Утром субботы я был убит. Выстрелом в сердце. Или даже не выстрелом, а так, рикошетом. Мимолётным, ничего не значащим взглядом на границе периферического зрения.
И вот в шесть тридцать две с небольшим я упал на холодный пластик неудобных сидений. Не в силах поднять руки, находясь на грани отчаянья, я притворялся, что всё ещё жив в зале ожидания вылета.
Её слова стояли в ушах белым шумом. Что она говорила, перед тем как развернуться на каблуках? Быть может, эти слова даже имели смысл. Имели смысл для неё. Мне же остался лишь взгляд вскользь.
Убийственно равнодушный.
Такие послушные когда-то ноги теперь несли омертвевшее тело совсем не в ту сторону, куда смотрели глаза и тянулись руки. Они загрузили меня в самолет и в семь пятнадцать под нарастающий гул в моей груди что-то порвалось. Как будто сорвалось с креплений, удерживающих на нужном месте. И вместе с отдаляющейся землёй, падало всё ниже и ниже, пока я совсем не перестал его чувствовать.
Наверное, это было сердце.
Наверное, оно осталось там, на взлётной полосе Бергамо, под тысячами ног и сотнями колёс.