Аннотация: Избранная глава из романа "Фантазии Гармандоре"
7 глава
Второй сон Гармандоре. Шахматы
Я очень люблю играть в нарды.
Меня научил этой древней и мудрой игре сосед по даче Самвел Оганесович.
Он научил, как просчитывать варианты, чтобы быстрее завести шашки с головы в свой дом. Как предвидеть хода противника и как затруднять его игру.
Самвел Оганесович научил меня не допускать мошенничества, когда выбрасывают зары и другим тонкостям игры.
Но с тех пор, как несколько лет назад политическое руководство страны выбрало шахматы в качестве главной интеллектуальной игры... С тех пор играть в нарды мне больше уже не удавалось.
Теперь всем нам, работникам умственного труда, государственная власть очень настойчиво, почти насильственно, порекомендовала играть в шахматы. И только в шахматы.
Программисты, а также бухгалтера, ученые, библиотекари, чиновники, инженеры, теперь должны были знать шахматные дебюты.
Все мы теперь обязаны понимать тактику и стратегию середины игры, обладать искусством разыгрывания шахматных окончаний.
Но не в этом была проблема. Обидно было то, что шашки, домино, нарды и иные игры парламент официально признал не рекомендованными именно для нас, работников умственного труда. Рабочим, продавцам, работникам ЖЭКа по-прежнему можно было играть во что угодно. Хоть в домино, хоть в дурака или девятку.
Кстати, все карточные игры тоже оказались для меня в черном списке.
Самое страшное, что теперь любой интеллектуал, пойманный за игрой, например в карты, моментально терял работу. Он получал полный запрет на свою профессию. Волчий билет.
Именно так случилось с моим школьным товарищем Игорьком, с которым мы раньше часто по ночам сражались в преферанс. После официального запрета префа, Игорек продолжал «расписывать пули» с друзьями. Как правило они играли сочинку.
Однажды кто-то настучал в полицию. И теперь Игорек навсегда потерял работу инженера-конструктора. Уже полтора года он месит бетон лопатой.
Причем другой работы Игорю уже не найти…
А я очень хочу играть в нарды. Хочу играть настолько, что нарды мне иногда даже снятся. В сонниках пишут, что это к переменам в жизни. Но не могу же я пожертвовать ради нард своей профессией программиста?
Разве могу я предать любимую работу, которой занимаюсь половину сознательной жизни?
Возможно, я не всегда бываю нормальный. Но я не дурак.
К большому сожалению, у нас стране с законами все очень строго. Блин, как же у нас строго. Однако по счастью у нас бывают лазейки, как обойти закон.
Мужики мне рассказали, что можно попытаться получить справку. Справку, что я вообще не умею играть в шахматы. Что не обладаю способностями к шахматам.
Вроде как при наличии подобной справки любой работник умственного труда сохранял право работать по специальности и безнаказанно резаться в какое-нибудь домино во дворе своей многоэтажки.
Или, в моем случае, мне можно будет играть в нарды.
Конечно, я решил попробовать получить подобную справку.
Почему же не попробовать?
К счастью, о том, что я самом деле понимаю шахматы на уровне крепкого мастера, в городе не знает никто. Не знают сослуживцы и соседи по дому. Об этом не знают даже в полиции. Потому, что много лет я играю в шахматы только через Интернет, на международных сайтах.
Но все же, в получении подобной справки есть что-то унизительное, постыдное.
Понятно, что в справке не будет написано, что я дурак. Избави, Боже. Конечно, нет. Но справка лишает меня и любого, кто ее получил, права сделать карьеру.
Пускай социальные службы и говорят, что к не умеющим играть в шахматы надо относиться, как к полноценным членам общества.
Справка делает совершенно невозможным движение вверх по служебной лестнице. Бездарный в шахматах бухгалтер теперь не сможет стать главным бухгалтером.
Учитель, не умеющий играть в шахматы, навсегда теряет шансы стать директором школы.
И конечно, рядовой сотрудник префектуры со справкой, что он не играет в шахматы, никогда не будет префектом и тем более не будет мэром.
Но именно мне все это вообще до одного места. Ведь я-то программист. И далее я хочу работать только программистом. Зачем же мне какая-то карьера... Нафига мне эти хлопоты?
Поэтому вчера я записался на урок к шахматному тренеру, который в течение часа меня тестировал. Тренер терпеливо пытался объяснить мне правила игры.
Охренеть, какой это был позор. Он мне, сильному мастеру, объяснял правила!
Он мне, мне пытался рассказать, как ходят фигуры! Учил меня как рокироваться, как поставить мат королю!
А я-то, который разбираюсь в шахматах гораздо лучше этого “эксперда” ... я пытался целый час искренне притворяться, что якобы вообще не разбираюсь в правилах игры.
Я делал вид, что постоянно путаюсь в том, как ходят отдельные фигуры. Это я-то, который в институте на лекциях играл три партии вслепую, отвернувшись от соперников на следующем ряду.
А теперь... Получается, что якобы я вообще не умею играть в шахматы. Боже, какой стыд! Зато после длительного унижения и сознательного вранья у меня теперь есть долгожданная бумажка. Результат того стоил!
Впрочем, на эту ксиву мне надо было еще поставить печати у психиатров в Кащенко. И после этого справка даст мне право публично играть в любимые нарды.
Я смогу играть в нарды и не потерять за это право и дальше работать программистом.
Сегодня утром я побывал на приеме у психиатра. Доктор, ожидаемо, был в белом халате, но это было в нем единственное, что можно считать нормой. Потому что сам доктор какой-то уж очень странный.
Дело было не в его всклокоченной прическе, не в особенности нервно крутить в руках карандаш и незаметно иногда отбивать ритм ногой. И даже не в странном блуждающем взгляде, который крайне редко сосредотачивался на пациенте.
Поражало то, что, задавая мне вопросы, психиатр, что-то записывал и одновременно успевал рассказывать смешные истории. Истории о своих пациентах, о настоящих психах.
Я где-то уже читал, что существенная часть психиатров от постоянного общения с не нормальными людьми сами становятся немного психами. Это явно был тот самый случай.
А тем временем доктор продолжать шутить. Он рассказал, что однажды у него в отделении одновременно оказалось сразу пять чемпионов мира по шахматам: один Бобби Фишер, два Анатолия Карпова и два Гарри Каспарова. По словам доктора, иногда чемпионы мира в палате ссорились из-за политики.
Оба Каспарова ругали политику президента, а оба Карпова одобряли авторитарный курс страны. Бобби Фишер опасался, что за ним следит ФБР и иногда допускал гадкие антисемитские высказывания.
Но, как я понял, гораздо чаще эти пациенты доктора просто играли в шахматы. Они практически все время играли в шахматы. Смотрели и обсуждали знаменитые партии. Доктор показал фотографии их игры.
На одном из снимков я сразу узнал финальную позицию легендарной партии Ботвинник-Капабланка 1938 года. В этот момент я еле удержался и даже прикусил язык, чтобы промолчать. Чтобы не выдать себя. Чтобы не показать, что хорошо знаю эту партию.
Вскоре прием у психиатра был окончен. Ведь формально цель у доктора была проста: выяснить, являюсь ли я вообще дураком, или бездарность в шахматах – это особенность моей психики? Понятно, я прошел все тесты легко. Идеально сыграл роль шахматного неудачника.
Странный доктор вскоре отпустил меня, попросив пригласить следующего пациента. Справки, уже с печатями психиатров, выдавались через час, в актовом зале диспансера.
Здесь кроме меня собралось до сотни таких же как я, посетителей психиатрической больницы имени Кащенко. Все они выглядели нормальными.
По-видимому, им всем, как и мне, вскоре должны были выдать точно такие же справки. Справки, что мы как бы умные, но просто не умеем играть в шахматы.
В положенное время на авансцену вышел тот самый неадекватный доктор, на приеме у которого я уже побывал. Чтобы привлечь к себе внимание, он демонстративно прокашлялся и выступил перед собравшимися с небольшой программной речью:
– Итак, уважаемые господа, здравствуйте.
Все Вы, собравшиеся здесь в зале, – пациенты нашего диспансера. Вы, как выяснилось, совершенно нормальны. Каждый человек в этом зале – работник умственного труда. И все Вы, судя по документам, совершенно бездарны к шахматам.
Скоро Вы получите ваши справки и сможете уже сегодня вечером играть во дворе в домино или в крестики-нолики. И за это не лишитесь работы. Я официально подтверждаю: теперь за это ничего не будет!
Нам важно, чтобы Вы в дальнейшем не совершали ошибок в общении. Чтобы правильно понимали новую политику государства, связанную с шахматами. Чтобы честно делали свою работу и не переживали из-за того, что не умеете играть в шахматы. Чтобы научились уважать тех, кто умеет играть в шахматы и не завидовали им.
Мне так же очень важно, чтобы Вы сохраняли уважение к себе. Потому что тоже делаете важную работу. Несмотря на то, что не умеете играть в шахматы... Вы тоже заслуживаете уважения. Поэтому? Любите себя и уважайте себя!
Любовь к себе – это основа душевного здоровья!
И, конечно, я попросил бы присутствующих уважать тех, кто занимается физическим трудом, потому что в нашей стране любой труд заслуживает уважения. Почему для нас теперь так стали важны шахматы? Почему они являются частью государственной политики?
Потому, что шахматы – это гимнастика ума. Шахматы – это тест на умение руководить. Совсем не случайно сейчас все мэры крупных городов играют в шахматы на уровне мастера, а руководители городских служб имеют квалификацию как минимум кандидат в мастера.
Очень правильно то, что теперь в силу мастера играют в шахматы крупные бизнесмены и министры нашего правительства, депутаты думы и иные руководители. Почему это так важно?
Наверняка Вы заметили, что в последние годы стали гораздо лучше работать городские службы, стали стабильнее цены на товары в магазинах. Даже на эстраде стало гораздо меньше привычного безобразия и безголосых бездарностей. Ведь заметили?
В зале тихонько зашептались, скорее одобрительно. Доктор продолжал...
– Одна из главных причин улучшения жизни в стране – это то, что теперь любой человек, принимающий решения за других, обязан хорошо разбираться в шахматах.
И я просто прошу Вас, умных людей, относиться к другим умным людям с уважением, вне зависимости от того, играют ли они в шахматы или нет. Время сейчас такое… шахматное.
Пожизненное заключение для шахматных читеров – это веяние нового времени. Опять же, мода. Многие носят даже одежду в черно-белую клетку или с изображением шахматных фигур.
Привыкайте к этой шахматной моде. Шахматы в нашей стране – это надолго! Можете быть уверены, что именно у нас в стране на суперкомпьютерах однажды будут просчитаны все восьмифигурные позиции, а быть может и девятифигурные.
У нас найдется и территория, и дешевая электроэнергия, чтобы разместить и обслуживать немыслимое количество серверов, миллионы жестких дисков для хранения этой важнейшей для всего человечества информации.
А если когда-нибудь будут открыты параллельные Вселенные? В одном из параллельных миров наше земное человечество однажды сможет просчитать и сохранить всю шахматную игру. Вообще все возможные варианты расстановки фигур.
Потому что для хранения всех возможных шахматных позиций нужны уже масштабы целой Вселенной. Представляете себе сложность этой удивительной игры!
В зале вновь одобрительно загудели
– Да, есть неизбежные издержки шахматизации страны. Как же без них?
С прошлого года больше не продается в книжных магазинах роман Ильфа и Петрова «12 стульев», а также не рекомендованы к показу на телевидении экранизации этого произведения. Потому что в этом романе шахматное сообщество вымышленного города Васюки выставлено в смешном, в издевательском свете.
По той же причине неуважения к серьезным шахматам не рекомендованы для исполнения на радио две песни Владимира Высоцкого, посвященные матчу Фишера со Спасским.
Поэтому? На всякий случай я бы не советовал Вам использовать в своей речи выражения из этих не рекомендованных произведений.
Не надо говорить в общественных местах что-то вроде: «мы сыграли с Талем десять партий». Не спешите показать свою образованность фразой «Остап был так голоден, что был готов съесть зажаренного шахматного коня».
Пока подобное цитирование не запрещено. И вообще то у нас свободная страна, не так ли? Но просто на всякий случай старайтесь избегать фраз из не рекомендованных произведений. Постараетесь?
Потому что шахматизация страны продолжается, и никто не знает, куда она может привести.
Вот и все, что я хотел сказать. Сейчас Вы можете подойти к столу и получить свои справки.
...Через несколько минут, в приподнятом настроении, я вышел из дверей психиатрического диспансера, держа справку в руках. За несколько часов, проведенных в психушке, погода испортилась. Начался сильный ветер. Ветер крутил бумажки и иной мелкий мусор. Возможно, вскоре начнется дождь. На скамейке в ближайшем сквере сидели какие-то люди, но я их даже не заметил.
Потому что сегодня вечером я пойду в армянский ресторан и вдоволь наиграюсь в нарды. Теперь у меня есть эта проклятая справка.
Теперь я имею полное и законное право играть в любимые нарды!
Но до вечера было еще очень много времени, и я зашел в первый попавшийся бар. Просто чтобы выпить пива, разумеется, с рыбкой.
В этот раз пиво оказалось и в меру холодным, и в меру горьким. А ведь и рыбка-то тоже была хороша.
Надеюсь, что этот день будет у меня очень удачным... А значит, можно и расслабиться. Ведь не может меня разнести от двух-трех бокалов пива!
Нет, конечно. Отдыхаем дальше.
И тут я услышал за соседним столиком типичный пьяный базар. Два обычных мужика в безликих серых куртках рассуждали о самой модной теме: о шахматах.
Причем рассуждали они с множеством ошибок. Для меня, для мастера, слушать подобное было кошмаром.
– Или вот возьмем Испанскую партию за белых. В ней типичным приемом борьбы за перевес является перевод слона с поля Бэ четыре на поле А три, а потом, как правило, отступление на поле Бэ два. Отступивший слон белых остается сильной атакующей фигурой, а нападавшие на него черные пешки в будущем могут оказаться слабостью и попасть под атаку.
От такого шахматохульства у меня начал дергаться глаз.
Я не выдерживаю и вступаю в разговор:
– По-моему Вы все напутали. В испанской партии слон с поля Бе пять отступает на А четыре и потом отступает на Бэ три. Потому что этот слон белопольный.
А перечислены черные поля.
– Вы правы. Возможно, мы и напутали… Но и Вы, Максим, тоже ошиблись... Вы ошиблись!
Вздрогнув, я внимательнее посмотрел на собеседников. Два провокатора ехидно улыбались. Точнее сказать, скалились, без сожаления цинично разглядывая свою очередную жертву.
