Была суббота и Наталья Петровна, по обыкновению пекла блины. К вечеру ждали гостей. Чаепитие по субботам у Кузьминых было давней традицией, ещё со студенческой поры. Это был своего рода клуб по обмену разными новостями. Один из субботних вечеров стал особенным для нас, мы оказались свидетелями явления, о котором я не могу не рассказать.
Я пришел первым, и принялся помогать хозяевам накрывать на стол. Справились быстро и мы с Колей, мужем Натальи вышли на балкон покурить в ожидании остальных. С недавних пор я решил бросить курить, и теперь не только сокращаю количество выкуренных сигарет, но и количество затяжек. На третьей затяжке раздался звонок, и я нашел повод оторваться от "Золотой Явы", поспешил к входной двери. За ней стояли Виктория и Илья. Войдя, они отдали свои гостинцы хозяйке, помыв руки, стали располагаться за столом, где кроме горячих блинов красовалось клубничное и черничное варенье, конфеты на любой вкус: "Мишка на севере", "Полёт", ирис "Золотой ключик", "Гусиные лапки", а также овсяное печенье и вафли "Артек".
Мы закончили один педагогический институт, но по специальности никто кроме меня не работает. Наталья закончила филологический факультет, но много лет трудиться в отделе кадров. Мы с Ильей - исторический. Но он был инструктором райкома партии, а последнее время пытается заняться бизнесом, но у него не очень то получается. Я же чередую преподавание в школе с торговлей на рынке. Виктория и Николай - математики, но несколько лет назад переквалифицировались в бухгалтеров. Кирилл, сын хозяев собирается поступать в мединститут, но увлекается историей. Между нами разгорелась дискуссия о роли личности в истории. Все началось с упоминания Кириллом происшествия, которое случилось в Италии в начале XIII века. Он недавно о нём прочитал и разочаровано говорил:
- Я то думал, что все значительные события в истории происходят из-за хитроумных планов, рассчитанных на благо страны, народа. А выходит, что глобальным последствиям, отражающимся на судьбах тысяч и тысяч людей, даёт толчок лишь личное желание выгоды или власти одного из богачей!
- Ну не всегда так, но бывает, - сказал его отец и призадумался. И было отчего. Возможно и катаклизмы, потрясшие нашу страну, а значит десятки миллионов людей, за последние десять-пятнадцать лет вызваны лишь честолюбием и жаждой власти единиц, всплывших на волне популизма благодаря слепоте одних и корысти других.
- Вы только послушайте и вдумайтесь из-за какого пустяка, простой житейской ситуации началась война! - возмущался Кирилл. - Человек обещал жениться на одной, но влюбился в другую и женился на ней. Банальная история, которая может произойти в любую эпоху, в какой угодно стране и во всяком сословии! - Юноша в полном изумлении не мог постичь мир взрослых, такой запутанный и противоречивый.
- Любовь и женитьба не такой уж и пустяк, наоборот - решающий шаг в личной жизни, - возразил сыну Николай, откусывая блин, предварительно обмакнув его в сметане.
- Вот именно, что в личной жизни! А в этой истории обиженные родственники брошенной невесты отомстили бывшему жениху так, что в результате многолетняя гражданская война унесла сотни, да что там сотни, тысячи жизней! Ну не глупо ли?! Главное: из-за чего?! - у возмущённого Кирилла выступили слёзы, это он в запале отхлебнул большой глоток горячего чая.
- Дружок, возможно, что ты чего-то не понял и месть твоему "герою" была не причиной, а поводом к войне или к устранению противника с её помощью, - предположил я, намазывая на очередной блин клубничное варенье.
- Какая разница! - воскликнул юноша. - Результат всё тот же: смерть или разорение или то и другое среди жителей всего города, всех сословий! - он уставился в чашку, где размешивал черничное варенье, наблюдая как вода меняет цвет из кроваво-бордового в фиолетово-чёрный.
- С нашим совершенно иным мировоззрением трудно дать объективную оценку событиям минувших веков, - напомнил я, дожёвывая печенье.
- Вот, если бы можно было собственными глазами всё увидеть, тогда уж оценка события была бы объективна! - сказал юноша, с отчаянным хрустом ломая вафли.
- Твой взгляд был бы таким же субъективным, как и другие. Абсолютно объективно рассмотреть проблему почти невозможно. Каждый исследователь вольно или невольно отдаёт предпочтение той или иной стороне в соответствии со своими взглядами, характером, темпераментом, - возразил ему Илья, медленно разворачивая ириску и отправляя её в рот.
- Ну, тогда услышать очевидца событий, - не унимался Кирилл.
- А, лучше самого участника - виновника и жертву - мессера деи Буондельмонти, то есть надо вызвать духа, - добавил Николай. Хозяин дома - весельчак и отменный шутник. Он часто разыгрывал нас, и так искусно и неожиданно, что мы каждый раз попадались на его изобретательные уловки.
- А почему бы и не попробовать? - откликнулась Наташа, она всегда любила экспериментировать. - Недавно видела по телевизору программу "Америка с Михаилом Таратутой", так там рассказывалось о маленьком городке в США, где живут в основном медиумы. Они общаются с духами своих родителей и даже видят их. К жителям этого городка приезжают со всей Америки, - сообщила Наталья в надежде увлечь собравшихся спиритизмом, после чего отправилась на кухню доливать и кипятить чайник.
- Эту передачу я тоже видел, - подтвердил я слова Наташи, но без её энтузиазма.
- Давайте, давайте! И вызовем дух Макьявелли, - подхватил Кирилл, забыв о блине с черничным вареньем, которое вытекало кроваво-темными тонкими струйками из его ладони.
- Почему именно его? - спросила безучастно Виктория.
- Потому что о Буондельмонте я прочитал в "Истории Флоренции" Николло Макьявелли.
- Да, никто не появиться, и ни кто не отзовётся, что вы как малые дети! - возмутился Илья, беря следующий блин и макая его в черничное варенье.
- Отзовётся, не отзовётся. Попытка, не пытка. Поиграем сегодня в медиумов, что плохого произойдёт, - сказала Наталья, которая вошла с полным чайником и стала разливать чай по чашкам. - Давайте! Я никогда не вызывала духов, но читала об этом, и объясню, что надо делать.
В результате решили провести спиритический сеанс. Все отнеслись к этому как к игре, уверенные, что ничего не произойдёт, а так забавы ради.
Мы выполнили все рекомендации Натальи и долго ждали, призывая откликнуться, то дух Николло Макьявелли, то дух мессера Буондельмонте деи Буондельмонти. Ждали несколько минут, и вдруг у меня в глазах стало всё вокруг мутнеть. К стати сказать, такое же ощущение было у всех присутствующих, как потом выяснилось. Совсем скоро это прошло, но я чувствовал, что что-то изменилось, но что? И вдруг мы услышали голос. Он звучал отовсюду, как бы заполняя собой пространство, и в то же время нельзя сказать, что звук доносился из вне, напротив я явно ощущал его внутри себя!
- Приветствую тебя мой юный читатель и всех твоих достопочтимых друзей. Я писал свой труд для потомков, но не мог надеяться, что мою "Историю..." будут читать в ХХI веке от Рождества Христова! Вас интересует далекая во времени и пространстве Флоренция! Я тронут, признателен и благодарен. Любовь и боль за родной город, вложенные в мою работу не напрасны. Я повторюсь, но я глубоко тронут...Если я не ошибаюсь, в данное время вы хотите знать об эпизоде, который послужил поводом к войне?
Бледный, с испуганными глазами Кирилл нашел в себе силы, едва слышно выдавить: "Да".
Я же слушал и не верил в реальность происходящего. "Что это могло быть? Конечно же это устроил Николай, вдвоём с Натальей, не зря она уговаривала нас. Но что же они сына не предупредили, бедняга сидит ни жив, ни мёртв. Да и они сами выглядят растерянными, если не сказать испуганными, даже больше чем остальные - "артисты", - думал я.
По первым репликам духа можно было догадаться, что это якобы Николло Макьявелли. Его твёрдый голос зазвучал вновь:
- На ваш призыв откликнулся мессер Буондельмонти, он рядом со мной.
- Приветствую вас, добрые люди! Вы хотите знать мою печальную историю? О, не имейте роковых желаний, и не будет роковых деяний.
Все присутствующие переглядывались между собой, и каждый надеялся, что он не сошел с ума.
Тем временем дух Буондельмонте бархатным голосом добавил:
- Вы не только услышите, но и увидите, как развивались события.
Все замерли. И тут со столом, за которым мы сидели стало происходить что-то странное. Сначала воздух над столом стал колебаться и всё, что мы видели на нём раньше начало постепенно "таять", одновременно проступал... Апеннинский полуостров! Мы видели его сверху, словно высоко парили над Землёй. Возгласы удивления и восхищения вырвались из наших уст! Края полуострова начали уходить из поля видимости. Изображение стало меняться.
--
Это моя родина, Тоскана, - пояснил нам дух Макьявелли.
Прямо перед нами протянулась мощная горная цепь Апеннин. Высокие остроконечные горы постепенно разветвлялись на несколько цепочек, которые понижались уступами. Гряды мелких лесистых холмов, пересекались ниточками рек. Самая крупная из них подобно потоку голубых бриллиантов изгибаясь бежала к далёкой кромке моря по обширной долине, цвета малахита.
- Арно, - добавил он.
Изображение перемещалось, двигаясь против течения, и вдали показались постройки. Поначалу я всё удивлялся, как удалось Николаю спроецировать это действо? Голографической установки у него нет, уж я точно знал. Но как по другому? Я наблюдал за пейзажем, не переставая восхищаться и удивляться. Такое возникло ощущение, что находишься среди густых лесов на холмах, среди сочных трав на лугу. Вдали показался средневековый город. Не прошло и минуты как всё пространство вокруг нас заполнили его строения: лачуги и маленькие домики бедноты, широкие площади и крепкие дома в несколько этажей с зубчатым верхом, соединённые между собой для всего рода и объединённые центральной башней. Дома-замки, дома-башни, дома с лоджиями, дома с плоскими крышами, превращённые в открытые террасы. Узкие и кривые улочки с домами, тянущимися сплошной стеной. Всё это освещено и согрето южным солнцем. Чувствовалось, что жизнь горожан текла тихо и мирно. Но, как ни странно, почему-то нарастало ощущение надвигающейся тревоги, ощущение горьких перемен и утрат.
- Это мой родной город, который к началу тринадцатого века существовал уже столько же столетий, - объяснил дух. - Юный читатель и вы его друзья знаете из моего труда, что вся Италия, я имею в виду её жителей, раскололась на две враждующие стороны: одни поддерживали германского императора, именовали себя гибеллинами и помогали ему добиться власти над Италией. Другие были сторонниками церкви, называли себя гвельфами и желали победы папы Римского в борьбе с императором. Во Флоренции же царил мир, как сказали бы вы современным языком - относительный, но всё же открытой вражды не было. Все признавали власть императора, хотя в городе имелось немало приверженцев папства среди знатных фамилий.
Городская суета заполняла улицы и переулки. По своим делам мирно и деловито спешили мужчины и женщины в длинных темных одеждах, остроносых ботинках и конусообразных капюшонах, а также богато украшенные всадники. Но ощущение приближения чего-то неотвратимого усиливалось. Небо над городом хмурилось, ясная его голубизна закрывалась, а ослепительно белые облака изгонялись наступающими грозовыми тучами. Словно убегая от них устремлялось в лазурную даль белоснежное облачко, похожее на всадника. Но сизые клубы грозной тучи стремительно приближались к нему. За ней тупо надвигались на солнце мрачные и толстые грязно-серые облака, готовые лопнуть и излиться всесокрушающим ливнем. Грозовые тучи нависли над Флоренцией!
Вскоре перед нами возник большой каменный дом с открытой лоджией на втором этаже, через которую мы мигом "проникли" внутрь. У меня перехватило дух, женщины закрыли рты, чтобы не вскрикнуть, Кирилл съежился и прилип к спинке стула, Илья и Николай сидели как вкопанные, тараща глаза вокруг. "Ворвавшись" внутрь мы оказались среди весёлого сборища!
Дух Макьявелли поспешил нас успокоить:
- Благородные люди, не бойтесь они вас не видят и не слышат. Для вас это всего лишь образы, давно ушедших из жизни людей.
Хороши образы, ничего не скажешь, они были настолько реальны, что мы сидели, ни живы, ни мертвы. В огромной зале, по-видимому, был пир. За длинными столами, расставленными буквой П, сидело несколько десятков человек. Серебряные блюда различной величины со всякой снедью теснились, чередуясь со стеклянными бокалами и серебристыми кубками. Слуги то и дело сновали между пирующими. Одни уносили блюда с грудами, плохо обглоданных костей, другие вносили дымящихся молочных поросят, лесную дичь, копчённые свиные рёбра и окорока, а также три большущие кабаньи головы, вкусные бараньи и свиные лопатки, аппетитные круги колбас. Третьи подливали красное вино в опустевшие фужеры и стопы. Гости иногда вставали с мест и подходили к тем, которые сидели за противоположным столом, весело переговаривались с ними, опустошая бокалы и кубки, державшие в руках.
Наш страх постепенно проходил. Когда через бледную, чуть живую Викторию проходила парочка вельмож, я попытался схватить одного из них. Но моя рука прошла сквозь бархатную полу кафтана, отороченную мехом, и опрокинула вазочку с конфетами. После этого я окончательно понял, что мы для них, также как и они для нас неуязвимы и успокоился. А мои друзья стали смелее рассматривать всё вокруг.
За цветными стёклами небольших квадратных окон сгустился мрак. В зале его рассеивали коптящие факелы, воткнутые в узкие и длинные подставки, прикреплённые к мощным каменным стенам. Между оконными проёмами висят шпалеры, изображающие рыцарей, их поединки, поле битвы. В центре за поперечным столом восседал с надменным и важным видом пожилой мужчина с сильной проседью в волосах и бороде. На чёрном бархатном камзоле, обтягивающим его упитанный торс, на груди сверкала золотая цепь с крупными звеньями. На других он смотрел покровительственно и с еле заметным пренебрежением. Возле него крутился невысокий и тонкий человечек в тёмно-коричневой одежде в обтяжку, в ботинках с узкими и неимоверно длинными носами, загнутые края которых были привязаны к верху башмаков. При каждом повороте головы он звенел маленькими бубенцами, пришитыми к семи длинным "отросткам" его шапки. Он постоянно корчил рожи и смешил собравшихся. Пирующие изрядно уже захмелели, шум и гам становился всё громче. Вот этот вертлявый человек выкрикнул:
- Эй, смотрите, Энрико второго поросёнка сожрал, кабаньей ножкой, размером почти с меня закусил, обтёр усы парой сазанов, нечаянно их проглотив. Сегодня утром бежал заяц, не удостоивший его внимания, за это он его стрескал, в придачу уплёл дюжину голубей, слишком уж разлетались сизые. А вина, аж семь жбанов опорожнил. А-а-а-а, я понял: у него вместо живота под камзолом спрятана бочка, и он всю эту жратву туда поклал про запас, - обращался он ко всем, следя за реакцией пирующих, но чаще ехидно посматривая на полноватого мужчину лет тридцати, сидящего за столом справа от центрального, который до этого улыбаясь, принимал и с большим и аппетитом жевал подносимые угощения, - Нет, я думаю бочка у него в другом месте. У него внутри рот соединён с кишкой и прямо по ней вся шамовка тихо падает через отверстие в лавке, на которой он сидит, в бочку! - и шут, а я думаю, что это был именно он, судя по его высказываниям и манере поведения, обошёл столы, согнулся и стал заглядывать под ту лавку, где тот сидел, продолжая гримасничать, изображая отвращение, удивление и зависть. Зала сотряслась от хохота.
Энрико покраснел от стыда и гнева, застыл не в силах произнести ни слова. Рядом с ним сидел очень красивый молодой человек, он вскочил и, обращаясь к шуту, гневно крикнул:
- Как смеешь ты, паршивый слизняк оскорблять достойного синьора!
Шут мигом спрятался за спину мужчины, возле которого он всё время увивался, видимо тот был хозяином дома. Тому, наверное, понравилась эта грубая шутка и он, всё ещё смеясь, сказал:
- Зря вы горячитесь, мессер деи Буондельмонти, этот дурак хотел нас лишь позабавить, он так ничтожен, что не может оскорбить вашего сотрапезника.
- В том и дело, достопочтимый мессер Вьере дель Пьеро, что это ничтожество, потешаясь над моим другом в угоду остальным, задело его честь и достоинство, и я прошу у вас позволения его поколотить.
- Если я каждому позволю бить моего шута, он уже на второй день испустит дух, кто же тогда будет развлекать меня и моих гостей? Как, синьоры, вы считаете, что глупый Тино виновен?
Тут же поднялся шум, хор разноголосицы оглушил. Одни кричали, что шут правильно подметил страсть Энрике к чревоугодству, и что ему поделом досталось, подумаешь, преувеличил для смеха. На то он и шут, чтобы надсмехаться. Другие во главе с Буондельмонти негодовали на то, что над благородным синьором потешается какой-то безродный и низкий. И что ни в коей мере нельзя ему спускать гнусное поведение. Несогласие между пирующими нарастало, они выражались всё более резко уж друг к другу. Некоторые из них стали выскакивать из-за столов, пытаясь убедить других, в ход пошли толчки и тычки, которые вскоре переросли в драку, в мерцающем свете факелов блеснули клинки. Кто-то крикнул:
- Одда Арриги упал! Убили!
Толпа дерущихся расступилась, на мозаичном полу лежал побледневший мужчина, лет сорока. Кровь залила весь его правый рукав. Вскоре он открыл глаза, и стал приподниматься. Стоящие рядом с ним помогли ему встать.
- Я вас позвал на пир, а вы в моем доме пролили кровь, - Вьере дель Пьеро, хмуря брови, сердито смотрел на своих гостей. - Кто ранил моего гостя? - сурово спросил он.
- Я, - стараясь быть спокойным, ответил Буондельмонте деи Буондельмонти.
- Предоставляю Одарриги самому решить, как ему ответить, - кивнул на раненого хозяин.
- Завтра я соберу семейный совет, там и решим, а через два дня сообщу ответ, - вымолвил тот и, поблагодарив хозяина за угощение, медленно, стараясь идти ровно, направился к выходу.
Одарриги сидел за массивным прямоугольным столом, за которым располагались ещё семеро мужчин, лица их были задумчивы и сосредоточены. Один из них, грузный мужчина с прерывистым дыханием медленно говорил:
- Я согласен с Буондельмонти, что шут дель Пьеро заслуживает основательной трёпки и юноша справедливо вступился за честь сотрапезника.
- В отношении друга он поступил правильно, но за свою горячность должен ответить, - сказал тихо, но твёрдо старик с густой седой бородой, но совершенно лысый.
Все в знак согласия закивали головами.
- Кровь нашего родича пролита и мессер Буондельмонти обязан выполнить наше требование. И что же ему ожидать от нас как не удовлетворения нанесённой обиды, - высказался мужчина лет около сорока со шрамом, который шёл наискось по правой щеке от уха, задевая верхнюю губу. Он вопросительно посмотрел на Одарриги, ожидая подтверждения своего мнения, которое, наверняка разделяли и остальные, судя по выражению их лиц. Но тот с загадочной полуулыбкой обвёл глазами присутствующих и произнёс:
- Я надеюсь, вы видели замок Буондельмонти, который располагается в долине Греве, там, где с юга Флоренции идёт дорога в Сьену?
Трое родичей откликнулись и сказали, что видели его.
- Тогда вы, обратился Одарриги к ним, - подтвердите, что главный замок рода Буондельмонти, кстати, от него произошла их фамилия, великолепен. Но этим владения рода не ограничиваются, вам это известно, но я напомню, что им принадлежат дома в западной части Флоренции, на улицах Апостолов и "Терм", да и вся долина реки Пезы в их собственности. Вы, друзья, наверное, удивляетесь, к чему это я вспомнил. Вот к чему: мессер Буондельмонти после недавней кончины своего отца стал главой рода, а самое главное он холост, да ещё, в придачу молод и хорош собой. Поверьте, многие матроны жаждут его увидеть своим зятем. Почему бы нам ни породниться с одним из влиятельнейших родов города! - лукаво улыбаясь, протянул Одарриги.
- Но у тебя нет дочери! - изумился мужчина средних лет с сурово-воинственным лицом.
- Зато у тебя Ламбертуччо Пандольфини дочь на выданье!
- Ну, ты хитрец, мастер извлекать для себя выгоду! - восхитился Ламбертуччо.
- Но я не только для себя, для всех стараюсь, - притворно обиженно пропел Одарриги и усмехнулся довольный собой.
Солнечный свет, проникающий через узкие окна, скупо освещал просторное помещение. В редких лучах блестели драгоценности, украшающие шелковую и бархатную одежду женщин и мужчин, яркими бликами сверкала начищенная серебряная посуда на столе. На резных скамьях и стульях из темного дерева сидели мужчины в коротких приталенных кафтанах с расширяющимися к низу рукавами и узких, обтягивающих ноги брюках, женщины были одеты в приталенные длинные до пола платья со шлейфами, с длиннющими и широкими рукавами. У некоторых рукава были с разрезом. Головы и женщин и мужчин покрывали небольшие шапочки, а у женщин под шапочкой ещё и покрывало, закрывающее волосы. Казалось, что всем своим обликом они хотели показать своё богатство и высокое положение в городе. Из-за спустившихся шлейфов и большого количества башмаков трудно было рассмотреть мозаику на полу.
Рядом со столом стоял Ламбертуччо в зелёном бархатном кафтане. Глубоко посаженные серо-зеленые глаза строго следили за движениями будущего зятя. Седеющие длинные волнистые волосы зачёсаны назад, сжатые губы вытянуты в подобие улыбки. Возле него склонился над столом молодой очень привлекательный человек. Густые тёмно-русые волосы прикрывали шею и воротник голубого бархатного кафтана. Синие миндалевидной формы глаза чуть прикрыты пушистыми длинными ресницами. Над ними раскинулись полу дуги бровей. Продолговатые, полные, чётко очерченные губы и мускулистая стройная фигура привлекали взоры женщин.
Зазвучал бархатный голос молодого человека:
- ...девицу, дочь Ламбертуччо Пандольфини из рода Амидеи обещаю взять в жёны.
При этом он передал своей невесте кольцо с крупным изумрудом, как залог крепости своего слова. Легкий румянец окрасил её личико.
Ламбертуччо Амидеи взял в свою десницу изящную ручку дочери и, кладя её в правую руку будущего мужа, произнёс:
- Мессер Буондельмонте деи Буондельмонти, передаю тебе свою власть над этой девицей. Отныне не отец властен над дочерью, а жених над своей невестой, как над будущей женой.
- Благодарю будущего тестя за столь драгоценный дар. От меня же прими этот подарок, - сказал Буондельмонте и забрал из рук подошедшего слуги зимний плащ на лисьем меху, преподнося его Ламбертуччо.
Потом они стали решать, когда назначить день брачного торжества.
Невеста, почти ещё подросток то бледнела, то краснела и в волнении и смущении одной рукой гладила резной узор на своём золотом поясе, а другой теребила кружевную отделку платья. Косые лучи солнца разбивались о драгоценные камни в её диадеме, озаряя лучезарным светом голову со светло-каштановыми волосами, убранными в сложную причёску. Иногда она бросала взгляд своих зелёных глаз на будущего супруга. Затем устремляла его сквозь резной деревянный потолок в небесную даль моля и благодаря Пресвятую Деву Марию, что её будущий муж молод, богат и хорош собой. И в силу сложившихся обстоятельств он является главой рода, поэтому она войдёт хозяйкой в его владения. Её тонкие губы постоянно вздрагивали. Видимо девушку одолевали противоречивые чувства и от этого маленькое, даже слишком, личико её выражало то еле сдерживаемую радость и чуть не растягивалось в ликующей улыбке, то мимолётный испуг заставлял закусить нижнюю губку и широко раскрытыми глазками посмотреть на строгого отца, то выпятив губки принимало плаксивый вид, что казалось ещё мгновение и невеста разрыдается. Бедняжка так волновалась, что не знала куда деть руки. Она беспрестанно теребила ткань своего шикарного платья, которое ей совсем не шло. Худенькое тельце и простенькое личико не гармонировало с блеском парчи, золота и драгоценных камней, которые её украшали. На груди невесты слева красовалась брошка "Рубиновое сердце" - плоский треугольный рубин в центре, а вокруг россыпь бриллиантов. Скорей всего рубин не очень прочно держался в золотой оправе, иначе он не выпал бы после очередного судорожно-нервного движения её рук. То ли задела камень рукой, то ли жёстким рукавом платья, так или иначе, но рубин, как большая кровавая слеза скользнул вдоль складок платья и упал к ногам невесты, незамеченный никем.
Буондельмонте время от времени посматривал на свою будущую жену.
"Надо же, её даже не красит богатый наряд, несмотря на него она выглядит простушкой. Не знаю смогу ли полюбить её. Скорей всего вряд ли, - размышлял жених рассматривая свою суженную и мило улыбаясь. - Меня пленяет красота! Только ослепительная красота и знатность - вот перед чем я не смогу устоять. Но богатство родителей невесты скрашивает недостатки её внешности. Наверное, действительно пора жениться, хоть и не очень хочется. Отказываться всё же не стоит. Будет скандал, может дойти до кровной мести. Впрочем партия выгодна. Род Амидеи богат и знаменит, владеет обширными поместьями с плодородной землёй по течению реки Греве. А кому во Флоренции не известно какие денежные дела они проворачивают, не брезгуя даже ростовщичеством. Да и не каждый род может похвалиться такими предками, как у них, прославленными участниками первого крестового похода. Многие мечтают породниться с ними. Тому пример Одарриги, который сообща с Амидеи владеет центральной башней, которая объединила их соседние дома, что стоят вокруг площади Стефано, у Старого моста и на прилегающих улицах ..."
- ...Итак, решено, свадьбу отпразднуем 11 февраля. (*) Свадебный поезд будет ждать жениха у Старого моста, около статуи Марса. Оттуда они пройдут в наш семейный приход, церковь Санто-Стефано, где и обвенчаются, - Ламбертуччо Амидеи прервал размышления Буондельмонте. - Слуги принесут приглашения на свадебный пир всем родичам до третьего колена. А теперь, дорогие гости, пройдёмте к столу - поднимем кубки с крепким вином за здоровье молодых и
* - Празднование намечалось на 11 февраля 1216 г., но по флорентийскому календарю1215 г., так как Новый Год во Флоренции наступал с 25 марта.
отведаем дичи. Вчера мы славно поохотились.
Все оживились, пришли в движение, зашелестели наряды, застучали каблучки по мозаичному полу. Вдруг раздался скрежет и хруст. Хозяева и гости в недоумении переглянулись и посмотрели себе под ноги. Оказалось, что металлическая набойка-подковка левого сапога Буондельмонте раздавила упавший рубин и засыпала пол вокруг жениха крошечными осколками. Они алели на светло-серой мозаике как капли крови. Невеста заметив рубиновые крошки почти инстинктивно дотронулась до своей любимой броши. Но увидев, что "Рубиновое сердце" пусто почему-то побледнела.
Перед зеркалом в литой бронзовой раме сидела дама горделивая, с важным видом, лет 37-40 в чёрном бархатном платье с кружевной отделкой. Она была довольно привлекательна. Русые волосы кое-где серебрила редкая седина. Хитрые голубые глаза, оттенённые тёмными ресницами под изогнутыми вопрошающими бровями, самодовольно ухмылялись тонкими, но красивыми губами. Дама, надевая на голову покрывало, озабоченно размышляла: "Дочери мои красавицы, не каждая мать может похвастаться такими. Красоту их надо продать по дороже. Младшая дочь ещё подождёт, а вот великолепная внешность старшей поможет нашему роду расширить свои владения и породниться с одним из влиятельнейших семейств города".
- Доченьки, я вас жду на лоджии, - крикнула она, выходя из несколько мрачноватой, но с богатой резной мебелью комнаты.
Мадонна Гуальдрада захватив чёрный бархатный плащ на собольем меху, вышла на лоджию, села на диван, облокотясь на подушки, и погрузилась в раздумья. Вскоре за ней туда же пришли две девушки изумительной красоты, примерно с разницей в возрасте 2-3 года. На них были накинуты длинные и широкие плащи в тон платьям, утеплённые мехом чёрно-бурой лисицы. Младшая дочь Гуальдрады, одетая в тёплое тёмно-синее платье, которое оттеняло её голубые глаза, перешёптывалась со старшей сестрой.
По мощеной улице гулко отдавался стук копыт, звенела серебряная сбруя. Буондельмонт деи Буондельмонти мчался, распугивая прохожих и торговцев, он выехал на площадь, и к нему присоединились ещё несколько всадников. Юноши различными аллюрами объезжали площадь круг за кругом. Широкий коричневый плащ Буондельмонте распахивался от порывов ветра, демонстрируя великолепный лисий мех, которым был подбит открывал кафтан из зелёной шерсти, облегающий мягкими складками его тело. Стройные ноги обтягивали суконные тёмно-зелёные брюки. Из-под широких рукавов с отворотами виднелись узкие белой нательной рубахи, обтягивающие руки. В тон брюкам и плащу по краям рукавов и горловины шла зелёная и коричневая кайма. От декабрьской прохлады голову Буондельмонте защищала коричневая бархатная шапка, утеплённая шерстяной подкладкой зелёного цвета. Из такого же бархата были и остроносые башмаки на заячьем меху. Цветовая гамма костюма Буондельмонте контрастировала с белой мастью его коня. Не обратить на него внимания было нельзя. А сам он то и дело поглядывал на красотку, которую заметил недавно в лоджии одного из домов и норовил проехать на виду у неё. Платье и плащ цвета спелой вишни незнакомой красавицы притягивали его взгляд. Белокурые локоны и глаза - маслины манили к себе. Коралловые пухленькие губки возбуждали молодую кровь.
Не одному Буондельмонте приглянулась пышная красота незнакомки. Его приятели тоже бросали на неё жаждущие взоры. Даже его конь не остался равнодушен к прекрасному лику девушки. Приближаясь к её дому, он как будто бежал более напористо или вышагивал грациознее и всегда поворачивал свою волоокую морду в ту сторону, где алела её одежда.
Гуальдрада внимательно наблюдала за пестрой стаей юных всадников, которые носились по площади, переходя то на галоп, то на рысь.
- Беатриче, кто из этих молодых рыцарей (*) тебе нравиться? - обратилась она к старшей дочери.
- Всадник в черно-серой одежде на вороном коне, впрочем, и всадник на белом коне, одетый в зелёное и коричневое тоже хорош, - ответила та.
- Присмотрись к последнему, посоветовала она дочери, он из них самый богатый. Два рода, чьё могущество и влияние распространяются на всю Флоренцию - Это Уберти и Буондельмонти. Молодой щеголь на белом коне - глава рода
---------------------------------------
* - рыцарь - всадник (нем) Reuter, Ritter)
Буондельмонти. Из вас вышла бы прекрасная пара. Знатность и состояние его фамилии как раз то, что тебе нужно.
- Мама, я слышала, что у него есть невеста из рода Амидеи.
- Да, это досадная неприятность, которую надо устранить.
- Как можно устранить помолвку? Он же обещал жениться на другой!
- Обещал, но ещё не женился. Данное слово можно и забрать, заплатив штраф. Я хочу, чтобы он был твоим мужем, и я добьюсь этого.
- Но, мама ..., - попыталась возразить Беатриче.
- Не возражай мне, я стараюсь для твоего же блага, - властно прервала возглас дочери Гуальдрада.
Большие карие глаза Беатриче, точь в точь такие же, как у ее покойного отца, смотрели на Буондельмонте. Длинные, густые и загнутые вверх ресницы чуть вздрагивали. Брови, как два крыла взлетающей птицы приподняты в удивлении.
"Как может мать расстроить помолвку? Не будут ли оскорбленные Амидеи мстить? ... Но, как же он хорош! Глава рода - заманчиво", - в ее мыслях сквозило сомнение и соблазн.
А младшая дочь Гуальдрады жадно прислушивалась. Она была любопытна, как все подростки и старалась вникнуть в суть "взрослого" разговора.
Кто-то из друзей Буондельмонте крикнул:
- ... Поедемте ко мне. У меня есть славное вино!
Согласившись на его предложение, всадники ещё немного покружили вдоль домов и умчались. И тут словно невидимая волна смыла ту часть города, которую мы имели честь лицезреть, но через несколько мгновений перед нами снова предстала та же площадь.
- Не удивляйтесь, - заметив наше замешательство, сказал дух Буондельмонте. - Прошло уже несколько дней. Мне понадобилось встретиться с другом моего покойного отца, который помогал мне вести дела. Путь мой лежал через площадь Донати. Подходя к дому, где я видел мою красавицу, я намеревался пройти мимо, так как её не было в лоджии, но вдруг открылась дверь и вышла женщина, вернее две, изменившие мою судьбу.
Дверь дома, мимо которого шел наш герой открылась. Дама, закутанная в черный плащ, вышла, приветствуя Буондельмонте. Она сказала:
- Мессер деи Буондельмонти, поздравляю Вас! Вы помолвлены. Такой блистательный рыцарь, как Вы достоин прекраснейшей супруги, а не дурнушки. Я, уважая Ваш славный род и Вас лично, лелеяла мечту предложить в жены Вам мою старшую дочь. Но опоздала ... или ... может быть нет? Вы же еще не женаты ... А, вот и она, моя старшая дочь, Беатриче! - указала Гуальдрада на очаровательную девушку, показавшуюся в дверях.
Как только увидел её наш герой, в миг преобразился, словно тигр замер в прыжке. Недоступное оказалось рядом, лакомая добыча манила своей близостью. Но невдалеке рыщут свирепые львы - родственники злосчастной наречённой, ревностно защищающие свои интересы и готовые в любой момент к схватке. Поэтому осторожность, переходящая в страх перед превосходящим противником останавливала от решительного и быть может смертельного броска.
- У меня дыхание перехватило, радость и огорчение завладели мной. Я тотчас узнал в ней прекрасную незнакомку, встречи с которой в тайне желал. Но я был помолвлен! Дороги назад не было! ... Или ... Мысли мои путались. Я лишь смотрел на нее не в силах отвести взгляд, - дрожащим голосом сказал дух.
А Беатриче в свою очередь смотрела на юношу, но, вспомнив о приличиях, она заставила себя опустить глаза.
Мать, предвкушая победу, внутренне уже ликовала. Она видела, какое впечатление произвела её дочь на молодого человека. Он буквально застыл, не в силах оторвать взора от прекрасных черт Беаотриче. "Похоже, что интерес у них взаимный. К лучшему, дело быстрей уладиться", - подумала она, а вслух произнесла:
- Мессер деи Буондельмонти могу Вам сказать, что я счастливая мать - такой красавицы, как моя Беатриче во всей Флоренции не сыщешь, а может и во всей Италии, - произнесла она, делая многозначительное ударение на каждом слове.
- Я ... Большая честь быть Вашем зятем. Я с удовольствием исполнил бы Ваше желание, тем более оно совпадает с моим. Но я помолвлен - вот препятствие, мешающее нам, - запинаясь и краснея, преодолевая волнение, сказал Буондельмонте.
- Это препятствие не такое уж непреодолимое, - возразила, мило улыбаясь, вдова. - Я Вам напишу, и мы с Вами обсудим это дело.
Любезно распрощавшись с юношей Гуальдрада и Беатриче, вошли в дом.
- Я продолжал свой путь, ошеломленный и озабоченный. Мне не давало покоя предложение мадонны Гуальдрады и то, что недоступная красавица, с которой я не надеялся познакомиться, могла стать моей женой! Только тогда я осознал, как она мне нравилась, нет, я жаждал её, - с горечью поведал дух Буондельмонте, как бы снова переживая то, что стало уже давней историей.
Замелькали узкие и кривые улочки, бедно одетые люди кутались в грубую холщовую и шерстяную одежду. Близко друг к другу лепились мрачноватые двухэтажные каменные дома со стрельчатыми окнами. В один из них входил наш герой. Вслед за ним вошёл скромно одетый мужчина средних лет.
- Господин, Вам записка от моей хозяйки, - окликнул он Буондельмонте.
- А кто твоя госпожа? - спросил молодой человек, удивленно и пристально смотря на посыльного, при этом протягивая своему слуге только что снятый плащ.
- Мадонна Гуальдрада, Ваша милость.
Буондельмонте замер и со смешанным чувством радости и страха воззрился на письмо, словно в нём было решение его судьбы. Затем не без волнения протянул руку и медленно, как бы осторожно раскрыл его...
"Мессер деи Буондельмонти! Я видела, как Вы глядели на мою дочь. Заметила, как она смотрела на Вас. Вы созданы друг для друга. И были бы прекрасной парой. Беатриче именно та девушка, которая достойна стать Вашей женой, а не дурнушка Амидеи. Разорвав помолвку, Вы ничего не теряете. Вам известно, что мы не беднее того рода, с которым Вы намереваетесь породниться. К тому же за дочерью я даю больше приданного, чем Амидеи. Вы дали слово другой. Но, ведь только слово, а не руку и сердце. Уплатив штраф, Вы освободитесь от данного Вами слова".
--
Подожди, сейчас напишу ответ, - бросил он слуге мадонны и стремительно вышел в другую комнату.
Быстро стал писать, лихорадочно макая перо в чернила и от волнения делая кляксы. Негодуя невесть, на что он в сердцах скомкал испачканную бумагу, швырнул её прочь и принялся марать очередной чистый лист. Непослушная рука дрожит, и буквы прыгают в неровных строчках.
"Мадонна Гуальдрада! Вы представить не можете, как бы я хотел видеть своей женой Вашу дочь Беатриче! Но заплатить штраф я не могу, у меня нет наличных денег. Весь мой капитал в деле. Я опасаюсь, что Амидеи не удовольствуются штрафом и помешают нашей с Беатриче свадьбе".
Отправив ответную записку, Буондельмонте потерял спокойствие, он рассеян и возбужден. То лихорадочно ходит по полутёмным комнатам, то сидит в резном кресле в глубокой задумчивости, обхватив голову руками.
- Тогда я не мог, да и не хотел подавить вспыхнувшую страсть, и в большей степени меня занимало, как расторгнуть помолвку без особого скандала и как жениться на Беатриче, - с долей сожаления сказал дух. - Перед моим мысленным взором витал образ несравненной Беатриче и строки из письма её матери: "...вы созданы друг для друга ...". Нет, иначе я поступить не мог, не в силах был отказаться от обладания столь желанной красавицы, которую мне предлагала сама её родительница.
"Не буду ли я глупцом, женившись на Амидеи, - это были мысли Буондельмонте, услышанные нами. - Гуальдрада назвала ее дурнушкой. И после свадьбы люди скажут: "Ему в жены предлагали красавицу, а он отказался, предпочтя другую". Надо мной весь город будет потешаться. Почему я должен жениться на Амидеи? Я ее не люблю! Сердце мое с Беатриче! Амидеи богаче Донати? Да, нет. Род Донати владеет землями и укрепленными замками. На восточном конце Флоренции Донати имеет комплекс домов. Вся площадь и длинная улица носит их имя. Даже монастырь св. Петра Великого своим украшением обязан щедрости Донати. Тогда, почему же я должен жениться на той, которая не богаче, и не красивее? Мне в руки дают знатную богокрасную деву! А, я еще размышляю, сомневаюсь! Ну, не глупец ли я?! Кто же от удачи откажется? Девицу Амидеи, конечно жаль, но ... Ну, поплачет, а потом утешиться другим женихом, хотя может в цене упасть - бедняжка. А, вот родственники ее взбесятся, это уж точно. Придется штрафом заткнуть им глотки... А где найти деньги? Если взять в долг, то начнутся расспросы. Слух дойдет до Амидеи..."
Слуга вдовы пришел опять, принес ответ.
Буондельмонте, схватив записку, лихорадочно ее развернул и прочитал вслух.
"Мессер деи Буондельмонти! О штрафе можете не волноваться. Я оплачу его за будущего зятя. А, обвенчаться можно без шумихи, не привлекая любопытных. Когда дело будет сделано, Амидеи не смогут помешать".
Молодой человек прижал к груди благое, как ему тогда казалось послание, и с сияющей улыбкой принялся быстро писать: " Да, да, я принимаю Ваше предложение и согласен! С Вашего разрешения я жажду поскорее сочетаться браком с милой моему сердцу Беатриче! ..."
- После непродолжительной переписки, через пару дней, мы обвенчались тайно от жителей города. Под покровом ночи Беатриче была перевезена в мой дом, и решено было до 11 февраля скрывать, что мы стали мужем и женой, - объяснил нам дух Буондельмонте.
- Молодожены наслаждались, хоть и тайной, но счастливой супружеской жизнью, - добавил дух Николло Макьявелли. - Поглощенный любовью к Беатриче, Буондельмонте и не заметил, как пролетело время. А бедняжка Амидеи давно не видела своего жениха, но скучать было некогда, шла подготовка к свадьбе. Члены семьи не особо огорчались отсутствием его визитов. Думали, что его занимают предсвадебные хлопоты и не могли предполагать, что он может нарушить данное слово. Намеченный день свадьбы приближался, и вот, он наступил.
Огромный трёхэтажный дом из красного камня, украшенный гобеленами примыкает к высоченной башне с зубчатым верхом, всего лишь с пятью рядами окон высотой в полтора человеческих роста. Около входа на лавках, накрытых коврами, сидят празднично одетые люди в теплых, пышных и тяжелых одеждах, отороченных мехом и отделанных золотом. Вокруг них собралась толпа любопытных. Несмотря на хмурый, пасмурный и неприветливый день все в хорошем настроении, весело переговариваются между собой.
Вот, вышла дочь Ламбертуччо, смущенная вниманием собравшихся и радостно предвкушая встречу со своим женихом. Сверкающие блики от золотых украшений пробегали по бархатному платью в те редкие минуты, когда солнцу удавалось вырваться из-за туч. Ветер мягкими волнами переливал мех на ее одежде. В сопровождении нарядно одетых девушек она двинулась в путь.
Через мутно-грязно-жёлтоватые воды Арно переброшен широкий каменный мост. Невдалеке от него высится величественный каменный всадник в древнеримской одежде.
- Это древняя конная статуя Марса. В ней по старинной традиции жители Флоренции видели языческого патрона города - бога Марса, - объяснил нам все тот дух.
Невеста, приблизилась к статуе, к подножию положила пучки укропа и петрушки, а также букетики фиалок и нарциссов, тем самым, исполняя старинный обычай, и призывая Марса в покровители своего благополучия.
- Долго ожидал свадебный поезд жениха. Но тот все не появлялся. Тогда послали слугу к Буондельмонте, опасаясь, не случилось ли чего с ним. Слуга вернулся с известием, от которого отец невесты пришел в ярость и чуть не прибил его, ни в чем не повинного. Узнав, об измене Буондельмонте Амидеи прокляли несостоявшегося зятя. А несчастная невеста! Можете себе представить ее горе, каково ей было! Рухнули мечты, надежды! Опозорена! Бедняжка заливалась слезами! - с сочувствием сказал дух Макьявелли.
Предстала просторная комната, скорее пиршественная зала, на её стенах висели шпалеры, изображающие сцены охоты. Отсветы от языков пламени факелов мерцали на фигурах рыцарей Круглого стола в цветных витражах арочных окон. На скамьях по обеим сторонам длинного массивного дубового стола, уставленного яствами, сидели угрюмые бородатые мужчины в дорогих красивых кафтанах. Разъяренный Ламбертуччо вскочил и стал вышагивать по комнате, гневно цедя сквозь зубы:
- Я его убью! Поганый юнец опозорил мою дочь! ... Не пришел! ... Опозорил меня, мой род! ... Не сдержал слово!
- Лживый изменник! - добавил худощавый и жилистый Фифанти (*).
------------
* - Имена родственников Пандольфини мы узнали от духов.
- Видит Бог, я не хотел смерти деи Буондельмонти, не стал мстить за рану, нанесенную им. Более того, в залог примирения предложил ему в жены племянницу! И какова же благодарность этого молокососа! Он, и ее, и нас подло обманул! Прощенья теперь от меня он не получит! - стукнув кулаком о стол, так что зазвенела посуда, крикнул Одарриги.
- Клянусь всеми святыми, что здесь не обошлось без вдовы Донати. Эта хитрая и алчная Гуальдрада готова богатства всего города прибрать в свои руки! - с уверенностью изрёк Гангаланди с длинным и горбатым носом и маленьким подбородком, отчего его профиль схож с грифом.
- Такую обиду стерпеть позорно для всего рода! - выкрикнул голубоглазый толстяк Ламбертески, поддающийся чужому влиянию, и отправил в рот смачный кусок свинины.
- Самым достойным отмщением за позор будет смерть деи Буондельмонти! - резко отрезал Скьятта дельи Уберти, сероглазый блондин воинственного вида.
- Смерть Буондельмонте! Отомстим, оставив молодую Донати вдовой! Смерть изменнику! Накажем коварную Гуальдраду и лживого Буондельмонте! Смерть, опозорившему наш род! - возбуждённые возгласы близких и дальних родичей Ламбертуччо сливались в зловещий разноголосый хор.
Седовласый старик, благонравной наружности задумчиво смотрел на изображение травли волка на стене и медленно гладил окладистую бороду. Словно очнувшись от своих дум, он спокойно, но твёрдо произнёс:
- Оскорбленная честь взывает к мести и это справедливо! Но подумайте, к чему она приведет! Ведь родичи убитого Буондельмонте будут мстить за его смерть. Род поднимется на род! Кровная месть охватит, может быть половину города! А это уже война, разорение многих семейств, сотни, а может и тысячи смертей! Так не разумней ли будет побороть голос, зовущий к мести. Наказать, не убивая. Разумней предотвратить возможную войну! Не обрекать наших потомков на смертельную вражду и верную гибель! - так пытался охладить гневный пыл собравшихся Гвидо, двоюродный дядя Пандольфини.
- Похоже, ты прав, - согласился с ним его сосед с грозными густыми бровями, дальний родственник Ламбертуччо, который не питал к Буондельмонте вражды.
- Твои слова Гвидо, как всегда разумны, но как же нам тогда изменнику отомстить? - Фифанти не мог допустить, что мщения может и не быть.
- Только кровь Буондельмонте смоет этот позор! - гневно выкрикнул Уберти.
Собравшиеся зашумели, часть из них поддерживала рассуждения Гвидо, остальные призывали к мести.
"Вот представляется прекрасный случай избавится от политического соперника. Если род Буондельмонти ослабнет, тогда мы, Уберти будем диктовать жителям города свою волю. Может быть, даже удастся присоединить владения погибшего? Но разумные доводы дядюшки Гвидо могут поколебать многих. А мне это невыгодно! Буондельмонте с моей дороги надо убрать!" - думал самый богатый из собравшихся Скьятта дельи Уберти и самый дальний родственник Амидеи. Вслух же он молвил:
- Доводы мессера Гвидо прозвучали убедительно, и быть может, верно. Но верно и то, что наглец Буондельмонте этим гнусным поступком не ограничиться. Действительно, чего или кого ему бояться? В ссоре ранил Ода Арриги, вместо отмщения ему предложили одну из самых богатых невест города! Он же отверг ее, коварно и трусливо! Женился на другой! А ему дарят жизнь! Что же - пусть живет! А то война начнется! Но, ведь этот коварный наглец может еще что-нибудь натворить, если мы его не покараем. Он решит, что ему все можно, все дозволено, что если его не наказывают, значит, боятся, значит можно диктовать свою волю. И вот уже знатные семейства Флоренции идут к нему на поклон, он вмешивается в их дела, фактически правит над всеми нами! Да разве можно это допустить!
Опять все загалдели, разъярённо доказывая друг другу свою правоту. Зазвенели отодвигаемые кубки из венецианского стекла, загрохотали серебряные блюда со снедью. Ламбертуччо, хотя сам и возмущён до крайности, но дабы отвлечь и немного утихомирить гостей дал знак слугам и через несколько мгновений те внесли подносы с двумя молочными поросятами, фаршированными сазанами и миски со стерляжьей ухой. Опустевшие было бокалы, расписанные жидким золотом, разукрашенные филигранью вновь наполнились красным терпким вином. На какое-то время внимание собравшихся привлекли ароматные запахи и вкусная еда. Но, несмотря на обильную и сытную закуску хмель начал ударять в головы близких и дальних родственников несостоявшегося тестя. Среди общего шума вновь раздался зычный призыв Фифанти:
- Опозоривший наш род должен умереть! Избавим Флоренцию от этого наглого диктатора-щеголя!
- Сгоряча мы можем принять неверное, губительное решение. А это дело надо обстоятельно обдумать, - попытался вразумить разгорячённую родню Гвидо.
- Тот, кто слишком обстоятельно обдумывает дело, никогда его не завершит! - вспылил Моска деи Ламберти и в сердцах швырнул обглоданную ножку поросенка собаке под стол.
- Такого позора я ему никогда не прощу! Все равно убью, согласны вы или нет! - решительно отрезал Ламбертуччо перед тем, как опорожнил серебряную чашу с вином.
- Ламбертуччо, я тебе помогу избавиться от этого негодяя! - вкрадчиво предложил Уберти, пытаясь скрыть улыбку, предательски растягивающую его тонкие губы.
- Я присоединяюсь к вам, - пролепетал заплетающимся языком Моска.
- И я! - вызвался Фифанти.
- Я тоже! - раздался голос жующего Гангаланди.
- Все началось с меня, и я ему за это отомщу, - напомнил Одарриги.
- Я хочу предупредить, кто оставит в живых Буондельмонте, раненным или побитым, тот может заранее готовить себе могилу - он погибнет от моей руки, - уже жёстко предупредил Моска деи Ламберти.
Все поняли это как призыв к полной кровной мести и согласились, что изменник должен быть умерщвлен.
- Мить, мне страшно, - прошептала Наталья, наклонясь ко мне.
- Мы ничем не можем помочь ему. Но прерывать их рассказ, вернее показ, наверное, нельзя. Не вежливо. К тому же такой возможности перенестись в прошлое, скорей всего уже не будет. Так что потерпи, - ответил я так же шепотом.
- А каково Кириллу? Зачем мальчику такие страхи испытывать и ужасы смотреть? - прошептала она.
- Кирилл пусть набирается мужества и ума, а то вырастет хлюпиком.
По глазам других я понял, что они, как и Наталья, напуганы, уж больно флорентийцы были грозные. И была огромная разница, между тем, что мы слышали и видели и просмотром фильма, даже, если это стереофильм. В данном случае члены совета "находились" рядом с нами, "среди" нас. Мне тоже было как-то не по себе. Человек, я миролюбивый и не любитель сцен угроз и насилия. Но мы тогда не знали, что еще предстоит нам увидеть!
И вновь услышали мы голос духа Николло Макьявелли:
- Теперь Буондельмонте уже не скрывал свою женитьбу, наоборот все в городе знали о ней и недоумевали, как могли Амидеи стерпеть такое оскорбление.
Молодожёны были поглощены взаимной любовью. Даже слуги повеселели и с улыбкой наблюдали за своим господином и его женой. Да и как же иначе? Разве не станет радостнее от лицезрения счастливых лиц? Буондельмонте и Беатриче относились друг к другу столь нежно, столь трепетно, что, глядя на них невозможно было не растрогаться. Частенько они музицировали наедине или, когда их посещали друзья Буондельмонте, взгляды которых, по правде сказать, выдавали некоторую долю зависти к удачливому приятелю. Никто из них не отказался бы от такой писаной красавицы. Беатриче пела о любви, и голос её ласкал, порождая сладостные мечты. Гибкие пальчики изящных рук перебирали струны мандоры. Возникшие звуки, мелодично звеня, заставляли вибрировать невидимые струны души. Иногда жене аккомпонировал Буондельмонте на фидели, похожей на потолстевшую в талии гитару. Едва касаясь смычком струн, он извлекал из них плач и смех от счастья любви, которой был наполнен.
Снова перед нами величественная статуя Марса, озарённая лучами яркого солнца. А на грязной, замусоренной улице, ведущей к мосту, показался белый всадник. Сказочный, волшебный рыцарь появился на грешной земле. Кто же это? Приближается. О, Буондельмонте деи Буондельмонти! Как прекрасен он в своём белоснежном наряде. Едет важно и степенно. Какой невинный и счастливый взгляд! На чело чуть спустился лилейный венок. Белый бархатный берет прикрывает тёмно-русые волосы. На ветру развевается шелковый плащ молочного цвета. Под ним, плотно облегая и подчёркивая красоту тела, сверкает атласным блеском короткий меловой кафтан. Ноги в белокипенных узких суконных штанах и бархатных башмаках обнимают бока грациозного коня соловой масти. В этот светлый, солнечный день вид белого всадника чудесен.
Въехав на мост, конь Буондельмонте осторожно ступал мимо лавок торговцев. Он брезгливо отвернулся от прилавка мясника, где разложены куски мяса, свиные и бычьи головы и висят на крюках окорока и рёбра; гневно покосился на колбасника, окутанного ароматными тонкими и толстыми начинёнными кишками; настороженно прошёл мимо кожевенника, утопающего в штабелях выдубленной кожи; резко дёрнул ушами, заслышав звон молота у кузнеца. Всадник, опасаясь запачкать свой ослепительный наряд, брезгливо отодвигал кнутом толпившихся у лавок и загораживающих ему проход.
- Белое - с головы до ног - высшее рыцарское щегольство, которое я так любил, - с наслаждением в голосе тихо промолвил дух Буондельмонте. - Мы с Беатриче приезжали в ее отчий дом на пасху. Она хотела повидаться с матерью и сестрой. Оставив ее с ними, во второй пасхальный день, 11 апреля, я поехал к друзьям, веселый и беспечный, - уже с сожалением добавил он.
Спускаясь с моста, белый рыцарь хотел перейти на рысь, как вдруг из-за корзин и коробов со всякой снедью, появились: Ламбертуччо, Моска, Фифанти, Гангаланди, Одарриги и Уберти. Какие у них злые лица! Жуть! Оказывается, они ждали его, прячась между лавками торговцев, недалеко от статуи Марса. От неожиданности Буондельмонте натянул поводья, и конь резко остановился, встав на дыбы. Мстители, без ругани и пререкательств, окружили его. Уберти удалось ухватиться одной рукой за плащ, а другой за кафтан растерявшегося Буондельмонте. Опомнившись, тот отчаянно борется, пытаясь высвободиться из цепких рук. Пустить коня вскачь ему не удается, так как его удерживает Фифанти. Конь мечется, крутится в испуге - беднягу хлещет, бьет в бока хозяин, а за узду и поводья вцепился здоровенный детина, удерживая его на месте изо всех сил. Уберти, хоть и старше Буондельмонте, но физически крепок и силён. Его мускулистое тело почти не знает устали. И вот Буондельмонте теряет равновесие и его тут же стаскивает с седла Уберти, бросая на землю. К нему стремительно подбегают Ламбертуччо, Моска и Гангаланди и вонзают свои мечи. Озверев от злобы, они наносят удар за ударом. Тем временем Одарриги выбил меч из руки Буондельмонте и полоснул по венам кинжалом.
Произошло всё так неожиданно и быстро, что мы только ахнули, увидев столь жестокое убийство.
Удовлетворив свою жажду мести, грозная компания поспешила к лошадям, ожидавшим их за лавками, и стремительно умчалась прочь.
Мы сидели, оцепенев от ужаса, и таращили испуганные глаза друг на друга и на безжизненное тело. Оно лежало на притоптанной траве, под статуей Марса. Некогда роскошный белый костюм изрезан и покрыт, почти сплошь алыми пятнами. Земля и трава рядом с мертвым Буондельмонте пропитана кровью, стекающей из его истерзанного тела. А вокруг уже собирается толпа очевидцев и зевак, живо обсуждающая происшедшее.
Как тяжело видеть человека, умирающего на твоих глазах и при этом ты ему ничем не можешь помочь! Мы были подавлены. У женщин появились слезы. Мужчины в горьком раздумье. Я тогда опасался за юную, неокрепшую психику Кирилла. К счастью все обошлось.
Но изображение заколебалось, помутнело, затем прояснилось вновь. Издали мчится группа всадников к месту убийства. Впереди скачет женщина, ее волосы, словно полы золотистого плаща, трепещутся на ветру. Это Беатриче. Горе исказило её прекрасные черты. Она спрыгнула с коня и бросилась к мужу, почти без чувств распростерлась над ним, накрыв золотом волос его окровавленную грудь. Вдруг округу огласили ее душераздирающие крики. Беатриче, мокрая от слез, запачканная кровью поверженного супруга, словно в каком-то исступлении гладит, целует остывающие лицо и руки любимого. Стеная, приказала слугам положить Буондельмонте на носилки и нести в дом. Когда те, исполнив приказ, собирались отправиться, Беатриче жестом остановила их. Забравшись на носилки с помощью слуги, она уложила окровавленную голову мужа к себе на колени. Сделав знак слугам, чтобы они трогались Беатриче, с глазами полными слёз, которые беспрестанно сбегали невысыхающими ручейками, обратилась к людям, мимо которых их проносили.
- Достойные жители Флоренции, скажите, за что убили моего супруга?! За что лишили будущее дитя его отца?! Люди, посмотрите на его раны! За что он принял такое мучение?! Зачем меня лишили моего мужа?! Посмотрите, это коварные Амидеи убили его! Проклятые Амидеи и их родичи осквернили святую неделю! Совершили убийство во второй пасхальный день!
Всю дорогу кричала и рыдала молодая вдова, в отчаянье, разрывая на себе одежду. Убитая горем, со спутанными волосами с запекшейся кровью, с распухшим, красным от слез лицом юная вдова вызывала сочувствие и сострадание. Люди высказывали опасение за ее рассудок. Но среди толпы находились осуждающие покойного Буондельмонте и ее. Они выкрикивали:
- Отбила жениха, теперь потеряла мужа!
- По заслугам получил!
- Другую с горем оставила - и сама его получила!
- Не сдержал слово, поэтому и жизнь потерял!
- Опозорив, оскорбив других - сам долго не проживешь!
И уже тут между теми, кто поддерживал и осуждал поступки Буондельмонте и Амидеи завязывались споры, и даже ссоры.
Один, бедно одетый пожилой человек сказал, другому, стоявшему рядом:
- Богачи убивают других сами, а защищать себя от ответных ударов пошлют нас.
- Из-за их драгоценной чести, чтоб она была проклята, наши головы могут полететь, - ответил тот.
- Слышьте, в убийстве принимал участие Уберти, а они с Буондельмоти в одной партии были. Как же это так? Что же теперь будет? - удивлялся третий, подошедший к этим двум, видимо их знакомый.
- Что, что? Разве господ не знаешь? У них, чуть что: хватаются за меч - и голова с плеч. Может быть раздор и неразбериха. Эхе-хе-х, - удрученно ответил первый, смотря вслед удаляющимся носилкам.
Труп мессера деи Буондельмонти внесли в его дом. И тут же во всем доме раздались истошные женские крики. Беатриче и все женщины в доме, распустив волосы, рыдали, рвали на себе одежду и в исступлении царапали себе ногтями лицо и грудь.
Тело покойного стали готовить в последний путь. Его обмыли теплой водой, осыпали благовонными травами и ароматическими веществами.
В новом бархатном коричневом костюме лежал бездыханный Буондельмонте с белым, бескровным лицом, над которым склонилась плачущая и безутешная Беатриче.
- На следующий день моя милая вдова нашла в себе силы организовать мои похороны. Я был погребен в соборе Репараты с почестями, как гражданин рыцарского достоинства, - горечью и гордостью заключил дух Буондельмонте.
А дух Макьявелли продолжил:
- Демонстрация жестоко убитого, окровавленного Буондельмонте и его, горестной вдовы взбудоражили весь город. Беатриче поклялась отомстить за смерть мужа, и нашла немало сторонников. Мир между объединенными родами: Амидеи - Уберти и Буондельмонти - Донати уже наступить не мог. Слуги и зависимые люди, вынужденные исполнять волю своих господ, стали участниками кровной мести. Жители города, как бы разделились на два враждебных лагеря. Одни приняли сторону молодой вдовы, а другие - брошенной невесты. Одни мстили за Буондельмонти, другие - за Амидеи. Припоминались старые забытые обиды. Все чаще ссоры между ними заканчивались смертью одного или нескольких человек. Родственники убитых начинали мстить убийцам. Кровная месть, подобно эпидемии чумы, охватывала семью за семьей! К семейным, бытовым конфликтам примешивалась и политическая неприязнь. Из-за кровной мести род Буондельмонти, сделав роковой шаг, перешел в партию гвельфов - противников Уберти, отстаивающих власть церкви, власть Папы Римского над Италией. А, ведь раньше Буондельмонти и Уберти были лидерами партии гибеллинов, поддерживающей власть германского императора над Италией. И в делах партии и в делах города ранее они принимали участие вместе. Кровная месть и политическая вражда переросли в войну между этими родами. Владея мощными замками и дворцами, укрепленными башнями и вооруженными людьми, они вели войну многие годы. Иногда она затихала в перемириях, но затем разгоралась вновь, - поведал нам дух Макьявелли. - "... В раздорах этих Флоренция пребывала вплоть до времени Фридриха II (*), который, будучи королем Неаполитанским решил увеличить силы свои для борьбы с Папским государством и, чтобы укрепить свою власть в Тоскане, поддержал Уберти с их сторонниками, которые с его помощью изгнали род Буондельмонти из Флоренции (**). И наш город разделился на гвельфов и гибеллинов, как уже давно произошло со всей остальной Италией ...", - процитировал он напоследок строки из своей "Истории Флоренции", - завершив рассказ об одном из эпизодов бурной жизни и истории родного города.
Пораженные тем, как события были нам показаны, мы еще долго находились под впечатлением от увиденного и услышанного. Все прониклись сочувствием к мессеру Буондельмонте, хотя и в разной степени, несмотря на то, что он заварил такую кашу, которую расхлебывать пришлось другим людям не один десяток лет. Но, с другой стороны, если бы не властолюбивый Скьятта дельи Уберти, который для достижения своих целей, может быть, загубил не одну жизнь, возможно, все вышло бы совершенно иначе.
---------------------------------------------
* - 1212 - 1250 гг.,
** - в 1248 г.
Напоследок Кирилл, пришедший наконец-таки в себя от увиденного, задал нашим рассказчикам вопрос:
- Уважаемые, достопочтимые господа: деи Буондельмонти и Макьявелли, скажите, пожалуйста, каким образом мы понимали вашу и других речь, ведь вам, наверняка не знаком русский язык?
- Мы его не знаем. Но здесь другое. Существует единый универсальный язык - язык мысли! Но так как вы живые и обладаете органами слуха, то вам привычнее понимать нас именно так, - сказали духи.
- Если я вас правильно понял, то нам только кажется, что мы слышим ваши голоса, а на самом деле информация передаётся в мозг и там перерабатывается? - высказал я свои предположения.
- Примерно так, - уклончиво ответили они.
Мы горячо поблагодарили духов. И расстались с ними тепло и дружески. Да, именно так! Из незнакомых нам людей, живших в далекую и жестокую эпоху, они для нас стали друзьями.
Кузьмины нас пошли провожать до остановки. Вечер был на удивление тёплый, почти летний. Сочная трава росла не только по обе стороны от тротуара, но и настойчиво пробивалась сквозь трещины в асфальте. В небе появлялись крохотные звёзды. Их наступление на небосклон шло с востока, где он уже был синий, в то время как на западе ещё бирюзово-голубой. Но нам было не до вечерних красот природы. Мы обсуждали историю мессера деи Буондельмоти.