Никодим Белозерский для газеты "Вечерний Юрск", апрель 2006 года.
В Жанатасе, ныне городе-призраке, чьи развалины затерялись посреди казахстанской степи, по официальной версии добывали фосфорную руду. Якобы именно для этого сюда согнали горняков со всего СССР, отгрохав на месте захудалого поселка вполне себе современный город.
Так вот - это ложь. В Жанатасе, с семидесятых годов и вплоть до развала Союза, осуществлялась добыча урана. Месторождение было неглубоким, потому добывали радиоактивную руду открытым способом, сгоняя в карьер заключенных. Они, прикованные цепями к кабинам своих самосвалов, мерли как мухи. От радона, высвобождавшегося при добыче урана, у бедняг со временем мясо отваливалось от костей. Охраняли смертников солдаты-срочники из близлежащей военной части, то бишь мы. Вечно пьяные, с счетчиками Гейгера на портупеях, мы обязаны были кормить их баландой ближе к полудню и, в случае необходимости, саперными лопатками выгребать из кабин ЗИЛов бордовые тела с вывернутыми суставами. Потому, хоть в боевых действиях я и не участвовал, трупов, за два года в Жанатасе, повидал достаточно.
Мне, сержанту срочной службы Никодиму Белозерскому, до возвращения в родной Петропавловск оставалось чуть больше месяца.
Был я тогда как все: служил исправно, в увале гулял Дашку, широкоплечую десятиклассницу с шикарным крупом. Даша была глуповата, делала все, о чем бы не попросил, от того у нее всегда были содраны коленки, а при виде леденцов, моя покладистая дурочка хихикала и краснела. Позже я узнал, что она погибла во время аномалии.
В день, когда это случилось, мы вместе с Михой и Даулетом рыли могилу для очередного преставившегося. Неглубоко, как собаке. Скрюченный труп лежал поодаль на солнцепеке и страшно вонял. Еще бы. Только кончался апрель, а здесь в тени за тридцать. Сухой степной воздух раскалялся и буквально жег кожу. Мы, то и дело, прятали от солнца облезлые спины в тени огромного валуна. От водки и жары голова гудела, всякое движение давалось с трудом. Да еще эта земля - твердая, пересохшая. Мы долбили ее уже час, а толку не было.
- Ты заметил, что они стали дохнуть чаще? - спросил меня Миха.
- Это потому, что больше времени в карьере проводят, - брякнул я, вытирая с бровей пот.
- А почему так? - Даулет почесал затылок. - Грузят дольше теперь?
- Да нет, просто уходят глубже в землю.
- И куда им столько? - Даулет наступил ногой в могилу, яма едва доходила ему до колена. - Для чего?
- А разве не ясно? - Миха округлил глаза. - Ядерное оружие!
- Да брось, - отмахнулся я.
- Говорят, что они эту руду никуда не вывозят, - сказал Даулет.
- В смысле?
- Ну, вываливают где-то в степи и все.
- Хватит чушь пороть, пацаны, - я пригубил из фляжки и крякнул.
- А чего? Вы видели хоть раз, чтобы отсюда состав с ней уходил?
- Именно! - подхватил Миха. - Там ведь для урана специальные поезда, вагоны специальные. Сразу бы видно было!
Я собирался что-то ответить, но не успел. Раздался оглушительный хлопок. Нас, вместе с покойником, отбросило к валуну. На пару мгновений я потерял сознание, а очнулся от дробного рокота автоматов.
Миха и Даулет расстреливали убегающий в степь труп заключенного. Бежал он неестественно быстро, буквально летел по воздуху, от того казался терзаемой на ветру тряпичной куклой. Пули не причиняли ему никакого вреда, но ребята продолжали палить.
Отстреляв рожок, Даулет обернулся ко мне и завопил:
- Сен оны кордин бе? Кордин бе? Бул не деген зат?!
- Видел! - я вскочил на ноги, провожая труп взглядом. - Миха, а ну хватит!
Выстрелы стихли. Только теперь я услышал, что вся степь наполнилась страшным, похожим на вой, гулом. Звук вибрировал, буквально выдавливая перепонки.
- Давай в часть! - приказал я и, схватив с земли автомат, побежал к ждавшему неподалеку уазику.
Уже из машины мы увидели, как над рудниками возникло что-то темное, похожее на ожившую гору. Мы видели черные точки ЗИЛов и бульдозеров, сыпавшихся с нее вместе с землей. Видели спешившие к месту вертолеты. Гул нарастал, становился невыносимым. Чтобы слышать друг друга, нам приходилось орать.
В части из нас наскоро сколотили расстрельные бригады. Спустя час мы с Михой и Даулетом, рука об руку, расстреливали оставшихся заключенных. Их сваливали в кучи за бараками и так оставляли. Расстрелы продолжались до вечера. Кто-то позже сказал, что гражданских стреляли тоже, но я не верю. Не хочу верить.
Казармы наполнили люди в странной, ни на что не похожей форме. Они колдовали над какой-то техникой, растягивали струны полевых антенн, строили заграждения. В месте, где нас держали, рудников видно не было. Пара наших от гула ослепла.
В 8 часов вечера роту построили и в четыре ряда провели до вокзала. По правую руку ехала цепь БТР, загораживая от нас рудники. Если поворачивали голову - не церемонясь били прикладами по плечам и спине. На вокзале нам сообщили, что часть отправляют для ликвидации техногенной аварии на Украине. Вручили воду и сухпайки. Погрузили в товарные вагоны и повезли. Это было двадцать пятое апреля, а двадцать шестого случился Чернобыль.