Заминировать дорогу возле Богодуховки, куда завтра должен выдвинуться отряд полиции, а затем ждать, когда фашисты прикатят к нам в руки, ну а уж там действовать по обстоятельствам.
Хорошо знакомая мне диверсионная лесная война.
Шагали по чащобе неспешно, и я с удовольствием отмечал, насколько бесшумно мы движемся. Ко мне понемногу возвращались былые навыки, опытных партизан мне нечему было учить, и даже Сашка старался не отставать, хотя давалось ему это не особенно легко.
- Чуть дальше будет овраг, - сказал Петрович, когда мы остановились на привал. - За ним березняк, и дальше уже дорога, самое удобное место для засады - чуть-чуть к востоку, но надо будет осмотреться.
- Осмотримся, - согласился я.
На дорогу мы вышли через час, до темноты успели замаскироваться и осмотреться. Постановку мин я оставил на утро - вряд ли алеманы двинуться в дорогу до рассвета, так что "гостинец" им приготовить мы успеем.
Костер разводить мы не могли, но ночь выдалась довольно теплая, не чета предыдущим.
- Первым сторожу я, потом заступишь ты, Петрович, - заявил я, и бойцы принялись устраиваться на ночлег.
Предыдущую ночь провели на ногах, днем отдыхали не очень много, и поэтому спать хотелось зверски, но я должен сразу показать, что ни в чем, в том числе и в выносливости не уступлю никому из своих парней, и что всегда готов взять самое тяжелое на себя.
Для маленьких подразделений вроде нашей группы авторитет командира значит очень много.
Ночь упала на лес подобно огромному черному ворону, бликами в его перьях показались немногочисленные звезды, светившие через прорехи в облаках. Я устроился под разлапистой сосной, автомат положил на колени, а под себя подложил свернутую плащ-палатку.
Не хватало еще на боевом посту отморозить себе задницу.
Несколько минут я посидел, прислушиваясь и принюхиваясь к окружающему миру, пытаясь ощутить пространство вокруг меня, чтобы потом уловить малейшие в нем изменения. Когда это удалось, я позволил себе отвлечься, и мысли мои предсказуемо поплыли к родному дому.
Интересно, что там творится, как там девчонки?
Хотя у них есть мать, а вот как родители, и особенно мама, наверно с ума сходят.
- Вот проклятье, - пробормотал я, раздумывая, нельзя ли как-то передать весточку в родные места.
Может быть, у колдунов из местного СС есть особая почтовая служба на такой случай? Платишь сколько-то там рейхсмарок, и твою бандероль доставляют куда угодно, хоть к хоббитам, хоть в Москву.
Нда, но даже если это так, то мне вряд ли позволят ей воспользоваться.
В кроне одного из деревьев что-то зашуршало, и я насторожился, взялся за автомат. Но это оказалась всего лишь ночная птица, с глухим угуканьем полетевшая на юг, в сторону Коломны.
Все-таки этот мир, несмотря на сходство, здорово отличается от нашего.
Другая география, даже некоторые животные иные, и наверняка нет тех, что обычны у нас... неудивительно, что история тут катится по маленько другой колее, ну и я зачем-то угодил в эту колею.
Петровича я разбудил около двух, когда взошла молодая луна.
- Уже? - спросил он, зевая во всю пасть.
- Уже, - ответил я. - В пять поднимешь меня обратно.
Эти три часа пролетели как один миг - упал, не снимая ботинок, и тут же тебя вновь трясут за плечо.
- Бхряплутых, - сказал я.
- Чего? - брови Петровича поднялись.
- Уже встаю, - я сел. - Давай, буди остальных, пока я отолью...
Пять минут на сборы, и мы покинули то место, где ночевали - на завтрак будет время потом.
- Петрович, вы с Сашкой в ту сторону, Слава и Ипат - в другую. Сигнал помните?
Мне вместе с Ильей, нашим сапером, предстоит останавливать мины, а другим - нас прикрывать, вдруг в этот ранний час какому идиоту вздумается проехаться по дороге на Богодуховку?
На дорогу мы вышли там, где она ныряла в ложбину, а обочины густо заросли кустарником. Подорвешь тут машину, и она намертво перегородит путь тем, кто двигается позади, да прятаться удобно.
Илья работал спокойно и уверенно, я был на подхвате, когда надо, а когда не надо, просто стоял рядом, поглядывал по сторонам и слушал, что происходит в окрестностях. Утренняя прохлада потихоньку уходила, день обещал быть теплым - чуть ли не первый в этом году.
- Вот и все, - сказал сапер, когда мы замаскировали мины. - Годится?
За все то время, что мы провели рядом, он произнес всего несколько фраз, и все по делу.
Иногда за хронической молчаливостью скрывается обыкновенная тупость, робость или неумение общаться, но порой встречаются люди, чувствующиеся себя комфортно именно в таком режиме.
Илья принадлежал именно к этой категории.
- Годится, - ответил. - Уходим.
В этот самый момент я краем глаза уловил движение на обочине - что-то шевельнулось в тени густого орешника, там, где ветки сплетались особенно густо. Глянув прямо, я сначала увидел высокого человека в облачении, похожем на монашескую рясу с капюшоном, а моргнув, не увидел уже ничего.
Сверху донеслось карканье, и я автоматически, не отдавая себя отчета в том, что делаю, перенесся в голову Снежка. Глазами ворона я различил стройную фигуру, стоявший там, где на мой взгляд не было никого, но фигура эта выглядела странно - окаймленный белым огнем сгусток темноты.
Но в следующий момент пропала и она.
- Что? - спросил Илья, и я обрушился в собственное тело, как толстяк на диван, так что на миг подогнулись ноги.
Признаваться, что у меня начались видения, я не собирался.
- Подавай сигнал, - велел я, а сам пошел туда, где стоял высокий "монах": вдруг он оставил следы?
Сапер поднес ко рту ладони, и прокуковал четыре раза, громко и очень натурально.
А я тщательно осмотрел участок земли рядом с орешником, но не нашел ничего. Показалось?.. Но как тогда отнестись к тому, что нечто странное одновременно со мной видел и Снежок?
Или у воронов тоже бывают видения?
Я встряхнул головой, отгоняя тревожные мысли - об этом я подумаю позже, сейчас есть более насущные дела. Надо устроить засаду, затаиться и ждать, когда в нее угодят собравшиеся в Богодуховку полицаи.
На то, чтобы собраться и разместиться, у нас ушло пятнадцать минут.
Трое с одной стороны дороги, трое с другой, гранаты и автоматы наготове, а сами спрятаны так, что и с двух метров неопытный взгляд не увидит ничего, кроме стволов и молодой листвы. Рядом со мной оказался Петрович, а чуть в стороне Илья с сундучком радиовзрывателя под рукой.
Глупо потратить мину на случайную машину.
Но для начала нашим глазам явился не автомобиль, а запряженная древней лошаденкой телега. Сидевший в ней дед проехал мимо, покуривая трубку и распевая что-то на мотив вроде "Яблочка".
Когда с запада донесся гул моторов, я насторожился, зашевелились и мои бойцы.
Меж стволов мелькнул силуэт тяжелого грузовика, качнулась усиленная бронелистами кабина, за ним показался второй, третий, всего четыре - вот это наши клиенты.
Точно вовремя: получите, распишитесь.
Я поднял автомат, оперся им на заранее заготовленную подставку, и приник к прицелу. Первый грузовик съехал в ложбину, взревел двигателем, готовясь начать подъем, и тут Илья нажал кнопку.
Грохот взрыва ударил по ушам, машину подбросило, на миг она скрылась в облаке дыма. Когда тот рассеялся, оказалось, что автомобиль лежит на боку, искореженный, точно шоколадный батончик, побывавший в руках малыша.
Второй грузовик не успел затормозить и со скрежетом въехал в зад собрату, судя по воплю, еще и придавил кого-то. Дважды хлопнула винтовка Славы, и задняя машина осела на один бок, склонилась к обочине и замерла.
С простреленными колесами далеко не уедешь!
Донеслись испуганные крики, из второго грузовика начали выскакивать люди в серой форме и характерных фуражках - полицаев на Восточные Территории, как я узнал, алеманы набирали в тех землях, где в нашем мире находилась Польша; хозяев они ненавидели, но еще больше ненавидели и презирали славов, и поэтому жестокостью не уступали СС.
Я мягко потянул за спусковой крючок.
Лес огласился треском автоматных очередей, а через мгновение к ним присоединились крики: фашистские прихвостни падали, самые сообразительные до того, как в них попали, пытались отползти, укрыться, но пули продолжали лететь, сыпались со всех сторон.
Оттуда, где укрывался Сашка, одна за другой прилетели две гранаты, и одна взорвалась очень удачно, под колесами третьей, до сих пор не пострадавшей машины. Выскочивший из нее офицер успел только рявкнуть что-то, после чего свалился с пробитым черепом.
Молодец Слава, знает, что от него требуется.
Понемногу началась ответная стрельба, пули засвистели над нашими головами - но стреляли полицаи наугад, к тому же руки от них тряслись от страха, наверняка казалось, что лес вокруг кишит партизанами.
Так что били они в белый свет, как в копеечку.
Я сменил обойму, но стрелять оказалось не в кого - те, кто покинул грузовики, хорошо попрятались, те, кто остался внутри, не спешили вылезать, и выкурить или выманить их было нечем.
Но и боевую задачу мы выполнили, настало время уходить.
Я сунул пальцы в рот и свистнул залихватски, так, чтобы меня услышали и на другой стороне дороги. Затем припал к земле, и принялся отползать в ту сторону, где находится заранее назначенная точка встречи.
Мы с Петровичем подобрались туда одновременно, Илья чуть запоздал.
- Молодцы, - сказал я им. - Отлично справились.
Мы отмахали сотню метров на юг, к отмеченной большим пнем поляне, и тут встретились с другой троицей. Никто не ранен, вид у всех довольный, у Сашки глаза вовсе выпученные от радости и гордости.
- Ну чего, всыпали мы им? - спросил Ипат, радист.
Я кивнул:
- Всыпали, как полагается, а теперь исчезаем, как и подобает неуловимым народным мстителем.
Шутку мою, судя по вытянувшимся физиономиям, никто не оценил, ну да ничего, сам посмеюсь - про себя, тихонько. Громкое карканье оповестило нас, что Снежок держится где-то поблизости, и мы зашагали на север, прочь от дороги на Богодуховку, не забывая петлять и путать следы.
Полдня на отдых, затем можно заглянуть к ближайшей кладовой, пополнить запасы и на новое дело.
Устроились в такой чащобе, куда даже медведи и то опасались забредать, а змеи если и заползали, то по большим праздникам. Тут уж я послал все к чертям и устроился спать, и продрых целых пять часов - настоящая роскошь для бойца диверсионного отряда.
Когда проснулся, неподалеку потрескивал бездымный костерок, и Петрович помешивал в закопченном котелке.
- Что это у тебя? - спросил я, садясь и растирая лицо.
- Супчик решили сварить. Горячего хочется, - сообщил следопыт. - Почти готов. Ипат на связь выходил, передал, что мы сделали, ему в ответ сообщили, что все в норме.
"Все в норме" означает, что продолжаем действовать по плану.
Супчик оказался наваристым и вкусным, выхлебали его в один момент, после чего опять превратились в беспокойных странников - около десяти километров до кладовой, затем еще два десятка до новой цели, и доберемся до нее глубокой ночью, если ничего не случится, конечно.
Не случилось, и мы точно вовремя увидели огни деревни Ивановка, около которой наш взвод позавчера попал в засаду.
- Тут должны быть алеманы, да и полиция, - сказал я. - Но они нас не интересуют.
- Тогда кто? - спросил Слава.
От его вчерашнего недоверия по отношению ко мне не осталось и следа, он смотрел на меня так, как и положено бойцу глядеть на авторитетного, заслуженного командира.
- Один тип по фамилии Семенюк. Надо показать, что предатели не выживают.
- Пойдем мы вдвоем, - продолжил я. - Я и Петрович. Вы будете прикрывать. Нашумите, если вдруг понадобится, но отбить нас не пытайтесь, вчетвером все одно не справитесь.
Если сведения верные, то здесь до сотни врагов.
Два обученных человека незамеченными проскользнут там, где шестеро, да еще и с грузом, непременно нашумят, а подстраховка со стороны нам не помешает, мало ли как пойдут дела.
Я избавился от всего, кроме пистолета и ножа, Петрович поступил так же.
- Ну, двинулись, - сказал я. - Ты, Слава, если чего, за командира.
- Удачи, - отозвался снайпер.
Поначалу мы двигались шагом, хоть и неспешным, и только добравшись до края зарослей, плюхнулись на животы. Двинулись напрямик через поле к крайнему с этой стороны дому, держась метрах в двадцати от обочины.
Часовой стоял там, где дорога выходила из населенного пункта, его каска поблескивала в свете уличного фонаря. Свету тот давал достаточно, чтобы мы могли видеть силуэт врага, но слишком мало, чтобы алеман сумел рассмотреть что-то уже в десяти метрах от себя.
Петрович полз впереди, я за ним, обтекая холмики, вжимаясь в ложбинки, огибая лужи - не столько противно намокнуть и испачкаться, это для солдата дело житейское, сколько опасно плеснуть, нашуметь.
Часовой вел себя нервно, вертел башкой, принимался ходить туда- сюда.
Один раз уставился вроде бы прямиком на нас, и даже начал поднимать автомат, но затем передумал, на свое счастье. А потом мы и вовсе оказались скрыты от него забором, и под его защитой вновь поднялись на ноги.
Дом, что нам нужен, третий с краю, и там должен быть лаз под оградой, если его не засыпали, конечно.
Имелась, конечно, вероятность, что предатель перебрался куда-нибудь в другое место, но в это слабо верилось. Вряд ли он мог догадываться, что ангелы мести в нашем лице явятся к нему так скоро, и наверняка чувствовал себя в безопасности под охраной алеманнских автоматов.
Мы перебежали от одного забора до другого.
Во втором доме, судя по всем признакам, веселились фашисты - слышались звуки игравшего вальс патефона, пьяные выкрики, потом донесся слитный ревущий хохот и отчаянный женский плач.
Я в бессильной ярости стиснул рукоятку пистолета - наверняка эти скоты издеваются над кем-то, и мы не можем ничего сделать, хотя и находится в нескольких шагах, а все потому, что у нас другая задача...
Но ничего, фашисты еще за все ответят.
Лаз оказался на месте, вот только сунувшийся в него Петрович неожиданно остановился.
- Что там? - тихо, одними губами спросил я.
- Колючка, - ответил он. - Верхом полезем.
Забор невысок, для тренированного человека он не препятствие, лишь бы не нашуметь.
Мы проверили несколько мест, и остановились на одном, где доски не скрипнули, даже если надавить плечом. Я присел, и в следующее мгновение оказался наверху, на секунду невероятно уязвимый, доступный всем глазам, но тут же скатился на другую сторону, прямо в заросли малины.
Заболели подживающие синяки, напомнила о себе рана на лбу, но это все ерунда, главное, что тихо.
Я разглядел обширный огород и задний двор, поленницу под навесом, большой сарай. Через мгновение рядом со мной оказался Петрович, спрыгнувший с забора на четвереньки, как большой и нескладный кот.
- Куда дальше? - спросил я.
Следопыт бывал в доме предателя, знает все входы и выходы.
- Сначала спереди глянем, - отозвался он, и бесшумно пополз сквозь кусты.
Окна были темны, но из них запросто могли наблюдать, поэтому мы двинулись вдоль забора, по дуге. Оказались рядом с поленницей, ноздри пощекотал запах сырого дерева, свежей стружки, затем я уловил "аромат" навоза.
Примыкающий к дому участок улицы был пустым и тихим: фонарь светит у того дома, где идет пьянка, часовой остался на околице, другой стоит много дальше, охраняя выстроенные в рядок машины. Оставалось надеяться, что внутри дома нас не ждет сюрприз в виде десятка настороженных полицаев.
Мы вернулись обратно за дом, к выходящей во двор двери.
Она, как и следовало ожидать, оказалась заперта, но всего лишь на засов, а справиться с ним - задача не из трудных. Для начала я приложил к щели ухо, чтобы убедиться, что внутри тихо, а потом осторожно просунул туда нож, и принялся неспешно орудовать им.
Сдвинул на миллиметр, потом обратно... сдвинул на миллиметр, потом обратно.
Пришлось прерваться, когда дежуривший у угла дома Петрович вскинул руку. Донесшиеся с улицы звуки сообщили нам, что мимо топает патруль - шаги, отрывистые фразы на немецком, смешок.
Алеманы прошли в одну сторону, затем в другую, а я продолжил свое занятие.
Вскоре засов целиком ушел из петли, и я приоткрыл дверь - для начала на несколько миллиметров, чтобы убедиться, насколько скрипят петли, и проверить, нет ли ловушек.
Обычного ведра на растяжке хватит, чтобы поднять переполох.
Но обошлось, и мы проникли внутрь, две очень тихие, опасные и сердитые тени. Выждали немного, убедились, что все в порядке, и Петрович повел меня по дому, прямо к спальне предателя.
Тот, к счастью, жил один, так что никто невинный не пострадает.
Совесть Семенюка не мучала - он спал без задних ног, да еще и похрапывал время от времени.
- Вот сука, - сказал Петрович. - Давай будить?
Убить этого гада можно хоть так, но подонок должен узнать, кто и за что лишил его жизни.
Я кивнул:
- Давай.
Я зажал Семенюку рот, Петрович уселся на ноги, и через мгновение он уже забился, пытаясь вырваться - тщетно, нас все же двое, а он хоть мужчина и крупный, но в основном за счет накопленного жира.
- Ну что, гнида? - я смотрел прямо в белые от страха глаза предателя. - Молись. Приговорен ты к смерти за то, что совершил, и мы этот приговор приведем в исполнение. Прямо сейчас.
Он задергался, попытался что-то сказать, даже укусил меня за пальцы.
Петрович нанес удар ножом, очень быстрый и аккуратный, кровь мертвого предателя хлынула на одеяло. Осталось сделать единственное дело - оставить памятку, чтобы никто не усомнился, кем и за что был убит этот тип.
Для этого у нас есть еще в лагере отпечатанная бумажка: один и тот же краткий текст на двух языках, а внизу герб - Георгий Победоносец разит копьем змея, похожего на поросшую зеленой плесень колбасу.
Чтобы уж никто не усомнился, что это рука Москвы... несуществующего города.
Обратный путь к своим оказался намного легче, поскольку двигались мы проторенным путем. Встретили нас одобрительными возгласами, меня похлопали по плечу, и мы зашагали прочь от Ивановки.
Очередной сеанс связи на рассвете, и до него надо убраться подальше.
Пусть фрицы, с утра обнаружив мертвого пособника, поищут следов да побегают вокруг деревни.
- Слушай, Артем, а кто ты такой? - спросил Слава, когда мы остановились передохнуть, и я разрешил покурить.
Я едва не выронил сигарету:
- В смысле?
- Ну, ты воюешь так, что сразу видно - делал это раньше, но Сибирское ханство давно ни с кем не враждовало. По всем повадкам и разговору ты слав, причем московский, но ты не знаешь окрестностей, и тебя никто не знает, - на каждое предложение у нашего снайпера приходился загнутый палец, а остальные бойцы вслушивались в наш разговор, хотя делали вид, что заняты чем-то своим. - И еще эта птица твоя, я никогда не слышал, чтобы взрослый ворон так себя вел, если только с детства его к человеку не приучать. Удивительно, да?
Вот и разбилась вдребезги сочиненная для меня легенда.
Правду знают только Княгиня, начштаба и командиры рот, а остальным лучше пребывать в неведении.
- Хм, ядрен батон, нуу... - протянул я. - Скажем так, я очень далеко от дома.
"Насколько далеко, вы даже представить себе не можете" - добавил про себя.
- Я доброволец, и хочу, чтобы враг убрался с московской земли, - вот тут я душой не покривил, то, что немцы, пусть даже здесь они называются немного иначе, хозяйничают в центральной России, корежило мне душу. - Большего сказать не могу.
- Видно ты потомок тех, кто эмигрировал, - подал голос Саша, - сто лет назад. Колонии наших много где есть, я слышал, и воюют в той же Южной Америке постоянно...
Это объяснение он придумал для себя сам, и остальных, более опытных и вдумчивых, оно устроить не могло. Но Слава промолчал, и никто больше не задал мне ни единого вопроса - бойцы поняли, что сегодня они большего от меня не узнают.
На рассвете Ипат пустил в действие рацию, мы обменялись кодовыми сообщениями со штабом отряда. Нам сообщили, что алеманы со всех сторон начали активные действия, и что сегодня главная задача - сохранить силы, людей и не попасть врагу в лапы.
Ну что же, отлично, отдыхать так отдыхать.
Мы забрались поглубже в лес и устроились на дневку.
Насколько это глухая чаща, я понял, когда на нас неожиданно выбрался медведь. Замаскировались мы отлично, и зверь заметил нас, когда расстояние сократилось метров до пяти.
От неожиданности он встал на задние лапы, а передние выставил перед собой, как боксер.
- Не стрелять! - приказал я - лишний шум нам сейчас совершенно ни к чему.
Осталось либо ждать, пока медведь уйдет сам, либо пустить в ход мои новые способности... я никогда не испытывал их на животном крупнее собаки, и не был уверен, что справлюсь со столь крупным зверем.
Холодок в затылке, похрустывание внутри черепа, и я смотрю на себя со стороны. Отмечаю, что подбородок мой покрыт рыжеватой щетиной - в этом мире я еще ни разу не брился!
- Ррррыыы, - вырывается из медвежьей пасти, когда я пытаюсь передать медведю свое желание.
Он голоден, и не понимает, почему не может напасть на этих людей, что ему мешает. Зверь борется, я давлю, и одновременно вижу, как мое человеческое лицо бледнеет, глаза стекленеют.
Да уж, это вам не крысу уболтать...
Но царь природы есть царь природы, и медведь, еще взрыкнув напоследок, опускается на четвереньки и трусит прочь. Ну а я возвращаюсь в собственное тело, и очень вовремя, успеваю выставить руки, и падаю на них, а не мордой в грязь, что было бы очень неприятно.
- Ты чего? А? - донесшийся сверху голос принадлежит Петровичу.
Я мотаю головой, будучи не в силах ответить - устал так, словно таскал этого медведя на руках по всему лесу, да еще и пел ему колыбельные песни.
- Нормально, - удается мне наконец-то выдавить из себя. - В порядке я.
Но мне не верят, помогают подняться, укладывают на расстеленную плащ-палатку. Ипат, покряхтев вытаскивает из вещмешка фляжку, и в ней оказывается даже не самогон, а чистый спирт!
После пары глотков я очухиваюсь, только говорить пока не могу, мешает обожженная глотка.
- Командир, а ты с этим медведем разговаривал? - спросил меня Сашка. - Я видел.
Все-то он видел, и даже беседу нашу подслушал наверное.
- Конечно, а как же? - ответил я, немножко продышавшись и закусив сухарем. - Передал привет от знакомых топтыгиных из наших южноамериканских лесов, он и решил, что жрать нас нельзя, кореша все же.
Сашка нахмурился, пытаясь сообразить, издеваются над ним или как, а я поймал косой взгляд Славы - да, в этом мире много всего чудного, но чуваки, умеющие базарить с медведями, в набор обыденных чудес не входят.
В отличие от тех же ходячих мертвецов, например.
Обещанные штабом алеманы проявили себя во второй половине дня - Петрович насторожил уши и заявил, что к нам движется несколько человек. Мы успели хорошенько укрыться, и тут выяснилось, что слух следопыта не подвел - меж стволов показались несколько человек в маскировочных пятнистых накидках.
Они прошли чуть в стороне от места нашей стоянки, но даже наткнись на нее, отыскали бы только медвежьи следы.
- Это только разведка, - сказал Слава, когда фашисты исчезли из виду.
- Тогда перебазируемся, - решил я, мы быстренько взяли ноги в руки и были таковы.
Через час неспешного хода Петрович снова начал беспокоиться, а вскоре и я уловил тот стук, с каким топор врезается в ствол дерева.
- Так, останавливаемся, - распорядился я. - А ты на разведку.
Вернулся следопыт быстро, но зато приволок целый мешок плохих новостей - впереди алеманы, причем устраивают лагерь прямо посреди леса, чего раньше себе никогда не позволяли.
- Серьезно за дело взялись, - покачал головой Слава. - Может, пощиплем их?
- Сегодня не стоит, - ответил я, и мы сменили курс, уклонились немного к востоку.
Вскоре стало понятно, что делали мы это зря - уперлись в дорогу, по которой чуть ли не сплошным потоком шли машины и бронетехника, и это по обычному проселку, где один автомобиль в день уже за праздник.
Обочины прочесывали усиленные патрули, и стреляли они на каждый шорох.
- Отходим, - приказал я, когда пущенная наугад очередь прошла над нашими головами.
Мы отползли, но не успели подняться на ноги, как Петрович предостерегающе вскинул руку. Проклятье, там, где мы проходили всего пятнадцать минут назад, тоже объявились фашисты, и топали они прямо на нас.
- Давай туда, - сказал следопыт, указывая в ту сторону, где заросли были погуще. - Там овраг должен быть.
Овраг там действительно нашелся, даже скорее ложбинка, и когда мы набились в нее, там стало тесно. Просидеть в этом ненадежном укрытии пришлось до самого вечера, причем даже не просидеть, а пролежать, не высовывая носа и не поднимая головы - алеманов вокруг топталось столько, будто мы попали в центр Берлина.
Ревели моторы, слышались команды и хруст сухих веток под ногами.
Дважды патрули проходили так близко, что я думал - все, придется стрелять, а затем пытаться как-то вырваться ну или в самом худшем случае продать свою жизнь подороже. Но в первый раз немцев отвлек Снежок, ухитрившийся нагадить одному из фрицев на каску, во второй нам тупо повезло, поскольку фашист остановился помочиться едва не на ногу Илье.
Ничего, обошлось.
Когда начало смеркаться, я с облегчением вздохнул.
- Потише становится, - рискнул заметить Сашка, за что получил от Петровича подзатыльник.
Следопыт лучше нас слышал, что происходит вокруг, и знал, где враг.
Сам он подал голос, только когда далеко вверху между деревьев блеснула первая звездочка.
- Вот теперь можно попробовать, - заявил Петрович. - Дорога вроде опустела. Двинулись?
- Давай, - не стал спорить я, и первым выбрался из опостылевшей ложбины.
Видно было метров за тридцать, зато в вечерней тишине звуки разносились далеко-далеко. Казалось, что мы топаем, как орава подкованных слонов, хотя двигались ничуть не более шумно, чем обычно.
Патрули больше не ходили, зато ветер тянул откуда-то запах дыма.
- Стоим, - прошипел Петрович, когда нашим глазам предстала дорога, а через мгновение я и сам рассмотрел спрятанную в зарослях на противоположной обочине машину.
Темный, угловатый, угрожающий силуэт, поменьше танка, но и не грузовик.
- Вер да? - донеслось из мрака.
***
Майор Крам таращился на Генриха с еще большим страхом, чем в прошлый раз. Причину этого понять было очень просто - на этот раз вайсфюрер специальной исследовательской группы "Торен" привел в здание коломенской комендатуры даже не "гальванизированных" бойцов.
Два существа, стоявших за спиной Якуна, были известны под кличкой "Гончие". Слышали о них все, но мало кто видел их в действии, особенно здесь, на Восточных Территориях.
- Надеюсь, вы никого больше не держали в той камере? - спросил Генрих.
- Никак нет! - выпалил майор.
- Очень хорошо, тогда проводите нас туда.
- Так точно! - комендант едва не подпрыгнул, затем развернулся и деревянной походкой зашагал по коридору.
Якун двинулся следом, и оглянулся, не уловив никаких звуков - нет, вот они, Гончие, держат ту же дистанцию, просто перемещаются эти существа, совершенно не производя шума.
О том, что Гончих предоставят в его распоряжение, вайсфюрер узнал вчера утром, когда ему позвонил сам директор Виньярски. Через сутки Генрих встретил на вокзале охраняемый особенным образом вагон, после чего стал обладателем уникального для Рейха, да и для всего мира оружия.
Изготовление Гончих обходилось безумно дорого, а сложный и долгий процесс заканчивался неудачей в четырех попытках из пяти, так что Алемания располагала всего десятью парами таких существ.
Оставалось утешать себя лишь тем, что больше никто не сумел создать ничего подобного.
Они спустились в подвал, и трясущийся тюремщик, одноглазый и сутулый, суетливо отпер камеру. Якун брезгливо поморщился от хлынувшей в коридор вони, и отступил к грязной стенке, стараясь к ней не прикоснуться.
- Тот, кого вам надлежит поймать, находился здесь какое-то время, - сказал он, глядя в синие-синие, без белка и зрачков, глаза правой Гончей, точно такие же, как у левой.
Разницы, к кому обращаться, нет, эти двое все равно что одно существо.
- Вы должны зафиксировать их, прежде чем отправляться на охоту, - продолжил Якун.
Правая Гончая кивнула, то же движение повторила левая.
Внутри их голов находились человеческие мозги, но сильно усовершенствованные и неизбежно изуродованные, и поэтому думали эти существа вовсе не так, как люди, и логика у них была своя.
С общепринятой она совпадала не всегда.
- Мы сделаем это, - сказала левая Гончая, и голос у нее оказался писклявым, почти детским.
Вот единственное отличие, ведь правая говорит глубоким басом.
Гончие переглянулись, между ними состоялось нечто вроде безмолвного диалога, и они двинулись вперед, более одинаковые, чем любые близнецы, и безупречно угрожающие в каждом движении.
Генрих прекрасно знал, что контролирует этих существ полностью, что они выполнят любой его приказ, пока рядом нет офицера СС более высокого ранга, но все же он тоже чувствовал страх. Боялось его тело, научившееся чуять опасных хищников еще с тех пор, когда предки человека сидели на деревьях, а внизу рыскали львы, тигры, а может и динозавры.
Со своего места он мог видеть, что происходит в камере.
Гончие обследовали помещение, одна ползала по полу, другая обнюхивала топчан. Носы у них работали как у настоящих собак, руки двигались, словно ощупывали нечто невидимое.
- Как... как они функционируют? - спросил майор Крам, подобравшийся к Якуну бочком.
- Если бы я даже имел право сообщить вам это, то не стал бы этого делать, - холодно ответил вайсфюрер, и любопытство коменданта увяло, точно лишенное воды растение.
Еще один диалог без слов, и уже обе Гончие опустились на четвереньки, уткнулись носами в пол. В один мин Генрих готов был поклясться, что на бесстрастных лицах появилось даже удивление, а его смутная тень, но оно сгинуло так быстро, что вполне могло и показаться.
- Высокий, плотный, волосы светлые, глаза светлые, - сказала писклявая Гончая, поднимаясь на ноги.
- Верно, - ответил Якун.
Он беглеца не описывал, изображений его не показывал, их просто не было.
- Пахнет странно, очень чужеродно, - добавила басовитая, подползая к стене. - Частично вот так...
Рука ее дернулась, по локоть вонзилась в стену - Генрих не сразу сообразил, что она просто ушла в дыру между плинтусами - а когда вернулась, то в обманчиво хрупкой ладони оказалась зажата пищащая крыса, большая и серая, с отвратительным голым хвостом.
- В смысле? - Якун нахмурился, ударил себя стеком по голенищу.
Что беглец пахнет чужеродно, это понятно, не зря его приволокли из другого мира, но при чем тут крыса?
- Нет ответа, - одновременно произнесли обе Гончие, а басовитая откусила крысе голову и принялась жевать.
Желудок майора Крама, судя по звукам, попытался выбросить содержимое, но комендант проявил достойную алеманнского офицера выдержку и справился с собой, хоть и посерел лицом.
- Мы готовы, - сказала писклявая, когда ее напарник выкинул безголовый труп и встал с коленей.
- Тогда отправляйтесь, - Генрих и не пытался скрыть облегчение.
Находиться рядом с этими существами было жутко... как только справляются ученые и офицеры, что проектируют, изготавливают Гончих, а потом поддерживают их в рабочем состоянии?
- Нам нужно знать, куда доставить объект, - вступила басовитая.
Якуну очень хотелось вернуться в Новый Берлин, и он мог назвать Черный Дом, но его останавливала мысль о том, что в этом случае Гончие потащат нужного "Торену" человека через половину гау, а затем и через город, и увидит это не одна сотня, а то и тысяча человек...
- Приведите его сюда, в комендатуру, - сказал Генрих. - Живым.
Придется несколько дней пожить в Коломне, воспользоваться гостеприимством майора Крама. Кахтель должен справиться со всеми текущими делами, если не вылезет ничего срочного и сверхсложного.
Но пока не вылезло, думать об этом смысла нет.
Гончие переглянулись и, одновременно кивнув, направились к выходу из камеры.
- Ну что же, теперь нам остается только ждать, - Якун повернулся к коменданту. - Надеюсь, у вас найдется для меня жилье?