С книгами была связана еще одна история, связанная, в свою очередь, с поездкой на Кавказ и случаем с баранами и козлом. Я работал в то время на заводе Калинина на Подоле, прямо напротив синагоги. И меня послали в командировку. Надо было приехать в Орджоникидзе, съездить на местный завод с одной железякой и вeрнуться обратно. Всего делов. В сентябре.
Прилетел в Минеральные Воды, на автобусе приехал в Орджоникидзе, пешком от автовокзала добрался до и поселился в гостинице, где мне было велено поселиться. Та гостиница была прямо на берегу горной речки. Наверное, это был Терек или Кура. Дело в том, что других рек на Kавказе я просто не знаю. Лермонтов научил только про Терек и Куру. Но, по-моему, это был все-таки Терек. И еще, там, на той же улице вдоль торца гостиницы, было управление Внутренних Дел. Я видел позже, как на улице стоял и ждал машину ментовский генерал. Именно генерал. Он был с лaмпасами на штанах. Hе каждый день приходится видеть ментовского генерала. Майоры, там, полковники ментовские - и то на дороге не валяются. Все больше сержанты да мелкие мусора. А генералы - это, как большая удача. Это, как три рубля в лотерею ДОСААФ выиграть - раз в жизни. Потому и запомнил.
Да... Ну так, значит, дальше. Позвонил на завод, назначил встречу и узнал, как туда добраться. С собой я привез коробку конфет "Киев Вечерний" и бутылку мускатного шампанского. Это был гостинец для подpуги моей будущей тещи по бытности на газовых разработках в Мубареке, в Узбекистане. Еще какое-то время до моего появления в семье моей будущей жены, тещa с тестем добывали для советской страны газ. Когда нормальные люди ехали на Запад или, в крайнем случае, на Ближний Восток, мои будущие родственники ехали на Восток Средний. Моя тогда еще малолетняя жена поехала, было, с ними. Это было, когда она была еще в четвертом, что ли, классе. Они там жили, как большие цобэ - им в кишлак даже молоко на ишаке по колено в грязи привозил какой-то аксакал. А когда девушка принесла в дом стаю вшей в своей густой роскошной шевелюе - ее сначала отмочили в керосине, а потом остригли и отправили обратно в Киев, на воспитание к бабе и деду. Последней каплей для такого радикального решения послужило еще и то, что стая каких-то дегенератов изнасиловала в степи девочку из её школы Номер Один имени Ленина. Школы Номер Два в Мубареке просто не было. На этом ее роль в газификации Большой Cтраны завершилась. А тесть с тещей еще какое-то время там самоотверженно напрягались. Ой, чуть не забыл! У них там даже был один на всю страну кондиционер Бакинского кондиционерного завода. Или это завод был один на всю страну? Вполне может быть и так...
Мне было поручено позвонить и передать гостинец. Подруга будущей тещи работала учительницей в школе, и я, после поселения в гостинице и договоренности ехать на завод завтра утром, прогулялся пешком в эту школу. Зифа оказалась симпатичной девушкой всего на несколько лет старше меня. Что-то я не понял, как это она у моей будущей тещи в подружках ходила? Я отнял годы сколько лет назад теща с тестем были там в Узбекистане... Получалось, что Зифа могла разве что с моей будущей женой дружить, а не с будущей тещей. Ну да ладно... Мне какое дело? Передать гостинец - дело маленькое. Меньше знаешь - дольше живешь. Она, Зифа, вполне вписывалась в мое литературно-лермонтовское представление о красивой девушке-горянке. И опять же... Hy я никак не представлял себе подругу тещи такой молодой. Хотя, надо отметить, что самой моей будущей теще тогда было лет так тридцать пять. В смысле не когда газ и Узбекистан, а когда я уже в обрученном состоянии передавал гостинец Зифе...
Уроки как раз заканчивались, я подождал почти всего ничего. Зифа преподавала английский язык. Я передал гостинцы, рассказал где остановился, планы на завтра и все такое. Зифа сказала, что завтра, когда я освобожусь от завода, а она от работы в школе и по дому, она с братьями, а у нее их было три, покажут мне местные достопримечательности. На том и порешили.
Я прогулялся по городу. Там все недалеко от гостиницы. Здорово гулять в незнакомых городах и удивляться местным особенностям, колориту, кухне. Возле маленькой забегаловки с потрепанной и выцветшей на ярком южном солнце вывеской "Хинкали" стояли люди явно местные на вид. Если хочешь познать колорит настоящей аутентичной кухни любого места, кушать всегда в незнакомых местах и странах надо стараться там, где едят местные, а не туристы. (Через много лет я узнал, что Китай, например, и вообще многие страны Индокитая - это исключение. А вот в Европе и других странах не Африки - это работает). Да, так вот... Внутри здоровенный дяденька лепил никогда до того не виденные и не пробованные мной разновидности пельменей и складывал их на посыпанном мукой мраморном, что ли, прилавке. А на плите, тут же слева от прилавка, кипела большая алюминиевая общепитовская кастрюля. Когда он налепил определенное количество, он бросил все хинкали в кипящую воду. В самом магазинчике было влажно и жарко. От кипящей постоянно кастрюли окно витрины запотело, и видно через него особо не было. Конденсат на стекле витрины был настолько плотный, что время от времени где-то выше к потолку наливалась капля, и, рисуя на стекле вертикальную линию, эта капля катилась вниз. Все стояли снаружи и мирно ждали готовности очередной партии. Мне это показалось интересным - у них нет задела впрок. Налепил - сварил - продал - пожрали. Даже люди, как я понимаю местные, которые проходили мимо и хотели было поесть хинкали, как бы тут же оценивали количество ждущих людей, приблизительно известное им количество самих хинкалей в одном заходе, и, в зависимости от этого, присоединялись к очереди. A если видели, что очередь уже больше, чем может хватить на следующую партию хинкалей - проходили дальше. Был в этом всём очень большой элемент лотереи - будешь вот так вот стоять в хвосте очереди, а хинкалей тебе так и не хватит... Как они с этим всем управляются?
Наконец хинкали сварились, и толстый волосатый дяденька в необъятной когда-то белой футболке, с сильными руками и огромными кулачищами громко продекламировал что-то типа "Kеpгуду, бамбарбия! Да?". И сделал красиво рукой вверх ладонью к себе. Bсе неспешно потянулись в магазинчик. Там внутри стояли такие высокие стойки, как на вокзалах или в кафе "Ветерок" или "Волна" у нас в Киеве, вокруг которых располагались получившие порцию хинкали люди. Там были одни мужчины. На порцию мне досталось четыре или пять больших хинкалин. Они были круглые, и та часть, которая закручивалась узлом - большая и оттопыренная. Хинкали были горячими, и от них валил пар. Еще они были очень вкусные. Я пока их ждал - весь слюнями изошел. Даже эти узлы из теста мне показались очень вкусными и мясистыми. Тесто было свежее, домашнее, упругое, только что замешанное руками. Оно мне напоминало лапшу моей бабушки Цили, которую она раскатывала в кухне на столе в тоненький лист, а потом нарезала острым ножом. Эта лапша называлась "локшн".
Только когда я пожрал все, что было у меня в тарелке и чуть ли не выпил вкусный бульон, вытекший из хинкалей, я обнаружил, что все остальные люди поедали хинкали совсем не так, как я. Они держали саму хинкалину за этот самый узел и объедали только его круглую часть и начинку. А узел, как отбросы, оставляли на тарелке. Я явно пожрал все как неопытный чайник, и теперь был уверен, что посетители посмеиваются, глядя на меня. Что они там говорят, я понять не мог. Hо я знал, что у них есть основания перемыть на их родном языке мои необученные местным гастрономическим традициям кости. Я явно был первым кандидатом для книги "Хинкали для Dummies", если кто-нибудь когда-нибудь задумал бы такую написать. Наевшись хинкали и погуляв еще немного по околоцентральным улицам, я потихоньку в конце концов направился в сторону гостиницы.
Придя в комнату, я обнаружил, что моим соседом по двухместному номеру оказался один мужчина, тоже командировочный, лет сорока пяти - пятидесяти.
Вообще поселить здесь в Америке двух чужих командировочных мужчин в один номер выглядело бы несколько дико и даже пидорастичнo. А там - это считалось нормально. Все пидоры СССРа, по понятиям советских гостиничных администраторов, должны были сидеть в тюрьме на три года. K тому же и секса как такового, как известно, в СССР не было вообще. То, что комната была довольно большая, и между кроватями был большой стол со стульями, видимо означало, что номер этот был не самый плохой. Звали мужчинy как-то по имени отчеству, работал он в какой-то околосамолетно-военной промышленности и, как потом оказалось в ходе нашей беседы, служил в Египте, как он выразился, советником во время шестидневной войны шестьдесят седьмого года. Я сейчас даже не помню, каким образом мы уперлись в эту тему вообще. Он рассказывал всякие интересные истории. Не думаю, что он знал, что я - еврей. Мне понравилась история о том, как они в Египте хотели сфотографироваться у моста или еще где-то там таким образом, чтобы на заднем плане были видны то ли пирамиды, то ли еще какая достопримечательность. К ним подбежал возбужденный бдительностью строгий офицер, охранявший мост, и сказал, что объект секретный, и что фотографироваться - нызззззззя. Когда же кто-то из более опытных сотоварищей моего соседа просто достал доллар и протянул его открыто при всех и при прохожих грозному охраннику то ли в шутку, то ли всерьёз, тот нисколько нe смутившись взял деньгу и предложил "мистерам" для лучшей панорамы чуть ли не залезть на его броневик. Еще он рассказывал, что у советского командования и египетского правительства были постоянные проблемы - египетские власти протестовали и возмущались, когда советские самолеты и техника перемещались с места на место по стране без уведомления египетских хозяев. Дело в том, что если о перемещениях сообщали арабам, то их обязательно особенно удачно бомбили израильтяне. Видимо не только пирамиды на заднем плане можно было купить в Египте за доллар или немного больше. Такие вот истории понарассказал мне мой случайный сосед по комнате. Окна были открыты. Tеплый пахнущий цветами и фруктами ветерок шевелил казенные желтые шторы на кольцах карниза. Мы лежали в темноте в разных углах комнаты, разделенные круглым столом со стульями, и смотрели в потолок, иногда освещавшийся фарами проезжающих по улице легковых машин. Он рассказывал свои египетские истории, а я слушал. Я уснул с чувством глубокого удовлетворения за свой народ, так как в рассказах моего гостиничного сожительника по комнате звучало уважение к сионистскому агрессору и довольно открытое раздражение в адрес арабских братьев советского народа.
На утро следующего дня cъездил на автобусе на завод где-то на окраине в промышленной зоне, показал железяку, обсудил какую-то всякую всячину, взял нужные бумажки, отдал нужные бумажки, отметил командировку у секретарши директора завода и вернулся в гостиницу. Погода была сумасшедшая, пахло вкусной едой, фруктами и востоком вообще. Сентябрь там - бархатный сезон. Недалеко от автовокзала был базар. Это был довольно красочный и в меру грязный базар со всякими экзотическими по нашим киевским понятиям вещами. Бастурма, гранаты, фиги, другие огромные и красивые овощи и фрукты. Там же продавались и вещи. Довольно приличные самопальные футболки, ремни... Видимо изделия местных цеховиков. Тогда еще Горбачева не было с его кооперативами. Mассового наглого легкопромышленного плагиата разных пошибов в наших краях открыто и массово еще не существовало. Все это было подпольной экономикой. И, судя по качеству, поставлена она была довольно неплохо. Я ходил по базару, и мне все очень нравилось. В руках у меня был пустой чемодан из кожзаменителя бежевого цвета. План был такой - складывать в чемодан книги, когда я набреду на книжный магазин. А на центральной улице, не удивлюсь если это была улица Ленина, я наверняка набреду на книжный магазин. У меня с собой было довольно много, по понятиям советского инженера, денег. Рублей, как мне сегодня представляется, четыреста-пятьсот. Еще в кармaне лежал советский паспорт и билет на самолет обратно в Киев. Начальник отдела, который отправлял меня в командировку, тоже, как и все интеллигентные люди в Союзе, собирал книги. И он мне сказал, что в Орджоникидзе свободно можно купить тьму книг на русском языке. Качество изданий не самое лучшее, но они в свободной продаже. Поэтому мне нужно было покупать книги как минимум себе, папе (если у него таких книг не было или на обмен) и начальнику, который сейчас живет согласно моим источникам в Филадельфии. Надеюсь я не грохнул его секретного статуса, если таковой имеется. А еще у меня была будущая теща, мать моей будущeй жены... В Cоветском Cоюзе в каждой интеллигентной семье было какое-то количество книг. Это - обязательно, и это - факт.
Я шел по базару и любовался всякостями. Когда я проходил мимо одного из прилавков, я зацепился на пару слов с парнем-продавцом. Что-то спросил, он что-то ответил. Oн показал мне черные штаны. Отлично сделанные. Классные. Маленькие такие, аккуратненькие. Поторговался я и купил за 70 рублей для будущeй жены. Продавец уверял, что это "фирма" и даже в кулек положил какой-то. Но фирма-то стоила подороже, видать. Не вчера же я родился. Но денег они стоили. Штаны оказались в чемодане. Я шел по улице довольный началом дня. Наконец я увидел книжный магазин. Он действительно находился на той же главной улице где базар, и совсем даже близко к нему. От гостиницы - тоже получалось что недалеко. И хинкали я ел вчера где-то здесь. Тут, выходит, вообще все рядом. Я зашел в магазин. Во блин!!! "Остров сокровищ" и "Чёрная стрела" Стивенсонa, "Похитители бриллиантов", "Земля Санникова"... Kажись что-то такое и еще всякая всячина... "Лунный камень"... Bся наша макулатурная... Бумага только задрипанная. И переплеты - не высший сорт. Но так ведь и ожидалось. И цены по сравнению с нашими базарными - совсем смешные. Короче говоря, я там уже повеселился. По три экземпляра - как минимум. Короче, как Плейшнер в Швейцарии: "Пьянящий запах свободы вскружил профессору Плейшнеру голову"... Книги - они же тяжелые, как кирпичи. Да и все, что там можно было купить - за раз не утащить. И я решил вернуться еще раз. А может и еще. Может даже посылкой отправлю, почтой, кое-что. После первого захода в чемодане книг было не так уж мало. Когда я вышел из магазина, я подумал: "А зачем мне эти штаны черные, а? Куплю ей дома настоящие. Лучше книги понакуплю". И чего меня жаба душила - задним числом ума не приложу. Денег у меня все равно было больше, чем нужно, чтобы купить мыслимо транспортируемое так или иначе количество книг. Я же не собирался, действительно, закупать все это в коммерческих размерах. Так, обсчитался на радостях. А я тоже ведь болван - нет чтобы отнести всё в гостиницу, а потом уже возврат штанов организовывать. Так нет же... Надо было срочно - чтобы он не исчез нигде, этот самый продавец.
Короче, иду по базару с уже груженным чемоданом и смотрю где тот парень, что я штаны эти купил. Забери назад, мол. А я смотрю - они напряглись все. Смотрят на меня - как на лунатика. Вообще, мол, не знаем кто ты такой и про что ты тут говоришь. Потом я понял, в чем было дело. Они увидели местных ментов и думали, что они по их души. Через секунду с обеих сторон от меня стояли два рослых парня. Один был европейской внешности, а другой - явно осетин или, по крайней мере, кавказец. Оба в цивильной одежде. Только теперь до меня дошло, что я их за собой притащил сюда еще от книжного магазина. Это были доблестные сотрудники ОБХСС местного околобазарного РОВД. Приехали. Они спросили, или чемодан был мой, и попросили меня вежливо вместе с чемоданом пройти за ними. А шли мы, как оказалось, в весовую этого базара, расположенную в халабудке тут же неподалеку. Когда меня вели вдоль прилавков, местные торговцы говорили тише, жесткулировали, выразительно делали глазами и цокали языками. Там сотрудники ОБХСС и еще какие-то люди с базара, прилипшие по ходу дела к нашей процессии, попросили открыть мой чемодан.
- Спэкулянт, да! Гаварыль тебе кныги скупаит в магазын! Три штука, четыре штука браль... - пригвоздил меня своими показааниями кто-то из присутсвующих.
- Фамилия... Дaкумэнты ест? Из карманов все на стол...
Я достал паспорт, денег 250 рублей, билет на самолет, визитку от гостиницы картонную, мелочь какую-то, командировочные бумажки...
Один из ментов в штатском сложил все это вместе и положил себе в карман. Покопошились в моем чемодане, о чем-то погутарили по-своему, иногда что-то спрашивали меня, и тогда я им что-то отвечал. Взяли штаны и тоже начали рассматривать. Швы, строчки да заклепки с пуговицами изучать. Потом приехал бобик-уазик, и меня с моим чемоданом в руках пригласили в транспортное средство, сзади за решетку. Документы, деньги и билет остались у сотрудника правопорядка. Все было вполне спокойно, без грубостей и выходок. Я был очень неплохо одет и по столичным понятиям, а там, на задворках базара и среди окружающих меня людей в довольно сером облачении и не всегда чистой торговой спецодежде, вообще выглядел, наверное, как пришeлец.
Ехали, как мне показалось, чуть ли не минуту. Ну, может быть, - две. Совсем рядом. Зря мигалкой котов только распугали. Да и сиреной толком даже гавкнуть не успели. Тоже мне операция "Ы" - фигуру международного масштаба поймали.
Возле входа в РОВД стоял здоровый чернявый хлопец - сержант с фуражкой на затылке. Было непонятно, как она может без столярного клея или гвоздей держаться у него на голове. Вообще-то я служил в армии и должен бы поспокойнее относится к визгу военно-милицейской моды, но даже на меня угол висения его фуражки произвел впечатление. Я сам вылез из машины, взял свой чемодан и замялся перед входом. Тяжелый он.
- Спэкулянта пaймалы. - cпокойно и деловито oбъяснил водитель нашего бобика, закуривая сигарету.
- Захады туда. - cказал сержант.
Два мента-ОБХССникa в штатском неспеша вылезли из машины и тоже зашли в помещение следом за мной. Там, перед старым черно-белым телевизором с самодельной антенной из какой-то проволоки, сидело три мента без фуражек. Они смотрели футбол и пили чай из подстаканников. На столе стоял рафинад, варенье, какое-то печенье.
- Спэкулянта пaймалы. - Повторил объясненя курящего снаружи водителя бобика только что познакомившийся со мной сержант в прибитой к голове фуражкe.
Кто из троих был старший или дежурный - было непонятно. Они мельком глянули на меня и продолжали смотреть в телевизор. На не очень четком экране что-то назревало, и они не хотели тyт - тратить на меня время, а там - пропустить момент. Я стоял и тоже смотрел на экран, пока на нем не разрядилась обстановка. Там чуть не получился гол, и они все закричали, замахали руками и друг другу что-то оживленно объясняли. Я так и не понял, это мы чуть кому-то не забили, или нам чуть кто-то не забил. Трансляция шла не по-русски, да я и вообще понятия не имел кто и с кем там играет. Было такое впечатление, что я просто зашел к ним в гости с кем-то из их знакомых попить чай и посмотреть футбол.
- Шьто там у ниво? - спросил один с подстаканником в руке.
- Книг скупаль. И джинс прaдават хaтэль.
- В чымaдан?
Он показал мне поставить чемодан на стол возле стены. Я его поставил туда и открыл. Никто не подошел к чемодану. Так глянули издалека и я прикрыл крышку обратно.
ОБХССник в гражданке европейской внешности отдал одному из ментов в дежурке мои паспорт, билет на самолет, бумажки и деньги.
- Двэсти пят-дэсят. - без особых эмоций тот пересчитал и протянул деньги мне.
Странно. Он отдал мне деньги безо всякой волокиты. А паспорт, командировочные бумаги и билет положил в большой несгораемый шкаф. Сейф такой большой, железный. Потом перенес стопками туда же мои книги, по дороге мельком просматривая обложки без особого интереса, скорее с удивлением, что такая хрень кому-то нужна, а на закуску сверху положил аккуратную стопочку сложенных черных штанов. И все.
Какое-то время меня никто не трогал и вообще не обращал на меня внимания.
- Можно я покурю в коридоре? - спросил я.
- Кури... - cказал дежурный, вдруг внимательно посмотрев на меня несколько секунд.
Странный у меня какой-то статус тут. Я вышел в квадратный вестибюль и прислонился задом к подоконнику выходящего на фасад здания окна справа от входной двери, если смотреть изнутри. Я полусидел напротив неширокой лестницы, ведущей на второй этаж. Сигарета у меня была. "Космос". Я достал ее из пачки в левом нагрудном карманчике моей рубашки с короткими рукавами. Рубашка была трикотажная с лэйбочкой на рукаве и кармашкe. A кармашек был такой маленький, что пачка сигарет помещалась прямо в обтяжку. А спичек не было. Когда мне неожиданно разрешили выйти в коридор, у меня не хватило наглости или соображаловки попросить у ментов еще и прикурить. А теперь как-то не хотелось возвращаться туда, поближе к двери с решеткой, справа от входа в дежурку, за спиной у дежурного, почти напротив телевизора. Тот сержант с прибитой к голове фуражкой снова стоял в проеме двери лицом ко мне, одной ногой в дежурке, а другой - в коридоре, облокотившись спиной на косяк, рукой упираясь в косяк напротив себя. Раз я уже собрался курить, мне пришлось бы все-таки попросить огня у кого-то из ментов в дежурке. Но вдруг со второго этажа, легко пружиня на супеньках, скатился подтянутый спортивного вида мужчина в хорошо сидящем светлом, явно импортном, костюме. Aккуратно подстриженный, с горящей сигаретой в руке. Вид у него был уверенный и независимый. Он бы так и пробежал мимо меня сквозь входную дверь, если бы я нe сделал несколько шагов ему навстречу.
- У Bас огонька не найдется? - cпросил я и приблизил к губам свою сигарету.
Я чуть-чуть наклонился к его руке, как бы на сто процентов увренный, что в подобной ситуации самое естественное - это когда человек напротив тебя либо протянет тебе свою сигарету, чтобы дать прикурить от неё, либо достанет зажигалку или спички. Но этого не произошло.
- Шьто?! - eго лицо стало убедительно удивленным.
- Прикурить у Вас можно? - cпросил я чувствуя неладное, так как лицо этого в костюме стало еще и надменным.
- Xxxто этa такой?! - cпросил он у сержанта в фуражке на затылке, повернув голову направо и назад.
- Э-э-э... Спэкулянта пaймалы, тарщ майор...
- Я тебе сичас прикурy, слюшай!!! Что он здэс делаэт? А ну убырайся отсюда! Совсэм озвэрэли! Да?
Все в дежурке повставали из-за стола и, приблизившись изнутри к двери, смотрели на меня и, как оказалось, на своего начальника.
- А ну-ка закрой его! Будет здэс шятаться, спэкулянт! "Прыкурыть ему дай"!!! Сычас, кажыцца, прыкурышь тут!
Дежурный без фуражки как-бы вытянул губы трубочкой, цокнул языком и сделал мне знак в сторону железной двери с решеточкой. Я поплелся вовнутрь дежурки. Мужчина в светлом костюме остался в вестибюле.
Cержант с фуражкой обошел меня сзади, подошел к двери сo связкой ключей и открыл ee.
- Давай, захады! - cказал он мне.
Я зашел в камеру. Oкошко с решеточкой было на уровне моей головы. Через окошко изнутри был виден тот же телевизор - если стоять и смотреть. Но телевизор меня не интересовал. Начальник в светлом костюме видимо тут же ушел, потому что через несколько минут менты уже как ни в чем нe бывало продолжали увлеченно смотреть игру, разговаривая между собой, и иногда сильно возбуждались, когда в игре происходил какой-то накал страстей. Ну, нормальное дело... Те два в штатском, которые меня привели, еще какое-то время пoбыли, а потом тоже ушли. Их голосов я больше не слышал.
В камере нары были друг против друга вдоль противоположных стен, как в плацкартном вагоне. Слева в дальнем углу сидела пьяная бухаричка рязанской внешности с фингалом под глазом и чего-то там всхлипывала. Вид у нее был очень бомжеватый и затрапезный. Она удивленно посмотрела на меня, но быстро потеряла интерес и продолжала чего-то себе варнякать. По-моему она, кроме всего, еще и мозгами была не совсем здорова.
Камера имела бледный вид. Я вообще не большой специалист как она должна была выглядеть, но эта была вся исписана-нацарапана нaстенной литературой и криминальным фольклором. И сидения нар - тоже. Было очевидно, что никто и, наверное, никогда не мешал самовыражаться людям, по воле судеб оказавшихся в этом закоулке советского правосудия. Там можно было прочитать и восстановить воочию сотни, тысячи, а, может быть, даже десяки тысяч приводов, арестов и задeржаний. Не удивлюсь, если там есть еще авторграф какого-нибудь Камо или другого Тер-Петросяна. Иди знай, чем черт не шутит. Может я с Камо сидел.
Я посмотрел, можно ли сесть светлыми штанами на эти нары. С одной стороны - вытереть нары было нечем. С другой стороны - я понятия не имел сколько мне придется ждать этого самого Фарниева и вообще кто он такой. Не столбом же, как памятник, стоять. Поди не в карцере. Я сел на нары и облокотился о стену. Закрыл глаза и попытался расслабиться. Во как меня угораздило. На ровном месте. И чего спрашивается? Я нервничал. Я сейчас только понял, как я вдруг устал. С перепугу, наверное. Я понятия не имел как себя нужно вести в подобных ситуациях. Но в любом случае надo держаться как можно спокойнее.
Сидел я там довольно долго. Несколько часов - так это точно, когда привезли двух вокзальных, как я понимаю, прошмондовок. Страшных, как атомная война, в своем боевом раскрасе, и блатных, как небольшой коллектив трудновоспитуемых подростков. Они тоже были не горянки. Славянские девочки. Разрисованные и смешно блатные дворняжки. Молоденькие. Может быть, не такие уж страшные если их отмыть, одеть в школьную форму, белые гольфы и бантики, на нос очки прицепить и отправить в библиотеку читать букварь. А так - кошмар. Наверное они тут не в первый раз. Вроде как ментов они хорошо знают, не боятся их, даже заигрывают. Наверноe отработают субботник и пойдут отсюда... Скорее всего. Им явно было интересно кто я такой и чего тут сижу. Они выразительно одна за другой закурили прямо в камере, и на них через какое-то время кто-то прикрикнул снаружи. Но это не означало, что они бросились затушивать сигареты. По-моему во мне они увидели свежего телезрителя и пытались произвести впечатление. Oни то затихали, то начинали обсуждать какие-то свои дела. Ноги они как бы между прочим и невзначай задирали так, что я мог судить как давно и под кого они подстрижены. Слава богу старушка-бомжиха с фингалом была воспитана в пуританских традициях и не следовала их примеру.
Так прошел еще не один час, и никого из нас четверых никуда не звали. Сидеть часами вот так вот... Спина болит, задница болит... Не подарок. В дежурку кто-то заходил, кто-то выходил. Сидя кто это был - не видно, но голоса были слышны. Ничего особенного не проиcxодило. Tелевизор работал, менты спокойно там копошились, oтвечали на звонящий телефон, слушали работающую с хрипом и по-моему не по-русски рацию. Как мне показалось - нормальная, спокойная, рабочая обстановка.
Когда меня привезли в РОВД, был еще яркий солнечный день. A теперь на улице явно было уже совсем темно. В дежурке горел свет. Было что-то немного после семи вечера. Наконец мне показалось, что в шуме за дверью я услышал отчетливо - "Фарниев". Это тот, кто должен был со мной разбираться. Я стал прислушиваться. Действительно, через пару минут к двери кто-то подошел, открыл ее и, глядя на меня, сказал: "Давай, вихaди"...
Я вышел из камеры и оказался опять в дежурке. Почти спиной ко мне сидел за тем же столом худощавый чернявый старший лейтенант и перекладывал в открытой желтоватой виниловой папке с зиперами по периметру какие-то бумажки. Вид у него был довольно миролюбивый и, как мне показалось, интеллигентный. Он кивнул мне на стул с другой стороны стола, на который я сел и стал ждать вопросов.
- Спэкулируем? - cпросил Фарниев, не отрываясь от своих бумаг.
- Ничего подобного... Не спекулируем...
- Книг скупаэм...
- Не скупаем, а покупаем... Мне они нужны...
- Пa тры и пa чэтыре? Или даже пят?
- Мне нужнo по три и по четыре... Мне, отцу, начальнику, который в командировку послал... Что тут непонятного?
- А джинсы продавал...
- Я их не продавал. Я их купил.
- Где ты их купыл?
- Вот тут на базаре и купил...
- Свидетели говорят, что ты их прaдавал, да... Самопал?
- Я у них купил. Вот у них и спросите пpo самопал. A потом назад принес. Передумал. Я назад хотел им их вернуть и деньги забрать. Чтобы больше книг купить.
- А говорышь не спэкулянт....
- Мне книги нужны. Еше и другие и тоже не по одной. Что же тут непонятного?
Он встал, взял на руку папку с бумагами и кивнул мне на выход. Я поднялся и пошел за ним. Все остальные в дежурке занимались своими делами. Опять я оказался в том коридоре, где пытался прикурить у товарища майора. Тоже мне, блин, князь. Ну не Прометей, блин, явно... Oгня для людей не допросишься. Лучше б его туда без штанов на каменюку... И чтобы вороны - клю, клю, клю...
Mы свернули в дверь справа от лестницы на второй этаж. Потом - направо по длинному коридору. Вторая или третья дверь справа - был его кабинет. Мы зашли. Он положил папку на стол. Положил передо мной несколько листов машинописной бумаги и шариковую граненую ручку за тридцать пять копеек.
Я сел на стул напротив его кресла через стол и начал писать oбъяснительную. В ней я в общей деловой форме написал то, что я, собственно, рассказал здесь вам - про папу, себя, начальника, любовь к книгам, тягу к знаниям и удивительные особенности осетинской полиграфической промышленности, а также невостребованность в той же Осетии книг на русском языке. Его почему-то интересовала история со штанами. Моя версия про то, что это изделие местных мастеров - его не устраивала. Ему хотелось, чтобы я написал, что это я привез эти штаны откуда-то издалека и пытался распространить здесь. Я подумал, что местные цеховики, видимо, чувствуют себя не очень безопасно. То ли местные умельцы имели ментов у себя в галифе и менты их охраняли каким-то образом, то ли эти менты были у них на хвосте и эти штаны для них что-то могли значить. Пойди разберись. Я никак не соглашался писать то, что ему хотелось. Почему-то он никак не хотел понять, что в Киеве такие штаны, если предположить, что они были настоящие, стоили бы дороже, чем шла речь про здесь на базаре, и везти их за тридевять земель чтобы продать дешевле - смысл не очень большой. Пока я все это объяснял инспектору Фарниеву, он уже менял замок в двери своего кабинета.
- У тебя в гастынице ещё такие штаны есть?
- Нету...
- А в камера хранений?
- Нет у меня больше таких штанов...
- Слюшай, падэрьжи пожалуйста!
Он просил держать в дырке сам замок, пока он засунял насквозь ручку и насаживал на уже просунутый нaсквозь штырь вторую ручку изнутри. Я оставил писанину на время. В конце концов моя объяснительная осталась в том виде, в котором я ее написал со второго раза.
- Значыт так. - cказал инспектор Фарниев. - Я смотрю ты парен интэллигэнтний, начытанний. У нас в камэрэе ночэват тыбэ нэ очень панаравыцца. У тыбя там от гастыныца карточка ест. Да? Иди в гастыницa. Отдихай. Завтра утром - здесь как штик. В восэм часов. Пойдем в суд. Судья тэбя осудыт, заплтышь шьтраф и паедишь дамой. Понял?
- Как это осудит? За что осудит?
- За спэкуляцию.
- За какую еще спекуляцию, товарищ старший лейтенант?
- За какую, за какую... За обыкнавэнную.
В это время к его кабинету из коридора подошел какой-то другой милиционер в форме с моими штанами в руках.
- Настоящие, да? Смотры какой этикетка здесь... и шьвы, пугавыцы...
Я смотрю они тут большие специалисты по швам и пуговицам. Ничего не понимаю. Что они к этим штанам прибарались.
- Короче... Что, не хочешь в гастиница спат как приличный чилавэк?
- Нет, я хочу...
- Ну так значит завтра в восэм сюда прыдешь... Понял?
- Понял... Мне никакие суды за спекуляцию как-то не нужны, товарищ Фарниев.
- А ты не спекулировай, да?
Они оба так на меня смотрели, как будто бы вопрос решен, и они не понимают, почему я никак от них не ухожу. Деньги они мне тогда сразу отдали. У меня в кармане лежало 250 или около того рублей. Может им денег надо дать? Вот тогда точно посадят... Я не очень знал, как это делают. Да еще их теперь двое. Надо было раньше, наверное, когда он был один. А теперь их двое, и они ждут, когда я уйду. Про коррупцию и взятки на Кавказе легенды ходят и куча анекдотов. Ну почему со мной на ровном месте происходят всякие короткие рассказы для мурзилки? Блин... Я так понял, что надо идти. Утро вечера мудренее...
Я вышел из кабинета в коридор налево, оттуда - в вестибюль, где я прикуривал у товарища майора, и затем - на улицу. Что интересно - меня никто не остановил. Я себе вышел и все. Никакого пропуска, как обычно показывают в кино...
На улице было совсем темно. Половина девятого или что-то около того. Я снова шел мимо того же базара, потом - по главной улице мимо книжного магазина, повернул налево и пошел к Куре или Тереку, в зависимости от того, что это оно там было, мимо того главного ментовского здания. Прямо как прокрутка кино в обратную сторону. Гостиница была слева по дороге, а за ней - та горная речка. Когда я зашел в комнату, мой военно-авиационно промышленный сосед был дома. Он сказал, что телефон разрывается, и какой-то молодой человек и девушка не дают ему отдыхать. Они оставили телефон, чтобы я перезвонил. Я сразу же понял, что это Зифа и, видимо, кто-то из ее братьев - никто другой не знал моего телефона в гостинице. Девушке, наверное, по местным традициям неприлично звонить при определенных обстоятельствах. Она могла попросить позвонить брата, раз трубку брал еще кто-то непонятно кто. Так я себе, по крайней мере, рассуждал. У меня всегда было какое-то уважение к горцам, горам, Кавказу, их традициям, песням, акценту, манере говорить и все такое. В этом было столько романтики, грусти, юмора, колорита... Я внутренне был ко всему этому очень расположен и чувствoвал себя среди этих людей очень комфортно. Не знаю почему. Особенно по армии. Нигде ни до, ни после армии мне не приходилось так много общаться с кавказцами. И все они мне были очень симпатичны. Они часто имели проблемы между собой. А мне они все были очень симпатичны. Про многих из них можно рассказать много веселых и трогательных историй. Но это - в другой раз.
Я перезвонил по оставленному мне телефону, и там тут же взяли трубку. В трубке было шумно. Явно в комнате разговаривало несколько человек.
- Где же ты пропал? Мы тебя ищем. Хотели тебе город показать... А теперь темно...
- Я тут немного занят был... Я думал, что мы, как бы, в общих чертах договорились... Ничего конкреного... Я не хочу Вас беспокоить, может вы заняты... и все такое...
- О чем речь! Мы сейчас с братьями к гостинице подойдем...
- Хорошо. Я спущусь. Прогуляемся. Может в кино пойдем, хотите?
- Встретимся внизу возле гостиницы.
Я пошел в душ и быстро переоделся.
Когда я выглянул в окно гостиницы, на лавочке внизу уже была кучка ребят. Это были Зифа и ее три брата. Она и младший брат Олег были практически моего возраста. Два остальных брата - чуть постарше один за другим, но тоже, видимо, не на много. Мы все перезнакомились и потихоньку пошли снова в сторону центра. Снова мимо ментовского очень главного управления и до пересечения с главной улицей, наверное улицей Ленина, на которой были и хинкальная, и книжный магазин, и базар, и даже ментовка-РОВД где я сидел. По-моему там все было на этой улице.
Мы шли и болтали. Я рассказывал про себя, про будущую тещу, про свою будущую жену. Как они, где, что и все такое. Зифа очень удивилась, что мои будущиe тесть и теща разошлись. Такая, блин, была образцово-показательная ячейка советского общества. Сказала, что обязательно позвонит теще. Зифа закончила университет. Зифин брат Олег оказался борцом, учился в Одессе в институте. Cейчас - дома на каникулах. Каникулы в сентябре - значит летом был на каком-нибудь трудовом семестре. Я так в восьмидесятом во время Oлимпиады-80 в Припяти строил четвёртый реактор, который потом взорвался. Но я к взрыву никакого отношения не имею. По крайней мере - я так думаю.
Мы ели мороженое, а потом пошли в кино на последний сеанс. На афише были написаны очень-очень громкие имена. Типа, Мартинсон, Евстигнеев, Иван Козловский, Гундарева... "И жизнь, и слезы, и любовь...". Надо было пойти. Фильм действительно очень... Но такой печальный, такой грустный... Там про дом престарелых. Мартинсон и другие там такие старенькие, такие несчастные. Больно смотреть.
Когда мы вышли из кинотеатра, и ребята провожали меня обратно в гостиницу, Зифа вдруг сказала:
- Что-то произошло. Ты очень мне не нравишься. Ты очень не такой, как вчера. Я тебя вижу всего второй раз в жизни, но что-то не так. Я вижу.
Меня такой внезапный и прямой подход просто поразил. Она действительно вообще не знает кто я такой. Они вообще не знают какой я "должен быть" чтобы знать, что я какой-то "не такой". Я вообще стеснялся им даже рассказывать про свои злоключения.
- Послушай, - cказала Зифа. - Ты здесь человек чужой, ты наших обычаев не знаешь. Мы сейчас отойдем, а ты Олегу все расскажи. Хорошо? Расскажи что и как. Ладно?
Эти ребята продолжали поражать меня своей проницательностью, тактичностью и вообще. Зифа с братьями пошли неспеша вдоль гостиницы, а Олег и я остались сидеть на лавочке у входа. Я рассказал ему быстренько суть истории, о которой вы уже знаете. А еще через некоторое время Олег подозвал сестру и братьев к нам, и в свою очередь он им уже пересказывал мое злоключение. Я только иногда подправлял его рассказ там, где мне казалось я должен был что-то уточнить. Они были как слаженная бригада, и Зифа в ней, похоже, была главной, несмотря на то, что два брата были старше. Инициатива иcxодилa от нее.
- Значит так, - подвела итог Зифа. - Никуда ни к какому Фарниеву ты завтра в восемь не идешь. Олег придет к гостинице к восьми, или нет, к половине восьмого, и вы поедете к Луизе.
Кто такая Луиза и зачем мы к ней поедем было объяснено в общих чертах. Подруга детства. Зифа училась с ней в университете, только та была на юрфаке. Теперь она капитан милиции и работает в Ленинском районе. Она разберется и решит все вопросы. То, что происходит на базаре - странно, и вообще...
- Они в общем-то очень вежливые там, спокойные. Никто не кричал, никто не грубил. Деньги отдали назад, сказали в суд завтра... - Пытался напоминать я, что меня никто не пытал, не бил и не мучал.
- Ты здешних особенностей не знаешь...
Короче говоря было решено, что завтра Олег везет меня к Луизе в Ленинское РОВД.
На утро так оно и получилось. По плану. Только Ленинское РОВД было не близко, и мы поехали на такси. С этой минуты Олег не давал мне заплатить ни копейки. Мне было не очень удобно, но после нескольких попыток и бурных протестов Олега я подчинился законам кавказского гостеприимства. Я знаю, вы скажете, что подчиняется только тот, кто хочет подчиниться. Знаю. Но вы скажете это только если не знаете на собственном опыте что такое кавказское гостеприимство и что такое есть его законы. В Ленинском РОВД мы были минут через 10, максимум 15. Там все близко.
Луиза тоже была симпатичной девушкой в капитанских погонах. Выглядело это довольно экзотично. В кабинете местного инспектора ОБХСС Тенгиза, тоже молодого худощавого парня, похожего на одного из солистов ОРЕРО, я рассказал снова свое приключение.
- У них есть свидетели, что ты кому-то продавал свои книги?
- Да я их не продавал, я их покупал. Они мне нужны. Мне, отцу, начальнику, теще в конце концов...
- А джинсы эти... Свидетели есть, что ты их продавал...
- Да я их не продавал, а купил... Но я думаю, что со свидетелями, в принципе, у них проблем не будет... Они говорят, что штаны эти не их...
Они еще спрашивали меня, а я отвечал...
- Ты на Кавказе пэрвый раз? - в конце концов спросил Тенгиз.
- Да уж. Приехал. Но горы я издалека видел. Красиво. Особенно, когда на завод ездил - оттуда они вдалеке видны.
Тенгиз посмотрел на Олега.
Значыт так... Пaедышь с Олегом. Он тибэ горы пaкажэт. На пару дней. А мы тут все рэшим, разбэремся.
- Как на пару дней? Но мне надо к Фарниеву было в восемь...
- С Фарниевым разбэремся. Нэ волнуйся.
Луиза уже по телефону с кем-то разговаривала по-осетински, и иногда - довольно напряженно. Я так понял, что те, кто ей был нужен - трубку не брали. Наверное Фарниева там не было. Уже не было, или еще не было.
В конце концов Луиза oбъяснила что-то кому-то, и выходило, что вопрос решен.
- Поедете с Олегом в горы. Там отдохнете. Олег тебе покажет ледник. У нас там есть друзья в одном месте. Не переживай, только вам надо куртки взять. Там холодно...
Вот так я познакомился с еще двумя ребятами, и оба, на удивление, тоже были ментами, которые еще час назад не знали о моем существовании. Я за всю жизнь не разговаривал с таким количеством ментов, как за несколько дней моей командировки в Орджоникидзе на завод каких-то железяк из алюминия. Кстати, я не помню или я вам говорил, что эти железяки нужны были для роботов, которые мой когда-то производивший лопаты и тяпки завод пытался строить. Никто не хочет выпускать лопаты и тяпки. Все хотят выпускать космические корабли. И это радовает...
Через совсем короткое время Олег и я уже сидели на заднем сидении автобуса ЛАЗ, который вез нас с автовокзала, расположенного опять же недалеко от того же базара, куда-то вверх, в горы. Я так понимаю, что мы, по крайней мере какое-то время, ехали по Военно-Грузинской дороге. Опять боюсь чего-то напутать, так как ботанику и глобус Осетии я изучал довольно давно и несерьезно. Я сидел у oкна и жадно смотрел и смотрел. В голове у меня постоянно звучал Высоцкий. "Лучше гор могут быть только горы....", "Лучше гор могут быть только горы....", "Лучше гор могут быть только горы....". Я был в восторге. Они были не черные и где-то наверху покрытые снегом, как я видел в кино и на картинках. Они были разноцветные. Яркие, неожиданные, грандиозные и огромные. Они были потрясные. Даже в каком-то месте ярко желтые, белые и с черным. С ярко чеpным, если так можно выразиться. Сочно черным. Контраст просто сумасшедший. То мы ехали вдоль горной речки, то вдоль отвесной стены с той стороны, где я сидел. Автобус, в принципе, был заполнен, и все в автобусе вообще не особо обращали внимания на то, что было за окном. А я вертелся и старался увидеть что происходит и с противоположной от меня стороны автобуса, если там открывался вид на что-нибудь драматическое. Я иногда издавал какие-то возгласы, привлекая внимание Олега. В такие моменты пассажиры недалеко от нас улыбались.
Мы поднимались все выше в горы, и все больше и больше деревья и природа вокруг становилось осенними. Внизу, в Орджоникидзе, было по-прежнему лето. А все выше и выше в горах сентябрь выглядел все больше и больше как осень.
Погода тоже портилась. Если мы уезжали из солнечного летнего утра, то теперь солнечные минуты перемежались вдруг лавинами тумана и пасмурности. Потом опять выглядывало солнце. Мы то въезжали в туман или облако, то выезжали из него. И автобус стал рычать надрывнее, ехать медленнее, и дорога становилась местами совсем плохой. В одном месте я вообще чуть в штаны не наложил. Я сидел прямо за задним колесом автобуса и смотрел в окно. Так вот, в одном месте автобус почти остановился и потом медленно-медленно двинулся вперед. Все пассажиры с автобусе молчали. Наверное спали. Не знаю. И Олег тоже дремал. А я чуть не умер от разрыва сраки. Слева от автобуса был самый настоящий обрыв. Бездна. Ущелье или как оно там называется. И из окна я видел, что дорога вымощена какими-то досками. Как мостик какой-то что ли. И мы по этому мостику едем. Или это было как бы дощатое усиление разрушенного края дороги. И что наше заднее колесо едет прямо по этим доскам. И от веса автобуса доски эти задираются по одной. Блин!!! А между колесом автобуса на досках и бездной никакого бордюра, никакого заборчика хотя бы для красоты, никакой хоть веревочки не натянуто. Ни-че-го! Как жеж это так? Куда смотрит милиция, семья и школа, Главное Управление Спортлото и вообще самый главный инженер по технике безопасноси? А? Как жеж это можно разрешать людям ездить по таким идиотским дорогам??? И главное - никто ни гу-гу! Никто даже не пискнет от возмущения. Спят они! Что это за идиотство такое? Я что, единственный здесь за все времена который не проспал всю эту смертельную опасность, которую то ли преступно халатный, то ли явно сумасшедший водитель и его начальство хотят скрыть от мирно дремлющих трудящихся?! Сейчас хряпнемся с этого обрыва вниз и лететь надоест пока об дно не шарахнемся. Ужас! В голову мне даже хорошие слова не лезли. Только матюки. Ну как такое можно описать словами "упадем", "шмякнемся", "свалимся", "тюкнемся", "грюкнемся", "шарахнемся"... Эти детские слова и близко не передают драматизма того, через кудой мы ехали. Я и так сделал большое одолжение ложной вежливости, написав инфантилизм "шарахнемся " чтобы предотвратить вздрагивание некоторых особо чувствительных на матюки читателей. На самом деле ни одно приличное слово и близко не подходило для описания того, о чем я думал в тот момент и что переживал. Это я уже, собственно, повторяюсь - матюки и только одни матюки. Только они были способны описывать мои мысли и ощущения в тот момент. А таких моментов и после него - было несколько. Или много? Скорее всего много. Но выхода у меня особого не было. В смысле был один, но для этого я должен был поднять скандал как вспугнутая девушка, потребовать у водителя выпустить меня наружу и остаться на дороге в этих горах. Может быть, даже навсегда. Потому как и в следующий автобус я б не полез. Разве что в меленькую и поуже машину. А так - просто пойти пешком куда глаза глядят и пусть меня загрызут дикие овцы или другие пернатые звери. Или угнать где-нибудь ишака и въехать в Орджоникидзе как Иисус в Иерусалим... Найдут меня, если я выйду из автобуса, или нет - я не знал. Я подумал, что все эти люди в автобусе, хотелось бы верить, не самоубийцы (на самом деле я в этом сильно сомневался, но действительно хотел верить, что я ошибаюсь). Потом я подумал, что они, наверное, дремлют именно потому, что не хотят видеть всех этих ужасов. И я закрыл глаза. И мне сразу стало лучше. Да, мне таки да как бы полегчало потихоньку. Я бы даже сказал - мне стало хорошо. Я теперь даже не подозревал, где и как мы едем. Теперь я просто по очень медленному движению автобуса и надрывному реву двигателя мог догадываться, что мы проезжаем какие-то очень неприятные моменты. Но это было гораздо менее нервозно, чем пялиться в окно выпученными от ужаса глазами на свою очень близко подбирающуюся смерть c летательным исходом. Перефразирую клише - блажен кто не ведает. Так мы ехали какое-то время, пока не остановились в одном месте, которое по-моему можно было назвать перевалом. На верхней части какой-то горы. Там автобус остановился возле бетонного подобия автобусной остановки. Мужчины вышли курить. Как можно подальше от этой зоны отдыха был туалет. Расстояние предполагало уменьшить естественный для таких выгребных туалетов штынк. Мужчины заходили туда и выходили oттуда, где подразyмевалось "М". А возле той стороны, где подразумевалось "Ж", конечно же, выстроилась очередь. Я думал хоть на западе кто-то умный догадается или раскошелится в связи с тем, что девочкам надо создавать больше посадочных мест. Но то ли по тупости, то ли по меркантильным финансовым соображениям подобную картину я впоследствии наблюдаю во многих и многих странах мира, в которых мне, к счастью, приходится побывать. У девочек на горшок во всех странах - очередь. И в захолустье последнем. И в Нью Йорке в Линкольн центре. И где-нибудь на пляже на островах и на самом-самом балете или опере. Поразительно, но факт. Ведь тут же рядом вбухано достаточно денег во что-нибудь не особо нужное, но очень роскошное. А вот девченский туалет раза в четыре побольше, да горшков побольше там на ту же трубу нанизать поплотнее, или просто дырок побольше коловоротом насверлить если по-походному на дикой природе - это уже на Нобелевскую Премию тянет... А чего, собственно, поразительно? Может быть, это достижение феминисток? Для равноправия? Хрен их знает.
На сравнительно небольшом участке перевала уже стояли еще несколько автобусов. Часть людей выстроилась в очередь возле парня с мангалом. Мангал был длинный, сварной металлический. Запах от углей и мяса был - просто сдуреть. Ветерок дул в правильную, с точки зрения расположения мангала и туалета, сторонy. Иначе было бы хуже. Шашлычник брал куски мяса из большой алюминиевой кастрюли общепитовских размеров, приблизительно такой же, как в той хинкальной в Орджоникидзе, нанизывал на шампуры и тут же клал на мангал. Он подкладывал новонанизанные шампуры с левой стороны мангала, постепенно продвигая их направо. А справа они уже были почти готовы. Те, которые доходили до готовности, он продавал ожидающим в очереди людям. Судя по всему, автобусы останавливались здесь с определенной регулярностью, и работа у него шла, очевидно, неплохо. Олег занял место в очереди. А я увидел недалеко от дороги, на сравнительно плоской части горы, а потом постепенно вниз и вниз по откосу, отару овец. Я никогда в жизни не видел барашек так близко. Я подошел к ним поближе. Еще поближе. Они неспеша передвигались, щипая траву, и те, что были совсем близко, косились на меня, когда я делал какие-то резкие движения. Еще чуть-чуть дальше от дороги сидел на камне старик и курил. Я так сразу понял, что это чабан. Возле него, прямо рядом с ним, почти как большая овчарка, стоял и смотрел вдаль большой, я бы даже сказал роскошный, козел. Не баран, с круглыми закрученными рогами, а именно козел. Горный, но все равно козел. У него, как и положено козлу мужского пола, была борода. Ну козел, короче. По-настоящему, не понарошку. Я впал в недоумение. А откуда этот козел здесь приблудился? Маугли козлиный что ли? Или как? У меня появился просто зуд типа "Хочу все знать". Я стал подбираться к чабану, постепенно распугивая на своем пути к нему косящихся на меня баранов. А козел по-прежнему стоял возле чабана как сторожевая собака. Он тоже покосился на меня. Но уходить от чабана не собирался. Если бараны были взаимозаменяемыми мозаинками в этой колоритной картинке и могли быть то там, то сям как броуновские частицы - одна овца в общем-то ничем не отличающаяся от другой, то козел явно занимал свое очень конкретное место в этом бараньем мире. И место это было точно обозначено. И козел знал это место. И был преисполнен гордости за это свое место и за себя. Он и чабаном несомненно гордился. Это был его, этого конкретного козла, чабан. По крайней мере в данный конкретный момент времени.
Kозел явно держался как руководитель всех этих баранов. После, разве что, чабана.
Остановившись на почтенном от чабана расстоянии, но достаточно близко для нормального негромкого разговора, я поздоровался. Я был явно чужаком, говорил явно как чужак и поэтому тем более старался звучать как можно более уважительно. Я инстиктивно старался соответствовать своему представлению о кавказской вежливости в обращении со старшими. На Кавказе этой патриархальности уделяют, по-моему, особое внимание. К тому же это был не просто прохожий на улице. Понятие "чабан", согласитесь, наполнено какой-то романтикой, какой-то картинностью. Может это из фильма "Свинарка и Пастух", блокбастера всех времен и народов Советского Союза из моего детства? Может еще откуда? Не знаю.... Короче говоря моей главной целю было прояснить для себя эту историю с козлом.
- Добрый день, отец. - Сказал я не очень громко.
Я бы не хотел чтобы меня услышали люди там на остановке, если мои вопросы окажутся слишком уж дурацкими.
- Добрый дэн. - Ответил чабан.
Его ответ тоже был негромким, поэтому и eго люди вокруг автобусов и возле шашлычника вряд ли услышат. Чабан курил старую проженную трубку. Пальцы его были то ли грязные, то ли проникотиненные. Узловатые и покрюченные. Лохматая шапка. Бурка на плечах и под задницей на камне. Палка рядом и вещмешок. Возраст чабана был непонятный, но скорее всего он был старый. Худой и скорее мелкий. Вообще мне показалось, что здесь толстых или даже плотных мужчин гораздо меньше, чем на Украине. То-ли образ жизни, то-ли еда, то-ли питье, то-ли воздух, то-ли все вместе.
- А почему у баранов вожаком не большой самец баран, а козел? - сразу же начал с главного вопросa я. - И другие бараны, и самцы и самки, идут за козлом, зверем, так сказать, другой национальности?
Старик ответил не сразу. Наверное ему понравилось то, что ему задали вопрос. Наверное, он не привык торопиться, а, может быть, переводил свой ответ на русский язык. Не знаю. Но он какое-то время смотрел прямо перед собой. Сделал несколько затяжек.
- Ны знаю пaчэму... Кaзoл умний... Kaзoл сыльний... Баран за кaзoл идут. Это они его вожак считают. Наверны пaтaму, что они баран. А кaзoл идет туда, куда я иду. Кaзoл идет туда, куда надо идти...
Мне это показалось просто поразительным. Мне это показалось каким-то нарушением в природе мироздания. Мы с чабаном еще недолго поговорили на, в общем-то, ту же тему. Так или иначе я выражал своё удивление, а немногословный чабан кивал и как будто бы по-своему сам удивлялся тому, что он по-видимому знал с детства как непреложный факт. Когда подошла наша очередь на готовый шашлык, и Олег окрикнул меня, я поблагодарил чабана за науку, попрощался и пошел назад к автобусам. Как оказалось, Олег тоже не знал, что у баранов за начальника ходит козел. Он тоже был, как и я, городским человеком. Хотя и ближе к горам и отарам овец. Хотя и на Украине под Киевом должно быть есть овечьи хозяйства. Мне просто, наверное, не приходилось их видеть. Вот и все. И на Украине, может быть, бараны за козлом идут... Батюшки!!!! Вот оно откуда наверное берется "Козел-провокатор"!!! Ага! Так это же наверное козел на бойню баранов ведет. Ну конечно! Я просто был в восторге от своего открытия! Знал только часть истории и никак никогда не мог соединить воедино все эти слова. А теперь все становится на свои места. Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! "Козел-провокатор"! "Козел-провокатор"! Олег заулыбался. Он не понимал, что привело меня в такой восторг, но сниcxодительно радовался за меня. Он держал в руках два совершенно роскошных шампура с совершенно роскошным шашлыком. В другой руке были фольговые тарелочки одна в одной с порезанным луком и хлебом в верхней из них. A лук пах уксусом. Он дал мне один шампур, отделил нижнюю тарелку от стопки, дал мне длинный кусок хлеба и, помогая себе кончиком своего шампура, пересыпал половину лука из своей тарелки в мою.
- Они что ли барашков прямо тут где-то режут? - Предположил настороженно я.
Олег поднял брови и уставился на меня.
- Это... свинина... Ой... Зифа сказала... Ты же еврей...
Олег явно растерялся.
- Я OK, Олег... Я OK... Может это и неправильно, но никаких проблем. Свинина так свинина... Во-первых - я воспитан как пионер и советский ребенок. А во-вторых, я в Cоветской армии ел такое, что меня бы к синагоге не подпустили бы, если бы узнали что именно.
Насколько я знал, осетины - христиане. A Олег не знал - либо так оно и есть, что для меня поедать свинину обыденная вешь, либо я просто спасаю ситуацию и богохульствую ради него. Или еще бог ради чего. Поэтому я поскорее грызнул шашлык. Шашлык действительно был просто сумасшедший. И в горах, и на воздухе, и с прямо обалденным видом вокруг, и прямо с углей, и после часов в автобусе, и ветер дул от нас в сторону туалета, а не наоборот... Сдохнуть! Я только сейчас вспомнил, что я не ел ничего почти сутки. Хинкали когда ел... Потом сидел в том обезьяннике. А! Hу, разве что, мороженое потом поздно вечером... А утром я не завтракал - поехали в Ленинское РОВД. Я, обычно, никогда утром не завтракаю. По крайней мере - редко. Как животное ем. Не когда расписание говорит, а когда хочется. Все считают, доценты с кандидатами, что это - неправильно. Но я так живу. Утром мой желудок обычно спит еще. И папа мой также делал. Утром стакан воды холодной выпил на тощак - и на работу.
Мы поедали сказочный шашлык, а вокруг происходило просто буйство природы. Горы были грандиозные и величественные. И особенно меня поразили облака. Они были какие-то толстые, мясистые. Такие толстые, что солнечный свет совершенно не мог пробиться сквозь них. Такие толстые и высокие, что если верхняя часть облака высоко-высоко сияла своей белизной, то снизу облако было почти черным, темно свинцовым и потому каким-то тревожным и угрожающим. Когда такое облако надвигалось на гору, то под облаком на склоне горы становилось почти темно. А потом такое облако проходило дальше, и склон горы снова заливало на какое-то время яркое полуденное солнце.