Лето 1987-го года я проводил в Одессе, развлекаясь художественными перформансами. К тому времени я уже был весьма завзятым художником-концептуалистом, широко известным в узких кругах ценителей искусства.
Собственного жилья в Одессе у меня не было, вот почему я чаще всего останавливался на спальной окраине в посёлке Котовского у поэта Вити Француза. Витя работал в городском цирке униформистом, рабочим манежа, а летом, когда цирк закрывался до осени на каникулы, сторожил по ночам пляж на Седьмом Фонтане.
Летом я спал у него на пляже, но в этот раз мне вдруг улыбнулась моя собственная хата. И не где-нибудь в одной из отдалённых спальных одесских окраин на Блюхера, Нахера или Воровского, а почти что в самом центре города, на спуске Кавгуна или, как говорят одесситы, на Канаве.
Канава была настоящей вороньей слободкой, грязной вонючей трущобой, состоящей из рядов старых деревянных бараков, ступенями спускавшихся к порту. В одном из этих бараков на втором этаже волею судьбы и обосновались знаменитые художники Олег Петренко и Милка Скрипкина, более известные в тусовке как группа "Перцы".
В их квартире собирался местный цвет неформальной культуры, пили вино, водку, пиво, чай, кофе, курили траву и всякую прочую дрянь, спорили об искусстве и литературе. Перец подвизался художником-оформителем на Греческой улице в бывшем театре купца Великанова, переименованном коммуняками в Театр русской драмы им. Пушкина.
Театр должен был ехать во Львов на гастроли, Олега брали с собой рисовать афиши. Милка хотела поехать с ним, но они не знали, с кем оставить кошку.
- С кошкой могу остаться я, - предлагаю я.
- Это прекрасно, - сразу соглашается Милка. - Теперь нам надо ещё на месяц кому-нибудь сдать квартиру.
- А где же будет жить кошка?
- Как где? С тобой!
- Так я же сам нигде не живу, днём шарюсь по городу, ночью сплю в лодке на пляже у Вити Француза, который он сторожит. А там куча собак! Они съедят твою кошку, эти бездомные голодные твари прибегают на пляжи по ночам целыми стаями рытья в мусоре в поисках объедков. Я не смогу её от них защитить, ведь тогда они сожрут и меня!
- Значит снимай у нас квартиру и оставайся с кошкой здесь, - предлагает Милка.
И, хотя я чувствую, что гешефт вдруг оборачивается не совсем в мою пользу, я соглашаюсь. Что называется, и с кошкой сидеть остался, и квартиру снял. Правда, цена меня устраивает, 100 кружек львовского пива. Пиво в СССР везде стоит в ресторанах и барах по 35 копеек за полулитровую кружку. Сто кружек - это 35 рублей.
Как только я остаюсь наедине с кошкой, мысли мои начинают лихорадочно работать, намечая план действий. По субботам и воскресеньям в Пале-Рояле, тенистом сквере за Оперным театром художникам разрешили продавать свои работы, это несомненное завоевание перестройки.
Там теперь тусует весь городской бомонд - праздная публика, художники и туристы, и мне тоже надо что-нибудь там замутить, акцию либо инсталляцию, что-то такое, что невозможно продать. Малевать сувениры для туристов я, конечно же, не стану. Концептуализм по своей сущности в принципе не является коммерческой формой искусства, это всегда некая притча, рассказанная символическим языком образов - метафора, симулякр, палимпсест, семантический знак, эйдос.
На свалке мусора возле дома Перцев я подобрал себе две дощечки одинаковой ровной прямоугольной формы и теперь размышляю, что с ними делать. Идея пока такова - на одной я пишу большими квадратными буквами "Любимое дерево", на другой "Нелюбимое дерево".
Если я повешу эти доски в Пале-Рояле на два разных дерева, то какое из них должно тогда быть любимым, а какое нелюбимым? По какому критерию я должен буду их разделять? Каков в этом смысл, какова интенция и каков мой концептуальный мэссидж?
Нет, всё же их обе надо будет вешать на одно дерево, которое, в зависимости от точки зрения, сможет тогда быть любимым или нелюбимым. Вот так уже лучше. Я верчу доски в руках и, наконец, меня осеняет гениальная мысль.
Я соединяю их между собой под прямым углом и всё становится на свои места. Если смотреть на инсталляцию в фас, то тогда мы видим обе надписи - "любимое дерево" и "нелюбимое дерево", если смотреть слева, то видим только "любимое дерево", если же посмотреть справа, то только "нелюбимое дерево", а если посмотреть сзади, то вообще ничего не видим, лишь замечаем, что с другой стороны на дереве вроде бы что-то висит. Собой я доволен. Работу я называю "Точка зрения".
В следующую субботу утром в Пале-Рояле я гордо вешаю свой художественный объект на одно из деревьев и жду реакции публики. Ко мне тут же подруливает известный концептуалист Лейдерман Юра.
- Да уж, весьма интересная точка зрения, смотря как посмотреть, - глубокомысленно мычит он, медленно обойдя дерево со всех сторон. - Ди-фи-низ-ба!
- Что это такое - дифинизба? - спрашиваю я.
- Сам ещё пока не знаю, - чешет свою редкую бороду раввина-расстриги концептуалист Лейдерман, - неологизм, только сейчас придумал. Вот эта твоя работа и есть самая настоящая дифинизба, понимай, как хочешь...
Мнение Лейдермана для меня очень важно ведь он соучастник известной Московской группы концептуалистов "Коллективные действия", о которой написал в парижском журнале "А-Я" искусствовед-эмигрант Борис Гройс. Лейдер вступил в неё во время своей учёбы в Москве и считает себя учеником идеолога и практика современного московского искусства Мони (Андрея Монастырского).
- Кстати, - встряхивает бородой Лейдер, - в Одессу из Москвы едет Константин Звездочётов, сейчас он в Крыму и уже сделал там свой перформанс "Гигиена Крыма", они с Ларисой Резун, между прочим, они поженились, мыли швабрами скалы где-то на ЮБК в Форосе. Нам надо тоже что-то придумать к приезду Звездочётова. Лёня Войцехов, например, предлагает всем вместе помыть Пале-Рояль, а потом написать на асфальте мелом метровыми буквами "Москва-Одесса 1987".
- Какой-то бред, - говорю я. - Зачем во всём повторять москвичей? Да и вообще, руки прочь от нашего украинского Крыма! Большевики не раз топили его в крови, от этого уже не отмыться. Пусть лучше Пиздочётов помоет себе жопу.
- Ну, ты не прав, не прав, не прав... Концептуализмом мы обязаны москвичам и Гройсу, нашим большим братьям. Это они дали нам концептуализм и мы, как меньшие братья, должны им во всём подражать и за ними следовать.
- Нет, я в этом с тобой не согласен, концептуализмом мы однозначно обязаны Бойсу и крымским татарам. Гройс и москвичи просто всё скоммуниздили у Бойса и создали свою гибридную версию, как всегда! Гройс это антипод Бойса!
- Ты ещё мне тут скажи, что Бойс и Гройс это типа как Христос и Антихрист! Антиподы - какое хорошее слово, надо взять себе на концептуальное вооружение.
Я считаю себя последователем Бойса. Я узнал о нём ещё задолго до того, как впервые услышал о московском концептуализме. Давай смотреть в корень. Йозеф Бойс был лётчиком-пилотом немецкой Люфтваффе и был сбит в воздушном бою над Крымом в 1943-ем году. Его спасли пастухи, крымские татары. Его череп был раздроблен на части, мозг открыт, ранение было несовместимо с жизнью, но спасшие его татары обмазали ему голову бараньим жиром обмотали войлоком, а когда он пошёл на поправку, он стал пробираться домой в Германию, следуя за обозом наступающей Красной Армии. В Германии ему в череп врачи вставили титановую пластину, так он потом и жил, а в своих концептуальных работах он часто использовал войлок и жир. Возможно, крымские татары приоткрыли ему мистическую завесу эзотерической мудрости, познав которую, он превратился в художника. Кстати, интересный факт, вернувшись в Германию, он вынужден был снова учить немецкий язык, так как вдруг заговорил на крымско-татарском, а свой родной немецкий забыл.
Да, это, конечно, так и есть на самом деле, я знаю и могу всё понять, но как объяснить всё это Лёне Войцехову? Лёня - наш одесский мэтр и мой самый первый учитель, по сути, он такой концептуалист от Бога, он начал заниматься современным искусством раньше нас всех, ещё ничего не подозревая и не зная ни о Бойсе, ни о Гройсе, ни даже о москвичах. Но он так любит Москву, он обожает ездить в неё на поклон, он готов бежать туда на коленях, ползти на брюхе, пресмыкаясь как червь, перед любым москвичом. И этого у него не отнять! Это его концептуальное кредо.
- Какой ужас, позор, - грустно вздыхаю я. - А хочешь замастырим что-то вместе с тобой, вдвоём? Мне необходим партнёр, с Витей Французом каши не сваришь, он способен гнать только свою телегу.
- Нет, извини, - говорит Лейдер, - всё зависит от точки зрения, если я начну что-то делать с тобой, меня не примут и не поймут ни москвичи, ни Лёня, я должен оставаться в их концептуально-художественной метарамке, я должен мыть с ними Пале-Рояль и восхищаться акцией "Гигиена Крыма".
Лейдер тяжело вздыхает и оглядывается по сторонам в поисках волшебной палочки-выручалочки, которую можно будет протянуть мне, ведь один я в поле не воин.
- Смотри, вот к нам приближается Дик Бургазли, муж поэтессы Светы Мартынчик, может он согласится примкнуть к твоим начинаниям? Делайте перформансы на улицах и на пляжах, инсталляции лучше всего делать в галереях. В открытом пространстве надо заниматься акционизмом.