Аннотация: Юмористический рассказ о враче-еврее, попавшем на Чукотке в ураганный ветер южак.
Уважаемый читатель! Не ищи в этом коротком рассказе какого-то сюжета, идеи или, тем более, морали. Это всего лишь зарисовка того далекого места, где, возможно, ты никогда не бывал и, может быть, уже никогда не побываешь, но где живут по воле судьбы простые и такие уникальные люди. Как все, они работают, мечтают, радуются и огорчаются, любят и страдают. Этот рассказ, предназначен для отдыха твоему, уставшему за день, организму. А впрочем, здесь (в который раз!) снова о красоте природы Севера.
Южак.
Над поселком, вытянувшемуся узкой лентой вдоль южного берега глубоководной бухты всегда холодного моря, нависает сопка высотой около шестисот метров. В выходные дни короткого заполярного лета это одно из излюбленных мест отдыха многих жителей поселка. Вершину сопки венчает плоскогорье, с врезающимися в него с двух сторон, распадками, полого спускающимися к берегу моря. Незабываемое ощущение высоты и красоты не покидает тебя, стоящего на вершине. А ниже пролетают полярные птицы, и открывается глазам твоим неописуемая словами красота Крайнего Севера. И все, что ты несколько часов назад оставил там, внизу, кажется мелким, малозначащим и даже никчемным, к чему не хочется возвращаться снова. Здесь - только вечная Природа и ты --ее маленькое неповторимое смертное творение.
Плоскогорье имеет заметный на глаз подъем с общим направлением на юг. Километров через семь уклон сменяется снова резким подъемом. Природа как бы сотворила большую нерукотворную чашу. Периодически в этом естественном углублении местности происходит накопление огромных масс воздуха. По неизвестным мне причинам этот воздух всегда тяжелее того, который течет по краям природной впадины и даже над поверхностью воздушного озера.
Интересно, что "тяжелый" воздух в чаше образуется и летом, и зимой.
Периодически масса плотного воздуха какой-то неведомой силой выдавливается из чаши. И тогда она начинает переливаться через сопку и низвергаться на поселок. Продолжительность таких периодов не подчиняется никакой закономерности. Во всяком случае, ее пока никто не нашел. Многолетними наблюдениями доведено только, что в апреле и ноябре количество таких "выплескиваний" бывает раза в три больше, чем в остальные месяцы года. Такие дни у местного населения и у местных метеорологов называются южачными. В эти дни на поселок дует "ю ж а к" - ветер, который имеет свои особенности, каких нет больше нигде. И, если где-нибудь на материке, пусть даже за тысячи километров от Чукотки, вы случайно услышите из уст человека это слово, со стопроцентной гарантией утверждайте (а если хотите, заключайте беспроигрышное пари): человек проживает, проживал или бывал в самом глубоководном порту Северо-Востока России. Обратите внимание, с каким почтением произносится это собственное имя ветра: "Южак!"
Пожалуй, подобное почтение к ветру можно встретить только в Новороссийске, когда коренные жители говорят о бора. Но бора всегда дует количество дней, кратное трем. Южак же может продолжаться и несколько часов, и неделю. И ни один человек не может заранее точно предсказать ни время его начала, ни продолжительность. Южак может случиться в любой час суток. Он, как таинственный дикий и злобный зверь, поведение которого непредсказуемо. Зарождение ветра, если повезет, можно наблюдать.
Вдруг (и не как иначе!), вершина сопки начинает "куриться". Но совсем не так, как курится мирно дремлющий вулкан. Если дело происходит зимой, то смотрящий на сопку, сначала замечает как бы тоненькие снежные ручейки, которые начинают стекать с вершины. Первые ручейки немногочисленны и короткие. И всегда оканчиваются этаким игривым завитком. Постепенно число снежных ручейков увеличивается. Постепенно, но очень быстро. Через каких-нибудь минут пятнадцать-двадцать вершина сопки оказывается окутанной белой шевелящейся и уже устремившейся вниз по склону снежной массой. Но это не снежный обвал или лавина, хотя скорость снежных частиц в потоке такая же стремительная. Пройдет еще минут десять и снег, вперемешку с песком и камушками, несется по тундре у подножия сопки, а затем и по улицам поселка. Говорят с благоговением, почтением и страхом: "Начался южак!"
Скорость движения частиц пыли и снега в потоке настолько велика, что температура воздуха за считанные минуты может подниматься на десятки градусов. Например, с минус 47 по Цельсию до плюс 2 по этой же шкале. Летом колебания температуры воздуха менее ощутимы и поэтому не так заметны. Но зимой за считанные минуты пейзаж преображается на глазах. Только что сопка, тундра, улицы поселка, крыши домов, лед пресного озера в центре поселка и лед бухты были покрыты хорошим слоем чистого, рыхлого, недавно выпавшего снега. А уже минут через пять на продуваемых ветром местах от снега не остается и следа. Он согнан, словно дворником-великаном, во дворы, в овраги, к отвесным берегам острова Раутан, отделяющего четырнадцати километровую бухту от океана. Сметенный могущественной силой в укромные, затишные места, снег настолько уплотняется, что по нему спокойно, не проваливаясь, может ехать грузовая автомашина. А поверхность, только что лежавшая под слоем снега, горячим ветром с сопки так полируется, так блестит и так скользка, что на ней невозможно устоять.
Скорость ветра в центре потока достигает пятидесяти метров в секунду. Поверьте на слово, - это не так уж мало. Порыв ветра такой силы запросто валит с ног даже взрослого мужчину, плотного телосложения. Фотография человека, застигнутого на улице южаком и вынужденного двигаться навстречу ветру, поражает необычностью позы. Непосвященному просто непонятно, как может удерживаться без всяких подвесок тело, наклоненное к земле под углом в тридцать градусов. Фотография ведь не передает плотности, завывающего зверем, воздушного потока и его напора. Без специальных очков движение во время южака против ветра принципиально недопустимо. Лицо в считанные секунды будет иссечено песком и мелкой галькой, ими же будут забиты и незащищенные глаза.
Песок и снег проникают даже туда, куда, казалось бы, проникнуть никак нельзя. Ими оказываются забиты: пространство между остекленными и хорошо подогнанными рамами окон, почти герметичные кабины автомашин; все карманы одежды, даже те, которые есть у вас на пиджаке или рубашке под теплой, застегнутой на все пуговицы северной шубы-меховки из натурального меха. Не крепко завязанная дорогая меховая шапка будет в одно мгновение обязательно сорвана и унесена к острову, лежащему в четырнадцати километрах от берега. Пойди потом ее найди. Правда, бывают и более счастливые случаи. Унесенные шапки и другие элементы одежды иногда находят после очередного южака под домами, во дворах и в других самых порой неожиданных местах. Еще несколько дней после южака по поселковому радио или "из в уста" передаются объявления и сообщения о найденных вещах и где их можно получить без всякого вознаграждения. Случаев присвоения "чужого добра" здесь практически никогда не бывает. Каждый знает, что завтра он может оказаться сам жертвой стихии. Застрахованных от нее здесь нет.
Небольшие поселки Севера - это сохранившиеся еще, вопреки всему, до наших дней оазисы добрососедства, сочувствия, соучастия и сопереживания, готовности прийти на помощь, в океане человеческой отчужденности, непонимания, одиночества. Еще совсем недавно, как это, впрочем, было полстолетия назад в русских деревнях, здесь двери домов и квартир не запирались на замки. И расходные деньги лежали почти на самом видном месте. Сосед мог зайти к соседу, даже в его отсутствие, и взять нужную ему сумму в долг. Она затем обязательно возвращалась. Часто, тот, у кого брали деньги, узнавал о сумме только при ее возврате. Сейчас и на Севере положение сильно изменилось. К сожалению, не в лучшую сторону. Корысть давно проникла и за Полярный круг и сейчас уже регистрируются квартирные кражи по приисковым поселкам. Не северяне повинны в том.
С южаком связано много трагических случаев. Метеорологи стараются предупредить население поселка за несколько часов до ожидаемого наступления ветра. Но из-за крайне слабой изученности этого уникального узкоэндемичного природного явления, прогнозы часто не сбываются. Люди привыкают к неточной информации и теряют настороженность. Поэтому для многих южак бывает почти всегда неожиданным. Особенно часто бывают застигнутыми врасплох новички, те, кто приехал на Север недавно и впервые. Первая встреча с южаком оставляет всегда глубокий след в памяти, даже если она заканчивается благополучно.
С началом южака в поселке начинает работать специальный штаб. Принимаются меры по оказанию помощи попавшим в беду и по ликвидации последствий разрушения. На каждом предприятии и в учреждениях имеются планы обеспечения жизнедеятельности. Срочно развозятся по домам сотрудники, застигнутые южаком на работе. Одновременно доставляются из дома те, кто должен заступать на вахту в южачную пору. И, тем не менее, южак, особенно продолжительный и мощный, - всегда ЧП. И, как всякое ЧП, доставляет много хлопот и неприятностей. Случаются и совсем трагические случаи со смертельными исходами. Но мы условились: не будем сегодня о грустном.
Наиболее горячие радикальные умы всерьез предлагали множество, технически обоснованных, проектов избавления от южака. Однажды даже обсуждался проект разрушения с помощью взрывов сопки, с которой всегда на поселок обрушивается уникальный ветер. Всем этим проектам не суждено было воплотиться в реальность. А сейчас из-за недостатка средств они даже не рассматриваются. И, слава Богу!
Природа мудра и без наших умствований. Оказалось, если бы в июне не было бы южака, то неизвестно было бы и время первого прихода в порт транспортных судов, т.е. время открытия навигации. Только такая мощная стихийная сила, как южак, способна за считанные часы очистить акваторию порта от мощного льда и отогнать его далеко в море, тем самым, освободив проход для судов. А льды здесь бывали такие, с которыми не всегда справлялись наши мощные ледоколы. Правда, поговаривают, что скоро в Арктике нельзя будет отыскать приличную паковую льдину.
С южаками связаны и комические случаи, которые происходят иногда с северянами, какой бы они национальности не были. Но в анекдотах почему-то несправедливо фигурируют только аборигены чукотского края...
Одна контора должна была завтра утром передать в областной центр какую-то очень важную и очень срочную информацию, без которой жизнь, по крайней мере, в масштабах области вполне могла быть парализована. Во всяком случае, тон, которым требовалась информация, заставлял думать о ее чрезвычайной важности и внушал трепетное почтение у тех, кто обязан был обеспечить ее подготовку и своевременную отправку. Разумеется, начальник конторы поручил выполнение срочного задания самому опытному своему сотруднику и, снабдив его всем необходимым для успешной работы, тут же отправил надежду и опору конторы, в домашний уют и тишину. Домашний уют, правда, ограничивался старым диваном, таким же старым многофункциональным столом и еще более древним черно-белым телевизором. Весь этот типовой набор достался "в наследство" от того, кто здесь жил до прибытия замены. На Севере такое наследование старых вещей - весьма распространенное явление.
Контору и "уют" разделяли каких-то несколько десятков метров открытой тундровой местности.
Самый опытный сотрудник, не теряя времени, засел за выполнение ответственного, а потому вдвойне почетного, задания. И, не смыкая глаз, проработал всю ночь
А под самое утро над поселком разыгрался южак.
Под завывание ветра за стенами благоустроенной квартиры добросовестный сотрудник закончил последние расчеты и, когда до выхода на связь с областным начальством оставалось минут сорок, сообщил по телефону своему начальнику радостную весть: "работа успешно завершена; выхожу" В кабинете начальника конторы собрались самые преданные делу сотрудники, сумевшие самостоятельно добраться до работы, вопреки южаку. Родина, в лице непосредственного начальника, обычно, такие подвиги не забывала, подтверждая свою память несколькими десятками рублей премиальных в конце квартала.
От дома, в котором проживал свершивший за одну ночь "трудовой подвиг" сотрудник, до конторы, куда теперь оставалось доставить полученные с таким трудом данные, даже по меркам материка, было совсем близко. Не больше ста метров. Но это были метры на встречу, не на шутку разгулявшемуся, южаку.
Человек, держась за сваи, на которых в здешних местах построено все многоэтажное жилье, высунул замотанную в шарф поверх шапки голову. В специальные очки, которыми были защищены его глаза и лоб, ударил мощный заряд со снегом, песком и мелким щебнем. Ослепленный человек, отвернувшись от ветра, кое-как очистил очки одной рукой. В другой он крепко стискивал какой-то пакет, свернутый в трубку. Но надо было еще и держаться как-то за стену дома, чтобы не оказаться распластанным на земле. Смельчак, рискнувший бороться с южаком, поспешил засунуть пакет в казалось бездонный карман шубы и теперь сделал новую, более уверенную и подготовленную, попытку оказаться на той стороне дома, которая находилась как раз напротив окон конторы. Сквозь оттаявшее во время южака оконное стекло ему видны были ободряющие жесты сотрудников. К сожалению, ничем другим они сейчас ему помочь не могли, даже если бы и очень захотели. Двери гаража, в котором стояла единственная машина конторы, были наглухо запечатаны огромным сугробом спрессованного ветром снега. Открыть их до окончания южака не было никакой возможности. Да человек на улице и не рассчитывал ни на чью помощь. Он не был новичком на Севере и правильно оценивал ситуацию. С большим трудом ему удалось добраться до того угла дома, от которого предстояло сделать последний рывок через открытое пространство тундры. Ему даже удалось на какое-то мгновение "отклеиться" от стены дома, к которой его прижимал, разъяренный упрямством сопротивлявшегося, ветер. Но новый порыв снова распластал человека по наветренной стене.
Время, между тем, шло своим чередом, неумолимо приближая конечный срок радиосеанса связи с областным центром. И человек понимал, что там, за полторы тысячи километров, какие-то ссылки на мифический южак, как на главную причину задержки в передаче информации, всем покажутся даже не смехотворными. Такая причина там будет истолкована, как циничная насмешка. А начальство насмешек, тем более циничных, в свой адрес со стороны подчиненных не переносит и не приемлет. Оргвыводы последуют незамедлительно и неизбежно.
Подобные мысли сверлили и мозг тех, кто сейчас наблюдал за борьбой человека со стихией из окна конторы, находясь в тепле, и с тревогой посматривая на часы. Они тоже были опытными чиновниками.
И человек на южаке принял в сложившейся ситуации единственно правильное решение. Он встал на четвереньки и, цепляясь за какие-то ему одному видимые шероховатости поверхности начал очень медленно, но уверено, преодолевать злополучные метры. Усилия не пропали даром. Метр за метром, где на четвереньках, а где и ползком на животе, он приближался к цели. Все его внимание было сосредоточено на оставшемся отрезке пути. И, конечно же, он не мог видеть и даже ощутить тот момент, когда с очередным порывом ветра из кармана его шубы вылетел какой-то продолговатый предмет, имевший вид трубки. Предмет бесследно исчез в сплошном снежно-пылевом хаосе. Все произошло так быстро, что даже те, кто видел эту сцену из окна конторы, не успели осознать и оценить происшедшее. И только, когда объединенными усилиями удалось кое-как с огромным трудом втащить в чуть приоткрывшуюся дверь вконец измученного неравной борьбой, но полного счастья от до конца исполненного долга, человека, дошел смысл происшедшего. Сначала он дошел до сознания тех, кто все время был внутри помещения. Видя судорожные поиски в карманах, набитых песком и снегом, того, который только что был снаружи, встретившие его в начале с восторгом, теперь только вспомнили о том мгновении, когда они видели что-то выпорхнувшее из шубы и тут же исчезнувшее.
Да! То была та самая информация, над которой человек трудился всю бессонную ночь и которую уже ждали те, кто сейчас, засоряя эфир недипломатическими выражениями, вызывал на связь заснеженный поселок на берегу другого океана.
А через два дня пришла радиограмма из областного центра...
Начальник конторы и его самый добросовестный и опытный сотрудник приказом по Главку были освобождены от занимаемых должностей, переведены на нижеоплачиваемые ставки с последующим увольнением по истечению срока трудового договора.
Сюжет следующего комического эпизода я слышал, по меньшей мере, раз десять в различных местах нашей большой страны. Но искренне верю, первоисточник его находится за Полярным кругом.
Стояла полярная ночь. И хотя по часам было только около двух часов дня, лица прохожих на расстоянии нескольких метров различались с трудом.
Зоя Беньевна - комендант общежития рабочих строительно-монтажного управления, только что прослушала по всегда включенному городскому радио штормовое предупреждение местной метеослужбы: ожидается южак. Минут через десять-пятнадцать мимо общежития пройдет рейсовый автобус, которым она ежедневно возвращалась к себе домой, в поселок автобазы, расположенный в пяти километрах от города, по дороге в аэропорт. Если она успеет сесть в этот автобус, то еще может быть дома до того, как разыграется снежная буря. А следующий рейс только через полтора часа. Но он, скорее всего, не состоится из-за южака.
Наскоро одевшись, закрыв свой кабинет и отдав последние распоряжения остающейся на суточном дежурстве горничной, Зоя Беньевна выскочила из подъезда. Ветер заметно крепчал. До автобусной остановки было метров сто двадцать. Вдалеке на дороге уже виднелись зажженные фары приближающейся автомашины. "Вероятно, это и есть мой автобус" - справедливо решила женщина и ускорила шаг. Боковым зрением она успела увидеть, как из-за угла здания общежития вынырнула фигура крупного мужчины. Их разделяло расстояние метров в двадцать. И хотя случаи ограбления в этом северном городке исключительно редки и за последние десять лет число их умещалось на пальцах одной руки, Зою Беньевну все же охватила тревога. Она не знала милицейскую местную статистику. На Севере она была новичком. Приехала сюда с дочерью только прошлой осенью, когда ее муж, приглашенный другом на заработки в Заполярье полтора года назад, подыскал жене подходящую работу. В подмосковном городе, где семья жила до приезда на Чукотку, ежедневные ограбления были такими же частыми и привычными, как электрички, носящиеся по маршруту Москва - Монино
Самым распространенным видом ограбления зимой было похищение меховых шапок. А на голове Зои Беньевны сейчас красовалась великолепная песцовая шапка, только что купленная по случаю первой северной надбавки к зарплате. К тому же, сегодня был день получения зарплаты и в ее хозяйственной сумке лежала довольно приличная сумма наличными рублями, курс которых в те времена приравнивался, как нас уверяли, к курсу доллара.
Зоя Беньевна с быстрого шага перешла на бег трусцой. Несколько излишний собственный вес и теплая зимняя северная одежда не позволяли ей развить большую скорость, но и той, которую она достигла, по ее расчету было достаточно, чтобы успеть на остановку вместе с приближающимся автобусом.
И расчет ее оказался верным. Она уже поравнялась с открытыми задними дверями, готовясь с разбега вскочить в автобус, когда, неожиданно поскользнувшись, упала на спину и в таком положении продолжала движение теперь к передним дверям.
Почти одновременно с Зоей Беньевной достиг автобуса и ее "преследователь". Но его постигла та же участь. Он тоже поскользнулся и упал на том же самом злополучном месте.
Скользя лицом вверх по ледяной дорожке, которая всегда зимой образуется на остановках и которую никто никогда не посыпает песком, Зоя Беньевна уголком правого глаза видела, что рядом с ней скользит меховая шапка, вероятно соскочившая с ее головы при падении. Каким-то неимоверным, не свойственным ее весу и возрасту, движением, Зоя Беньевна мгновенно перевела свое тело из положения "лежа на спине" в положение "стоя", успев при этом еще захватить с земли и напялить на голову шапку. Доля секунды - и она уже была в салоне автобуса. Захлопнувшаяся тут же дверь отделила ее от темноты улицы и от надвигающегося южака. Тяжело дыша, она плюхнулась на свободное сиденье. Оглянувшись на заднюю дверь автобуса, поняла, что "преследователь" остался на улице.
Немногочисленные пассажиры полупустого автобуса почему-то все странно улыбались.
Минут через двадцать Зоя Беньевна вышла на остановке, а еще через пять минут давила на звонок своей квартиры.
Муж, открыв дверь, тоже почему-то уставился на нее нелепым взглядом, а потом осклабился непонятной ухмылкой.
Зоя Беньевна, еще не сняв шубы, захлебывающимся от пережитого волнения голосом, начала рассказывать, как она чуть не стала жертвой разбойного нападения и чуть не лишилась дорогой новой шапки.
"Да, уж!" - только и смог сквозь ехидный смех выдавить муж. "Тебя ограбишь!"
И тут Зоя Беньевна увидела себя в зеркале, висевшем в коридоре рядом с вешалкой. Над испуганным раскрасневшимся лунообразным лицом, которое смотрело из зеркала, возвышалось какое-то нагромождение из двух шапок: нижняя была песцовая и по-праву принадлежала ей, а верхняя - пыжиковая - и тоже совсем новая, появилась здесь неизвестно как. И тут только до сознания Зои Беньевны дошел смысл происшедшего.
А на следующий день, кода погода успокоилась, по городскому радио диктор прочитал объявление: "Мужчина, потерявший вчера во время южака пыжиковую шапку на остановке у общежития СМУ, может обратиться к коменданту общежития".
Макс Ефимович Клугман,- врач-профпатолог центральной районной больницы приехал на Чукотку из Москвы с молодой красивой женой и двумя дочерьми два года назад и повадки южака знал уже хорошо. Будучи от природы осторожным человеком, он, как только услышал по радио штормовое предупреждение, первым делом закончил прием больных: на остававшихся двух пациентов ему хватило двух минут. Это были т.н. "вторичные" больные. Профессиональный анамнез их ему был давно знаком. А направление в специализированное отделение областной клинической больницы он успеет написать и завтра. Тем более, что рейсовый самолет в областной центр будет только через два дня. По опыту он знал, что эти два дня больные, приехавшие в районную больницу из отдаленного поселка приисковиков за направлением в область, без сомнения, все равно будут пьянствовать в гостинице райцентра. Такова уж сила привычки и традиции.
Покончив с работой, Макс Ефимович выскочил в серые сумерки полярной ночи. Квартира, где он жил, находилась на другом берегу пресноводного озера, почти напротив поликлиники, где он только что вел прием больных. Ему предстояло преодолеть каких-то метров пятьсот. Практически все население райцентра, когда ему требовалось преодолеть путь, по которому сейчас надо было пройти Максу Ефимовичу, делало это бессознательно и вполне естественным в суровую чукотскую зиму способом: по льду замерзшего еще в первых числах сентября, озера. Толщина льда в это время года здесь достигала более одного метра. На него без опасения садились при необходимости вертолеты северной санавиации. А для водителей автомашин работники местной автоинспекции устраивали на льду озера соревнования по фигурному вождению. Но доводы, которыми при этом руководствовались все, к Максу Ефимовичу отношения не имели. Когда-то, в далеком детстве, в родной ему Бессарабии, где родился и жил с родителями, где водоемы покрываются тонким льдом далеко не каждый год, он, по-детски радуясь появившемуся в ту зиму первому на его памяти более или менее устойчивому ледяному покрову, провалился и чуть не утонул в ставке, в котором, как говорили, воды было "воробью по колено". Пережитый в тот день страх, оставил неизгладимый след в его памяти. С тех пор он на лед уже не вставал никогда, даже на искусственный лед катков Москвы, где учился в институте и под которым, как известно каждому, лежит только земная твердь.
Осторожность доктора на Чукотке удесятерилась. И летом, и зимой он предпочитал ходить по коробам, - своеобразным сооружениям для прокладки сетей водоснабжения, канализации, отопления. Возвышаясь над топкой тундрой, короба служат для жителей всех северных поселков пешеходными тротуарами.
Короб, по которому сейчас предстояло идти Максу Ефимовичу, был вполне удобной бетонированной дорожкой шириной около полутора метров. Лишь, не до конца загнутые монтажные петли на плитах перекрытия, создавали определенную угрозу падения и травмирования. В одном месте, примерно на протяжении пятидесяти метров, короб поднимался на высоту до двух метров над поверхностью скованного льдом озера. В хорошую погоду здоровому человеку идти по такой дорожке - одно удовольствие. Но сейчас начинался южак, который запросто мог сдуть любого, оказавшегося в его потоке, и даже не заметить.
Прямо в лицо дул все усиливающийся ветер с песком и пылью. Они резко снижали зоркость и без того сильно близоруких глаз Макса Ефимовича, делая, по-сути, бесполезными его шестидиопртриевые очки.
Пока короб стлался почти по поверхности тундры, было еще терпимо. Но как только он взметнулся на высоту около двух метров, да еще надо льдом, тут уж самообладание окончательно покинуло доктора. А травмированное еще в детстве воображение, дорисовало создавшуюся ситуацию страшными последствиями. Под их впечатлением, Макс Ефимович лег ничком на бетонную плиту короба и, судорожно вцепившись в металл арматуры, приготовился принять мученическую смерть.
Оказавшийся минут через пять в этом месте случайный прохожий, увидел под ногами распластавшееся, наподобие распятия, грузное тело знакомого ему врача. Тот машинально повторял, как молитву: "Великий Боже! Спаси и пронеси! Не дай погибнуть единственному на всей Чукотке дипломированному профпатологу, прибывшему сюда из столицы всего лишь на три года, с надеждой скопить на приличную машину и дачу. Через год у меня закончится срок договора и я уберусь отсюда навсегда!"
Вероятно, его Бог как раз в это время пролетал над Чукоткой и сразу услышал молитву бедного еврея. Не мог Он оставить в беде представителя избранного им народа.
Прохожий с огромным трудом отодрал от короба парализованное страхом тело и через каких-нибудь десять минут втолкнул его в тепло благоустроенной квартиры в объятия молодой красивой жены.
Редкая в этих краях врачебная специальность была спасена и сохранена на радость сотням больных, приобретших на приисках Крайнего Северо-Востока вибрационную болезнь, силикоз, глухоту и прочее, именуемое медицинской наукой, как профессиональные болезни.
А через год, выполняя клятву, данную своему Богу, Макс Ефимович вместе с семьей покинул Чаун-Чукотку.
Пошли, Бог, ему и его семье здоровье, приличную машину и дачу...