Аннотация: Опубликован в электронном сборнике "Империум".
Эскадрон княгинь летучих
- 'И снова эскадрилья 'Василевские беркуты' на высоте! Вылетевшие на разведку над территорией Австрии пилоты неожиданно столкнулись с немецкими юнкерсами и были вынуждены принять неравный бой. Наши храбрецы сбили пять 'тётушек Ю', три из них - лично Григорий Василевский, и не потеряли при этом ни одного самолёта. Как всегда, героизм советских лётчиков вдохновляет...', и тэ дэ и тэ пэ, - закончила зачитывать Надя вслух отрывок из статьи и добавила: - Смотрите, тут ещё и снимок есть!
Три девушки подбежали к газете и уставились на разворот. На желтоватых страницах рядом с колонкой статьи разместилась размытая фотография храброго лётчика Григория Василевского на фоне его самолёта.
- Очень! - согласно выдохнула Лиза, не отрывая глаз от снимка.
Две другие девушки переглянулись и прыснули от смеха.
- Что? - удивлённо подняла брови Надя.
- Да ничего, - весело ответила одна из девушек, кареглазая горбоносая Катя. - Просто вы с Лизкой говорите о разных вещах.
- Как это?
- Да вот так! - вмешалась вторая, обычно спокойная и рассудительная Наталья. - Ты, Надя, о ком говорила?
- Что значит о ком? О самолёте, конечно!
- Ну вот! - захихикали Катя с Натальей. - А Лизка о ком?
Надя обернулась к сестре, и Лиза густо покраснела.
- О Василевском, что ли? - догадалась Надя и укоризненно воскликнула: - Лиза!
- Да что вы все, в самом деле? - возмутилась пунцовая Лиза, защищаясь. - Да, нравится он мне - и что такого? Он же лётчик! Герой! Он полярников на Северном полюсе спасал и в китайско-японской войне участвовал, а теперь вот немецкие самолёты сбивает. И посмотрите, какой красивый! А улыбка у него какая!..
Улыбка Григория Василевского и впрямь была хороша, даже на размытой газетной фотографии видно.
- Да, но это же глупо - вот так вот влюбиться! - покачала головой Надя.
- Почему? Потому что он - из красных? Ну и что с того? Скажешь, что он нам враг?
Надя только покачала головой. Да, им с детства внушали, что красные - это враги, но... Они с сестрой родились после революции. Они не помнили хаоса гражданской войны, они не бежали из родного дома, они не теряли близких и любимых людей. Они не пережили того страха, что их матери, заключённые в доме Ипатьева в Екатеринбурге. Они не испытывали той горечи и ненависти, которая жила в душе старших поколений.
- И потом, ты сама восхищалась Советами, - продолжала наступать Лиза. - Ведь женщин у них и в армию берут, и в полярники-зимовщики, и в авиатриссы, и даже на стройку в земли Франца Иосифа! А два года назад, когда у них появился первый женский экипаж, управляющий дирижаблем, помнишь, ты что мне сказала?
- Ах, да дело же совсем не в том, что он из красных! - всплеснула руками Надя. - Просто глупо влюбляться в неизвестного тебе человека по фотографиям и заметкам в газете!
- Если бы у нас был такой же герой, я бы восхищалась им не меньше, - парировала Лиза. - Но кто же виноват, что среди наших таких нет? А если и есть кто, то совсем не такой красивый... И в газетах про него не печатают.
- Кстати, о газете, - спохватилась Надя. - Все прочитали?
Девушки согласно кивнули.
- Хорошо, значит, сжигаем, - решила Надя, подходя к печке.
- Погоди! - воскликнула Лиза. - Я ещё не всё!
- Что, опять будешь вырезать заметку с фотографией и вклеивать её в свой дневник? Ну уж нет. Не дай бог найдут! - решительно возразила Надя и бросила газету в огонь.
Если бы кто-то узнал, что ученицы лучшего в Российской Империи женского высшего дворянского лицея, четыре княжны, две из которых - из императорской семьи, читают контрабандные, тайком доставленные им газеты Советской России, разразился бы страшный скандал. 'Красные' газеты, журналы и книги на территории Империи были запрещены - так же, как были запрещены 'белые' газеты, журналы и книги на территории Советов. Двадцать лет спустя после революции, расколовшей страну надвое, красные и белые, вынужденные соседствовать друг с другом, уже не воевали, но речи о том, чтобы стать друзьями или доверять друг другу, даже не шло - раны прошлых лет всё ещё были слишком свежи в памяти.
Лиза насупилась, но потом повеселела - ей было чем утешиться; в хитрой шкатулке, подаренной ей на день рождения, в потайном, под двойным дном отсеке девушка хранила девять драгоценных писем от лётчика Василевского.
Всё началось полгода назад, когда Лиза с подругами буквально зачитывалась статьями из контрабандной 'Правды' о храбрых лётчиках эскадрильи 'Василевские беркуты', спасавших экипаж застрявшей во льдах Северного полюса дрейфующей станции 'Будённый'. Три недели отчаянные лётчики повторяли подвиг пилотов, несколько лет назад вызволивших со льдины челюскинцев, и в конце концов благополучно эвакуировали весь экипаж.
В одной из статей 'Правда' опубликовала снимок лётчика Василевского, державшего на руках спасённого ребёнка. Он стоял в лётном кожаном шлеме и лётных очках, поднятых на лоб, и улыбался - счастливо и немного застенчиво, и Лиза влюбилась в эту улыбку с первого взгляда. Влюбилась - и решила во что бы то ни стало познакомиться со своим героем.
Разумеется, о личной встрече не могло быть и речи - кто же отпустит княгиню Карташёву-Романову, дочку великой княгини Марии Николаевны, внучку Николая II в Советскую Россию? И тогда Лиза задумала затеять переписку с героическим лётчиком. Правда, она не знала его адреса, но думала, что эта проблема разрешима.
- Гаври-ила, - ласково просила она лицейского шофёра, тайком поставлявшего девушкам контрабандную прессу, - Гаврила, скажи, кто тебе 'Правду' приносит?
Гаврила поначалу отвечать отказывался, но Лиза настаивала.
- Гаврилушка, - уговаривала она, - Познакомь меня со своим человеком, мне очень нужно его кое о чём попросить, но дело, понимаешь, деликатное, никому не могу доверить, потому нужна личная встреча.
Долго упиравшийся шофёр в конце концов сдался и познакомил девушку со своим 'связным'. Им оказался загорелый, черноволосый, привлекательный молодой мужчина с бойкими голубыми глазами, в фуражке и пиджаке в полоску, торжественно представившийся Остапом Евгеньевичем Багратион-Имеретинским, свободным антепренёром.
- Из тех самых Багратион-Имеретинских? - удивилась Лиза, вспомнив об угасшем роде светлейших князей.
- Из них, Елизавета Сергеевна, - торжественно и печально ответил молодой человек. - Из них. Я внук его светлости Александра Дмитриевича Багратион-Имеретинского, но, к сожалению, не имею никаких формальных доказательств, так как отец мой - его сын - был рождён в тайном браке и потому никогда не был внесён, как полагается, в родословные книги. И потому всё, что мне остаётся - это с достоинством носить родовую фамилию и...
- А с Советской Россией у вас откуда связи? - перебила Лиза многословного Остапа, быстро сообразив, что молодой человек может говорить о своей биографии часами.
Остапа передёрнуло.
- Отец мой, царствие ему небесное, остался с коммунистами. Воевал в Красной Армии всю гражданскую войну, за мужество даже получил в награду красные революционные шаровары. А потом в один прекрасный день - стук в дверь, арест, обвинение в антисоветской деятельности и шпионаже и расстрел. А за мной, как за неблагонадёжным элементом - я ведь сын предателя, да к тому же дворянских корней, установили пристальное наблюдение. Энкавэдэшники по пятам ходили, каждый день я боялся, что вот сегодня за мной придут, и всякий раз, как стучали в дверь, вздрагивал от ужаса...
- То есть из Советов вы сбежали, но знакомые у вас там, тем не менее, остались? - снова перебила его Лиза. - И как же вы с ними поддерживаете связь? Граница ведь тщательно охраняется, а на все почтовые сообщения введена цензура.
- Имею определённые таланты и навыки, - скромно, но со значимым видом сообщил свободный антепренёр, а потом вежливо, с любопытством осведомился: - У вас была ко мне какая-то просьба?
Лиза засомневалась. Не то, чтобы многословный непризнанный потомок светлейших князей Багратион-Имеретинских не внушал ей доверия, но девушка вдруг осознала, что рискует вызвать скандал, если всё это дело вскроется. Однако познакомиться с лётчиком Василевским ей хотелось ещё сильнее, и Лиза решительно отбросила сомнения.
- Мне нужно, чтобы вы передали письмо одному человеку. Только я не знаю его адреса. Но, думаю, это довольно легко можно узнать, он в Советах - личность известная.
- И кто он?
- Лётчик Григорий Василевский, - призналась Лиза, слегка зарумянившись. - Мне нужно, чтобы ему передали письмо. Сможете организовать? И чтобы в обход цензуры. Потому что если станет известно, что я написала ему...
- Смогу, - уверил Остап.
И не обманул. Три недели спустя Лиза получила от Григория Василевского первый ответ - тёплый, светлый и радостный. Именно такой, каким наверняка был и сам Григорий.
Лиза тут же ответила. Так началась переписка - приятная, дружеская, доставлявшая Лизе немало радости и питавшая её тайные романтические мечты.
- Девочки, не забудьте, через два часа к нам придёт Константин Эдуардович, так что не опаздывайте на занятия, - деловито напомнила Надя, развеяв Лизины грёзы.
Лиза вздохнула. Её двоюродная сестра Надежда буквально бредила самолётами и потому со страстью изучала физику, механику, воздухоплавание и вообще всё, связанное с полётами. Когда Надя узнала про одного учёного изобретателя, Константина Эдуардовича Циолковского, мирно учительствующего в самой обычной школе в Калуге и регулярно и с успехом публикующегося в первейших научных журналах мира, она упросила своего батюшку, генерал-аншефа Александрова, выписать им его для лицея. Сам Циолковский, вскоре после революции чудом освобождённый из Лубянки и тайно переправленный в Империю, был не против и вот уже второй год преподавал в лицее, а также дополнительно занимался с Надеждой и её близкими подругами, смуглой горбоносой Катей, княгиней Геловани, и спокойной рассудительной Наташей, княгиней Кирилловской, которые разделяли Надино увлечение.
Что до Лизы, она ходила на дополнительные занятия к Циолковскому не столько из-за горячей любви к наукам, сколько за компанию с подругами, а главным образом потому, что Гриша Василевский был лётчиком, и ей казалось, что, изучая самолёты, она становится как бы ближе к нему и лучше его понимает.
Лиза вздохнула. Она отправила очередное письмо Василевскому всего два дня назад, и это значит, что ответ от него она получит не ранее, чем через несколько недель. А пока она ждёт, она будет перечитывать те прекрасные, светлые письма, которые он ей уже прислал.
А ещё - и эта мысль чрезвычайно вдохновила Лизу - можно начать писать ему следующее письмо уже сейчас, пока ещё так свежи впечатления от его последнего подвига, о котором она сегодня узнала. А потом, когда она получит его ответ, она это письмо допишет.
* * *
Дорогой товарищ Василевский, сегодня я прочитала в газете 'Правда' - я Вам говорила, что мы здесь умудряемся получать 'Правду'? Пусть и тайно, и с запозданием на пару дней, но всё же... Словом, я прочитала сегодня статью о вылете Вашей эскадрильи на разведку над Австрией и о том, как Вы столкнулись с немецкими юнкерсами. Не могу передать вам словами, как взволновали меня эти новости - ведь Вы постоянно подвергаетесь такой опасности! И, конечно же, меня просто восхитило проявленное Вами мастерство и мужество. Сбить три вражеских самолёта! На такой подвиг способны только Вы! В газете также напечатали Вашу фотографию, и, должна отметить, Вы получились на ней как всегда замечательно...
* * *
На занятия Константин Эдуардович Циолковский пришёл не один, а в сопровождении мужчины лет пятидесяти, военной выправки, с яркими чёрными глазами и маленькими усиками над верхней губой. Держался мужчина напряжённо.
- Надежда Дмитриевна, Елизавета Сергеевна, Наталья Михайловна и Екатерина Аслановна, - представил девушек Циолковский и обернулся к своему спутнику: - Константин Алексеевич Калинин, военлёт и выдающийся авиаконструктор.
Надя восторженно ахнула:
- Неужели тот самый Калинин? Это же вы разработали самолёты серии 'К', да?
Калинин несколько ошеломлённо уставился на девушку. Циолковский поправил пенсне, скрывая улыбку:
- Я же вам говорил, что здесь вас ждёт благодарная аудитория!
- Гхм... Да... Очень приятно, - неловко ответил Калинин.
- Ах, но это же прекрасно! - восхитилась Надя. У неё было столько вопросов, особенно по его 'жар-птице' - бомбардировщику К-12, что она даже не знала, с которого начать, и торопливо выпалила первое, что пришло в голову: - А почему вы так и не стали делать полноразмерные К-12? Ведь они так хорошо летают, и потенциал у них весьма впечатляющий!
Калинин в замешательстве уставился на Циолковского. Тот снова поправил пенсне и деликатно ответил вместо своего спутника:
- Потому что, Надежда Дмитриевна, его арестовали.
Надя покраснела от своей бестактности. Следовало догадаться, что известный советский авиаконструктор оказался в Российской Империи не просто так. Царская разведка следила за тем, кто из выдающихся советских деятелей попадал под репрессии и, если считалось, что они могут принести пользу Российской Империи, по возможности организовывала побеги.
Удавалось это далеко не всегда, но когда удавалось, то чрезмерно злило Советы. Красные мстили тем, что массово переманивали к себе легко поддающийся очарованию красивых лозунгов простой рабочий люд, особенно из пограничных к Советам областей - Витебской, Смоленской, Тверской. А когда Империя приютила целую плеяду талантливых деятелей искусства - кого из заграницы, а кого прямо из рук НКВД - Рахманинова, Мандельштама, Малевича, Цветаеву и Ахматову с Гумилёвым, Советы направили усилия, на то, чтобы вернуть из эмиграции и обустроить в Советской России Бальмонта, Толстого и Прокофьева, очаровать и переманить на свою сторону Горького, а также прекратить преследования Мариенгофа и создать все условия для Беляева и Шостаковича.
- Константин Алексеевич, вы себе даже не представляете, как кстати вы здесь появились! - прервала неловкую тишину смуглая черноглазая Катя и обернулась к подругам. - Девочки, вы не поверите, но мой батюшка выделил нам самолёт!
Катин батюшка, князь Аслан Леванович Геловани, заместитель председателя Государственной Думы, души не чаял в единственной дочери и исполнял все её капризы, и когда Катя попросила самолёт, выполнение её желания было только вопросом времени.
Девушки вмиг забыли о манерах и совершенно неприличным образом запищали от восторга. Одно дело - изучать теорию и науку о полётах, и совсем другое - получить возможность применить все эти знания на практике.
- А что, что за самолёт? - спросила Надя, когда первый восторг чуть схлынул.
- Биплан У-2, - довольно ответила Катя и обернулась к Калинину, - Константин Алексеевич, вы ведь будете учить нас летать?
Калинин в замешательстве посмотрел на Циолковского. Тот ответил спокойной улыбкой.
- Не переживайте, Константин Алексеевич, никто из наших родителей не против, неприятностей у вас не будет.
И внутренне содрогнулась от собственной лжи. Её отец и так не одобрял интерес дочери к неженским наукам, а уж что будет, если он узнает о полётах! Впрочем, сейчас отца нет в городе; в связи с обострившейся политической ситуаций в Европе генерал-аншеф проводил инспекцию войск под Брянском и, похоже, задержится там надолго. Что до её матери, великой княгини Татьяны Николаевны, то её она упросит ничего прежде времени мужу не говорить.
Надя лелеяла заветный план в один прекрасный день прийти к отцу и уговорить его создать первый женский лётный полк - как в Советах. Впрочем, Советы она ставить в пример не собиралась, чтобы не злить отца без надобности - красных он не терпел. Надя надеялась, что когда продемонстрирует ему свои замечательные лётные навыки, отец согласится.
В качестве запасного варианта Надя рассматривала двоюродного дядю Георгия Михайловича, графа Брасова, командующего Кавказской дивизией - он отличался весёлым нравом и некоторым презрением к условностям, и она могла обрести в его лице союзника.
Наконец, как самый крайний вариант, оставался сам Император Российский Андрей I. Впрочем, Надя не была уверена, что если и в самом деле дойдёт до того самого 'края', она решится обратиться к нему с такой просьбой.
Анрей I, муж её тётки, Ольги Николаевны, слыл человеком жёстким, крутого нрава, но, будучи сам бездетным, к своим племянникам и племянницам питал некоторую симпатию. Что до его резкости и угрюмости, то Наде казалось, что она понимала, почему император таков. Если бы на неё обрушилось столько ненависти и подозрительности, сколько обрушилось на него, когда он взошёл на престол, она бы тоже растеряла всю свою доброту и любезность.
Во времена революции и гражданской войны, когда красные шли по всей России, когда арестовали Надиного деда, Николая II, и отправили его со всей семьёй в ссылку, Андрей Павлович Власов был обычным штабс-капитаном. Но именно под его командованием отчаянная группа белых офицеров освободила семью Романовых из заточения в Екатеринбурге.
Когда стало известно, что Андрей Власов спас Императора, к нему стали стекаться верные царю силы, и именно он через какое-то время фактически возглавил Белую армию. Именно под руководством Андрея Власова красных вытеснили до самой северо-западной границы, где они оставались и поныне, занимая бывшие Псковскую, Новгородскую, Архангельскую и Олонецкую губернии, а также Петербург. Именно Андрей Власов вернул Романовым Москву и сохранил им большую часть бывшей Российской Империи.
И где-то между всеми этими событиями храбрый, весёлый и отчаянный штабс-капитан Андрей Власов завоевал привязанность старшей дочери царя, Ольги, и с благословения Николая II они обвенчались в безымянной церквушке где-то в саратовской глубинке, когда императорская семья возвращалась в столицу.
А дальше случилась цепь событий трагических и печальных, в которых подозрительные умы немедленно усмотрели страшный заговор и обвинили в нём молодого штабс-капитана - уж слишком удачно всё для него складывалось.
Вскоре по возвращении в Москву умер от осложнения, последовавшего за воспалением лёгких, Николай II. Его единственный сын Алексей, всегда отличавшийся слабым здоровьем, умер всего месяц спустя. Брат Николая II, Михаил Александрович, был убит красными ещё двумя годами ранее. Прочие великие князья - родственники Николая II, коих насчитывалось четырнадцать, имевшие право на престол, один за другим погибали или от рук красных, или при прочих трагических и нелепых обстоятельствах, пропадали без вести, исчезали бесследно за границей или же заявляли отказ от всех прав.
И на престол в итоге взошёл муж Ольги Николаевны, спаситель семьи Романовых и избавитель Российской Империи от красных Андрей Павлович Власов, из мелкопоместных Орловских дворян Власовых. Назвался Андреем I Романовым и провёл следующие годы, подавляя бунты недовольных его воцарением и безуспешно борясь с прочно укоренившейся верой, что император он незаконный и что это он убил Николая II и всех его наследников.
Минуло почти двадцать лет, репутация Андрея I как самозванца и убийцы твёрдо укрепилась в народе, но к новому царю они, тем не менее, привыкли и считали его не худшим, в общем-то, правителем. А сам дядя Андрей из весёлого и бесшабашного штабс-капитана, каким, если верить рассказам тёти Оли, он был когда-то, превратился в мрачного, резкого и недоверчивого человека.
Надя встряхнула головой. Не стоит загадывать так далеко вперёд. Пока надо просто радоваться, что у них есть и самолёт, и опытный инструктор, и перво-наперво научиться летать. А дальше видно будет.
- Ну так что, Константин Алексеевич, - обратилась она к Калинину, - Когда начинаем?
* * *
Надя с восторгом ощущала, как с каждым новым полётом всё лучше и лучше подчиняется ей крылатый механизм, как послушно выполняет все её команды, как постепенно даются ей всё более сложные фигуры пилотажа.
- Константин Алексеевич, - обратилась она к Калинину после того, как умело приземлила лёгкий биплан, - А ведь на вот этой вот базовой модели можно сделать приличный бомбардировщик...
Мысль о практичном, недорогом бомбардировщике или штурмовике уже давно занимала Надю. За аншлюсом Австрии последовал захват Германией Чехословакии. Европа застыла в напряжённом ожидании - кто следующий? Остановится на этом Гитлер или нет?
Тревожное ощущение надвигающейся войны было схоже с чувством, которое возникает перед грозой. Оно усиливалось, разливалось по всей Европе и постепенно превращалось в уверенность. Пусть Советы и Империя никак не желали сотрудничать, не желали даже ставить подписи под одним и тем же соглашением о помощи в случае нападения Германии, которое прислали им европейские государства - воевать им, похоже, всё равно придётся. Вместе ли или по-отдельности, но в любом случае - против одного врага. И к войне этой лучше бы приготовиться заранее.
- Биплан сам по себе простой, лёгкий и надёжный, - продолжала развивать свою мысль Надя. - И недорогой. Поставить на него пулемёт, сделать крепления для бомб и, может даже, рельсовые направляющие для пары реактивных снарядов, как думаете?
- Можно, конечно, - охотно согласился Калинин. - Из У-2 можно и штурмовик, и ночной бомбардировщик сделать, и быстро, и недорого. Правда, он слишком лёгкий, бомбовая нагрузка у него совсем невелика, но зато если идти на малом газу и на сверхмалой высоте, то он останется незаметным для ПВО врага до самого последнего момента. Да и точность бомбометания будет высока. Но, с другой стороны, очень велика опасность для лётчика, ведь у самолёта - совсем никакой броневой защиты!
- А что, если его укрепить? Скажем, обшить перёд металлом?
- Тогда, Надежда Дмитриевна, придётся компенсировать набранный вес бомбами. Сейчас биплан может поднять максимум восемьдесят кило бомб. А если мы его укрепим броневой защитой, то бомб придётся оставить всего кило пятьдесят, а то и меньше. А много ли вы набомбите с таким запасом? И восемьдесят-то - маловато...
- А если вес по-другому компенсировать?
- Это чем же? В самолёте и так ничего лишнего, разве что пилот, - пошутил Калинин. - Если только его вес уменьшить, да только где же взять пилотов меньше пятидесяти кило?
- Да-да, вы правы, - рассеянно ответила Надя, думая о чём-то своём. - Действительно, где же...
* * *
Дорогая Лиза - вы разрешите мне так к Вам обращаться? Дорогая Лиза, не могу выразить словами, как я был рад получить от Вас очередное письмо! И, прошу Вас, зовите меня просто Гришей. Товарищ Василевский - это так официально, а мы с вами, смею надеяться, уже стали друзьями, потому нам такие церемонии ни к чему.
Очень приятно знать, что Вы следите за событиями моей жизни, а то, что Вы волнуетесь за меня, наполняет меня особой радостью. Но, прошу Вас, не стоит обо мне тревожиться. Я не бросаюсь безрассудно и без надобности в опасные ситуации и неизменно стараюсь как самому остаться в живых, так и сохранить жизни всех товарищей моей эскадрильи.
Что до подвигов моих - то никакие это вовсе не подвиги, а всего лишь обычный поступок настоящего советского человека. Подвиги в нашей республике совершает каждый - полярники и подводники, строители и колхозники, рабочие и учителя. Только вот не обо всех подвигах пишут в газетах, потому и получается, что наши рядовые герои совершают свои подвиги ежедневно, тихо и незаметно. И я, признаться, чувствую себя порою неловко оттого, что меня представляют этаким героем, хотя я не делаю ничего такого, чего не делает любой другой советский человек...
Вы пишите мне о том, что вместе с подругами учите пилотировать самолёт, и я не могу не выразить Вам своего восхищения. Вы также сетуете на то, что у Вас не имеется возможности применить свои умения с пользой, так как у вас женщин не допускают до службы в армии, даже в такое тревожное время как сейчас. Я искренне Вам сочувствую. Как жаль, что Вам не позволяют претворить Ваши благородные стремления в жизнь. Конечно, если бы вы были в Советах, для Вас всё сложилось бы совершенно по-иному...
Искренне Ваш,
Гриша Василевский
* * *
Лиза перечитывала последнее письмо от лётчика Василевского раз за разом и чувствовала себя так, словно у неё за спиной вырастают крылья счастья. И оттого даже учебный полёт сегодня у неё прошёл как никогда прекрасно - словно Гриша сидел рядом и подсказывал, что и как надо делать. Сдержанный Калинин - и тот её похвалил, когда ей особенно лихо удался боевой разворот!
А в голове Лизы всё крутилась и вертелась одна и та же фраза - 'Если бы вы были в Советах, для Вас всё сложилось бы совершенно по-иному'.
Положа руку на сердце, ей не так уж не терпелось непременно заделаться военной авиатриссой, как Наде и Кате с Натальей. Те об этом просто мечтали; отказ принять их в лётные школы или даже авиаклубы стал для подруг настоящей трагедией. Лизе же прежде всего очень хотелось увидеться с Гришей Василевским. Может даже, летать с ним в одной эскадрилье... Лететь рядом, смотреть, как он показывает ей разные фигуры пилотажа, учиться у него и повторять за ним, а потом видеть в его глазах одобрение... Ах, это было бы так романтично!
Хотя кто знает, может, Надя всё-таки уговорит своего отца, генерал-аншефа Александрова на создание женского лётного полка? Сейчас, когда подруги достигли заметных успехов в пилотировании, Надя решилась попробовать поговорить с отцом, когда тот вернётся со смотра войск. И если генерал-аншеф Александров даст добро, Лиза с подругами запишется в полк одной из первых и, как знать, может, ещё встретится в воздухе со своим героическим лётчиком?
Захваченная прекрасными картинами, Лиза уселась за стол и принялась сочинять Грише новое письмо.
* * *
Константин Эдуардович склонился над развёрнутым во весь стол чертежом, испещрённым по краям расчётами, а Надя стояла рядом и внимательно следила за его пояснениями.
- Этот моноплан, Надежда Дмитриевна, я разработал ещё до революции. И не февральской, а той, девятьсот пятого. Изысканиями моими в то время никто не заинтересовался, а воздухоплавание с той поры ушло далеко вперёд, но тут мне подумалось, что кое-что можно было бы использовать и сейчас. Вот, посмотрите на изменения, которые я внёс в фюзеляж, чтобы улучшить его обтекаемость. При такой обтекаемости самолёт сможет развить значительно большую скорость. И, мнится мне, подобные изменения можно было бы внести в современные самолёты. Да вот хоть даже в тот У-2, на котором вы, девушки, летаете. Как думаете? Вот, посмотрите, что я тут подсчитал.
Надя увлечённо склонилась над расчётами на полях.
Циолковский был гением; по своему внешнему виду и аэродинамической компоновке аэроплан, который он разработал ещё до первой революции, намного опередил своё время - подобные самолёты появились много позже, с началом мировой войны с Германией.
- Да, я вижу, что вы имеете в виду, - согласилась Надя, разобравшись в расчётах. Кое-что из предложенных им модификаций фюзеляжа и впрямь можно было приспособить под У-2. - А у меня к вам, Константин Эдуардович, есть просьба, - продолжила она и достала свои записи. - Я тут провела кое-какие расчёты исходя из некоторых изменений, которые можно внести в У-2, чтобы добавить ему броневую защиту. Не проверите, всё ли верно?
Циолковский углубился в расчёты.
- С научной точки зрения всё верно, Надежда Дмитриевна, - сообщил ей, наконец, Циолковский. - Но только вы ведь понимаете, что добавочный вес на защиту корпуса придётся чем-то компенсировать, и это что-то, скорее всего, будет бомбами.
- Да, понимаю, - уверила его Надя. И тихо, едва слышно добавила: - Но у меня есть план.
* * *
Здравствуйте, Гриша!
Получила Ваше письмо и, как всегда, прочла его с огромным удовольствием. Вы - удивительно скромный человек! Не умаляя достоинств ваших рядовых сограждан, всё же замечу, что деяния Ваши замечательны и потому более чем заслуживают внимания и восхищения.
Мы с моими подругами, тем временем, вполне освоились на У-2. Понимаю, что с Вашим-то мастерством Вам мои достижения покажутся весьма скромными, и всё же я весьма горда тем, что вполне уверенно могу выполнять фигуры простого пилотажа -боевой разворот, вираж с креном в тридцать градусов, спираль, горку в сорок градусов и горизонтальную восьмёрку. И даже пробую некоторые фигуры сложного пилотажа. Вираж с креном больше сорока пяти градусов и переворот у меня выходят вполне сносно, пикирование с углом шестьдесят градусов - плохо, горка с углом кабрирования в шестьдесят градусов - из рук вон плохо, а мёртвую петлю и штопор я боюсь настолько, что не решаюсь даже попытаться, хоть и корю себя за трусость. То ли дело сестра моя Надя - видели бы, как лихо она выполняет штопор!
А ещё, Гриша, хочу я поделиться с Вами одним секретом. Отец моей сестры Нади - генерал-аншеф, вскоре возвращается домой, и Надя собирается попробовать уговорить его на создание первого женского лётного полка. Если это удастся, радости моей не будет предела!..
* * *
- Не позволил? - немедленно догадались подруги, едва Надя вошла в спальню.
- Хуже! - девушка, забыв о манерах благородных девиц, совсем неизящно плюхнулась на кровать и тяжело вздохнула. - Забрал биплан и запретил летать. И ладно бы летать - не стал даже слушать про те модификации в конструкции самолёта, которые я хотела ему показать. Выговорил мне за глупую девичью прихоть и велел раз и навсегда выбросить из головы эту 'ерунду'.
- Ерунду? - буквально взвилась Катя. Она с давних пор безмерно восхищалась и равнялась на Евгению Михайловну Шаховскую, княгиню, известную авиатриссу и первую военную лётчицу. В четырнадцатом году, с началом войны, княгиня подала прошение Николаю II об отправке её на фронт и стала служить в Ковенском авиационном отряде. Катя мечтала повторить её успех, и не было более верного способа её разозлить, чем заявить, что авиация - это ерунда.
Сдержанная Наталья только разочарованно вздохнула. В Америке ещё десять лет назад создали 'Девяносто Девять' - международную организацию женщин-пилотов, возглавила которую легендарная Амелия Эрхарт, первая в мире женщина, перелетевшая через Атлантику. Восемь лет назад Эми Джонсон совершила одиночный перелёт из Великобритании в Австралию. Всего год назад Международная федерация аэронавтики вручила почётную медаль Джине Баттен за три мировых рекорда по времени перелёта - через Атлантику, из Великобритании в Новую Зеландию и обратно, и до сих пор никто не смог улучшить её результат...Весь мир, казалось, ушёл вперёд, даже вражеские Советы, и те вовсю обучали женщин на авиатрисс, и только у них в Империи по-прежнему царил застой.
- А ты сказала ему? Ты сказала, что война на носу? Что стране нужны будут все силы? Что самолёты могут сыграть в ней решающую роль? - страстно спросила Катя.
- Да всё я ему сказала! - раздражённо ответила Надя. Она была расстроена сверх меры - все её мечты и надежды только что рухнули.
- И что теперь? - тихая Наталья обвела подруг требовательным взглядом. - У кого какие предложения? К кому ещё мы можем обратиться за помощью?
- Отец уже достал нам самолёт; не думаю, что он ещё на что-то согласится, - покачала головой разочарованная Катя.
- В принципе, я могла бы поговорить с дядей Георгием, он - командующий Кавказской дивизией. Но он далеко, - вздохнула Надя. - Да и, боюсь, не пойдёт он против отца.
- А вот как раз о дядях - ты, кажется, как-то раз своего дядю Андрея упоминала, - вспомнила Наталья.
- Упоминала, - согласилась Надя. - Но его я оставляла на самый крайний случай.
- А у нас разве не крайний? - изумилась Катя.
Надя промолчала. Случай действительно стал крайним, но правда заключалась в том, что подходить к Императору Российской Империи Андрею I, пусть даже и дяде, с просьбой дозволить им летать, а ещё лучше - допустить до лётных полков, она опасалась.
- А ты, Лиза? Он ведь и твой дядя!
- Ой, нет, девочки, я боюсь просить его о таком, - совершенно искренне призналась Лиза.
Черноглаза Катя вздохнула и сникла, а Наталья тихо подвела итог:
- Получается - всё?
- Нет, не всё, - осторожно начала Лиза и продолжила, тщательно подбирая слова. - Есть один вариант. Правда, чрезвычайно скандальный, и, боюсь, он может вам не понравиться.
* * *
Дорогая Лиза!
Я восхищён тем, как упорно Вы продвигаетесь к своей цели! Основываясь на своём опыте, могу Вам только сказать, что фигуры высокого пилотажа придут с уверенностью. Чем больше летаешь, тем легче и проще становятся простые фигуры и тем менее страшными кажутся бочка и вертикальная восьмёрка. Так что с Вашей настойчивостью, храбростью и упорством мёртвая петля и штопор - это просто вопрос времени.
От всей души желаю успеха Вашей подруге Наде; надеюсь, она уговорит отца, и все вы, девушки, получите возможность летать. Мне чрезвычайно досадно думать о том, что Вы лишены возможности заниматься тем делом, к которому лежит душа, и меня немало удручает то, что Ваши порывы не находят сочувствия и понимания, что Вас так ограничивают в свободе. Наша страна раскрепостила женщин; в наших лётных школах и аэроклубах занимаются сотни девушек! С Вашим бы настроем - да к нам!..
* * *
- Нет! - страстно выкрикнул Остап, побледневший так, что это было заметно даже на его смуглом красивом лице. - Нет, нет и ещё раз нет! Слушайте по слогам - ни! за! что! Ни за что на свете!
Свободный антепренёр из рода Багратион-Имеретинских, сидевший в окружении четырёх хорошеньких юных девушек, взирал на них с откровенным ужасом.
- Погодите, Остап, - начала было Лиза, но тот не стал её слушать.
- Я едва вырвался из Советов, а вы мне предлагаете добровольно туда вернуться? Да ещё и вас туда провезти? Тайно? Через границу? Спрятав от царских жандармов?
Подруги согласно кивнули.
Остап несколько раз глубоко выдохнул, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. Впрочем, это ему не очень удалось.
- Девочки, милые мои, вы себе даже не представляете, что начнётся, как только мы пересечём границу! Вы просто не понимаете, что такое НКВД и госбезопасность! Да вас на первой же станции ссадят и отправят в застенок. И будут допрашивать часами, допытываться, с какой целью вас заслали, какой подрывной деятельностью вы собирались заниматься. А потом, милые мои девушки, вас расстреляют. Да-да, расстреляют! Способны вы это понять своими наивными княжескими мозгами или нет?
- Право, Остап, вы, верно, преувеличиваете, - вежливо возразила Лиза. - Да, мы из Империи, а они - из Союза. Но всё-таки все мы - русские. Российские. Не немцы какие-нибудь - с чего им немедленно подозревать нас в преступных замыслах? Тем более мы сразу объясним, с какой целью едем.
- И потом - нам есть, что им предложить, - добавила Надя, но Остап снова не дослушал.
- Да что с вами говорить! - взвился он, а потом махнул рукой. - Вы же сидите себе в своих красивых дворцах и дорогих лицеях и ровным счётом ничего о настоящей жизни не знаете! Ни о здешней, в Империи, ни уж тем более о том, что творится у красных!
Девушки продолжали выжидательно смотреть на Остапа; на лицах не появилось ни намёка на сомнение, ни тени неуверенности, ни признака понимания.
- А со мной-то что там будет, вы не подумали? - попробовал он ещё раз. - Меня, как перебежчика, на месте застрелят, без суда и следствия! А я, видите ли, жить хочу!
И снова ни грана сочувствия. Настырные девушки просто продолжали выжидательно на него смотреть.
Поняв, что до упрямых избалованных молодых княгинь ему не достучаться, Остап махнул рукой и снова сказал:
- Нет. Нет, нет и нет! И это не обсуждается!
* * *
- Остап, вы готовы? - нетерпеливо окликнула Лиза.
Непризнанный потомок князей Багратион-Имеретинских с тоской оглядел съёмную комнатушку, в которой он так мирно и спокойно провёл последние полтора года, и долго, тягостно вздохнул.
Четыре девушки в скромных, неприметных нарядах уже сидели в машине и ждали его.
Остап запрыгнул на сидение рядом с недовольным, но смирившимся с судьбой водителем женского лицея Гаврилой и обернулся. Девушки устроились на заднем сидении - притихшие, радостно взволнованные, глаза блестят возбуждением и предвкушением приключения.
Дурочки.
А это всё - дух свободного антепренёрства, что уже не раз толкал Остапа на отчаянные и безрассудные авантюры. Стоило только Надежде упомянуть, что она выкрала секретные самолётные разработки самого Циолковского и хочет передать их красным, как всё в Остапе буквально встрепенулось. На доставке таких сведений или человека, ими обладающего, можно ох как неплохо заработать! Это тебе не контрабандную 'Правду' поставлять да передавать через границу письма.
И прежде чем осторожность в нём возобладала, Остап уже потребовал себе несколько недель на подготовку побега, связался со своими людьми с той стороны - и вот он сидит в автомобиле с четырьмя высокородными княжнами, две из которых - племянницы самого Императора, и на полном серьёзе собирается помочь им убежать!
Да, девушки, может, и дурочки, но и он не умнее.
* * *
Дорогой Гриша,
Спешу поделиться с Вами по секрету поразительной новостью. Отец Нади, несмотря на все её старания, так и не пожелал пойти нам навстречу и разрешить продолжить полёты. О создании женских лётных полков он тем более слушать не стал. Стоит ли мне объяснять Вам, как пали мы духом после таких известий?
И тут, дорогой Гриша, к нам на спасение явились Вы. Да, да, не удивляйтесь, именно Вы! Мне вспомнились слова Ваших писем о том, как иначе всё могло бы сложиться у меня, живи я в Советах, что у Вас женщин раскрепостили, что они свободно учатся в лётных школах и становятся авиатриссами. И мы с подругами решились изменить свою судьбу. Дорогой Гриша, мы собираемся приехать в Советы!
Как и когда это произойдёт, я ещё не знаю. Сами понимаете, никто нас так запросто не отпустит, нам придётся бежать. У меня есть один знакомый товарищ, который всё это время помогал мне передавать Вам письма и получать Ваши; он и пообещал нам устроить побег.
Как я уже говорила, когда именно мы с подругами окажемся в Советах, я не знаю, но точно знаю, что когда мы пересечём границу, я непременно хочу попасть в Гатчину и, наконец-то, познакомиться с Вами.
Отвечать мне пока не стоит, потому как уже в скором времени я отправляюсь в путь. Надеюсь, в следующий раз мы с Вами будем беседовать уже при встрече.
Ваша Лиза.
* * *
Майор НКВД Антипов закончил читать письмо и встревоженно уставился на полковника госбезопасности Сервакова, сидевшего за соседним столом.
- А вот это уже проблема!
- Какая проблема? - удивился полковник. - Всё получилось в лучшем виде, в точности как мы хотели. Четыре княжны, две из них - из императорской семьи, сбежали из Империи. Сами, добровольно перешли на сторону красных. Ещё и секретные разработки принесли. Политический резонанс будет ошеломительный!
- Да, но... - майор нахмурился. - Они ведь не по идеологическим причинам. Они просто хотят летать...
- Не суть важно. Главное, как это будет выглядеть в глазах других стран. А выглядеть это будет именно так, как мы преподнесём.
- И белые подумают, что мы их выкрали...
- Не подумают, когда обнаружат тайную переписку княгини Елизаветы с нашим лётчиком. А они обнаружат.
Тут майор Антипов спохватился.
- Вот как раз о лётчике! Товарищ полковник, у нас другая проблема. Елизавета написала, что по прибытии в Советы рассчитывает встретиться с Григорием Василевским.
Тут полковник госбезопасности растерял своё благодушие - резко выпрямился на стуле и нервно постучал ручкой по краю стола.
- Да, товарищ майор, это ты прав, это проблема...
И надолго замолчал.
- Что будем делать? - не выдержал ожидания майор.
- Что - что? Придётся найти ей этого... лётчика.
* * *
- Господа, послушайте! Я вам христом богом клянусь, что не производил никаких секретных разработок новых самолётов!
Пенсне Циолковского сползло на кончик носа, седые волосы были всколочены, а сам изобретатель - искренне растерян и несколько испуган. Ранним утром в лицей явились жандармы во главе со штабс-офицером охранного отделения, срочно потребовали Константина Эдуардовича и отвезли в управление, где вот уже который час задавали ему вопросы, ответы на которые он просто не знал.
Сердце трепыхалось в груди, а на душе было жутко и холодно - всё это очень напоминало Циолковскому несколько недель, что он провёл на Лубянке через два года после революции. Тогда тоже нагрянули, увели и задавали вопросы, на которые у него не было ответов. И если бы не ходатайство какого-то влиятельного неизвестного лица, и если бы не тайная переправка в Империю, ещё неизвестно, что бы с ним было.
Но тогда, в Советах, его вызволили белые. А теперь, когда он уже в Империи - теперь его кто вызволит?
- Уважаемые господа, уверяю вас, последние годы я занимаюсь исключительно изучением реактивного движения. Я разрабатываю реактивные ракеты и способы исследования реактивными приборами мировых пространств. Я давно оставил самолёты. Последняя моя разработка самолётов была сделана ещё лет за десять до революции девятьсот пятого...
Штабс-офицер отдельного корпуса жандармов смотрел непроницаемо.
- Последние полтора года вы преподаёте в женском высшем дворянском лицее?
- Преподаю.
- Среди ваших учениц есть княгини Геловани, Кирилловская, Александрова-Романова и Карташёва-Романова?
- Есть...
- Вы проводили с ними дополнительные занятия?
- Проводил...
- С какой целью?
- Девушки глубоко интересовались наукой, и я не видел причин им отказывать.
- Вы показывали им какие-либо из своих секретных разработок самолётов?
- У меня нет никаких секретных разработок самолётов!
И так продолжалось до позднего вечера.
На ночь Циолковского оставили в камере управления. Напоследок штабс-офицер жёстко ему сказал:
- Неужели вы думали, господин Циолковский, что просто потому, что вы провели в Империи почти двадцать лет, мы забыли, что изначально вы остались с красными, а не с нами? Нет, мы ничего не забыли! Мы помним, что когда-то вы выбрали коммунистов. Помним всех вас наперечёт...
Константин Эдуардович хотел возразить. Хотел сказать, что он не выбирал оставаться с красными, он просто оказался на подконтрольной красным территории, когда после революции началась гражданская война. И что он не перебежал к белым - они сами вызволили его с Лубянки.
Он хотел - но у разменявшего девятый десяток учёного изобретателя кололо в груди, и не было сил.
Когда за ним уже закрывали дверь камеры, Константин Эдуардович успел заметить, как по коридору провели со связанными за спиной руками военлёта и авиаконструктора Калинина и ещё почему-то - шофёра из лицея, Гаврилу.