Хозяйство у Марьи было отменным. Получив от развалившегося колхоза несколько гектаров земли, она прикупила уже закрытую ферму, где оставалось немного коров, которых отдали бывшим колхозникам. Работать Марья умела, и года через четыре у нее уже было крепкое хозяйство. Молоко, сливки и сметану она поставляла в небольшой ресторанчик в соседнем райцентре. Ресторанчик со смешным названием "На завалинке" пользовался большим успехом, тем более, что расположен был недалеко от трассы Москва-Белгород. Кроме ресторана Марья еще отвозила молоко и в дом инвалидов, расположенный неподалеку, но это уже была почти благотворительность , цены были смешные. Марье перевалило уже за тридцать, жизнь ее не сложилась, семьи не было, хотя она была очень красивой, сильной женщиной. После сумаcшедшей девичьей любви к заезжему женатому работнику стройотряда, она забеременела и превратилась по сплетням соседок в "гулящую бабу". Мать ее очень переживала, не смея показаться на улице и, в конце - концов, умерла, даже не дождавшись, когда ее семнадцатилетняя дочь родит. У Марьи родился мертвый мальчик, и горю ее не было предела. Она назвала его Константином и похоронила рядом с могилой матери. Злые бабьи языки примолкли. Марья поступила в заочный институт мясо - молочной промышленности и иногда уезжала в город сдавать экзамены. Она работала на ферме и ни на что больше не обращала внимания. За двумя дорогими для нее могилками она ухаживала самозабвенно. Может быть, из-за них она и осталась в родной деревне. Деревенька вымирала. Кто помоложе, давно уже уехали в город, теперь в деревне никого не удерживали. Мужики тихо спивались. Иногда, кто-нибудь, по пьянке, пытался подобраться к Марье, но после хорошей трепки, когда она сломала руку одному ухажеру, ее уже обходили стороной, вежливо, с опаской кланяясь, рука у нее была тяжелой. Перестройка дала ей землю, как и другим колхозникам, но у тех земля постепенно зарастала кустарником, а Марья трудилась без устали, заглушая трудом незаживающую рану. Теперь ее уважали и отзывались почтительно. Прошло еще несколько лет и, накопив значительную сумму, Марья купила за бугром породистый скот и занялась разведением новой породы. Ухаживала она за животными как за детьми, многие пожилые женщины просились к ней на работу. У Марьи уже было все, и земля и работники и достаток и красота ее не покинула, но счастья не было. Длинными, деревенскими ночами она кусала подушку, чтобы сдержать крик и засыпала в слезах. А утром, как ни в чем не бывало, она, подтянутая и уверенная в себе, командовала своей фермой и сама развозила молоко. За это время она окончила институт, и хозяйство свое вела сама.
Однажды, проходя по коридору дома инвалидов к завхозу Елене, она услышала имя, которое заставило ее остановиться. Две молоденькие медсестры говорили о каком то Косте, который никак не придет в себя. Дойдя до Елены, Марья сразу попросила показать ей этого Костю. Елена удивилась, но ничего не сказав, повела Марью в небольшую палату и показала на мужчину, безучастно лежащего у окна. Марья подошла и наклонилась, разглядывая его. Это был почти мальчишка с красивым лицом, но очень бледный и худенький, кожа его имела голубоватый, мраморный оттенок, и Марье стало его очень жалко Что с ним, спросила она, когда они вышли из палаты.
"Да какой-то взрыв, он с юга. Семья вся погибла, а он был на улице, его контузило, он не видит, не ходит, да и ест плохо. У него нет никого и никому он не нужен, вот привезли к нам и оставили, видимо навсегда".
"А сколько ему лет?" в задумчивости спросила Марья.
"Да наверное лет двадцать, документов нет, но соседи сказали имя, фамилию и кое какие подробности, документы уже оформляли потом.".
Марья уехала, но лицо этого мальчишки ее не отпускало. Оно постоянно стояло перед глазами, и ее томила жалость. Особенно ее задели слова Елены, что он никому не нужен, такой молодой и уже никому не нужен. Привозя молоко, она постоянно заходила в палату и тихо сидела на стуле возле кровати. Постепенно она заметила, что Костя замечает ее. Когда она приходила его ноздри вздрагивали, втягивая воздух и он поворачивал голову в ее сторону. Однажды она погладила тонкую, бледную руку и его пальцы слабо шевельнулись в ответ. У Марьи защипало в носу, и она поспешно встала и ушла.
Помучившись недели две, Марья спросила Елену, что если она возьмет Костю к себе и будет сама ухаживать за ним. Елена засмеялась и потащила ее к главврачу.
"Ирина Андреевна, вот дурочка хочет забрать Костю, отдадим?"
Ирина посмотрела на Марью с удивлением.
"Он тяжелый больной, за ним много ухода нужно, да и вылечить его вряд ли получится, Маша, это ведь груз не на год".
"Можно или нет"? -коротко спросила Марья.
"Да сделай одолжение, возьми, нам то легче станет, девчонкам надоело горшки выносить".
Марья попросила санитара положить Костю в машину, написала расписку и уехала. Приехав домой, она взяла его на руки как ребенка, он был почти невесом, и положила на диван. Достав из шкафа белье отца, она быстро переодела его и уложила в соседней комнате, там стояла ее, еще девичья кровать. Дом у Марьи был оборудован всем, и душ и туалет были в доме, была баня и полностью современная кухня. У них в деревне даже газ был подводной, газовая труба проходила совсем недалеко. Она научилась ухаживать за больными, когда слегла от горя ее мать. Утром Марья купила все что нужно, белье, посуду, лекарства, шприцы, судно и много всяких мелочей. Несколько раз в день она прибегала с фермы и успевала, и накормить и умыть и перестелить, это доставляло ей радость, теперь у нее было за кем ухаживать, она была не одна. Съездив в город, она привезла массажиста, и он целую неделю обучал Марью делать массаж. Обложившись горой специальной медицинской литературы, Марья изучала физиотерапию, народные способы лечения, и часто консультировалась с Ириной.
Костя постепенно оживал. Он знал запах Марьи, и сразу, как только она входила в дом, его ноздри вздрагивали, и он поворачивал голову в ее сторону. Иногда она старалась войти в дом тихо- тихо, но он сразу определял ее. Она ухаживала за ним с радостью, разговаривала, рассказывала, как прошел день, и ей казалось, что он ее понимает. Она заметила, что ему нравится молоко. Как ребенок, думала она и старалась приносить с фермы парное молоко, которое он любил больше всего. Кожа у Кости стала приобретать нормальный вид, особенно после того, как Марья, купив коляску, стала вывозить его в сад. Массаж, который Марья освоила в совершенстве, очень нравился Косте, он довольно улыбался и чуть-чуть шевелил пальцами. Шли дни, на дворе
уже стояла осень, серое небо и проливные дожди, грязь на нечищеных деревенских дорогах, наводили тоску.
Однажды, Марье сказали, что есть одна бабулечка, верстах в десяти, которая славится умением лечить, и Марья, не раздумывая, повезла к ней Костю. Старушка, осмотрев и ощупав его, сказала, что у него все в порядке, пройдет время, и все будет хорошо, только вот со зрением она не знает как будет, велела давать ему побольше черники и делать травяные ванны по три раза в неделю, да травки, какие даст, заваривать и поить, гладить его побольше и посильнее, разминать косточки, тогда встанет. Марья поблагодарила и хотела заплатить, но старушка замахала руками, нет, нет, нет, нельзя за Божий дар деньги брать. Марья даже растерялась.
Вернувшись домой, она выполнила все указания бабушки и уже через месяц заметила улучшения в состоянии Кости. Он уже мог двигать руками и старался сам брать ложку и чашку, пытался встать, но это ему еще не удавалось. Со слезами благодарности Марья отвезла той бабулечке целую машину провианта и всяческих нужных вещей, попросив принять это в дар для помощи другим. Старушка погладила Марью по склоненной голове и сказала коротко "счастлива будешь".
Наступила зима, и все покрылось чистым пушистым снегом, близился новый год. Марья старалась выполнять все, что велела знахарка. Она сильно натапливала дом и делала Косте массаж каждый вечер перед сном. Вот и сегодня, закончив процедуру, и плотно укрыв Костю одеялом, Марья уже собиралась пойти спать, но он неожиданно ухватил ее за руку и не отпускал. Она села на кровать и ждала, когда он ее отпустит, но Костя не разжимал пальцы. Устав, она взяла его на руки и отнесла в свою постель. Костя что-то пытался произнести, но понять ничего было нельзя. Вскоре он уснул, так и не отпустив ее руки. Утром Марья ушла на работу, оставив Костю спать. Она часто заходила домой, то покормить, то переложить, но сегодня она была смущена и пришла только в обед. Костя сидел на кровати, свесив ноги, и счастливо улыбался. С этого дня он так и остался в отвоеванном месте, он спал в ее кровати. Его состояние улучшалось, он уже ел сам, и Марье было достаточно только оставлять ему еду. Он называл ее Мара и всегда радовался, когда она приходила. Он ощупывал ее лицо и гладил ее руки, приговаривая, Мара, Мара, Мара. Марья заметила, что ему нравится слушать музыку и уходя, она стала оставлять включенным приемник, переставив его прямо к кровати. Костя постепенно осваивал дом, он уже вставал и ощупью пробирался вдоль стены, ощупывая все и однажды, придя днем, Марья услышала как он напевает, она опустилась прямо на порог и слушала его пение. У Кости оказался глубокий и приятный голос и, видимо прекрасный слух. Марья тихо вышла, стараясь не смущать его. Но он все равно ощутил ее присутствие и позвал ее "Мара, Мара". Она вошла и Костя, спотыкаясь но настойчиво, пробирался ей навстречу. Нащупав рукой ее плечо, он обнял Марью, тихо шепча "Мара, Мара", и Марья расплакалась , а он вытирал ее слезы. Ночью она стала расспрашивать Костю о его прошлой жизни. Оказалось он все помнит. Отец его был музыкантом. А мать художником, да и сам он окончил два курса консерватории, но теперь все в прошлом, раньше он старался ни о чем не вспоминать.
Ферма у Марьи была уже довольно большой, и у нее возникло желание организовать небольшой молокозавод при ферме. Для этого нужно было закупить оборудование и найти хорошего управляющего. И Марья собралась в город. Сначала она навела справки о технологии производства творога и сметаны, узнала о необходимом оборудовании и величине затрат, посетила несколько зарубежных фирм, продающих оборудование. Потом, уже в гостинице обзвонила своих сокурсников. Ее выбор пал на Игоря. Сейчас он работал в какой - то фирме, производящей соки. А раньше работал в лаборатории, даже защитил диссертацию. Вот его и решила соблазнить Марья, уговорив возглавить ее заводик. На звонок ответил сам Игорь и даже обрадовался ей. Они договорились встретиться в ресторане, и Марья стала собираться.
Игорь, Игорек, как звали его в группе, оказался довольно импозантным мужичком, приобретшим за эти годы небольшое брюшко и лучезарную улыбку. Он обрадовался, увидев Марью, крепко ее обнял, Марье даже показалось слишком крепко, и они уселись за столик в самом дальнем уголке. Игорь хорошо знал все злачные места города и был знаком со всеми официантами. Легкое сухое вино, сладости, фрукты и доволно деловой разговор, от которого Игорь вначале старался уклониться. Он задавал Марье личные вопросы и с удовольствием рассказывал о себе. Он за это время уже дважды был женат, детей нет и сейчас снова в свободном поиске.
"А знаешь",-сладко протянул он, - "ты так мне нравилась, да уж больно была строга. Болтали о тебе всякое, но никому не удалось добиться взаимности или ласкового взгляда. А я что, я человек легкий, трудности не для меня, но ты мне и сейчас нравишься, может теперь?" Но Марье все-таки удалось поговорить серьезно, и Игорю ее идея понравилась. Он обещал навести все справки и составить предварительный "бизнес план", а Марье предстояло найти финансы.
"Ну, для закрепления договора, пойдем, потанцуем" - предложил Игорь, и Марья согласилась. Легкая мелодия танго плавно перенесла Марью в далекую юность, и она вдруг осознала, как долго не отдыхала и не развлекалась. Игорь очень чутко уловил ее настроение, его руки тихо соскользнули с ее талии вниз, и на каком то повороте он крепко прижал ее к своему тазу. Марья, смеясь, отстранилась, и они еще долго танцевали, а Игорь не упустил ни одной возможности прижаться к ней поплотнее, делая при этом невинный вид. Проводив ее до номера, Игорь вопросительно остановился на пороге, всем своим видом показывая, что готов зайти на чашечку чая, но Марья, смеясь, вытолкала его вон. Прошло еще дня два переговоров, и Марья уехала в свою деревеньку.
Была уже ночь, когда она переступила порог своего дома. Мучительная усталость от дальней дороги и беготни по городу утомила ее и, сбросив одежду, Марья отправилась в душ. Вода всегда доставляла ей удовольствие, и она подставила под ласковые струйки свое лицо. Неожиданно что - то ткнулось в ее ноги. Открыв глаза, она увидела Костю, споткнувшегося о порожек кабинки, голова его упиралась в ее мокрые колени, а на Костю, его одежду и пол в ванной хлестала вода. Марья вскрикнула и, отключив воду, раздела Костю, завернула в халат и потащила в постель. Костю била мелкая дрожь, он не мог вымолвить ни одного слова. Марья растирала его, стараясь успокоить, и, совсем измученная, устроилась рядом. Костя дрожащими руками обнимал ее и наконец выдавил чуть слышно "не уезжай, Мара, не уезжай". Марья
старалась его утешить. "Вот глупенький"- говорила она, нежно целуя его голову, "это просто деловая поездка". Костино тело горело, и от этого жара таяла Марья, ей было легко и приятно, видимо, это Игорь пробудил давно убитую горем и стыдом чувственность ее тела. Проснулась она рано, и ее мучило чувство вины. Кто для нее Костя? До этой ночи она ощущала его своим ребенком, своей заботой, своей затаенной радостью, он наполнил смыслом ее одинокую, неудачную жизнь. Имела ли она право позволить отношениям зайти так далеко и как теперь быть. А тело ей отвечало в довольной истоме "имела, имела, име-е-ла". Промучившись пару часов возле спящего Кости, она так ничего и не решила. Проснулся Костя и с лучезарной улыбкой обнял ее и осыпал поцелуями, а потом смущенно спросил "теперь ты моя? Моя, правда?". Марья не знала, но нежность, затопившая ее, высекла слезы из глаз, и она ответила "твоя, Костенька, давно твоя, разве ты не знал?" Лицо Кости светилось такой радостью и счастьем, что, глядя на него, Марья решила, если ему это нужно, значит, так тому и быть.
Эта ночь изменила их отношения, Костя, почувствовав себя мужчиной, старался заботиться о ней, трогательно и нежно. Он усиленно занимался на тренажере, делал какие то упражнения и пел. Марья невольно любовалась им, постепенно привыкая к мысли, что роли их поменялись, и ей это было в новинку. После того, как отец ушел из семьи, Марья всегда была опорой, о ней то никто не беспокоился. Она, Марья, всегда отвечала за все. И вот теперь этот хрупкий мальчик возмечтал заботиться о ней. Она любила его очень, но никак не могла отделить проснувшуюся, пронзительную страсть к мужчине, страсть, после первого горького опыта долгие годы спавшую, от любви к своему маленькому ребенку. Эта смесь чувств казалось ей порочной. Но, тем не менее, Марья была счастлива.
Она купила заброшенный клуб, отремонтировала крышу и полностью сгнивший пол. Оборудование уже начинало поступать, и Марья наняла рабочих, а Игорь уже достраивал свой особнячок, купив неподалеку участок земли. Приходя домой, она наслаждалась счастьем и покоем. Хозяйство помогала вести соседка, баба Катя, а командовал всем Костя. Он уже научился выходить из дома и все в деревеньке его знали и любили.
Тело Марьи дожидалось ночи с нетерпением, но она боялась, что Костя тратит слишком много сил, и решила съездить к Ирине. Она ей позвонила и попросила проконсультировать. Войдя в кабинет главврача, Марья прямо с порога спросила
"Ира, скажи мне, может ли близость,"-она запнулась,- "частая близость, повредить Косте?"
"Какая близость?" - не поняла Ирина.
"Обычная, половая"- рассердилась Марья.
"Ты хочешь сказать " - рассмеялась Ирина, " что этот стебелек, в котором и жизнь то теплилась чуть-чуть, гигант секса и что-то может.."
"Может", уже совсем заводясь, ответила Марья, "может, и я тебя спрашиваю, не вредит ли это ему?"
"Я никогда не слышала" - ответила Ирина, "чтобы секс мог повредить молодому мужику. Ну-у" - с сомнением протянула она, - "если может, значит, может, да не мучайся ты, только в пользу, а сколько раз за ночь?" не удержалась от любопытства Ирина и снова засмеялась. "Ты прости, Маша, это ведь фантастика, я думала, он и есть - то не научится, а тут секс, да еще и много. Ну, не злись ты", и уже серьезно добавила:
"Секс для молодого мужчины явление естественное, в истории, если не считать китайских сказок о лисицах-оборотнях у Пу Сун Линя, не наблюдается гибель молодого мужчины от секса, особенно с одной женщиной, я не говорю о половых болезнях, это уже другое. Пожилым мужчинам китайский обычай предлагает воздерживаться от частого выброса семени, это истощает организм, но твоему Косте до этого еще далеко. Скажи, как тебе удалось? Я даже завидую тебе, у тебя дома есть постоянный источник удовольствия, он никуда не убежит, пользуйся, когда хочешь и сколько хочешь, так?" - и она снова недоверчиво посмотрела на Марью " а тут думаешь, думаешь с кем бы, да выбора нет" - и Ирина снова засмеялась.
"Как это у тебя выбора нет" - разозлилась Марья,- "у тебя, таких как Костя, четыре этажа штабелями лежат, бери любого и ухаживай, авось справишься!" - и, грохнув дверью, скатилась как ураган с лестницы и включила зажигание. Трясясь по ухабам неосвещенной, разбитой дороги, Марья ворчала и злилась: "позавидовала, надо же". Бросив машину во дворе, она вошла в дом и сказав, " можно, значит, можно", сбросила всю одежду и вошла в спальню. Костя сидел на постели, свесив ноги, и слушал музыку, постукивая в такт рукой. Марья замерла в дверях, но Костя, как всегда, ощутил ее присутствие и спросил " Мара, это ты?" Марья погасила свет, хотя он все равно не увидел бы ее наготы. "Я, Костенька" - сдавленно прошептала она и вдруг обняла ноги Кости и.ю ткнулась головой в его колени. "Я это". Он почувствовал что-то необычное и опустился с ней рядом . "Кто обидел тебя, кто?" "Никто" - ответила она в горячечном бреду и, подхватив Костю на руки, хотела поднять его, но это был уже не тот Костя, которого она когда-то с легкостью носила на руках, она не устояла и рухнула с ним на постель. "Можно, значит можно", повторила она, и сорвав с Кости рубашку, покрыла страстными поцелуями все его тело. Теперь инициатива была ее и она позволяла себе все, что приходило в ее помутившийся мозг. Костя стонал и вскрикивал, то ли от наслаждения, то ли от боли, ее это не останавливало, она ласкала и ласкала его до изнеможения, пока без сил не упала ему на плечо. И вдруг села в испуге. Она зажгла свет и с ужасом уставилась на распростертое тело Кости. Руки его были раскинуты, а глаза закрыты. "Костя" - закричала она. "Что я натворила, что - о - о? А говорила, не повредит". У нее все похолодело внутри "Господи, спаси его, я никогда больше не буду", простонала она и закрыла лицо руками. А Костя как пружинка напрягся, отвел ее руки назал, и закрыл ей рот поцелуем, а потом немного отпустил и твердо сказал - "Будешь, будешь, ты любишь меня, я теперь знаю".
Ужас тихонечко покидал ее, а Костя срывающимся шепотом говорил "Я думал.,..мне казалось...,ты позволяешь",- он запнулся, "разрешаешь", и снова не нашел слов, "жалеешь калеку" вдруг выпалил он. "Но ты не думай"- заторопился Костя, " я все равно был счастлив, благодарен, ты вернула мне жизнь, я и жить то раньше не хотел, но я боялся... ты... только из жалости. Теперь я знаю, любишь, меня Костю, любишь". И он громко закричал на весь дом "она-а лю-ю-бит ме-е-ня-я-я." Марья закрыла ему рот ладошкой, а он целовал ее руку. "Вот, чуть не погубила тебя, чуть не съела". "Нет, нет" возразил Костя, "ты признала меня равным", он смутился, но потом решительно добавил " ты признала меня своим мужем и я буду им, я стану тебя достоин, вот увидишь". И он, опрокинувшись на спину, потянул ее за собой.
"Нет, Костя," - серьезно сказала Марья, "я никогда не считала тебя калекой, своим ребенком, да, это было, поэтому я и мучилась, когда все случилось. Я казнила себя за порочность, за слабость, понимаешь - ребенок и тут вдруг, но ты был доволен, тебе нравилось, и я успокаивала себя тем, что если тебе это нужно и тебе хорошо, значит, так тому и быть, ведь у меня никого нет, никаких родных, только ты, я позволила бы тебе все". "Костя" - вдруг покраснела она, вспомнив, что вытворяла, "прости меня за сегодняшнее, голова помутилась, стыдно то как" и она разрыдалась.
"Простить, да я на седьмом небе" - ответил Костя, вытирая ее слезы.
Все переменилось в их доме. Костя обрел уверенность, как - то, даже стал старше и сильнее. Он был высокого роста, только очень худ, но после долгих тренировок он уже играл мускулами. Теперь Марья, несмотря на высокий рост и сильную красивую фигуру с высокой грудью, на которую ни один мужчина не мог смотреть равнодушно, уже не казалась крупнее его. Она не решала больше кто для нее Костя, признала - Костя это все, и ей теперь можно тоже все. Она впервые наслаждалась жизнью без всяких угрызений совести.
Заводик ее уже начал работать, Игорь отлично справлялся со всем. Она привезла из города рояль, и Костя большую часть дня играл или сочинял музыку и песни. Кое-какие записи Марья дала прослушать директору того ресторанчика, которому она поставляла продукты. Тому понравилось, и он включил записи в дневной репертуар, посетителей стало больше, чем мог вместить ресторанчик. А Марья неожиданно обнаружила, что ждет ребенка. Она раздумывала, как сказать Косте, но в ласках стала очень осторожна, и он догадался сам. Она даже представить не могла, насколько он обрадуется этому известию. Он настоял на регистрации брака, и Марья согласилась.
Но счастье не бывает долгим, и в конце апреля Марья родила мертвую девочку. Для нее все рухнуло в одночасье. Она почернела и замкнулась. Косте стоило огромного труда поддерживать в ней жизнь. Она назвала ее Соней и похоронила рядом с сыном и мамой. Из дома Марья выходила только на кладбище. У нее оказалось очень много молока, когда умер первый ее ребенок, молока не было совсем, а сейчас она мучилась от раздирающей боли в груди и постоянно мокрой одежды. Марья туго бинтовала грудь, сцеживала молоко часами и выливала его в раковину, но ничего не помогало. Грудь мучительно болела. Марья плакала и стонала от горя и от рвущей боли. Прошел уже месяц ее мучений, у нее трескались до крови соски, и грудь наливалась тяжелой краснотой. Костя не знал, как ей помочь. И однажды ночью, доведенная болью до отчаяния, она стала настойчиво впихивать сосок Косте в рот, он захлебнулся молоком, но Марья его не отпускала, уговаривая, "тихо, малыш, тихо". Это была первая ночь, когда она уснула. Молоко не пропало, и на следующий день она дрожащими руками протянула ему грудь и попросила "помоги". Ей было мучительно стыдно, но выхода она не видела. Костя послушно выполнял все, о чем она просила, он радовался, что может облегчить ее боль, и успокаивал ее, уверяя, что ему это нравится, пусть Марья не плачет и не мучается, сколько бы это не длилось. А ему и, правда, очень понравилось. Он ощутил какую-то особенную близость, Марья как бы входила в его плоть и кровь, создавая неповторимое чувство единения. Ее молоко бродило в каждой клеточке его тела, и он чувствовал это тепло. Костя тоже тяжело переживал потерю ребенка, но страдания Марьи заслоняли все остальное. Он в первую очередь думал о ней, ему так хотелось ее утешить. А Марья держалась от него на расстоянии и он, понимая ее чувства, не торопил, хотя очень тосковал. Не выдержала сама Марья, она ощущала его невысказанные желания и решила, что уж он то не должен мучиться. Виновата только она, раз не смогла нормально родить ребенка и отвечать за все должна она, Марья. Она запретила себе вспоминать потери. Боль уже давно вошла в нее, но сейчас ей было легче, чем тогда, когда умер ее сын, она была уже не одна, Костя делил с ней ее боль и она, разрешив себе думать только о нем, стала тщательно скрывать свои страдания, муж не догадывался о ее муках. Она снова стала нежной и страстной, неожиданно найдя в этом облегчение.
Прошло полгода, Марья немного пришла в себя, жизнь приняла размеренный ритм, работой она заглушала сердечную боль. А когда молоко начинало мучить ее, шла к Косте и теперь уже без стыда отдавала себя в полное его владение. Оба постепенно привыкли к такому положению вещей и не мучили себя комплексами, научившись извлекать из этого даже наслаждение. Глаза у Кости болели меньше, и меньше и как только Марья сообразила, что это благотворное влияние ее молока, она поблагодарила судьбу, что оно не кончается. Ей очень нравилось кормить его, и она уже не стыдилась, что он для нее не только любовник, но и дитя. Так реализовывалось ее желание выкормить ребенка, которого она потеряла. Жизнь сама виновата, что поставила их в такое положение, а они научились жить с этим и чувствовать себя счастливыми.
Однажды Марья вошла на ферму и увидела доярок, столпившихся возле тюков с сеном. Она подошла и все расступились. Марья увидела маленького ребенка, закутанного в одеяло и орущего во все горло.
"Что это", удивленно спросила Марья. "Чей это ребенок?"
Доярки наперебой отвечали "не знаем, подбросили ". Одна из них Ольга, добавила, "накормить надо, голодный, я сбегаю домой, у меня бутылочка осталась дочку кормила."
" Не надо" сказала Марья, взяла ребенка на руки и ушла. Дома она вымыла малыша, это оказалась девочка месяцев шести. Марья выбросила одежду, что была надета на ней и переодела, у нее осталось много детских вещей. Кости дома не было, он был у бабы Кати, где у него собирался детский хор. Он уже давно носился с этой идеей, ему хотелось научить детей петь. Взяв ее на руки, она пошла в свою девичью спальню и, устроившись с ребенком на кровати, попыталась дать ей грудь, но девочка не знала что с ней делать, и Марье пришлось долго сцеживать молоко ей в ротик, наконец, девочка поняла и кормление закончилось удачно. Девочка успокоилась и уснула. А Марья сидела и раздумывала, что со всем этим делать. Вернулся Костя и, не найдя ее, стал звать. Марья оставила спящую девочку и вышла к нему. " Костя, случилось чудо, нам подбросили ребенка. Возьмем?" Костя растерялся, но, подумав немного, согласился, он не мог отказать ребенку в помощи. Теперь заботы у Кости стало меньше, часть молока уходила девочке, но ночь все равно была его. Они назвали ее Полиной и соседка Марьи, Екатерина Дмитриевна, баба Катя, как звали ее все деревенские, согласилась нянчить Полину. Она и раньше помогала Марье и накормить Костю, когда Марья уезжала и приготовить еду.
Прошел год, молоко у Марьи пропало, и Костя уже не ревновал ее к девочке. Баба Катя привязалась к Полине, жила она одна, у нее был один непутевый сын, который и жил то неизвестно где. Полина тоже привыкла к ней и чаще бывала у бабы Кати, чем дома.
И вот однажды, в конце августа, в дверь Марьи постучала молодая женщина. Марья вышла, и лицо посетительницы побледнело и пошло пятнами. Она с трудом произнесла " у вас моя дочь, я оставила", Марья еле успела подхватить ее, она упала бы на землю. Из машины поспешно вышел уже не молодой человек и, извинившись, попросил разрешения усадить ее. Марья пригласила в дом. Ни Кости, ни Полины дома не было. Женщина была очень молода, лет восемнадцати, мужчине за сорок. Она молчала, глядя на Марью глазами, полными слез и страха. Мужчина дал ей что то, видимо, успокоительное, и стал негромко объяснять цель визита. Женщина теряла сознание, и Марья уложила ее на диван. Она уснула, лицо ее было белее бумаги. Мужчина, представившись Юрием Анатольевичем, стал рассказывать, потом вдруг достал свои документы и визитку, извинился, что не сделал это сразу. Он оказался профессором гинекологом, а женщина его женой. Марья посмотрела на него вопросительно, его жена годилась ему в дочери. Он понял ее взгляд. "Таня сбежала от родителей еще девчонкой, с каким то художником, родила ребенка, но ее парень не хотел забот и заставил ее избавиться от девочки. Она оставили дочь здесь, на ферме, он ждал ее в машине. А когда Таня забеременела снова, он избил ее так, что соседи вызвали скорую. Ребенка она потеряла, но врачи не смогли остановить кровотечение и ей удалили матку. Таня дочь его друзей, они еле - еле нашли ее и забрали из больницы, парень исчез. У Юрия Анатольевича была семья, жена и дочь, но они погибли в аварии. Отец Тани просил его понаблюдать за своей дочерью, и он часто их навещал. Постепенно он ее полюбил и теперь она его жена. О том, что она оставила ребенка, он узнал недавно. Детей у нее никогда не будет и эта девочка все, что у нее есть, он поправился, было. Ей хочется найти ее и взять, но они все понимают, если нельзя, то хоть посмотреть на дочь. Марье было жаль девчонку, она сама потеряла ребенка в семнадцать лет. Марья разрешила посмотреть, но ничего не говорить Полине. Она пообещала попросить бабу Катю позволить им пожить немного у нее. Позвонив Ирине, договорилась об анализе крови. Паспорт Татьяны она оставили у себя.
Татьяна понравилась Полине, но слишком часто плакала и Марья попросила их уехать. Марья решила, если анализы подтвердят что это ее дочь, она отдаст девочку. И когда Ирина позвонила и подтвердила, что Полина дочь Татьяны она дала им телеграмму. Как объяснить все Полине она не знала, девочка маленькая, всего полтора года, правда Татьяна сказала, когда она родилась, и оказалось, что ей уже почти два. Наконец Марья просто спросила ее, хочет ли она поехать к тете, которая плачет. "Да" ответила Полина. Ну, что ж, так тому и быть. "А ты, мама, приедешь? А папа, а баба Катя?" - спросила Полина, обнимая ее за шею, и Марья расплакалась. " Ну, мамочка, ты тоже плакса"- сказала Полина и убежала играть с Костей, они самозабвенно занимались лепкой. Так волею судьбы у Полины оказалось две мамы, и, непонятно, сколько пап, а Марья обрела родственников. Месяца через два после отъезда Полины, к ней нагрянуло целое семейство с подарками и благодарностями, а мама Татьяны прямо с порога упала ей в ноги.
После их отъезда, Марья загрустила. Как-то она сидела в правлении своего заводика, обхватив голову руками, вошел Игорь. Он очень удивился, увидев ее, Марья редко бывала здесь.
"Что с тобой Маш " - спросил он.
"Понимаешь, Игорек, он моложе меня на одиннадцать лет. Мальчик, я для него старуха ".
" Дура, ты , Машка, а не старуха"- он развернул ее лицом к себе. "посмотри на себя, хочешь, встану перед тобой на колени, как перед богиней любви?"
"Это для тебя, Игорек, мы ровесники".
" Да ты, мать, еще и неграмотная, пик мужской сексуальности как раз около двадцати лет, а женской - это ты и есть. Поверь эксперту. Мне бы такую женщину, я бы знал, что делать". Марья смущенно засмеялась
"Он тоже знает".
"Ну, еще бы" - протянул Игорь.
Марья грустила. Когда на нее наваливалась тоска, она шла на кладбище и наплакавшись, возвращалась. Однажды она вошла в дом, не успев успокоиться, и Костя почувствовал ее боль.
"Что с тобой" - спросил он. Ей не хотелось обсуждать эту тему, о детях она старалась не говорить.
"Да вот, Костенька, подумала, как увидишь меня, да и спросишь, бабушка, а ты чья?"
" Какая бабушка?" - не понял Костя.
" Твоя, дорогой, твоя"- засмеялась Марья, но Костя не понимал, и она уже спокойно объяснила ему.
" Так ты думаешь, я не знаю какая ты? Тебя не знаю, да?"
" Да " - продолжала дразнить его Марья, а потом добавила уже почти серьезно " а узнаешь, может и правда разлюбишь, я ведь старше тебя."
" Мара, ну и глупенькая ты, Маара. Думаешь, если не вижу, значит - не знаю, так? Пойдем, покажу ".
Они пришли к чуланчику, где хранился кое-какой инвентарь, она давно туда не заходила. Костя пошарил в дверях и распахнул их. Марья вздрогнула, на нее из темноты смотрела она, Марья, только вылепленная из глины. Глина слегка потрескалась и покрылась пылью.
" Что это?" - спросила она, и у нее почему-то стало холодно в животе. А Костя нежно провел по руке глиняной Марьи, и пальцы его замерли у нее на груди. Он повернулся к жене и спросил
" Разве не знаю?"
" Но зачем?" - тихо спросила Марья.
" Ты уехала, тебя долго не было, я не мог без тебя. Я попросил бабу Катю, она и нашла глину здесь, а я лепил" и он снова провел пальцами по лицу жены, а потом по лицу глиняной Марьи сравнивая. Та, глиняная, сидела на пятках, поджав ноги, слегка раздвинув колени и подавшись грудью вперед. Голову она запрокинула назад и руки держала на затылке, словно потягивалась после сна. Она была обнажена, только длинные волосы прикрывали плечо.
"И ты вернулась, ко мне вернулась", продолжал Костя, " Как я могу тебя разлюбить, если ты во мне, в каждой клеточке моего тела, я бы хотел, чтобы и разделить нас было нельзя", смущенно добавил он.
Чуткие пальцы Кости умели извлекать прекрасные мелодии, тело Марьи было совершенным инструментом, и играл на нем виртуоз. В Костиной музыке Марья часто слышала отголоски их страсти и в ней вновь оживали волшебные мгновения, застывшие в звуке. Костины мелодии пользовались успехом, он записывал, а потом их обрабатывали на студии, и Марья часто возила его в город. Он был горд, что теперь хорошо зарабатывает, и окончательно занял место главы семьи. Марья уступила с удовольствием, ей очень нравилось ему подчиняться. Никто и никогда в ее жизни не играл такой роли. Когда Марья сказала Косте, что снова ждет ребенка, он установил полную диктатуру, не позволяя ей вообще ничего делать. Он очень боялся за Марью и будущего ребенка. Беременность протекала нормально, наблюдал ее Юрий Анатольевич, он же принимал и роды. В конце августа у нее родился чудесный мальчик, крупный и веселый. Они назвали его Тимуром, Костя как-то признался, что его отец потомок хана Гирея. Марья решила окрестить сына, и Костя не возражал. Крестным отцом стал Игорь, а крестной матерью Ирина. Она сразу же примчалась, как только Марья родила. Ирина и Игорь обменивались такими взглядами, что Марья рассмеялась.
" Ну что, Игорек, поиск закончился?" спросила Марья, когда Ирина уехала.
" Да что ты, Маша, она легкая птичка, теперь то я знаю на каких женятся"-грустно добавил Игорь.
Молоко у Марьи лилось рекой, "просто дойная корова" сказала она Ирине. Ребенок рос, Костя играл ему свои колыбельные, делал массаж, и оба смеялись. Он оберегал Марью от лишних усилий, стараясь многое взять на себя. Марья по рекомендации знахарки промывала ему глаза своим молоком. Уложив Костю, она садилась рядом и сцеживала молоко прямо в глаза. Он смеялся и называл ее грудь своим целебным источником. А Марья, склонившись над ним с обнаженной грудью, которая почти касалась его лица, с трудом удерживала желание напоить мужа волшебным вином из этого самого источника. Но грудь не болела и она не знала, как это сделать. Как-то ночью молоко у Марьи пошло, стекая на его плечо, и Костя слизнул его языком. Марья вздрогнула от пронзительного наслаждения и подалась к нему, Костя отпрянул и спросил "нельзя?" "Можно, можно" -радостно засмеялась Марья и стала брызгать в него струйками молока, попадая в глаза, губы. Он поймал ее руки и, прижав к постели, еще раз спросил "можно", не выслушав ответа, жадно припал к ее груди. Марья тихо смеялась.
Время шло, Марья делила себя между сыном и мужем, и была довольна и счастлива, получив, наконец все, что так страстно желала.
" Ты сошла с ума" заволновалась Ирина, как только узнала об этом, "ты погубишь себя, что от тебя останется? Да мало ли что ему нравится, да мало ли что глаза не болят, а ты? Видела кошку, которая выкормила выводок, шерсть лезет "- никак не могла успокоиться Ирина.
"Вот я" - продолжала она, "ни одному мужику не дала бы и капли, пусть хоть умирает, ребенка и то не знаю, буду ли кормить, сколько смесей, дай бутылочку и гуляй. Себя растрачивать, грудь портить."
" А я "- грустно сказала Марья, " всех бы выкормила, да не судьба". Ирина мгновенно переменила тему. Если уж Марья заговорила о детях...
" Ладно, хочешь кормить, корми, только о себе не забывай, нужно гемоглобин проверить. Послушай"- вернулась к любимой теме Ирина, "а о своих основных обязанностях он от удовольствия не забыл? После родов то больше хочется". Марья засмеялась и выпроводила ее за дверь.
" Ну и крестную мать я выбрала сыну, чему ты его научишь?", вздохнула она.
" Да уж точно, жертвовать собой не дам " - огрызнулась Ирина.
" Иди, иди, там Игорь дожидается, у него и спросишь обо всем, он эксперт". Ирина вышла, но сразу же вернулась.
" Маша, завтра придешь ко мне, анализы нужно сдать, пройти обследование, сколько ты так протянешь?"
" От счастья не умирают" - ответила Марья, и тихо смеясь, шепнула на ухо Ирине, "да за одну ночь и жизни не жалко ", а потом уже серьезно добавила, "он сына мне подарил, отыскал во мне женщину, сделал ее желанной и счастливой, мало разве? Ты же знаешь как я жила. Я все ему могу отдать, все, что захочет".
" Ой, сгоришь" - вздохнула Ирина и вышла.
Марья много отдыхала и хорошо питалась, она старалась сохранить такое обилие молока как можно дольше ради Кости, он уже начинал различать свет. Время шло и, наконец, из клиники пришел ответ, Костю приглашали на лечение, и он стал собираться в дорогу. Марья загрустила, она так привыкла, что он рядом, но это была надежда на полное излечение. Поехать с ним она не могла, сын был еще маленький, дальняя дорога и неустроенный быт могли ему повредить. И она, оплатив предварительно операцию, договорилась, что за Костей приедет машина.
Костя шел в сопровождении молодой и красивой медсестры, она поддерживала его за локоть. Марья держала сына на руках, слезы стекали по ее лицу, а мальчик слизывал их своим розовым язычком. Уже садясь в машину, Костя обернулся и помахал им рукой. Он не видел лица Марьи, ее слез, сына на руках жены. Костя отправлялся в неведомый путь, который мог принести ему излечение и счастье, а может быть, именно счастье он и покидал.
Марья вернулась в дом. Ну, что ж, как мать, она отпустила его в самостоятельное плавание, как жена, ждала его возвращения с трепетом и надеждой. Она принимала любую судьбу, что бы не ждало ее впереди, ведь Костя был не только любовником, мужем и отцом ее ребенка. Он был и слабым росточком, которому она помогла стать прекрасным цветком, вспоив и вскормив его своей любовью. Она страстно желала ему счастья. А мальчик, упершись крохотным кулачком в ее грудь, жадно сглатывал молоко, иногда, прикусывая ее сосок своим единственным зубом, и тогда сладкая боль пронзила ее тело.