Аннотация: Это роман о любви и дружбе в удивительное время школы и после неё.
После нас
Данная книга является автобиографической.
Большинство имен изменено.
События данной книги имели место в середине нулевых и оставили след во многих судьбах.
Олег Светослав Яготинцев
ISBN: 978-985-7228-76-8 2020
ПРОЛОГ
Благодарность, признательность и светлая сердечная любовь самой замечательной во Вселенной маме Ирине и сестре Анне. Доброй подруге и вдохновительнице Светлане. Шаманке и веселой подруге Люде. Учителю и замечательному игроку в нарды Михаилу Демьяновичу. Джеку Макани - за 'Свет за Светом', за Знаки и безграничное тепло. Андрею Метельскому - за отцовскую поддержку в нужный момент и за верное направление. Сергею Мартыненко - за бережность и скоропостижный гештальт. Олегу Гадецкому - за его дело. Алоку Нама Ба Халу - за связь с чудесными мирами. Сергею Лукьяненко и Максу Фраю - за ваше потрясающее творчество! Господу Шиве - за каждое чудесное мгновение этой таинственной человеческой жизни, за такое Чудо, как Женщина, за возможность ее любить, за каждый тяжелый урок и за тренировки на следующем уровне!
А также специальный привет Белецкому, Пухову, Бесу, Патю, Володе с Ваней, Солнцу и всем остальным! Простите, если в чем-то субъективно исказил то наше далекое и волшебное время. Вас всех я тоже немножко люблю!
A
Иногда, когда от спонтанной радости становится больно дышать, я снова прихожу туда, где мне спокойно и тихо. Где память способна только греть и жалеть, где будущее непредсказуемо и прекрасно, где настоящее в наивных розовых очках с чашкой кофе и дымящейся сигаретой на балконе в поисках рассвета.
Иногда, когда становится слишком далеко или слишком ярко, я возвращаюсь туда, чтобы отдохнуть от мыслей и чувств, чтобы послушать тишину и различить в ней родной голос рядом, у самого уха. Иногда, когда все слова засыпают, рассыпаясь искрами в песочных часах жизни, а на дне кружки остается одна пена, я вновь окунаюсь туда, и там мне спокойно и славно.
Я погружаюсь в себя, в того себя, которому до последнего вдоха, до слез, до боли хочется жить и проживать.
От улыбок и подпитого хохота в глазах потемнело. Самые стойкие алкоголики покинули нас еще днем, перебравшись в снятый за городом трехэтажный коттедж продолжать праздник. Как они собираются пережить грядущую ночь после дневной попойки, понятия не имею. Мы взяли тайм-аут на несколько часов и сейчас со скоростью шестидесяти километров нагоняли упущенное.
Я поначалу даже не заметил, как изменилось мое настроение. Мир погрузился в плавную липкую жвачку в чьем-то огромном рту, и зубы начали нежно, меланхолично перемалывать ее, приводя в движение застоявшуюся реальность. В теле было тихо, как после унылой и долгой работы. Расслабленность и туманность взгляда. Пролетающие мимо ушей реплики. Глубокое медленное дыхание.
- Андрей напился! - пронзительно громко и весело рассмеялась Марта. Ее звонкий смех заставил стеклянную стену, разделявшую меня и окружающих до последней минуты, треснуть. Это я-то напился? Марта, Марта...
Такси медленно вырывалось за черту города. Дорога, на удивление, все еще оставалась ровной, и таксист, на автомате крутящий баранку, улыбался, обмениваясь увлекательными курьезными историями с Викой. Несколько раз та протягивала ему наполненный красным вином стаканчик. Мужик лишь мотал головой и снова принимался за пересказ своих впечатлений по поводу его выпускного двадцатилетней давности. Он был из тех людей, которые моментально вызывают доверие. Искуситель для женщин и приятель для мужчин, лучезарно блистающий прокуренной улыбкой, говорящий в игривой, веселой манере, двигающийся с плавностью и изяществом. Этакий гуляющий соблазнитель. Одинокий, но преисполненный любви и ласки к самому себе котенок, на которого школьницы ведутся чисто из любопытства. Я улыбнулся. Надо же этим развратным шестнадцатилетним козявкам хоть на ком-нибудь учиться! Тем более я сам в душе был таким же игривым котенком. И немножко козявкой.
Яна прильнула ко мне, положила голову мне на плечо. Ее длинные светло-русые волосы рассыпались по моей рубашке. Что-то кольнуло острой приятной болью глубоко в груди. Котенок про себя ощетинился и фыркнул, но через силу замурчал. Ять! Начинается!
- Что случилось, Солнце? - тихо спросила она.
Этот ее голос, это обращение. Она издевается или всего лишь любит играть со мной? Хотя это синонимы. У меня возникло непреодолимое желание отстраниться, открыть дверь и выброситься из машины на полном ходу, только чтобы навсегда избавиться от этой секунды вечности с ней рядом. Близко, непростительно близко. Я замер. Окаменевшие губы приоткрылись:
- Все хорошо, Солнышко.
Она убрала голову, а в следующую секунду я увидел ее остро бесконечные, прекрасные глаза. В них был вопрос. Вот только какой? Что ты на самом деле хочешь спросить, Богиня?
- Точно?
Нет, это не тот вопрос.
- Абсолютно.
На кой хрен я сел с ней рядом?
Я оторвался от двух голубых океанов на ее лице, таких красивых, таких одиноких. Повернулся к окну. Иногда бывает так удобно притвориться, что в мелькающих по ту сторону чувств зеленых просторах можно найти что-то интересное.
- Держи! - Вика с переднего сиденья протянула мне стаканчик с вином. Я с кивком принял его, повертел в руках. Бордовая жидкость плескалась в прозрачном ободке пластика в такт кочкам, на которые натыкались колеса 'Волги'. Потом я сделал несколько вместительных глотков. За выпускной, друзья! Всем вам здоровья, денег, любви... В общем, счастья, как вы его понимаете.
Я глянул на Пуха. Парень тоже молчал, устремив взгляд в противоположное окно. Тоже думает, много думает. О Даше думает, а думать, как говорится, вредно.
Яна глубоко вздохнула, удобнее устраиваясь на моем плече. Запах ее духов. Знакомый. До боли знакомый. Легкий, приятный, сладковатый, адский запах. Хватит, девочка! Мне хватило того, что было. Долгие часы на карнизе крыши, отсутствие веры во что бы то ни было, омерзительное отвращение ко всем девушкам, не похожим на тебя. Холод и усталость в груди. Признаю, я был тогда глуп и зелен. Таким и остался. Не отрицаю. Хватит с меня любви ради боли. Уж лучше боль ради любви. Хотя, говорят, если расслабиться и стараться получать удовольствие, остается только любовь. Кто знает? Дай мне сил понять, добрый дядя Зигмунд...
Яна словно почувствовала, о чем я думаю. Ее рука легла на мою и нежно сдавила. Вроде как не грусти, приходи в себя, все будет хорошо. Улыбнулась той улыбкой, которую я не видел со дня нашего сумбурного расставания. Манящей и ласковой улыбкой. Среди чуть размытого алкогольным дурманом душного салона такси ее глаза светились блаженным теплым светом. Она потянулась ко мне и прижала губы к моим губам. Внимательно. Вдумчиво. Медленно. Ее дыхание было влажным и горячим.
Веки приоткрылись, и два глубоких океана вновь омыли меня.
Просто открыть дверь, оттолкнуть ее и выпрыгнуть из машины.
Она ждала, пока пройдет эта секунда.
- Я тебя тоже люблю, Солнышко, - почти неслышно, одними губами ответил я. Пьяный дурман помог словам родиться вопреки воле. Что, черт возьми, я делаю?! Но я не мог сопротивляться. Хотя скорее уже не хотел. Оказывается, я тот еще мазохист.
Остальные даже не заметили или сделали вид, что не заметили, что между нами произошло. С другой стороны, как им реагировать? Плакать, наверное. Или зло смеяться. Над собой, конечно. Ведь они тоже порой умеют намеренно ошибаться. Ради продолжения рода, острых ощущений или отработки так удобно выдуманной неуловимой кармы.
Вино с излишним, по-моему, фанатизмом разливалось раскрасневшейся и веселой Викой. Пух тоже смеялся, рассказывая очередной анекдот, стараясь весельем убежать от себя, снова натянуть на себя маску и стараться в ней наплевать на то, что болит. Марта у него на коленях нетерпеливо ерзала, явно желая выйти по-маленькому, и периодически ударялась о потолок головой. Где-то в Африке помирают от голода дети, гениальные ученые выпускают джиннов из бутылок, а на морских пляжах нежатся под солнышком богатые бедняки. Но для нас, занятых своим праздником распущенного либидо, это сейчас почему-то совсем не важно.
Ее глаза - зеркало моей души. Я внимательнее всматриваюсь в них, пытаясь лучше понять себя.
- Прости меня, Солнце. За все прости, - попросила она.
- И ты прости.
Она кивнула и вновь прильнула ко мне. Пара реплик, и все? Обиды прощены, слова забыты? Как все глупо в этом мире. 'Прости' - и можно спать вместе, можно снова и снова в настоящем предаваться воспоминаниям. 'Прости' - и барьеры стираются, защитная прозрачность моего стекла, отделяющего меня от реальности, превращается в кинотеатр, в котором на повторе снова и снова одна и та же мелодрама с элементами комедийного ужаса. Или ужасной комедии? Чем сеанс закончится на этот раз?
С каждой секундой все дальше и дальше от дома, от города, от мира, от себя. Шестьдесят километров в час всю жизнь в неизвестном направлении, купаясь в закатах и засыпая с рассветом. Внутри как-то гадко и одиноко, словно на день рождения мне подарили пригласительный в публичный дом, который на самом деле оказался зоопарком. Или, что еще веселее, деструктивной сектой, в которой держат до тех пор, пока все ценности, вся жизнь и вера не перейдут лжегуру. А потом неожиданно распахивается дверь, и сжатая замороченная тушка летит под колеса на скорости шестидесяти километров в час, так и не успев никого разлюбить...
Яна снова и снова целовала меня. Ее грудь, желанная, знакомая, прижималась ко мне сквозь лифчик и прозрачную блузку, словно две мягкие пиявки, охотящиеся за моей горькой от памяти кровью. Я вдыхаю жар ее тела. Оно манит меня, как магнит, как ласковая мелодия, как вкусное пирожное, как смерть, как свет, как рассвет на берегу, как новая доза. Это странная привязанность, которая держит меня холодными цепкими объятьями, а своим жаром в агонии сжигает те скудные осколки надежды и разума, что сохранились после реабилитации.
- Дорогой, ты же обещал на мне жениться... - тонким высоким голосом кривляется Пух. - МАЛО ЛИ ЧТО Я НА ТЕБЕ ОБЕЩАЛ!
- Это мой анекдот, - оторвавшись, улыбнулся я.
- Что ты на мне пообещаешь сегодня? - обняв меня, спросила Яна. Ее язык коснулся моего уха и влажным теплом пополз внутрь.
- Еще не знаю.
Марта терпеть больше не могла. Машина остановилась. Я тоже не пренебрег возможностью облегчиться. Словив на себе радостный многозначительный взгляд Вики, я с Пухом отправился в лес. Я знал, о чем мы будем говорить за эти короткие пять минут, но решил не начинать этого разговора первым. Долго ждать не пришлось.
- Она с Иваном, - без намека на чувства и уж тем более большую информативность произнес он, когда мы начали поливать деревья. Струйки хаотично блуждали по изгибам ствола, сползая вниз. Я глубоко вздохнул и обреченно кивнул. У каждого нормального парня в жизни должно случаться что-то подобное. Иначе он вряд ли повзрослеет.
Даша - это очень и очень аппетитный приз лучшего альфа-самца этим вечером. Девушку выделяла не только привлекательная внешность, но также и мягкость, юмор, надежность и пока неосознанная ею, но ощутимая на расстоянии всеми фибрами уходящей вниз мужской души нежность и женственность.
После вручения аттестатов Даша сидела у Ивана на коленях и пила вино, шутила и шептала что-то парню на ушко. Я одинаково хорошо отношусь и к Пуху, и к Ивану. Здесь другой момент. Иван ничего не сделал для того, чтобы заполучить многообещающую компанию Даши. Пух же из кожи вон лез, чтобы получить эту девушку. Чего мы с Белей только не делали, как только не пытались его вытянуть! Все впустую. Видимо, Пух недостаточно хорошо лез из своей шкурки, либо девушки просто-напросто не любят парней без кожи. Наверное, в них нет ничего красивого и уж тем более сексуального.
- Расслабься, парень! - ободряющим тоном сказал я. - Если ты в себя не поверишь, то никто за тебя этого не сделает!
- Да знаю я, знаю.
Видимо, мой ответ Пуху не понравился. А чего он ждал? Я тоже знаю, парень! Количество скачков самооценки и сомнений в этом возрасте зашкаливает, если разговор заходит об интимных сферах. Все это я не только знаю, но и на себе не раз ощущал! Маски и подавление желаний, цветы и несмелые подарки, ликование от победы или крах от неудачи, пьяные СМС и много прочих гадко-сладких прелестей. Но как же я откажусь от возможности промыть чужие мозги собственным мусором?
- Слушай, ты ей нравишься, - начал я. - Я это чувствую. Ты хоть сам видел, как она на тебя смотрит, каким нежным голосом с тобой говорит?
Иногда, кроме себя, я люблю поверить и кого-нибудь еще.
- Она же сжирает тебя глазами! - особенно если я только обманываюсь мыслью, что уверен в себе. - Я знаю, какой взгляд у влюбленной женщины! - знаю ли я это на самом деле?
Пух задумался.
- Она любит тебя, только боится! - поверить, ведь это так легко. - Боится ошибиться и обжечься, - поверить, чтобы хотя бы попытаться сделать человека уверенным в своих силах, ведь, если кто-то искренне говорит, что ты супер, ты введешься! - Боится сделать первый в своей жизни по-настоящему серьезный шаг.
Главное - думать, что то, о чем ты говоришь, на самом деле реально.
- Она твоя! - а в случае Пуха для достижения его цели было все, кроме уверенности... - Неужели сам не понимаешь?
Два пьяных психа где-то в лесу...
- Она красотка, и ты ей не уступаешь! - его уверенности в том, что он может... - Вы отлично смотритесь вместе! - или что это ему на самом деле нужно. - Вы подходите друг другу!
Чужой лести поверить проще, чем своей правде, хотя и то и другое - одно и то же.
- Вот сам увидишь, стоит только открыть глаза! - продолжаю гипнотизировать я. Сейчас я верил. - Сегодня выпускной, Пух! - верил в этого парня. - Сегодня первая ночь свободы! - и от этой веры мне самому становилось тепло и хорошо. - Первая волшебная ночь! - он нравился мне. - Первая главная ночь в жизни, которую можно поставить наряду с брачной! - он меня никогда не предавал. - Так совмести их, брачную и первую свою свободную ночь в одну!
Где-то под нашими ногами тянутся к живительной влаге корни, в коттедже бьются сердца и бокалы, вечер в целом обещает быть занятным.
- Забудь свои страхи, приди к ней и сделай вас обоих счастливыми! - Пух порой даже ставил пиво. - Если, конечно, ты готов к тому, чтобы твоя главная мечта осуществилась! - словом, хороший парень. Возможно, я мог повернуться к нему спиной: - Ведь иногда мечта должна оставаться лишь мечтой, - и неважно, что ты говоришь и сколько в словах будет правды, - потому что я на своей шкуре испытал, что такое сбывшаяся мечта, - важно, как и для чего ты это говоришь.
Среди своей странно-приятной, одинокой и всевозможной жизни мне хотелось сделать хоть что-то полезное, хоть что-то достойное... и для кого-то другого, не для себя.
- После того как она воплощается в реальности, внутри становиться пусто, - я показал ему дорогу. До развилки он дойдет сам. - Если ты поверишь, что твоя мечта заполнит образовавшуюся внутри черную дыру, или хотя бы будешь надеяться на это, у тебя в руках все козыри! - я хотел, чтобы они с Дашей сегодня были вместе, и у меня не было особого желания разбираться, где здесь правда, где ложь. - Ты достоин ее хотя бы потому, что ты решился в нее влюбиться! - что такое правда? - Ведь не бывает так, что искренние чувства не находят взаимности! - а что такое ложь? - Парень, я не понимаю, отчего ты так паришься! - неважно. - Все отлично!
По листьям пробегает ветер. Небольшая пауза для переосмысления.
- И то, что она сидела у Саука на коленях после вручения аттестатов, еще ничего не значит! - важна уверенность, которую я сейчас видел в глазах напротив. - Заканчивай грузиться! - внимание! Интеллектуальное садомазо в наших лесах: - Будет тебе и ночка сумасшедшая, и Даша, если только без нас еще не уехали! Пойдем!
Вот так рождается реальность одного заблудившегося человека. И если все прокатит, это будет достижение Пуха, а если провалится - моя вина.
Я глубоко вдыхаю. Отдыхаю от слов. Медленно выдыхаю.
Какое-то время мы идем молча. Когда отходили от машины, не сговариваясь, мы углубились в лес, чтобы разговор не подслушали чужие пьяные уши. Трезвые уши внимательнее пьяных, зато пьяный язык куда болтливее трезвого.
Дорога прямой линией плыла среди сонных деревьев, окутанных неуловимой дымкой сумерек. Тихо. Только наше с Пухом дыхание да шелест листьев на мягком ветру. Под ногами раскинулись лабиринты тонких веток, бугрящихся корней и зеленых, желающих жить дальше, но бесцеремонно сорванных на пике жизни листьев. В редких просветах небо начинает клубиться серыми дождевыми тучами. Я глубоко вздохнул. Дождь. Теплый июньский дождь. То, чего я ждал так долго. То, чего я наконец дождался.
Голос Пуха вырвал меня из блаженного состояния предвкушения.
- Андрей, ты на самом деле так думаешь? - спросил он. - Думаешь, что мы с Дашей - хорошая пара?
Я остановился и посмотрел в его глаза. Упрямо. Внимательно. Пронзительно. Не мигая. С чуть наигранной раздраженностью. Еле сдерживая радостный победный клич.
- ДА! А почему ты спрашиваешь меня? Неужели сам не видишь?!
- Ты прав, Андрей.
- Андрей лев, Андрей прав... Какая разница? Подумай лучше, чего тебе не хватает, Пух? Сказать? Тебе не хватает силы воли, чтобы заставить сделать себя счастливым! Сила есть, воля есть, а силы воли нет. Я понимаю тебя. Мне это знакомо. За шаг до счастья ты поворачиваешься направо или налево... неважно! И ты идешь рядом со своим раем, так и не решаясь переступить черту. Я ходил так очень долго, пока, наконец, не решился... Шаг. А знаешь, в чем тут соль? Сначала ты не понимаешь, что уже находишься в раю, а, переступив черту, выйдешь из него. Там, за границей, есть другой рай. Тысячи других... Вот только тебе они не нужны. Тебе нужен тот, твой рай. Только ты отходишь слишком далеко, чтобы вновь найти его. А когда находишь, то просто не узнаешь, - Пух кивнул. Ему нравилась метафора. - А знаешь, в чем тут соль этой соли? - так меня 'перло' очень редко. Алкоголь. Доступ к творчеству... - Что нет черты. Нет другого рая. Есть только то, где ты живешь, существуешь, и, придумывая границы, думая, что нужно обязательно куда-то идти, к чему-то стремиться, ты только запутываешь себя, превращая рай в ад. Ведь истинный ад - это то место, где ты не знаешь, в аду ты или в раю.
- Я хочу быть с ней, - на этот раз твердо, даже излишне твердо сказал Пух и вызывающе-горящим взглядом посмотрел на меня.
- Хотеть, Пух, это уже много, но еще недостаточно.
- Я буду с ней сегодня! И это будет сумасшедшая ночка!
- Мощный парень! - рассмеялся я, похлопав друга по плечу. - Прям как я в молодости!
Это был финальный аккорд великолепной песни, посвященной любви. Существует ли она в природе? У меня, как у дирижера этого сумбурного словесного оркестра, было много сомнений. Кто-то говорит, что любовь - это свобода. Но не каждая свобода есть любовь. Кто-то пишет, что любовь - это психоз. Но ни один другой психоз не сравнится по силе и глупости с любовным. Кто-то чувствует, что любовь - это всего лишь любовь. И нет чего-то меньшего, чего-то большего, чего-то, что могло бы быть, если бы что-то было по-другому. И здесь сама любовь не согласна, но у нее никто не спрашивает. Сиди и не вякай, стерва, а то хуже будет!
Пух улыбнулся с воодушевлением ребенка, узнавшего нечто интересное и приятное. Жаль будет, если все обломится. Но тогда уже со следующей девушкой, будем надеяться, он не станет сомневаться ни в себе, ни по поводу того, что за теплое, звонкое, светлое, трепетное чувство переполняет каждую клеточку его тела. И, надеюсь, он найдет способ обойтись с этим чувством как-то по своему, уйдя из здания до того, как оно загорится.
Оказалось, что мы были первыми, кто вернулся. Зря спешили. Водила расслабленно курил, облокотившись на капот 'Волги'. Девушки, похоже, тоже занимались аутотренингом. Через некоторое время появились и они. Наша дружная выпускная сексуально раскрепощенная компания снова рассыпалась по местам, машина тронулась.
По пути в свои шелестящие путы нас поймал дождь. Тяжелые капли рисуют на стеклах причудливые узоры. Желтые линии фар лижут светом деревья у дороги и мокнущий асфальт. Яна притихла и, казалось, задремала, ограничившись мной теперь лишь в качестве хмельной живой подушки. Смешная. Смешной глупый ребенок. Такой грустный, такой родной и милый... А еще чуть-чуть пошлый, самую малость. Немного алкоголик и нарик. Плюс до ужаса хитрый и талантливый стратег, хороший кулинар и совсем чуть-чуть садист.
Небо меняет краски.
Воздух пылает красным.
Во сне лишь теряя маску,
Перестаю быть напрасным.
Я греюсь от твоей улыбки.
С тобою забываю раны.
Твой дивный смех, как песня скрипки.
Губы твои мной так желанны...
B
Мы успели опрокинуть еще по стаканчику. Потом вдали показались аккуратные черепицы крыш коттеджей. Пух с каким-то проникновенным, нескрываемым блаженством смотрел то в окно, то на нас с Яной. Какой я все-таки хороший, белый и пушистый! Пора бриться и в солярий! А с 'хорошим' уже ничего не поделаешь. Это в венах бьется. Не выкачать, не вытравить, не забыть. Навсегда уже, как клеймо. Пусть клеймо не самое страшное, наверное. Ох уж это море собственной важности, страх близости и перепады настроения... Рваная линия сердца - то еще удовольствие.
Разгружались долго. Перед выездом в последний момент девушки засомневались в достаточности спиртного на квадратный сантиметр крови, потому заехали в гипер и купили два ящика вина. Мы с Пухом занесли позвякивающие пакеты в дом. Увидев, СКОЛЬКО там виски, пива и водки и других не менее жестоких напитков, я, честно признаться, сумел только тяжело рассмеяться. Чистый суицид.
Потом минут десять я наслаждался дождем, отойдя подальше от коттеджа. Теплая гладь воды, изрезанная бесформенным воздухом на скромные капли, щедро обрушивалась на меня звенящей, греющей, вибрирующей по всему телу радостью. Насквозь вымокший, с блаженной улыбкой на лице я ввалился в дом. Главная пьянка только начиналась. Мангал и мясо решили отложить до лучших времен, хотя я готов был поспорить, что в несколько нетрезвом состоянии кто-нибудь все же решится изготовить шашлык прямо под дождем. Хорошо, если не в доме!
По лестницам снуют взбудораженные и все еще не до конца раскрепощенные выпускники. Накачанные парни стянули майки. Те, что послабее, прорабатывают идеологическую защиту девиц историями, анекдотами, провокационным поведением и алкоголем.
Всего нас было человек пятьдесят. Девочек и мальчиков примерно поровну. Хотя где здесь кто нашел мальчиков и особенно девочек? Знаем мы всех этих... сначала разбредутся по комнатам, а ближе к утру устроят в зале вселенскую оргию. Здесь я, конечно, немного преувеличиваю. Но, как известно, в каждой шутке есть доля секса. Мда...
- Беля! Наконец-то! - расплылся я в улыбке, приближаясь к другу. На его лице не отражалось следов от сношения с зеленым змеем, зато глаза блестели и передвигались из стороны в сторону ленивыми сонными движеньями. Я решил проследить за тем, чтобы он не пил хотя бы час. А то погибнет юный корнет на всероссийском поле боя, не успев ощутить на себе ликующее восхищение женщин от этой романтической ночи!
- Здорово, брат! - я обнялся с этой дружелюбной и веселой горой мышц. - Чего так поздно приехал?
- Еще одиннадцать только!
- Ага. И половины водки нету!
- Ребята... - я улыбнулся. - Если бы вы выпили половину того, что покоится на кухне, вас бы спасло только чудо!
- На кухне еще не все!
- Удачи, ребята. Я не горю желаньем умереть накануне своего дня рождения!
Казалось, эта реплика ввела Белю в легкий транс. Он несколько секунд сосредоточенно думал, потом изменился в лице.
- У тебя ведь завтра денюха, да? - осознал мой лучший друг. - Я тебе даже подарка не приготовил!
- Тсс... - шикнул я на это упоительно виноватое создание. - Не хочу, чтобы завтра пили с тем же размахом, как сегодня, а то мой день рождения станет чьим-то днем смерти!
- Договорились. Будем пить только нашей компанией.
- Посмотрим, как ты на утро запоешь, Белецкий!
- И станцую еще, если хотите. Пошли пить! - танк БЕЛ-34 уверенно завертел шестеренки к общему залу, аккурат в эпицентр веселья.
- Может, тебе уже хватит? - вкрадчиво спрашиваю я.
- Я только что из туалета. Устроил ему задушевный монолог, - задорно подмигнул он. Все ясно. Ладно, пить так пить!
Он провел меня в комнату, которую я бы определил на месте организаторов под 'утреннюю оргию'. Видимо, парни забыли предусмотреть этот вариант. Вместо кроватей и камер все было уставлено столами с горячей закуской и пивом, вином, водкой, шампанским... Если не можешь избежать изнасилования, так изнасилуй его сам! Нужно было эту фразу сделать лозунгом всего выпускного. Хотя неизвестно, кому она бы предназначалась - девушкам, парням или бедным внутренним органам и тех, и других.
- А где Пух? - спросил Беля, усаживаясь за стол.
- Понятия не имею, - я приземлился рядом. - Начнем с вина?
- Да, наверное. Эй! - закричало это голосистое создание. - За стол! Все в сборе. Можно продолжать нашу отвратительно веселую пьянку!
На удивление, общее ожидание продлилось не дольше минуты. Сорок человек наполнили свои бокалы.
- Что ж, семеро одного... вернее, сорок... десятерых... или сколько их там было... В общем, кто скажет тост? - оживился веселый-веселый такой Луц, опасно раскачиваясь на стуле.
- Пока язык еще ворочается, позвольте мне! - я поднялся, стал так, чтобы были видны лица всех присутствующих, эти веселые потные знакомые морды и мордашки, и продолжил:
- Я поздравляю всех вас с наступлением взрослой жизни. Каждого из нас теперь временами будут пугать ответственность за свою жизнь, свобода выбора и работа. Этот социум все еще не отошел от обильного инсульта коммунистической морали. Но нам придется в нем жить и проживать эту жизни максимально весело, полезно и достойно!
- Слышь, Склифосовский! А ну гони нормальный тост, пока я не уснула! - взбунтовалась Вика, залезла на стул и прокричала что-то про наркотики, музыку и половые связи. Когда все улеглось, я вздохнул, окрестил себя занудой, который даже на выпускном умудрился прикинуться пастырем, и продолжил:
- Давайте выпьем за то, чтобы мы всегда видели свой путь, чтобы мы знали, где нужно просто остановиться и закрыть глаза, и чтобы чувствовали, что путь каждого из нас бесконечен и в каждом его отрезке нас ждет счастье, которое нужно лишь увидеть, разглядеть среди серых пустых дней. Среди обмана, фальши, предательства. Здоровья и любви всем вам! За начало новой удивительной жизни!
Вот теперь, дождавшись желаемого результата, толпа с ликованием сдвинула бокалы. Словно провожая в последний путь долгие бесцельно прожитые школьные годы. Словно откидывая занудный и надоевший многолетний груз, к которому еще не раз каждый из них вернется в памяти с улыбкой или сожалением. Пришла пора попытаться повзрослеть в мире, где взрослых считают странными или обзывают учителями.
Перед тем как осушить свой бокал, мой взгляд остановился на Яне, и сердце от радости екнуло, прыгнуло в горло, сжалось мучительно приятной и знакомой болью. Нас разделял стол с едой и напитками. Она не видела моего взгляда. Она что-то говорит Марте и искрится своей теплой, любимой мною улыбкой. Ее глаза светятся сейчас изнутри. Ее смех звучит для меня чем-то родным и знакомым, чем-то очень ласковым и заставляющим что-то в моей груди подпрыгнуть и сжаться, заставить дышать чаще и живее. С тобой я чувствую себя живым, потому что люблю. И я так хочу любить тебя дальше и дальше, без предела, преодолевая скандалы и ссоры, болезни и семейную жизнь, бесконечное возбуждение и покой этого волшебного мира... Ты так прекрасна...
- Даже не верится, - сказал Беля, возвращая пустой бокал на стол. Вместе с бокалом вернулся в здесь и сейчас и я. Большая комната с массой веселого народа и большими перспективами на ночь. - Выпускной! Закончился огромный этап жизни. Изнасилование длиной в одиннадцать лет. Сколько всего произошло! Блин! Думать страшно.
- Да, Беля. Мы пришли в школу, когда еще даже не подозревали, как дети делаются, что такое пьянка, дружба, депрессия, весна... Ну, что такое весна мы, конечно, знали. Зато гормоны еще не вызывали стояков по утрам и горячего порно во сне.
- А самое страшное - мы теперь все это знаем, но понятия не имеем, что дальше.
- Понятия иметь не надо! - усмехнулся я. - Но ты прав. Сегодня в глазах есть все, кроме уверенности в надежности грядущего. Но все будет хорошо, куда бы каждый из нас ни шел!
- Это в хиромантии своей увидел такое? - Беля долил алой жидкости в бокалы. Кто-то, последовав примеру Вики, произносил тост, стоя на стуле и опасно раскачиваясь, но мы его прослушали.
- Да нет, Беля. Это мое искреннее желание - чтобы все мы нашли свое счастье!
- Эй, счастье! Давай-ка мы с тобой лучше выпьем!
- Давай.
- Хорошее вино.
- Ну еще бы! Ты помнишь, сколько бабок мы скидывали?
- Месячная зарплата... - кивнул я с досадой. - Я ж столько не выпью!
Многие из нас уже пробовали подрабатывать кто где. Я успел получить опыт на стройках и в мелких компаниях, но интереснее всего мне было консультировать людей в психологии, НЛП и хиромантии, которые я серьезно исследовал уже пятый год. Выпускной ударил по карману, ведь у родителей я просить не хотел и тратил свои кровные, живя один в своей просторной квартире. Мама с сестрой давно уехали в Италию и не планировали возвращаться, а папа давно погрузился в другую семью.
Мы снова наполнили бокалы и, неспешно потягивая вино, начали молча наблюдать за происходящим вокруг. За столами осталось человек двадцать, остальные дымили где-то на улице. Некурящие о чем-то беседовали, смеялись. Яна с Викой пили на брудершафт. Одноклассники развлекались. Иван залез на стол и танцевал стриптиз, расталкивая босыми ногами посуду, которую не успели вовремя убрать. Сергей пошловатыми шутками подбадривал его. Девчонки заразительно хохотали. Лишь Лена, которая была, мягко говоря, неравнодушна к Ване, осталась в стороне, ревнивым взглядом окидывая толпу возбужденных самок у стола.
Алена грустила в углу в компании какого-то парня. Ей нравился Беля. Беля встречался с Викой. Алене приходилось ограничиваться остренькими взглядами и безобидным флиртом. Ох уж мне эта Санта-Барбара, блин! Никакого покоя с паршивыми школьными влюбленностями! Люди вон уже специалистами в разных областях на благо человечества скоро станут, а в голове по-прежнему нерешенные вопросы детсадовских травм и юношеских прыщавых стратегий.
Женя с Васей что-то оживленно обсуждали, прихлебывая вино, ожесточенно жестикулируя и делая вид, будто секс сегодня их вовсе не волнует. Похоже, что они действовали по старой схеме, которая отлично работает в автобусных поездках, когда все пьют, но находится один умный человек, наотрез отказывающийся от спиртного. Через час уже весь автобус уговаривает его выпить. Чуть поломавшись, приходится согласиться напиться за чужой счет. Еще мне вспомнился 'Американский пирог' заокеанских сценаристов с явными сексуальными наклонностями. Определенные ассоциации с этим фильмом все это действо под страшным и мистическим названием 'Выпускной' навеивало.
Какая-то ожесточенная душа Нижнего мира без предупреждения врубила колонки на полную мощность. По иронии один из источников звука оказался рядом с нами.
Мы спасем с тобой мир
От недостатка людей,
Если изъездим до дыр
Презерватив и постель.
Сорвем пружины с петель
От чрезмерной нагрузки.
Жаль, что в жару и в метель
С тобою знойно, но пусто...
Я люблю тебя! Грустно.
Я ненавижу. Мы вместе.
И впереди смутно, тускло.
Давай хоть раз, но без мести.
Я пожирал взглядом Яну. Она была прекрасна. Она ничуть не изменилась за год. Я обожал ее. Я хотел ее. Я хотел быть с ней рядом, настолько непростительно близко, чтоб уже нечего было терять. За эти короткие, в сущности, годы нас с этой девушкой связывало так много, что я не знал, как вместить это много в истерзанную свою пьяную грудь. Чувства, тщательно скрываемые и откладываемые, старательно забываемые где-нибудь вне дома, как котенка-подкидыша, извержением вулкана, горячей гормональной шипучкой из памяти и возбуждения хлынули в нестабильное и изменчивое такое мое сейчас.
Вот так вот и наркоманы - годами держатся, убеждают себя, плачут, смеются, ходят к психотерапевтам и на группы реабилитации. В один прекрасный миг я сорвался. И теперь воспарю к звездам или догорю до конца, забыв все философии, стерев из памяти людей, которым дорог, оставив только наркотик и себя. Хотя с веществом безопасно - оно в твоей безраздельной власти. Можно сделать с ним все, что хочешь, когда хочешь и сколько хочешь. Это такая всегда взаимная и безотказная любовь. А вот с человеком - страшно. Ведь он тоже умеет своенравно хотеть и жаждет контроля. Все мы наркоманы. Я сорвался. Может быть, ради таких вот срывов и стоит жить, когда во всем остальном приходят разочарование и пустота? А может, и не быть...
Мой личный кармический наркотик почувствовала мой взгляд и приняла вызов. Мы играли в гляделки. Наше любимое развлечение. Меня и ее долгожданное тело разделял стол, но даже с такого сокрушительно большого расстояния я видел чудесный манящий свет ее глаз, чувствовал их вызов и страх, страсть и надежду, пульсацию феромонов в облаке легкого безумия и трезвого рационального расчета.
Разве это так сложно -
Сойти с ума от оргазма?
Разве это возможно -
Быть для одной самым страстным?
Я уступил и посмотрел в сторону, так и не разрешив себе снова взглянуть на нее. Внутри чутким холодком царапал пожар. Лена уже сидела на коленях у Ивана. Музыка отошла на второй план. Белецкий наливает очередную дозу по бокалам и с интересом таращится на меня. Благо, что молчит!
Я уступил. Ты опасна.
Уйти хотел. Но куда?
Жаль, лишь в постели ты властна.
Ты лишь в постели звезда.
Снег. Зима. Прошло полгода с того ужаса, с той боли, что сожгла нас обоих. Виноват был я, спору нет. И я знал, на что иду, хотя со временем уверенности в своей правоте растерял изрядно. Я сам столкнул в пропасть свою любовь, ради которой жил. Остались лишь песни и незаконченные книги. Строки нетленны... Интересно, что происходит со строками, что раскаленным жалом выгравированы на сердце после того, как сердце сгнивает или разбивается?
С тобою пусто и знойно.
Ты, как всегда, безотказна.
Мне безопасно, спокойно.
Ты, как всегда, не согласна...
- Смотри! - толкнул меня в бок Беля. Я повернулся к двери и обомлел. Там стояли двое - Даша и Пух. У обоих на лицах читалась созидательная усталость и в меру успешно скрываемая радость. Пух увидел меня и подмигнул.
- Вот так вот, - обрадовался я.
- Ты поработал, нейро-херо-пара-хиромант? - поинтересовался Беля.
- Вот ведь и тебе всего доброго и не без вазелина, дружище! - хмыкнул я. - Да нет. Он всего сам добился!
От этих слов мне стало еще лучше, еще теплее. Пухов, Пухов! Говорил же тебе, что ритуал освобождения, проведенный в лесу возле такси по дороге на выпускной, имеет тройной магический эффект!
- Здорово! - Козюлька неожиданно возник рядом. Звали его Егором, но вот Козюлька - производное от фамилии, звучало привычнее и забавнее. Вот и приклеилось прозвище. - Чего раньше не подъехал?
- Боялся накушаться раньше вас, - пошутил я. - А у вас тут что-то интересное случилось?
- Да ничего, - пожал плечами Егор-Козюлька. - Вон, с Сергеем девушек кадрим, - Сергей, пьяный до чертиков, якобы случайно запустил руку под короткую юбку Саши. И получил по заслугам.
- Ты нас с Белей тоже заарканить решил? - поднял брови я в насмешливом ужасе. Даша сидела рядом с Пухом за столом в нескольких метрах от нас и о чем-то оживленно говорила, улыбалась. Беля, задумавшись или изрядно захмелев, не участвовал в разговоре. Саша передумала и, усевшись на Сергея, делала ему искусственное дыханье.
- Не-е-ет! - протянул Егор. Яна с Викой и Мартой в очередной раз пили на брудершафт, используя какую-то таинственную, одним им известную женскую магию выпускного. - Спасибо за предложение, конечно, - Егор смущенно улыбнулся. - Я сейчас пойду выпью для храбрости, а потом обязательно поговорим на эту тему! - парень удалился. Я посмеивался еще долго. Смешной парень, что ни говори!
- Пойдем курить! - предложил я притихшему Беле.
- Пойдем, - под классику в лице Smells Like Teen Spirit мы вышли.
Думаю, ближе к утру все будут курить в доме. Но еще не вечер. Мы вышли на крыльцо. Дождь лишь усилился. Теперь за серой пеленой в ночной тьме с трудом угадывалась ровная цепочка придорожных фонарей. Глухой стук тысяч, сотен тысяч капель сливался в приятный монотонный шум. Все было так, как должно было быть. Все было прекрасно. Никаких мыслей. Лишь наслаждение и веселье. И щепотка любви.
- Андрей, блин! Дай я тебя поцелую! - Вика оставила на моей гладко выбритой щеке остатки яркой помады. - Мы дружим с тобой с шестого класса!
- Точно! Вот и закончилась школа! А мы все равно вместе! - вслух обрадовался я. Правда, радовался я, откровенно говоря, кое-чему другому.
- Ага... Мы так давно не были втроем... - рассмеялась Марта. Старый прикол. Не были втроем. Втроем мы с вами, девушки, и так пока не были! Но все когда-то бывает впервые, ведь так?
На крыльце появилась Яна.
- Отдай мне Андрея, - потребовала она.
- Присоединяйся! Нам как раз третий нужен. Ведь мы так давно не были втроем... - эротично поманила ее Вика.
Солнышко расхохоталась и пришла в себя лишь в конце моей первой сигареты. Этот прикол от ее двояко понимаемого выражения пошел. Все уже покинули нас под предлогом того, что холодно. Было на самом деле прохладно. Дождь с каждой минутой лишь усиливался.
- Помнишь, как мы встретились под дождем? - спросила Яна, закуривая.
- Да. Как сейчас помню, вы с Мартой топаете босиком по лужам возле Немиги...
- Мы встретились и поехали ко мне домой. И выпили, - продолжала ностальгировать Солнышко. - И у меня, конечно, развязался язык...
- И меня сильно задело то, что ты рассказала тогда о своем романе на отдыхе.
- Как давно это было, - Яна подошла ко мне и заглянула в глаза. - А ты все помнишь.
- И ты помнишь. Это было здорово. На самом деле.
- Все это время мне тебя не хватало, - она смотрела. Все глубже и глубже смотрела, проникая в меня, пуская щупальца тепла и откровенности в самое сердце. И в этом месте я сломался. Я разом проклял все свои увлечения во главе с хиромантией и психологией. Они разлучили меня с этим чудесным замечательным существом...
- Мне тебя тоже. Прости меня за все мои глупости, - глубже, и глубже, и глубже. И не было предела этой глубине. Две предназначенные друг другу души наконец воссоединились, и весь выпускной, со всем его бесшабашным безумием, пошлостью и пьянством, показался мне самым светлым и легким местом на земле. Промокшая веранда вмиг превратилась в колыбель тепла из тонко вибрирующих и поющих в унисон сердец.
- А я снова вернулся! - воскликнул Беля. Наши взгляды разошлись, волшебство испугалось такого резкого обращения и спряталось снова под панцирь грудной клетки. Казалось, ей мучительно хотелось сказать еще что-то. Что-то очень важное...
- Приходи, - игриво шепнула мне на ухо Яна и удалилась, виляя самой замечательно попой в мире. Досадно. Беля достал сигарету и пустил в ночную скользкую воду сноп тающего дыма.
- Что случилось, пока вы сюда ехали? - внезапно спросил он. Мысли читает, сволочь. А что на самом деле случилось-то? Рай или ад? Нечто среднее, и не хорошее, и не плохое. Ведь прошлому сложно придавать какие-то значения. Оно просто есть. И его не изменить. А вот прорыв прошлого в настоящее - это, наверное, плохо. Хотя завтра настоящее тоже станет прошлым. Тем более никогда ведь не знаешь наверняка, что наступит раньше: следующее утро, просроченные чувства или следующая жизнь. Станет ли будущее, светлое и прекрасное, настоящим? Поток неразделимых, разных, неудержимых чувств эхом от Белиного вопроса пронесся по телу и стих.
- Мы с Яной снова вместе, - не сразу ответил я.
- Е-Е-Е! - заорал Беля, шуганув своим криком Пуха, вынырнувшего из входной двери.
- Чего орешь? - спросил он. Впрочем, совершенно беззлобно.
- Андрей с Яной! Наконец!
- Поздравляю! - расцвел Пух. Это было искренне, и это меня задело. Задело той болью, которая просыпается, когда то, в чем ты сам сомневаешься, хвалят и боготворят. Люди пугаются искренности, откровенности и доверия, даже если убеждают себя, что всей душой желают получить все это. В наше время быть искренним тяжко. Такой человек рискует стать одиноким. К горлу подкатывает колючий плотный ком.
Беля с Пухом, обнявшись, прыгают и орут 'Е-Е-Е', что переводится на русский как 'я очень рад и все такое'. Я криво ухмыльнулся, выкинул только что начатую сигарету, хлопнул Пуха по плечу и удалился в тепло и гомон коттеджа.
- Спасибо, - донесся из-за спины голос друга.
Я ничего не сделал. Ты всего добился сам, Пух.
Но не было сил отвечать или даже улыбнуться. Я просто кивнул.
Ближайшая ванная комната, на удивление, оказалась свободна. В мусорной корзине уже покоилась парочка величайших достижений нашей цивилизации из латекса. Видимо, все, кому было нужно, уже удовлетворились, а менее страстные субъекты растянули прелюдию и успели добраться до ближайших комнат.
Плеснув в лицо холодной водой, я долго и пристально глядел в зеркало. Говорят, если смотреть в него долго, начинаются галлюцинации. Кажется, что лицо преображается и губы искажает дьявольски страшная улыбка, а в глазах вспыхивает адский металлический огонь. Дьявол, тебе не осталось места среди ангелов? Может быть, ты хотел быть честным с самим собой? Или просто не принял тех условий, которые предоставил тебе мир? Отражение поплыло и обросло новыми контурами и оттенками, но я не увидел ничего страшного. Просто в глазах появился горький привкус вины и стыда. Я сместил свой взгляд с зеркала на свои влажные ладони.
Линия сердца по-прежнему напоминала психоделический кошмар злостного плотника. Несколько новых черточек шептали мне о грядущей лавине любовных чувств. Но был в этот период и сумбур, боль, застой, упадок. Порезы, полученные сегодня после выпускного, добавляли неопределенную долю хаоса в мою и без того неспокойную жизнь.
Я зло одернул себя. Не хочу больше страдать этим! Не желаю, чтобы жалкие черточки на ладонях позволяли разрывать отношения и сжигать мосты вместе с прикованной к ним страстью. Пусть будет так, как будет! Великое знание налагает великие печали. Особенно если это великое знание - лишь дилетантские пробы сомнительной древней традиции!
Я уже успел вытереться и направлялся к двери, когда зазвонил мобильник. Блин, забыл выключить. На отдыхе телефон - это лишнее. На дисплее светились три буквы женского имени. Самого значимого и желанного для меня во Вселенной женского имени.
- Возвращайся ко мне! - теперь это были оттенки тревожного ожидания.
- Уже в пути, дорогая! Прости меня...
Она замялась. Подумала пару секунд о чем-то своем.
- Как ты смотришь на то, чтобы выпить на брудершафт? - наконец отзывается она.
- Я хочу тебя, - дрожь возбуждения, немого томления каждой клеточки моего тела смешалась со страхом вновь найти ту мечту, которая однажды сбылась. Я боюсь потерять контроль, потеряться в бесконечном экстазе, слиться с этой женщиной и упиваться сладостью грез о семье и детях от этого светлого, веселого, такого мудрого и непостижимого существа... Я никогда не мог ее по-настоящему разлюбить. В любой девушке я искал новую старую Яну.
- Я жду тебя.
В дверь постучали. Я некоторое время помялся, вытирая порезанные днем руки и пробуя послевкусие от разговора в теле.
- Гормонов на эту девушку ты явно не жалеешь! - пожурил я свое тело. Живот ответил голодным бурчанием. Я усмехнулся и вышел в буйство музыки и сумасшедших совершеннолетних детей.