Я распахиваю дверь из подъезда во двор, выпуская на волю ошалевшую от предвкушения утренней пробежки Бульку, и в нос мне бьёт запах влажной гниющей листвы внутреннего дворика с четырьмя уже облысевшими на зиму тополями. Посреди двора мерно качается тусклый жёлтый фонарь в лёгком холодном тумане, оседающем испариной на всех предметах и лицах.
Булька, коротко присев по своим собачим делам, уже радостно катается в листьях, а из гремучей металлической клетки лифта в глубоко натянутой до ушей шапке-ушанке выходит маленькая блондинка Эльза.
Её ботиночки скользят, как коньки, по мокрой листве, которую здесь никто не убирает, и она хватается за меня, чтобы не упасть. Мы резко сворачиваем налево под круглую арку, разделяющую мой дом на два подъезда-близнеца и образующую въезд-выезд на улицу Чайковского.
В этом городе летних белых ночей осенью и зимой по утрам никогда не наступают рассветы, в это время здесь властвуют чёрные дни, которые нехотя светлеют к обеду. Белые ночи - белые дни, чёрные ночи - чёрные дни...
Поэтические метафоры в моей голове на мгновенье отвлекают меня от реальности, я упорно пытаюсь сочинить стих, чтобы подарить его Эльзе, я играю в уме образами и словами, не замечая в упор, что за нами в этот момент кто-то пристально следит из-за угла.
Резкий испуганный вскрик Эльзы заставляет меня вздрогнуть, две зловещие тени отделяются от тёмной стены подворотни и движутся следом за нами.
- Кто это? Мне страшно, - шепчет Эльза.
- Не бойся, - говорю я с ухмылкой. - Это же гопники!
- Гопники? - с ужасом в голосе переспрашивает она.
- Да, гопники, гопники... Кто же ещё? - отвечаю я. - Они здесь ещё со времён Великого Октября. Это всяческий сброд и отребье из разных углов России, которое приезжало в Питер в так называемый ГОП (государственное общежитие пролетариата) обосновавшийся в бывшем постоялом дворе напротив Московского вокзала, там, где теперь гостиница Октябрьская, якобы чтобы устраиваться работать на заводы революционного Петрограда, но вместо этого они бухали и грабили прохожих в близлежащих подворотнях.
- Ты шутишь, это не гопники.
- А кто же тогда это, по-твоему?
- Они за нами идут... Что им надо?
- Может, они пришли за тобой?
- Ты что, надомной издеваешься? Ага... Да это всего лишь парочка влюблённых, мы их спугнули, я видела, как они целовались. Зачем я-то им нужна?
- Окстись, Эльза, это же два мужика! А ты говоришь - целовались... - я провожу ладонью перед её глазами, словно снимая с неё наваждение. - Фу, что за гомосятина тебе тут причудилась? Проснись и пой, как Майк Науменко и группа "Зоопарк": "Это гопники, это гопники, это гопники, они мешают нам жить!"
- Ладно, вот я сейчас наберусь смелости и оглянусь.
- Оглянись, оглянись, только я ни за что не отвечаю...
- Слушай... - она оглядывается. - Нет! Не может быть! Это, похоже, и правда, за мной, только я не совсем догоняю, как такое возможно? Здесь, в шесть часов утра! Они же из моего универа... Они что, действительно за мною следят? Зачем? Почему? Кому это надо?
- Успокойся, тебе привиделось что-то не то! На самом деле - это всего лишь мои топтуны, прости, что забыл тебя предупредить заранее, эскорт из Комитета Госбезопасности, наружное наблюдение, они здесь каждое утро с шести до девяти, приставлены ко мне сразу после первого обыска и открытия самого первого уголовного дела по стихотворению "Россия". Потом днём их сменят другие, которые обычно сидят в машине, а не ходят по пятам.
- Да, но они из моего универа, я их знаю - один из первого отдела, что и есть филиал КГБ, а другой с кафедры профессора Собчака, его аспирант! Зачем ему это?
- Думаю, чувак просто подрабатывает на почасовке и заодно помогает товарищу.
- Знаешь, как их зовут?
- Не знаю, они мне не представлялись.
- Тебе сказать?
- Да какая разница?! Мне наплевать, как их зовут на самом деле! Они для меня как черви, даже того хуже, хуже червей... Знаешь, как я называю их? Я называю их "двое из ларца", потому что они всегда здесь и всегда исполняют все мои желания, как в русской народной сказке, везде следуют за мной, куда бы я не захотел.
В это время Булька усаживается какать на клумбу на углу улицы Чайковского и проспекта Чернышевского. Мы с Эльзой деликатно останавливаемся. Мои топтуны тоже стоят. Надо переждать, пока собака спокойно погадит.
- Смотри, - кивает Эльза в сторону мнущихся с ноги на ногу коротышек, я бы даже сказал, карликов, потому как они ещё даже ниже ростом нашей маленькой Эльзы. - Этого мелкого уродца с большой головой гидроцефала, аспиранта профессора Собчака Димку Медведева у нас все называют Медведимкой, поскольку он, как тень, всюду следует за Собчаком, а к студентам всегда незаметно подкрадывается сзади, чтобы подло подслушивать, о чём те говорят. А этого вон чекиста из первого отдела, его называют...
Булька погадила и начинает закапывать лапами кучу дерьма, теперь можно двигаться дальше.
- Этого гэбиста из первого отдела у нас в универе все называют Хуйлом, - завершает свой рассказ Эльза.
Услышав издалека, что его назвали по имени, Хуйло радостно лыбится, беззаботно размазывая руками по щекам свисающую из носа зеленоватую соплю.
Мы подходим к спуску на станцию метро, в подземные норы которого, словно зомбированные гигантские муравьи, поспешно забегают людишки, торопясь на свои муравьиные работы. Собака Булька, боясь потеряться в толпе, жмётся к моим ногам. Мои топтуны, боясь потерять в толпе меня, придвигаются к нам всё ближе.
Мне даже кажется, что Хуйло хочет поцеловать меня коварным поцелуем Иуды, дабы дать знак многочисленным тихарям-чекистам, почти незаметно скрывающимся в толпе, наброситься на меня и утащить на допрос в КГБ, это здесь рядом, на углу улицы Чайковского и Литейного проспекта, в так называемом Большом Доме.
Здесь всё рядом, и ГОП, и УКГБ, и спецприёмник МВД на Каляева, и Высшая партийная школа руководящих кадров КПСС за Таврическим парком, и кинотеатр "Ленинград", и генеральное консульство США на улице Петра Лаврова, и Смольный, и Финляндский вокзал, и крейсер "Аврора" на Неве, и река Фонтанка, и Летний сад, и Марсово Поле, и Русский музей, и Эрмитаж, всё рядом.
Я живу в самом центре города Ленинграда, в самом центре новейшей истории. И я нашёл точку опоры, чтобы перевернуть мир. Господи, так дай же мне силы!
- Негодяй, - шёпотом произносит Эльза, быстро целуя меня в губы, прежде чем занырнуть в инфернальную бездну ленинградской подземки.