Я стакан. Обычный пустой стакан. Сейчас и грязный, к тому же...
Знаете, как меня используют? Не поверите — муку сегодня отмерили! Ну не хамство ли? А раньше я стоял на столе за каждой трапезой. И напарник постоянный был — подстаканник. Тогда в меня наливали крепкий и сладкий чай, добавляли лимон или мяту и я служил своему делу.
Думаете, выдержать кипяток легко? Да как бы не так! Вот ты знаешь, что твой дедушка обожал пить именно кипяток? Крепкой-крепкой заварки, девять кусков сахара и кипяток. Да, я к тебе обращаюсь! Эй, ты меня вообще слышишь? Ты хоть помнишь своих деда и бабой еще? Может и нет — померли-то давненько...
А я вот помню! И жизнь нашу помню в Нарьян-Маре. Бывало, соберутся они зимним вечерком: дед, баба, мать твоя, сестра ее младшая и братец старшой и давай после ужина чаи гонять и разговаривать. У кого что за день случилось, кого видели, с кем разговаривали, что по радио рассказывали, что на работе было, а на партсобрании.... Потом, чуть позже и телевизор появился — тут уж чаевали у голубого экрану, как говорится...
Бабуля твоя все варенье любила. Оно и неудивительно — где еще витаминчиков-то зимой взять? И абрикосовое, и малиновое, и вишневое. Но больше всего черная смородинка в почете была. Как поедет летом к сестре в Астрахань, так все у них там варенье и варит. И на себя, и на сестру. Что могли — забирали с собой, а остаток потом каждую неделю по почте пересылали. Да, да. По две литровых банки варенья каждую неделю сестра ей почтой передавала. Нормальные люди оттуда икру красную и рыбу дефицитную, а ей варенье подавай! А уж как эти банки они потом обратно отправляли...
И мы тогда были в почете! Шестнадцать штук на семью-то стояло! И восемь подстаканников. За все эти годы на мне ни сколышка. А ты — муку отмерять! Да где ж это видано-то?!
Как с Нарьян-Мара переезжали, ты не помнишь, конечно. Тогда деду твоему перед пенсией сказали выбирать квартиру в любом городе Союза. Да, в те времена такое еще позволялось. Столько лет на Севере — это тебе не шутки! Вот и выбрал он Бердянск. С одной стороны и море, с другой стороны и астраханские родственники не так далеко. Кто ж знал, что это потом две отдельные страны будут.
Квартира большая, шесть комнат. Одна общая, одна ему с женой, и по две дочерям с семьями. А сын его к тому времени... Ну ты и сама знаешь...
Переезд с Севера долгое, хлопотное дело. Трое наших тогда погибло — не выдержали. Вроде и газетами обмотали, и в мягкое завернули, а все равно. А потом, как дед твои с бабулей почили, так дети их и разменяли квартиру-то. Я вам достался. Только стоял не у дел все чаще.
Чаю с меня уже не пили. Одно время твой отец повадился водку хлестать, но недолго — сердце не выдержало.
Помнишь, как дочь твоя букетики тебе носила? И ты меня доставала тогда, наливала воды и ставила цветы? А я терпел, потому как радостно тебе было — я же все видел.
И как фасолинку она в марлечке для школьного задания по биологии во мне растила? Я хоть слово сказал? Нет! Наоборот, помогал ей как мог и радовался вместе с вами, когда росточек проклюнулся!
Но больше всего я счастлив был, когда ты меня на ночь с водой возле матери ставила. Я-то ее еще младенцем помню, а теперь вот она лежит уже немощная и лекарство из меня водой запивает. И губы эти всю жизнь на себе ощущал...
И вздох ее последний помню. Вы спали все тогда, а я ведь рядом стоял — караулил.
А потом слезы, люди, люди, беготня. Отнесли меня тогда на кухню и забыли...
Эй, куда ты меня?!
Завернула во что-то... в пакет положила, сама бы хоть слово сказала!!! Хамка! Но вроде едем куда-то.... и еда рядом, и люди гомонят.
О, вот и развернули. Кладбище? Да зачем же ты меня сюда принесла-то? Водка — фу! Вот что не люблю, так это водку! Вылейте с меня эту гадость!
Как это поставить на могилку? Меня и на могилку?! Не хочу — заберите! Эй, вы куда?! Не уходите! Не оставляйте меня тут! Я не хочу на кладбище! Заберите меня...