Размышления о "Размышлениях о Гете": Дуэль четверых
Г. Нефедьев, Л. Логунова, Е. Кудрявцева
Книга Эмилия Метнера "Размышления о Гете. Книга 1. Разбор взглядов Рудольфа Штайнера в связи с вопросами критицизма, символизма и оккультизма" (1914, Москва) родилась с благословения Ивана Ильина. Пройдет три года, и метнеровскому "гетеанству" потребуется защита - от нападок бывшего горячего сторонника Эмиля Карловича и сотрудника издательства "Мусагет", Андрея Белого. В 1917 году последний выступит с публичным опровержением книги Метнера (А. Белый "Рудольф Штайнер и Гете в мировоззрении современности. Ответ Эмилию Метнеру на его первый том "Размышлений о Гете", Москва), свидетельствующим скорее о личной неприязни к автору "Размышлений о Гете", чем о глубинном прочтении и анализе его многолетнего труда. В поддержку же Метнера выступят Иван Ильин - его открытое письмо к "господину Бугаеву" опубликовано в вышедшем недавно в издательстве "Русская книга" собрании сочинений (Т. *, с. 105-106) - и Лев Львович Кобылинский - Эллис ("Теософия перед судом культуры: Размышления по поводу "Размышлений о Гете" Эм. Метнера"). Именно об этой "дуэли" троих и пойдет речь в настоящей статье. Но сначала - немного биографических сведений, чтобы у нас была возможность представить себе "расстановку сил" к 1917 году.
Эмилий Карлович Метнер родился в 1872 году в семье, ведущей свою родословную от одного из древнейших германских родов: в Россию они перебрались только в 18 столетии. Большинство его близких имели отношение к искусству: театральному (дед матери Эмилия Карловича), музыкальному творчеству (брат Николай Метнер). Сам же Эмилий Карлович становится теоретиком литературы и музыковедом (согласно воспоминаниям современников, например, И. Ильина, он был и неплохим дирижером) и посвящает жизнь налаживанию прочных связей между русской и европейской (прежде всего, родственной ему германской) культурами. И в качестве "Schwerpunkt'a" своих изысканий он избирает символизм. Еще до знакомства с Андреем Белым и Эллисом, он становится заметной фигурой в среде московских "младосимволистов", хотя и живет далеко от столицы - в Нижнем Новгороде. По возвращении же домой он практикует в качестве музыкального критика в молодом еще альманахе "Золотое руно". Но что есть для него город с его культурой и бесконечными людскими толпами, как не реализация, во-площение вагнеройских "Нибелунгов", извечного мифа бытия.
К 1910-м годам и Николай, и Эмилий Метнеры неоднократно бывали в Германии и Швейцарии, в местах дышащих поэзией музыки великого композитора; Эмилий успел даже опубликовать ряд собственных статей о фестивалях памяти Вагнера в Мюнхене (см. альманах "Золотое руно" за 1907-08 гг.). Часть высказываний Метнера перекликается с текстами проштудированных в столице Германии статей Ю. Чемберлена о Вагнере.
Впоследствии на смену "Заметкам невагнериста" приходят "Наброски к комментарию", открывающие один из первых номеров журнала "Труды и дни" разделом "Wagneriana". Это были литературные эссе на тему музыки, великолепные образчики того слияния искусств, к которому стремился Штайнер, возводя свой Гетеанум. Восхищение Вагнеровской драмой-мистерией-мифом с годами усиливается. Вместе с Андреем Белым Эмилий Метнер готовит к переводу ряд теоретических работ величайшего символиста от музыки. Но - из единственного в те годы журнала, могущего позволить себе столь объемные сквозные публикации - брюсовских "Весов" - приходит отказ.
К 1917 году увлечение Вагнером, достигшее своего пика в 1914-15 годах, сменилось поклонением и служением иному гению - психологии - Карлу Густаву Юнгу, другом и переводчиком коего стал бывший символист.
Лев Львович Кобылинский (Эллис) родился в Москве в августе 1879 года. Он был средним побочным сыном знаменитого педагога Льва Ивановича Поливанова, директора гимназии, которую посещали А. Белый и В. Брюсов. Матерью Льва Кобылинского была Варвара Петровна Кобылинская, относительно биографии которой сохранились очень немногочисленные и неточные сведения.
В начале столетия (1902-03) Эллис не избежал всеобщего увлечения учением К. Маркса, правда он "рассматривал как единственно возможный марксизм - образованность, знание литературы о Марксе и опыт собственных лекций по "Капиталу". Некоторое время спустя, Эллис именовал самого себя уже не иначе как "символистом" или "бывшим марксистом". Теперь его особенно привлекало творчество Бодлера (Эллис сделал попытку "рывком истолковать "падаль" и "небесную розу" как две взаимодополняющие части бытия) и Данте. Современники (прежде всего, А. Белый) описывали Эллиса как непрактичного человека с тяжелым характером; фанатика, легко увлекающегося и столь же быстро разочаровывающегося. До 1909 года Эллис принимал непосредственное участие в работе журнала "Весы", издательства "Мусагет" и в создании кружка "Аргонавтов". В 1909 году Эллис перестал проявлять активность в области журналистики и занялся более углубленным изучением русского и западноевропейского символизма, результатом которого явились его "Русские символисты". В 1912, 1913 и 1914 годах он опубликовал в журнале "Труды и дни" ряд статей по этому вопросу. Под влиянием Метнера Эллис занялся в этот же период Гете и Вагнером, литературой и культурой Германии. В 1910 году Белый и Эллис начали практически одновременно интересоваться теософией и регулярно посещали кружок Клеопатры Петровны Христофоровой. Кроме того, они встречались с Анной Рудольфовной Минцловой, которая и познакомила их впервые с трудами Рудольфа Штайнера.
С 1911 года Эллис начинает глубоко изучать труды Р. Штайнера. А осенью этого же года он уезжает в Германию, чтобы никогда не вернуться в Россию. После короткого пребывания у друзей в Берлине этот "сверх-русский" становится истинным немцем и занимает одно из мест в первом ряду зала заседаний Берлинского общества на Габсбургерштрассе. Но впервые Эллис обратился лично к Рудольфу Штайнеру гораздо раньше - в письме 1910 года, из Москвы.
В Москве Эллис занялся активной пропагандой антропософии, в которой, по словам все той же Волошиной, видел догму и не понимал сути. Эта пропаганда была настолько активной, что некоторые московские антропософы попросили Рудольфа Штайнера (через Волошину) воспользоваться его влиянием на Эллиса и несколько обуздать его энергию и восторги; на что Штайнер ответил с улыбкой:
"Эллис должен говорить. Даже если его посадят в тюрьму или повесят, как Папагелло, на губы замочек, он все равно найдет возможность говорить..."
Эллис считал себя избранным учеником Мага и бурлил от вулканической любви к своему новому наставнику. Рудольф Штайнер стал для него новым воплощением Заратустры. Эллис с ненавистью и презрением набрасывался на всех, кто не был достоин Учителя. Из воспоминаний А. Тургеневой видно, что Эллис почитал Штайнера иезуитом, чья личность и чьи лекции вдохновили его на создание стихотворения. Немного времени спустя Эллис вернулся к идеалам католической церкви и начал упрекать Штайнера за то, что он дает своим последователям слишком много свободы, и что он не требует от них большего послушания. После одного из докладов Рудольф Штайнер сказал Эллису в шутку: "А Вы ведь мятежник, господин Эллис!". На что Эллис ответил: "О нет, господин доктор, я остаюсь Вашим верным рыцарем", - и, показывая на людей в зале, добавил: "А вот этих надо было бы сжечь".7
Рудольф Штайнер отдал Эллису много сил и времени и отвечал на все его внутренние сомнения, делая записи в заведенном Эллисом специально для этой цели дневнике. Он помогал Эллису деньгами; и именно по его просьбе госпожа Полман-Моой взяла на себя заботу о поэте-мистике. У нее Эллис жил в 1912 году в Мюнхене на Штарнбергер Зее. Но уже в 1913 году произошла перемена в отношении ученика к Учителю. Правда, по мнению А. Белого8 подобного "УМАХА" "люциферической натуры" Эллиса стоило ожидать с самого начала, хотя "доктор, переутомленный, перегруженный делами, ..., как человек сердечный и добрый, окружил Эллиса всем, чем можно; ... принимал, выслушивал "доклады" ученика, начавшего путь ученичества с проекта: "ЕДИНЫМ МАХОМ" превратить Москву в общество учеников и учениц доктора". Но: "... диалектика чувства: я невыразимо люблю доктора; доктор меня ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО понимает; как же он может не быть со мною 24 часа в сутки?".
Немногим позже, в письме к А. Тургеневой и А. Белому, где доктор Штайнер был назван "преподавателем танцев", Эллис объявил, что выходит из антропософского общества и порывает с его руководителем и основателем:
"Мы получили письмо от Эллиса, где он нам сообщает, что уходит из Антропософского общества и расстается со Штайнером. Но не потому, что он недостаточно оценил роль Люцифера в мировом развитии; наоборот, его ошибка состоит в том, что он вообще приписывал Люциферу какую-то роль. И теперь Эллис, осознав это, идет под покровительством святой Девы Марии в лоно католической церкви. В ней он надеется найти свое спасение".9
Время с октября 1915 по июнь 1919 года Эллис - совместно с Иоанной ван дер Мойлен10 по большей части жил в Базеле (фотография дома 86 по Birsstrasse, где бывал также и Эмилий Метнер, дана в конце настоящей статьи), откуда он поддерживал связь с бывшими московскими сотрудниками "Мусагета", прежде всего - с Э. Метнером, жившим с 1914 года в Цюрихе и посещавшим Эллиса в Базеле.11 Некоторые письма Эллиса от 1917 года12 свидетельствуют, что он с неослабевающим интересом следил за полемикой между Э. Метнером и Белым по вопросам учения Штайнера.
Отношения между Эмилием Карловичем и Эллисом имеют долгую предысторию - равно как и дружба между семьями Метнеров и Ильиных. Знакомство Эмилия Метнера и Эллиса состоялось в 1905 году, при посредничестве Андрея Белого. Два года спустя Метнер отправляется в Германию и - дружба с Эллисом укрепляется перепиской (кстати, в основном в течение 1907-1909 гг. - на темы германской литературы, культуры и - прежде всего - наследия Рихарда Вагнера, следствием чего является предложение Эллиса журналу "Труды и дни", в котором последний сотрудничал и после отъезда из России, более десятка тем по анализу и интерпретации творчества Вагнера). Среди многочисленных автографов Метнера той поры - письма и к А. Белому. Затем, менее чем через год основано издательство "Мусагет". Но начало увлечения Эллиса и Белого антропософией и поездки в Германию на лекции Штайнера стали и началом конца их дружбы с Эмилием Метнером. Хотя разрыв все оттягивался - Метнер и Эллис вели нескончаемый монологизированный диалог, в котором каждый отстаивал свою точку зрения на учение Штайнера, не особенно прислушиваясь к оппоненту. Более теплые отношения Эллиса и Метнера восстановились в конце 1913 года, а к 1917 переросли бы в настоящую дружбу, но этому препятствовало новое увлечение (на этот раз Эмилия Метнера) К. Г. Юнгом. Кстати заметим, что мимо новой "философии психологии и культуры" не прошел практически никто из русской эмиграции 20-х годов в Швейцарии. Став сначала пациентом, а затем и близким другом Юнга, его переводчиком (см. архивы РО РГБ) и интерпретатором, Метнер отдалился от Эллиса. Причем последний воспринял разрыв как личное благо, поскольку считал психологию Юнга, слишком глубоко проникающую в фундамент человеческого "эго" и оттого - разрушительную, опасной для себя.
За более полными сведениями о биографии И. Ильина можно обратиться к его многотомному собранию сочинений и к великолепно составленной книге "Иван Ильин и Россия" (прежде всего, в части посвященной жизни семьи Ильиных в эмиграции). Мы уточним только, что после высылки из России в 1922 году, философ некоторое время живет в Германии, и лишь в 1938 году переезжает в Цюрих, хорошо знакомый ему по 1914 году, когда Ильин возвращался через Швейцарию в Россию из Вены, где работал над диссертацией о Гегеле. Причина бегства из Берлина - укрепление позиций нацизма. Финансовая поддержка (необходимая для получения визы Швейцарии) поступает от Рахманинова. После окончательного "воцарения" семьи Ильиных в Цолликоне (ближайший пригород Цюриха, на берегу Цюрихского озера), их квартира становится хранилищем русской культуры. Более того, Иван Ильин начинает читать лекции по русской философии и истории культуры в Русско-Швейцарском кружке (занятия проходят в отеле "Carlton-Elite", Bahnhofstrasse 41). В течение трех лет он прочитывает около 30 отдельных лекций и два тематических цикла. Цель свою он ясно формулирует в докладе на заседании кружка чтения "Хоттинген" ("Где путь? Исповедь") и в публикации под названием "О незыблемых основах" ("Голос русской молодежи", приложение к газете "Новый путь", Женева, май 1939 года): "Без веры, родины и семьи нет духовно почвенного, органически верного, к творчеству призванного человека. Есть только "интеллигентики" наверху и хулиганы внизу".
Знакомство же семей Метнеров и Ильиных, как говорилось выше, состоялось еще в дореволюционной России, а - с утратой ее - продолжилось: сначала в Германии, затем в Швейцарии. Но если для Эмилия Карловича Иван Ильин был скорее наставником, то для его брата Николая - почитателем и благодарным слушателем. Сегодня в многотомном собрании сочинений Ивана Ильина опубликованы его письма к семье Метнеров, в которых он отстаивает право Николая Карловича на собственный путь в музыке, рукоплещет его дарованию композитора и его таланту музыковеда. Необходимо упомянуть в этой связи статьи Ильина "Николай Метнер - композитор и провидец (Романтизм и классицизм в современной русской музыке)", "Музыка Метнера" и его же перевод книги Н. К. Метнера "Муза и Мода" на немецкий язык (в собрании сочинений И. А. Ильина эта работа композитора дана как приложение к 1 книге, 6 тома).
Биографические же данные об Андрее Белом легко найти в любом словаре русских писателей или антологии поэзии ХХ века. Поэтому упомянем лишь о вехах, для нас существенных. 1900 - конец апреля - знакомство с В. Соловьевым и прочтение его "рассказов об Антихристе"; сентябрь 1901 - контакты с Батюшковым П. Н. и начало занятий теософией; ноябрь 1901 - знакомство с Эллисом, декабрь - знакомство с у С. М. и О. М. Соловьевых с В. Брюсовым, Д. Мережковским и З. Гиппиус. Начало апреля 1902 года ознаменовано встречей с Э. Метнером на концерте, проводившемся А. Никиш, в мае произойдет сближение Эмилия Карловича и Белого. Октябрь 1907 - штудии работ Германа Когена и Генриха Риккерта; а уже в конце декабря 1908 - сближение с последовательницей теософского учения А. Р. Минцловой. В 1912 году (6 и 7 мая соответственно) А. Белый и Ася Тургенева присутствуют на лекции Р. Штайнера в Кельне и Базеле, затем беседуют с Учителем лично (по причине плохого знания А. Белым немецкого языка, беседа носит жестикуляционно-начертательный характер; потом - сдача рисунков Белого по лекции). Тотчас же принимается решение о вступлении в круг антропософов. В июле того же года происходит повторная встреча со Штайнером и Эллисом и до начала 1913 года они практически неразлучны. Следующая, после возвращения Белого из России, беседа с "Магом" состоится 27 декабря 1913 года.
Подробнее остановимся на 1914-1917 (до выхода интересующей нас книги) годах в жизни Андрея Белого: после посещения 3 января могилы Фридриха Ницше под Лейпцигом, он возвращается в Берлин, где слушает курс Штайнера "Der menschliche und kosmische Gedanke" (см. репродукции рисунков Штайнера и зарисовки Белого по данному курсу). В начале февраля Белый через Берлин и Базель возвращается в Дорнах, где работает в бюро над планами постройки Гетеанума. В марте он окончательно переселяется в Дорнах (из "Hotel zum Baeren", Aeschenvorstadt - снесен в начале 1960-х гг.; в "Hotel zum Ochsen", Amthausstrasse, 21 - сохранился до наших дней; после приезда Александры Дмитриевны Бугаевой, матери Белого, - в "Hotel zum Loeven" в неподалеку располагающейся деревушке Arlesheim; после ссоры матери с женой и отъезда первой в Россию, Белый и Ася переезжают к Екатерине Александровне Ильиной в т. н. "Русский дом" - Arlesheim, Mattweg 11) и выезжает лишь для того, чтобы прослушать очередной курс Штайнера в Штуттгарте, Вене, Праге или Норркёпинге (Швеция). В Дорнахе же Белый участвует в обработке деревянных массивов для капителей и архитравов Гетеанума. Здесь же, в Дорнахе, происходит встреча Белого и Аси Тургеневой (они зарегистрировали свой брак все в том же 1914 году, 23 марта в Берне) с Максимилианом Волошиным; а в декабре - с Метнером, приехавшим в Дорнах из Цюриха. Базель тоже был местом "неназначаемых" встреч А. Белого с друзьями - Эллис, Вяч. Иванов. О последнем мы читаем в монографии Белого "Почему я стал символистом": "Приехавший ко мне в Базель Вячеслав Иванов с грустью спросил меня: как быть с символизмом после моего ухода из нашей символической тройки (Я - Блок - Иванов)". Из этого отрывка несложно сделать вывод о негативном отношение знакомых поэта в России к его новому увлечению "мистериями" Штайнера.
Во время общения с Эмилием Карловичем (в Цюрих они возвращаются уже вдвоем) Андрей Белый узнает (а затем и прочитывает ее) о книге "Размышления о Гете", только что вышедшей в издательстве "Мусагет" в Москве и это заставляет его серьезно заняться изучением работ Штайнера о Гете и творчеством самого поэта. Написание ответной на метнеровскую книги займет у Белого время с января по июнь 1915 года. В марте Метнер еще раз наведается в Дорнах, и беседа между ним и Белым приведет к их окончательному разрыву. В течение года Андрей Белый совершает ряд поездок по Швейцарии, а в декабре 1915 - феврале 1916 читает в Дорнахе кружку русских антропософов специально для них подготовленный курс "Кант и Штайнер в свете современных теоретико-познавательных проблем".
На время военных действий (Эльзас-Лотарингия совсем рядом, канонады доносятся до Дорнаха) строительство не прекращается. Андрей Белый в "Воспоминаниях о Штейнере" сгущенно-черными красками рисует "трагический фон мировой войны", ставший для целых государств "фоном самого горизонта". "Швейцарское сопротивление начиналось за Дорнахом: прямо над Гетеанумом, куда повезли артиллерию" - запишет впоследствии А. Белый. Русские антропософы в эти пропитанные близостью опасности дни "отбывают вахту" на стройке (чем не пульсирующие прожекторами ночи в Москве 1941-43 года?): "... Помнится мне Дорнах лунными фосфорическими ночами, когда я отбывал вахту, ощущая себя "начальником" этих странных пространств, где из кустов росли бараки, а надо всем поднимался купол. Став около Гетеанума и бросив взгляд на эти странные сочетания плоскостей, озаренных луной, я восклицал внутренне: "В какой я эпохе? В седой древности? В далеком будущем?" Ничего не напоминало мне настоящего...".
Пребывание Белого в Дорнахе продлится еще до августа 1916 года (он, с Асей Тургеневой, все более уходившей от него в антропософию, переезжает поближе к Учителю, снявшему виллу "Ханзи"), с короткими перерывами на поездки в Лугано и Бруннен. У него наступает разлад с женой, чрезмерно увлекшейся работой у Штайнера и осенью 1914 года их брак перестает существовать. И все же он переживает в Дорнахе многих русских, уезжавших целыми группами и поодиночке с конца 1914 года. Одних призвала война (мобилизованными оказываются почти все мужчины-антропософы, Белому удается получить "белый билет"), другие слишком устали и пресытились "благим начинанием" Мага и т. д.
Но и после возвращения на родину, в Россию, он (до начала 20-х годов) не прерывает связи с Гетеанумом: свидетельством тому его многочисленные письма Рудольфу и Марии Яковлевне Штайнер, посылка им своих новых книг с дружескими автографами.
Итак, дружба Белого и Метнера была длительной и гораздо более спокойной, чем с Эллисом. Их объединяла работа в символистских изданиях, увлечение творчеством Вагнера (с Метнером) и философией Штайнера (с Белым). Но именно эти пристрастия и положили конец этим относительно безоблачным отношениям: сначала произошел "отмах" Эллиса от антропософии, затем - уход Эмилия Метнера в "юнгиану" и неприятие последним "штайнеровских" теорий как антихристианских и антирелигиозных в целом. Белый один остался верен и юношеской любви к "мифотворцу от музыки" и учению Мага и Мистика. Он продолжил осмысление их на новом витке своего литературного и философского становления.
Так, в главе из книги "История становления самосознающей души" "Вагнер"22 он обращается к сопоставительному анализу европейской философии начала ХХ столетия, и прежде всего неокантианства марбургской школы Германа Когена и Пауля Наторпа, с философией и культурой "востока". И абсолютное слияние их Андрей Белый вслед за Эмилием Метнером обретает в музыке Вагнера, "живописующей "гибель богов" европейской Вальгаллы". В вагнеровских "Нибелунгах" он наблюдает почти штайнеровское "падение самосознания "Я" в мир астрала". "За Вагнером - музыки нет: в былом смысле; но около музыки - шелест, которого - не было. Вагнер есть знак поворота искусства к совершенно реальному творчеству жизни".23 Такой же "вехой" "в критической точке души самосознающей" начала ХХ века видится Белому "невероятная фигура д-ра Штайнера".24 И учение о музыке Рихарда Вагнера, и антропософская теория Рудольфа Штайнера - есть лишь вершины айсбергов по имени Вагнер и Штайнер, "единичные грани многогранников учения о культуре" величайших умов столетия. Едва ли не основная заслуга их в попытке "объяснить человеку самого себя".25 Андрей Белый утверждает, что антропософское учение Штайнера, равно как музыка Вагнера, есть лишь упреждение грядущим поколениям. Как все великие люди прошлого, они - "манометры", "все они - вскрик: кризис, кризис - сознания, жизни, культуры, души; кризис лика земли, лика мира". И они ищут возможности выхода из тупика, а не способствуют процветанию безбожия и мистики. Их деятельность - "колебание основы столетий, однако они - яркий вывод столетий, явивший свой "плод неожиданный" - кризис сознания".26
Наконец, в одной из своих ключевых работ Андрей Белый предлагает детальный разбор главы из штайнеровской "Философии Свободы" - глубокий и научно обоснованный.
Так что, к 1917 году ситуация была достаточно накалена для начала открытого спора о первоосновах и путях развития культуры нового столетия, но не того по-зощенковски "кухонного", эмоционального и личностного противостояния, которое произошло.
Итак, - год потрясений. Февраль. Рассмотрение проблемы начнем с цитаты из открытого письма Ивана Ильина без адресата и без даты, отправленного из Москвы (Собр. соч., т. *, с. 108). Цитаты, предлагающей ильинскую интерпретацию истории дуэли четверых: "1. В 1914 году, в Москве, Эмилий Карлович Метнер, автор книги "Модернизм и музыка" и ответственный редактор издательства "Мусагет", выпустил полемическое произведение: "Размышления о Гете...". В этой книге он подверг суровой и беспощадной, но, по форме, совершенно корректной и не личной критике, во-первых, суждения Штейнера о Гете и, во-вторых, сущность выдвигаемой Штейнером "Антропософии" как учения враждебного и настоящей философии, и подлинному искусству. В 1916 г., т. е. спустя два с половиною года, Андрей Белый (Борис Бугаев) выпустил в Москве книгу "Рудольф Штейнер и Гете в мировоззрении современности", издательство "Духовное Знание". Эта книга посвящена защите Штейнера и его учения. В ответ на эту книгу я отправил господину Бугаеву открытое письмо от 9 (на самом деле - 6; прим. авт.) февраля с. г. (1917 года; прим. авт.), копию которого я препроводил Вам ранее (кстати, подобных копий разослано было Ильиным великое множество; прим. авт.). 2. В своем письме к нему я не входил в рассмотрение предмета полемики по существу... Я считал необходимым протестовать всеми силами против тех личных, направленных по адресу Э. К. Метнера, - недостойных, оскорбительных и ложных, - утверждений, которые рассыпаны по всей книге...". На этом "историческую" часть цитаты можно закончить, потому что далее Ильиным приводятся (с точным указанием страниц) те самые "фривольные" письмена Андрея Белого, направленные против Эмилия Метнера. Книга же "господина Бугаева" в письме Ильина расценивается как свидетельство "глубокого вырождения литературных нравов в России, которое подготовлялось медленно и долго и ныне стало приносить зрелые плоды...". Выступившему же в защиту А. Белого князю Е. Н. Трубецкому недвусмысленно ставится на вид недостойность его поведения и "духовная неверность" решения встать на сторону "г-на Бугаева".
По собственному И. Ильина утверждению, письмо обдумывалось "всего три месяца". О чем же оно? Прежде всего, это - личностно-эмоциональный выпад против А. Белого, соответствующий именно жанру письма, а не печатной статьи (что прекрасно осознает и сам автор отповеди). Т. е. Ильину не удалось преодолеть тот барьер, за невнимание к которому он и порицает г-на Бугаева - пласт межличностных отношений. А при наложении его на чисто научную полемику, происходит перелом в пользу первого - и за деревьями разногласий мы не видим леса - истинной причины именно научного спора. Эмилю Метнеру удалось выйти из этого испытания с честью - его книга предлагает глубинное философское, религиозное и эстетическое осмысление феноменов Гете и Штайнера.
"Пасквиль" Андрея Белого противоречит и содержанию статьи Эллиса - бывшего штайнерианца, бывшего ближайшего друга и сотрудника Б. Бугаева ("Теософия перед судом культуры", 1915). Я не случайно отвела так много места в начале статьи биографии последнего: причиной тому не только ее малая известность, но и то, что пунктир дат и событий отмечает особенность жизненного пути поэта, мистика, философа. Его страсть к "скачкам", резкие переходы от марксизма к символизму, от антропософии к католицизму - вот объяснение происшедшему в 1917 году в Швейцарии. С той же пылкой убежденностью, что в свое время письмо к "Магу и Учителю" Эллис пишет теперь "Размышления по поводу...". Но опять же - по поводу чего: метнеровской ли книги или подтверждения правильности собственного скачкообразного развития, доказательства своего окончательного разрыва с антропософией? Скорее последнее. Но нужно отдать ему должное - отторжение штайнерианства глубоко обосновано; в статье дан многосторонний анализ и интерпретация явления. Эллис доказывает своевременность и необходимость книги Эмилия Метнера и, основываясь на анализе религиозного учения, на философии культуры, предложенных В. Соловьевым и П. Флоренским, - указывает на опасность, исходящую от учения Рудольфа Штайнера. Лев Кобылинский говорит о фактах, которые знает изнутри. И все же его "Размышления" есть ни что иное, как расчет с собственным прошлым - отчасти руками Эмилия Метнера.
Хотелось бы остановиться на нескольких эпизодах статьи Эллиса. Например, на почти дословно повторяющей ильинскую оценку книги Метнера: "... новая книга Э. Метнера является единственным культурным благом своего рода и уже самим своим "как" говорит все возможное в пользу своего "что"!". Эллис в одном абзаце определяет суть многостраничного исследования: не только ценнейшее изыскание в области "Goetheforschung" (требующее глубокого знания произведений поэта, всего написанного о нем, "проникновения в тайны эзотерической личности Гете"), но и "полемическое изображение основного пути современной культуры". Лев Кобылинский, однако, и здесь не избегает предельных максималистских обобщений и выводов: "... вопрос в этой книге ставится не о том или ином начале культуры, ..., а о ценности, достоинстве и жизнеспособности, даже о моральном праве на существование всей современной европейской культуры как таковой". Той самой культуры, которую (см. выше) Иван Ильин уже определяет в своем письме к неизвестному лицу как упадническую. И в качестве основной проблемы современного искусства и литературы Эллис, вслед за Ильиным и Метнером выделяет проблему Бога, "тайну нравственного закона - мистерии Богочеловека". Отношение авторов, творцов художественного образа к этим безусловным и вечным ценностям - вот критерий оценки их творчества для Эллиса, Ильина и Метнера. Опора на непреходящее и возвышенное, а не на новое, модернизированное.
Эллис дает в своей небольшой по объему статье точные определения понятий "культура" (в иерархии трех ее основных начал - Бог, Вселенная, Человек) и "антикультура", "современная теософия", "антропософия" Рудольфа Штайнера. Последнюю он характеризует как образец древней магии, "безбожия", "во все эпохи кризисов европейской культуры...вновь и вновь выползающих из своей расселины" (чем не новое - по отношению к философии "рубежа веков" В. Соловьева и др. - определение причин кризиса мирового сознания).
С точки зрения научно-философского анализа книги Эмилия Метнера статья Эллиса выполнена практически безупречно - доказательно, последовательно. Но в ее третьей части, дающей определение уже не учению - антропософии, а Учителю - Рудольфу Штайнеру, бывшему символисту и теософу изменяет, как и Ильину в отношении А. Белого, чувство меры. Приведем ряд цитат: "Steiner лишь очерчивает широчайшую периферию для себя, лишь ... желает ... навербовать аудиторию - и только" (о своей былой принадлежности к "слушателям" Эллис умалчивает); "... стилизационный, наивно-проэктивистический, квази-научный наряд его учения" оказывается скинут бывшим ярым проповедником его взглядов и теорий, провозглашающим, что "христология Штейнера ... столь хаотична, расплывчата, оппортунистична и дипломатически изменчива, что одновременно с ней Штейнер мог и может без труда ужиться в любой теософической школе". Наконец, Эллис говорит, что учение антропософии было просто фантасмагорией, опасным заблуждением, ибо "точного или сколько-нибудь прочного определения понятия антропософия Штейнер нигде не представил".
В заключение отметим, что в символисткой среде практически никто не избежал увлечения Гете - "величайшим поэтом-мистиком эпохи" (Эллис. "О сущности символизма"). Более или менее склонные к интерпретации и самоанализу попытки рассмотрения его наследия делались и А. Белым, и Вяч. Ивановым, и Г. Рачинским. В Гете видели предвозвестника и вдохновителя всей эстетики начала века и всего символизма, особенно часто обращаясь за доказательством своей теории "гетеанства русской культуры" к его "классической" формуле - "Alles Vergaengliche ist nur ein Gleichnis" ("Все проходящее - лишь символ"). Пройдя через призму сознания А. Белого и Эллиса, Гете превращается в "величайшего поэта-мистика" и первого символиста новой Европы; из уст же Э. Метнера и Вяч. Иванова он получает звание "олимпийца" и "пророка"; С. Соловьев отдает его "во власть демонических сил", говоря об отречении Гете от христианства как об основном определяющем его творчества.27 Споров было множество. Но такие страсти, как вокруг книги Эмилия Метнера больше не разгорались на и без того неспокойном горизонте русской литературы рубежа веков. Это была полемика Личностей, "Размышления" же послужили лишь поводом к высказыванию давно назревших и наболевших идей.
Адреса архива Второго Гётеанума (Швейцария, Дорнах):
Эту статью и прилагаемые к ней копии документов мы считаем своего рода "компендиумом".
Особую благодарность за помощь в подготовке и написании настоящей статьи хотелось бы выразить человеку, открывающему для всех приезжающих новый "древний Базель" - руководителю государственного архива г. Базеля доктору Ульриху Барту и его дочери, Саре Барт. Мы благодарим также доктора филологии, госпожу Хелену Канияр-Беккер, научного сотрудника университетской библиотеки г. Базеля, позволившую мне ознакомится с фондом "Lieb", в котором собраны книги и отдельные оттиски статей Эмилия Метнера, Эллиса и Андрея Белого с авторской правкой и сотрудника архива 2-го Гётеанума - господина Уве Вернера. С сожалением приходится констатировать, что некоторая часть публикуемых копий архивных документов была взята из уже существующих изданий (список дан в разделе "Библиография" настоящей книги), поскольку сотрудники частного архива Рудольфа Штайнера, расположенного на территории 2-го Гётеанума не выразили интереса к сотрудничеству и отказались предоставить даже уже опубликованный ими перечень русской корреспонденции семьи Штайнера: а она должна быть весьма обширна. Хотя бы потому, что строителями 1-го и сотрудниками 2-го Гетеанума были, в основном, русские эмигранты.
См. также публикацию этого письма: Гаврюшин Н.К. В спорах об антропософии. Иван Ильин против Андрея Белого// Вопросы философии. - N 7 (1995). - С. 99-100.
Наиболее, на наш взгляд, точную характеристику братьям Метнерам дала М.В. Сабашникова-Волошина в своей книге "Зеленая Змея" (образ, заимствованный из Гете опосредованно - через Штайнеровскую мистерию) (здесь и далее цитируется по изданию: Маргарита Волошина (М.В. Сабашникова). Зеленая Змея: История одной жизни/ Пер. с нем. МН. Жемчужниковой. - М.: ЭНИГМА, 1993. - 413 с.; илл. ): "Однажды... к нам явились гости из Москвы. ... Это были Николай Метнер, известный композитор, приехавший в Петербург с авторским концертом, и его брат Эмиль, издатель "Мусагета" с женой. ...Уже наружность обоих братьев производила большое впечатление. Николай удивительно похож на Парацельса. Голова его несколько тяжела по сравнению с туловищем. Доминирует лоб - между двумя клоками волос на висках. Метнеры унаследовали германскую и испанскую кровь, и обоих братьев это сочетание создавало своеобразную смесь сдержанной страстности, серьезности и положительности. Музыку Николая Метнера можно сравнить с музыкой Шумана, но она более стихийна, демонична. В его "Сказках" чувствуется что-то магическое, будто каким-то заклинанием он вызывает духов земли и, насладившись их красотой, возвращает неосвобожденными в их пещерный плен...Эмиль был выше ростом и стройнее младшего брата. Темные волосы и смуглый цвет лица своеобразно сочетались у него с синими, почти с лиловым отливом глазами. Он тоже мечтал о профессии музыканта и хотел стать дирижером. Но вместо того, он изучил юриспруденцию и поступил на государственную службу, чтобы Николай мог целиком посвятить себя музыке. Он писал статьи о музыке и о философии под псевдонимом Вольфинг. И все же в нем жила глубокая неудовлетворенность. Никогда я не встречала человека, который, несмотря на свою философскую тренировку, с такой субъективной страстностью жил в людях и фактах истории культур. Он мог как безумный метаться по комнате, преисполняясь ненавистью к какому-нибудь историческому лицу... ... этот мужественный и сам богато одаренный человек самоотверженно прославлял гениальность других... Когда Белый в свойственной ему имагинативной и действительно гениальной манере развивал свою идею, Эмиль Метнер, улыбаясь, ... сказал тихо, указывая глазами на поэта: "От меня требуют лозунга для издательства; гений Белого - вот мой лозунг, мое знамя; я не хочу никаких программ" (С. 189-190). Ср. высказывание А. Белого, о проклятии, наложенном на его имя в кругу Метнера после окончательного обращения Белого к антропософии (Белый А. Почему я стал символистом .... - Ardis: Ann Arbor, 1982. - C. 94, 101). Вот они - ростки грядущего распада "великолепной четверки".
М. Шишкин в своей книге "Русская Швейцария: Литературно-исторический путеводитель". - Zuerich: Pano-Verlag, 2000. - S. 229: "Зная опасность, что на другом языке легко может пропасть что-то существенное, Юнг ставит условием, что перевод должен быть "по возможность буквальный, пусть даже в ущерб легкости, а тем более изяществу слога". Первый том был издан в 1929 году в Цюрихе под грифом арбатского "Мусагета", а эпиграф для своего предисловия Метнер взял из Вячеслава Иванова. Второй и третий тома вышли уже после смерти Метнера в 1939 году, в их издании принимал участие известный философ-эмигрант Борис Вышеславцев".
Сам Эллис в эмигрантских анкетах "удревляет" свой возраст: так, свое 60-летие он отмечает в возрасте 55-ти лет; а в анкете, хранящейся в государственном архиве г. Базеля в графе "дата рождения" стоит "1969 год".
См. упоминания о ней: А. Белый "Начало века". - М., 1990. - С. 49.
А. Белый, там же - С. 41.
А. Белый. Воспоминания о Штейнере. - Paris, 1982 - С. 49
Письмо к Рудольфу Штайнеру (по-русски) 1910 или 1911 опубликовано: Нефедьев Г.В. Русский символизм: от спиритизма к антропософии. Два документа к биографии Эллиса// Новое литературное обозрение. - N 39 (1999); письмо для перевода взято из статьи Федюшина В.Б. "Лев Львович Кобылинский - Эллис: Странник между католицизмом и антропософией"// Fedjuschin V.B. Russlands Sehnsucht nach Spiritualitaet: Theosophie, Antroposophie, Rudolf Steiner und die Russen. Eine geistige Wanderschaft. - Schaffhausen, 1988, S. 186-188.
Согласно воспоминаниям М. Волошиной Эллис в 1910 году ездил в Карлсруэ, что, однако, не соответствует действительности: Кобылинский и Штайнер встретились впервые в 1911 году (см. копию разрешения на получение загранпаспорта, выданного Эллису лишь в 1911, а не в 1910 году).
Волошина М. (Сабашникова М.В.), цит. соч. - С. 202.
7 Волошина, там же. - С. 202; Asja Turgenieff. Erinnerungen an Rudolf Steiner. - Stuttgart, 1972. - S. 45-46
8 А. Белый. Воспоминания о Штейнере/ Подготовка текста, предисловие и примечания Ф. Козлика. - Paris: La Presse Libre, 1982. - С. 49-51.
9 A. Turgenieff, цит. соч. - С. 45.
10 Эллис познакомился с Иоанной ван дер Мойлен в 1912 году в антропосовском кружке (под именем Поолманн - Моой; см. по этому же вопросу: А. Белый: Воспоминания о Штейнере. - Париж, 1982. С. 50, 143; см. также докторскую диссертацию Х. Виллих, опубликованную в Германии, откуда взята часть данной в статье биографической информации об Эллисе; Д. Рицци: Эллис и Штайнер. - В: Europa Orientalis 14, 1995, 2. S. 288; письмо Эллиса к Н.А. Тургеневой от середины сентября 1912 года, см. Д. Рицци: Из архива Н.А. Тургеневой. Письма Эллиса, А. Белого и А.А. Тургеневой. - В: Europa Orientalis 14, 1995, 2. S. 307, 310; а также материалы в РО РГБ, Ф. 167, картон 11, ед.хр. 1-2) Иоанна ван дер Мойлен (1874-1959) родилась в богатой голландской семье в Амстердаме. Ее отец был судьей. До 1913 года - занималась антропософией и была прилежной ученицей Р. Штайнера; после 1913 года отошла от учения Штайнера. Публиковала свои эзотерические труды и работы по космологии под псевдонимом "Интермедиариус". Переводом же их на русский язык занимался Эллис, им были также сделаны попытки к публикации работ Иоанны в России. Благодаря доктору Ульриху Барту автор настоящей статьи смогла изучить фонды Staatsarchiv'a г. Базеля и получила следующую информацию: PolmanMooЪ IoannaHenrika - урожденная van der Meulen; Nr. Einwohnerkontrolle - A NC 53592, в разводе. Родилась 4. 10. 1874 г. в Амстердаме. Протестантка, профессия - Partikularin (служащая). Гражданство - Нидерланды. Проездом из Штуттгарта в Базель. Прибытие в Базель 9 октября 1915 г. - дата Niederlassungsbewilligung (получения права на проживание). Разведена гражданским судом г. Базеля 26 июня 1917. Адрес проживания в Базеле: Birsstrasse 86. Отметка об отъезде 30 июня 1919 в Локарно. Kobilinsky Leon; Nr. Einwohnerkontrolle - A NC 53636. Холост. Родился 2 августа 1869 г. в Москве. Профессия - писатель. Религия - протестант. Гражданство - Россия. Паспорт для поездки выдан в Москве 16 сентября 1911 г. и годен в течении 5 лет. Проездом из Веезена в Базель. Разрешение на пребывание в Базеле (Niederlassungsbewilligung) от 22 октября 1915 г. Refraktaer Nr. 1085. Адрес проживания - Birsstrasse 86. Отметка об отъезде от 30 июня 1919 в Локарно. Но, что самое интересное, вслед за ними путешествовал и супруг Иоанны: IohannesMattheusPolman-MooЪ - vanderMeulen. Nr. Einwohnerkontrolle - A NC 53566. Родился 29.4.1858 в Хаарлеме. Гражданство - Нидерланды, Хаарлем. Не верующий. Профессия - служащий. Проездом из Рапперсвиля, Сант-Галлен. Дата Niederlassungsbewilligung (права на проживание в Базеле) - 2 октября 1915 г. Адреса - Laufenstrasse 59; со 2 октября 1916 г. - delsbergerallee 12/ II (дом 12 во 2 этаже). Отъезд из Базеля в Локарно состоялся 5 мая 1920 г. Причем, в одном из документов указано на существование ребенка у пары Полман-Моой.
11 M. Ljunggren: The Russian Mephisto. A Study of the Life and Work of E. Medtner. - Stockholm 1994. - S. 101.
12 РО РГБ, ф. 167, карт. 13, ед.хр. 15 и карт. 14, ед.хр. 67-69. См. также: M. Ljunggren: The Russian Mephisto. A Study of the Life and Work of E. Medtner. - Stockholm 1994. - S. 128, 186.
Одни "прислушивались к "оккультным сенсациям" с интересом, без особой критики", а другие "обзывали Штейнера абсолютным дилетантом в их учениях" (А. Тургнева. Андрей Белый и Рудольф Штейнер// Воспоминания об Андрее Белом. - М.: Республика, 1995. - С. 191).
13 Точнее, "Иоаннова Здания" (см.: А. Белый. Воспоминания о Штейнере/ Подгот. т-та, предисл. и примеч. Ф. Козлика. - Paris: La Presse Libre, 1982. - p. 178) ("Johannesbau"), получившего имя Гетеанума позднее. "Храм-театр", подмостки для Штайнеровских "мистических" постановок - лекций-представлений. В "Воспоминаниях о Штейнере" (цит. выше изд. - с. 34-35) А. Белый записывает: "С первого февраля <ст. стиль - прим. сост.> я - в Дорнахе. Здесь охватила иная волна; предприятие постройки - огромный, в себя замкнутый мир; мы в нем канули; в одной столярне, заготовляющей дерево остова здания, куполов, архитравных массивов, в феврале числилось до 300 столяров; это количество увеличивалось; во-вторых, работы бетонные ..., возведение каркаса здания, каркас купола, огромная работа чертежной, приготовление составных частей колонн (числом 26); все заготавливалось вчерне в пяти огромных сараях... Все, приезжавшие в Дорнах, пристраивались там или здесь; каждый уходил в свою работу по горло; надо было воспроизвести в количестве нескольких сот одни планы частей: их вычертить, перечислить, четко раскрасить...; нужен был орган связи; о нем мы, работая во фракциях, и не думали, потому что органом связи был доктор сам".
14 Ильина известна скорее как "русский секретарь" Гетеанума и переводчица трудов Штайнера на русский язык - в этом ей помогала и жена Учителя, Мария Яковлевна. Ср. в "Воспоминаниях о Штейнере" (цит. выше изд., с. 280) : "Ильина с утра до ночи отстукивала на машинке для М.Я. Штейнер годами".
15 Кроме того, Учитель вечерами проводит для строителей Гетеанума дополнительные занятия - в здании столярни. См. цит. выше изд. "Воспоминания о Штейнере" А. Белого, с. 286; а также - Волошина М., цит. соч. - С. 235, 249.
16 См. письмо Андрея Белого Иванову-Разумнику (Разумнику Васильевичу Иванову, 1878-1946) от 19 апреля (2 мая) 1914 г.: "Я никогда в жизни физически не работал, а теперь, оказывается, вполне могу резать по дереву... Уходишь утром на работу, возвращаешься к ночи: тело ноет, руки окоченевают, но кровь пульсирует какими-то небывалыми ритмами, и эта новая пульсация крови отдается в Тебе ... песнью утверждения жизни, надеждою, радостью; у меня под ритмом работы уже отчетливо определилась третья часть трилогии, которая должна быть сплошным "да"" (цит. по: Андрей Белый и Иванов-Разумник. Переписка. - СПб.: Atheneum; Феникс, 1998. - С. 43-45). Под "третей частью" Белый подразумевает задуманный им роман "Невидимый град", долженствующий продолжить и опровергнуть "нигилистские" воззрения и настроения "Серебряного голубя" и "Петербурга". Но - этому роману не суждено было появиться на свет.
Интересно сравнить это письмо и написанные позже "Материалы к биографии" А. Белого, где поэт честно признается, что спустя немногим более недели, он "тоскливо бродит по улицам, заходит в зоологический сад и обедает в убогом вегетарианском ресторанчике".
См. также его стихотворение "Самосознание" (февраль 1914 г., Базель) в: А. Белый. Стихотворения. - М.: Книга, 1988. - С. 413-414.
17 О М. Волошине см. далее. М. В. Волошина подготавливала роспись малого купола Гетеанума в художественных мастерских. См. воспоминания Маргариты Сабашниковой-Волошиной о русских антропософах в Дорнахе: "Пестрое общество, бродившее тогда по улицам Дорнаха и Арлесхейма, совсем не походило на местных добропорядочных обывателей... Русские - хотят они этого или нет - почти всегда выглядят несколько странно. Эти фигуры - из Швабинга, Латинского квартала, Москвы - вызывали негодование добропорядочных деревенских обывателей. Уже одно то, что у нас допоздна горел свет, казалось им легкомысленным расточительством. Скоро и священник католической церкви начал в своих проповедях поносить антропософию как "противохристианское учение" (Волошина М., цит. соч. - С. 238).
Кроме названных нами русских, в строительстве Гетеанума принимали участие еще многие - см. перечисление, приведенное в "Воспоминаниях о Штейнере" А. Белого (цит. изд. "Воспоминаний о Штейнере", с. 157-214, 278-282).
18Цит. по: А. Белый. Почему я стал символистом... - цит. выше изд., с. 84; см. там же - с. 69, 75.
19См. также: воспоминания А. Тургеневой: "1912 г. Базель. Нас посетил также писатель Вяч. Иванов... Поэтический дар, личное обаяние и золотые кудри придавали его благородно-профессорской наружности оттенок эстетизма. Он хотел вступить в Теософское общество и просил нас познакомить его со Штейнером. Мы были поражены решительным отказом Штейнера, который вообще допускал в Общество самые удивительные фигуры. "Может быть, господин Иванов большой поэт, - сказал он, - но к оккультизму у него нет ни малейших способностей; это повредило бы ему и нам. Я не хочу с ним встречаться, постарайтесь его отговорить". Так что тот, кто мнил себя первейшим русским оккультистом, был признан в этом отношении полнейшей бездарностью". Которое из воспоминаний - письмо Белого или дневниковые записи его жены - ближе к исторической правде - судить сложно: правда поэта есть правда его мира и его характера. Об умении Доктора "ставить грани" см. также в цит. выше изд. "Воспоминаний о Штейнере" А. Белого. - с. 48; Волошина М., цит. соч. - С. 207.
См. цит. выше изд. "Воспоминаний о Штейнере" А. Белого. - с. 224.
См. об отъезде Белого "в связи с призывом на военную службу" и его последнем портрете с Асей Тургеневой работы М.В. Сабашниковой-Волошиной в: Волошина М., цит. соч. - С. 252.
20 См. его воспоминания о встрече в 1921 году со Штейнером в Берлине: "Штейнеру, спросившему меня: "Как дела?". - я мог лишь ответить с гримасою сокращения лицевых мускулов под приятную улыбку: Трудности с жилищным отделом" (цит. выше изд. "Почему я стал символистом" А. Белого, с. 114). Последняя встреча - в 1923 году: "Наступило прощание; и я - мне нисколько не стыдно в этом признаться: я поцеловал ему руку. Ведь этот неудержимый жест, непроизвольный, есть выражение сыновней любви" (Воспоминания о Штейнере. - цит. выше изд., с. 85-86). Что - истинно? Была ли неприязнь первой встречи вызвана ощущением вины Доктора в случившемся разрыве с женой, а вторая - тоской по утраченной цельности бытия? Неизвестно. С Асей Тургеневой он более не видится - она остается в Дорнахе до смерти - и занимается росписью стекол во втором Гетеануме. Умирает она в Арлесгейме. Об этом: "Трагедия с антропософской средой, моим последним убежищем, длилась 15 лет, и остротою, и длительностью она превышала другие трагедии" (А. Белый. Почему я стал символистом. - цит. выше изд., с. 124-125).
21 Урожд. Мария фон Сиверс - род. и выросла в России, закончила гимназию в С.-Петербурге; переводчица работ по теософии с 1900 г.; знакомится со Штайнером в Берлине на его лекции по антропософии в 1902 году. Их отношения во многом, если не во всем, определяли отношение Учителя к русским - уважение и любовь.
Ср. у Ф. Степуна: "Белый шелушился изменой" (имеется в виду - изменой антропософии) в: А. Тургенева. Андрей Белый и Рудольф Штайнер. - цит. выше изд., с. 202. См. также замечания А. Белого о его "неуходе" от Штайнера: А. Белый. Почему я стал символистом... - цит. выше изд., с. 144.
Об отношении Э. К. Метнера к А. Белому см.: А. Белый. Почему я стал символистом... - Ann Arbor: Ardis, 1982. - p. 94, 101.
22 Белый А. Душа самосознающая/ Сост. и ст. Э.И. Чистяковой. - М.: Канон+, 1999. - [История философии в памятниках].
23 Цит. соч., глава "Вагнер", с. 253.
24 Цит. соч, глава "Антропософия", с. 449.
25 См. письмо А. Белого к Э. Метнеру от 22 января 1913 г., архив Государственной публичной библиотеки в СПб, ф.167, к. 3, ед. хран. 3.
26 Цит. соч. - глава "Дракон - Аримат", с. 190.
27 Жирмунский В.М. Гете в русской литературе. - Л.: Наука, 1982. - Глава VII. Символисты. - С. 453-464.
Литература по вопросу см. в конце настоящей книги.