Первым делом она решила разыскать Армана. Она чувствовала, что он находится где-то поблизости, и не один, когда проходила мимо старого театра. Она почувствовала, что в театре тоже есть вампиры. Что же произошло за время её отсутствия?
Она увидела его, стоящего с той же самой рыжеволосой девушкой, с которой она успела его увидеть тогда, в первый раз, наблюдая за ним на крыше дома. Он стоял, совсем по-человечески нахмурив брови и скрестив руки на груди.
- Ты говоришь, что она будет сегодня. Так, где же она? Покажи мне её! - голос его был нетерпелив, в нём звучало какое-то недоверие... Весь его вид свидетельствовал о том, что он может одним взглядом испепелить стоящую перед ним девушку. Однако та была спокойна - какое-то приближённое к этому спокойствие было знакомо и Анне. А приближённое потому, что на лице девушки оно было в тысячи раз сильнее.
- Она здесь. - Мягко и тихо сказала девушка и откинула назад длинные густые рыжие волосы одним быстрым и точным движением. И через плечо, даже не смотря на Анну, указала на неё.
Арман взглянул туда, куда указывала девушка, и улыбнулся. Анна улыбнулась ему в ответ и подошла.
- Я всегда сдерживаю свои обещания. - Шепнула она и обняла его.
- Да... - сказал он. - Я вижу. Я безумно этому рад... Я рад тебя видеть, Анна, ты даже не представляешь, как я счастлив сейчас - до сих пор я был один в этом пустом и загадочном мире... А теперь со мной есть хотя бы ты.
Анна отстранилась от него и вскинула брови:
- А это девушка... - она обернулась, но её уже не было - исчезла, как дым.
- Да, только ты и она. Больше никого... - Он изучал её лицо, держал её руки в своих руках... - Анна, что с тобой случилось? Ты изменилась.
- Ничего, наверное, ты просто меня долго не видел. - Уклончиво ответила она. - Кстати, мне так и не удалось найти Мариуса. Но я до сих пор уверена, что он жив.
- Посмотрим, как удастся найти его Лестату. - Вздохнул Арман. - Уверен, ему это удастся.
- Он уехал?!! - воскликнула она, поражённая догадкой. - Когда, зачем?!! Кто ему позволил уезжать?!!!
- Ты плохо знаешь Лестата, - усмехнулся Арман, - ему нельзя приказывать: "Оставайся здесь". Он может верить тому, чему хочет, и действовать только так, как сам этого пожелает. Слишком упрямый, слишком свободолюбивый...
- Слишком наглый и слишком безумный вампир, чтобы существовать на этом свете. - Улыбнулась Анна. - Слишком дьявольская натура. - Она вздохнула... - Как бы я хотела узнать, какое будущее уготовлено ему!
- Нет проблем. - Раздался за спиной тихий и спокойный голос. - Если я не ослышалась, кто-то хочет узнать чью-то судьбу?
Анна обернулась. В тускло освещённом переулке стояла та самая рыжеволосая бестия.
- Это Милен. - Сказал Арман. - Она может рассказать тебе о твоём будущем, прошлом и настоящем, то же самое может сказать о любом вампире.
- Анна, завтра, у Театра вампиров. - Сказала она. - Я сегодня не смогу с вами поговорить. Я приду чуть раньше, чем вы. - Она взглянула ей в глаза, и от взгляда этой безмолвной девушки Анне стало не по себе. Казалось, вся её мощь тает перед этим взглядом изумрудно-зелёных глаз. И она исчезла перед её носом - только что была здесь, и уже нет...
- Странная девушка. - Сказал Арман. - Ты чувствуешь исходящую от неё силу? Мне кажется, что в ней горит далеко не та кровь, которая есть в каждом из нас. Мне кажется, что лишь один глоток её крови может дать столько сил, сколько не даст вся кровь Тех, Кого Следует Оберегать. Как ты думаешь?
Анна осторожно кивнула, поражённая таким внезапным исчезновением, глубокими тёмно-зелёными глазами и мягкой снисходительной улыбкой. Эта девушка производила впечатление тихого омута, в котором, как говорят, водится нечистая сила. В её глазах - Анна отчётливо заметила - горело поистине адское пламя, и секундные отблески его почти ослепили её, когда Милен взглянула ей в глаза.
- Арман, - понизив голос, произнесла девушка, - расскажи мне о ней.
- Она никому никогда не открывала своё прошлое. Она не нуждается в гробу или ещё в чём-то подобном, она может не спать сутками, и обходится без крови годами, даже не причинив себе никакого вреда, не уходя под землю в спячку. - Сказал он. - И это практически всё, что я о ней знаю.
- Арман... Она же сверхъестественный вампир... Ей не страшно солнце? - удивлённо спросила Анна, голос её был взволнован.
- Нет. - Он покачал головой. - Абсолютно нет. Ей безразлично, какое время суток на дворе. Она беспрепятственно ходит днём по городу и может даже убивать. Но - по старой привычке или ради безопасности, а может, ей так просто нравится, она пьёт кровь чаще ночью. Я видел, как она убивает. Поистине завораживающее зрелище. В узких кругах - а именно в кругах моего общества, - тут Анна чуть вскинула брови, - её называют "Милосердная смерть". Ты бы видела! Как она смотрит на жертву, либо подходит, либо подманивает к себе, как наклоняется к шее, и с каким удовольствием и в то же время жалостью, впивается в горло... Целый ритуал. - Восхищённо встряхнул волосами Арман.
- Как она появилась здесь? - спросила Анна.
- Она сначала была в моём обществе, и она согласилась быть со мной. А затем, высказав всё, что думает по поводу моего клана, стала жить рядом со смертными - обводить их вокруг пальца, играть с ними. Ей доставляло это огромнейшее удовольствие, она наслаждалась, убивая, умея получить от жизни жертвы всё. По этому ещё она считается неимоверно жестокой. Хотя я-то знаю, что она убивает только воров, грабителей и убийц.
Анна взглянула ему в глаза и недоверчиво спросила:
- Ты так в этом уверен?..
Арман пожал плечами.
- Хотя я действительно не могу сказать наверняка. Тем не менее, я не держу на неё никакого зла. Знаешь, она - это та, кому я могу доверить всё. Я открылся ей полностью - стал ей виден даже лучше, чем Лестату и Габриель в день их отъезда. И она никогда не считала меня всего лишь чем-то вроде марионетки собственной судьбы, которую все хотят поправить, поучать. Она приняла меня таким, какой я есть - со всеми своими достоинствами и недостатками. И, наверное, вложила в меня тем самым больше мудрости, нежели мои учителя... - он немного помолчал и опустил голову. - Хотя Мариус, безусловно, оставил неизгладимый след в моей жизни.
Анна взглянула на небо - звёзды стремительно гасли, словно их тушили тысячи невидимых дыханий, как тушили свечу. Небо невероятно быстро светлело, и пора было убираться отсюда, чтобы от них двоих не осталась горстка пепла. Она взглянула на Армана - он, казалось, ничего не замечал.
- Я всё же очень рад, что ты вернулась. Я уже думал, что потерял тебя. - Снова заговорил он. - Честно говоря, я боялся тебя потерять. И в этом мире я не одинок только благодаря вам обеим. И своему небольшому обществу.
- Арман... - шепнула она и положила руки ему на плечи. Он смотрел на неё - такой хрупкий и прекрасный юноша семнадцати лет, такой печальный от своего одиночества... - Я и приехала только ради тебя...
- И ради Лестата? - осмелился предположить он.
Она опустила голову и загадочно улыбнулась.
- Ну, как же я могу пропустить судьбу такого экземпляра, списанного с самого дьявола, как Лестат?..
Анна сидела за своим столом, читая бесчисленное множество рукописей, делая заметки на полях гусиным пером и постоянно подливая масло в лампу. Она взглянула в окно и ужаснулась: "Милен"!
Она спешила к назначенному месту, никогда ранее она так не мчалась сквозь толпы смертных, и, резко остановившись, заметила Милен, спокойно стоящую у стены, укутанную плащом, подбитым мехом. Она взглянула на Анну мягко и успокаивающе, и вообще она действительно походила на Милосердную смерть - когда вас убивают, но всё же жалеют... От неё веяло могильным спокойствием и пронзительно-холодным безмолвием, Милен легко и практически незаметно коснулась руки Анны и она почувствовала, что длинные белые пальцы её были совершенно ледяными. Анна вздрогнула.
- Не бойся. - Улыбнулась Милен, обнажив невероятно острые клыки. - Я не причиню тебе вреда - никогда не причиняла вреда себе подобным. - "Всё ещё впереди" - с ужасом подумала Анна. Милен снова улыбнулась. - Можем ли мы пойти куда-нибудь в место потише? - она огляделась вокруг, указывая одним взглядом на любопытных прохожих.
- Конечно. - Отозвалась Анна, словно во сне. Она была очарована переливами этого спокойного голоса, взглядом исподлобья огромных тёмно-зелёных глаз, обрамлённых тёмными ресницами, и мягкой улыбкой.
Они прошли по блестящему скрипучему снегу куда-то в самое сердце Парижа, завернули в тихую, маленькую, уютную таверну. Милен усадила Анну напротив себя и села сама. Долго она смотрела в её глаза, пристально изучая, казалось, самые сокровенные глубины её души, всматриваясь в каждую мельчайшую деталь, не упуская ни одной незначительной мелочи. "Сколько же времени ей нужно, чтобы узнать о нас всё?" - подумала внезапно Анна. Милен опустила глаза.
- Несколько секунд. - Вслух ответила она. - А чтобы полностью представить картины твоей жизни, увидеть всё, что с тобой происходило, мне потребуется пара минут.
- Ты давно живёшь на этом свете, наверное, не менее тысячи лет? - предположила Анна.
- Мне всего какая-то жалкая сотня. - Сказала она, улыбаясь. - Интересно, все вампиры думают одинаково - что Арман в первый день моего существования, что ты, что Лестат. - Она понизила голос - немного. - Ведь именно о последнем ты хотела поговорить, не так ли?..
Анна кивнула, и ей уже не показалось удивительным то, что Милен знала всё. Она смирилась с мыслью, что она знает о каждом вампире всё, а тот даже не подозревает об этом.
- А тебе повезло. - Милен вновь перевела разговор чуть в иное русло. - Ты пила кровь Акаши, встретила Мариуса... Я понимаю, почему ты сказала Арману, что не видела Мариуса. Но зачем тебе Лестат? Зачем его будущее и настоящее, и прошлое?
Анна пожала плечами и отвела глаза в сторону. Разве Милен сама не знает? Разве не знает её чувств? Разве не понимает, что этот юноша, виденный ей всего мельком, стал ей очень интересен, любим ей за его сущность? Не понимает, что он связан со всем, что её окружает - Акашей, Мариусом, Арманом, наверное, самой же Милен?
- Хорошо. - Тихо сказала она. - Я не буду утомлять тебя долгими и совершенно ненужными расспросами. И, если тебя так интересует Лестат, я отвечу на все твои вопросы.
- Где он сейчас? - этот вопрос в тишине, казалось, прокатился эхом по залу таверны, навёл неописуемых ужас на её смертных посетителей и громом отчаяния вернулся к своей владелице.
Лицо Милен оставалось таким же спокойным, Анна заметила, что на нём нет ни единой морщины, ни единого изъяна - мраморная статуя, каким был Мариус, когда она его увидела. Она совсем не была похожа на людей. Она походила на древних вампиров. Но это было не более чем иллюзией воображения всех вампиров, кто видел её. Хотя, может, с кровью того, кого она пила, перешла к ней и великая, безграничная мудрость?.. И способность оставаться под палящим солнцем... И ещё с сотню способностей, о которых Анна и не подозревает?..
Милен сидела со стеклянными глазами, смотрящими в одну точку, но брови её были слегка сведены к переносице. Кончики длинных белых пальцев её рук соприкасались, и она опиралась на локти, которые в свою очередь упирались в дубовый стол. Анна испугалась, что Милен впала в оцепенение - как Акаша или Энкил, но лицо девушки прояснилось, она тряхнула головой, будто стряхивая с себя остатки мыслей, и взглянула на Анну.
- Он сейчас в Венеции. - Ответила Милен. - Габриель нет рядом - она ушла.
- Он... он... он будет пить кровь Акаши? - внезапно для себя спросила собеседницу Анна. Милен мягко улыбнулась:
- Да. - Кивнула она. - Будет.
- А Акаша... она ведь проснётся? - снова кивок рыжей головы, улыбка. - Из-за него? - улыбка, кивок. - Ему будет грозить смертельная опасность?.. - печальное выражение лица, кивок, грустные глаза... - Но он выживет? - кивок. - Он расскажет о себе и о нас всё, что знает? - кивок. Мрачный. Недовольное выражение лица. - И станет известен? - короткий смешок, улыбка, кивок. - Он сделает кого-то себе подобными ещё? - кивок, задумчивое выражение лица, вздох. - Кто они?
- А зачем тебе? - Анна облегчённо вздохнула - слышать этот мелодичный голос было куда лучше, чем наблюдать за её жестами.
- Я же просила рассказать о нём всё.
- Луи и Клодия - взрослый юноша и девочка шести лет. - Ответила Милен. - Этого достаточно? Будет ещё Дэвид. Хм, но это уже другая история. Считай - слишком далёкая. Затем ещё Анжелика... Но это уже точно очень далеко. Уже иное тысячелетие.
- Ты видишь моё будущее? - снова такой безмолвный и спокойный, уже ненавистный Анне кивок, отведение глаз в сторону. - Что же ты можешь сказать обо мне? - Милен резко повернулась и мельком глянула в глаза Анне.
- Что ты чертовски везучая. - Улыбнулась девушка. - На твоей судьбе нет ни одного более-менее чёрного пятна.
Анна опустила голову.
- Да? - недоверчиво переспросила она.
- Да. - Ответила Милен.
- Так, вернёмся к Лестату. - Анна взглянула на собеседницу. Лицо Милен разгладилось, она стала ещё более походить на живую статую. Она молчала, ждала вопросов. - Ты любишь его? - вопрос относился к разряду наглых, но Анне стоило видимых усилий задать его.
Милен спокойно кивнула и в свою очередь задала вопрос, однако губы её не двигались - ни звука не слетело с них.
- А разве можно не любить или не ненавидеть его? - Она улыбнулась.
Анна пожала плечами в ответ.
- Я совсем его не знаю. - Сказала она. - Я понятия не имею, кто он. Но чувствую - в жизни абсолютно всех вампиров он имеет кое-какой вес.
- Да. - Снова кивнула Милен.
И молчание нависло над ними. Холодное, мрачное безмолвие, кое царит на кладбищах, исходило от рыжеволосой девушки, такое спокойствие светилось в её глубоких изумрудных глазах, в которых можно было запросто утонуть и погрузиться в абсолютную, совершенную и идеальную пустоту - в мир, где нет ничего. Кроме своих переживаний. Милен вновь застыла в одной позе, смотря куда-то вдаль, в никуда - снова задумалась о чём-то. Холодные белые пальцы монотонно перебирали белый же кружевной платок, хотя, казалось, эти движения жили своей жизнью, а хозяйка - своей. Вы могли бы представить себе фарфоровую статуэтку - сидящую за столом рыжую девушку, смотрящую куда-то невидящими глазами, вдруг начавшую перебирать платок, находившийся в её руках. Это выглядело примерно так же. Но в тысячи раз впечатление усиливалось от понимания того, что эта статуэтка на самом деле живая. Живая и сверхъестественная.
- Но каким бы прекрасным он ни был, он причинит много боли и страданий тем, кто будет рядом с ним. - Сказала вдруг она и вздохнула. - Он - поистине дьявольское создание. Иногда - сверхъестественно сильное, временами - поистине слабое и чувствительное, хрупкое. Он поймёт для себя всю ценность своей жизни, всё её очарование, но потом поменяет иллюзии на реальность - и поймёт её одиночество. Он может быть разным. Может жить реальностью или мечтой. Или поистине недосягаемой целью. Или впадать в безграничное отчаяние. Жить в постоянном страхе и получать от этого неописуемое удовольствие. Словно "опасность" может вызвать в нём только чувство невероятных приключений. Только и всего.
- Ты действительно так думаешь? - ожила Анна. Милен взглянула в её глаза и рассмеялась.
- Я не просто думаю - я знаю. Наверное, хотя я могу ошибаться, я могу знать вампира и смертного лучше, чем они сами себя знают. Поскольку мне, как стороннему наблюдателю, открывается вся сущность всех душ, если я взгляну кому-либо в глаза. Я увижу всё, что с ними произойдёт. Всё, что с ними было. Но они вправе сами изменить свою судьбу. И тогда в этот переломный момент вся жизнь их может либо в корень измениться, либо остаться такой, какой предначертано. И мне печально видеть, что чаще всего люди и вампиры выбирают путь судьбы. Не меняя ничего. Но отчётливо осознавая шанс, дающийся им один-единственный раз.
- У нас есть выбор?
Милен кивнула.
- И тебя это удивляет? У всех есть выбор. И у всех одинаковый: изменить жизнь или оставить всё прежним, но только в тот единственный раз... Но, если взять первое, то всегда будет риск - а в лучшую ли сторону она изменится? Люди этого боятся, как и боятся вампиры. И поэтому решают не рисковать. С одной стороны - их можно понять. С другой можно удивиться: а почему бы не попробовать начать всё заново?.. Но боязнь всего нового - вполне обычное явление. Как для людей, так и для вампиров.
- И ты боишься экспериментировать с жизнью? - поинтересовалась Анна.
Милен улыбнулась и покачала головой.
- Нет. - Спокойно ответила она.
- Почему?
- Прежде всего, потому, что мне нечего терять. Я одинока. А одиночество даёт прекрасный шанс выбирать самому то, что тебе по душе - поскольку ты ничего никому не обязан. Вот почему я не согласна с теорией Мариуса - от одиночества надо спасаться. Мне кажется, что лучше, хотя бы обманывая себя, принимать одиночество как полную свободу, независимость. Чем накручивать себя: "Я так несчастна, так одинока, в целом мире нет того, кто бы меня понял"... Надо научиться выживать в тех условиях, в которые забрасывает нас судьба. Можно сломаться - не спорю. От отчаяния можно забраться глубоко в землю, закопаться где-нибудь посреди пустыни, чтобы однажды ночью, приняв какое-то нетвёрдое решение, выйти на свободу, лишившись за многие века под землёй разума, и бродить в качестве ожившего трупа. Но мне такое существование не по вкусу. Надо стойко выдерживать удары - иначе неизвестно, как потом проведёшь остаток своей вечности.
Милен внимательно взглянула на собеседницу. Анна молчала - ей нечего было сказать против этих слов, можно даже сказать, что она согласилась с ними, но как же тогда этот её жизненный принцип: "действуй по обстоятельствам"?.. Может, теперь лучше будет сменить его на: "будь сильной"?..
- Наверное, я не боюсь экспериментировать, менять жизнь лишь потому, что меня ничто не может уничтожить. - Продолжила она. - Знаешь, если понимать бессмертие так, как понимаю его я, то мне не важно, сколько пройдёт лет - до Конца Света я буду жить, жить вечностью, не смотря ни на что. Вампира - такого, как, например, ты, возможно уничтожить. Но возможно ли уничтожить меня? Я в этом сомневаюсь. Уже сомневаюсь. Мне достаточно крови смертного, чтобы полностью восстановить себя после чего-либо. И напасть на смертного мне ничего не стоит - я охотник по натуре, я убиваю - и не важно, что я при этом чувствую. И я не могу сказать, что именно может причинить мне вред. Мёртвая кровь? Нет - уже было такое. Полынь или опиум, другие наркотики в крови? Хм, нет - было испытано. Раны, порезы - они на мне заживают в мгновение ока, даже самые глубокие. Что может убить меня? - вновь спросила она. - Что сможет в буквальном смысле оставить после меня мелкую пыль, если даже в огне я не горю, скорее, он даже ласкает мою кожу? - Она коснулась белыми пальцами жёлто-синего пламени свечи, стоящей на столе, в подтверждение своим словам, Анна испуганно смотрела на это зрелище, не в силах оторваться от вида бледной руки, так спокойно касающейся огня. Милен убрала руку и показала алебастровую, шелковистую кожу, без единого изъяна. Анна коснулась её пальцев рукой - они по-прежнему были ледяными. - Видишь? - Анна кивнула. - Я не знаю, как можно назвать моё существование.
- Кто сделал тебя такой? - поинтересовалась Анна. Любопытство всегда было её спутником.
- Я не разглашаю, я не хочу, чтобы обо мне знали больше, чем нужно. Для вас сейчас должно быть просто осознание моего существования - а остальное вас уже не касается. Многие задавали мне вопрос - кто же я? Я молчала. Я не хотела, чтобы кто-то знал, откуда я и кто мой создатель. Это строго конфиденциальная информация... - Она остановилась и молчала с минуту... Анна внимательно изучала идеально-правильные черты её лица, тонкий нос, прекрасные, чувственные губы, невероятный блеск глубоких, как океан, зелёных глаз, в котором тонули все её жертвы, чёрный зрачок словно сливался с радужной оболочкой, образуя невероятное единое целое. Тёмно-рыжие локоны покоились на её плечах, спине, укутывая её. Она выглядела прекрасно в свете свечей и ламп... - Я похожа на него характером, но лишь чуть-чуть. Наверное, в нас обоих живёт такая же эмоциональность и впечатлительность, за исключением того, что я умею скрывать чувства - не люблю показывать своих переживаний, а он - нет, или просто не желает их скрывать, считая это лишним. - Анна догадалась, что Милен говорила о Лестате. - Может быть, мне бы и хотелось высказать всё. Но только не тем, с кем я сейчас знакома, уж прости. - Она мягко улыбнулась Анне. - Не исключено, что моим слушателем оказался бы ныне пока не существующий в мире вампиров Луи. Или сам Лестат. Или они двое... Но никто более. - Милен слегка сдвинула к переносице брови и опустила глаза, взгляд её терялся на дубовом столе. - Никто... - шепнула она в пустоту.
- Наверное, он бы мог понять Луи - поверь, это гораздо легче, чем хотя бы заглянуть мне в душу. Я закрыта для посторонних глаз. Я появляюсь лишь тогда, когда нужна вампирам - именно им, а не смертным, поскольку смертные сами нужны мне. - В её глазах заплясал демонически огонёк. - В остальное время они ничего обо мне не знают. И, если я не захочу, они и не найдут меня. Никогда. Хотя я буду совсем рядом - умирать от смеха. - Она произнесла последние слова с каким-то подобием холодного презрения к вампирам, с чётким осознанием своего превосходства надо всеми - даже над Теми, Кого Следует Оберегать. - Наверное, моё призвание - оставаться такой одинокой и такой холодной, жестокой жалостливой убийцей - убивающей и жалеющей того, кто оказался в её мёртвой хватке, опуская руки, смотря на того, у кого отняла жизнь, вечно жалеть его, жалеть его существование, которое всецело досталось ей. В жалости я похожу на будущего Луи. Но это всё, в чём заключается наше сходство. Я хотя бы могу понять Лестата... - лицо Милен вдруг наполнилось такой тоской с примесью ненависти, что Анне стало её жаль - что она испытывает такие муки за чьё-то будущее. - Но ты сама всё узнаешь. Через некоторое время.
Она встала, накинула плащ и, по дороге к выходу, улыбнулась Анне. "Встретимся ли мы вновь?" - хотела бы узнать Анна.
- И ещё не раз встретимся. - Сказала Милен, прочитав её мысли, и, повернувшись, направилась к выходу, легко и абсолютно бесшумно переступая по деревянным половицам... Анна смотрела ей вслед. И вдруг заметила, что Милен остановилась. И резко обернулась - Анна даже не заметила никаких движений.
- Ты можешь пойти к Арману... - Милен протянула ей руку в чёрных кожаных перчатках, её пальцы сжимали белоснежный прямоугольник. - Скоро в "Театре вампиров" начнётся премьера новой пьесы, написанной Николя. Вероятно, Арман тебе всё объяснит - как возник театр со времени твоего отсутствия, кто его лидер, кто пишет пьесы, кто - его актёры. Люди в восторге от пьес. - Милен улыбнулась. - Если ты хочешь узнать моё мнение о постановках, скажу - они ужасны и прекрасны одновременно. Леденят кровь и заставляют ненавидеть всех вампиров на свете. Но это касается лишь только моих чувств. Может, я и ошибаюсь... - Она вновь повернулась, и Анна услышала её голос из-за спины. - Спектакль через пятнадцать минут. Желаю удачи. - Сказала она. И, быстро преодолев расстояние между ними и дверью, растворилась в темноте зимней ночи. И Анна невольно подумала, что, если бы не рыжие длинные волосы, немного растрепавшиеся и выбившиеся из атласной, чёрной ленты, в этом чёрном плаще и со спины её вполне можно было принять за мужчину.
Анна взглянула на карточку, лежащую у неё на столе. На ней яркими золотыми буквами было написано: "Театр Рено. Мрачный мир вампиров".
Не откладывая, она решила посетить это мрачное заведение, которое с самого начала привлекло её внимание... Она взглянула на посетителей, которые выходили из своих экипажей - блистательные аристократы, смертные. Ни одного вампира в округе и среди толпы смертных видно не было. Она тихо и незаметно скользнула мимо проверяющего, тоже смертного, кстати, и, миновав прекрасно освещённый уютный зал, шагнула за кулисы.
За ними, в тусклых, однообразно тянувшихся гримёрных сидели актёры. Анна почувствовала - все они были вампирами. В конце длинного коридора была видна фигура. Это был Арман.
Она пошла к нему, он всё так же неподвижно стоял и смотрел на неё. Она кинулась к нему, стоя уже в каких-то от него сантиметрах... Арман крепко обнял Анну.
- Это Милен? - спросил он, поглаживая её волосы. - Она сказала тебе про театр?..
Анна кивнула.
- Да. Наверное, она хотела, чтобы я увидела то зрелище, которым восхищаются зрители.
- Не исключено... - шепнул он. - Альберт... - Мягко позвал он в тишине. Анна почувствовала, что за спиной материализовался смертный. Сладкий запах крови возбудил в ней неутолимую жажду, она обернулась. Стройный, высокий юноша лет пятнадцати в изящном щеголеватом сюртуке тёмно-коричневого цвета стоял и ожидал приказаний. Его мягкие чёрные локоны покоились на покатых юношеских плечах, огромные глаза болотного цвета взирали на Армана. Анна, казалось, вздрогнула, потому что Арман шепнул:
- Тише... Он - мой... - И обратился уже к Альберту. - Проводи мадемуазель в самую лучшую ложу. - Распорядился он. - Я буду ждать тебя у выхода... - Бледные пальцы Армана скользнули по лицу Анны, и она неспешно последовала за мальчиком.
Она увидела два кресла - изящных и немного вычурных, села в одно из них. Мальчик, однако, не покинул её, как она предполагала. Он сел рядом.
Она взглянула вниз и глубоко вдохнула - пьянящий запах смертных разливался по залу, принося невероятную жажду Анне, невыносимость и недосягаемость Альберта, сидящего рядом, заставили её подумать, что Арман просто издевается. Тепло людей, витающее в воздухе, мелкая, незаметная пыль, горение воска многочисленных свечей - всё это согревало и ласкало её кожу, её сознание. Она взглянула на сцену - чёрный занавес скрывал декорации. В гуле всевозможных мыслей и чувств она отчётливо ощущала волнение и возбуждение. Наконец, казалось, нескончаемый поток смертных иссякал, пока не затих совсем, и вслед за ним стихли голоса. Свет начал гаснуть... Сначала вверху, затем медленно внизу, пока последняя свеча в зале не оказалась потушенной. Занавес очень медленно открылся...
На сцене были чуть подсвеченные декорации - мрачные ветви леса переплетались где-то вверху, извиваясь бесконечное количество раз, нарисованный умелой рукой художника колодец - как настоящий, старый и тёмный, хранивший ещё в себе воду, но где-то на дне, в глубинах. Где-то раздавалось одинокое звучание скрипки - такое пронзительное, щемящее душу, полное какого-то отчаяния, безысходности и едва уловимой ненависти. Она чуть не расплакалась, услышав музыку, казалось, она задела самое её сердце. Забывшись, она нащупала тёплую и нежную руку Альберта и немного сжала её. Жест, невероятно присущий смертным, но никак не вампирам. В океане смертных Анна уловила практически незаметный тонкий запах вампира - холодный и притягательный. Она взглянула вниз и тотчас заметила до боли знакомые рыжие волосы, тёмно-синее платье, ей показалось, что она могла даже расслышать мягкое и едва уловимое: "Простите", когда она пробиралась к своему месту - второй ряд, середина. Прекрасно, учитывая то, что никого нет впереди. Она могла уловить и молниеносный, мгновенный взгляд наверх, и бледные пальцы, скрестившиеся в замок, и упирающуюся в спинку впередистоящего, пустого кресла фигуру, на спине которой покоились, убранные в хвост неизменной чёрной лентой, тёмно-рыжие волосы.
Но она отвлеклась от сцены, а на ней уже кто-то стоял. Около колодца - будто реального, стояла тёмная фигура и озиралась по сторонам. Анна заметила медленно удаляющиеся чёрные плащи - вероятно, они привели этого человека на сцену. Она вздрогнула, когда заметила, что смертный источает страх. Невыносимый, непреодолимый страх от неизвестности того, что с ним будет. Анне стало жаль его - до боли, хотя она и не могла знать, что с ним случится. Рядом с ним - как тень, быстро и неуловимо, появилась прекрасная незнакомка, вспыхнул немногочисленный свет, музыка медленно затихала, играла тише, но не кончалась совсем. Будто у скрипача медленно искали силы, но он играл... Незнакомка-вампир коснулась плеча юноши, её бледные пальцы накрыла его рука. Он взглянул в её серые глаза, откинул с плеч непослушные чёрные локоны. И в голосе его прозвучал едва уловимый страх:
- Кто ты? Где я?
- Я - твоё спасение. - Звонко рассмеялась она, и исчезла со сцены - снова так же быстро появившись в уже другом месте, где незамедлительно зажглись несколько свечей. Анна взглянула вниз и увидела, что светом - глазами, управляла Милен, снизу вверх. Юноша взглянул на незнакомку...
- Не уходи! - крикнул он ей вслед, практически не замечая заворожённых зрителей. - Вернись!.. Пожалуйста!
- Ты действительно хочешь этого? - она смеялась, уже в каком-то другом месте, где снова горели свечи и лампы благодаря Милен, сидящей внизу и с бесстрастным выражением лица наблюдавшей за спектаклем.
Анна волновалась. Ей была как-то небезразлична судьба человека на сцене.
- Да! - сказал он, словно загипнотизированный её серыми глазами и чёрными волосами. - Вернись ко мне! Не покидай меня! Будь со мной вечно!.. - Игра скрипки стала невыносимо жалостливой, и громовой голос девушки вещал:
- Взгляните на него! Я - его избавление, его вечное страдание, его боли и его смерть. А он зовёт меня, зовёт обратно, словно невыносимое прошлое, с которым не в силах расстаться. Зачем я тебе? - она взглянула вниз, на него, и аккуратно спустилась на сцену с карниза занавеса.
- Чтобы созерцать тебя! - воскликнул юноша. - Подари мне своё вечное избавление!
Анна догадывалась, каким будет избавление, и захотела закричать: "Нет!", вскочив со стула, но промолчала, и её пальцы судорожно вцепились в подлокотник кресла. Она сама прекрасно осознавала, что хотела крови этого привлекательного смертного, но в то же время не желала ему зла; она знала, что хотела крови, именно его крови, но сдерживала себя усилием воли. И ей с огромным трудом удалось подавить в себе желание коснуться клыками тёплой кожи Альберта, сидящего рядом, и испить его всего до дна.
- Он сам этого захотел... - тоскливо сказала девушка, подошла к нему, обняла... И вдруг зал оглушил его предсмертный крик... Но затем он замолчал - так же, как замолчали тревожные ноты протяжного инструмента, в унисон. Зал был в полной тишине, пока девушка на сцене стремительно выкачивала жизнь из его тела - с наигранной грустью на лице. Блеск богатых драгоценностей в неярком свете, казалось, стал даже глуше. Анна подавила тяжёлый вздох, девушка на сцене вместе с уже мёртвым юношей скрылась... Опустился занавес, усилием взгляда Милен все свечи снова зажглись, и, встав, зрители рукоплескали актёрам, вышедшим на сцену - носильщикам, театральному постановщику, девушке, скрипачу, но среди них, разумеется, не было несчастного юноши...
Рукоплескания никак не хотели заканчиваться, но всё потихоньку стало стихать, и толпа вновь повалила через открытые двери, из которых тянулся февральский мороз. Анна взглянула на Альберта, затем - вниз, и заметила, что Милен не ушла.
Она сидела, всё так же смотря на сцену, словно чего-то ожидая, опершись на спинку впередистоящего кресла, с какой-то почти незаметной безнадёжностью в глазах и обыденностью - словно делала это каждый день. И тут из-за кулис вышел Арман, позвал их к себе, и Альберт проводил её вниз.
Милен не стала исчезать - она всё так же стояла и смотрела то на Анну, то на юношу, и редко кидала взгляд в сторону Армана. Арман что-то сказал юноше и тот, мягко взяв за руку Милен, куда-то её увёл.
- Как тебе спектакль? Не сомневаюсь, что ты скажешь - ужасно.
Анна кивнула.
- Очень жестокое и завораживающее зрелище. Вы пьёте на сцене кровь... И люди не догадываются, что это не иллюзия, а суровая реальность?
Арман покачал головой.
- Нет, и тем лучше для нас. Невероятно - нашу мрачность любим не только мы сами. - Он улыбнулся. - А ты поразила меня своей жалостью. Удивительно... Кто тебя создал?
- Некий Магнус. - Сказала она.
- Что? Магнус? Надо же, не думал, что он создал ещё кого-то, кроме Лестата. Хм, но ты и Лестат - две абсолютно разные личности. - Арман покачал головой.
- Просто не всё передаётся с кровью. - Заметила Анна. - Но зачем вы делаете всё это?
- Хм, наверно потому, чтобы нам было на что жить, понимаешь? Мы живём так же, как смертные. Только с одним отличием - только ночью. И театр - наш заработок.
- Понятно. - Сказала она.
- Пойдём. Я уведу тебя в место, где более комфортно, чем в пустом зале.
И они пошли тёмными переходами, коридорами, к комнате Армана, как она понимала. Она мельком смотрела на стены, которых касалось пламя факела - его держал в руке Арман, и невольно вздрагивала от ужасающих фресок, изображающих смерть, падение, грехи... Ей казалось, что пути не будет конца, но когда они остановились перед тяжёлой дубовой дверью, Анна вздохнула с облегчением - наконец-то весь этот кошмар на стенах был закончен.
В комнате Армана царила идеальная чистота, бумаги были аккуратно сложены в стопку на письменном столе, книги, так же аккуратно расставленные на полках, свечи, но мрачные и навевающие панический ужас гравюры... Гроб - простой, чёрный - у противоположной от письменного стола стены немного портил впечатление от уединённой кельи вампира. Она оглядела помещение ещё раз... Выглядело оно мрачновато. Но в остальном не было ничего необычного - обыкновенная комната обыкновенного смертного. В данном случае, правда, вампира.
Анна вздохнула и вдруг вспомнила о разговоре с Милен о Лестате. Арман долго и пристально смотрел на неё, она спиной чувствовала его взгляд.
- Анна, ты думаешь о нём?.. - в его голосе явно звучало удивление.
- И почему это тебя удивляет?
- Просто удивляет. - Он пожал плечами. - Просто ты его совсем не знаешь, но уже думаешь, мучаешься вопросами - что с ним, где он...
- Ничего удивительного. Бывает же любовь с первого взгляда?
Арман неспешно кивнул.
Они молчали. Казалось, молчание густой массой разлилось по комнате, треск фитилей тускло отсвечивающих пламя свечей нарушал гробовую тишину, и тени плясали на стенах, ещё больше оттеняя и искажая и так повергающие в страх гравюры. Даже для вампира сюжеты такой смерти были слишком жестокими. О. этот невыносимый восемнадцатый век!
- Боюсь, что я здесь не останусь. - Произнесла Анна в задумчивости. - Снова придётся повидать мир.
- Анна, не покидай меня! Мы только встретились! Да и зачем?.. - с мольбой в каждом слове отозвался Арман. - Прошу тебя, не вынуждай меня проваливаться в одиночество.
- А Театр?..
Арман опустил глаза.
- Давай лучше я познакомлю тебя с нашим писателем, что пишет пьесы, и с актёрами. Может, ты втянешься в их образ жизни?
Анна вскинула брови:
- Ты предлагаешь мне работу в театре в качестве актрисы?..
Арман улыбнулся.
- А почему бы и нет?..
Она познакомилась с ними. С Камиллой, Гретой и другими, а самое главное - с Элени и Николя, Ники...
Николя оказался высоким, суровым юношей, иногда капризным, иногда не слишком, слишком поглощённым работой и умеющим говорить приказным тоном так, что никто не смел его ослушаться. Лишь Милен то появлялась, то исчезала в театре, её могли не видеть месяцами, как говорила Грета, но могли затем часто очень встречать на представлениях - всегда в неизменном месте, словно оно было ей заказано всегда и билеты на него не продавались, и этот вывод можно было сделать, когда на представлении на том месте видеть либо Милен, либо никого.
Николя писал по одной или две пьесы в день. И, смотря на него, слушай рассказ Армана о том, что Николя был сделан вампиром с лёгкой руки, необдуманного жеста Лестата, Анна вполне могла понять легкомыслие де Лионкура, хотя умалчивала об этом. Арман говорил, что Николя после этого стал невероятно нервным, раздражительным, очень непокорным и взбалмошным. Но играл на скрипке Ники просто виртуозно, не говоря уже о гениальных в своей неповторимой жестокости пьесах.
А Элени писала Лестату. Писала о том, что творится в театре, и какие волнения были в Париже. Писала о том, что Николя день ото дня становится всё неуправляемее, капризнее, и что её одолевает смутное и жуткое предчувствие чего-то необратимо страшного, какого-то немыслимо кошмарного события. Но суть своих догадок она прятала глубоко между строк, в которые - она надеялась - Лестат не вчитывался.
Вот и всё. Анна, конечно же, согласилась остаться и работать у Армана. Чему Арман был несказанно рад. Надо заметить, что она не оставалась бесконечно одинокой в компании вампиров-актёров, и всегда оставалась в центре внимания. Эта светская жизнь ослепляла её, и лишь долгие, но редкие вечера она сидела и наблюдала за Элени - за тем, как она пишет очередное письмо для того незнакомого, изменившегося дальнего друга, которое унесётся вслед за ним туда, далеко, где он находится...
Она много размышляла, каков Лестат из себя. Взбалмошный, эмоциональный или спокойный, уравновешенный? Все знали его как балагура, как неисправимого остряка и невыносимого мечтателя, витающего в облаках, полностью отдающего себя актёрскому мастерству, которым он владел в совершенстве. Кто что говорил. Арман отмалчивался в ответ на этот вопрос, говоря, что он очень сложная и сумасшедшая личность. Николя ненавидел говорить о нём, Лестат в одну секунду смог из друга превратиться в невыносимого на дух врага для Ники. А у остальных не было смысла спрашивать.
Так она и работала. Погрузилась в себя, стала более замкнутой. Её единственным, наверное, близким другом стала - незаметно для обеих - Милен. Она часто приходила к Анне, и Анна не хотела спрашивать у неё, что за птица Лестат, подозревая, что Милен сама не слишком хорошо знала его лично. И Милен могла только согласиться с ней.
Она трудилась в поте лица. Она старалась. И мужественно пережила кострище и вошедшего в него Николя - смело и гордо, будто ему там было и место - в адском пекле, в пламени, обжигающем алебастровую кожу. Но не смогла бы пережить то, что испытывал Лестат, беря в руки - она многократно представляла себе этот эпизод - скрипку работы Страдивари, что принадлежала Николя. Ники завещал её своему злейшему врагу. И это всё, что от него осталось. И это пережили все. И скоро восстановился обычный ход событий. Пьесы, написанные Николя незадолго до его трагической гибели, успешно ставились и производили фурор среди зрителей. Всё стало как обычно.
Но однажды...
Однажды в дверь непринуждённо постучали. Такой манерой стука отличался Арман - так тихо и легко. Открывать понеслась Элени, и вскрик вырвался из её груди. Вампиры тотчас сгруппировались внизу, Анна стояла на лестнице, Милен - словно верный телохранитель Армана - была рядом и оглядывала присутствующих взором, в котором буквально кипела ненависть. Это первый и, похоже, последний раз, когда даже на лице Милен отразились чувства и эмоции. Она знала исход всего, что последует за этим приходом, но Армана никто не заставлял приводить в театр Лестата.
- Лестат!.. - пронёсся взволнованный шёпот среди вампиров. - Лестат!..
Анна вздрогнула. В обугленной коже, в измождении, в жалком виде, в лохмотьях, трудно было узнать того, кто наводил ужас даже на самых старых вампиров. Милен бесстрастно прошла вперёд, взгляды вампиров обратились к ней. Она встала на лестницу - выше, чем Анна, и, не глядя в её сторону, бросила вопросительный взгляд - молча - на Армана.
- Это - Лестат де Лионкур. - Объявил предводитель театра. Надо заметить, что состав театра изменился за годы, Элени ушла - неизвестно куда, места занимали новые и новые вампиры - отчуждённые, воплощение порока восемнадцатого века.
- Как ты смел приводить его сюда? - вопрос сорвался с губ Греты. Вполне справедливо, учитывая то, что суд, который хотел свершить Арман над теми, кто так обошёлся с Лестатом, никак не мог быть справедливым. Но возмездие, как все считали, должно было свершиться.
- Просто посмел. - Пожал плечами Арман и усадил Лестата на ближайшее кресло.
Немая сцена. Все смотрели на Армана, словно ожидая от него какого-либо чуда или хотя бы объяснения того, зачем нужно было Лестата тянуть сюда. Но вместо этого Арман тихо приказал увести его.
Анне было больно смотреть. Кровь застилала глаза, мешая видеть, что происходит. Она смахнула капли со щёк, катившиеся и катившиеся вниз, мешающие видеть, и слух её улавливал тяжёлые шаги других вампиров, грохот, затем вновь - тишину. Кричащее вопросами безмолвие томило и мучило не хуже, чем адский огонь, оно обжигало ледяным спокойствием, что исходило, главным образом, от Милен, стоящей на три-четыре ступени выше, и от Армана, медленно двигающегося то вправо, то влево, словно что-то обдумывая. Он словно хотел вынести приговор - таким было его выражение лица, но он молчал. И тишина трескалась, искрилась, прерываемая учащающимся дыханием вампиров, нарастающее напряжение угнетало и заставляло делать ожидание ещё более мучительным.
- Это Клодия. - Тишь окончательно раскололась на миллионы, миллиарды мелких, микроскопических осколков, под тембром этого мягкого голоса, выразившего, однако, такую неколебимую и твёрдую фразу. Вампиры вздрогнули.
Анна села на ступени и закрыла лицо руками. Клодия... Милен говорила, что они здесь. Что Лестат сделал их вампирами. Она говорила о них ещё в самую первую встречу, и Анна хорошо запомнила этот разговор. Кроме того - она видела их. Высокий, статный юноша и маленькая девочка с рыжими кудрями и не по-детски взрослым, печальным взглядом. И что, какое преступление должен был совершить Лестат, чтобы Клодия захотела его убить? И почти убила бы, если бы не высокий коэффициент выживаемости де Лионкура. Что он сделал?.. Милен рассказывала - назначил вампиром Луи, и Клодия выжила от его крови, что он дал ей. Клодия умирала из-за Луи - он пил её кровь, но знал, что потерять её было бы слишком большой болью для него. И по этому милостиво разрешил Лестату завершить превращение.
- Именно за Тёмный дар Клодия ненавидела и ненавидит Лестата. - Произнесла Милен над самым ухом Анны.
- Мы должны будем свершить суд над ней. - После затянувшейся паузы продолжил Арман. В его голосе звучали металлические ноты, им можно было рассекать воздух, словно бичом, если повысить тон на две октавы - с первой на третью. - И Лестат должен подтвердить её вину.
Вдруг смех - иронический и заразительный - пронёсся над залом. Анна обернулась - смеялась Милен.
- Ты всерьёз хочешь избавить Луи от Клодии? Арман, смирись с тем, что ни один вампир не будет целиком и полностью зависеть от тебя. - Слова Милен повергли остальных вампиров в оцепенение, а та улыбалась и вопросительно смотрела на Армана.
- Я не хочу... - начал было Арман, но Милен жёстко прервала его.
- И ты, и я знаем, что хочешь. - Брови её сдвинулись к переносице. Она походила на высокородную аристократку, недовольную некачественным обслуживанием слуги. - Перестань! И допусти меня к нему.
- Нет. - Твёрдо сказал Арман. - Никогда.
Милен пожала плечами.
- Жди от него только ненависти, когда он всё узнает. - С этими словами Милен спустилась и исчезла...
- Но откуда он может узнать? - вопрос Армана был обращён, казалось бы, воздуху, но ответ не заставил себя ждать. Милен вернулась - так же внезапно, как и исчезла.
- От меня. - И вновь от её присутствия не осталось и следа.
Анна смотрела на Армана, и его решительность грела воздух вокруг...
Анна видела их неоднократно. И в одну ночь им даже удалось встретиться. Вампиры окружили Луи, Клодию, но Анна стояла в стороне. Не хотела, чтобы они заметили её. Не желала говорить с ними, ведь, как утверждала Милен, приговор был объявлен, и Клодию обязательно оставят под лучами палящего солнца в темнице.
Нет, к Лестату Милен не допустил Арман, о чём Милен очень сокрушалась. Она бы могла излечить его своей кровью, избавить его от страданий. Пока Лестат не хотел подтвердить вину Клодии в совершённых над ним действиях, он не мог увидеть жертву, не мог выпить крови, а тем более - исцеляющей крови, такой, как у Акаши, Мариуса, Армана, Энкила или самой Милен. Вот почему она рвалась к Лестату - хотела максимально облегчить его страдания без капли любой крови.
Когда Луи и Клодию, а с ними и Мадлен, привели, Анна старалась держаться ото всех подальше, Милен же стояла у стены и наблюдала за действием с таким бесстрастным выражением лица, словно была лишена всяких чувств. Но когда Сантьяго отдал приказ принести гроб... Она вздрогнула. Только и всего. Когда Анна тонула в бурлящем потоке своих переживаний за Луи, Милен, казалось бы, всего лишь могла пожать плечами и сказать: "Они - все трое - этого заслуживают". Но Анна не чувствовала главного, что так мучило и жгло сознание и душу Милен - злость. Злость к изощрённому Арману, ненависть к нему, готовность разорвать его на клочки, бросить в огонь и незамедлительно выбросить его пепел за окно, и забыть о нём, как о страшном сне. "Луи, бедный Луи! Клодия! Мадлен..." - думала Анна. "Арман, я клянусь, что отомщу тебе. Ты хотел правосудия. Но правосудие, в конечном счёте, свершится над тобой. Но свершу его не я..." - за бесстрастным выражением лица Милен скрывалась откровенная, сумасшедшая ненависть. И ненависть справедливая. Но, к сожалению, молчащая.
Одной ночью Анна услышала голос Милен, которая, вдобавок, неистово барабанила по крышке гроба.
- Вставай! - приказной тон Анне был знаком, но она не ожидала услышать его от Милен. Тем не менее, Анна повиновалась, и рыжеволосая девушка повела её за собой.
- Клодию, Мадлен... - Голос девушки вдруг оборвался на полуслове. Но она взяла себя в руки. - Клодия и Мадлен погибли. - Во фразе, казалось, сквозило равнодушие, но где-то внутри этого глубокого голоса звучала жалость и скорбь. - Сейчас в Театре совершится нечто кошмарное, на чём мы обязаны присутствовать. - Милен обречённо вздохнула. - Арман, Арман... - теперь горечь отчётливо слышалась в словах, разочарование, которого хватило бы на страдание за весь мир.
Они пошли какими-то тёмными переходами, так же расписанными ужасающими сценами картин великих художников, дошли до лестницы, поднялись и добрались знакомой дорогой до зала театра. По непонятной причине Анне стало холодно, но могильный холод, который источала Милен, не был к этому причастен. Она отчётливо ощущала, что Милен сейчас чем-то разочарована и очень рассержена, хотя не единый мускул не дрогнул на белом лице рыжей кровопийцы, ни одна черта не исказилась. Милен была напряжена, и, подходя к двери в зал, сжала руку Анны своими ледяными пальцами - холод Милен Анна чувствовала даже через лёд своей ладони - так, что Анне стало больно. Она толкнула дверь в зал.
Часть вампиров собралась, часть - ещё нет. Они заняли места в первом ряду, и Анна не могла сказать, специально ли сделала это Милен или это получилось по привычке или случайности. В первом же ряду сидел Лестат, Анна старалась не смотреть на него, хотя раны частично зажили, но видны были ещё шрамы на лице, так ужасно и сильно искажающие бывшие прекрасными черты его лица. Милен взглянула на свечи, и они тотчас вспыхнули огнём, как по мановению волшебной палочки. Шум доносился из какой-то из частей Театра, и на сцену вышел Арман и Луи... Селеста уже стояла там.
Анна практически не помнила слов, помнила лишь то, что Арман во всём обвинил Лестата, и что Луи ему поверил. Милен вцепилась в подлокотник, глаза её пылали огнём, и лишь здравый рассудок заставлял её держаться на месте, а не вскочить и сказать Арману всё, что она о нём думает и считает, а попутно и хорошенько его покалечить.
- Ты должен уехать из Парижа. - Глубокий, металлический голос Армана пронёсся над залом, гул стих, все замерли. Слова были обращены к Лестату. - Ты изгоняешься из общества.
Милен встала. Анна смотрела на неё и не верила, что она может что-то сделать, что может изменить ход истории Театра вампиров, что сможет перечить решениям Армана. Но она смогла. Она подошла к нему, и спокойный, размеренный тон резко отличался от громогласного тона Армана.
- Это безумие. - Она улыбнулась. Всего два слова сказали так много о том, что произошло вчера и сегодня и вообще за прошедшие недели. Сказали больше, чем могли сказать. Всё - с самого начала этой истории и до её трагичного для Мадлен и Клодии конца - было чистейшей воды безумием. - Ты не смог заполучить Лестата, не сможешь и Луи. Смирись. И не делай глупостей.
Арман молчал. Приговор был окончательным, и те слова, что растворились в пламени свечей и дымовой завесе, те слова, которые приказывали Лестату уезжать, всё ещё имели какой-то вес. Все понимали, что решение он своё не отменит никогда. Но сказанная ему в глаза правда, светившаяся желтоватым светом в зелёных изумрудах Милен, была острее любого ножа. Любого действия. И единственным выходом тогда было проигнорировать прямые фразы, что Арман не замедлил сделать.
Свечи - медленно гаснувшие; дождь - такой неуместный... Вампиры - медленная вереница, Арман, крик Луи - всё слилось воедино. Лишь шёпот Милен выделялся своей выразительностью из однообразного гула, от которого у Анны начала болеть голова.
- Ты всё мог сделать. - Милен вновь стояла перед Арманом, и в глазах её застыла печаль. - Ты мог. И ты сам виноват в том, что страдания Луи увеличились стократно. И не обманывай сам себя. Не оправдывайся - не перед кем. - Она говорила ему всё это тихо и размеренно, в то время как Луи сейчас был уже далеко от Театра, сжимая в руках платье Клодии. Она встретилась глазами с Арманом и разочарованно вздохнула. - Нет... Ты не понимаешь. - Он пожал плечами и ушёл.
Все разбрелись кто куда, Анна стояла и смотрела, наблюдала за действиями Милен... А Милен села на ступеньки лестницы, той самой, на ступенях которой недавно сидела Анна; и смотрела на пламя свечей, отражавшееся в её глазах и бегущих вдоль её бледных скул и щёк, красных слёз. Анна не знала их причину - что заставило сильную, неколебимую Милен выдавить из себя хоть слезу, не то, что их потоки, но факт оставался фактом - она сидела на лестнице, обняв руками колени, и плакала. Тихо. Без всхлипов. Даже плечи не дрогнули. Просто кровь катилась и катилась из глаз, оставляя следы на белой коже.
Немного поразмыслив, Анна оставила её одну.
Следующая ночь оказалась самой ужасной из ночей Анны. Шум, треск, огонь, крики - вот что она услышала, открыв глаза. Она попыталась откинуть крышку гроба, но она была плотно заколочена. Кричать было бесполезно, и пламя разъедало древесину... Откуда-то сверху раздалось ворчание Милен, открывающей замки:
- Нет, я его в порошок сотру, в пыль превращу, от него одни воспоминания останутся! - Милен откинула крышку голыми руками, через огонь, так как огонь не причинял ей вреда. - Быстрее. - Она протянула руку Анне. - Надо выбираться отсюда.
Они бежали - долго и мучительно, огонь, казалось, старался настичь их, едкий дым разъедал глаза Анне, но они не останавливались.
- Сюда! - Милен юркнула в какой-то переход, потянув за собой Анну, и тотчас они оказались у двери, ведущей на улицу. Но комната была в огне - пылало всё, даже сама дверь, которую спешно отпирала Милен, кашляя от дыма. Анна уже чувствовала, как языка пламени ранили руки, лицо, шею, и дверь никак не хотел отпираться... Наконец, с замком было покончено, и Милен позвала за собой Анну.
Но ноги девушку почему-то не слушались, она медленно теряла сознание, пока темнота не окружила её полностью...
"Вот и всё" - подумала она. И чьи-то сильные руки подхватили её и унесли...