Не старый еще, необычайно высокий для сохти кряжистый воин сидит, сложив ноги калачиком, не спеша выковыривая кончиком узкого ножа мозг из запеченной на углях оленьей берцовой кости. Крепко-сбитый обнаженный торс покрыт густой сетью татуировок. На обоих висках рисунки в виде разбегающихся из точек по окружности спиралей, внешние концы линий которых вытянувшись, переходят на щеки и соединяются на переносице. Никита знает, что спираль символизирует у ва-сату мудрость, хитрость и осторожность змеи. Время от времени воин вытирает засаленную ладонь о кожаные штаны, возвращаясь затем к прерванному занятию. Через все его мрачное, даже злобное лицо наискось тянутся два параллельных страшных шрама, оставленных медвежьими когтями и говорящие о былых подвигах и недюжинной отваге. Судя по тому почтению, с которым к нему относятся окружающие, это глава клана. Узоры на лице заметно отличались от узоров, к которым привык Никита.
Охотнику сразу не понравился этот человек. Было в его изуродованном лице что-то зловещее, отталкивающее. Каждый раз, вытирая руку, он кидает исподлобья мрачный взгляд на стоящего перед ним человека. Наконец, с сожалением откинув в сторону опустевшую кость (тут же подобранную возникшей из темноты женщиной), «здоровяк» встает и подходит к пленнику. Он на голову ниже его, но смотрит сверху вниз. Лицо еще больше искажается гримасой ненависти. Недобро усмехаясь, от чего изукрашенное шрамами и татуировками лицо становится совершенно зверским, слегка тыкает грязным ножом пленника в живот.
- Я слышал о тебе. Ты дикарь сверху.
Затем, повернувшись к сидящему поодаль Ага-Рехху, спрашивает:
- Почему Кари-Эхси не убил его?
- Почему ты спрашиваешь об этом меня? – голос кузнеца совершенно спокоен, - Спрашивай самого Кари-Эхси.
- Спрошу. Придет время, спрошу. Вот вырежу у этого дикаря печень, а потом спрошу и Кари-Эхси. Мне интересно, что Ты думаешь об этом?
- Но ведь и вы взяли к себе одного дикаря. – указывает в сторону кузнец.
Никита бросает туда взгляд и чуть не вскрикивает. Там, поодаль, в самом темном месте расположился Томкага, даже не видя лица которого, сразу можно опознать его по одежде и росту. Его голова еле заметно дрогнула в сторону, призывая молодого охотника не показывать вида их знакомству.
- Это наше дело, - вспылил вождь, - Мы сами решаем, кого убить, а кого оставить у себя.
- Наверное, Кассий, и Кари-Эхси так рассудил.
Человек, которого кузнец назвал Кассием, вновь вперил взгляд в невозмутимое лицо свободно стоящего перед ним человека и немного надавил на нож. Вниз побежала тонюсенькая струйка крови. По рубашке расползлось темное пятно.
- Тебе полегчало? – спокойно спросил молодой человек.
- Ты говоришь по-нашему? – и без того большие глаза мучителя сделались еще больше. Затем, расхохотавшись во все горло, он убрал нож и, вернувшись на своё место, расселся с прежним видом полновластного повелителя, откинувшись на каменную плиту у себя за спиной.
В пещере установилась мертвая тишина.
- Ты не сам пришел к древнему народу. Тебя захватили воины Кари-Эхси, - заговорил вождь, давая понять свою полную осведомленность о происходящем у соседей, - Поэтому ты не гость нашего народа, а его пленник. А Тамга, - вождь указал рукояткой ножа на Томкагу, - сам пожелал пойти в жилище нашего рода.
- Нет, - раздался из темноты звонкий голосок Элеи, - Он гость нашего рода.
- Гость вашего рода не является гостем нашего рода.
- Скоро он станет членом нашего рода.
Брови Кассия взлетели вверх. Он нашел глазами девушку.
- Что ты говоришь, Элея-Ми, дочь моего брата? Как этот человек может стать членом вашего рода? Он чужеземец. Он может быть гостем, если народ пожелает того. Но стать членом рода…
- Он женится на женщине нашего рода!
- Женится? На ком? – рассмеялся вождь, - Кто из женщин нашего народа пожелает выйти замуж за дикаря?
- Он женится на мне.
- Ты хочешь сказать, что твой отец решил отдать тебя этому чужаку?
- Да.
067
Нахмурив брови, Кассий повернулся к Ага-Рехху:
- Она правду говорит?
- Я знаю об этом только с её слов. Но не думаю, что она лжет.
Тяжелый взгляд перетекал с лица пленника, на лицо кузнеца, затем на лицо девушки и обратно на лицо пленника, пока не остановился на Элее:
- Твой отец еще тогда, когда ты только родилась, обещал отдать тебя замуж за моего сына Каттэна, родившегося в один день с тобой. Знаешь ли ты об этом?
Девушка, невольно склонив голову, ответила:
- Знаю. Но это было давно! И моего желания тогда никто не спросил.
- Не хочешь ли ты, девушка, сказать, что слова вождя вашего рода ничего не значат? Что голос глупой девчонки звучит громче голоса взрослого мужчины, к тому же её отца?
Ответом ему было молчание.
- Куда вы шли? – вновь обратился вождь к Огненному Человеку.
- Элея-Ми пришла вместе с гостем своего рода ко мне. Хотела рассказать о том, что сейчас сказала тебе.
- Но куда ты их вел? Вас поймали вместе.
- Я их хотел проводить обратно, в стойбище Кари-Эхси. Сам хотел всё узнать. Ты же знаешь, что Элея-Ми дочь моей сестры.
- Вёл их домой и заблудился? Думаешь, я не знаю, где ты живешь? – лицо вождя расплылось в плотоядной улыбке, - Ты принимаешь меня за ребенка?
- В чем ты меня обвиняешь, Кассий? – кузнец презрительно смотрел в глаза вождю. Тот, не выдержав взгляда, отвел глаза.
- Что ты намерен делать с нами? – перехватив инициативу, продолжил спрашивать Ага-Рехх, - В чем ты обвиняешь нас?
Мрачный взгляд крепыша задумчиво перебегал с одного пленника на другого. Похоже он не находил законного основания излить на них свою ярость. Еще немного, и ему придется их отпустить.
068
В это время позади молча сидящей публики этого разыгравшегося в первобытных декорациях спектакля, раздаются возгласы вновь прибывших персонажей. Через спины отклоняющихся по возможности в стороны соплеменников бесцеремонно пробираются три человека, вооруженных лахри. Впереди идет совсем юный воин. В руках, кроме короткого копья, он несет еще что-то. Подойдя вплотную к вождю, протягивает ему:
- Вот то, что мы нашли по твоему приказу!
Пленники с ужасом видят два обгоревших факела. Они бросили их за ненадобностью у самого выхода из святилища, там, где лежали остальные такие же огарки прежних посещений. Эти огарки впоследствии послужат топливом для жертвенника. Кассий, не отрывая мрачного взгляда от стоящего перед ним «дикаря», подносит закопченный конец к своему лицу и с шумом втягивает воздух. Выпускает его и по змеиному шипит:
- Свежие. Они горели еще сегодня, – поворачивая голову к принесшему их юноше, спрашивает, - Где вы нашли их?
- В Святилище, отец.
При этом обращении Никита невольно заинтересованно стал разглядывать юношу. Вот он оказывается какой, его конкурент на руку Элеи. Он её ровесник. Парень унаследовал относительно высокий рост отца и его крепкое сложение, но лицо еще по-детски гладко. Лишь несколько татуированных полос украшают его. Вождь же, после тягостного молчания, обращается к Огненному Человеку:
- Как это понять, Ага-Рехх? Ты привел чужеземца в наше святилище?
Ага-Рехх молчит. Ему нечего сказать. Он действительно виноват. Он понимает это. Элея пытается защитить родственника:
- Это я упросила Ага-Рехха показать святилище моему будущему мужу! Он, как новый член рода, имеет право бывать там.
При словах «будущему мужу» лицо юноши, принесшего обличающую находку, в растерянности вытягивается. Ничего не понимая, он переводит взгляд с одного лица на другое основных персонажей описанной выше сцены.
- Да. Это я просил его об этом. – включается в разговор Никита, понимая, что надо брать вину на себя. Он действительно подвел дядю Элеи. А самому ему терять особо нечего.
Кузнец гордо молчит. Он выше того, чтобы оправдываться. Вождь зовет кого-то. К нему подходит совсем маленький, худощавый старик, одетый в снежно-белые шкуры. На голове плоский колпак из выбеленной кожи, похожий на турецкую феску. Его морщинистое горло затянуто замысловатым узором, берущим начало под скулами и опускающимся переплетенными завитками на щуплую грудь, теряясь под одеждой. По пробежавшему по толпе ропоту охотник понимает, что это некий Шак-Апэ, «Главный» или «Великий» колдун народа. За ним, очевидно, послали еще раньше. Колдун слышал последнюю часть разговора. Он гордо садится рядом с вождем, возвышающимся над ним на полголовы, мигая выпуклыми, мерцающими внутренним светом глазами и, склонившись к вождю, не глядя на него, начинает что-то шептать. Кассий изредка так же шепотом отвечает. Наконец вождь, кивнув головой, громко произносит свой вердикт:
- Великий Колдун говорит, что если этот дикарь действительно стал членом одного из наших родов, то он мог посетить святилище в сопровождении одного из ва-сату… Но мы не знаем, на самом ли деле это так. Мы теперь пошлем за Кари-Эхси. Пусть он придет и всё нам разъяснит. Тогда и решим, что делать с чужеземцем.
И, через небольшой промежуток в полной тишине разнеслось его змеиное шипение:
- Кроме того он должен ответить нам, почему свою дочь, обещанную моему сыну, он собрался отдать дикарю. Должен ответить. Ответить тебе, древний народ! Ответить пред тобой!
- До того времени, как Кари-Эхси придет сюда, дикарь останется у нас. Кузнец, пока не решено, виновен ли он, останется здесь. Элея-Ми будет ждать своей участи в нашей пещере.
Великий Колдун при каждой фразе вождя кивает головой. Живые глаза на старческой мордочке, казалось, жили своей отдельной жизнью.
- Если же слова наших гостей окажутся ложью, все они будут наказаны. Дикаря настигнет смерть, ибо так завещали наши предки!
Кивок головы колдуна. Одобрительный шум толпы.
- Судьбу Огненного Человека решит общий суд семи кланов!
Очередная порция завываний.
- Если сам Кари-Эхси не сможет оправдаться, его дочь в тот же день станет женой моего сына! Правильно ли я рассудил, люди?!
В пещере не менее полусотни человек и все они разом восторженно завыли, шлепая ладонями по каменному полу и мотая из стороны в сторону головами. Несколько человек даже вскочили на ноги, вскинув вверх руки. Женщины бесновались больше других – предстоящее кровавое зрелище пьянило их.
- Верно! Верно, вождь! Казнить дикаря! Вырвать ему печень! Посмотреть, какого цвета его кровь!
069
Проходя мимо сидящих на полу пленников, колдун Шак-Апэ молниеносно сует правую руку в висящую на ремне через плечо сумку. Зачерпнув полную горсть, вытаскивает что-то сыплющееся белым порошком сквозь пальцы. Подносит горсть ко рту. Шепчет. А затем швыряет в сторону Никиты. Разлетается целый сноп искр, словно облако вспыхивающей разом на лету мошкары. Сохти, испуганно подвывая, шарахаются в стороны. Лишь сидящий рядом с пришельцем Огненный Человек не теряет присутствия духа. Рассмеявшись, он бросает навстречу горсть темного, неизвестно откуда взявшегося порошка… и искры, вонзившись в возникшее на их пути дымчатое облако, мигом тухнут, не долетев до цели. Великий Колдун злобно вскрикивает, грозя жилистым кулачком, и выскакивает из пещеры, рассылая проклятия, которых Никита к счастью не понимает.
Огненный Человек довольный произведенным эффектом, хохочет:
- Я сразу понял, зачем он полез в сумку. Он забыл, что я сам научил его бросать огонь…
Окружающие, вжавши головы в плечи, с суеверным ужасом глядят на кузнеца. Никита с нескрываемым любопытством спрашивает:
- Что это?
Ага-Рехх смущенно замолкает, а потом решившись, поглядывая по сторонам, шепчет:
- Есть в горах разные камни. Некоторые, если растолочь их в пыль, а затем соединить между собой, вспыхивают холодным, не обжигающим пламенем. Если же их посыпать обычной золой, они сгорают мгновенно.
Никите смешно. Он видит, что даже Кассий поражен и напуган, но старается скрыть это.
070
Гонцы, не мешкая, в тот же вечер отправились в родную пещеру Элеи. Пленникам предоставлена полная свобода, но лишь в границах пещеры. Никто не запрещал им ничего, но десятки глаз исподтишка постоянно наблюдали за ними. Настроение Никиты хуже некуда. Если перед Элеей маячит перспектива выйти замуж за юного сына вождя, Ага-Рехх, как ценный специалист отделается, скорее всего, общественным порицанием, то его дела, похоже, хуже некуда. И не скажется ли его судьба на судьбе двух других чужеземцев: его отца и Томкаги? Кстати, где он? Охотник медленно обводит глазами пещеру - сохти занимаются своими делами. А вон, в самом дальнем углу сидит и Томкага. Он весь погрузился в какую-то работу. Кажется режет что-то ножом по кости, полностью отдавшись этому занятию. Он старается не выказать даже намека на свое знакомство с подсудимым.
Никита не винит его в этом. Да и зачем, действительно, им гибнуть обоим? Томкага – хороший товарищ. Неплохо, если хоть он останется в живых.
071
За растянувшееся более чем на сутки ожидание посланных в соседний род, Никите удалось сделать немало интересных наблюдений.
Зал-пещера клана Кассия имеет совершенно иной вид, чем их «родная» пещера. Её стены тщательно обтесаны и выровнены на одинаковую двухметровую высоту, что придает помещению вполне цивилизованный и даже романтизированный вид трапезной залы некоего средневекового рыцарского замка. Это впечатление подчеркивают несколько небольших каменных светильников, расположенные на полу по дальним углам «залы», в которых не затухая тлеют куски угля, что придает полумраку помещения сказочно-замечательный вид. Не менее тщательно выровнен каменный пол. Видно, что в нескольких местах, чтобы его сгладить, даже имеются вставки из каменных пластин. К тому же по всему периметру стен двумя широкими полосами - у самой земли и ближе к «потолку», тусклой белой краской нанесены непрерывно переплетающиеся ломаные линии, складывающиеся в геометрические узоры. Правда, выше этих «стен» начинались обычной грубые скалистые своды с неизменным далеким отверстием для доступа внешнего света и вывода дыма. Камни, игравшие роль то стульев, то столов, в зависимости от необходимости, обтесаны и имеют равные размеры.
В дальней части пещеры стоит нечто, похожее на трон, сложенный из небольших отполированных блоков прозрачного горного хрусталя, украшенный разноцветными вставками из топаза. Но Никита ни разу, за все время своего невольного пребывания «в гостях» не видел, чтобы кто-то садился на этот «трон» или просто приближался к нему. Скорее всего, его использовали для неких церемоний, встреча незваных гостей в число которых явно не входила.
Этот род значительно многочисленнее рода Элеи и заметно зажиточнее. Хотя образ жизни в общем такой же. Вместе с тем сразу бросилось в глаза отличие в положении женщин. Здесь они беспрекословно подчинялись любому слову мужчины, никогда не вступали ни с одним из них в пререкания и не повышали голоса, что совершенно не походило на независимое поведение сестер Элеи.
Оказалось, что между кланами племени существует некая специализация. Тот род, в который охотник попал первоначально, занимался добычей пищи: в основном охотой. Тем же занимался и еще один род. Третий трудился больше на ниве рыболовства, а еще два рода подвизались на сборе съедобных растений, древесины, коры. Это не значит, что мужчины и женщины других родов при случае не могли поохотиться или порыбачить, главное - не забывать при этом своего основного предназначения и ответственности перед всем народом. Для своего удовольствия – сколько угодно.
Шестой род - род ремесленников. Они изготовляли керамическую посуду и плели самые разнообразные изделия из гибких ветвей и коры. Они же в основном выделывали основную массу шкур. Все роды обменивались своей продукцией, тем самым каждый из них не испытывал ни в чем особой нужды.
072
В седьмом роду, роду Кассия, большинство мужчин - каменотесы и рудознатцы. Это являлось причиной их откровенной гордости и снобизма. Каждое утро больше полутора десятков невысоких крепких мужчин, облаченных в кожаные накидки с капюшонами, тремя-четырьмя партиями уходило в каменные лабиринты. Все они нагружены металлическими орудиями, которые пленник определил как аналоги кирок, ломов, зубил, молотков, лопат. Они заняты тем, что постоянно расширяют коридоры, сглаживают стены, открывают новые ходы и соединяют их со старыми, вырубают в необходимых местах ниши, устраняют последствия нередких обвалов. Попутно они ищут залежи руд, содержащих железо и медь, угля и глины, красивых разноцветных камней и подземных водных источников, и вообще всего того, что можно признать полезным.
Фактически недра горы нашпигованы пещерами-полостями, образовавшимися частью в те далекие времена, когда тектонические процессы только-только начинали складывать эти горы. А частью в более поздние - в результате деятельности просачивающихся с поверхности вод и сопровождавших этот процесс внутренних провалов. Полости от совсем крошечных, до огромных - в десятки метров. И задача горных мастеров сохти - обнаружить неизвестные еще им пещеры, присоединив их с помощью ходов к существующей системе, постоянно расширяя территорию подземной империи Первых Людей.
В их же клане (чаще стариками, которым уже тяжело заниматься основным делом и женщинами) изготовлялась чудесная каменная посуда и даже котлы. Кроме того в непосредственной близости от этого рода жил (и кормился здесь) нынешний Великий Колдун Шак-Апэ. Этот род, не без основания, мнит себя основой, стержнем всего народа ва-сату. Считает, что только люди этого клана заняты настоящим делом, а прочие кланы лишь обеспечивают их и служат им. Правда последним утверждением они предпочитают не делиться с соплеменниками.
Тем не менее именно род Кари-Эхси, несмотря на свою малочисленность, считается самым древним и авторитетным, так как происходит от старшего из братьев-мужей Прародительницы Мянь. Формально род самый главный и чистокровный. И, несмотря на свою относительную бедность, с ним желают породниться многие. Заполучить в жены девушку из этого рода или отдать дочь замуж за одного из его воинов - очень престижно и желанно.
Особняком стоят несколько Огненных Людей. Они живут отшельниками, вдали от общих поселений и друг от друга, почти не общаясь с соплеменниками. Формально они не входят ни в один клан, чувствуя с ними связь лишь постольку, поскольку когда-то появились на свет в том или ином роду. Они находятся в некоей оппозиции официальным колдунам, так как и сами считаются не чуждыми ведовству, в чем совершенно не спешат разуверять сограждан. Они, так же как и колдуны занимаются врачеванием, только в отличие от первых, их специализация не терапия, а общая хирургия. Переломы, раны, больные зубы – это все к ним. Насколько понял Никита, они же изготовляют и некий дурманящий напиток (подобие бальзама) на основе каких-то травок, корешков, ягод, цветков и, очевидно, мухоморов. Он служит для анестезии при операциях и в целях облегчения установления связи с духами. Один ли это рецепт или у каждого кузнеца свой – сказать трудно.
И лишь Огненные Люди могут позволить себе не только перечить Хранителям, но и подтрунивать над ними. Ни одному другому ва-сату, даже вождю или колдуну, это не придет в голову. Кузнецами восхищаются. Их недолюбливают. Их боятся. На них надеются в зашедших в тупик ситуациях. Обидеть кузнеца – стопроцентно испортить себе недолгий остаток жизнь.
Неожиданно, в простом разговоре, раскрылась и тайна виденных молодым охотником нескольких медных изделий. Ранее они были едва ли не популярнее железных и их изготовляли в большом количестве. Но с каких-то времен из многочисленной в древности гильдии мастеров, владевших секретом добычи меди и её обработки, в живых оставался лишь один. Свои знания он держал в строжайшей тайне. Ни один вождь, ни один колдун не могли переубедить его поделиться секретом своего ремесла с несколькими учениками, чтобы случайно не утерять его. Со временем постаревший мастер сам выбрал себе единственного ученика, которому и передал своё ремесло. Так длительное время это удивительное искусство и передавалось от одного мастера к другому. Но два поколения назад очередные мастер и его ученик, отправившись за сырьем (Никита предположил, что это был малахит), попали под каменный обвал. С того времени ва-сату больше не могли пополнять свои запасы изделий из меди. И теперь немногие оставшиеся изделия ценятся буквально «на вес золота» (о котором, кстати, сохти не имели ни малейшего понятия).
Многие кузнецы пытались возродить утраченное искусство, но так и не смогли разгадать всех его тайн. Никита из разговора с Ага-Реххом понял, что тот понятия не имеет о том, что медь не выковывалась из полученного в тигле и там же остывшего слитка, как это делалось в случае с железом, а разливалась в расплавленном виде в формы, что и было в значительной степени причиной неудач Огненных Людей. Впрочем, знания и самого охотника в этой области столь поверхностны, что он даже не попытался поделиться ими.
Возможно, именно уроки прошлого и заставляют теперь кузнецов никогда не собираться вместе, дабы ни обвал, ни иное трагическое событие не лишили народ еще и знатоков железного дела.
073
На второе утро всех разбудил приход многочисленных гостей. Здесь было трое гонцов Кассия и несколько новых лиц, среди которых выделялась величественная фигура Кари-Эхси. Глаза Элеи радостно засветились при виде отца. Он же держал себя очень важно и сдержанно, не обратив ни малейшего внимания на провинившихся. Первым делом вновь прибывших кормят оставшимся с вечера холодным вареным мясом. Те едят не спеша, осознавая всю значимость предстоящей беседы. Никто не мешает им и не торопит.
Наконец Кари-Эхси вытирает руки, давая понять, что процедура торжественной встречи завершена. К этому времени весь род расселся лицом к небольшому возвышению, на котором лежат несколько круглых плоских, великолепно обработанных камней. Один из них занимает Кассий. На соседний опускается «высокий» гость. Пятеро воинов его рода рассаживаются прямо на земле по правую руку от него, небрежно положив свои смертоносные лахри у ног. По левую руку от Кассия усаживается Великий Колдун Шак-Апэ. Кассий поднимает правую руку, призывая собрание к вниманию:
- Доверяете ли мне говорить от вашего имени с нашими братьями?
Вождь поворачивается к Кари-Эхси и вкратце описывает сложившуюся ситуацию, не преминув при этом основательно сгустить краски. Только здесь Кари-Эхси «замечает» провинившихся и укоризненно покачивает головой.
- Я понимаю, что ты, мой брат, не знал о том, что натворила твоя дочь. Ты не мог разрешить дикарю посетить святилище нашего народа, - Кассий старательно избегает касаться роли кузнеца во всей этой истории, ибо ссориться с кузнецом никому не хочется, - Ты не мог сказать пришельцу, что он станет одним из нас. Конечно, если бы он взял в жены какую-либо женщину одного из наших родов, мы вынуждены были бы считать его членом этого рода. Только кому это может придти в голову?
Кари-Эхси молчит. Его лицо словно высечено из камня.
- Твоя дочь рассказывала тут нам странные вещи, будто ты, брат мой, не просто согласился отдать за этого дикаря, - он ткнул пальцем в Никиту, - одну из женщин твоего рода, но захотел отдать ему в жены свою дочь? Я понимаю, что это не правда. Твоя дочь просто хотела оправдать своего дядю, Огненного Человека Ага-Рехха. Но Огненного Человека никто и не обвиняет. Он сам оказался обманут.
- Скажи нам, вождь, ведь то, что рассказала нам твоя дочь, не может быть правдой.
Наконец Кари-Эхси, не поворачивая головы, мрачно вопрошает:
- Почему ты считаешь, что моя дочь лжет? Или я когда-либо лгал тебе или твоему народу? Или моя дочь всегда говорит неправду?
Кассий тут же захлапывает расставленную им ловушку:
- Ты мне раньше, еще когда родились наши дети, обещал, что отдашь свою дочь замуж за моего сына. Правду я говорю?
Кари-Эхси нехотя кивает.
- Твоя дочь два вечера назад, когда сидела вот здесь, среди нашего народа, при всех сказала, что ты пообещал отдать её замуж за дикаря. Сейчас же ты только что сам сказал всем нам, - Кассий обвел рукой вокруг, его губы растянулись в хищной улыбке, - что твоя дочь никогда не лжет, - перекошенное шрамами лицо засветилось злобным восторгом от сделанного «вдруг» открытия, - Значит ты, Кари-Эхси, солгал!? Либо ты солгал мне, когда обещал отдать свою дочь за моего сына, либо солгал, когда сказал, что твоя дочь сказала правду!
Лицо Кари-Эхси начинает багроветь. Такого унижения он не намерен терпеть. Кассий же продолжал:
- Я не могу поверить в то, что ты лжец! Я не могу поверить в то, что ты нарушил данное мне много лет назад слово! Очевидно, твоя дочь солгала нам? Давай мы прямо сегодня, прямо сейчас поженим наших детей и забудем навсегда про это недоразумение. Великий Колдун Шак-Апэ совершит обряд. А потом, чтобы закрепить нашу дружбу, казним дикаря. Его сладкая дымящаяся кровь очистит наш мозг от неприятных мыслей. Его череп станет чашей дружбы, из которой мы оба будем пить, радоваться и прославлять наш народ. Нашу дружбу. Наше с тобой родство.
074
Кари-Эхси, по-прежнему не глядя на вождя, спокойно спросил:
- Если ты считаешь мою дочь способной солгать, зачем твоему сыну нужна такая жена?
- Я считаю, что она молода, - не смутился Кассий, - Ты ей давал слишком много воли. С женщинами нельзя поступать по-доброму. Мой сын, Каттэн, быстро выбьет всю дурь из головы девчонки. Он храбрый воин. И тогда она станет хорошей женой. Их брак скрепит нашу дружбу. Ты согласен?
Отец Элеи первый раз взглянул на своего обличителя:
- Моя дочь не солгала тебе. Я действительно пообещал отдать её замуж за пришельца.
- Ты предпочел дикаря моему сыну!? - взревел Кассий, больше не сдерживаясь, - Ты предпочел нарушить данное тобой слово!?
- У нас девушку спрашивают, хочет ли она выйти замуж за мужчину или нет, – как-то буднично, даже сочувственно, словно растолковывает малому ребенку, говорит вождь гостей, - Если не хочет, её нельзя заставить. Моя дочь не пожелала выйти замуж за твоего сына, Кассий. Она сама мне об этом сказала. И я тебе прошлый раз, когда ты завел разговор об этом, сказал то же самое. Сказал, что не буду ее неволить. Ты не можешь утверждать, что я не говорил этого.
Лицо Кассия побагровело. Казалось, оно сейчас взорвется. Он явно помнил тот разговор.
- Теперь же она хочет выйти замуж за пришельца. Твоему сыну мы можем дать другую женщину. Твой сын крепкий и храбрый мужчина и у нас найдется достаточно молодых девушек, которые с удовольствием пожелают выйти за него, - и, толи в издевку, толи без задней мысли, добавил, - Хочешь, мы дадим ему не глупую девчонку, а опытную женщину? Её не надо будет ничему учить.
Кассий вскочил на ноги. Широкую грудь распирала злоба. Его рёв загрохотал под сводами:
- Ты дал мне слово! И я заставлю тебя исполнить его! Ты никуда не уйдешь, пока не состоится обряд. Потом ты можешь отправляться, куда хочешь, но твоя дочь и дикарь останутся здесь!
В ответ на это прямое оскорбление уже вскочил Кари-Эхси. За его спиной выросли все пятеро его воинов, недвусмысленно поигрывая копьями. Два вождя вытянулись один против другого. Казалось, они вцепятся сейчас в горло друг другу. Никита не без злорадства заметил, как на четвереньках отползает подальше от возможного поля боя Великий Колдун. Его белая феска соскочила с лысой головы и покатилась в сторону.
- Моя дочь не хочет замуж за твоего сына? – спокойно повторил Кари-Эхси.
- Кто интересуется мнением женщины? – настаивал Кассий.
- У нас в роду! Мы уважаем своих женщин, поэтому они рожают нам отважных воинов и умелых охотников.
За спиной Кассия переминаются с ноги на ногу десятка два «рудокопов», держа в руках какие-то инструменты, с которыми накануне вечером вернулись с работы. Мужчины этого рода не охотники, поэтому и отважными воинами их назвать трудно. Оба вождя понимают это. Гости готовы к бою, но начинать его не хотят. Хозяева так же не горят желанием доводить дело до кровопролития, ибо неизвестно чем закончится побоище. Лахри в руках опытных охотников - страшное оружие. К тому же многих из участников противостояния связывают кровные узы. Пожалуй, только юный оскорбленный Каттэн, вцепившийся в своё короткое копьё, не задумываясь ринется в схватку.
- Уходите! Я не хочу, чтобы в этом месте пролилась кровь истинных ва-сату. – рычит Кассий, - Но помни, брат мой, ты нанес не мне, даже не моему сыну, всему нашему роду страшное оскорбление. Ты нарушил законы нашего народа!
Сопровождаемые многоголосым ворчанием, скрывающим бессильную злобу, пленники и гости выходят гуськом из огромной пещеры, гордо смотря перед собой. Они не отвечают на звучащие за их спинами оскорбления. Последним входит в темный грот Огненный Человек. Он винит себя за то, что поддался на уговоры племянницы и повел её и дикаря в святилище, поставив свой народ на грань раскола.
075
Кари-Эхси изредка останавливается и прислушивается. Он опасается, что Кассий, передумав, может выслать погоню. Вслед за ним замирают все восемь сопровождающих его человек. Огонь единственного факела плясал на осунувшихся лицах. Но нет – погони не слышно.
Очевидно, группа идет какими-то другими коридорами, чем пробиралась недавно провинившаяся троица, так как ни разу не вышли в открытое сверху ущелье. Уже когда, судя по наступившему расслаблению воинов и их перешептываниям, путники подходили к родным пещерам, за их спинами раздались быстрые шаги. Воины развернувшись, ощетинились копьями.
Не похоже, что их догоняют много людей. Мрачные лица напряжены. Через минуту из-за угла показывается тот, кого меньше всего ожидали увидеть. Томкага. Его грудь вздымается. Даже Никита, к стыду своему, за всеми треволнениями последних часов совершенно забыл о нём. Зачем он здесь? Неужели его послали с каким-то заданием? Одного?
Томкага опустив к земле факел, который держал в руке, нерешительно переминается с ноги на ногу. Увидев ободряющую улыбку друга, он проговорил просящим голосом:
- Если бы я не сбежал, они убили бы меня этой ночью. Обязательно убили. Я видел это по их глазам. Я слышал их шептание за спиной. Я видел те жадные взгляды, которыми на меня смотрели Кассий и Великий Колдун. Они все хотят крови! - голос туземца дрожит от страха. А может от того, что он запыхался. В нем явная мольба, - Возьмите меня с собой.
- А как же, Тамга, твоя жена? – спрашивает один из воинов.
- Она не захотела защитить меня даже словом. Я для неё так и остался дикарем. Возьмите меня с собой.
Все смотрят на Кари-Эхси. Всем жалко третьего пришельца сверху. Они ждут решения вождя. Тот, едва заметно вздохнув, кивает головой, разворачивается и безмолвно идет дальше. Только он понимает, что значит взять на себя такое решение. Решение, которое может отразиться на судьбе всего клана.
Никита, с облегчением обняв за плечи Томкагу, легко подталкивает его перед собой вперед.
Глава 14
076
Прошло больше недели после возвращения пленников. Никаких тревожных признаков нет. Державшееся последние дни напряжение спало. Огненный Человек ушел обратно к себе. Люди опять занимались своими повседневными делами. Охотники опять несколькими партиями по очереди уходили ночами на промысел. Женщины занимались домашними делами. Всё произошедшее стало забываться, как дурной сон.
- Они не взяли меня с собой, - который раз виновато сокрушался отец, словно оправдываясь перед сыном, - Сказали, что всё только испорчу.
- Правильно, что не взяли. – успокаивал Никита, - Чего хорошего, если бы и тебя схватили?
077
Томкага оказался весьма полезной находкой для рода, так как умел искусно резать ножом по дереву и кости. Пещеру украсили несколько новеньких деревянных блюд и корытец, женщины щеголяли чистенькими костяными украшениями и гребнями (которые были для них в диковинку) в волосах. А древки копий нескольких мужчин обрели вид елочных игрушек. Вокруг умельца собирался кружок молодежи, заворожено следя, как из под его ножа бежит, завиваясь, тонкая стружка или разлетаются мелкие опилочки. Даже ва-сату постарше, стараясь не терять достоинства, с интересом поглядывали в их сторону. В первый раз он провел здесь слишком мало времени, чтобы его таланты успели оценить. К тому же он тогда еще не знал языка настоящих людей и не был принят как равный. Кари-Эхси сразу сообразив всю выгоду от наличия в роду такого мастера, даже пообещал отдать ему в жены самую верную женщину. После этого на Томкагу стали оценивающе поглядывать сразу несколько не старых еще вдовушек. Одна, смешливая толстушка, даже перебрасывалась с ним шутками, вызывая ревность со стороны прочих претенденток.
078
Как то утром первые проснувшиеся женщины обнаружили Кассия, безмолвно сидящего у стены пещеры. На его обнаженные плечи накинута медвежья шкура. На голове белый колпак. В руках потухший факел, рукояткой которого он беспечно рисует что-то невидимое на полу. У него не было даже ножа. Об этой находке тут же доложили вождю. Дождавшись появления Кари-Эхси, Кассий спокойным, невозмутимым голосом произнес:
- Ты забрал нашего дикаря! Верни его!
- Но ты сам отпустил нас.
- Я отпустил твоих людей. Но я не отпускал этого дикаря. Он принадлежит моему роду. Он мой. Отдай его.
- Но этот человек сам решил, оставаться ему среди твоих людей или уйти.
- Ты забрал его. Верни.
Помедлив, вождь спросил:
- Что ты с ним сделаешь, если он вернется к тебе.
- Это уже не твоё дело. Мы сами решим, что делать с нашим пленником.
- Я думал, что он гость вашего рода, а не пленник.
Кассий неопределенно хрюкнул.
Кари-Эхси позвал Томкагу и спросил его, желает ли тот вернуться с Кассием. Томкага с плохо скрываемым беспокойством отрицательно покачал головой, прокашлялся и заявил для верности:
- Нет. Я остаюсь здесь.
Кари-Эхси повернулся к гостю:
- Ты сам видишь, что он не желает идти с тобой. Он останется здесь. Я не могу приказать ему. Он наш гость.
Кассий встал, повернулся к хозяевам спиной и пошел к выходу. У самого отверстия в коридор, чуть обернувшись, бросил:
- Ты забрал принадлежащую нашему роду вещь. Ты снова оскорбил наш род. Ты оскорбил нас уже во второй раз. – после чего скрылся в темноте.
Даже когда незваный гость исчез, словно его и не было, все долго сидели, не в силах опомниться. Тягостное настроение царило в пещере еще несколько дней. Лишь на третий стали раздаваться отдельные смешки и шутки. Все уверили себя, что никаких серьезных последствий посещение свирепого вождя не принесет. Соседи будут вынуждены смириться со сложившимся modus vivendi.
079
Сегодня Никита первый раз выходил ночью на улицу вместе с небольшим охотничьим отрядом. Надо восполнить пищевые запасы. Вернувшись, направился в закуток к отцу. Тот сидит на своем вечном плоском камне, опершись спиной о край каменного же «ложа» и по привычке ворошит палочкой угли.
- Что-то ты невеселый совсем?
- Стало слишком много свободного времени. Вернее теперь у меня одно свободное время. И лезут в голову всякие мысли.
- Например?
- Например? Меня постоянно мучает мысль, а правильно ли я жил? Правильно ли сделал, что бежал от людей? Не вернулся к ним. Заставил твою мать жить отшельницей. Она конечно ни разу не упрекнула меня… Но имел ли я право распорядится так её жизнью? Да и вашей с сестрой…
- Брось, отец. Всё нормально. Я знаю, мать была счастлива с тобой. И мы с сестрой… я могу только пожелать всем такого детства, какое было у меня. У меня же был целый свой мир! Сколько мальчишек могли похвастать этим?
Антон поднял на сына глаза. Они влажно блеснули.
- Я ведь уж думал, что больше не увижу тебя… Думал, зачем тогда всё… Думал, хватит и мне коптить небо.
Никита присел рядом и, тоже глядя в очаг, покачал головой:
- Ты стал фаталистом, отец? Ты все чаще заговариваешь о смерти. Не много ли ты думаешь о ней? Ты не так уж и стар, чтобы думать об этом. Думать надо о хорошем. Впереди еще обязательно будет много хорошего.
- Нет. Я не жду, но и не страшусь её. Боятся смерти смешно и глупо. Римский император Марк Аврелий выразился проще и откровеннее: «все, что вы сегодня видите, завтра умрёт». Смерть - вполне естественное явление. Смертью заканчивает свою жизнь не только человек или животное. Не только цветы, травы, деревья, но и леса, горы. Камни истираются в пыль, реки исчезают, озера иссыхают, самые чёрные тучи изливаются ливнями и небо становится чистым. Всё, всё вокруг придет к своему неизбежному концу. Вот этот костер когда-то непременно погаснет, как погаснет, но гораздо позже, и солнце, согревающее эту гору снаружи. Потому мысли о смерти не должна страшить тебя и заслонять собой остальное. Но помнить о ней надо. Помнить постоянно.
- О боже! Да зачем же?! Что ты такое говоришь! Зачем? Зачем о ней думать? Придет время, и она сама напомнит о себе! А лучше уж, пусть это случится неожиданно.
- Только тот, кто помнит о конечности своей жизни, - Антон строго посмотрел на сына, - о неотвратимом, непременном, обязательном когда-либо её завершении, о том, что сам момент её наступления нам не дано знать, сегодня ли нас не станет или черед десятки лет, так вот, только тот знает цену жизни! Только тот понимает, что надо использовать каждое мгновение выпавшего ему лишь единожды шанса. Использовать его так, чтобы не жалеть затем о бесцельно потраченном. Второго шанса нам не даст никто. Тот, кто никогда не думает о грядущей смерти, не способен понять и цену дарованной ему жизни. Он будет бездарно тратить этот драгоценный напиток жизни, расплескивая и проливая его, пока сосуд неожиданно не окажется пуст. А жажда то не утолена и наполовину! Он так и не распробовал истинного вкуса этого волшебного напитка по имени Жизнь! И о чем он сможет вспомнить в последний момент? Да ни о чём! Потому что всю жизнь прождал. Ждал, когда придет что-то настоящее, стоящее, светлое. А сейчас, это вроде как подготовка. Репетиция. Не то. Не серьёзное. Но в том-то и дело, что проб нет. Наша жизнь пишется набело. Каждое прошедшее мгновение неповторимо. Упустив хоть один час, хоть минуту, хоть секунду ты не получишь возможности прожить их повторно. Они ушли. Просыпались как песок сквозь пальцы. Помни о смерти, сын! Помни о ней для того, чтобы ценить жизнь. Дышать полной грудью сейчас, а не завтра или в следующем году. Бери от неё то, что тебе преподнесено сегодня. Не вороти носа.
080
Никита невольно стал вспоминать прожитые годы. Сколько шансов он упустил? Шансов на что? На её изменение? А хотел бы он, чтобы его жизнь сложилась иначе? Только сейчас ему пришло в голову, что есть где-то другая жизнь – не та, которой он жил до сих пор. Ему не было с чем сравнивать – но она есть! И ему вдруг так захотелось испытать нечто большее, новое. То, чего он до сих пор не знал. А ведь был, был шанс. И не раз. Действительно – придет его время, и что он вспомнит? Одни таежные тропы? Одну тайгу, окружающую его со всех сторон изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год? Одни и те же лица?
Отец, помолчав, продолжил, словно подслушал мысли сына:
- Но как тяжело смириться с той жизнью, что окружает тебя. Она кажется, порою так несправедлива к тебе. Так однообразна и монотонна… Так скучна. А вообще, всё суета-сует! Всех ждёт одно. - вдруг закончил Антон, как будто на полном ходу развернувшись на сто-восемьдесят градусов.
- Что? – не понял Никита.
- Суета сует, всё суета! – прикрыв глаза, речитативом заговорил отец, - Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит…
Никита удивлён еще больше.
- Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем. Да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после. – Отец поднял взгляд на сына, - Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, всё суета и томление духа!
- Как странно ты говоришь…
- Не я. Экклезиаст Проповедник, - указал Антон на Библию.
- Ты действительно стал фаталистом. Не замечал этого раньше за тобой.
- Может быть, может быть,- и, еле слышно, словно говорил сам с собой, закончил, - Во-многой мудрости, много печали. И кто умножает познания, умножает скорбь.
Но тут же встряхнув головой, рассмеялся:
- Впрочем, многое в жизни зависит от того, как ты сам воспринимаешь окружающее. Замечал ли ты: для одного человека какое-либо событие или место полны красок и одухотворенности? Всё вокруг молодо и свежо. Он радуется и дышит полной грудью. Другому, стоящему рядом, плечом о плечо с ним, то же самое место, в тот же самый миг, представляется сумрачным, тягостным, полным тревожных ожиданий. Одно и то же самое место! В одно и тоже самое время! Даже одним и тем же человеком восприятие мира с возрастом меняется. С восторженного, оптимистичного, на более трезвое, рассудительное. А затем, с годами, и вовсе начинаешь всё видеть в грустных, серых тонах. Но на самом деле вокруг-то ничего не изменилось! Изменился ты сам! Впрочем, разве не естественно, что на смену одному приходит другое, которому все же передалась частичка того, первого. Личность, с ее оболочкой и мыслями исчезнет, но переданная ею по наследству Жизнь нескончаема и беспредельна.
081
- Если ты знаешь, что всё вокруг на самом деле не меняется, всё остается таким же, как и прежде, зачем ты ушел из дома? Что искал? - в лоб спросил Никита.
- Всё вокруг такое же, да ты внутри становишься иным. Меняешься ты сам, сам того не желая. Чаще и чаще лезут в голову мысли о том, что твой конец всё ближе. Смерть сама по себе не страшна. От неё никуда никто не денется. Страшит другое. Страшно, что никто особенно и не заметит твоего ухода. Все по прежнему будут заниматься своими делами, веселиться, жениться, растить детей, пить, есть. Рыбу ловить. Бездельничать. И редко кто вспомнит того, кто был когда-то рядом, и кого теперь нет. А со временем и совсем забудут. Словно и не было его. Зачем тогда всё это? – Антон обвел вокруг рукой и долго молчал.
- Вот и решил уйти. Решил дать себе шанс еще на одну жизнь. Другую. Третий или четвертый шанс в моей жизни. Но ничего, ничего в этой жизни не меняется и не зависит от человека. Согласен?
- Ты сам так сказал, отец. Пожалуй, так оно и есть.
Антон хитро прищурился:
- А думал ли ты когда, что со смертью каждого человека на самом деле исчезает целая Вселенная?
- Какая еще вселенная? Ты сам только что говорил, что ничего вокруг не зависит от нас.
- Вселенная, творцом которой был он один? Каждое событие в этой Вселенной проходило через него. Через его сердце, через его душу. Отражалось в его глазах, в его сознании. Населялось теми созданиями, как только он их воспринимал. И как только его не станет, погибнет и Она, сотворенная им Вселенная. И станет в этом мире одной Вселенной меньше. В мире столько Вселенных, сколько блестит глаз, в которых они отражаются.
Никита замотал головой и напрямую спросил:
- Отец, ты не хочешь уйти отсюда? Может уже пора возвращаться?
- Зачем? Куда возвращаться? Мне впервые так спокойно на душе. Впервые меня не обременяют никакие проблемы. Впервые я живу в полном согласии с собой. Да и тебе, я уверен, здесь будет гораздо лучше.
Молодой человек замолкает. Он отчетливо понимает, что отец никуда не побежит с ним, как он втайне надеялся. Возможно, даже будет препятствовать этому. Из самых лучших побуждений, разумеется. Как они видятся ему. И впервые между сыном и отцом возникла некая отчужденность. Никита понимает, что теперь он не сможет безоглядно доверять отцу во всем.
Глава 15
082
Наступила зима. Снег накрыл горы и долины. Даже здесь, глубоко под землей чувствовалось её холодное дыхание, доходившее через те несколько щелей в сводах, через которые поступали скупые световые лучи и уходил слабый дымок двух очагов. Но температура в «помещении» почти не изменилась. Элея-Ми ходит по пятам за своим суженым, не отпуская его из виду ни на минуту. Даже когда он разговаривает с отцом, она садилась рядом на землю, прислушиваясь к звукам незнакомого языка и улыбаясь всякий раз, как замечала на себе взгляд молодого охотника.
Вплотную приступили к подготовке к свадьбе, призванной стать историческим событием в жизни рода. И непременным, обязательным атрибутом праздничного стола, без которого никак не обойтись, должно быть свежее оленье мясо. Жених непременно должен съесть вареное оленье сердце, а невеста – язык.
Раз за разом наверх уходила группа разведчиков, ищущих оленьи следы. И раз за разом они возвращались, грустно стягивая с голов ушастые меховые капюшоны. Наконец разведчики вернулись с радостными лицами и сообщили, что обнаружили следы подходящего оленя.
Но олень должен быть убит не в любое время, а лишь по завершению гона, случающегося здесь в сентябре-октябре. После окончания гона животные восстанавливают силы, активно поедая кору, тонкие веточки, копая из под свежего еще снега своими широкими мохнатыми копытами и крепким носом ягель. Рога самцов в этот период достигают максимального размера. Лишь к декабрю быки скинут своё величественное украшение, самки же расстанутся со своими (гораздо более скромными) только весной, после отёла.
Взрослые самцы собрали к этой поре вокруг себя небольшие гаремы из самок и ревниво стерегут их от посторонних посягательств. Но некоторым из молодых самцов везёт меньше. Самок на их долю не досталось. Они остаются в одиночестве и ищут пропитания самостоятельно. Вот такого белоголового красавца-бобыля и выследили разведчики в самый разгар зимы, когда ночь уже повернула на убыль, но весной еще не пахнет. Антон, привыкший вести подсчет времени, заявил, что там, наверху, середина января.
На этот раз собрали ватагу из двенадцати человек, в состав которой вошел и Никита. Ему, по такому случаю, даже вернули ружье. Забыл упомянуть одну деталь - убить свадебного оленя должен непременно жених. Иначе духи не дадут благословения на брак.
Нарочно или нет, выбрали полнолуние. Для ва-сату ночью в полнолуние так же светло, как для обычного человека в самый яркий солнечный полдень. Выйдя наружу и неуютно поеживаясь, опасливо поглядывая на светлое ночное небо, охотники надевали лыжи. Лыжи-снегоступы небольшие, круглые, чуть больше ступни. Тем не менее, они прекрасно держат легкие тела, позволяя довольно быстро передвигаться даже по сравнительно свежему снегу. Наст же свободно держал даже бегущего охотника-сохти.
Как заметил Никита, у всех ва-сату боязнь открытого пространства. Далекое небо над головой приводит их в тихий ужас. Как только они оказывались за пределами своих нор, им казалось, что они не удержатся на земле, а полетят вверх тормашками в жуткую трясину небес. Ва-сату никогда по доброй воле не выйдет наружу днем. Если же такая оказия случится, он непременно натянет очки из полоски бересты с узкими прорезями для глаз. И тогда он будет всеми силами избегать поднимать взор выше необходимого.
Никита с одним из охотников пошли отдельно, своим путем, и менее чем через час оказались на склоне небольшого увала, спрятавшись за грядой камней. Перед ними открывалась заснеженная, залитая лунным светом долина. Сопровождающий сообщил, что именно по этой долине и должен придти олень.
Древние люди, несмотря на то, что они жители подземелий и поднимались наверх ночами, за долгие поколения успели хорошо изучить окрестные горы. Они знают все оленьи тропы и давно для себя выяснили, куда эти звери могут направляться в конкретное время года в конкретное время суток – летом на водопой, в рощицу на перекус или на продуваемые всеми ветрами места, спасаясь от гнуса. Зимой - к солонцам, чтобы вдоволь полакомиться ледышками у замерзших минеральных источников, полизать осевшую на камнях соль. Все эти места у Древних наперечет. По единственному следу они скажут – кто тут прошел и когда. След взрослого оленя крупный – у самца круглый, у самки больше овальный. В этот раз искали именно быка, скинувшего рога.
083
Люди идут по следу, не показываясь осторожному животному, лишь изредка издавая беспокоящие того покрякивающие звуки и слегка постукивая древками лахри по обнаженным камням и редким древесным стволам. От этого сонное животное недоуменно поглядывает по сторонам и старается отойти подальше от непонятных звуков. Само того не понимая, оно направляется в нужную загонщикам сторону – прямиком туда, где спрятался охотник. Выбранное разведчиками загодя место засады расположено так, что легкий низовой ветерок дует вдоль долины от будущей жертвы в сторону охотника.
084
И вот он показался вдали.
Лунный свет и снежный покров позволяли разглядеть его издали. Большой Северный олень ростом в холке как раз со среднего ва-сату, с крупной «лысой» головой. Окраска мощного тела бурая. При каждом шаге мелькает краешек светлого брюха. На шее хорошо заметная белая грива. Передняя часть морды, и большая часть головы белые. Напарник охотника даже крякнул от удовольствия, подпихивая Никиту в бок – то, что надо!
Охотник залюбовался благородным зверем. В их краях он не видал таких красавцев. Их таёжные олени значительно мельче.
Но, тем не менее, этот красавец должен стать жертвой. Охотник по природе своего ремесла и образа жизни не склонен к долгим сантиментам. Не сейчас. Он поднял возвращенное ему ружье и старательно прицелился. Довольно далеко. Да и, всё же, ночь на дворе. Звуки погони замерли.
Олень, между тем, успокоившись, остановился и стал копытить снег, выискивая, чем бы полакомиться. Эх, далековато, посетовал про себя Никита.
Если олень не поднял своего куцего хвостика, значит он не чувствует опасности. Но вот он перестаёт ворошить носом снег, поднимает голову и обеспокоенно замирает. Его чуткое ухо что-то уловило. Наступила абсолютная тишина. Хвостик завертелся пропеллером. Еще мгновение и он бросится прочь. Никита выстрелил. Пуля ударила зверя под лопатку.
Олень дернулся в испуге, сделал шаг, удивленно повернулся в сторону раздавшегося выстрела, шагнул еще раз и, словно запнувшись, упал на передние подломившиеся ноги. Упал, чтобы больше не встать.
Невидимые отсюда загонщики восторженно взвыли. Мгновенная смерть лесного красавца показалась им чудом и хорошим предзнаменованием.
Не больше часа понадобилось сноровистым рукам, чтобы ловко освежевать оленью тушу и разделить её с помощью острых лахри на несколько крупных частей. Но предварительно они напились горячей крови, спустив оставшуюся в ямку в снегу. В отличие от местных туземцев, ва-сату не использовали всю добычу без остатка, относясь к ней довольно расточительно. Они отбирали лишь самые лакомые с их точки зрения куски мяса, а из внутренностей взяли сердце, печень, почки, мочевой пузырь и желудок. Остальное закопали в снег. Затем обмотав каждый свою ношу пучками еловых веток и взвалив на спину, отправились домой. На месте недавно разыгравшейся кровавой сцены не осталось ни единого следа. Один из ва-сату, вооружившись метлой из нарубленных ветвей, ловко заметал следы.
Несмотря на всю свою ловкость и сноровистость, ходоками ва-сату оказались неважными и довольно часто присаживались отдыхать, что чрезвычайно сердило Никиту, для которого пройти с пудовым грузом на плечах несколько часов кряду было делом пустяшным.
К сожалению, по приходу в пещеру, по вежливому, но настойчивому напоминанию вождя, Никите пришлось отдать своё ружьё. Остается надеяться, подумал охотник, что придет время, когда ему окончательно поверят и вернут оружие. Элея, смущаясь, разбила его надежды. Он просто не понимает, что ружье воспринимается теперь родом, как очень ценное, а потому всеобщее достояние клана и принадлежит оно отныне всем, а не только ему. Где оно спрятано, знает только вождь и пара старейшин. «Что ж, - раздраженно проворчал охотник, - пусть и чистят его сообща. Загубят, поганцы, хорошую вещь».
085
У ва-сату строжайший запрет на браки между представителями одного рода. О свадьбе сговариваются заранее, чаще за годы. Старики двух родов тщательнейшим образом проверяют степень родства будущих молодоженов, чтобы не дай бог они не оказались даже двоюродными братьями и сестрами, либо дядей и племянницей или тетей и племянником. Если родство более дальнее, то на это закрывали глаза. Все-таки круг потенциальных женихов и невест не столь обширен. Но поскольку Никита изначально не принадлежал ни к одному из родов древнего народа, препятствий никаких с этой стороны не имелось.
Когда вожди кланов приходили к выводу, что молодые достигли нужной поры, объявляли дату свадьбы. Причем свадьба устраивалась в роду невесты, а жить молодожены отправлялись в род жениха. Бывали и исключения, если оба того пожелают, а вожди не станут возражать.
086
Женщины с самого утра в двух особых больших котлах готовят праздничное угощение. Оно состоит исключительно из разваренного оленьего мяса и томленого ливера. В кипящую воду опускают довольно крупные, в два кулака, куски мяса. Причем в одном котле, вместе с сердцем оленя, варится угощение исключительно для мужчин, а в другом, вместе с оленьим языком – для женщин. Большинство потрохов так же попадает в женский котел, но кладутся они туда ближе к концу варки мяса. В бульон не добавляют ни соли, ни трав, ни кореньев. Но так как мясо свежайшее, ничего этого и не требуется. После снятия пены лишние уголья из под котлов выгребают, и мясо долго томится при самом слабом побулькивании. Получается густой, наваристый бульон с кусками ароматного мяса.
Так как на свадьбе будут только представители одного рода, то и торжество обещало быть спокойным, семейным. Сторону жениха представляли его отец и Томкага, что позволяло соблюсти формальные приличия. Торжество продлится лишь день (вернее – ночь). Уже на следующий, молодые считаются полноправными мужем и женой.
Ближе к вечеру собралось все население пещеры, а так же несколько приглашенных лиц из других родов, призванных засвидетельствовать своим присутствием особую торжественность события.
Торжество начинается с подарков молодым и напутственных слов. Первое по большей части ограничивалось всякими пустячками, как то вырезанными из кости или дерева подвесками, которые молодая супруга нашьет затем на свои одежды. Отец подарил дочери нарядную малицу, призванную подчеркнуть её новый статус в стойбище. Никите досталось старое огниво, расшитый мешочек на пояс и небольшой узкий нож. Дядя Элеи, кузнец Ага-Рехх сделал своему новоиспеченному родичу поистине царский подарок – великолепный лахри. Мужчины даже привстали со своих мест, чтобы лучше рассмотреть подарок и восхищенно цокали языками. Сталь его тридцатисантиметрового лезвия мерцает полированными до блеска боками, посверкивая звездочками на острие. Деревянная рукоятка покрыта замысловатой резьбой (тут кузнецу помогал его новый друг Тамга). Длина древка, учитывая рост будущего владельца, несколько больше обычного. Массивным клинком такого копья-пальмы с размаху можно свободно снести деревце сантиметров пяти в диаметре. Им так же можно колоть, как копьем или резать, как обычным ножом. Мощная березовая рукоять постепенно сужается к противоположному от наконечника концу раза в два. Лезвие всажено в расщеп древка, промазанного клеем, сваренным из оленьих сухожилий и обмотано размоченной полоской сыромятной кожи. Высохнув, такое крепление превращается в монолит.
На напутственные слова никто не скупится. Причем они перемежаются откровенными шуточками и намеками, которые, впрочем, даже трудно назвать намеками, настолько они прозрачны. Тем не менее всем весело и никто не чувствует себя обиженным. И молодожены, и их гости весело хохочут. Благо, Никита не всегда с первого раза понимает, о чем идет речь. А когда до него, наконец, доходит, присутствующие уже хохочут над третьей шуткой.
087
Затем молодоженов кормят вареной олениной. Жениху и невесте непременно нужно съесть сердце и язык оленя. Никита не ел почти сутки и умял свою порцию с большим аппетитом, после чего почувствовал полную сытость и довольствие. Элея со своей порцией несколько задержалась. Глаза её при этом испуганно распахнуты. Но вот и она справилась с ответственной задачей. Пока без пяти минут супруги ели, никто ни к чему не притрагивался и все с каким-то азартом смотрели им в рот, поощрительно кивая головами в такт движения челюстей обоих. Оказывается, молодые не только должны съесть все до последнего кусочка, но и не поперхнуться и не закашляться. На этот раз все прошло гладко.
Когда молодожены покончили со своими порциями, к трапезе приступают гости. Главное блюдо - тоже самое оленье мясо, но уже порезанное в мелкий кубик и разложенное в плошки, похожие на пиалы и залитое густым наваристым бульоном. Съев по две-три порции, многие из пирующих откидывались на спину, чтобы немного отдохнуть. В котлах оставалось еще больше половины содержимого. Не вытерпев, Никита попросил дать и ему одну пиалку с мясом в бульоне. Ему не отказали, но не преминули пошутить над аппетитом молодого. Такого вкусного мяса Никита не ел, пожалуй, даже у лесовиков.
088
Когда все утолили голод, пришло время развлечений. Расселись по кругу, образовав в центре площадку метров семи-восьми в диаметре. Двое крепких парней взялись за один конец длинной широкой доски и принялись бегать с ним по кругу - вокруг второго её конца, вертевшегося на земле почти на одном месте. Получилось нечто вроде карусели. Желающие испытать свою ловкость вспрыгивали на середину доски. Задача – удержаться хоть круг. Редко кому это удаётся, потому что молодцы, увидев удачную попытку, начинают на ходу дергать и ворочать доску, желая скинуть счастливца наземь под общий хохот и улюлюканье.
Когда всем наскучило это развлечение, перешли к другому. Парочка «троглодитов» садится друг против друга, упершись ступнями ног о ступни ног противника, хватаются двумя руками за палку и тянут её каждый на себя. Причем в этом соревновались и мужчины и женщины (не друг с другом, разумеется). В результате один из соревнующихся, пересилив, падал на спину, а второй с размаху летел на него. Это опять сопровождалось хохотом, улюлюканьем и шутками.
Еще одно соревнование устраивали только молодые люди – поставив рядом с собою копье, надо, опершись на него руками, подбросить вверх нижнюю часть тела, при этом не отпустив древка и не оторвав копья от земли. Выигрывал тот, чьи ноги взлетали выше.
Девушки и молодые женщины пели песни – то протяжные и заунывные, то бесшабашно веселые. Они хлопали ладошками то друг о друга, то о ладошки соседок слева и справа, то по каменному полу, выбивая, таким образом, своеобразный ритм песне.
089
Пока гости веселятся, жениху и невесте запрещено не только присоединяться к ним, но даже проявлять видимость соучастия. Никаких эмоций на лицах (Никиту об этом заранее строго настрого предупредили). Они должны быть сдержанны. Нельзя ни улыбаться, ни смеяться – за этим особо следят две древние старушенции. Если молодые заулыбаются – недобрый знак для них, долго не будет детей. А если рассмеются, то и того хуже. Что может быть хуже, Никита не понял. Все только вертели пальцами над головой и фыркали. Некоторые молодые парни и девушки нарочно старались рассмешить молодых, но им за это могло нагореть от взрослых. Это не шутки! Это серьезно. А не рассмеяться, особенно на соревнованиях по перетягиванию палки, глядя за ужимки и мины соперников, было трудно.
090
Официальная часть празднества закончена. Пока все остывают, приходя в себя, виновникам торжества предложили еще по одной пиалке мяса с бульоном. И снова пока они ели, никто не притрагивался к еде и не проронил ни слова.
Перед тем, как отправить молодых в «опочивальню», две юные незамужние подружки новобрачной расплели её четыре девичьих косы и, что-то бормоча себе под нос, тщательнейшим образом расчесали волосы узкими гребнями с длинными костяными зубьями – изделием рук Томкаги.
Первую ночь молодые проведут в небольшой отдаленной комнатке-пещерке. В сопровождении толпы они подходят ко входу, который перегораживает потухший очаг, наполненный кусочками угля и мелкой древесной стружкой. Огонь в нем должна развести невеста и за этим действием, притихнув, очень внимательно наблюдают все присутствующие. По тому, как огонь разгорится, будет видно, благословляет ли Большая Белая Птица этот брак. Загорелось сразу – семью ждет удача и много детей. Долго не получается разжечь – вряд ли будет хорошо в семье. Вспыхивают яркие высокие языки пламени - к добру. Идет много дыма, так что все начинают кашлять – жена станет изменять мужу налево и направо. Такой брак долго не продержится.
Когда огонь наконец, ко всеобщему удовольствию, успешно разожжен, молодые один за другим переступают через него. Сразу после перешагивания огня юноша и девушка становятся мужем и женой перед людьми и духами. Вслед за ними никто не смеет под страхом смерти переступать этот огонь, пока он сам собой не погаснет. Если кто-то осмелится сразу зайти в комнату, муж имеет право тут же убить оскорбителя, и никто его за это не осудит.
Едва новобрачные вошли в комнатку, в очаг подбрасывают пару горстей углей и оставляют молодых наедине, отправляясь обратно в большую пещеру пировать дальше.
091
С утра уставшие, но сытые и довольные участники свадебного торжества провожают вождей родов (в данном случае Кари-Эхси и исполняющего роль вождя рода жениха - Антона), в Святилище. Они отнесут туда череп и некоторые кости праздничного оленя в дар духам, чтобы и те могли получить свою долю и не сердились на членов рода. За одно, еще раз попросят о даровании счастья новой семье и всему роду. Всё это не лишнее - случай то неординарный. Часто ли женщина ва-сату выходит замуж за дикаря сверху. Вот пусть духи посмотрят на Антона и поверят, что его сын - вполне подходящая партия для дочери вождя. С тех пор, как у Антона появился здесь свой «род», он автоматически получил признаваемый всеми статус вождя.
Двух вождей сопровождают: Огненный Человек Ага-Рехх, некий Вэндэр (очень уважаемый немолодой член рода) и Кикитай, один из первых ва-сату, встреченных Никитой.
По пути процессия заглядывает в спальню молодых и прихватывает их с собой.
092
По приходу из Святилища присутствующий колдун из соседнего клана (в своем роду колдуна не оказалось), нанес на плечи и щеки Элеи её первую татуировку. Молодая женщина сидела, опустившись на коленки, посреди пещеры, возле тлеющих углей очага. Колдун стоял перед ней на коленях. Он развернул кожаный сверток, в котором находилось два сверточка поменьше. В одном - несколько полупрозрачных острых лезвий-отщепов, во втором - кусок темно-зеленого пластилиноподобного вещества величиной с детский кулачок.
Крепко ухватив Элею за руку и растягивая пальцами кожу, еще довольно молодой колдун принялся короткими штрихами наносить лёгкие надрезы на внешней стороне её плеча, начиная от плечевого сустава и спускаясь к локтю. Выступившие темные капли крови он невозмутимо стирал скомканной мочалкой из сухого мха. Наконец покончив с одной рукой, он отложил каменное лезвие и, натерев мягким мажущимся камнем свою правую ладонь, принялся втирать краску в свежие надрезы. Он делал это, пока не оказался удовлетворен результатом процедуры. Никита с беспокойством смотрел на жену, физически ощущая ту боль, которую сейчас испытывала она. Но лица Элеи не исказила ни единая гримаса неудовольствия. Напротив, оно светилось счастьем.
Таким же образом колдун нанес татуировку на вторую руку, а затем очень небольшие, аккуратные узоры на обе её щеки.
После кропотливой работы, потребовавшей от него сильного напряжения, колдун упаковал все свои инструменты, бросив окровавленную мочалку во вспыхнувший очаг (остатки крови ни в каком виде нельзя уносить за пределы стойбища), и принял пиалу с вареным мясом. Затем, получив за услуги изрядный кусок слегка подмороженной оленины, завернутой в кусок шкуры, удалился. За все время пребывания здесь колдун не перекинулся ни с кем ни единым словом. Общался только жестами. Никите показалось даже, что он немой.
Так же с самого начала его работы и до его ухода молчали и все присутствовавшие.
093
После ухода колдуна, к Элее подошли две замужние женщины и, еще раз расчесав гребнями её распущенные волосы, ловко заплели их в две взрослых косы, вплетя в них выбеленные кожаные ремешки. Теперь она окончательно обрела не только статус жены, но и статус полноправной взрослой женщины. Как только они закончили, все оживились и принялись поздравлять Элею, не обращая никакого внимания на молодого супруга. Сегодня уже не его праздник. Это праздник введения в род взрослой женщины.
Элея-Ми с задорным и несколько утомленным видом сидела в подаренной ей отцом новой тунике. Из потемневших, припухших рубцов на руках местами сочилась кровь, но она словно не замечала этого. Эта кровь являлась символом. Она была горда тем, что стала по-настоящему взрослой, изредка бросая влюбленные взгляды на обеспокоенного её состоянием мужа.
Кто-то пихнул Никиту в бок, шепнув, что и ему не мешало-бы поздравить жену. Он, краснея, подошел к Элее и, подбирая самые на его взгляд подходящие случаю слова, поздравил. Глядя в лучащиеся счастьем глаза жены, охотник со смущением думал, что для неё их брак стал гораздо более значимым событием, чем для него самого.
Он еще не успел осознать всех особенностей своего нового положения в этом пещерном обществе.
094
Остается заметить, любознательный мой читатель, что подобная вышеописанной свадебная церемония характерна лишь для тех случаев, когда молодожены вступают в брак впервые. Если они «брачуются» повторно, то никакими особыми торжествами это событие не сопровождается. О вступлении мужчины и женщины в новый союз вечером, за общей трапезой, сообщает вождь того рода, где новая семья надумала жить. В другой пещере в тот же вечер другой вождь поясняет причину отсутствия одного из членов рода. И весь обряд на этом закончен. Никаких торжеств, никаких воззваний к духам. Да и о чем можно их просить, коли они проигнорировали просьбы в первый раз?