Аннотация: Лесные деревни терроризирует Царь, огромный волк, вдохновляемый злой силой с неба - Красной Луной. Охотник Йорг, по прозвищу Изгой, должен добыть его голову, как выкуп за свою невесту, Слепую Хель. Но Царь добирается до девушки первым...
1 часть
Темнеющий лес. Лес и всполохи заходящего солнца, отражённые в глазах человека, сидящего в траве. Охотник Йорг сейчас отчетливо понял, что грядут перемены. Скоро случатся события из ряда вон выходящие и жизнь завертится, как ольховая сережка на ветру.
Может, днём землю будет освещать с небес второе светило. Или три луны встанут по ночам. Или он займется землепашеством и будет горбатиться на лесной поляне, пытаясь выклянчить у злой земли жалкий урожай ячменя и овощей.
- Ну, нет! - Йорг улыбнулся, показав желтые острые зубы. - Скорее уж три луны. Одна из которых будет зеленого цвета!
Вечер, не спеша, загустел, и холодный ветер заставил мужчину крепче обнять колени. Ветер шептал о зимней сырости и снеге, хотя лето еще не кончилось. И от этой невнятной болтовни становилось неуютно и скучно, потому-что зиму в лесах нельзя назвать веселым временем.
Йорг внимательно слушал. И продолжал пристально вглядываться в черноту леса, начинающегося чуть поодаль от околицы, где он сидел.
Три кружки пива, вылитые в пустой желудок, делали созерцание приятным и увлекательным, хотя неподвижно сидеть, чутко внимая окружающему, было его любимым занятием и так, без помощи хмеля.
Интересно, они придут или нет? Тупые олени! Час назад около лавки он дал в зубы одному из местных и потом беспечно назначил встречу всем желающим свести счёты с ним здесь, на окраине деревни, зовущейся Большие Дворы.
Нужно обязательно дождаться развязки, иначе торговля здесь и охота в окружающих лесах будут затруднены. А этого не нужно.
За спиной раздались возбужденные голоса. Йорг улыбнулся, чувствуя, как небольшое волнение охватывает его. Перед дракой хорошо поволноваться немного, всегда на пользу.
Три парня, громко переговариваясь, быстро шли по дороге. Это были рослые, уверенные в себе бугаи из больших семей.
Йорг, не торопясь, поднялся из травы, неодобрительно разглядывая дубинки в их руках.
- Эй, ребята! Не меня ищете?
По разочарованным лицам стало понятно - добры молодцы до конца надеялись, что вызов окажется только пустой бравадой и их никто не ждет.
Если бы это случилось, то имя охотника было бы ославлено по лесным селениям и знаменитый одиночка по прозвищу Изгой Йорг, потерял бы значительную долю того страха и уважения, которыми он пользовался.
Перед ними стоял сухощавый человек среднего роста с маловыразительными грубыми чертами лица. Темно-русые волосы, обрезанные у плеч, были неряшливо разметаны по сторонам, а рыжая борода насмешливо топорщилась под нажимом злой ухмылки. Запавшие глаза зло и жадно поглощали забияк, так лесной хищник изучает стадо оленей перед тем, как броситься в атаку.
- Вы бы палки бросили, от греха, а то мне придется копье поднять...
- Что ты брата моего у лавки ударил, Изгой? - стряхнув секундную растерянность, спросил широкоплечий мужчина с красным пьяным лицом. Низкий голос его тут же привел двух других в агрессивное расположение духа и драка стала неизбежностью. Переглянувшись, они бросили дубинки и, на показ лениво, в развалочку, начали обходить противника с боков.
- Твой брат мне плохие слова сказал. - Йорг спокойно давал себя окружить.
- Ну и ты б ему сказал... что ли.- Краснорожий откровенно тянул время.
- Мы не бабы словами кидаться... что ли.- Охотник сплюнул.
Трое бросились одновременно. Один кинулся за спину, другой ударил кулаком в висок с боку, а передний, самый массивный, чуть помедлив, чтобы дать развиться нападению, всей тушей кинулся вперед, дико зарычав при этом.
На Йорга обрушилась хорошо слаженная команда бойцов и он успел помянуть недобрым словцом свою самонадеянность, когда понял это. Но менять что-то было уже поздно.
Охотник стремительно бросился вперед и вбок, увернулся от удара со стороны, но не успел выйти из-под атаки вожака и тот задел его широко отставленной в замахе рукой. Кулак скользнул по губам, разбив их.
Прежде, чем Изгой успел развернуться, на спину ему уже прыгнули и сбили на землю. Дальше упавшему пришлось не сладко. Отчаянно вертясь, он пропустил несколько сильных ударов ногами по ребрам, прежде чем неимоверным прыжком выбрался из капкана.
Заревев от ярости, Йорг с удивительной скоростью ударил первого подвернувшегося кулаком в ухо. Удар был такой силы, что парень без чувств рухнул на землю, не успев даже охнуть. Следующим на очереди был здоровяк заводила. Тот успел только руки выставить, но, перекрыв ими сам себе обзор, пропустил жестокий удар в пах. Хрюкнув, рухнул вниз, ловя широко раскрытым ртом воздух. Третий, широко раскрыв бледно-голубые глаза, стоял неподвижно и оторопело смотрел на искаженное бешенством лицо Йорга, все произошедшее явно стало для него неожиданностью.
Изгой внезапно успокоился. Ярость его потухла так же быстро, как разгорелась.
- Куда тебя, брат? - Сплевывая кровь с рассеченных губ, спросил он почти ласково. Под запавшими щеками играли желваки.
Парень, ничего не отвечая, стоял на месте, выставив вперед кулаки. Сбежать не пытался и охотник понимающе кивнул головой. Ударил коротко, без замаха, точно в подбородок. Еще одно тело простерлось на траве.
Равнодушно оглядевшись по сторонам, Йорг подошел к тому месту, на котором ожидал драки. Поднял из травы короткое копье и пояс с массивным ножом. Подпоясался и, отсекая от себя произошедшее, с громким выдохом ударил тупым концом копья в землю. Избитые перестали существовать, хотя находились на расстоянии нескольких метров. Пустым местом были они для него.
Немного постояв, победитель сделал то, благодаря чему люди приписывали ему сумашествие или магическую силу - пошатнувшись, словно пьяный, неловко сел тут же, на краю дороги, рядом с лежащими. Глядя перед собой пустым блеклым взором, положил копье на колени и замер, превратившись в лесной валун, покрытый мхом.
Сумерки иссякли и настала ночь. Людей на околице деревни ярко освещала полная луна, подернутая в эту ночь тревожной красной дымкой.
Обиженные потихоньку приходили в себя. Постанывая поднимались, злобно смотря на неподвижно сидящего рядом Йорга. Один попытался что-то сказать, но был остановлен хриплым окликом товарища. Дружно плюнув в его сторону, парни поплелись восвояси.
Если бы они оглянулись, то увидели бы, как каменное выражение лица охотника на мгновение треснуло под действием кривой ухмылки. Он знал, что победил и теперь, пожалуй, в этих местах его добычу будут покупать немного дороже, чем прежде.
Удовольствие от насилия быстро растворилось в пустоте, а после, неожиданно, им снова овладела гнетущее ожидание. Йорг продолжал сидеть на дороге, наблюдая, как тревога подколодной змеей выползает понежиться под красноватый лунный свет, точно пытаясь под ним согреть свою стылую кровь.
Он видел черное тело, облаченное в склизкую чешую, глаза-бусинки и раздвоенный язык, щупающий воздух. Она смотрела на него из тесного клубка свернутого тела, проникала до самого нутра. Нужно было или убегать или раздавить гадину, но не в его власти было это. Проклятая напасть была неуязвима. Оставалось только терпеть. Терпеть и ждать исхода, который скоро придет.
Тряхнув головой, человек прогнал нахлынувшую тоску и возвратился к своей природной апатии. Хмель полностью развеялся и, легко вскочив на ноги, Йорг двинулся по лесной дороге в сторону свой деревни, Сорочьей.
Ночь властвовала в лесу. Тени переплетались с тенями, а ветер без устали шумел в густых кронах деревьев. Влажная прохлада обняла путника, заставив вздрогнуть от прикосновения своих липких рук.
Ночь доставляла Йоргу удовольствие и он жадно пил её мрачные тайны и магию. Никогда в жизни темнота не пугала его. Наоборот, в бесприютном детстве она была покровительницей и защитницей, а когда он стал мужчиной и вышел на охотничью тропу, то принял ее, как подругу.
Ночь скрывала всё, успокаивала и давала зализать полученные раны. День и солнечный свет были безжалостными и требовательными, темнота же была снисходительна, мягка и своенравна, как дикая кошка, которая по своей причуде вдруг вошла в человеческий дом и позволила себя гладить.
Бегущего навстречу человека охотник услышал издалека. Мужчина тяжело дышал и что-то бессвязно выкрикивал осипшим голосом. Неверный топот его ног был даже громче, чем крики. Вскоре он показался из-за поворота лесной тропы.
Изгой тут же узнал нескладную долговязую фигуру в обрывках оленей шкуры. Это был юродивый из его деревни, прозванный за свой высокий рост и худобу Щепкой. Он был безвреден в делах, как бабочка, но при этом остер и зол на язык, за что постоянно подвергался тумакам, тем более что избить его могла и старуха. Щепку, однако, это не останавливало, и он продолжал говорить, что считал нужным, не смотря ни на какие обстоятельства и последствия.
Кроме того, некоторые почитали его как предсказателя, и уверяли, что рассказанное им в точности сбывалось. Как они извлекали прогнозы из той замысловатой чепухи, которую обычно выплескивал из себя юродивый, оставалось тайной. Изгой с презрением относился к таким рассказам, считая их достоянием глупых женщин и непутевых мужиков.
Но в этот раз появление Щепки заставило его насторожиться. Все последнее время он томился смутным предчувствием надвигающейся опасности, и юродивый был сейчас словно бы глашатаем грядущей беды.
В лунном свете длинное лицо Щепки казалось неестественно бледным, словно у трупа. Охотник разглядел, что взгляд его был полностью расфокусирован и зрачки то и дело закатывались, оставляя глаза страшно сверкать одними белками. Удивительно как при этом безумец не сбивался с дороги.
- Пришел! Царь пришел, наконец! Теперь будет хорошо всем! Как должно быть, а не как вы хотите, твари! Кровью он очистит нашу землю и останутся только избранные! Он - царь! Ему поклоняйтесь!
Изгой Йорг мрачно вслушивался в слова Щепки. Он знал, что иногда придурочный мужик мог разговаривать на удивление осмысленно и мудро. Поборов презрение, спросил:
- Ты о ком орешь, Щепка? Кто там у тебя пришел?
- А...- длинный палец уперся в грудь Изгоя. - Ты! Я знаю, ты, проклятый, не примешь власть царя! И за это он разорвет тебя на тысячу кусков! И девку твою белую порвет! Всех вас порвет, гадин...!
- Гуляй, придурок! - Изгой решил не принимать во внимание слова деревенского безумца, хотя злобой они полыхнули необыкновенной. У охотника не было никакой девки, он жил один. Да и царей в лесном краю не водилось, жили тут большими семьями, во главе которых стояли старейшины и каждый клан был сам себе и закон и порядок.
Чтобы окончательно все стало на свои места, он сильно пнул Щепку ниже спины. Тот некоторое время молча смотрел на него, а потом сказал неожиданно спокойным голосом, ясно глядя в глаза Изгоя:
- Конец тебе приходит, Изгойчик. Кровью захлебнешься и в ней останешься. А я в сторонке постою - полюбуюсь, как вы грызться будете. Так-то лучше... - И снова заорал дурным голосом, словно бы опомнившись.- Царю поклон! Хозяин, царь, пришел к нам!
Изгой уже не слушал этих воплей. Щепка, махая руками, побежал дальше, по направлению к деревне Большие Дворы.
Если попадется под руку обиженным ребятам, ох, и намнут же они ему бока, подумалось охотнику.
Неспокойно было на душе и встреча с дурнем только усилила это чувство. Никогда в жизни прежде он не испытывал подобного недомогания. Были раньше смутные тревоги, донимающие, почитай, с детства, но в конце этого лета настроение расстроилось не на шутку.
Душу изнутри высасывало неясное гнетущее ожидание, как будто идешь по лесу, ожидая нападение из-за каждого куста и ствола дерева. Тело дрожит от напряжения, холодный пот течет по спине... и ничего не происходит. Вдруг мелькнет какая-то тень, раздастся непонятный шорох... но снова нет. Лучше драка, схватка, которая уже началась и всё предельно ясно - ты или тебя. Но сердце изводила темень ожидания неизвестно чего. Или кого.
Сны Йорга стали прерывисты и наполнены неясными символами. То казалось, что преследует его огромная волчья пасть. То видел он, что стоит посередине небольшой поляны на пригорке, а всё вокруг затоплено кровью, в которой плавают растерзанные дети. Просыпался Йорг от собственного крика и долго не мог успокоиться.
Сейчас, после встречи с Щепкой, он нутром почувствовал, что очищение от морока близко. Что-то произойдет и сердце, наконец, вырвется из черных когтей обуявшей его скорби.
Угнетало лишь неясность, с какой стороны ждать событий. Клановых войн в лесном краю не намечалось, это охотник знал наверняка. О любой драке он знал задолго до начала, так как противоборствующие стороны под разными предлогами старались привлечь его на свою сторону. Никогда он не нанимался ни к кому, говоря, что кроме одинокой охоты не имеет интересов в жизни и проблемы больших семей ему, вообще бессемейному, не интересны ни с какой стороны. Так же как и их щедрые посулы.
А что еще кроме вражды между семьями может оправдать это томительное предчувствие большой крови?
Ответа Йорг не знал, но то, что скоро он его получит, уже не сомневался.
Царь поднял голову к темнеющему небу. Воздушная бездна заглянула в душу огромного волка, и, смешавшись, предпочла сделать вид, что ничего не произошло. Это в обычае неба, смотреть в души существ, прикрываясь при этом безразличием.
Потом он вздохнул, жесткая шерсть на загривке встала дыбом. По могучему телу пробежала сладкая дрожь, рожденная силой и томлением от предвкушения счастья.
Красная Луна сказала сейчас, что он уже готов. И волк обезумел от радости. Он давно ждал этого и вот благословение упало золотой короной на его большую голову.
Лесной мир путался в желтых сумерках ночи. Призрачная вода темноты обволакивала все вокруг, мешая звуки, запахи и цвета. Ночь танцевала во вселенной - святое время для всех жителей леса.
И прежде всего для волчьего народа. Это для них он начнет сегодня войну. Наверное, для них. Они ведь этого достойны. Наверное.
Царь щелкнул зубами и бросился длинными прыжками в сторону человеческого стада, живущего неподалёку. Все тропинки и подходы давно изучены и сочтены, местность разведана. Двуногие всё это время умудрялись не видеть его в упор, хотя он проводил долгие часы, рассматривая их.
Только собаки чуяли его угрожающее присутствие. В их бесноватом лае тогда появлялись панические ноты, словно бы предчувствовали они тот ужас, которым он готовился накрыть людской мир. С псами справятся и братья, каждый с тремя, ему они не интересны. А вот люди, да, это настоящие враги, желанная добыча.
Люди - это те, кто притеснял и убивал волков с незапамятных времен. Те, кто вытеснял лесной народ с исконных территорий. Наглые пришельцы и захватчики, живущие за счет их богатств. Это те, кто вырывает кусок мяса из голодной пасти хозяина. Но сейчас их власти наступает конец и эта ночь погонит первую кровавую волну в очищающем скверну потоке.
Горячая слюна закапала из пасти. И красная ярость поднялась и заполнила все вокруг, до луны, до неба.
При подходе к селению Царь остановился и обернулся на едва различимое движение позади. Это молодые волки из стаи его матери, Черной Вдовы, увязались за ним, почуяв возможность поживы. Им тоже нужен кровавый пир. Они тоже жаждут нежного тела двуногих. Что ж, братьям еще представится возможность доказать свою ненависть и голод. Пусть только попробуют не доказать.
Он негромко рыкнул за спину и невесомые шорохи стихли, шаги исчезли. Волки притаились глубоко позади. Первым должен действовать Царь, как и положено лесному монарху.
Луна жеманно прикрылась облачком и свирепый враг большой серой тенью нырнул за околицу ничего не подозревающей деревни Сухой Ручей.
Мягко ступая по дороге вдоль домов, зверь сквозь стены слышал дыхание спящих, чувствовал их дразнящий запах. И это приводило его в восторг.
Немногочисленные собаки, одна за другой, начали захлебываться в лае. Собак надо будет давить в первую очередь, именно они выдают присутствие. Проклятые твари!
Придя вдруг в неистовство Царь, не прислушиваясь больше ни к чему, быстрым прыжком преодолел ближайший забор. И приземлился прямо перед задыхающимся криком псом.
Небольшой пес, захрипев от ужаса, ринулся в сторону, но в следующие мгновение собачья голова была откушена волчьей пастью.
Отшвырнув башку, зверь застыл над трупом собаки, прислушиваясь к приближающимся звукам. Раздался скрип открываемой двери, и на пороге забелела рубаха.
- Лохматый, ты там чего расшумелся? - раздался певучий, с хрипотцой из-под сна, голос молодой женщины.
Потом она обмерла, но всё же успела ойкнуть, увидев летящую на нее серую тень. Царь провалился вместе с ней в сени, ударив лапами в грудь. Там, на земляном полу, навалившись, мгновенно нашел тонкое горло и перекусил его. Потом еще раз укусил и, резко дернувшись, легко сорвал женскую головку с плеч, влажно хрустнув упирающимся позвоночником.
Хлынула кровь, от запаха которой он пришел в восторг. Мир вокруг заволокло прекрасной красноватой дымкой и волна счастья подняла волка над землей. Он ясно различил благословение Красной Луны в потоках человеческой крови. Царю стало окончательно ясно, что единственная жертва, которую желает его Луна - это смерть двуногих.
Из избы раздался мужской голос. Зверь спокойно вошел в темную комнату. Мужчина негромко спросил во мрак:
- Что ты шумишь там, Мирта? Чего там у тебя? - он шумно втянул воздух, почувствовав запах крови и, главное, запах хищника.
Царь, сдерживая дыхание, ждал, пока человек возится с кресалом, высекая искру.
Вспыхнувший мох на миг осветил огромного волка с расщеренной окровавленной пастью. Мужчина выпучил глаза и замычал что-то невнятное, когда Царь прыгнул. Укуса огня он не почувствовал. Началась бойня в темноте.
Царь вслепую терзал все, что оказывалось перед ужасными пилами его зубов - человеческую плоть и деревянные части домашней утвари, какие-то тряпки и железо. Всё превратилось в единое целое, которое надо было разорвать, поломать, превратить в ничто.
Крови было много, кровь лилась отовсюду, он по вкусу чувствовал сначала одну, потом вторую и ещё и ещё. Щенок какой-то вроде пищал сначала, но всё очень быстро затихло и в комнате осталось только его утробное рычание и адский стук смыкаемых челюстей. Под лапами хлюпало от кровавой жижи, воздух в тесной избе сгустился от испарений и мешал двигаться.
Немного придя в себя от экстаза насилия, Царь с трудом нашел выход из поруганной избы. Осторожно выйдя во двор, немного постоял над трупом молодой самки, чью семью, вместе с хозяином и детенышами, он только что вырезал.
Задрав морду вверх, впился взглядом в ночное светило, заливающее мир бледным светом. Сейчас это была просто луна, небесный камень, волчье солнце. Не божество, которое направляло и звало. Благодать просыпалась в ней только от его молитв. Но время для богослужения еще не пришло. Священнодействие не терпит суеты и может быть отправлено только с одного места - с алтаря, расположенного на заветной лесной поляне.
В деревне продолжали бесноваться собаки. Но это не волновало Царя, опьяненного кровью и сознанием собственной силы.
- Мирта, Базен, что там у вас за шум? Собаки точно с ума сошли на деревне, слышите? - раздался вдруг старушечий голос из-за забора на улицу. Волк, не раздумывая, прыгнул на звук. Старуха умерла ничего не успев понять, Царь даже не стал её кусать, просто поломав хлипкое тело, когда падал сверху.
Оглядев пустую дорогу, довольно рыкнул. Дразня охрипших псов, пронесся огромными прыжками по главной улице через все селение. И исчез в темной утробе ночного леса, оставив смрадный мирок двуногих тварей пребывать в недоумении до рассвета.
Войдя в лес, Царь встретил увязавшихся за ним молодых волков. У них не хватило дерзости последовать за ним в деревню и они дожидались исхода дела на опушке.
Увидев окровавленную морду Царя и хребтами впитав исходящую от него злую силу, звери упали на землю и разразились тонким щенячьим повизгиванием. Он принял эти знаки покорности, как положено царю, равнодушно и невнимательно. Власть его над волками родной стаи была установлена давно. Но до этой ночи она зиждилась лишь на естественном превосходстве в силе и уме.
Царь был удивительно крупным даже для Лесной страны, которая славилась огромными волками. Именно волки, а не медведи, с давних времен были здесь доминирующими хищниками. И у них не было природных врагов до тех пор, пока в эти глухие края не пришли люди, вооруженные копьями и топорами.
Теперь, помазанный человеческой кровью, Царь одел корону волчьего бога и власть его приобрела не только естественный, но и сакральный характер. Она утеряла возможность быть оспоренной и одиночество, чувствуемое им с момента рождения, приобрело необратимый характер.
Глядя на склоненные головы у своих лап, он понимал свою безграничную власть над ними, но теперь, после резни в людском жилище, это перестало доставлять ему удовольствие. Серые братья стали рабами, инструментами, способными быть полезными для истребления человека. Все, кроме войны с двуногими, потеряло смысл.
Одобрительно рявкнув, Царь побежал в чащу. Волки не пошли за ним. Долго еще они стояли на опушке, нюхая кровавый след и настороженно вслушиваясь в близкий собачий лай.
Увидя, что братья даже не осмелились идти за ним, Царь понял, что не сможет сейчас вернуться в стаю. Презрение и ненависть стали тому непреодолимой преградой. Его мать, старая волчица Черная Вдова вновь станет вожаком. Он же будет жить в одиночестве, посвятив себя всецело резне племени двуногих, пока последняя кость их не будет обглодана и изгрызена.
Красная Луна, выбравшая его, не ошиблась. И Царь понесся туда, где получил благословение на войну и осознал своё подлинное призвание - на поляну в непроходимой чаще, с небольшим холмом посередине.
Небо светлело, приглашая холодное утро вступить в свои права. Волк лег под старым дубом на краю прогала и внимательно разглядывал бугор посередине. С этого возвышения он пел гимны во славу Красной Луны. Но сейчас, на рассвете, богослужение невозможно. Нужна тьма и небесный камень должен стать круглым, только тогда луна превращается в источник силы и благословения.
Вокруг дуба, в вытоптанной траве, валялось несколько старых человеческих черепов, найденных им в разных концах леса. Царь ощутил прилив злобы, когда подумал, что мог бы принести новый череп сегодня. Придется пока играть старыми.
Он выбрал большую мужскую голову с хорошо сохранившимися зубами, свидетельствовавшими, что при жизни это был сильный, здоровый человек, и принялся её грызть.
Когда Царь только осознавал себя, поляна была усеяна еще и звериными черепами. Тут были остатки больших медведей и огромные кости лосей. Но потом он выкинул их все, оставив только останки человека. Дольше всех он хранил гигантский медвежий череп, размышляя о том, какого же размера было это животное, зарезанное его предками. Таких медведей в Лесном Крае давно не осталось, они не выдержали конкуренции с разбойничьими ватагами волков и их род пришел в упадок. Теперь медведи были мелкими, трусливыми тварями и никакой угрозы серым братьям не несли.
Лапы пахли человеческой кровью и, засыпая, он довольно скалился, чувствуя этот приятный аромат.
Деревня Сухой ручей не сразу поняла, что же произошло ночью. Собаки не могли успокоиться до утра, бесновались и норовили сорваться с привязи, надрывая и без того просаженные глотки. Ночью люди выходили из домов на шум, но дальше порога никто не двинулся, заботясь о порядке только на своем дворе. Да и проснулись далеко не все - дневные заботы тяжелы и сон крепок.
С утра первым делом заметили отсутствие сварливой старухи Мары. В обыкновенный день она вставала далеко затемно, и уже с первым светом в селении раздавался то здесь, то там её визгливый громкий голос.
Вскоре бабку нашли со сломанным хребтом у ворот плотника Базена. Когда начали стучать, ответом была тишина. И вот, когда обеспокоенные люди перелезли забор и попали во двор, тогда в их сердца вошел настоящий ужас.
В сенях избы лежало обезглавленное тело хозяйки Мирты. Длинная её рубаха из серого холста сделалась бурой от крови. Оторванная голова с торчащим белым хрящом позвоночника, удивленно раскрыв рот, смотрела на вошедших полуприкрытыми, сонными глазами. Пройдя дальше в жильё, потрясённые селяне увидели жуткую картину бойни.
Плотник Базен и трое его детей, два мальчика погодка и двухлетняя малышка Изо, были растерзанны на куски. Комната представляла собой картину кровавого хаоса, где в безумной головоломке лежали части человеческой плоти.
Сам хозяин, дородный крупный мужчина, был разорван на две половины - неведомый монстр вспорол ему живот, а потом перекусил и хребет. Плотник так и лежал двумя кусками, нелепо расположенными по отношению друг к другу, и держащимися между собой на остатках спинных мышц.
Детские тела были перемешаны фрагментами. Небольшие руки и ноги были разбросаны по всей комнате. Голова одного из мальчишек оказалась смятой, как вареное яйцо, а у его брата было откушено лицо вместе с нижней челюстью. От маленькой Изо вообще ничего не осталось. Нашли только крохотную ступню. Предположительно чудовище сожрало её целиком.
Кроме этого в избе, покрытой коростой запекшейся крови, лежало еще несколько ошметков мяса, понять принадлежность которых было трудно из-за сильной деформации.
Даже предметы подверглись нападению и хранили на себе следы укусов огромных челюстей. Ножка стола была не сломана, а явно перекушена, судя по краям. Лавка хранила на себе следы зубов чудовищных челюстей. И это было бесспорно. Монстр в бешенной ярости кусал все вокруг себя, не различая в темноте кого или чего крошит его пасть.
Трудно передать тот ужас и смятение, которые воцарились в Сухом Ручье после ночного происшествия. Люди ходили сами не свои, вопросительно глядя друг на друга. Когда первый шок от увиденного рассеялся народ собрался у дома старосты Вёселя.
Йорг Изгой проснулся далеко за полдень. Как всегда после долгого сна на него навалился лютый голод и он, даже не продрав глаз, накинулся на большой кусок копченой оленины, запивая мясо слабой брагой. Хотелось еще овощей, но сходить за ними к соседям было лениво.
Вечером охотник планировал уйти в лес на добычу. На свою дикую охоту, которую так любил и жизни без которой не представлял.
Сейчас, осматривая оружие, он вдруг подумал, что будет делать, если с ним в чаще произойдёт несчастный случай или его покалечат в очередной драке. Изгой одинаково равнодушно воспринимал все варианты. Какая разница, кто нанесет увечья - острый сук в зарослях, лось или пьяный дебошир в кабаке? Двое последних вообще различаются только тем, что одно из этих животных ходит на двух ногах и выдумывает про себя небылицы.
Но как он будет жить, если охотиться станет невозможным? Может ограничиться капканами и обойдется без ходовой охоты? Или поднатореет в засадах и будет, выпучив глаза, сваливаться перепуганным косулям на спины? А если даже в лес не будет возможности доползти? Тогда уж точно все. Изгой хмыкнул - подходящий способ проститься с жизнью найдется быстро.
А если только капканы? Тоже - всё. Он любил именно активный поиск зверя, без заранее продуманного плана. Те восхитительные открытия и неожиданные восторги, которые давала только ходовая охота. Ни с чем не сравнимое чувство падения на след животного, когда много дней не ел толком, скитаясь из одного края леса в другой.
Отбросив в сторону неприятные мысли, мужчина проверил своё снаряжение. Короткое тяжелое копье Йорг осмотрел особенно внимательно. Наконечник немного расшатался. Шатается? Пусть! Желания отматывать его и крепить заново сейчас не было, до вечера оставалось не так много времени. Охотник сильно не любил, когда что-либо заставляет отложить выход из тесной хижины в величественные дворцы дремучих лесов.
Нож был быстро выправлен каменным точилом. Громоздкий и толстый клинок не отличался изяществом, но Йорг смотрел на него только как на утилитарный инструмент, не наделяя больше ни какими качествами.
Он не понимал и не принимал преклонение некоторых охотников перед оружием, их мелочное внимание к каждой детали клинка или рукоятки, стремления к прихотливым формам. Когда же некоторые из них принимались утверждать, что в их оружие живут духи, дающие удачу, Йорг не мог сдержать презрительного смеха.
Лук в этот раз останется в углу. Хотелось молодую свинью и предполагалось убить её копьем. Он был посредственным стрелком, так как предпочитал щекотать свои нервы ближними дистанциями для добычи. Лук же лишал радости от близкой крови и убийства, отодвигая зверя на заведомо безопасную дистанцию. "Лук для трусов!" - выдавал при случае Йорг, и глумливая улыбка искажала тогда его грубое лицо.
Мужчина праздно сидел на пороге своей нищей хижины, когда к нему прибежал сосед. Один из тех немногих, кто поддерживал с ним приятельские отношения, а не только деловые.
- Про Сухой Ручей слыхал, Йорг?
Изгой равнодушно посмотрел на возбужденного мужика.
- А ты про Большие Дворы знаешь? Как я там морды троим начистил, в курсе?
- Этой ночь волки вырезали семью Базена! Всех разорвали! И троих детей тоже! Нашли отпечатки лап!
Изгой удивленно рассматривал расстроенное лицо соседа. Апатичности его, однако, эти плохие новости не развеяли ничуть.
- Скверные дела, да. Раньше они себе такой дерзости не позволяли. Думаю, найдутся парни, которые лишний раз напомнят серым, кто в лесу хозяин.
- А ты что же?
- А я, что же, отправляюсь по своим делам. - Изгой демонстративно отвернулся, показывая, что потерял интерес к разговору. Видя, что человек продолжает недоуменно нависать над ним, нехотя процедил.- В селениях полно охотников и без меня. К тому же это проблемы общины Сухого Ручья, прежде всего. Если они вздумают меня нанять, тогда, конечно, надо всё обсудить. Но, думаю, они предпочтут попробывать сначала какую-нибудь семью. Варгов там или ещё какую дрянь...
Сосед ушел неприятно удивлённый спокойной реакцией Изгоя. Разочаровывать людей было одним из любимейших занятий одинокого охотника.
День клонился к вечеру и он, взяв копьё, вышел из дома вон.
Вести из соседней деревни отозвались ледяной волной вдоль позвоночника, что Йорг тщательно скрыл от чужих глаз. Они всколыхнули черные мертвые воды этой отрешенной души, привыкшей от рождения принимать любые события в подлунном мире с мрачным фатализмом.
Не этих ли событий он ждал подспудно все последнее время? Не является ли это началом того, что освободит его от гнетущих снов и тянущего, изматывающего беспокойства? Сердце встрепенулось надеждой. Верилось - началось! Всё разрешится! Проклятый морок развеется. Ему суждено сыграть в грядущем важную роль и насладится остротой жизни.
Только бы не оказалось всё очередной глупой сказкой про волков-людоедов или про неизвестно откуда взявшегося гигантского медведя. Такие истории всплывали время от времени, когда люди сталкивались с непонятными проишествиями.
Был случай, когда свихнувшийся огородник резал молодых девчонок, обставляя всё это под волчий налёт. Делал он это неумело и его быстро поймали. Кругом полно опытных охотников, которых так просто не проведешь.
Изгой смеялся, наблюдая, как ублюдка заживо закапывают в землю. Тот, по его мнению, очень смешно таращил глаза. Уже через несколько дней пошла дурная молва, что заживо зарытый маньяк по ночам встает из своей проклятой могилы и шляется по деревням в поисках свежей крови.
Но Изгой точно знал, что этого быть не может. Хотя бы потому, что лично заклял могилу казненного, навалив на неё изрядную кучу дерьма. Как-то, захмелев, он поведал эту тайну в харчевне, но вместо ожидаемого смеха встретил в ответ только напряженное молчание и испуганное покачивание головами. Его юмор редко имел успех, это точно.
Изгой остановился на краю сумеречного леса. Как всегда медлил, прежде, чем войти в свой дом и святилище. Ибо здесь и было его подлинное жилище, а жалкая халупа на краю Сорочьей не в счёт.
Храм, продуваемый всеми ветрами и освященный омовениями дождей. Благое пространство, равно открытое для всех и опасное для всех. Подлинная сцена жизни, где нет места лицемерию, лжи и двусмысленности. Тут не бывает душного мрака, являющегося отличительной чертой отношений между двуногими животными по имени "человек".
Лес таил в себе тысячи загадок и неисчислимые дары. Он мог убить сотнями способов или облагодетельствовать. Никто, входя под его шумящие своды, не мог быть уверен, что выйдет невредимым. Лес, покровитель и друг для сильных и смелых, губитель слабых. Лес, не знающий напрасного сострадания и оскорбляющей жалости. Лес, вооруженный когтями, страшными клыками и острыми копытами. Лес, способный съесть всё, что бы то ни было, вместе с дерьмом и костями. Лес, скрывающий всё и всё позволяющий. Место свободного проявления силы. Не судящий и карающий одновременно. Хорошее место для мужчины.
Изгой жадно вдохнул напоенный древесным ароматом воздух. Каждый этаж лесного мира пах по-своему и звучал особо. Но всё вместе это объединялось в единую песню звуков, запахов и цвета. Он мог просто идти по нему многие часы. Без цели и без мысли. Отрешенно и, в то же время, максимально собрано внимая окружающему. Растворяясь в поющем пространстве деревьев, трав и кустарника.
Сейчас, сжимая в руках копьё, охотник направлялся в сторону дубовых рощ, где жили интересующие его кабаны. На месте он планировал очутиться завтра, ближе к полудню.
Впереди предстояла ночёвка в лесу и долгий переход с утра. Из провианта он взял с собой только небольшую кожаную флягу с водой, на зуб бросить было нечего. Голод с ранних лет являлся другом для Йорга, непоседливым и суровым. Лучше любого старшины он гнал человека к правильным делам и заставлял сластолюбивую душу двуногого быть трезвой и предельно искренней. "Сытый тухнет и дрочит - голодный рыщет и хохочет!" Йорг ухмыльнулся, вспомнив свою любимую пословицу, которую сам же и придумал. Глупая по мнению большинства, его она всегда развлекала и смешила.
Пока было ещё светло, он быстро шел по лесу, временами переходя на медленный бег и внимательно осматривая доступную зрению округу. Как только сумерки сгустили свой прозрачный кисель настолько, чтобы ходьба стала слишком медленной, Йорг нашел удобное место под кроной старой сосны и нарубил дров для костра, используя тяжелый нож вместо топора. Дальше - огниво, мох, и вот уже пляшут веселые язычки пламени по сухому дереву.
Уставясь в костер, Йорг мысленно вернулся к новости о вырезанной семье из Сухого Ручья. Гибель детей не вызвала в нём особого возмущения, хотя именно на это упирал сосед, предлагая ему повозмущаться вместе с ним. Но разве зверь, в каком бы обличии он не появлялся, когда-нибудь щадил детей или стариков? Если спасались, то только случайно. И разве люди, в свою очередь, щадили щенков животных, когда они попадались им под руку? Все тоже делал и человек, не утруждая себя снисходительностью и добротой. Так чего возмущаться?
Еще Йорг подумал, что, наверное, не был бы таким рассудительным, будь у него самого дети или хотя бы жена. На эту тему ему много раз высказывались, говоря, что равнодушие к бедам и радостям людским его, идет от неприкаянности.
Охотник много раз себя спрашивал нужна ли ему жена и весь этот семейный бедлам и ответ всегда был один - нет. Пусть людей отпугивает его подозрительное одиночество и нелюдимость, на это было наплевать. Йорг не зависел ни от чьего мнения и не стал бы зависим ни при каих условиях. Через всю свою жизнь он нёс убеждение, что свобода - это воздух, и без неё невозможно, что не создан он для душной возни вокруг очага. И еще всегда мерещилась кровавая война, в преддверии которой глупо обзаводится прочными связями. Когда же она случится, Йорг не знал. Может быть она началась прошедшей ночью?
Костер разгорелся не на шутку и жаркие волны обняли охотника не хуже любящей женщины. Свет огня выдавил окружающий лес во тьму и сузил пространство до освещенного пятна. Это всегда не нравилось Изгою, но ночи были уже холодны и одним плащом уже не согреться.
Человек пристально смотрел в пляшущие вихри пламени и голову его наполняла звенящая пустота, ни чем не тревожимая и не замутняемая. Мысли не кололи сейчас ум и сердце наслаждалось отсутствием чувств. Всё, что нужно, было здесь. Нет прошлого, нет и будущего - только рыжий радостный костер жизни навсегда.
Сильный порыв ветра вдруг ударил Йорга, бросив пламя в лицо. Борода чуть треснула опаленными волосами. Еще пришел странный запах и он смутился, не понимая, что это. Потом его осенило - так пахнет свежая кровь. И ещё какие-то ноты были в нём. Сладковатые и тошнотворные, как протухающий труп.
Йорг оскалился, чувствуя вдруг подкатившие позывы к рвоте в пустом животе. Под треск сгорающих веток в него вошла уверенность, бесспорное знание о том, что кровь зальёт Лесную Страну, и будет это большей частью человеческая кровь. Сказки о чудовищных волках, вовсе не сказки, а самая что ни есть правда.
Шумно сглотнув, Йорг удивительным образом провалился в странное забытьё и встретила его там огромная зубастая пасть. Широко раскрывшись, она исторгла из своего зева нескончаемый поток крови, который пенился и нёс на своей поверхности оторванные детские руки и прокушенные головы с удивленно раскрытыми живыми глазами. Потом на него уставились злобные волчьи глаза и он начал тонуть в их серо-рыжей бездне.
Огромный волк стоял посередине красного океана крови и разорванных человеческих тел. Йорг понял, что это тот, кто ему нужен.
- Я ждал тебя всю жизнь! - со счастливой улыбкой кричал Йорг и ликующая радость заполняла сердце.
Шерсть зверя дыбилась на загривке и охотник видел, как тот собирается в тугой комок, готовясь к прыжку. Его же поразило тяжкое бессилие. Йорг в гневе осознал, что не может двинуть ни единым членом.
Удивленно он посмотрел на свои руки и, еще больше негодуя, понял, что нет в них ни ножа, ни копья. За спиной сгорбившегося перед атакой волка появилась большая красная луна и человек понял, что она - мать чудовищного волка. Монстр прыгнул, необъятно раззявив адскую пасть с рядами острых желтых клыков!
Изгой сдавленно закричал и очнулся, обливаясь потом. Потом он долго тряс головой. Никогда прежде тихая дрёма перед ночным костром не оборачивалась кошмарными видениями, подобным этому. Охотник встал и подбросил сучьев в затухающий костёр. Его бил легкий озноб от потрясения и холодного пота. Ночной лес вокруг жил своей обычной жизнью, старательно делая вид, что ничего необычного не происходит.
- Дерьмо какое! - неожиданно для себя, Изгой сказал это вслух. Голос скрипел, как несмазанное колесо в телеге. Он отпил немного воды из фляги, завернулся поплотнее в плащ из оленей шкуры и заснул, раздражённо отмахнувшись от привидевшегося, как от назойливой мухи.
В молодости, побуждаемый грустным голосом ещё не окаменевшего сердца, Изгой Йорг до сильнейшей головной боли вглядывался в глубины своей памяти, пытаясь извлечь оттуда образ отца. Блуждая среди сотен теней и обрывков странных материй, что развевались на потустороннем ветру, он тщетно звал его.
Иногда казалось, что вот этот рослый мужчина, вдруг появлявшийся перед ним, обернется и Йорг закричит от радости узнавания, но тот или исчезал или упорно не показывал лица, несмотря на зовущие крики. Такое самокопание всегда заканчивалось для одинокого охотника глубоким разочарованием и острой тоской по родной душе, ибо такая в нем до времени была, распространяясь, правда, только на неведомого отца.
Детство почти не доставляло ему счастливых воспоминаний и неясный образ сильного человека, который добр к нему, являлся одним из тех редких моментов, которые дарила ему память. Охотник помнил ту радость, которую он, малыш, испытывал, когда отец приходил и то чувство покоя и защищенности, которое переживал при его присутствии.
Вот будущего Изгоя сажают на твердые колени, и, что-то ласково говоря, вкладывают в детские ручонки небольшой лук. Вот разрешают потрогать грубый рог рукояти ножа и полированное древко копья. Йорга неодолимо тянуло к этим вещам сколько он себя помнил.
Матери в его воспоминаниях места не находилось никогда. Для себя он решил, что она умерла при родах. Всем этим он не тяготился, однако. В обычаях здешних мест было принято рано отрывать мальчиков от матерей и воспитывались они в отчуждении от женских забот, которые считались развращающими и вредными для духа подрастающего мужчины. И, как бы ни был он чужд по своей натуре любым нормам, указанным со стороны, с этим взглядом на вещи он был полностью согласен.
Его, сироту, поддержала семья собирателей. В лесных деревнях детям, по возможности, не давали умереть с голоду, тем более мальчикам. О его прошлом они не распространялись, он же сначала стеснялся расспрашивать о родителях, а потом был уже слишком горд для того, чтобы говорить на такие интимные темы с людьми, которых презирал.
У собирателей Йорг всегда рос на положении чужака и семья эта, хотя и была по- своему добра к нему, никогда не делала попыток создать иллюзию теплоты отношений. Возмужав, он был им признателен за это, ибо мучился бы привязанностью к чужим людям, чего не переносил.
Сначала они пытались обучить его ремеслу сбора лекарственных трав и корней, чем сами жили. Но, видя полное безразличие опекаемого мальчика к этому неторопливому занятию, вскоре оставили свои попытки.
Если бы не прирожденная страсть к охоте, страсть, которая проснулась в нём с младенчества и затмила собой всё, неизвестно, дожил бы он до самостоятельного возраста или все же сгинул от голода и холода, ибо просто так места в доме и кусок ячменной лепешки ему не давали даже в детстве.
Собирать же травы и выполнять хозяйственные работы по хозяйству он упорно не желал, вызывая закономерный гнев своих благодетелей. Но Йорг очень быстро учился охоте. Знания повадок животных и способы добычи всплывали в его крови, стоило только оказаться в лесу, увидеть зверя или даже только след.
Лес сразу стал домом. Владением с бесчисленным количеством неизведанных комнат и россыпью укромных уголков с богатствами. Стал тем местом, где стоило жить, умереть, а, ещё больше, стоило сражаться, полной грудью вдыхая свободу и счастье.
Изгой начал пропадать на охотах еще не до первых волос между ног. Встречая иногда в чащах охотничьи семьи и видя, как отцы и старшие братья учат свое подрастающее поколение, он в первый раз улыбнулся своей косой хищной улыбкой.
Люди смотрели на чудного ребенка с удивлением и тревогой, ибо он попадался им в таких местах, где даже сильные мужчины предпочитали не оказываться в одиночестве из-за хозяйничающих там волчьих стай. Впрочем, они быстро придумали себе объяснение и говорили, что голод и глупость загоняют ребёнка в чащи.
Йорг кивал в ответ, ведь так было удобно всем. Даже его приемным родителям, которые представали в глазах селян прагматичными и жестокосердными хозяевами, что полностью укладывалось в общепринятое понимание правил жизни, где не было места милосердию.
Некоторые, правда, шептались, что это лесные духи обучают юного Йорга ремеслу охотника и охраняют его, но подобные россказни воспринимались большинством приземленных лесных обитателей с пренебрежением.
Йорг любил вспоминать первую добытую косулю, первую выпитую кровь. Ибо ведомый непонятною жаждой он впился в горло лежащей на земле и содрогающейся в предсмертных конвульсиях самки и пил красную влагу до тех пор, пока не почувствовал приступа тошноты. Никчемное детство завершилось тогда. От шеи животного отпрянул уже муж.
Обливаясь потом, Изгой приволок косулю в деревню, на двор своей приемной семьи. Там торжественно распял животное, наслаждаясь насторожёнными взглядами собирателей и, нарочито долго сдирая шкуру, разделал на куски.
Отношение к нему сразу изменилось. Патриарх собирателей буркнул - "Волчонок вырос!", и люди, среди которых он находился, перестали скрывать свое отчуждение. Но вместе с этим признанием чужаком он приобрел и то, что порадовало его душу - свободу, с ее сильными загребущими руками. Именно этого неприкаянный мальчик и добивался.
Он еще жил несколько месяцев под кровом собирателей, наслаждаясь незнакомым ранее чувством ясности, которое пришло, когда определился жизненный путь. Всё это время он кормил их лесным мясом, испытывая смешанные чувства удовлетворения и презрения, когда они ели. Но потом это прошло, облетело, как листья клена осенью, и в один прекрасный день, точнее, это были вечерние сумерки, Йорг потуже подпоясался, взял в одну руку обожженный кол, заменяющий копьё, в другую обломок косы, бывший ему ножом и, не говоря лишних слов, шагнул за порог, чтобы уже никогда не возвращаться. В спину тупыми стрелами летели равнодушные взгляды.
Первую ночь Изгой провёл в лесу без сна, до одури всматриваясь в пламя костра расширенными глазами. Впереди ждала неизвестность, но назад пути не было и, вполне осознав это, он успокоился. Юный Изгой решил тогда, что лучше сдохнуть, чем делать то, что не по душе, и жить той жизнью, которую презираешь.
Лес вокруг разговаривал с ним бесчисленными шорохами и невнятными звуками. Запахи мешались и услаждали на сотни манер, а звездное небо, пробиваясь сквозь густую крону, подмигивало россыпями звезд. Луны тогда не было. Это охотник помнил точно.
Проведя несколько дней в лесу и убив молодую свинью для прокорма, он решил двинуться в самую дальнюю лесную деревню - Сорочью. Это было самое маленькое обиталище из всех в Лесной Стране и самое дурное по царившим там нравам. В нем издавна находили приют неприкаянные бедолаги всех мастей, все, кто так или иначе, отторгался от общества большинства и терял свое место в остальных селениях.
Природное положение этого места было мало пригодно для легкой жизни - чащи вокруг славились непроходимым буреломом, а единственный ключ, снабжавший деревню водой, то и дело засорялся, а то и вовсе уходил. Огородов здесь не держал почти никто и лес начинался сразу за стенами жилищ.
По своей ли воле или изгнаные, люд в Сорочьей селился замысловатый. Среди населения были лишь две небольшие семьи, а остальные жили бобылями или странными союзами.
В лесу был культ больших семей, кланов. Это было естественно для выживающего человека - обеспечить себя максимально возможной защитой и силой в любых начинаниях. Это всё давала большая семья, при условии, что в ней много молодых мужчин. Иной образ жизни считался неправильным и на людей, не входящих в крупные союзы, смотрели без уважения, воспринимая, как потенциальных жертв. Поэтому Сорочья, которая воплощала собой все захудалое и бессильное, имела за собой славу дурного злачного места, состоящего преимущественно из человеческих отбросов. Так оно и было на самом деле.
И именно туда направился молодой Йорг, новорожденный охотник, зная, что там можно легко найти кров над головой, поселившись в одной из разрушенных и покинутых хижин, ибо люди здесь часто умирали по разнообразным причинам или же просто уходили неизвестно куда, оставив двери нараспашку.
Он поселился в самой плохой из пустующих хибар, которые ему показал с издевательским смехом один из встретившихся мужиков. Она продувалась ветром насквозь, а солнце и дождь легко пробивали дырявую крышу, но это было всё же жильё.
Древние предрассудки, имеющие, однако, под собой основание из практического опыта, не позволяли человеку ставить одинокую хижину в лесу, нужно было находится на одной из обжитых полян, где и строились деревни.
В лесу принято было ночевать у костров и под естественными укрытиями, не сооружая даже шалашей и времянок. Да в этом и не было никакой необходимости, ведь чаща со всем тем, что от неё нужно человеку, находилась на расстоянии плевка от любого селения.
Через несколько дней Йорг вполне познакомился с обитателями Сорочьей и их нравами. Знакомство началось на вторую ночь, когда к нему в хижину, без приглашения и стука, ввалился обгашенный каким-то дурманящим зельем мужик с бешено сверкающими выпученными глазами и попытался сорвать с него штаны.
Йорг, взбесившись, так ударил нежданному гостю тупым концом кола в середину груди, что тот с хрипом вылетел за порог и, кое-как встав на ноги, побежал прочь не оглядываясь.
На утро к юноше пришла грязная голая старуха и, визгливо ругаясь, спросила, за что он искалечил её сына. Йорг пнул её в дряблый живот и она убралась вон, проклиная его на чем свет стоит. Больше ничего особенного не происходило, он вполне вписался в быт нового места жительства и был признан насельниками Сорочьей за своего.
Первое время, возвращаясь с охоты, Йорг неизменно заставал свою хижину перевернутой вверх дном. Это стало происходить значительно реже, когда он стал изредка делиться остатками мяса, не требуя взамен ничего. Когда же он поставил перед входом свой первый шест с волчьей головой, визиты прекратились вовсе.
Люди не знали, что волк был взят без усилий, по случаю. Йорг сидел в засаде на дереве, нависающем над кабаньей тропой, когда заметил еле плетущегося окровавленного зверя внизу. Судя по размерам, это был изгнанный старый вожак - уж больно велик был волк для рядового члена стаи. Шатаясь, он еле брёл, хромая, казалось, на все лапы. Вырванная шерсть торчала клоками, а хвост мочалкой уныло болтался между задних лап.
Йорг дождался пока зверь пройдет под деревом, и беззвучно спрыгнул сзади. Тот, дрожа, обернулся на шорох. Один глаз волка вытек, другой был прикрыт кровавым лоскутом и он безуспешно пытался избавиться от него, тряся головой и пытаясь достать языком.
Учуяв человека, зверь глухо зарычал, показав сломанные желтые клыки. Тогда юноша, не медля, хватил его обожженным колом, как палкой, между ушей и, когда тот свалился, быстро перерезал его и без того истерзанное горло.
Затем Йорг, повинуясь странной ненависти, вдруг заполыхавшей чёрным огнем сердце, с наслаждением вспорол зверю живот и разбросал кишки и внутренние органы вокруг трупа, не переставая кромсать их лезвием косы. Отрезанную голову он, по старому обычаю, взял с собой, как оберег.
Когда волчья бошка появилась на шесте перед его порогом, много вопросов посыпалось на охотника. Молчаливый по природе, Йорг вообще перестал говорить и не рассказывал ничего о добыче, не желая лгать, как убил волка.
Народ все сам придумал за него и слава о молодом охотнике начала распространяться по селениям Лесной Страны. Йорг только ухмылялся, ловя иногда краем уха испуганный шепот за своей спиной и узнавая фантастические подробности о несовершенных им подвигах. Уже с малолетства жизнь учила его использовать малейшую возможность, что бы улучшить своё положение. Точнее, улучшить возможность отдыха перед и после охоты, ибо всё остальное его не волновало нисколько.
Когда подошло время и остро встала проблема общения с противоположным полом, Йорг легко нашел выход из ситуации в общении с одной из двух объявленных вдов Сорочьей.
Впечатления особого потеря невинности на него не произвела, хотя он нашел эти дерганья забавными.
На попытку вдовы привязать его к себе лаской и бабьим жалением его сиротства, Йорг ответил обещанием в следующий раз сломать ей ноги, если она посмеет и дальше, заводить с ним такие мерзкие речи. После этого разговора правильные отношения были установлены и он, натянув штаны, отдал кролика и вернулся в свою хижину в прекрасном расположении духа.
Жизнь вообще потихоньку налаживалась и косая ухмылка все чаще проносилась по грязному лицу Изгоя Йорга.
Поздним утром Царь пришёл в стаю своей матери - старой и злобной Черной Вдовы. Со времени набега на Сухой ручей он сторонился общества себе подобных, отчетливо чувствуя свою инаковость и отличие от серых братьев.
Стая встретила его оторопелым молчанием. Одна только Черная вдова проскулила что-то в знак приветствия. Он подумал, что их реакция похожа на ту, которую вызвал бы медведь, вдруг завернувшийся в волчью шкуру.
Его визит был приглашением на пир. Царь собирался продолжать войну и в следующей бойне, по его задумке, должны были принять участие все боеспособные волки. Стая покорно приняла это приглашение, тем более, что это был приказ.
Всем всё стало понятно. Звери пришли в замешательство и сильное возбуждение. Они тревожно смотрели друг на друга, и, понимая невиданность предстоящего, спрашивали себя о готовности на беспримерные действия.
Никогда в истории серого братства не происходило ничего подобного, никогда прежде волки Лесного Края не нападали зряче на человека. Конечно, людей резали время от времени, но это происходило только когда двуногие начинали активно мешать охоте, или же это творил зверь с больной психикой.
Царь ушёл почти сразу, как объявился. За ним на почтительном расстоянии последовали лучшие бойцы стаи.
Черная Вдова отпустила далеко не всех, кого могла бы, да и сама не пошла.
Волк с раздражением почувствовал, что мать не в такой степени подчиняется его авторитету, как остальные. И, поняв это, уже решил для её дальнейшую судьбу. Но расправится он с ней потом, а пока предстояло нечто гораздо более интересное, а именно - резня двуногих.
Близился полдень и, несмотря на начало осени, солнце жарило, как в середине лета. Лес все больше облачался в роскошный рыжий наряд и незаметно светлел, теряя листву.
Они шли так тихо, как умеют ходить только лесные хищники. Не было слышно ни шороха, не было видно даже случайной тени. Ветерок дул в настороженные морды, подробно рассказывая о том, что творилось на свете.
Царь шел, заранее облизываясь. На этот раз он выбрал самое большое из человеческих селений и белый день. Сегодня должны пострадать много людей. Прошедший ночной налёт на двор покажется им пустяком. Интересно, они его уже переварили или до сих пор давятся и жуют?
Это поле было разведано давным-давно. На нём часто возились женщины, зачем-то ковыряясь в земле. И они всегда брали с собой щенков, которые большими гомонящими группами рассеивались вокруг.
Только нужно всё делать очень быстро, потому-что самки начнут кричать и сделано это будет очень громко, ведь крик матери, видящей гибель своего потомства, один из самых пронзительных звуков в природе. Но, пока мужчины сообразят в чём дело и добегут из деревни, дело будет сделано.
Задолго до того, как поляна показалась в виду, волки услышали звонкие женские голоса и пронзительные вскрики играющих детей. Запахи потной плоти осели в их носы. Царь злобно зарычал на утробной ноте, почувствовав, как ненавистный человеческий дух вселяет в его сердце бешенство и неутолимую жажду рвать слабые тела двуногих.
Поляна с огородом мысом выдавалась в лес. Звери рассредоточились по кромке, окружив её полукольцом. Серые убийцы чуть поскуливали от возбуждения и желания сломя голову кинуться в атаку. Впрочем, каждый волк знал, что малейшее нарушение маскировки на охоте повлечет последующее наказание от вожака, каким будет, скорее всего, перекушенное горло.
Сверхъестественная ненависть и сила Царя накрыла братьев, он щедро одарил ею всех, кто принял участие в набеге. И шерсть встала дыбом от ярости даже у самых спокойных и расчетливых. С десяток желтых, налитых кровью глаз пристально смотрели из тихого лесного полумрака на ничего не подозревающих женщин и резвящихся детей.
Одна из играющих девочек, крохотная малышка, ещё плохо умеющая говорить, вдруг заметила что-то и удивлённо гулькнула на своём потешном детском языке, глядя округлившимися голубыми глазами в сторону густых кустов и показывая туда товарищам по игре крохотным розовым пальчиком. Именно её и выбрал Царь первой жертвой.
Огромная тень с ощеренными клыками обрушилась на ребенка, скрыв златокудрую головку в пасти полностью. Дальше последовал резкий рывок мордой в сторону и оторванная голова малышки была выплюнута на траву раньше, чем туда рухнуло фонтанирующие кровью тельце в невзрачном сарафанчике.
Волки ринулись со всех сторон смертельной лавиной, мгновенно поглотив работающих на огороде женщин. К небу взметнулся отчаянный визг умирающих самок.
Волчьи челюсти рвали и резали, а души братьев уносились на небеса от злого восторга и восхищения происходящим.
Некоторые из женщин, на удивление, сохранили присутствие духа и в ход пошли железные тяпки, которыми они обрабатывали землю. Ярость матери, защищающей своих детей, многого стоит.
Одна из баб, с совершенно искаженным, превратившимся в гротескную маску боли и ужаса, лицом, так засадила железом одному из зверей, что он сдох раньше, чем рухнул у её ног. Через мгновение к ней подлетел Царь и откусил руку с тяпкой почти у самого плеча. Она ещё успела что-то прокричать и голос этот, казалось, продолжал проклинать, даже когда ей была вырвана глотка.
Но вот, вопли смолкли над поляной. В красном от страдания воздухе звучало только деловитое урчание волков, рвущих мертвецов. Хищные кровавые морды скалились друг другу, обмениваясь ликующим взглядом желтых глаз.
Всё произошло так быстро, что когда до поляны, на которой произошла резня, добрался первый вооруженный мужчина, он увидел лишь пушистый хвост, мелькнувший на опушке леса.
Над огородом, покрытым растерзанными трупами, неуклюжими чёрными птицами реяли крики ужаса. Воздух дрожал под ударами их чёрных крыльев. И ещё глаза. Человеческие глаза, наполненные скорбью и непониманием. Слёзы стояли в одних, а те, что оставались сухими, были красны и расширены. Семьи быстро разобрали своих павших родичей.
Погибло восемь женщин и шестнадцать детей. На этот раз не было кропотливого надругательства над телами, как в Сухом ручье. У зверей не хватило времени.
Две женщины в припадке скорбного безумия устроили драку из-за оторванной детской ноги. Каждая утверждала, что она принадлежит её ребёнку, ведь, когда складывали фрагменты трупов, не все из них оказались с нужным количеством членов.
Бабы, воя, таскали друг друга за волосы, обвиняя в присвоении, пока, наконец, не подскочил муж одной из них и не оттащил рывком свою жену, дав при этом отрезвляющую пощечину.
Когда первый шок прошёл, все мужчины, бывшие в деревне, собрались на скорбной земле огородной поляны, чтобы на крови своих женщин и детей, решить вопрос о мести волкам.
- В Сухом Ручье они начали, а сегодня, у нас, продолжили! Все мы думали, что с семьёй Базена и Мирты произошел из ряда вон выходящий случай и подобное не может повториться никогда. - Начал говорить Ёхим, староста селения Большие Дворы. - После произошедшего сегодня, ясно, что у нас нет другого выхода, кроме того, как вырезать всех волков по окрестным лесам в знак мести и во избежании повтора подобного ужаса.
Помявшись, он угрюмо продолжил:
- Я не знаю, что случилось с этими тварями, раз они начали так себя вести. Никогда прежде ничего подобного не происходило. Были небольшие стычки, когда пересекались охоты волчьи и людские. Но это было испокон веков, дело понятное и известное. Таких же нападений наши леса не видели никогда. Я не могу придумать ничего, что бы объяснило, почему звери вдруг начали так терзать нас...
- Без колдовства тут не обошлось, думаю,- высказался Свен, угрюмый великан, у которого сегодня погибла сестра с малолетним сыном. - Такое нормальный волк вытворять не в состоянии.
Толпа согласно зашумела. Люди не могли найти для себя иного объяснения произошедшему. Рационалисты до мозга костей, прекрасно знакомые с повадками зверей во всех возможных ситуациях, они понимали, что волки себя так не ведут. Значит, была причина, что заставляла зверей демонстрировать столь небывалый уровень агрессии и смелости. И эта причина могла быть только сверхъестественной, дьявольской.
- Да, чудно это, но, как по-другому объяснишь это горе, - снова заговорил староста.- Не могли же они все вместе дерьма какого-нибудь обожраться и взбеситься? Да и больной волк ведет себя совершенно иначе. Эти же напали и отошли слажено, как воры в набеге. Точно кто ими командует, а они беспрекословно ему подчиняются.
- Я слышал, что в Сухой Ручей на днях забегал полоумный Щепка из Сорочьей и кричал про надвигающуюся власть великого волка, - сказал Моран, пожилой собиратель корней и трав. В его семье жертв не было, так как дети давно выросли и разбрелись по окрестным селениям, а жена лежала больной дома.
- Что может сказать дурак из гиблого места? - Ёхим презрительно сощурил голубые глаза. - Он вечно околесицу несёт.
- Так-то так, только, выходит, про волка он затянул как раз перед гибелью семьи Базена. Да и слова его не так глупы, как кажутся. Он ведь не просто про нападения говорит, а именно про войну волков против людей, где верховодит всем какой-то особенный зверь, вроде как волчий царь или бог. Надо бы расспросить поподробнее, откуда ему это все в голову пришло, сам придумал или сказал кто, глядишь, может чего и выяснится. Лишним-то не будет точно...
- Ладно, дурака Щепку спросим особо. Теперь надо определиться, как будем гадин хвостатых бить. Когда, где и кто...
Староста Ёхан приосанился, осознавая важность момента.
- Предлагаю особо не мешкать, а завтра же выдвигаться на логово тварей, благо оно хорошо известно. У нас в округе только одна семья, и живут они за Сорочьей, в молодом ельнике. Будем надеяться, что наши должники именно они, а не пришлые бродяги. Когда дружно встанем, любую стаю развеем, как ветер старую солому. Это с бабами и детишками они на огороде справились. Посмотрим, как они завоют, когда против них выйдут вооруженные мужчины!
Сельчане одобрительно загудели и староста подвёл итог своей речи:
- Откладывать не будем. Похоронами пусть займутся старики и женщины, а мы наточим копья и топоры, наострим стрелы и двинемся на проклятую нежить!
- Доброе вы затеяли, люди! - раздался вдруг громкий неприятный голос и к Ёхиму, бесцеремонно расталкивая толпу, подошёл грузный мужчина с длинным жестоким лицом. - Только не лучше ли предоставить это дело тем, чья рука привычнее и сильнее?
- Откуда он взялся?- негромко спросил травник Моран, ни к кому конкретно не обращаясь.
- Эти головорезы вечно оказываются там, где несчастье. Чуют кровь не хуже этих самых волков, - так же тихо отозвался Свен.