Я вынул из микроволновки тарелку с дымящейся манной кашей, из холодильника - кружку с холодным какао, повернулся к столу и понял, что сегодня рефлекс Павлова не сработает. А ведь манка под "какаву" была моим беспроигрышным вариантом.
"Светку бы сюда", - подумал с тоской. В прихожей тут же затренькал звонок. Но то была не жена. За дверью ожидали два понта в гражданке. Только представители государственной власти с такой проникновенностью могут заглядывать вам в глаза.
- И здрасьте, - опешил я.
- Спорим, он даже в глазок не глядел, - сообщил тот, что слева, белобрысый, с характерной чёлкой. К ней бы ещё усы щёточкой.
- Вы же из полиции.
Его старший товарищ нахмурился:
- А если бы мы вас по голове?
Я потянул на себя дверь.
- Да ладно вам, Егор Тимофеич, - зарумянился младший, раскрывая краснокожее удостоверение. - Наши поступки запрограммированы фенотипом. Никакой свободы выбора. Вам скажи в половине двенадцатого ночи: дворник, вы и откроете.
Перед глазами промелькнули: двухголовый орёл, надпись: "Федеральная Служба Безопасности", Семёнов Олег Викторович, лейтенант, штамп, подпись...
- И мы в курсе ваших проблем. - упреждающе поднял руку напарник. - Майор Потапов.
- Мне только ФСБ не хватало, - вздохнул я, поворачиваясь спиной и шествуя на кухню.
- Так мы заходим?
Я упал на табурет, в "сердце мужчины" всё же проснулся аппетит, уставился на тарелку, затем поднял глаза. Тесня друг друга плечами, агенты стояли в дверях и поедали кашу глазами. Это не аппетит, понял я. Это чувство собственности.
- Не дам, - сказал я, беря чайную ложку и рассекая ею манку посередине.
- А и не надо, - почему-то обрадовался белобрысый. - Вы ешьте-ешьте.
"Так, - подумал я, нацеливаясь, - Я вам покажу "данные фенотипа". Чёлки у них, с пробором. Высадим-ка десант вот здесь и чуток подождём. Пускай во́рог побросает бомбы, ударит по городу-герою Бресту, наследит на границе. Чтобы потом без претензий. Бомбили, стреляли? Гансам и фрицам захотелось на халяву восточных территорий? А как вам поголовно вооружённые ПЗРК бойцы Красной армии? И где у нас в результате хвалёная армада хенкелей и юнкерсов "летающего борова"? А если подбросить погранцам гранатомёты "Балкан" да системы залпового огня в придачу?
Каша уничтожалась под вой падающих чёрными крестами самолётов, под дымные столбы над раскуроченными "консервами" Гудериана. Всё это снималось на видео барражирующими вдоль линии фронта беспилотниками - на суд истории, для Вышинского. Какао кончилось. На тарелке остались разрозненные островки каши: вражеские армии угодили в "котлы" и теперь методично добивались. С орбиты уже сошли ракеты с вакуумными боеголовками, чтобы ударить по промышленным районам Германии, Франции и Бельгии...
- С кем ведём боевые действия? - раздалось над ухом. - С "калашами" против загнивающей Римской империи или подбор кадров среди неандертальцев для построения совершенного будущего?
Я чуть не выронил ложку. Лейтенант испытующе наклонился к лицу.
- А это-то вы откуда знаете?
- Знаем. Так что вы там сейчас себе навыдумывали?
- Двадцать второе июня.
- "Киев бомбили, нам объявили..." Понятно. На чьей стороне?
- А ежели я вас по голове? - сказал я, аккуратно укладывая ложку на тарелку. Нет, не нравилась мне его чёлка.
- Не кипятитесь, - насупился неулыбчивый Потапов, отделяясь от косяка и упирая ладони в столешницу. - В нашем обществе ярких индивидуальностей, знаете ли, существуют и такие умники. По их логике интеллигенция должна была обрушиться с критикой в адрес руководства Советского Союза. За нарушение прав человека и неадекватное поведение Красной армии, начавшей стрелять в представителей германской нации, несущей свет и просвещение.
- Смерть. Фашистским. Оккупантам, - тихо, но торжественно объявил я и тут увидел лицо белобрысого Семёнова. Оно было отнюдь не румяным. Лейтенант считывал что-то с сотового. Он глянул на майора, отрицательно покачал головой.
- Неужели реверсивная индукция? - загадочно сказал Потапов и, пожевав в сомнении губами, покосился на меня. - Откушали? Давайте-ка спустимся в метро, для эксперимента.
В метро было людно. Мы спустились на эскалаторе и направились к началу перрона. На эфэсбэшников никто не смотрел, словно те были невидимки. На себе же я то и дело ловил провожающие взгляды. Как обычно. Так если бы только женщины, но ведь и мужики!
Потапов уверенно вышагивал слева, я чуть впереди, ощущая спиной дыхание лейтенанта. В голове царил бардак. Будучи программером, я пытался мыслить логически, поступательно, по железной логике буравчика, но получалось не очень. Оператор "or" - то, что Светка ушла, и оператор "if" - то, что на работе сегодня придётся написать "по собственному", утыкались рогами в императив "go to", направлявший все мысли в одно русло: "Ну ни хрена я попал?!"
Пол был выложен разноцветными плитками гранита, и я по привычке старался идти, не наступая на линии стыка. Невзирая на толкучку, суету окружающих. Как неожиданно почувствовал, что по затылку, по шее и вниз, вдоль позвоночника, побежали мурашки, и споткнулся. Мог бы и не оглядываться. Семёнов и Потапов со значением смотрели на мои туфли. Опять в их глазах сквозило понимание из серии: "я же тебе говорил".
- Что? - обозлился я. - Чего ещё не так? Ну да, привет из детства. Но предупреждаю - лестницы, рамки и лабиринты не рисую.
- Не надо беспокоиться, - улыбнулся лейтенант, вернувший на лицо прежний румянец. - Всё соответствует показаниям.
Только сейчас до меня дошло, что тот не выпускает из руки смартфон. И когда появился в квартире, и сейчас. Тыкает, елозит пальцами по экрану, словно делает в нём пометки.
- Что вы там, галочки ставите? - взбеленился я. - Каким ещё показаниям?
- Сообразительный, - похвалил майор.
Я набрал в грудь воздуха, но тут подкатил поезд и толпа благополучно занесла нас в вагон. Каким-то чудом мне подфартило сесть сбоку от выхода. Народ же быстренько рассредоточился, заняв сиденья, схватившись за поручни или облокотившись о двери. Как обычно, место сбоку оказалось незанято. На каком бы общественном транспорте я ни ехал, соседнее место пустовало. И не важно, что люди добирались с работы или с дачи, уставшие и "без ног". Никто не хотел садиться рядом. А если подсаживался я, то сосед, поёрзав, рано или поздно вставал или пересаживался подальше.
Поезд начал притормаживать, и меня похлопали по плечу:
- Выходим.
Мы поднялись по ступеням, миновали турникет, вышли на улицу и фланирующей походкой двинулись обратно, в сторону площади. Ну и с фига было ехать? Подследственный разбросал конвой и бежал или сходу провалил явку, предал товарищей? Сразу расхотелось смотреть под ноги, на бесконечные трещины, стыки и щели извечно виноватой российской дороги. Зато теперь я был вынужден лавировать среди пешеходов. Каждый третий так и норовил столкнуться со мной на встречном движении. Только я поворачивал вправо, встречный делал шаг влево, и наоборот. Приходилось уступать, улыбаться, стеснительно пожимать плечами.
- Вы ведь в курсе, что сирийские войска выбили бандформирования из Кунейтры и Эль-Кусейра, - сказал майор, хватая за плечи очередного неуступчивого гражданина и аккуратно сдвигая в сторону.
Такой кульбит мысли загнал меня в ступор:
- И чё? - застыл я на месте.
- То, что Асад поставил мат. Остался Алеппо, но это уже семечки. За последний месяц сирийцев не узнать, в них словно бес вселился - бьют поганцев по всем фронтам. Обратили внимание?
Пришлось кивнуть головой.
- А вы не задумывались о совпадениях, о странностях в вашей жизни? Пустующее сиденье рядом. Телефонный звонок, по которому точно знаете, кто звонит. Или вы подумаете о человеке, с которым давно не виделись, а он тут же объявляется "на проводе" или встречается на остановке.
- И об этом знаете? - вздохнул я. Похоже, мне был дан намёк. Как картинка-угадайка, на которой дядя Волк обнимает семерых козлят: и что бы это значило?
Через дорогу китайской стеной стояла моя побитая жизнью девятиэтажка, в двери "Пятёрочки" входили и выходили люди. По проспекту сплошным потоком спешили машины. Чтобы успеть на работу, оставалось ещё минут пятнадцать. Хотя, какая работа? Явиться вовремя, чтобы подписать заявление?
"Засада! - закипело в груди. - Компьютер сдох, когда подвернулся "левак". Винт на работе полетел, будучи поставлен на резервное копирование. Соседский дог порвал новые штаны, за что пришлось расплачиваться уколами. Ещё друзья, товарищи и знакомые, которые начали донимать звонками. А ведь с некоторыми не виделся целую жизнь. Теперь и Светка... Можно подумать, что в течение месяца меня подстерегала, а потом перебегала дорогу какая-то уж очень мстительная и уж совсем чёрная кошка!"
Наверное, мыслительная деятельность прокручивались у меня на лице с той же неспешностью, как на экране братьев Люмьер, поскольку товарищи федералы стояли и молча смотрели. Ждали, когда созрею. И я созрел.
- Значит, месяц сплошных неприятностей? - уточнил я.
- Точно.
- И Асад управился?
- Как видите, - развёл руками Потапов. - Вы ели урывками. Чай, кофе, бутерброды. Вас мучила бессоница и кишечник. Никаких войнушек в голове, попаданцев.
- Для этого загипнотизировали собаку, жену, моих знакомых?
- Ещё жёсткий диск, холодильник. Помните? И... кажется, у вас засорилась канализация?
- Ребята, вы это всё серьёзно?
- Шесть пунктов из девяти, - потряс Семёнов смартфоном как явным вещьдоком. - Эти ваши странности. Мы вас полгода "пасли", проверяли. Ведь вы не один, есть и другие. Знаете, что случилось сегодня, когда вы влезли со своими фантазиями в начало Великой Отечественной?
- Ну?
- Гну. У меня всё записано, посекундно. Около двухсот мигрантов - стенка на стенку. Арматура, травмат. Можно сказать родня, из соседних аулов. Пятачок на центральном вокзале не поделили. Тридцать человек в больнице с разной степенью тяжести. И это ещё ничего, это когда один индуктор. Но зато когда резонанс... Когда одновременно с десяток вот таких, как вы, дуют в одну дуду. Югославия, Ирак, Ливан, думаете - это случайность? Европа с Америкой решили пограбить и всё? Кабы не вы, чёрта с два!
- Понятное дело, - продолжил Потапов. - Сыпанут соли в суп, сварят абы как, без любви, каша подгорит, мясо не проварится. А муж потом или сын ковыряются в тарелке, есть неохота, вот и начинают выдумывать невесть что.
Я уставился на них во все глаза:
- "Маша, я фантаст - сегодня пал последний оплот разумных папоротников".
- "Бойтесь равнодушных. Ибо с их молчаливого согласия...", - парировал началом цитаты Семёнов.
- Да я за Родину болею.
- Болеете. Только ваша болезнь выходит всем боком, - скривился майор.
- Предлагаете отказаться от себя?
- Лучше потеря, которая объединяет, чем добыча, которая сеет раздор. Кстати, где вы были в августе девяносто первого?
Зазвонил телефон. Сердце ухнуло. И расправило крылья.
- Светка, - сказал я, не глядя на номер. - Как же я тебя люблю!
- Егор, - сказала жена напряжённым голосом, и я понял, что она едва сдерживается, чтобы не зареветь. - Хочу ребёнка.
- Когда?
- Пришла домой. А ты... А тебя не-е-е-ет...
Я глянул на окна своей квартиры. Даже отсюда они сверкали ярче всех остальных:
"Эх, Светик-семицветик, когда же я в последний раз водил тебя в кино, на вечерний сеанс? А в гости? И вообще - да ну её к чёрту, эту работу. Что я, не человек?"
Семёнов встряхнул нордической чёлкой:
- Вы, Егор, учтите, - сказал он, вкладывая в карман моей рубашки визитку, - когда рисовую кашу жене варите, вместо воды молока добавляйте. Ей это больше нравится... И приходите к нам. Мы вам поможем... Готовить.
Мои незваные гости развернулись, двинулись в сторону метро. Я не выдержал, посмотрел вслед. И странно, Потапов шёл, опустив голову и сбивая шаг, спотыкался чуть не каждом шагу. Тогда я пригляделся и понял. Это были всего лишь трещины. На асфальте.