Пассажирский поезд приближался к станции и баба Аня, увидев его
приближение, заторопилась, засуетилась. Нагнувшись, она старалась придать "товарный вид" своей продукции: огурчикам, сорванным с грядки рано утром и лежащим на одноразовых бумажных тарелках, помидорчикам, молодой варёной картошке в мундире, ранеткам, свежеваренным яичкам, пучкам моркови, зелёного лука, укропа и петрушки. Здесь же, в полиэтиленовых пакетиках, лежали и малосольные огурчики, и небольшие, аккуратно нарезанные кусочки сала грамм по триста-четыреста каждый, как говорится - и под водочку закусочка, и обед неплохой - простой и сытный. Всё это лежало на старенькой, но чистенькой клеёнке, постеленой на обшарпанном асфальте перрона. Рядом стояла большая клетчатая сумка на колёсиках, в которой баб Аня привозила почти каждый день, если не болела, свои продукты на продажу. Доход от продажи был маленький, рублей на восемьдесят, баба Аня стеснялась заламывать цены, как это делала её конкурентка Петровна - женщина не злая, но принципиальная, недовольная тем, что баб Аня "сбивает" ей их. Так набиралось летом в среднем полторы-две тысячи рублей в месяц, какая-никакая, а всё прибавка к совсем маленькой пенсии. А домик был старенький, требовал ремонта, уборная на огороде совсем покосилась от ветров и дождей, забор бы еще раз подправить...
Анна Семёновна Рощина - или попросту "баб Аня" - жила на противоположном от вокзала краю небольшой станции Рябинкино, на которой пассажирские поезда останавливались лишь на пару минут. Выбегающие из вагонов пассажиры - мужчины и женщины, иногда и с детишками, старались быстро купить чего-нибудь свежего. Нужно было успеть за две минуты выбрать то что надо, и чтоб по цене было. В поездах-то в ресторанах могут позволить себе обедать только богатые... Случалось - обманывали баб Аню борзые люди из поезда, то ли солдаты, то ли студенты, пользуясь тем, что поезд так мало стоит. Выбегали в последний момент из вагона и, не глядя выбрав кусок сала или мешочек огурцов, делали вид, что достают деньги из кармана. В этот момент поезд трогался и парни на ходу заскакивали в вагон, так и не заплатив. Растерянно тогда стояла баб Аня - такая неудача, ведь она подсчитывала каждый раз, сколько она заработает, если продаст весь товар. Особенно запомнился баб Ане один рыжий парень с конопушками, не так давно, кажется, в июне, босиком выскочивший из купейного вагона, взявший кулёчек с ранетками и крикнувший со ступенек трогающегося поезда: "Я вам в следующий раз заплачу!". А запомнилась его жёлто-рыжая копна волос. Тогда еще Петровна удивилась, бывает же такой необыкновенный цвет волос и добавила: "Рыжие - они наглые".
...Поезд плавно приблизился. В вагоне напротив открылась дверь и на перрон первым вышел проводник в новой форме, а следом - баб Аня ахнула и вытянула вперед руки, как бы закрывая свой товар - следом неторопливо, глазами ища кого-то на перроне, вышел тот самый Рыжий, утащивший ранетки. Увидев баб Аню, он остановился напротив неё, худой и высокий, поставил на землю большой рюкзак - больше никакого багажа у него не было, широко улыбнулся и сказал совсем просто: "Здравствуйте, бабушка. Я приехал вернуть долг за ранетки".
Баб Аня стояла словно онемев. Она готовилась зазывать покупателей, тихонечко расхваливая свой товар, но такого покупателя не ожидала. И что было совсем странно - из поезда больше никто не вышел. Пожилые женщины и бабульки, промышлявшие так же как баб Аня, продажей на перроне, стояли, растерянно уставившись на единственного потенциального покупателя. Они не понимали, что происходит, где другие пассажиры, ведь до первой большой станции было еще больше двух часов. Обычно люди, уставшие от долгой езды и подъевшие то, что они брали в дорогу, выходили на минутку хотя бы размяться, покурить или купить что-нибудь вкусненького и свеженького детишкам, а тут - никого...
А следующий поезд остановится только через два часа. И вообще редко кто выходил на Рябинкино, редко когда кто-нибудь приезжал в Рябинкино пассажирским поездом. Станция была маленькой и проезд до города поездом обходился дорого. Люди ездили в райцентр или в город на машинах, у кого они были, или на рейсовом автобусе, проходившем два раза в день по шоссе, до которого нужно было идти примерно с километр.
Все уставились на баб Аню. Женщины, торговавшие подальше, не слыша, что говорит баб Ане Рыжий, оставив свой товар, стали подходить поближе. Петровна, следившая всегда за всем, что происходило на перроне, подошла тоже.
- Чего ему нужно? Что-то он вроде как знакомый, - сказала она, обращаясь к баб Ане, но глядя на Рыжего. И так как баб Аня молчала, Рыжий ответил:
- Я - родственник этой бабушки, хочу пожить здесь немного.
- Ты б еще через двадцать лет вспомнил, что ты родственник, когда мы все поумираем - тоже мне, родственник. Где ты был, родственник, когда нужно было помочь бабушке? - Петровна всё не успокаивалась, нервничала от того, что поход к поезду закончился впустую, ничего не заработала.
Баб Аня молча, словно на неё нашёл столбняк, стала собирать свой товар с клеёнки и складывать в сумку.
Рыжий, тоже молча, стал подавать ей овощи, сало, булочки с посыпкой, которые были испечены рано утром и другую снедь, старательно собранную и упакованную "по-фирменному" на продажу. Когда всё было собрано и сумка застёгнута, баб Аня так же молча, как бы обидевшись, медленно покатила её по перрону на выход через маленькое здание бледно-розового вокзальчика. Рыжий сначала рванул за ней, а потом, вспомнив о рюкзаке, вернулся и надел его на плечи. Петровна и другие женщины, внимательно наблюдавшие за Рыжим и баб Аней, видели, что он, догнав старушку и взявшись за ручку сумки, наклонившись, стал что-то горячо говорить ей, потом медленно и осторожно отцепил от сумки руку баб Ани и сам покатил сумку ко входу в вокзал. Маленькая, слегка сгорбленная фигурка баб Ани понуро семенила рядом.
- Что за родственник? У неё же не было никого? - спросила у Петровны пожилая женщина Вера Антоновна, бывшая учительница начальных классов.
- Да вроде нет у неё никого, кроме золовки в Красноярске, - неуверенно отвечала Петровна.
- Странно, надо участковому сказать, - в раздумье протянула Вера Антоновна. - Мы баб Аню в обиду не дадим.
Вошедши в здание маленького вокзала, где были только пара скамеек и касса, баб Аня остановилась. Теперь, когда не было посторонних глаз, она наконец пришла в себя.
- Говоришь, значит, хочешь пожить?
- Да, хочу. Да я вам заплачу, вы не бойтесь, и долг отдам, за ранетки.
- Да про тот долг-то я уже давно забыла, товар-то копеечный. Откуда знаешь, что я твоя родственница, а не какая-нибудь другая бабушка? У нас на станции много старых женщин.
- Ну вы ведь живёте на Луговой? Я уже вас видел, только вы об этом не знаете. Я приезжал уже один раз, месяца полтора назад, нашёл ваш дом и посмотрел на вас издалека и, извините, сфотографировал, а потом у какого-то дядьки на вокзале спросил, не это ли Анна Семёновна Рощина, он подтвердил. Вы меня не видели, не заметили. Вы собирали что-то в огороде. Я сразу же вас запомнил и уехал. Но тогда я ещё не мог вам представиться, мне нужно было срочно в Москву.
А на обратном пути из Москвы в Новосибирск совершенно случайно в окно вдруг увидел вас на перроне, торгующей, и мне так захотелось поближе подойти к вам, что я забыл, что поезд стоит совсем мало, выскочил и взял ранетки, а не сообразил, что денег-то в кармане нет - я не собирался выходить из вагона. Но я тогда уже знал, что скоро к вам приеду...
- И что ты, хочешь остановиться у меня? Ведь есть дома получше, чем мой, - баб Аня несколько успокоилась. Неожиданная, появившаяся в лице этого Рыжего - то ли студента, то ли бомжа с деньгами - возможность слегка заработать, заставила её как-то подсуетиться, порасспрашивать обстоятельно выгодного постояльца. Откажешь - уйдет вон к Петровне, у неё большой, хороший и благоустроенный дом, да и в деньгах Петровна не нуждается, муж-то бизнесмен.
Но не это заставило её поторопиться с решением. Было что-то в парне родное и близкое, она не могла себе объяснить, что именно, но его она не боялась, хотя была женщиной осторожной. Да и воровать-то у неё нечего - ничего не нажила за свои 79 лет.
- Ну ладно, пойдём. А сколько дней-то хочешь пожить?
По привычке подсчитывать каждую заработанную копейку, в её голове уже подсознательно складывались цифры: если буду брать в день вместе с едой ну, например, по сорок рублей, то за неделю это будет двести восембдесят!
- Да я сам не знаю ещё, видно будет.
- А ты, случайно, не сбежал откуда? У нас ведь есть участковый, я сообщу, если что у меня пропадет.
- Да нет, не сбежал. Студент я. На последнем курсе. Нужно дипломную работу сделать. Выбрал тему про деревню. Заодно решил и отдохнуть в деревне на свежем воздухе.
- А... да-да, - поддержала его баб Аня. - Сейчас многие тянутся к земле, в деревне дачи, дома покупают. Это всё я знаю из телевизора, да и у нас тоже в этом году две семьи из города дома построили...
И без всякого перехода спросила: "А паспорт свой можешь показать"?
Рыжий вытащил из нагрудного кармана с пуговицей паспорт, открыл его и передал баб Ане. "Николаев Александр Евгеньевич. Дата рождения: 01.08.1990. Место рождения: гор. Боровск. Это где ж такой город?"
- За Москвой.
- Это тебе, что ль, уже 21 стукнуло?
- Угу.
Рыжий слушал её, отвечал и улыбался.
- Ну ладно, - продолжала баб Аня. - Пойдем. Только тебе у меня не понравится, ты ж городской. У меня и уборная на улице, и горячей воды нет, и... - баб Аня прервала на минуту свою речь, как бы споткнувшись, немного помолчала и, махнув рукой, продолжила: - Если что - уйдешь. Но деньги вперед. Можешь заплатить вперед-то?
- Заплачу.
- А откуда деньги-то у тебя?
- Стипендию получаю. Повышенную. Еще подрабатываю.
Баб Аня не разбиралась ни в стипендиях, ни тем более в повышенных, но слова Рыжего её успокоили.
Малочисленные жители Рябинкино в тот день видели, как по грейдерной дороге от вокзала, так сказать, по главной улице, шёл парень с рыжей копной волос, кативший большую, доверху нагруженную клетчатую сумку на колёсиках и баб Аню, как-то так непривычно важно вышагивающую рядом. Стояла августовская послеполуденная жара, не очень частая в этих сибирских местах. Голова студента была непокрыта, но зато на баб Ане была надета лёгкая матерчатая кепка с логотипом "Adidas" и черные солнцезащитные очки, выглядевшие на ней смешно. И в этом с помощью кепки и очков изменившемся облике баб Ани вдруг появилось что-то нездешнее, заграничное. Встречные сельчане, видя баб Аню в первый раз в таком обличье, такую какую-то "городскую", да еще и с незнакомым рыжем парнем, останавливались и, поздоровавшись, спрашивали: "Внук, что ли, приехал"?
Баб Аня стеснялась, мялась, а потом все же говорила: "Студент, на каникулах. Хочет у меня остановиться".
Так, потихоньку переговариваясь, дошли они до калитки небольшого дворика баб Ани. Жила она на противоположной стороне от вокзала, на самой окраине. Расстояние это составляло более двух километров, которые, несмотря на больные ноги, почти каждый день преодолевала 79-летняя Анна Семеновна.
Остановившись у калитки, запертой изнутри на вертушку, которую всякий мог открыть, баб Аня пояснила, что "тырить" у неё нечего, да и все знают друг друга. Вошедши в веранду старенького обшарпанного деревянного домика, Александр сначала попросил воды, а напившись, снял легкие кроссовки и вошел в небольшую комнату, которую баб Аня называла кухней. Бросив беглый взгляд на скудную обстановку кухни, он снял свой рюкзак, достал из него большой как записная книжка кожаный кошелек-портмоне, и вытащил оттуда денежную купюру в пять тысяч рублей.
- Это Вам задаток на первое время. Хватит?
Баб Аня остолбенела: "Хватит. Да это много. Да мне и двести рублей на неделю хватит".
Она вдруг застеснялась: "Мне самой-то мало надо, я золовке своей деньги собираю, она у меня единственная родня осталась. Сильно больная она, а лекарства дорогие...". Она хотела еще что-то добавить, рассказать про сестру мужа, про то, что "на смерть" нужно копить, но Александр вдруг прервал её:
- Давайте договоримся так: я буду звать вас "баб Аня", а вы меня Сашей. Я буду у вас пока жить. И вам не скучно будет и мне в охотку в деревне пожить. А сейчас неплохо бы перекусить. Я сейчас сам всё приготовлю. Вы подождите, отдохните пока, я вас позову.
И он принялся выгружать из баб Аниной сумки овощи и всё, чем она собиралась торговать. Баб Аня села на стул возле стола и опять на неё нашёл столбняк. Она молча смотрела, как Александр, не спросив разрешения, заглянул в маленький старенький холодильник, достал кусочек топленого масла, нашел в духовке газовой плиты небольшую чугунную сковородочку, секунду полюбовался ей ‒ "настоящая чугунная!" ‒ положил в неё масло и поставил на комфортку. Затем он открутил ключ газового баллона и спичками, которые лежали у баб Ани сверху на холодильничке, зажёг комфортку. Пока маслице таяло на медленном огне, Рыжий буквально за две-три минуты почистил руками все три мешочка с молодой картошкой, сваренной баб Аней на продажу, достал из своего рюкзака маленький ножичек и порезал её прямо над сковородкой. Сковородка получилась полная, с горкой. Со стороны казалось, что это не чужой человек, а хозяин пришел домой. Александр как-будто знал, где что лежит у бабы Ани, где что надо искать. И только когда он, помыв в рукомойнике руки с мылом, нарезал сало в виде тонких брусочков, нарезал огурцы и помидоры, и всё это разложил красиво на большой круглой беленькой тарелке с желтыми цветочками по краям, баба Аня словно проснулась. "Ой! У меня хлеба-то мало! Я ж не думала, что квартирант объявится!" - заохав, она достала из рядом стоящего крашенного в белый цвет буфета пакетик с маленьким кусочком черного хлеба. Рыжий коротко взглянул на пакетик:
- Ничего, на обед хватит, а потом я схожу за хлебом. Магазин-то есть в деревне?
И пока он мешал картошку, баб Аня рассказала, что магазин есть, но все продукты, и хлеб тоже, привозят из города. Хлеб не очень вкусный, а иногда и не совсем свежий, наверное, остатки из городских магазинов сплавляют в деревню. Пекла бы и сама, как делают в некоторых семьях, да не для кого: ей-то, баб Ане, сколько надо-то.
Под её рассказ Александр собрал на стол: достал две тарелки, две вилки, солонка уже стояла, достал из холодильника пластиковый пакет с молоком и поставил на середину стола на деревянную доску скворчащую картошку. Ели молча и с аппетитом. И хотя баб Аню так и распирало от любопытства, хотелось порасспросить студента о его семье, родителях, о том, где он живет и учится, есть ли у него девушка и почему он выбрал для отдыха в деревне эту мелкую, ничем не примечательную станцию - она чувствовала, что придет время, и он раскажет всё сам, а сейчас нужно перекусить, ведь с момента его приезда прошло уже больше двух часов, а он, может, и не ел с утра. Похоже, в рюкзаке не было никакой еды.
Баб Аня ела медленно, старательно пережевывая картошку вставными челюстями, которые надевала только когда выходила со своего двора, всё никак не могла к ним привыкнуть. Ей казалось, что еды мало, что Александр не наестся - и от таких мыслей старалась еще медленнее и помалу брать со сковородки. Александр же сделал вид, что не замечает этого. Он разделил ложкой картошку на сковороде пополам, съел свою половину вместе с хлебом, помидорами и огурцами, вежливо прервал попытку бабы Ани отдать ему свою долю, встал и поставил на плиту чайник.
- Еще чай с вашими булочками попьём, да?
И пока баб Аня доедала свою часть картошки, Рыжий собрал всё к чаю: сахар, заварку, выложил прямо на стол булочки с посыпкой, а из рюкзака достал литровую банку: "А это вам подарок - абрикосовое варенье. Сам варил".
По-солдатски быстро выпив стакан чая с булочкой и расспросив баб Аню о том, как пройти к магазину, Рыжий, взяв клетчатую сумку на колёсах, отправился один, попросив баб Аню никуда не выходить со двора, пока он не вернется, "а то у меня в рюкзаке есть ценные вещи", - сказал он. На вопрос о том, может ли она, баб Аня, проводить его до калитки и показать свою усадьбу и хозяйство, сказал "когда вернусь". Баб Аня послушно кивнула головой, продолжая макать булочку в абрикосовое варенье и запивать чаем.
Александр вышел, попридержав дверь для входящего кота Саввы - всей живности баб Ани. Савва был старым рыжим котом, который очень давно, баб Аня и не помнила уже как давно, сколько лет назад, пришёл к ней. Был кот весь подран и голоден. Баб Аня в то время не была еще такой старой, жила одинёшенька и рада была хоть такому члену семьи. Любила кота безмерно, жалела. Так и состарились вместе.
Александр пришел примерно минут через сорок, одной рукой катя сумку, в другой неся еще пару пакетов. Вошедши в кухню, он застал баб Аню на прежнем месте за столом, его рюкзак был передвинут под стол и лежал рядом с ногами баб Ани. С другой стороны разлёгся Савва.
- Вы что ж, и не вставали? - улыбнулся он и расстегнул сумку. Давайте помогите мне разложить покупки. Вот это - в холодильник, и это, и это... Он достал мясо, масло, сосиски, молоко, еще что-то в красивых пакетиках, что-то в баночках. С самого дна сумки достал два рулончика туалетной бумаги с цветочками и подал баб Ане:
- Держите-ка...
- О! - смутилась старушка, - а я всё газеткой...
И неловко замолчала.
"А это тебе, друг" - перед Саввой встала горка "Вискаса" и "Китикэт". Савва понюхал, но не проявил никакого интереса.
- Да ты что? - вскинулась баб Аня, - зачем коту-то покупать? Он никогда не ел такого и не надо на него тратиться. Или ты миллионер?
Не слушая баб Аню, Рыжий закончил выкладывать покупки и сел за стол на табурет.
- Ничего у вас магазинчик, всё необходимое есть.
- Да дорого оно всё. Я только хлеб да молоко там покупаю, остальное с огорода...
- Ну, баб Аня, теперь показывайте своё хозяйство.
Вышли на крыльцо, откуда хорошо было видно "хозяйство", которое составляло огород сотки четыре с небольшим и прилегающий к домику от калитки до крыльца небольшой участок - "предбанник", заваленный всяким хламом, нужным в хозяйстве, как считала баб Аня. Справа от крыльца - метрах в двух - находилась уборная с вертушкой и дальше вход в огород, он же сад. В центре сада-огорода стоял самый настоящий колодец с деревянным воротом и крышей, и намотанной на ворот металлической цепью с алюминиевым ведром. Колодец был также гордостью баб Ани. Колодцев всего-то было на станции штук пять-шесть и один из них находился на её земле. На станции было несколько колонок с питьевой водой, также люди поливали огороды из шлангов, протянутых от большого природного водоёма, располагающегося почти в центре Рябинкино. Собственно, из-за этого водоёма когда-то и образовалось сначала селение, а позднее железнодорожная станция.
Было около шести вечера, но жара еще держалась. Сочная зелень яблонь хотя и давала тень, но тень падала в сторону от дорожки. Рыжий с крыльца осмотрел сначала "предбанник", а потом, увидев колодец и приствистнув, направился к нему, обогнав большими размашистыми шагами семенившую в сторону огорода баб Аню.
Набрав воды, он сделал прямо из ведра несколько глотков, затем оперся о край сруба и пристально стал осматриваться, иногда задавая баб Ане вопросы. Он спросил, давно ли живет в этом доме баб Аня, кто строил колодец, кто помогает ей сажать и поливать огород. Баб Аня отвечала охотно и обстоятельно. Александр внимательно слушал её, чему-то улыбался. За беседой они даже и не заметили, как возле яблони появился человек в милицейской форме. Баб Аня увидела его первая, всплеснула руками: "Ёшкин-копалкин! Васильич!"
- Да я у него уж посмотрела документики-то, - сказала баб Аня.
- Ну ничего, посмотрим еще раз, - Кулёма зачем-то заглянул в колодец.
Пока Рыжий ходил в дом, Кулёма строгим голосом официального представителя местной власти допрашивал баб Аню, откуда и зачем взялся приезжий. Но пока баб Аня собиралась с мыслями, пришел Рыжий.
- Тээээкс! - произнес Кулёма, открывая паспорт гражданина Российской Федерации и медленно листая страницу за страницей. - Александр, значит, Евгеньевич, значит. Так, прописан, значит, в Новосибирске. А к нам зачем?
- Для выполнения проектного задания. Архитектор я. Тема дипломного проекта примерно такая: "Перепроектирование и обустройство усадебного участка в условиях сибирской деревни". Выбрал вашу станцию, так как прихожусь дальним родственником баб Ани, есть где жить.
При этих словах глаза баб Ани в изумлении широко распахнулись, рот непроизвольно открылся и с её губ готов был сорваться вопрос, но Рыжий быстро перебил её, увлекая за собой Кулёму в сторону уборной и показывая на сад:
- Вот видите, как всё запущено? Моя задача - изменить участок и все постройки на нём в соответствии с санитарно-техническими нормами и требованиями современного дизайна.
Они отошли в сторону предбанника и баб Аня издалека слышала громкий и приятный голос Рыжего, который продолжал морочить голову милиционеру красочным рассказом о том, какой это будет эксперимент в масштабе одного хозяйства. Он так и сыпал архитектурными терминами типа "мансардная крыша с фронтоном", "экологичность", "концептуальное решение"; он водил не менее ошеломлённого Кулёму по предбаннику, что-то втолковывал и размахивал руками. Наконец, остановившись, предложил Кулёме зайти и выпить по 50 грамм за знакомство.
- А, нет-нет, - заторопится участковый. - Я на службе. Не полагается.
И напомнил, что приезжий должен соблюдать порядок и не совершать противоправные действия.
- Да-да, - кивнул Александр пышной шевелюрой.
Он выпроводил участкового за калитку, посмотрел, как тот сел на велосипед и поехал в сторону центра.
Вернувшись к крыльцу, Рыжий увидел резко со скрипом и визжанием откинувшуюся дверь уборной и степенно выходящую оттуда баб Аню.
Она повернула вертушку на двери и неторопясь подошла к старому умывальнику, висевшему на наружной стене веранды. Помыла руки и посмотрела на Рыжего:
- А што это ты его приглашаешь выпить? Што у тебя выпить-то есть?
- А чай есть хороший зелёный. Японский. Очень полезный.
- А... А то смотри - он бывший алкоголик. Лечился. Сейчас совсем спиртное в рот не берет и по гостям не ходит. Да хоть на человека стал похож.
- Как же это его милиционером взяли работать?
- А кого? Некого. Народ в 90-е годы поразъехался, кто умер... Да человек-то Кулёма неплохой. Только вот от пьянства несчастный стал. Жена с ребятишками от него ушла, уехала. Он больше не женился, несколько раз лечился. Сейчас-то дети выросли. Старшая дочь живет в райцентре, иногда навещает его, хорошая девка, не балованная.
Баб Аня на секунду остановилась и лукаво посмотрела на Рыжего:
- А у тебя есть невеста-то? Красавчик такой, наверное, от девок отбоя нет?
Рыжий смутился.
- Есть. Женат я.
Баб Аня оторопела.
- Ёшкин-копалкин! Как женат? Это в 21-то? Когда ж успел, ты ж студент! Что, и дети есть?
- Нет, детей пока нет. А женился я год назад.
- И кто ж она?
- Тоже студентка, только медицинского. Сейчас на практике, далеко. За границей.
Изумление бабы Ани сменилось любопытством:
- Ну ты даёшь! Сейчас такая молодёжь пошла - другая. Живут не расписаны, не венчаны, сходятся-расходятся, ничего не поймешь. А ты, гляди-ка, рано женился. Расписались?
- Угу.
- А што поторопился-то жениться?
- А что б другой кто на ней бы не женился. Люблю её и другой мне не надо.
Баб Аня помолчала, переваривая информацию о постояльце.
- Фотка есть с собой?
- Есть. Сейчас покажу.
Зашли в дом, выпустив Савву. Александр полез в рюкзак и достал из портмоне цветную фотографию размером десять на пятнадцать. На фотографии была снята красивая девушка с внешностью фотомодели. Красивый овал лица и слегка удлиненные раскосые глаза, полные, но не надутые ботоксом губы - на лицо действительно хотелось смотреть. Девушка смотрела прямо в объектив камеры немного дерзко и вызывающе.
Баб Аня держала фотографию то на вытянутых руках, то надевала очки, потом опять снимала их и прищурившись, подносила фотографию ближе к лицу, потом опять вытягивала руку, пытаясь настроить свои глаза получше. Наконец она выговорила:
- Да, очень красивая. Одним словом - секси. Такую уведут. Так что правильно, что женился. Хотя и замужнюю могут увести. Надо везде вместе быть, если не хочешь потерять жену. Как её зовут?
- Лена.
Александр вспомнил, как он неделю назад просидел пару часов, чтобы найти в интернете подходящую под его вкус фотографию какой-нибудь голливудской знаменитости или российской актрисы из молодых, а нашедши, обрабатывал её фотошопом, пока не получил и не отпечатал то, что держала сейчас в руках баба Аня. Знаменитость нельзя было узнать. Это была другая молодая женщина, тоже с высокими скулами, но "русского" типа. Она могла только напоминать какую-нибудь российскую или голливудскую звездочку. Поэтому Рыжий не боялся, что его уличат во лжи.
Смеркалось. Баба Аня включила свет.
- Давай покажу тебе твою комнату.
Слева от входа в кухню была дверь, которую Рыжий сначала и не заметил, т.к. она была завешана чем-то большим вроде полотенца. Там оказалась маленькая комната, используемая баб Аней под кладовочку. Зимой в ней было прохладно, т.к. она граничила стеной с верандой. Но места для жилья было достаточно. Можно было поставить кровать и еще какую-нибудь мебель. Сейчас же там стояли только стол с пустыми банками и старенькой посудой да пара старых стульев.
- Да вот кровати-то второй у меня нет. Не знаю, где тебя положить. Но у меня есть матрас, он лежит в моей комнате.
- Не беспокойтесь, - Рыжий с любопытством осматривался. - Я сам принесу. Люблю спать на полу. Для позвоночника полезно.
Они перешли из кухни во вторую, большую комнату, в которой жила баб Аня. Обстановка была более чем скромная: простая никелированная кровать с сеткой, диван, круглый раздвижной стол, шифоньер и тумбочка со стареньким телевизором. В углу имелось даже старенькое кресло. Везде была чистота. На кровати две подушки по старинке были посажены одна на другую и завешены кружевной накидушкой. Заправлена была кровать простым розовым магазинным покрывалом советского периода. В комнате было четыре окна, на всех белые тюлевые шторки. На подоконниках стояли в горшках цветы. Оставалось еще много пустого места, так что было просторно и уютно. Над кроватью бабы Ани висело несколько фотографий и одна иконка. Но иконка была настолько старой, что Рыжий толком не разглядел, что на ней было изображено.
Между тем баба Аня сняла с кровати подушки, покрывало, одеяло, простынь, сложила всё на кресло. Под матрасом оказались еще одеяла и два других матраса.
- Тяни снизу! - приказала она.
Но Рыжий сначала снял верхний матрас, а потом и тот, который лежал под ним.
- Пойдёт! - он отнес его в свою комнату. Баб Аня принесла следом старое шерстяное одеяло, подушку, ватное стёганое одеяло и постельное бельё. Сначала Рыжий постелил на пол шерстяное одеяло, а уж на него сверху положил матрас и бельё. Занёс из кухни свой рюкзак и поставил его около импровизированного ложа.
- Ты уж извини, что положить тебя негде, я ж не знала...
Но Рыжий не дал ей закончить. Полушутя он слегка приобнял её за плечи и легонько вытолкнул в кухню.
- Давайте чай попьём. Уже поздно.
Баб Аня сходила на веранду, принесла воды для чая. Рыжий нарезал хлеб, достал из холодильника молоко, йогурты, кусочек купленной им колбасы, сыр.
- Что Вы едите на ужин? - спросил он у баб Ани.
- А! Да так. Всякое. А когда и просто стакан молока с булочкой. Ну с тобой-то я сейчас поем.
И она тоже принялась хлопотать, нарезать сыр и колбаску.
- Вот не знаю, идти ли завтра торговать...
- Сделайте завтра перерыв. Послезавтра пойдете. Я вам помогу.
Сели ужинать чинно, напротив друг друга. Александр сидел спиной к газовой плите. Ему было удобно, поворачиваясь на табурете, брать с плиты кипящий чайник и разливать чай. Баб Аня сидела спиной к старому крашенному белой краской буфету, в котором стояла вся посуда, что имела баб Аня. Вдруг с улицы донеслось:
- Анна Семёновна, Вы дома?
Из окна было хорошо видно, кто приходил. У калитки стояла Петровна.
- Заходите! - крикнул ей Рыжий. - Открыто!
Через минуту Петровна заходила в кухню.
- Смотри-ка, прям как хозяин. Всё в порядке, баб Ань?
Рыжий встал с табурета и подвинул его Петровне:
- Присаживайтесь. Сейчас чайку налью.
- Да только немного, мы уже ужинали. Пришла вот баб Аню проведать.
Рыжий принес себе еще один стул из своей комнаты и садясь, торжественно, как по волшебству, вытащил из-за спины другую руку, в которой оказалась бутылка вишнёвой наливки.
- Тада-а-а-а-м! - он поставил бутылку, достал из буфета три стопочки и налил в каждую по полной.
- За милых дам! И за знакомство!
Баб Аня сначала смутилась, а потом, махнув рукой, сказала:
- Ну ладно!
Петровна же сначала посмотрела этикетку:
- Где это такую купил? С собой привез? Ну давай, за знакомство! Я - Ирина Петровна Липатова.
- Меня зовут Александр. Николаев.
Наливка женщинам понравилась. Они закусили булочками с посыпкой, стали пить чай.
- У нас тут редко когда новое лицо появится, - продолжала Петровна. - Откуда ты такой взялся?
Рыжий, намазав маслом булочку с посыпкой, откусил кусок и с полным ртом, без смущения, отвечал, что как выяснилось, он приходится дальним родственником бабе Ане.
Петровна вскинула брови и повернулась к баб Ане:
- Это правда?
Баб Аня, не зная, что сказать, пожала плечами:
- Не знаю...
- И кем ты приходишься ей? - не унималась Петровна.
- Наверное, каким-нибудь троюродным внучатым племянником, да, баб Ань? А кроме того студент я, на последнем курсе, дипломный проект надо делать - в деревне. Ну и вспомнил, что, может, баб Аня разрешит у неё пожить и проект сделать. Деньги у меня есть.
Петровна покачала головой:
- Ой, что-то ты мудришь-сочиняешь. Троюродный внучатый племянник - это как? Где родители-то твои живут?
- Ну, прям вам всё расскажи... Детдомовский я.
- Честно?.. А откуда ты? Откуда знаешь про баб Аню?
- Сейчас я живу в Новосибирске. Детдом - в Боровске. А про баб Аню мне один человек рассказал, когда я маленький был, лет восемь мне было. Он пришел в детдом и сказал, что когда я вырасту, я должен найти Анну Семёновну Рощину, она должна на какой-то станции жить. А как станция называется, он забыл. Ну а больше он и сам ничего не знал, родня-то дальняя. Хотел в передачу "Жди меня" обратиться, да сам нашел, через разные инстанции.
- Но ты пробовал хоть узнать что-нибудь про родителей, а? У руководства детдомом?
- Да, спрашивал несколько раз. И когда покидал детдом, у меня был долгий серьёзный разговор с директором, Иваном Николаевичем Сахно. Я опять спросил, кто были мои родители и почему от меня отказались. "Не отказались, - сказал Сахно, - не отказались. Я не имею права тебе говорить, но твоих родителей нет в живых".
Наступила неловкая пауза. Баб Аня и Петровна смотрели на Рыжего.
- И что, в общежитии живешь?
- Раньше жил. Сейчас однокомнатную квартиру снимаю.
- Женат он, - вмешалась баб Аня.
- Да? - Удивилась Петровна. - А где же жена?
Тут уж баб Аня дала все пояснения насчет жены и заставила Рыжего еще раз показать фотографию. Петровна долго рассматривала фото, приговаривая, что девушка кого-то ей напоминает.
- Да, баб Ань? Немного Лизу Боярскую. Или нет, эту, из сериала про Мишку Япончика... Хотя тоже нет... Какие, баб Ань, мы с вами фильмы-то в последнее время смотрели?
- Ах, я не запоминаю, все они одинаковые, и артисты все на одно лицо.
- Но всё-же она мне кого-то напоминает...
После стопочки с наливкой лица женщин порозо-вели, баб Аня машинально заглядывала в свою - не появилась ли там случайно еще наливка, такая она была вкусная, но просить стеснялась, хотя предложи Рыжий женщинам еще выпить - они б не отказались.
Рыжий тем временем порылся в холодильнике, достал какие-то свертки и переложил на другую полку. За окном раздалось нетерпеливое мяуканье Саввы. Рыжий открыл баночку "Вискаса", наложил в кошачью плошку и вышел с ней на веранду. Запустив Савву и убедившись, что кот с жадностью стал есть это заморское явство, вышел на улицу и сел на крыльцо. Окно в кухню находилось близко от крыльца, и было хорошо слышно, о чем говорят баб Аня и Петровна.
- Участковый-то приходил? - спросила Петровна. - Не боишься с ним ночевать? Вдруг вор или преступник, скрывается в деревне от правосудия. Деньги-то у Вас хорошо спрятаны?
Баб Аню после наливки разморило и клонило в сон. Она отвечала односложно, глаза ее закрывались.
- Пойдете завтра торговать? - спросила Петровна.
Но вопрос баб Аня уже не слышала. Откинувшись на спинку стула, засыпая за столом, она пыталась сохранить равновесие.
- Ну-ну, - пришла на помощь Петровна. - Давайте я вам помогу лечь.
Она попыталась ухватить баб Аню за талию, но покачнулась сама и пробормотала сама себе:
- Ну вот, напилась.
Зашел Рыжий, отвел баб Аню в комнату и заботливо уложил ее в постель.При этом он улыбался и качал головой:
- Не думал я, что наливка окажет такое действие.
Выключив свет в комнате бабы Ани, он сказал:
- Ирина Петровна, давайте я и вас провожу. Поздно уже, мне будет спокойней, если я буду знать, что с вами все в порядке.
- Да кому я здесь нужна? Я ж не молодая, да и в деревне все друг друга знают.
Но ей было приятно это предложение Рыжего и она охотно, взяв его под руку и осторожно в темноте ступая по земле, разрешила проводить себя до дома.
Жила Ирина Петровна в десяти минутах ходьбы от баб Ани, на этой же улице Луговой, только на другой стороне. Дом у Липатовых был большой и современный, из белого и красного кирпича, с большой террасой, широкими окнами, балконом, с канализацией, заканчивающейся вдали от дома, в хорошо закрытой яме на краю большого сада. В дом была проведена холодная вода, а в кухне стоял большой французский водонагреватель, так что условия проживания в семье Липатовых были, по мерке деревенских, просто сказочные. Их считали очень богатыми людьми, чуть ли не "новыми русскими", хотя знали, что Сергей Андреевич Липатов не продавал ни цветные металлы, ни землю, ни что-то еще, что раньше принадлежало народу. Был он хватким и хозяйственным, с дипломом инженера сельхозинститута, до перестройки работавший главным агрономом тогда еще совхоза "Рябинкино". В тяжелые для совхоза 90-е после развала совхоза и всего хозяйства вообще, когда люди уезжали в города на заработки и насовсем, семья Липатовых, благодаря небольшой финансовой помощи родственника, проживающего в Новосибирске, потихоньку встала на ноги, основав аграрное предприятие по выращиванию овощей, а позднее и молочную ферму. Липатов не пил, был трудолюбив и строг, требовал дисциплины. Но самое главное - он любил землю. В отличие от жены Ирины, родившейся и выросшей в городе, Сергей Андреевич родился в сибирской глубинке, хорошо знал деревенский уклад и хозяйство и честно, еще до свадьбы, предупредил невесту, что не хочет просить распределения в город, а хочет жить и работать в деревне. Юная Ирина, студентка экономического факультета, сначала ультимативно заявила, что в этом случае она не пойдет за него замуж, хоть его и сильно любит, пусть женится на "деревенщине". Так прошел почти год - оба измучились в состоянии невозможности жить друг без друга и в то же время отстаивающие свои принципы. Сергей стоял на своем, втайне уж решившись и про себя согласившись на Иринины требования, как вдруг она не выдержала, сказала, что ладно, она согласна, она поедет в деревню, но тогда он увидит, какая она станет деревенская замухрышка. На пятом курсе поженились и поехали по распределению сразу в Рябинкино, где и осели. В то время Рябинкино был довольно большой совхоз и было много молодёжи. Статную красавицу сразу заприметили. Много пришлось пережить Липатовым, но семья не распалась, а с годами, да с рождением двоих детей - сына и дочери - пришел покой и чувство уверенности друг в друге. Ирина рядом с Сергеем была как за каменной стеной и ни разу не пожалела, что вышла за него замуж. Достаток в дом пришел довольно скоро после начала их трудовой деятельности в совхозе. Сергей не был экономным в домашнем хозяйстве и Ирина, будучи в то время первой модницей на селе и занимающая должность главного бухгалтера совхоза, имела всё, что она хотела. В отпуска они ездили и в большие города к родственникам, и на море, были в Прибалтике, на различных курортах - везде вместе. По молодости ревновали друг друга и даже короткие командировки Сергея или курсы повышения квалификации или другие отъезды из дома, связанные с работой, даже ненадолго, вызывали бурный гнев супруги.
Время летело, закончилась "перестройка", выросли дети, родились внуки, а Липатовы оставались молоды душой и земля, с которой они связали свою судьбу, словно питала их, и давала силы и энергию для приближения преклонных лет.
...Молодая луна едва освещала дорогу и хотя улица была освещена, встречающиеся ямки и колдобины на дороге не давали идти быстро и Ирина Петровна, чуть ли не повиснув на руке Рыжего, еще находясь под влиянием вишнёвой наливки, хохотала иногда безпричинно, приговаривая: "Сюда не ступай, тут ямка! Ну у нас и дороги! Вот и сидят летом все в темноте по домам - чтобы ноги не сломать"!
Дойдя до дома, Петровна позвонила в электрический звонок, встроенный в столбик металлической ограды над почтовым ящиком. Откуда-то из-за ограды, из глубины двора, послышался голос мужа: "Ира, ты? Открыто".
- Да я не одна, я с кавалером! - весело и громко закричала Петровна. Она первой вошла во двор. Рыжий остался скромно стоять по другую сторону ограды.
- Что еще за кавалер? Разве ты не у баб Ани была?
- У неё, у неё. Вот, знакомься: будет жить у баб Ани, Сашей зовут.
Подошел муж. Крепко пожал Александру руку.
- Сергей Андреевич, - представился он.
- Добрый вечер, - произнес Рыжий, - Александр. Да я, пожалуй, пойду, а то баб Аня там одна. Я зайду в следующий раз. До свидания.
И он словно растворился в темноте.
Баб Аня открыла глаза и поначалу не поняла, почему она спит одетая, хотя в комнате жарко. Дверь в кухню была прикрыта. Напротив кровати, над дверью, часы показывали без двадцати семь. Она села и сосредоточилась. Брови при этом у неё слегка сдвинулись, но вид был растерянный и довольно жалкий. Посидев так минут пять и придя в себя, старушка потихоньку встала, переоделась в чистый халатик и почему-то на цыпочках осторожно подошла к двери. Чуть приоткрыв дверь, она увидела чайник, стоящий на плите и кастрюльку, накрытую крышкой. Из кастрюльки потихоньку шел пар выкипающей жидкости и на всю кухню вкусно пахло варившимся мясом. Рыжего не было. И только когда она вышла во двор, в уборную, с крыльца увидела Александра в конце огорода в джинсах и по пояс голого.
Закрывшись в уборной и сходив по малой нужде, баб Аня тихонько приоткрыла завешанную деревянной рейкой и только ей одной известную дырочку в задней стене уборной и стала наблюдать за Рыжим.
Александр стоял, слегка навалившись на забор и что-то записывал в блокноте. Время от времени он оглядывал огород, колодец и снова что-то писал. На шее у него висел фотоаппарат и он иногда делал снимки, переходя с одного участка огорода на другой.
Баб Ане наконец надоело подсматривать и она, чтобы привлечь его внимание, выходя, с шумом хлопнула дверью и повернула вертушку. Рыжий увидел её и радостно поспешил навстречу:
- Доброе утро! Как спали?
- Да как-то спала, не помню, вроде хорошо. Я уж давно ничего крепче кваса не пила, так твоя наливка и свалила меня. Пойду умоюсь. Ты там что варишь-то?
- Варю борщ к обеду. Но я еще не завтракал, вас жду. Пойдемте.
- А что фотографируешь?
- Да кое-что для проекта, потом покажу.
Баб Аня смотрела на Рыжего снизу вверх, на его загорелое тренированное тело, хорошо обозначенные мускулы и вдруг спросила:
- Ты это што, занимаешься этим, как его... - она никак не могла вспомнить слово "бодибилдинг". - Мускулы делаешь?
Рыжий засмеялся:
- Нет, ничем таким я не занимаюсь, нет времени. Но играю в баскетбол и волейбол, могу немного в тенис, немного плаваю - так, всего понемногу.
Завтрак прошел весело и непринужденно. Рыжий спрашивал баб Аню про деревню, про соседей, его интересовало всё: кто как живет, чем занимается, откуда у людей деньги или почему их нет, кто представляет местную власть, кому принадлежит магазин, кто начальник вокзала, как давно построена водонапорная башня, как можно попасть в город и прочее.
Когда завтрак подходил к концу, он принес свой цифровой фотоаппарат и попросил разрешения "сфоткать" баб Аню.
- Ой, ну что ты, такую старуху. Да не фотогенична я, всегда страшилкой выхожу на карточках-то.
- Всё-равно вы и сейчас красивая, вон на фотографиях на стене видно, какой были красавицей, ну просто слегка постарели. Что делать, все люди стареют.
Он быстро сделал пару снимков, дал баб Ане посмотреть и успокоил её:
- Если плохо будете получаться - сразу буду стирать и все дела.
После завтрака баб Аня занялась заправкой своей кровати, и пока Рыжий доваривал борщ, пошла в огород нарвать зелени.
Утро было очень тёплым и солнечным. На фоне сочной зелени около забора со стороны улицы своей яркой окраской выделялись несколько рябин. Рябины росли повсюду в деревне, и в центре, и на окраине. На участке баб Ани тоже росли несколько рябин: и старые и молодые. В сентябре она собирала ягоды, делала из них настойку и лечилась "от давления".
Баб Аня нарвала лук, укроп, петрушку, отнесла всё на кухню Рыжему, постояла около него, посмотрела, как он варит борщ и, надев поверх халатика клеёнчатый фартук, опять вышла в огород. Нужно было прополоть грядки с морковкой и редькой, полить огурцы. Рыжий вынес ей кепку "Адидас", надел на голову и ушел в дом.
На улице было тихо. Соседи, слева забором граничившие с баб Аней - молодая пара тридцати с небольшим и двумя детишками - уехали к родителям в райцентр, обещали быть дней через десять, к началу школы. Справа начинался луг, заросший травой и тянувшийся до самого лесочка. Дорога, проходившая мимо дома баб Ани, проходила по кромке этого лесочка и заканчивалась у заброшенной сторожки.
Напротив дома, по другую сторону Луговой, стояли еще три дома. В одном жила бабушка Смирнова, в другом - родственники бывшего председателя совхоза, люди пожилые и необщительные и в крайнем - чета тувинцев Андалаевых.
Сначала прополка шла быстро, но минут через двадцать спина баб Ани начала уставать, она всё чаще отдыхала и наконец присела на стоящую под яблоней табуретку.
Кто такой этот парень? Откуда? Почему она его нисколечко не боится, почему ей вдруг так хорошо и спокойно? Она начала перебирать в памяти давно забытых людей, уже и фамилии некоторых не могла вспомнить. Чей же родственник мог быть Рыжий? Или это розыгрыш какой: представился студентом, всё вынюхает, выследит, обчистит - и поминай как звали!. Баб Аня неспокойно заёрзала на табурете, но тут вышел сначала Савва, а потом Александр. На нем была рубашка с коротким рукавом, светлые джинсы в обтяжку, черные солнцезащитные очки - те самые, в которых баб Аня вчера шла от вокзала, и рюкзак на плечах. Голова его была непокрыта и рыжие, слегка волнистые волосы немного торчали в разные стороны.
Старушка смотрела вопросительно.
- Борщ готов. Я пойду в правление, а оттуда поеду в райцентр. Если не успею к обеду - ешьте, меня не ждите.
- А кепку? Кепку-то возьми - запаришься, жара будет, голову напечет.
- Не напечет, - беззаботно ответил Рыжий и зашагал к калитке. Еще пару минут баб Аня видела, как он быстрым энергичным шагом пересек Луговую и затем повернул направо к центру.
К трем часам баб Аня проголодалась, а Рыжего все не было, хотя автобус из райцентра, находившегося на расстоянии двадцати пяти километров, проходил в районе двух часов. Устав от прополки и поливки, запарившись на солнце, она сняла фартук и кепку и зашла в дом. На веранде было попрохладней, единственное небольшое окошко пропускало мало солнечного света. Она умылась, обратив внимание на то, что возле рукомойника висели теперь уже два одинаковых, но разного цвета полотенца: розовое и голубое. Полотенца были не её. Таких дорогих она не покупала, да и вообще она ничего давно не покупала, пользовалась запасом, купленным еще во времена дефицита в СССР.
В кухне стол был уже накрыт на две персоны. Две плоские тарелки, на них стояли две миски для супа, ложки и вилки лежали рядом, тонко нарезанный черный хлеб был накрыт льняной большой салфеткой. Рядом стояла глубокая тарелка, накрытая другой, но плоской. Баб Аня приподняла верхнюю тарелку - в нижней лежало нарезанное тонкими пластинками мясо. Еще на овальной тарелочке были красиво уложены кружочки колбаски и сыра. И завершали сервировку стола магазинная баночка сметаны и черный молотый перец. Всё это было от вчерашнего похода Рыжего в магазин. Налив себе тарелочку борща, баб Аня сначала осторожно отхлебнула чуток из ложки. Борщ был восхитительный. Она добавила сметанки, макнула кусочек хлеба и, не останавливаясь, одним махом съела и борщ, и два кусочка мяса. Она вспотела и устала. Нужно было немножко полежать, отдохнуть. Да и ноги болели.
...Уснуть никак не получалось. Не давали покоя мысли о Рыжем. Еще вчера до прихода поезда его не было; жизнь текла одиноко, однообразно и монотонно, проходя в вялой борьбе за своё выживание. Интуитивно она чувствовала, что неспроста Рыжий появился здесь, что что-то должно произойти, но чувства страха не было, было лишь удивление, что она так легко ему верит, что вообще дала ему уговорить себя, взять его на постой. Деньги ей, конечно, нужны. Нужны на ремонт ветшающего дома, на лечение, но не до такой уж степени. Она не голодала и была уже, можно сказать, на пороге смерти. Считала, проживёт пару лет - за это время авось домишко не развалится.
Баб Аня встала и пошла в комнатку, где ночевал Рыжий.
Матрац на полу был аккуратно застелен одеялом, вещи из рюкзака лежали поверх одеяла. Воровато оглянувшись, баб Аня наклонилась и стала рассматривать, что же есть у Александра. На одеяле лежали черные джинсы, пара трусов, пара футболок, синяя джинсовая рубашка, носки, небольшой ноутбук (она знала, что это такое - ноутбук, видела по телевизору и у местной молодёжи). В углу стояли сандалии, на спинке стула висела куртка, а на столе стояла начатая бутылка вчерашней наливки и коробочка зеленого чая. Больше ничего не было.
Постояв еще пару минут, она вернулась в кухню и принялась за хозяйство. Нужно было нагреть воду для мытья посуды, поставить в духовку сухари на квас и продолжить работу в огороде. Делая все машинально, она поглядывала в окно: не идет ли Рыжий. И только когда перестала ждать, увлекшись работой, услышала шум работающего мотора и увидела, что около калитки тормозит старенький микроавтобус. Из боковой двери выпрыгнул Рыжий и пошел открывать заднюю дверь. Из другой двери вылез незнакомый парень, обошел машину спереди и тоже пошел к задней дверце. Вдвоем они стали вытаскивать какие-то ящики и коробки. Баб Аня вышла на крыльцо. Увидев ее, Александр издалека, не отрываясь от своего дела, помахал ей рукой и крикнул: "Сейчас закончу и приду обедать!".
Постояв еще с минуту и посмотрев, как парни вдвоем затаскивают всю привезенную кладь во двор, она пошла в кухню разогреть Рыжему борщ. Но из окна кухни продолжала наблюдать за тем, как после того, как все было вытащено, Рыжий о чем-то говорил с шофером, называя того Толиком. Потом они пожали друг другу руки и Толик сел в машину. Рыжий хотел было уже зайти во двор, но тут Толик открыл правую дверь и крикнув "Сань, гитару забыл!" - подал ему гитару в чехле, лежавшую, очевидно, где-то в кабине. Рыжий, смеясь, схватил гитару: "Спасибо Толя" и потом, наблюдая, как Толя разворачивается, напоследок крикнул: "Зря от борща отказался!" и помахал рукой. В ответ Толя посигналил и машина медленно отъехала. Рыжий закрыл калитку, по дороге схватил свой рюкзак, лежавший сверху на одной из коробок и зашагал к дому.
Умывшись, с полотенцем на широких плечах, Александр зашел в кухню. Борщ дымился в тарелке, в кухне стоял запах сухарей, пересушенных для кваса, на своём месте торжественно сидела баб Аня.
- А Вы что же, есть не будете? - спросил Рыжий.
- А я еще в три часа поела, тебя не дождавшись, еще не хочу. Ты ешь, ешь.
И чтобы не смущать его, отвернувшись, сделала вид, что что-то переставляет в буфете. Ей не терпелось узнать, что означают все эти ящики и коробки, что в них лежит и кто за все платить будет.
Рыжий с жадностью сильно проголодавшегося человека в течение пары минут утолил голод и начал медленно рассказывать.
- Я был в вашей администрации, потом в райцентре, ходил по магазинам и присматривал все нужное для моего проекта, кое-что купил сразу, кое-что заказал - товар придет позже. У меня есть кредитная карта, за все я платил сразу. Но я еще не все нашел, что мне нужно, поэтому позже придется съездить в город. Баб Ань, я хочу благоустроить Ваш участок, красиво огородить его, сделать дорожки, немножко подремонтировать дом, кое-что пристроить и переделать. На это нужно Ваше согласие и доверенность, чтобы я мог со строителями договариваться от Вашего имени.
Глаза баб Ани стали огромные. В них стоял страх.
- Это еще зачем?
- Что "зачем"? - не понял Рыжий.
- Зачем все благоустраивать?
- А разве Вы не хотите, чтобы у Вас было также хорошо как, например, у Ирины Петровны?
- Ёшкин-копалкин! Да мне помирать скоро, а ты - "благоустраивать!"
- Ну, во-первых, помирать еще не скоро, а во-вторых, разве Вы не хотите помирать в хорошем благоустроенном доме с красивым садом?
Баб Ане стало смешно:
- А какая разница где помирать? Что у тебя за дурацкие фантазии? И вообще, кто ты такой, что здесь командуешь?