Ах ты, гада! - с упрёком говорит дед Безуглов, шагающий несколько нетвёрдой поступью чуть позади своей бурой с большим белым пятном на правом боку коровы. Раньше за коровами ходил его сын, я его помню, он был старше меня лет на шесть-семь, мы учились в одной школе, я каждый день видел его вечером на пригорке над кладбищем. Там, с западной стороны была небольшая впадина и, полукругом, словно какие-то доисторические позвонки, из травы торчали серо-белые гладкие камни. Идеальное место для костра, который там и разводили с незапамятных времён поколения подростков, ждущих появления из-за домишек Кирпичного посёлка своей скотины. Там, сидя на этих белых камнях, играли в карты, рассказывали анекдоты, пили с оглядкой стянутое кем-нибудь у родителей вино (тогда подросткам вино не продавали, нигде, никто), покуривали с взрослым видом, а мы, мелочь пузатая, вились вокруг и внимали, или играли в ножички рядом. Потом я немного подрос, а сын деда Безуглова (хотя, тогда-то его вряд ли можно было назвать дедом) окончил школу и ушёл в армию, а за коровой стала приходить его мать, я плохо её помню - у женщин было своё место ожидания, от нас довольно далеко. А потом из Афганистана привезли запаянный гроб, и пацаны говорили, что даже стреляли в воздух из автоматов солдаты его сопровождавшие. Потом за коровой стал приходить уже дед Безуглов, - потому что жена его умерла; а потом по посёлку поползли слухи, что гроб был пустой, и сын деда Безуглова не погиб смертью храбрых, а сдался в плен и принял ихнюю веру и живёт там в каком-то кишлаке. Это обсуждалось всеми, кто ждал стадо между Кирпичным и кладбищем, а когда подходил дед Безуглов, сутулый и пьяненький, мужики здоровались с ним за руку, женщины желали доброго вечера, и заговаривали о том, что когда же дождь, наконец, пойдёт, вся трава посохла.
И дед Безуглов стоял со всеми, потом находил в появившемся наконец стаде свою корову и горько упрекал её:
- Што ж ты, курвишша?- замахиваясь на неё палкой. Курвишша оглядывалась на него виновато, и от взгляда её больших тёмно-тёмно синих глаз палка опускалась, дед подходил ближе, гладил круглый лоснящийся бок.
- Ну, пошли, пошли до дому.
И они шли до дому. Деду Безуглову хотелось, чтоб был у неё телёнок, что молоко было, что-то себе, что-то продать, а телёнок, - он бойкий такой... Но его корова была яловая. А сдать её на бойню дед Безуглов не мог. Она одна у него осталась.