Август в Крыму, что может быть прекраснее. Ласковый шелест прибоя, запах роз, терпкий аромат миндаля, солнце и голубая, бездонная синь особого крымского неба. Такого неба нет больше нигде на свете. Это отмечали все тонко чувствующие натуры. Иные натуры, кого тонко чувствовать Господь не сподобил всецело соглашались с первыми.
Сухие строки путеводителя сообщали читателю, что уровень промышленного производства на полуострове значительно вырос. Особо выделяли мастерские Севастопольского военного порта и Керченский металлургический завод. По понятным причинам путеводитель умалчивал о том, что в атмосфере большой секретности военное ведоство начало строительство двух аэропланных заводов. Один было решено построить в Симферополе, а второму суждено было появиться в Карасубазаре.
Основой сельского производства продолжало оставаться земледелие. На пашнях колосилась пшеница, цвели фруктовые сады, на виноградниках зрели сочные грозди винограда, благоухал знаменитый крымский табак, который по мнению знатоков, мог дать фору хоть турецкому, хоть табаку из далёкой Бразилии. Ароматный табак поступал на фабрику Стамболи откуда в гильзах папирос разлетался по всей России. День и ночь работали винодельни Губонина в Гурзуфе, Токмакова-Молоткова в Алуште, светлейшего князя Воронцова в Массандре. Бурлило и пенилось игристое вино на фабрике князя Голицина.
Как грибы после дождя росли гостиницы, пансионаты и лечебницы. Обустраивались набережные и парки. Ресторации предлагали посетителям комплексные обеды из 4-х блюд за весьма символическую по мнению их распорядителей плату. Всего -то по 1 руб. 25 коп. Легкий завтрак из 2-х блюд обходился отдыхающим в 40 коп. Господам и дамам, стеснённым в средствах рекламные афиши предлагали вкушать рыбные консервы товарищества Иосифа Кефели из Балаклавы за 25 копеек.
"Южный фасад империи", как именовали полуостров, жил своей особенной жизнью. Он стал похож на большую загородную дачу, куда летом съезжались представители высшего света, интеллигенция, коммерсанты всех рангов и мастей, дамы полусвета и журналисты дешёвых газетёнок в поисках пикантных подробностей, воры-карманники и прокуроры, студенты и курсистки. Крым манил и каждый здесь находил то, что искал.
Вилла "Афродита" утопала в зелени. Граф Максим Григорьевич Рымский пил кофе с миндальным печеньем на летней веранде своего ялтинского фамильного гнезда. После смерти батюшки генерала от кавалерии Григория Демидовича Рымского он, как единственный законный наследник вступил в права и второй год обживал этот дом. Матушка его скончалась при родах. Мальчика выростила бабушка по-отцу. Это была статная, величавая и невероятно красивая гречанка с острова Крит. Дед Максима Григорьевича привёз её из Греции. В ту давнюю пору он по зову горячего сердца отправился в далёкую Италию, где примкнул к отряду гаррибальдийцев. Молодой граф сражался против тирании и деспотизма за объединении Италии. Как долго бы он пробыл в рядах повстанцев теперь уже сказать трудно, потому что на пути ему встретилась красавица Эфталия, которая навсегда покорила пылкого графа. Он распрощался с собратьями по оружию и вернулся с молодой женой в Россию, где та в скором времени подарила ему сына.
Старый граф умер, овдовел сын. Эфталия, что в переводе с греческого означало "цветущая" взяла на себя заботу о маленьком внуке.
Она то и передала ему перед смертью ту силу, которой он теперь обладал.
Дело в том, что Эфталия была последней представительницей древнего рода греческих жрецов огня. Корни этого рода уходили далеко вглубь веков. Она бережно хранила знания, переданные ей матерью. Знания эти позволяли бороться с тёмными силами и подчинять их своей воле. На протяжении многих веков предки Эфталии в храмах Древней Греции вызывали духов Аида и Персефоны. Среди её предков была знаменитая ведьма Эрихто, к которой за советом обращался Помпей накануне битвы с Цезарем.
Бабка Эфталия не могла покинуть бренный мир не передав свои знания и силу родной крови. Обычно такие чары передавались по женской линии от матери дочери либо от бабушки внучке. Но внучки у старой некромантки не было и пришлось внести изменения в устоявшийся веками ритуал инициации. Так на свет появился новый посвящённый ведьмак-некромант граф Максим Рымский. Он получил в дар такой заряд энергии, который мог защитить, исцелить, а при необходимости и лишить жизни любого врага. Теперь он стоял вне миров. В нём жила СИЛА, которую он обрёл и с которой ему предстояло идти по жизни. Он стал владыкой на перекрёстке добра и зла. Книга Судеб уже написана. Он родился для того, чтобы стать тем кем стал. Выбора у него не было. Одно Максим знал твёрдо, что никогда, ни при каких обстоятельствах не станет стремиться к власти над другими людьми. Отныне он станет охотником. Охотником за энергией людей и нелюдей, которую будет использовать не во вред, а во благо.
Максиму Григорьевичу испонилось тридцать лет. Это был мужчина в полном расцвете сил, атлетического телосложения, ростом выше среднего, брюнет с правильными чертами лица, на котором выделялись искрящиеся лукавством василькового цвета глаза. Неуёмная энергия и тяга к опасным приключениям снискала ему славу отчаянного храбреца. Граф обладал недюженой физической силой, унаследованной им от предков по отцовской линии донских казаков.
Макс, как называли его близкие друзья, прекрасно фехтовал, метко стрелял из всех возможных видов стрелкового оружия и владел секретной техникой борьбы циу-дай, которой владели лишь тибетские монахи из ближнего круга Далай-ламы. Один из представителей этого закрытого сообщества тибетец Дамба сейчас обмахивал своего господина широким веером из павлиньего пера.
Во время похода в Тибет отец молодого графа командовал кавалерийским эскадроном. Выправка и удалая джигитовка русского офицера произвели неизгладимое впечатление на Далай-ламу и он в знак восхищения подарил ему одного из своих слуг. Подарок был с благодарностью принят. Отказать повелителю Тибета русский офицер не решился. Тем паче, что слуга-тибетец оказался смышленым малым и весьма расторопным.
Так в доме графов Рымских появился Дамба. За долгие годы он окончательно обрусел снаружи. Стал расчёсывать волосы на пробор, носил рубаху-косоворотку, подпоясанную тонким кожаным ремешком и смазанные дёгтем скрипучие сапоги. Он применял отборные ругательства и выучился пить залпом водку из гранёного стакана. От предложенной закуски всякий раз степенно отказывался и говорил, что после первой не закусывает, так как не приобрёл такой дурной привычки. Но в душе это был всё тот же тибетец, с острым внимательным взглядом, резкий в движениях и до последнего вздоха преданный своему хозяину. Азиат он и есть азиат.
На вилле "Афодита" кроме самого графа Рымского и его слуги-тибетца проживали ещё двое. Одним из постояльцев был Акакий Никандрович Переплюев мастер-оружейник из тульских мещан, слесарь, токарь и многое-многое прочее в одном весьма одутловатом лице. Лицо это, опухшее от очередного недельного запоя, сейчас виновато маячило в отдалении. Переплюев потный от усердия скрёб новенькой метёлкой дорожку, ведущую от ворот к парадной лестнице. Будучи подвержен распространённому в России недугу - пьянству, он тем не менее обладал невероятной смекалкой в купе с золотыми руками настоящего мастера своего дела.
Макс любил его, ценил за мастерство и великодушно прощал срывы. Характер у слесаря был покладистый. А то, что пьёт. Так кто в России-матушке не пьёт?
- Мы ж не пьём, а лечимся, Максим Григорьич,- оправдывался Переплюев. - Нашему брату мастеровому без энтово лекарства невозможно. Ни вздохнуть, ни охнуть. Организмы мои так устроены, растудыть их в карамысло. Смазка требуется постоянно. Сдаётся мне, что без неё весь изнутря ржой пойду. А ржа проклятущая и железо поедом ест. Куды там мои организмы! На что я тогда сгожуся? Вот то-то и оно. Поэты - культурные люди, но и те пьют горькую, Максим Григорьич.
Переплюев обычно заканчивал свою речь стихотворной цитатой. Стихов на удивление он знал превеликое множество. К чтению слесарь-самородок пристрастился с малолетства и полюбил поэзию всей душой:
Братья, рюмки наливайте!
Лейся через край вино!
Всё до капли выпивайте!
Осушайте в рюмках дно!
Вот то-то и оно,- глубокомысленно резюмировал обычно свои поэтические познания слесарь и задумчиво тяжело вздыхал. По всему было видно, что декламация стихов пробуждает в его мозгу сложный мыслительный процесс.
Ещё один постоялец гордо восседал на плече графа. Крупных размеров ворон с седыми проплешинами на большой чёрной голове. Он носил гордое имя Фердинанд и достался графу в наследство от бабки-гречанки. Ворон был говорящий. Правда, стоит отметить, что разговаривала птица редко и исключительно по делу. Гордая была птица. Сколько ворону лет точно сказать не смог бы ни кто. Может сто, а может и все двести стукнуло. Макс Рымский отламывал крохотные кусочки миндального печенья и с руки кормил любимого питомца. А Фердинанд с величавым достоинством старца, знающего себе цену, принимал пищу из рук хозяина то и дело роняя крошки ему на плечо.
С улицы донёсся звук подъехавшего экипажа. Колёса коляски при тормоении визгливо зашуршали по гравию.
После недолгой паузы от воротной калитки донёсся перелив электрического звонка. Не дожидаясь распоряжения слесарь Переплюев отставил в сторону метлу и рысцой побежал к воротам. Спустя некоторое время перед графом предстал городовой во всей своей красе.
Блюститель порядка видимо вышел из бывших солдат. Выправка выдавала в нём военного человека. Рыжие усы лихо закручены а-ля пехотный фельдфебель. Он был облачён в белоснежную блузу, широкие штаны заправлены в сапоги с короткими разношенными голенищами, а на голове красовалась новенькая фуражка с красным кантом и лакированным козырьком. Над козырьком блестела ленточка из жести, используемая для обозначения части, к которой принадлежал страж законности. На широких плечах топорщились алые погоны из переплетённых кожаных жгутов. Справа на боку висела кобура с револьвером, слева болталась шашка, прозванная какими-то остряками "селёдкой". На груди на кожаном шнурке болтался пыльный свисток. Довершали это "великолепие" белые перчатки не первой свежести.
Городовой сочным утробным басом певчего из церковного хора осведомился здесь ли проживает его сиятельство граф Максим Григорьевич Рымский и получив утвердительный ответ взял под козырёк. Затем вручил хозяину виллы конверт и развернувшись строевым шагом проследовал за ворота. Щёлкнуло кнутовище, коляска покатила по дороге. Вскоре всё стихло.
Максим вскрыл конверт. Достал бланк телеграммы и прочёл следующее: "ДОРОГОЙ ДРУГ ТЧК ОБСТОЯТЕЛЬСТВА СКЛАДЫВАЮТСЯ ТАК ЗПТ ЧТО ТВОЁ ПРИСУТСТВИЕ НЕОБХОДИМО В МОСКВЕ ТЧК ПОДРОБНОСТИ ПРИ ВСТРЕЧЕ ТЧК КОШКО ТЧК"
Текст телеграммы дал повод задуматься. Макс понимал, что без особой нужды начальник сыскной полиции первопрестольной не стал бы его тревожить. Не тот человек Аркадий Францевич Кошко, чтобы по пустякам срывать сына своего старого приятеля с места. Наверняка произошло нечто экстраординарное. И связано это может быть только с его необычными способностями. Способностями, которыми простые смертные не обладают. Об этих способностях графа знали не многие и Кошко был из их числа. Значит действительно дело серьёзное и не терпящее отлагательства. Что ж, нужно ехать. Немного погодя он отдал распоряжение своим помощникам собираться в дорогу.
Знающие своё дело Дамба и Переплюев без лишних расспросов отправились исполнять приказание хозяина. Всё пришло в движение.
Спустя час нагруженные чемоданами и баулами они стояли во дворе, дожидаясь своего господина. Фердинанд угрюмо восседал на жердочке клетки, в которой ему предстояло проделать путь до Москвы. Вскоре появился Рымский. Он успел сменить хлопковый белый костюм на строгую пиджачную пару тёмного цвета. Его голову покрывала широкополая шляпа. Граф придирчиво осмотрел багаж и не найдя изъянов провозгласил:
- В путь, друзья мои! Нас ждёт Москва. Послужим на благо Отечества. Утех и плотских наслаждений не обещаю, но то, что будет очень опасно -это факт. Поторопимся. Поезд отходит через три часа. Во время пути и пребывания в городе объявляю сухой закон. Надеюсь я понятно изложил?
Сказав последнюю фразу Макс сурово посмотрел на переминающегося с ноги на ногу мастерового. Тот спрятал тоскливый взгляд за набухшими веками, подхватил на плечо огромный чемодан и шмыгнув сизым носом тихо пробормотал:
Да не робей за отчизну любезную...
Вынес достаточно русский народ,
Вынес и эту дорогу железную -
Вынесет всё, что господь ни пошлет!
Вот и отлично!- промолвил Рымский, усмехнулся и зашагал к поджидавшему их у ворот экипажу.