатировать факт "становления мужчин" его друг.
- С тех пор меня не покидает ощущение гадливости к себе... Как будто тогда, в детстве, я перешагнул через что-то непозволительное... Вот у тебя это произошло как-то сразу... Что-то чистое умерло в тебе - и все... Ты стал таким, какой есть, и не волнуют тебя теперь ни совесть, ни честь...
Сергей перехватил оскорбленный взгляд своего друга.
- Мы настолько хорошо знаем друг друга, что просто не можем обижаться на правду... Так что не надо сцен оскорбленного самолюбия. Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду... Ты никогда не бросишь друга в беде, и только смерть сможет остановить тебя в этом естественном для нас деянии... Однако я говорю о совершенно другой чести и совести.. Глубинной... Божественной... Которая не позволяет загрубеть душе...
Весь этот диалог Сергей стоял перед столом со сжатым в правой руке стаканом водки. У него уже давно стекали слезы из глаз, но он не замечал их, нагруженный алкоголем.
Что касается его друга, то он за время тоста успел махнуть две рюмки водки и в настоящее время подчеркнуто демонстративно поглощал омаров, умело вскрывая их хитиновые покрытия. Он действительно устал от чрезмерной совестливости своего Сергея, и только чувства долга и благодарности не позволяло ему расстаться с ним.
Кстати, каждый из них в их весьма рискованном походе за богатством был неоднократно обязан своему другу жизнью, поэтому ни о какой разлуке речи не шло, хотя в глубине души каждый осознавал, что рано или поздно что-то неординарное для них должно произойти.
Сергей перевел дыхание, взгляд его устремился поверх головы его друга вдаль за горизонт, где голубое небо сливается с таким же по цвету морем. Мысленно он был уже там, в родной России... Как будто ему вновь десять лет и он балуется вместе со своими двоюродными братом и сестрой на русской печке. А за столом в просторной горнице стоит большой дубовый стол, за которым сидят его родители с ближайшими родственниками, а за оконным стеклом метет метель, и в трубу задувает ветер... Тепло, сытно, весело и надежно. От воспоминаний детства на душе у него стало тепло и безмятежно. Так, будто и не было крови, ненависти прошлой жизни. Такой тихой радости общения с родственными душами, умиротворенности и уверенности, что ты принадлежишь к этому большому, сильному и веселому семейству и что оно никому не позволит обидеть тебя, Сергей не испытывал с тех пор никогда. Многое бы он отдал за то, чтобы вновь ощутить себя частью его и вдохнуть в себя ту добротность, искренность и открытость, которые давно покинули его душу, взамен оставив подозрительность и злобу.
Давно он мечтал приехать к своим родственникам, но боялся, что и они не простят его "подвиги", в результате которых лишились жизни самые дорогие ему люди, да и сам он стал слепым орудием мести, запятнав свою совесть и честь - то основное, что они с Вовкой когдато ставили превыше всего. Боялся он потерять эту спасительную духовную ниточку родства, где тебя помнят, знают и любят. Поэтому он на протяжении семи лет не давал знать о себе родственникам.
Сергей встряхнул головой, как бы освобождаясь от былых детских впечатлений.
- Слушай, Вовка! - сказал он с воодушевлением, - А давай мы с тобой продадим всю недвижимость, которую мы приобрели на чужбине, вернемся домой, отдадим все, что наворовали и добыли грязным путем... Ведь не посадят же нас, если сами по собственной воле все вернем, а? Зато потом заживем в согласии с собой, без бессонных ночей, ужастиков и самоедства. Сам говорил, что опостылела уже жизнь в чужом мире с чужими жизненными приоритетами и постной жратвой. А, Вовка? Русская банька с близкими людьми на берегу реки и... прорубь рядом. А потом водочки, да с солеными хрустящими огурчиками в пупырышках, а, Володь? Пошли они, эти сволочи и олигархи продажные, куда-нибудь подальше! Мы с тобой ведь русские люди! Без России нам - никуда!
Никогда еще Вован, не слышал от Сергея подобной "глупости", но, зная его характер, он не на шутку испугался.
- Какая банька, какие огурчики?... Тоже мне, русские... Какие мы русские, если мы внесли свой вклад в подрыв экономики России? Ты по паспорту англичанин только потому, что сделал именно это! Предал свой народ и продал свою Родину! И не прикидывайся ангелочком! Рога у тебя, впрочем, как и у меня, совсем не божественной природы, а имя того, кому мы теперь служим; - Дьявол!
- Вот видишь, и ты это понимаешь! - глаза Сергея загорелись надеждой, что его друг его наконец-то поймет, - Нельзя же жить с таким камнем на шее. Свихнуться же можно от этих мыслей и воспоминаний. А сейчас Россия нуждается в том, чтобы такие сволочи, как мы, вернули хотя бы часть того, что присвоили. По ящику видел, какая там нищета и разруха? Не верю я, что все, хана России... Выкарабкается она из ямы и встанет на ноги, но уже без нас. Тогда мы не будем нужны, а сейчас, когда тяжело, надо ей подсобить, а, Вовка? Ну, давай рванем домой. Душа иссушилась...
- Серега, ты что, совсем охренел? Куда ты приедешь? К маме? А она тебя ждет? Она тебя фактически прокляла и твоему появлению не обрадуется. Твоя физиономия будет для нее постоянным напоминанием о твоих брате и сестре. И больше у тебя нет там родных людей... Ты что, идиот? У тебя же там врагов - пруд пруди. От суда ты, может быть, откупишься, а вот от мести наших бывших друзей, которых я кинул, и врагов - навряд ли. Если хочешь, чтобы тебя похоронили дома, то для этого есть более достойные способы.
Это был глас самосохранения Вована, который, оказывается, прекрасно понимал, что произошло и что за это бывает. Он поверил западным "миссионерам", прибывшим навязывать свои правила игры под названием "Победителей не судят". И Вован добился того, чего хотел. Поэтому считал себя победителем. Однако "победители", которые придерживаются принципа "Цель оправдывает средства", бывают разные... Победители в материальном смысле процентов на девяносто восемь бывают в проигрыше по морально-нравственным критериям. А что важнее на земле: богатство или честь, - дело сугубо индивидуальное. Мимолетна биологическая жизнь на земле. А ее морально-нравственные аспекты, которые делают нашу нацию высоконравственной, а значит непобедимой, - вечны.
Сергей понял, что зря надеялся на союзничество в этом предприятии. Слишком разные они, оказывается, были люди, с разными ориентирами и целями. Он понял это и слабо, по инерции продолжал аргументировать свою позицию:
- Почему это мне некуда ехать... Есть у меня и родственники в деревне. И девушка тоже есть...
Сергей замялся, вспоминая чистую, тоненькую девушку Наташу с соседнего двора, которая была младше его на пять лет и, как она сама сказала, "любила его еще с четвертого класса". Тогда он был молод и не считал свои многочисленные победы над девчонками, и близость с ней не принесла ему того, что он получал от опытных женщин. Его скромная и тихая поклонница не могла соперничать с броско-красивыми, опытными и смелыми в ласках девушками. Он не понимал тогда смысла мужицкой загадки: "Почему мы гуляем с одними, а женимся на других?" Это потом он понял, но было поздно.
- У нас в роду все девушки выходили замуж девственницами... Если уж полюбили - то на всю жизнь. Значит, куковать мне всю жизнь в старых девах, - грустно заметила она утром, стыдливо натягивая на себя простыню, почувствовав, что она для него - лишь мимолетное увлечение.
- Но я не жалею о том, что случилось, - спохватилась она, боясь, что Сергей может превратно ее понять, - Я так счастлива... Я просто люблю тебя, Сережа...
А он, привыкший к женскому вниманию, словесам, произносимыми женщинами по утрам, и развращенный деньгами, которыми он сорил тогда направо и налево, даже не обратил внимания на интонацию ее голоса и глаза, полные слез счастья. Лишь мельком взглянул на "наивную и восторженную дурочку", говорящую странные слова, которую он даже и не помнил по детству.
В последнее время ее лицо с крупными серыми глазами и правильными, но мелкими чертами, все чаще всплывало в его памяти, вызывая боль от сознания своей глупости и ограниченности. А еще больше его мучили ее слова, не понятые им ни душой, ни сердцем. Только сейчас, когда у него появилась уйма свободного времени для анализа своей жизни, он понял, какой он подлец, так как наверняка поломал ей жизнь.
- А, это ты про Наташку-то, твою девочку с соседнего двора? Кажется, у тебя с ней что-то было, - вернул его из мира воспоминаний Вован, - Кстати, когда мы с тобой экстренно улетали из России, она передала тебе письмо или бумагу какую-то...
- Что!? Это было четыре года назад. Почему же ты не передал его мне, олух? - привстав со стула, вопрошал Сергей.
- Да забыл я... Сам знаешь, что мы едва успели ноги унести, не до сантиментов было. Сразу тебе его не отдал, а потом забыл, - оправдывался Вован, - Да и на хрена оно тебе было нужно, когда ты с красавицами Ольгой и с Танькой крутил. Жениться еще собирался на одной из них. Так что этой серенькой мышки ничего не светило. Вот я и решил...
- Решать здесь должен был я. Где письмо? - оборвал его Сергей, угрюмо изучающий узоры на белой скатерти.
- А хрен его знает... Может, выбросил, а может, затерялось гдето, - отмечая недобрый знак, проронил его друг.
- Иди и ищи... Я знаю, что весь свой архив ты возишь с собой, - Все так же тихо, как бы прислушиваясь к интонации голоса оппонента, сказал Сергей.
- Из-за такой херни лопатить архив? Да пошел ты, - окончательно не успев уточнить адрес, Вован от молниеносного прямого удара в челюсть опрокинулся со стула на палубу яхты, пытаясь удержаться, схватил руками скатерть и потащил ее за собой вместе с посудой и изысканными деликатесами.
"Я так и знал, что этим закончится, - мелькнуло в мозгу у Вована и внутренний голос шепнул ему на ушко, что не надо дергаться, а надо до поры до времени затаиться, проимитировав нокаут, - через три минуты с ним можно будет говорить...".
Друзья настолько изучили особенности характера друг друга, что могли прогнозировать все действия с большой долей вероятности за четыре-пять ходов вперед.
"Прикинулся шлангом, сучонок, - мысленно констатировал в этой связи Сергей, - Ну, ладно, пусть полежит... Стоит только ему услышать, что на палубу кто-то поднимается, он сразу вскочит. "Прислуга должна знать, что их хозяин всесилен" - это его постулат".
Так и оказалось... Едва внизу послышались специфические шаги, вызванные шумом на верхней палубе, как Вован резко пришел в себя и бодро вскочил на ноги.
- И пошутить нельзя..., - как-то неубедительно начал он, потирая крутой подбородок, - Это была одна из многих мыслей... Или версий... Или один из вариантов. Сколько их, бедных, крутится в голове, рискуя вырваться наружу и возвысить или унизить своего "папу". Слово не воробей... Поэтому, Серега, не надо усложнять... Надо же проще - по правилам здорового прагматизма западного образца... Созрел тост... Наливай.
Этим словоблудием он хотел запутать Сергея, списав сказанное на пьяные разглагольствования.
Сергей пристально посмотрел на друга, но просьбу его выполнил, едва плеснув на дно стаканов водки. Что-то не понравилось в его интонации и явной браваде Владимира.
Дронов взял бутылку со стола, наполнил стакан до половины и встал, слегка покачиваясь.
- Серега, - начал он немного заплетающимся языком, но потом голос его окреп, - Мы с тобой настоящие друзья, а этот факт не так уж и распространен в нашем мире. Друг без друга мы - получеловеки, так как гармонично восполняем друг друга. Есть главное - это мы, и не надо покушаться на эту святыню... К черту политику, к черту это духовно-нравственное самоистязание по поводу старых грехов. Давай выпьем за нас без всякого наносного, без всякой философии.
Он протянул руку со стаканом к Сергею, который продолжал смотреть на него с все тем же удивлением. Вовану показалось, что Сергей знает о его махинациях с его деньгами, и у него похолодело в солнечном сплетении. Он знал о его уникальной щедрости, как, впрочем, и жесткости к себе и близким, когда дело касалось порядочности, и сердце его ёкнуло.
- Значит, ты предлагаешь плюнуть на последствия рук наших, а молиться только на нашу дружбу и привязанность друг к другу? То есть, отрезать весь мир с его нравственно - духовными нормами от нас и жить своим мирком с установленными в нем нами особыми правилами? Ты что, серьезно?
Он перегнулся через стол, осторожно взял двумя руками своего друга за уши, притянул его к себе и посмотрел ему в глаза... Они были на редкость чисты, не затуманенные алкоголем, который он поглощал в последнее время в неимоверном количестве. И говорили они искренне, как тогда, когда еще в детстве они мечтали, что построят яхту и обогнут на ней весь земной шарик, посмотрят, как живут папуасы в Австралии, воинственные племена зулусов в Африке и пигмеев - на островах Океании. Он действительно так думал, и никакой хитрости в его словах не было.
Сама невинность...Чист, как младенец, - подумал он, удивляясь непробиваемости друга, - а может, так и нужно? Убедить себя в своей святости - и ничего более в голову не брать? Рожица у него - кровь с молоком, да и психика крепкая. Зато я весь извелся... Совесть заела... Прощения мамы и всех обиженных мною хочу, к своим деревенским родственникам зимой на масленицу хочу и ржаного, липкого хлеба хочу с медом... В горло ничего не лезет, кроме водки... Не жилец я на чужбине.
- За первую часть этого тоста, то есть за дружбу, выпью. Это нормально. Но за вторую, где ты всех, кого мы обманули, обокрали и косвенно покалечили, прощаешь - и посылаешь к черту нашу совесть, пить не буду. Это просто нравственный мазохизм, - Сергей сделал паузу, повертел в руках стакан с водкой, немного отхлебнул и поставил его на стол.
- Иди, Вова, спустись в каюту и принеси, пожалуйста, письмо. Иди, дорогой, и побыстрее, - добавил он.
Вован выпил остатки водки из своего стакана, молча поднялся и направился в каюту.
Сергей сделал маленький экскурс в прошлое...
Вся его сознательная жизнь была связана с Владимиром, с его упертостью в достижении их детской и по сути невыполнимой цели, с его одержимостью и поистине бычьим упрямством. Теряя близких и друзей, Владимир шел к этой цели и тащил "за уши" и его, более эмоционального и эксцентричного, более бесшабашного и рискованного.
- Серега, ну, что поделать... Такова философия жизни, - вспомнил он слова своего друга, когда вместо Сергея по ошибке убили его брата и сестру, которые без спроса взяли его машину, - все мы - гости на земле этой. Все мы ходим под законом случайностей. Сейчас же все подчинено ему. В Америке, кстати, кирпич, упавший с крыши, убил самого охраняемого мафиозного руководителя... Ну, Серега, не убивайся так..., прорвемся... Достанем мы этих отморозков... Это я тебе говорю, твой друг.
Тогда Сергей хотел сказать ему, что нет в мире случайностей, что все закономерно, что проверяет нас Всевышний, создавая нам те или иные жизненные ситуации, позволяя самим нам выбирать оптимальный для себя вариант действий в соответствии с совестью... Так как "воздастся по деяниям твоим...", но горе его было таким, что в тот момент он не мог говорить.
И действительно, через месяц он уже знал организаторов, исполнителей этого криминального заказа и места их обитания.
Месть... Ее величество месть, все поглощающая и все пожирающая на своем пути, оседлала тогда его, и конкурирующая западная "фирма", которая посмела действовать в России в стиле лучших традиций Запада времен тридцатых годов, была уничтожена полностью, однако никто из их близких не пострадал. Это было условие Сереги, после которого он пошел за Владимиром до конца в роли ведомого. От него тогда отвернулись все родственники, знакомые и друзья, когда узнали о случившемся, а мама даже прокляла. Тогда он был просто уничтожен и хотел смерти, что делало его непредсказуемым не только для врагов, но и для себя.
Владимир вовсе был не так прост, как хотел выглядеть. Он сам был не рад, что приходится скрывать свои мысли от Сергея. Ему тоже хотелось домой, у него тоже остались там и близкие, и родственники, и первая любовь, которые все поймут и простят. Ему тоже снились родные лица и милые сердцу места. Он не знал, как теперь себя вести. Или попытаться свести все к шутке и продолжать по-прежнему изображать из себя ограниченного "быка" с примитивными целями в жизни, или стать, наконец, самим собой, со своим мнением, своими мыслями, которые можно смело высказывать, но тогда он однозначно потеряет своего друга, так как в этом случае он не сможет поехать с ним в Россию... Семья, трехлетний сын, которого уже начали без его ведома обучать английскому языку и всячески ограждать от влияния отца, все более отдаляется от него, и он делается это наверняка намеренно. Меркантильная жена, естественно, ни при каких условиях не поедет в Россию. Поэтому не они держали его на чужбине, а страх перед необходимостью давать ответ перед судом. Слишком многим он "насолил" там, если не сказать круче. Он понимал, что и Сереге при его появлении не поздоровится, и поэтому всячески противопоставлял ему в их спорах прагматичные аргументы, направленные на разум, но не на душу, которая требовала и раскаяния, и покаяния, и конкретных действий материального характера по восполнению того ущерба, который они нанесли своей стране. Именно к последнему он не был готов... Слишком привык он вкусно кушать, мягко спать и сладко ощущать себя "элитой" России в изгнании. Конечно, он понимал, что для Запада он и его дети навсегда останутся русскими, к которым всегда будет настороженное отношение коренных аборигенов - не столь из-за их "грязных" денег, а из-за чуждого Западу менталитету православных людей первой иммигрантской волны. Это потом, во втором, третьем поколении переселенцев под воздействием Золотого тельца, которому поклоняется весь Запад, размывается истинное православие в их душах, и они становятся такими же равнодушными и бездуховными, замкнутыми в своем бытовом пространстве. А сначала они опасны для Запада и не выходят из поля зрения спецслужб.
Конечно, Вован отдавал себе отчет в истинной приоритетности этих ценностей, тем более что в глубине души он верил в Бога, но его душа настолько была угнетена этой глупой мечтой детства, которая переросла в материальную патологию, что перестала самостоятельно регулярно "взбрыкивать" и самоочищаться, хотя бы во внутреннем диалоге со своим хозяином.
Однако кому положено говорить, и говорить нелицеприятные вещи, рано или поздно будет выполнять свои функции. Сегодня был первый звоночек, которому Владимир сам удивился, и не столько тому, о чем он сказал, так как был далеко не глупым человеком и жизненные причинно-следственные связи установить в очевидной политике государства не составляло большого труда, а удивился он самому факту. А он состоял именно в его последствии. Теперь он обязательно потеряет Сергея, с которым давно сросся душой.
Между друзьями всегда было все по-честному до тех пор, когда он не женился на дочери такого же "бизнесмена" средней руки, как он. Дело было в том, что жена Вована для поддержания "светской" жизни русской диаспоры в Англии требовала больших денежных вливаний на поддержание имиджа настоящей "леди". Если яхта как символ реализации их мечты детства была общим с Сергеем приобретением, то роскошный дом в ближайшем пригороде Лондона, легкий самолет с пилотом и вилла на побережье Испании требовали много средств. С легкой руки жены часть украденных денег он вложил в предприятие, которое моментально прогорело. Потом была еще пара подобных авантюр, но уже по его инициативе, и все заканчивалось так же плачевно. Если бы Англия вновь пережила этап первичного накопления капитала, где весьма поднаторел Вован, то он мог бы прекрасно соперничать с коллегами по криминалу, но в условиях игры по правилам он просто терялся.
Тем временем деньги таяли, как последний снег под лучами весеннего солнца. Пришлось продать виллу, но и это не спасло его жену, привыкшую жить с более удачливым в бизнесе папашей. Скандалы стали частыми гостями в их семействе, а согласие и доверие - редкими.
По своей сути Вован был материалистом, и желания у него были в основном приземленные. Одно из них, пожалуй, самое сокровенное, заключалось в том, что он жаждал видеть себя "истинным джентльменом" и председательствовать в каком-то клубе, где присутствие цилиндра являлось обязательным. Конечно, было это мелко и смешно, и он осознавал это, но он хотел этого, как маленький мальчик - самозаводящуюся игрушку. Но эта мечта была просто штрихом к его психологическому портрету.
Только тогда Вован вспомнил предостерегающие слова Сереги, касающиеся его жены:
- Разве ты не видишь, что эта кукла насквозь лжива и избалована, - он сделал сдерживающий жест, предвосхищая его негодование, - Я твой друг и должен сказать, что думаю... Так вот... Повторяю... Лжива и избалована... Между вами нет ни любви, ни уважения, а один расчет. Значит, года через три максимум ты останешься с голой задницей, что для тебя смертельно. Поступай, как знаешь, но я тебя предупредил.
Если бы он знал, что так это и будет, то, конечно же, не женился, но мысли о приданом и заветном "цилиндре" не покидали его.
Потом, через год, появился его сын, к которому любовь питал и тесть, знающий о плачевном материальном положении Владимира, и ничуть с ним не церемонившийся, забирая внука на свое ранчо в Америке.
- Слушай, Серега, хреновы мои финансовые дела. Одолжи "зелени", сколько сможешь. Вот проверну одно дельце - тогда отдам, - как-то обратился он к другу, который жил только на проценты, получаемые им от банка.
Сергей был всегда равнодушен к деньгам и бизнесу. Он отдал ему чековую книжку со своими подписями на бланках и сказал:
- Снимай, сколько хочешь, и пользуйся. Мне они все равно не нужны. Сам знаешь: кровь на них, и счастья они не принесут.
Так оно и случилось. Он снимал все большие суммы, но положение его не улучшилось, стабилизации его положения не происходило.
Сергей не сомневался в порядочности своего друга. У него и мысли не было, что тот переступит ту грань, за которой начинают действовать сволочные категории мышления негодяя. Его слова "пользуйся" носили явно риторический характер, так как Вован знал, что все свои деньги, то есть около ста пятидесяти миллионов долларов, Сергей собирался вернуть в Россию и начать там совершенно новую жизнь с нуля.
Как-то сидят два друга за обеденным столом. Кстати, совместные завтраки и обеды, как они еще давно договорились, они проводили без какого бы то ни было спиртного, так как, имея плачевный опыт своих приятелей и партнеров по "бизнесу", не хотели закончить жизнь в психушке или где-нибудь под кованым железным забором своих приятелей. Исключением в этом были только морские путешествия, где нечего делать, кроме как пить водку. Все местные новости и анекдоты были рассказаны, наступила довольно-таки большая пауза, нарушаемая звоном приборов о тарелки, и вдруг Сергей поднимает голову и задает простой в своем словесном содержании, но самый сложный в смысловом, вопрос:
- Ты веришь в Бога, Вован?
Тот слегка поперхнулся, поднял лицо, ухмыльнулся, губы его растянулись в вымученной улыбке, потом проглотил остатки пищи, хотел перевести все в шутку, но потом увидел совершенно серьезное выражение лица друга и понял, что от этого вопроса не отвертеться. Он положил кончики ножа и вилки на краешек тарелки, а локти и предплечья друг на дружку, - снова опустил голову вниз, как бы изучая в тарелке ассорти из морепродуктов.
Между ними всегда существовало негласное правило: "Не лезь в душу", однако от случая к случаю под напором жизненных ситуаций, обусловленных регулярными "вылазками" совести, оно нарушалось. Друзья не были в претензии друг к другу, так как понимали, что без духовного согласия со своим разумом не может быть речи о понятии - "состоявшийся человек".
Сергей смотрел на Владимира, отмечая про себя его взволнованность - лицо друга стало пунцовым, желваки перекатывались по широким скулам.
- Боже мой, - мелькнула мысль в голове Сергея, - Вроде бы элементарный вопрос для нормального, порядочного человека, а мы на него так однозначно, без "скрежета" в душе не можем ответить. Вон как ломает бедолагу. Меня так же бы крутило, если бы он задал мне этот вопрос.
Вован поднял наконец-то голову, посмотрел в глаза Сергею, все так же перекатывая "шарики" по скулам, и тихо со злостью прошипел:
- Пошел ты...
Он взял салфетку с колен и с остервенением бросил ее в тарелку. Брызги майонеза разлетелись в разные стороны, забрызгав и его брюки, и удивленную физиономию Сергея.
- Ну, что за сучонок, - думал он, поднимаясь в свою спальню, - Ведь знает же все...
"А что ты хотел услышать? - продолжал внутренний диалог с собой Серега, - Все правильно... Сказать: "Верю", - значит, согласиться в сознательных грехах; сказать: "Не верю", - значит, соврать. Диагноз такой же, как и у тебя - вера в ложные бытовые ориентиры. Просто мы на каком-то временном отрезке своей жизни стали молиться не своему Богу, а их - Золотому тельцу, наивно думая, что, когда мы будем богаты, то сможем отмолить, а вернее, откупиться от своих грехов. На Западе легко материальный прагматизм впитывается с младенческого возраста с молоком матери. Там же существует только понятие "выгодно - не выгодно". С кем я только не знаком из местного так называемого "цивилизованного" западного общества, у всех их есть один жесткий аргумент: "бизнес есть бизнес", "жизнь есть жизнь", и никакие жалость, великодушие или угрызения совести не смогут сдвинуть их в этой своей "правоте".
Он вспомнил разговор на эту тему со своим бизнес партнером Смитом, произошедший в России, в бизнес-клубе. Полувоенная организация Сергея и Вована обеспечивала боевое прикрытие бизнеса Смита при скупке им основных пищевых предприятий России. Он хорошо говорил по-русски и со своими русскими друзьями, которые неоднократно вытаскивали его из безнадежных ситуаций, был весьма откровенен.
- Какие могут быть сомнения относительно переживаний господина, который, заложив по контракту все имущество семьи, не обращает внимания на знаки препинания и явное "двойное дно" словоблудия контракта? Это его проблемы. Жизнь - борьба за выживание между травоядными, хищниками и более крупными хищниками. Вот и ваша Россия... Если политическое руководство страны выбрало тоже этот путь развития, что и мы, то живите по этим правилам. Вы еще щенки по сравнению с нами, так как велика еще в вас глубинная духовность и чрезмерная нравственность. Кстати, это не относится к подавляющему большинству ваших олигархов, так как их трудно отнести к русским. Так что после того, как останетесь с голой задницей и превратитесь в мировую помойку, вы наконец-то постепенно приобщитесь к нашим правилам игры и забудете про эти все издержки коммунизма.
Смит был высоким, худощавым, рыжеволосым, тридцатипятилетним мужчиной, с которым Сергей поддерживал отношения только из-за любопытства к психологии людей, к которым они с Вованом планировали жить в одной стране. Как человек он Сергею не нравился. С такими в разведку не ходят и спиной к ним в экстремальных ситуациях не поворачиваются.
- По-моему, первопричина в разности восприятия нами мира состоит в понятии "Бога", - говорил циник Смит, ухмыляясь психологии "дикарей-альтруистов", - У нас он удобен... То есть, если ты достиг каких-нибудь высот в материальном мире, то это означает, что Бог тебя любит. Каким образом мы достигаем этих вершин обманом, подлогом или каким-то другим способом. Ему это не важно. Цель оправдывает средства, - это политика государства и наша идеология. Конечно, Библия и настоящие пастыри говорят обратное, но те, кто стоят у руля государства, должны отрабатывать свои деньги у тех, кто их на это место поставил. Все здравомыслящие люди у нас знают об этом, но они не будут серьезно пытаться изменить действительность, опасаясь репрессий, которые могут за этим последовать и принести несчастье им и их близким. Это только вывеска у нас такая "демократическая", а на самом деле все решают деньги. Я рад, что и у вас теперь с этим делом все нормально. Главное в нашей, а теперь и вашей жизни - не нарушать законы, которые создает все та же власть, зависящая от денег. А деньги - это всегда политика, и политика глобальная. В одной из африканских стран вся пищевая промышленность находится в моих руках, и теперь я могу диктовать свои условия создания политического и экономического укладов в этой стране, а поэтому я становлюсь интересной фигурой для нашей разведки и, соответственно, могу иметь дополнительные льготы от своей страны в виде каких-нибудь государственных заказов, например, или государственный пост, или солидную разовую госпремию за полную зависимость очередной страны от нашей империи. Кстати, наверное, вас интересует, почему именно продовольственная безопасность для страны имеет такую колоссальную роль в ее будущем? Я вам скажу откровенно, так как вы, как, впрочем и я, "льем воду на одну мельницу", так сказать - на благополучие и величие США...
На этот раз он улыбнулся почти доброжелательно, но все - равно было заметно, что он презирает за недоразвитость этих аборигенов в такой области, как прагматизм и умение жить в этом материальном мире, не задумываясь о потусторонней и Судном дне.
- А у вас, русских, как отвечают на этот вопрос? - продолжал он острую тему, - "Если я богат, то Бог меня испытывает или проверяет...". Какая-то мягкотелая философия. Ваш Достоевский - знаешь, почему стал писателем с мировым именем? Потому что для того, чтобы описать состояние души и переживания Раскольникова и Мармеладовой до и после греха, ему потребовалось семьсот страниц. Для Запада это нонсенс. К таким мелочам, как убийство или вынужденная проституция, там привыкли относиться легко, как к естественному и даже необходимому житейскому проявлению.
Сергей помнил то чувство гадливости к себе, что стал служить из-за денег такой мраси, как Смит. От стыда за себя и бессильной ненависти к этому ублюдку, пот липкой прохладой тогда заливал его глаза, руки чесались, но он не смог даже соленое словцо вымолвить в его адрес.
Поднявшийся на палубу Владимир с конвертом в руке заставил
Сергея вернуться из прошлого в настоящее.
- Возьми, письмецо в конверте... Зная твой характер, боюсь, что оно может сыграть в твоей жизни роковую роль, но я уже здесь ни при чем... Я сделал все, чтобы оно не попало к тебе в руки, - сказал Вован и сунул письмо другу.
Сергей вскрыл конверт. Письмо было написано крупными круглыми буквами, в школе за него поставили бы "отлично", как за правописание, так и за душеспасительное, истинно православное содержание:
"Здравствуй, Сергей!
Я все узнала о тебе... Это, конечно, страшно, но надо с этим жить и пытаться изменить свою душу. Ты же знаешь, что нет не прощаемых Всевышним грехов. Надо просто решить, что главное для тебя, а что второстепенное, и искренне покаяться в злых помыслах, и деяниях. Я знаю одного старца, который живет в районном центре при храме. Уникальный человек, всем помогает. К нему со всей страны едут за помощью... Кстати, я переехала жить к бабушке, в Ярославскую область... Так вот, я ему рассказала... Мы с ним постоянно молимся за тебя, он все знает про тебя. Он говорит, что тебе надо возвращаться на Родину. И здесь все образуется.
"Не гоже русскому человеку на чужбине жить. Даже грешнику... Не надо усугублять свои грехи. Если человек не дорожит Родиной земной, не будет для него и Небесной", - это он так говорит, этот старец.
Все грехи надо вспомнить и к каждому человеку, обиженному тобой, надо прийти, попросить у него прощения, достучаться до его души. Люди больше пострадали от твоей недальновидности... Поэтому надо платить монетой большего достоинства. Это правило, не нами придуманное. Не место здесь гордыне... Грех это... Очень важно, чтобы человек, обиженный тобой, не держал зла на тебя. Это и ему необходимо... Все мы знаем эти истины, все стараемся в глубине души их придерживаться. Я уверена, поймут люди, а если и нет - то Бог им судья. Каждый человек имеет право на ошибки, и ты всем
простишь. Не случайно у нас, православных, Прощенное воскресение - праздник спасения. И про "вторую щеку" - не спроста все это... Люди у нас духовные и некорыстные.
Не бойся, Сергей, если даже и посадят тебя, то ждать тебя буду, хоть вечно... Я же говорила тебе, что у нас в роду все женщины однолюбки.
Извини за нравоучения. Знаю, что, может, не понравится это, но я помочь тебе хочу, потому, что люблю.
Жду тебя. Твоя Наталья".
Вован знал содержание этого письма и внимательно следил за мимикой своего друга.
- Все, - подумал он, - уедет... Как пить дать уедет... Сейчас или даст мне в морду, или прикажет разворачивать яхту на курс к туманному острову. Было бы лучше, если первое.
Однако он ошибся.
- Что же ты наделал, гад? Четыре года прошло, а ты молчал... Сколько воды утекло, все могло за это время с ней случиться, - тихо, глядя в глаза Владимиру, сказал он.
- Да брось ты... Такие девушки, как она, не меняются сами и убеждений своих тоже не меняют, - ответил он, успокаивая друга, немного труся неуправляемого всплеска эмоций со стороны друга и на всякий случай добавил:
- А знаешь, я тебе даже завидую... Это не моя меркантильная змея... Вот только тебе надо как-то по-тихому приехать, не беспокоя ни органы, ни старых знакомых. А потом со своей зазнобой - в тину, в какую-нибудь глухомань...
- Хватить херню пороть. Никогда не жил тихой мышкой и жить не буду... Какой есть, такой есть... Заслужил - судите, не виновен - освобождайте... А она все правильно пишет. Так и нужно поступать, - прервал его Сергей, - И откуда у нее такое знание жизни... Молоденькая же... Но тогда уже я понял, что она не чета всем моим "попрыгуньям". Было в ней, несмотря на ее молодость и надежность, и самоотверженная верность, какой не у каждого мужика сыщешь.
Владимир хмыкнул, уводя разговор со "скользкой" темы:
- У нас с тобой настольная книга была - "Крестный отец", со всеми ее практическими мафиозными ужастиками про дикий Запад, а у нее - Библия. Вот и вся разница.
- Точно сказано, - согласился Сергей, потом немного подумал и добавил:
- Значит так, Вован... Первое. Курс яхты - в ближайший аэропорт. Второе. Чековую книжку -"на бочку". И третье - подбери мне хорошего специалиста по недвижимости... Буду все продавать и переводить деньги на расчетный счет Казначейства России. Все. Решено.
Наступило время задуматься Дронову. Он в своей жизни никогда не крысятничал, тем более - со своим другом. Он набрался духу и выпалил:
- Со всем согласен, только с чековой книжкой заминка... Я в очередной раз прогорел и воспользовался ею. Ничего на твоем счету сейчас нет... Извини.
- А я все знал. Смит тебя сдал, а я все ждал, когда ты будешь колоться... Дождался, когда к стенке припер, - он вздохнул и снисходительно посмотрел на друга, - Если для правоохранительных органов в России окажется, что маловато я вернул, то займешь и добавишь. Если все нормально будет, то "кушай на здоровье"... Хотя нет, я их не возьму... Как сказала моя мама - кровь и слезы на них... А сейчас разворачивай яхту.
Всю организационную и практическую работу по претворению решения Сергея в жизнь, начиная от продажи недвижимости и заканчивая разговором с консулом по гражданству в посольстве России, Дронов взял на себя, а Краснов только расписывался там, где он говорил.
2. НАКОНЕЦ-ТО ДОМА
Через неделю Сергей вылетел в Москву, где его встретили ребята из ФСБ. На Лубянке он имел продолжительную беседу с каким-то начальником, который взял с него расписку о невыезде до завершения проверки его дела.
Он был широк в кости, среднего роста с серыми, внимательными глазами на фоне не ровно загорелого лица, но судя по вздутым венам и узловатым пальцам - не на песках южных стран.
"Дачник", - подумал Сергей, вспоминая трудолюбивую маму, которая из своих шести соток сделала плодово-овощной оазис, с которого питалась круглый год вся его семья.
- Где собираетесь останавливаться? - спросил он.
- Деревня Христово, улица Колодезная, дом семнадцать, Потаповского района, Владимирской области, - ответил Сергей.
- Родственники? - уточнил начальник.
- Жена, - ответил он, - Надеюсь... Начальник улыбнулся и хмыкнул:
- Нет цены нашим женщинам, если такое состояние из-за них возвращают государству. Побольше бы таких, глядишь, и Родину с колен подняли бы. ... Кстати... Вы уже седьмой такой... Истосковавшийся... Живут и работают сейчас спокойненько и работают не на дядю Сэма, а на Родину. Значит, не все равно все-таки, с кем жить, на каком языке выть и где свои "кости бросить". Чужбина - не сахар.
- Согласен, - проронил Сергей.
- В районной милиции вам надо будет встать на учет. Отмечаться раз в две недели, там все объяснят... - он встал и неожиданно протянул Сергею руку, - Ну, с Богом. Спасибо... Кстати... Ваш мобильный для экстренного контакта...
- Это вам спасибо, - сказал Сергей и написал на бумаге номер своего телефона.
Рукопожатие ФСБ-шника было энергичное, мужицкое и даже сильное.
Если до посещения Лубянки он был насторожен и ко всему готов, вплоть до камеры предварительного заключения, то, выйдя из него, был поражен доброжелательностью следователя и мягкими условиями предварительного следствия. За кордоном его готовили к тюрьме без суда и следствия. И психологически давили при этом. Да и не мудрено, так как Запад заинтересован во вливаниях российских денег, пусть даже ворованных, в свою экономику.
Он беспричинно улыбнулся и наконец-то набрал полные легкие родного воздуха. На Ярославском вокзале после того, как купил билет на поезд до Потапово, он подал нищему последний червонец, оставив немного для поездки до Христово и ощутил от этого почему-то какоето особенное облегчение.
"Если ты богат, значит, Бог тебя проверяет", - вспомнил он православный постулат.