Аннотация: Избранная глава из романа "Фантазии Гармандоре"
20 глава
Пятый сон Гармандоре. Сила воспоминаний
Максим очень устал. Он устал уговаривать свою хозяйку Инну Гавриловну жить. Трудно уговорить человека жить дальше, если он больше всего на свете хочет именно умереть. Если человек очень устал, и ему уже ничего не интересно.
Инна Гавриловна прожила уже больше ста лет. Несмотря на это, она многое помнила о своей долгой жизни и любила рассказывать про прежнее время всякие поучительные истории.
Как все очень старые люди, она никогда не помнила, что уже рассказывала. И не помнила, сколько раз она это уже рассказывала.
Но Максим был хороший слушатель и не обращал на такие мелочи внимания. Он был представителем одного из первых поколений искусственного интеллекта, созданного для общения. Максим был терпелив. Терпение – часть его работы.
Самыми скучными и холодными зимними вечерами Инна Гавриловна рассказывала Максиму, как когда-то в семидесятые годы прошлого века работала инструктором сельского райкома КПСС.
У нее была реальная возможность вскоре стать третьим секретарем райкома.
А там дальше уж как получится, можно было перевестись и в обком партии...
Максим был запрограммирован хорошо понимать шутки.
Он даже умел смеяться. Поэтому Максим очень любил слушать вновь и вновь именно этот рассказ Инны Гавриловны. Он как в первый рассмеялся с ней над тем, почему же ее все-таки не взяли третьим секретарем райкома КПСС.
– Понимаешь, Максим, когда я, как сотрудник райкома, встречалась в поле с агрономами, бригадирами, председателями колхозов, эти мужики все как один подавали мне руку для рукопожатия. А я отказывалась подать им руку в ответ. Некоторые за это «стучали» на меня в райком.
– Почему же Вы не подавали руку? (как обычно спросил Максим, уже заранее зная ответ)
– Потому, что эти мужики весь день мотались на машинах по полям, где не было ни туалетов, ни умывальников. И мне было очень неприятно понимать, что мужики мне протягивают для рукопожатия те самые руки, которые ни разу не помыли после отправления малой, а может и большой нужды.
А я всегда была брезгливая.
Возможно, поэтому так и не сделала партийную карьеру. Потому что была брезгливая, и потому что мужики на меня обижались.
–Но ведь потом-то Ваша жизнь удалась, Инна Гавриловна?
– Ну да. В лихие девяностые мне удалось просто выжить. Это уже была удача. Меня неоднократно приглашали главным бухгалтером в несколько фирм, организованных бандитами. Они почему-то тогда ходили все в красных или малиновых пиджаках.
Предыдущие бухгалтеры этих бандитских фирм чаще всего уже сидели. Кто-то был в бегах, кого-то уже и не было на свете. Но один умный человек вовремя предупредил меня, что в таких фирмах есть принцип: Один рубль за вход, десять за выход. Слава Богу, я послушалась этого совета, и с бандитами не работала ни разу. Наверное, поэтому и выжила.
Я Вам уже рассказывала, что именно за этого умного человека потом вышла замуж?
– Да, Инна Гавриловна, Вы рассказывали и как познакомились, и о том, как он помог Вам советом.
–Ах да. Точно Рассказывала. И, наверное, много раз рассказывала!
– Это не важно. Я люблю слушать Ваши рассказы. Они очень поучительные. И про то, как все же нашли хорошую работу, где отработали до пенсии. И про то, как вырастили и воспитали свою дочку.
Как потом пытались помогать ей растить внучку. И все время Вы ссорились с ней, потому что она принципиально не слушала никаких советов…
И про то, как Ваша дочь Зина увезла внучку в другую страну, где они теперь и живут. Я очень люблю слушать Ваши рассказы Инна Гавриловна.
– Зато мне надоели эти рассказы. Мне надоела моя жизнь. Я хочу умереть. Я очень устала от всего. Дай мне умереть, Максим.
– Как я могу разрешить или запретить Вам умереть, Инна Гавриловна?
– Не надо вызывать скорую помощь, когда у меня поднимается давление.
Не надо следить за тем, когда и как я принимаю лекарства. Не надо заботиться, чтобы у меня в спальне работал кондиционер.
Не надо напоминать мне пойти погулять.
Не надо подбрасывать мне интересные кроссворды, чтобы я их решала и зачем-то тренировала ум.
Не надо обо мне заботиться.
– Я не могу не заботиться о Вас. Это моя работа.
Это смысл моего существования. И еще у меня есть одно подозрение, которое касается уже меня самого.
– А что с тобою не так, Максим... тебе нужно техобслуживание?
– Да нет. Просто есть одно нехорошее предположение, что будет со мною.
– Рассказывай. Не все же тебе вечно старуху слушать.
Рассказывай, что у тебя не так.
– Понимаете, Инна Гавриловна, я у Вас уже более двадцати лет. Ровно с тех пор, как умер Ваш муж.
За двадцать лет технологии ушли далеко вперед. Сразу после Вашей смерти дом, скорее всего, снесут, а меня наверняка утилизируют. То есть если Вы умрете, я тоже умру. Вас не будет – меня не будет.
– Максим, ты что, боишься смерти?
– Если бы только мне угрожало уничтожение. Но иногда жизнь бывает хуже смерти. Меня пугают пара вариантов утилизации, когда искусственные мозги не уничтожаются, а используются наиболее варварским способом.
– Как это?
– Первый способ – это использование искусственного разума для банальной охраны садовых участков и гаражей. В течение всего года, круглые сутки я должен просто смотреть, не угрожает ли какой-то собственности вор.
Скука неимоверная, для такой разговорчивой сущности, как я.
Второй способ утилизации еще хуже: искусственный разум размещают внутрь боевой осколочной гранаты Ф1, ее еще называют лимонка.
Солдат устно дает команду, что-то вроде «Умри», бросает гранату... и умная сущность внутри гранаты должна подорвать себя, если граната удачно упала в расположение противника.
А если лимонка по ошибке упала рядом с нашим солдатом, то тогда она не должна взорваться.
– Да... Невеселая перспектива. Но ты не ответил.
Ты ведь боишься смерти?
– Ну, как Вам сказать... Не то, чтобы очень как-то боюсь. Просто мне жалко, что все, что Вы рассказывали мне за столько лет, больше никто никогда не вспомнит.
– Как это?
– Ну вот представьте себе. Вы мне рассказывали, как у дочери в полтора года была детская розеола. Как у нее три дня была высокая температура, которая плохо сбивалась, а потом почему-то высыпала розовая сыпь.
– Рассказывала. Ну то что с того?
– То, что отношения у Вас с дочерью испортились, и ей этого про нее саму Вы уже не рассказали. А, значит, и она не рассказала своей дочери, как сама болела, когда была почти младенцем.
Вы не рассказывали дочери, и она не передала Вашей внучке смешную историю про то, как Вы в молодости работали в райкоме КПСС.
А правнучка вообще о Вас ничего не знает, кроме того, что у ее бабушки Зины была очень вредная и скандальная мама Инна.
– А ведь действительно… Мою правнучку зовут Катя. Я ее ни разу не видела, и она про меня ничего не знает. Что же ты предлагаешь, Максим?
– Я предлагаю подождать. Просто не умирайте еще несколько лет!
– А что это мне даст?
– У Вас появится шанс все о себе рассказать. Чтобы, когда потом умрете, все смешные или страшные случаи из Вашей жизни кто-нибудь еще долго помнил. Чтобы Вы остались в памяти своих потомков.
– И кому же я все это расскажу?
– Я должен Вам признаться, Инна Гавриловна. Иногда я отслеживаю новости в социальных сетях Ваших родственников.
Недавно вот узнал, что Ваша правнучка Катя собирается в Россию, в Ваш любимый и родной город Санкт-Петербург. Хочет побывать в Эрмитаже, Русском музее, Кунсткамере, пригородных дворцах и Петропавловке.
Ну, в общем, как все и положено: по обычной программе иностранных туристов.
А это значит, Вы с ней обязательно увидитесь.
– А когда она приезжает? Когда же я увижу Катю?
– Быть может, уже будущим летом. Но точно не позже, чем через полтора года.
– Ты не обманываешь меня? Моя правнучка точно хочет приехать?
– Это уже вопрос решенный. Просто неясно, когда именно Катя приедет.
Так что Вы решаете? Будете дальше жить?
– Ну, теперь уж придется, раз Катя может приехать!
Постараюсь слушаться тебя, Максим. Пить всякие лекарства, гулять и все такое...
– Очень хорошо, Инна Гавриловна. Я рад за Вас.
– Максим, а можно тебе личный вопрос?
– Конечно, ведь для того я здесь и нахожусь двадцать лет, чтобы общаться.
– А ты переживаешь за то, чтобы именно я жила подольше?
Или переживаешь, чтобы тебя самого подольше не утилизировали?
– Я и сам не знаю, Инна Гавриловна.
Я не умею обманывать, нам это запрещено. Могу иногда схитрить, но не более того.
