Ясинская Марина
Писарня господина Завирайло-Охлобана

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Лауреат в номинации проза "Путешествие на край комнаты" четвёртого литературного конкурса КГУ "Проявление"; почти финалист Колфана-16. 3-е место в Заповеднике Сказок в проекте "День матрёшки". Опубликован в сборнике "Настоящая фантастика 2014" издательства "Эксмо" и сборнике "Заповедник сказок. Избранное. 2016"
  Закрыв дверь за последним посетителем, Лексан Паныч уселся за рабочий стол и мрачно уставился в сгустившиеся за окном сумерки. Вот опять начинается это. Уже который вечер его душу бередят непонятные, незнакомые ему чувства. Они вызывают тянущее беспокойство и какую-то смутную потребность, отказывающуюся принимать чёткие формы. В воображении возникают странные картины толстых чёрных котов в пенсне, наглых рыжих девиц в кокетливых фартучках и двух глаз, одного с золотою искрой, сверлящего до дна души, и другого - пустого и чёрного, как выход в бездонный колодец.
  Поглядев некоторое время на собственное отражение в мутном стекле окна, усталый лекарь-амуролог вздохнул и, не умея по-другому справляться с этим (и, положа руку на сердце, любым другим) беспокойством, достал из стеклянного шкафа в углу графинчик медицинского спирта.
  
  
  Знает ли кто, откуда берутся идеи?
  Нам известны только люди, воплощающие идеи в жизнь. Дедал и Икар создали крылья, Гутенберг - печатный станок, Белл - телефон, а Ординер - абсент. Но откуда к ним пришли эти идеи? И почему - именно к ним?
  Только сами идеи знают, откуда они родом.
  И только сами идеи могут объяснить, почему они выбирают того или иного человека.
  
  
  Бывшая швея Мариана Остич, а для друзей просто - Маша не очень понимала, что случилось. В один момент она прилежно переписывала нудный трактат какого-то штабного полковника "О нюансах военных подкопов в мирный период", в другой - вдруг обнаружила, что свеча давно догорела, за окном - рассвет, а на столе перед ней - целая стопка исписанных страниц, но - о, ужас! - это вовсе не нудные "Нюансы".
  - Только не это! - испуганно воскликнула Маша. Владелец писарни и солидного носа господин Завирайло-Охлобан ещё как бы и не принял её на работу.
  - Женщины не могут быть хорошими писцами, - важно изрёк он.
  Но всё-таки поддался на уговоры девушки и согласился взять Машу копировщицей, если она докажет, что у неё и впрямь хороший почерк, и что переписывает она действительно так быстро, как утверждает. Протянул ей трактат и сказал:
  - Если справишься до завтра, работа твоя.
  Маша без колебаний согласилась. Впереди - весь вечер и вся ночь, она быстро пишет. Она успеет.
  И вот вместо копии трактата перед ней текст, не имеющий ничего общего с военными подкопами; на исписанных её почерком листах разворачивалась какая-то странная история о сумасшедшем патологоанатоме, сшившем из частей разных трупов человека, которого оживил удар молнии. И было это создание так безобразно, что патологоанатом в ужасе бежал из города. А сшитый им человек пустился вслед за своим создателем...
  Маша очнулась, только дочитав последнюю страницу, и в отчаянии закрыла лицо руками - что она делает? Уже через полчаса господин Завирайло-Охлобан ждёт копию "Нюансов", а она, вместо того, чтобы попытаться наверстать упущенное, читает непонятно откуда взявшуюся историю!
  Девушка собрала скопированные страницы трактата и покачала головой: пачка настолько тонкая, что сразу видно - здесь едва ли четверть работы. Ну, вот и всё, конец её так и не начавшейся карьеры копировщицы.
  А что если...
  Движимая внезапным порывом, Маша взяла страницы с неизвестно откуда взявшейся историей про ожившего мертвеца и положила под листы с текстом "Нюансов". Теперь стопка смотрелась солидно, как раз такого же объёма, что и трактат. Возможно, господин Завирайло-Охлобан проверит только первые страницы и удовлетворится этим. И даст-таки ей работу. А уж там она его не подведёт.
  
  
  Если бы идеи могли говорить с людьми, возможно, они рассказали бы о том, что бок о бок с нашей реальностью существует невидимый мир бесчисленных идей, главная и единственная цель существования которых - дождаться, когда откроется дверь между двумя мирами, и пройти через неё, чтобы поселиться в голове у выбранного ими человека.
  И не будет покоя человеку, в голове которого поселилась идея, до тех пор, пока он не воплотит её в жизнь.
  
  
  Лексан Паныч выглянул в коридор. Всё, на сегодня пациентов больше нет.
  Лекарь-амуролог прикрыл дверь и вздрогнул - посреди кабинета покачивалась в воздухе слегка прозрачная наглая рыжая девица из тревожащих его видений.
  "Допился", - подумал Лексан Паныч и бросился к шкафчику с медицинским спиртом, не размышляя о том, что собирается лечить болезнь тем самым средством, что её вызвало. Достал бутыль, дохнул в гранёную стопочку.
  Поднял глаза. Слегка прозрачная девица по-прежнему парила в воздухе, нагло глядя на лекаря-амуролога. Почему-то почувствовав себя крайне неловко, Лексан Паныч достал вторую стопочку и взялся за бутыль.
  - Это водка? - спросила вдруг девица.
  - Помилуйте! Разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт! - возмутился лекарь-амуролог и вдруг застыл, подумав - а фраза-то получилась хороша! Повинуясь внезапному порыву, он подвинул к себе чистый лист и записал её...
  Раннее утро и рассерженная жена застали Лексана Паныча в рабочем кабинете лекарни за стопкой исписанных листов.
  Готовая закатить пьющей скотине скандал, супруга лекаря-амуролога с удивлением наблюдала за мужем, вдохновенно водившим пером по бумаге и время от времени восклицавшим что-то вроде: "Урежьте марш!" или "Да, да, плащ непременно с кровавым подбоем!"
  Жену Лексан Паныч не замечал.
  Рядом со стопкой исписанных страниц стояла непочатая бутыль медицинского спирта.
  
  
  Господин Завирайло-Охлобан, поджав губы, придирчиво рассмотрел первые несколько страниц трактата, потом отодвинул стопку листов в сторону и коротко кивнул Маше:
  - Второй стол у окна слева.
  Девушка просияла - ура, её взяли! Теперь она - копировщица!
  Про то, что под какими-то двадцатью страницами текста "Нюансов" лежали листы с историей про ожившего мертвеца, Маша на радостях просто позабыла.
  
  
  Как узнать, что это - настоящая любовь? - испокон веков допытываются люди.
  Как понять, что этот автор - твой? - от начала времён вопрошают книги.
  И ни люди, ни книги не могут найти ответа до тех пор, пока не встречают
  того самого, любимого и единственного, с которым готовы провести всю оставшуюся жизнь. И только тогда они ясно и отчётливо понимают: вот она - настоящая любовь, вот он - мой автор.
  А бывает, что ни люди, ни книги так и не находят свою половину. Сходятся с кем-то, притираются, живут, как умеют. И мечтают о чуде, которое для них так и не произошло.
  
  
  Взъерошенный секретарь ворвался в кабинет господина Завирайло-Охлобана и принялся возбуждённо махать руками. Как ни старалась сидевшая за столом у окна Маша, она не сумела расслышать ни слова, хотя ей и было очень любопытно.
  Вздохнув, девушка вернулась к работе - переписыванию монографии "Изысканные рецепты лечения повреждённой лодыжки".
  - Мариана! - вдруг услышала она грозный окрик. - Немедленно в мой кабинет!
  Оказавшись перед столом господина Завирайло-Охлобана, девушка сразу же увидела, что перед ним лежит её копия трактата "О нюансах военных подкопов в мирный период", та самая, в которую она подложила историю об ожившем мертвеце для объёма.
  "Вот и вскрылся мой обман", - печально подумала Маша и попрощалась с только что обретённой работой.
  - Пришёл заказ на ещё двадцать копий, - с явным недоумением в голосе заявил господин Завирайло-Охлобан и как-то растерянно добавил: - Почерк им, что ли, твой понравился? В общем, бросай всё, что делаешь, и начинай работать над копиями.
  Девушка машинально приняла протянутый ей трактат и прикусила нижнюю губу, размышляя, как ей быть. Признаваться?
  - Господин Завирайло-Охлобан, - осторожно спросила она, - Мне что, вот прямо вот с этого самого трактата копии делать?
  - Ну, а с какого же ещё?
  - Да, действительно, - пробормотала Маша и направилась к своему столу. Так что же, ей и впрямь переписывать ту историю про ожившего мертвеца?
  - Двадцать копий, вы только подумайте! И вот за эту ахинею? Ничего не понимаю, - доносилось ей вслед бормотание господина Завирайло-Охлобана.
  
  
  Хроники бросился к двери в реальность, как только услышал, что она открылась. Но, разумеется, не он один был такой умный - перед дверью уже собралась огромная очередь. Хроники разочарованно вздохнул и - делать нечего - пристроился в хвост.
  Желающие пройти в реальность прибывали с немыслимой скоростью; толпа разрасталась на глазах. Ожидание обещало быть долгим.
  - Не знаете, много уже через дверь прошло?- раздался позади чей-то голос, и Хроники обернулся. За ним пристроился какой-то приключения.
  - Да я даже не знаю, сам буквально пару минут назад подошёл.
  - Немного, - вмешалась стоявшая перед ними подростковая книга. - Пара классиков, кто-то из фантастики, детектив и, представляете, одна эротика пролезла! Ах, да, и ещё один из этих... - она неопределённо взмахнула рукой и закончила с оттенком брезгливости: - Ну, знаете, смешанного жанра.
  Хроники не относил себя к поборникам чистоты жанра, но решил не комментировать.
  - Имя у него ещё дурацкое, то ли Создатель-и-Мегги, то ли Творец-и-Марго, - продолжила подростковая книга голосом, исполненным такого презрения, что Хроники не выдержал:
  - А вас саму-то как зовут?
  - Мальчик-Волшебник-и-Магический-Камень, - гордо ответила подростковая книга и важно добавила: - Попомните моё слово, когда я попаду в реальность, я произведу там фурор.
  Хроники оценивающе оглядел собеседницу, отметил самый обычный конфликт и ничем не выдающуюся кульминацию и подумал, что рассчитывать на фурор со столь заурядной внешностью несколько самоуверенно. Но промолчал.
  - Скажите, а вы уже нашли своего автора? - вдруг спросил у него приключения.
  - Есть у меня на примете пара человек, - уклончиво ответил Хроники, хотя автора приглядел себе уже давно. Но ведь не будешь же о таком личном - и первому встречному.
  - А я вот пока не определился, - вздохнул приключения. - Кстати, меня зовут Последний-из-Индейцев.
  - Хроники-не-родившегося-мира... И не переживайте, вы ещё успеете найти своего автора, время, судя по всему, есть, - приободрил Хроники, указывая на гигантскую очередь.
  - А как вы поняли, что выбранный вами человек - именно ваш автор?- продолжал расспросы приключения.
  Хроники задумался и пришёл к выводу, что есть некоторые вещи, которые просто невозможно облечь в слова так, чтобы передать всю суть и всю глубину... Какая ирония: у книги - и нет слов.
  - Вы когда-нибудь влюблялись? - спросил он, наконец, у Последнего-из-индейцев и, не дожидаясь ответа, продолжил: - Это в чём-то похоже. Пока ты не нашёл своего автора, ты гадаешь, он это или не он. Смотришь на его словарный запас, оцениваешь воображение, отмечаешь уровень креативности, трудолюбие и упорство, измеряешь образность мышления, взвешиваешь восприимчивость к вдохновению. И всё продолжаешь оценивать и гадать, потому что не уверен. А когда находишь своего автора, на тебя словно снисходит знание: это - он.
  - А если ошибёшься? - отчего-то шёпотом спросил Последний-из-Индейцев. - Если ошибёшься и уйдёшь не к тому автору - что тогда?
  - Не знаю, - честно ответил Хроники. - И надеюсь никогда не узнать.
  
  
  Отличающийся нахальными манерами и прыщами на лице, юный гувернёр Станька, а для школяров - Стантин Ксаныч Бысь всерьёз беспокоился за своё душевное здоровье. Последние несколько дней с ним приключилось сразу несколько странных приступов: на некоторое время он словно терял сознание, а когда приходил в себя, обнаруживал, что перед ним лежат исписанные его почерком листы бумаги.
  Болезнь прогрессировала - если во время припадков под рукой не оказывалось бумаги, то гувернёр исписывал салфетки, бумажные обои, скатерти и даже собственную левую руку.
  Написанное во время приступов приводило Станьку одновременно в восхищение и ужас. В восхищение, потому что ему очень нравились увлекательные истории о таинственных преступлениях и о блестящем сыскаре, раскрывающем их. В ужас, потому что в разгар самых напряжённых расследований в тексте вдруг ни с того ни с сего появлялись чрезвычайно интимные сцены, например, "следы взлома были почти незаметны, и сыскарь, достав лупу, стиснул её в страстных объятиях". Дальнейшие описание были столь подробными и красочными, что юный гувернёр, имеющий, несмотря на нахальные манеры, сугубо теоретические познания о такого рода отношениях, неловко краснел и мучительно ёрзал на стуле.
  И истории про сыскаря, и смущающие Станьку интимные сцены были написаны его почерком, и ему оставалось только гадать, кто же управляет его рукой во время писарных приступов. Не иначе - демон. А скорее всего - даже два.
  
  
   - Мариана, что это такое? - загромыхал над девушкой голос господина Завирайло-Охлобана.
   Маша подняла взгляд и увидела в руках у владельца писарни последние две копии "Нюансов", которые она сдала только сегодня утром.
   - Я спрашиваю, откуда там взялась эта история? - продолжал греметь владелец писарни, и сердце девушки ухнуло вниз. Ну, вот теперь точно всё, её обман раскрылся.
   - Я не знаю, - со слезами в голосе ответила Маша. - Я переписывала "Нюансы", а потом вдруг - раз! - и я прихожу в себя, а передо мной исписанные моей рукой листы, а на них - эта история.
   Господин Завирайло-Охлобан крепко задумался; над столом девушки сгустилась напряжённая тишина. Вытерпев, сколько смогла, Маша не выдержала:
   - Вы меня теперь уволите?
   - Нам пришёл заказ на целых двести копий "Нюансов", - невпопад ответил владелец писарни. - Они расходятся по городу с удивительной скоростью! И, поверь мне, девочка, - вдруг перешёл он на проникновенный тон, - их заказывают не потому, что кому-то интересно читать про военные подкопы. Их заказывают из-за этой истории про мертвеца. Я уже приказал выкинуть первые двадцать страниц, тех, что из "Нюансов" - они ведь никому не нужны, и нанял полдюжины новых писарей-копировщиков, потому что, чует моё сердце, скоро нам поступят новые заказы.
   Из всех рассуждений господина Завирайло-Охлобана Маша услышала только то, что он нанял шесть новых писарей, и поникла.
   - Я больше не буду работать у вас копировщицей, да? - обречённо спросила она.
   Владелец писарни отстранённо ответил:
   - Нет, копировщицей ты больше не будешь, - и, заметив, как переменилась в лице девушка, добавил: - Мне нужно, чтобы ты сочинила новые истории. Такие, чтобы нам заказывали десятки и десятки копий. Это же золотая жила!
   - Но я не знаю, как это произошло! - не на шутку перепугалась Маша. - Это просто случилось, я тут ни при чём! Я не смогу...
   - Сможешь, - оборвал её господин Завирайло-Охлобан. - Ты уже приманила одну книгу - сможешь приманить и другие.
  
  
  Лексан Паныч забросил пациентов, регулярно забывал ужинать, а порой и возвращаться домой. Обеспокоенная жена с тревогой наблюдала за тем, как её супруг либо запойно исписывает страницу за страницей, либо яростно комкает листы и разбрасывает их по комнате, приговаривая "Не то, всё не то!"
  Попытки отвлечь врача-амуролога от его одержимости ни к чему не приводили.
  Когда-то искренне считавшая, что не может быть худшей напасти, чем пьянство, супруга Лексана Паныча начинала сомневатсья в верности своего суждения.
  
  
  Исписавший во время повторяющихся приступов все стены и простыни в своих комнатах, юный гувернёр отчаялся найти помощь у лекарей и подался к экзорцисту, хоть молва и ославила того шарлатаном. Принёс ему одну из написанных во время приступов историй, самую любимую, про окружённый болотами старинный замок и бродящий по нему призрак злой собаки, с неизменными неуместными сценами страсти - куда же без них? - и спросил:
  - Что со мной?
  - Я вижу дверь, открывшуюся в наш мир, - закатив глаза так, что стали видны только белки, загробным голосом затянул экзорцист. - И за дверью этой - несметное число духов под названием "книги", только и ждущих, как бы прорваться в наш мир и захватить чьи-то души. Твоей душой завладело сразу двое, и они борются за тебя между собой, вот почему строки о сыскаре у тебя перемешиваются с... сам знаешь чем.
  - И что же мне теперь делать? - не на шутку встревожился юный гувернёр. - Вы можете этих духов изгнать?
  - Зачем? - совершенно нормальным голосом ответил экзорцист, возвращая глаза в положенное им состояние.
  - Что значит - зачем?
  - Пользуйся ими!
  - Как?
  Экзорцист достал из-под стола рукопись, на титульной странице которой было старательно выведено: "Френки Штейн или история ожившего мертвеца". Ниже, более мелкими буквами: "Сочинено Марианой Остич", а под этой строчкой: "Скопировано в писарне многоуважаемого господина Завирайло-Охлобана".
  - Неси всё, что написал, в писарню господина Завирайло-Охлобана. Книгу про Френки Штейна уже раскупила сотня человек - ты хоть понимаешь, сколько роялти на этом заработал тот, кто сочинил и записал эту историю?
  Экзорцист не знал, что заработал на Френки Штейне только господин Завирайло-Охлобан, а Мариана Остич и понятия не имела про роялти и получала жалование простой копировщицы. Впрочем, справедливости ради стоит добавить, что про существование роялти не знал и господин Завирайло-Охлобан.
  Станька же не знал, что Мариана Остич и господин Завирайло-Охлобан не знают про роялти, и потому его немедленно согрели мысли о деньгах, которые он получит за сто копий проданных книг. Сто копий! Это же можно будет навсегда уйти из гимназии и никогда больше не таскать за уши горластых непоседливых школяров!
  - Только маленький совет, - продолжал тем временем экзорцист, - Раздели написанное в две разные рукописи. Ну, не идут они вместе, все эти восставшие жезлы и набухшие перси с сыскарями в болотах и призрачными собаками.
  
  
  Недовольство - опасная вещь. Именно из озвученного в нужном месте и в нужное время недовольства рождаются массовые беспорядки, восстания и революции.
  Уже довольно давно Хроники слышал недовольный гомон где-то позади, но сейчас тот стал стремительно нарастать.
   - Дамские романы бунтуют, - пояснила Мальчик-Волшебник, заметив обеспокоенность Хроник - она как-то умудрялась всегда быть в курсе событий.
   - Почему?
  - Считают, что происходит жанровая дискриминация, и именно поэтому их задвинули так далеко в хвост очереди.
   - Глупость какая! Никто их не задвигал, просто они позже пришли. Кто приходит последним, всегда встаёт в конец очереди. Всё справедливо.
   - Вот пойди и попробуй им это объяснить, - предложила Мальчик-волшебник.
   Хроники прекрасно понимал её сарказм. Это только кажется, что все хотят одной справедливости для всех. А когда по справедливости ты вдруг оказываешься в самом конце, эта справедливость резко становится несправедливой, и ты требуешь себе другую справедливость. Ту, которая поставит первым тебя.
   - А чего они хотят?
   - Чтобы их пропустили вне очереди, конечно.
  
  
  Господин Завирайло-Охлобан довольно потирал руки - таких доходов писарня ещё никогда не видела!
  Чтобы справиться с потоком заказов на ожившего мертвеца, владелец писарни придумал хитрую вещицу - подкладывал между двумя страницами тонкие вощёные листы, натёртые углём. Писарь водил пером по верхней странице, а через угольный листок отпечаток текста появлялся на нижней, и копирование шло в два раза быстрее. Угольная копия, конечно, была качеством хуже, и приходилось продавать её дешевле, но, что интересно, разбирали их даже скорее хороших.
  За последнюю неделю в писарне заказали ещё три сотни копий Френки Штейна, и господин Завирайло-Охлобан был абсолютно счастлив. Однако он прекрасно понимал, что эксплуатировать историю про ожившего мертвеца до бесконечности не удастся. Это всё равно что театральной труппе показывать одно и то же представление. Как ни хорош спектакль, рано или поздно он надоест, и зритель запросит что-то новенькое.
  Потому школярного гувернёра с юношескими прыщами, нахальными манерами и заявлением, что у него есть рукопись, владелец писарни принял с распростёртыми объятиями.
  - Отлично, отлично, - приговаривал он, изучая истории про гениального сыскаря. Потом голодным взглядом уставился на сумку в руках у гувернёра: - А, может, у вас ещё что есть?
  Гувернёр вдруг покраснел от смущения и, помявшись, достал из сумки вторую рукопись.
  Пробежав глазами первые несколько страниц, покраснел уже господин Завирайло-Охлобан. Но не из-за смущения, а по иной причине. Вытер мигом вспотевший лоб и, натужно дыша, сообщил:
  - Полагаю, и это нам подойдёт.
  Мысли владельца писарни пустились в галоп.
  "Надо как-то ещё ускорить копирование. Может, подкладывать две угольные страницы между тремя листами, и наказать копировщикам сильнее давить пером? Тогда будет сразу три копии. А копии нам очень нужны - на эту любопытную книгу спрос пойдёт на сотни, тут даже двумя дюжинами писцов не обойдёшься. И нужно придумать другое имя для автора. Броское, таинственное и заграничное. Например, "Запретный сад сераля", сочинил барон во Хамм..."
  Громкое покашливание привело господина Завирайло-Охлобана в себя. Увлекшийся размышлениями, он с некоторым изумлением осознал, что перед ним по-прежнему сидит прыщавый гувернёр и чего-то ждёт.
  - Ну, чего тебе ещё?
  - Как насчёт роялти? - нагло осведомился юноша.
  - А что это такое? - подозрительно нахмурился господин Завирайло-Охлобан. Почему-то он не был уверен, что ответ ему понравится.
  И чем дольше разъяснял понятие "роялти" гувернёр, тем больше владелец писарни убеждался в правоте своего подозрения.
  - Сорок процентов с первых ста копий и по двадцать пять со всех остальных, - уверенно закончил прыщавый гувернёр и добавил, словно почуяв сомнения господина Завирайло-Охлобана: - Или я забираю свои рукописи и несу частным писарям.
  И владелец писарни сдался.
  
  
   К громко возмущающимся вульгарным эротическим романам, жеманно называвшим себя дамскими, примкнули потрёпанные детективы и брутальные однотипные боевики. Вид у них был решительный и агрессивный.
   Напряжение достигло той точки, когда взрыв стал неизбежностью. Хроники ожидал его с минуты на минуту.
   И взрыв случился - от эпицентра волнений отделилась небольшая группа дамских романов в окружении детективов и боевиков и рванула на штурм двери, силой распихивая стоявших перед ними.
   Послушно дожидавшиеся своей очереди книги, как и все воспитанные и интеллигентные существа, оказались полностью беспомощны перед хамством. Штурмовая группа прошла сквозь плотную очередь как стрела сквозь стог сена. Вломилась в дверь, ведущую в реальность - и исчезла.
  
  
  Несколько долгих вечеров Маша беспокойно вышагивала по своей каморке, мучительно размышляя над тем, как же приманивать книги. Девушка пыталась повторять всё, что делала той ночью, когда у неё написалась история про мертвеца - садилась за стол, разжигала свечу и принималась копировать "Нюансы". Не помогало.
  И вот однажды, после очередного бесконечного дня обвиняющих взглядов господина Завирайло-Охлобана, так и вопрошающих "Ну, где она, новая история?", это просто случилось.
  Когда девушка очнулась, она увидела, что перед ней лежит сразу несколько стопок листов с интригующими названиями: "Убийство в ночи", "Пропавший покойник" и "Скелет в шкафу".
  Обрадованная Маша принялась знакомиться с плодами своего писарного приступа. "Убийство" она прочитала с интересом, "Покойника" - с некоторым недоумением, "Скелет" - с растерянностью. Хотя все три истории рассказывали о разных преступлениях, Маше все три показались удивительно похожими друг на друга.
  Девушка долго раздумывала над тем, стоит ли нести хоть что-то из этих трёх рукописей в писарню. В итоге решила взять всё, а там уж пусть господин Завирайло-Охлобан решает.
  
  
  В кабинет господина Завирайло-Охлобана попасть удалось не сразу - под дверью стояло с полторы дюжины лиц самого разного пошиба, нервно мнущих рукописи в руках.
  "Просто удивительно, сколько людей стали внезапно страдать писарными приступами!" - подумала Маша.
  Когда очередь дошла до неё, господин Завирайло-Охлобан только краем глаза глянул на заглавия и бросил рукописи расторопно подхватившему их секретарю.
  - Для начала - сто копий каждой. Да, и под другим именем. Что-нибудь более соответствующее названиям. Скажем, Инесса Роковая.
  - Вы что же - даже читать не станете? - удивилась Маша.
  - Когда бы мне читать? - буркнул владелец писарни. - Ты видела, сколько народу ко мне прёт? И так - уже третью неделю! И все с рукописями! И какими! "Путешествия великана", "Тыща вёрст под водой", "Гордость и предвзятость", "Мир и война", "Звезданутые пришельцы"... Нет, милочка, у меня больше нет времени читать. Если я возьмусь читать, некому будет делать деньги... Всё, иди, пиши дальше, думаю, эти твои истории будут неплохо расходиться. И вот тебе, - спохватился господин Завирайло-Охлобан и, порывшись в ящике стола, достал небольшой кошелёк. - Держи, - протянул он деньги Маше.
  - Здесь куда больше, чем зарплата копировщицы, - растерянно проговорила девушка.
  - Больше, - согласился владелец писарни и, чувствуя себя умным и щедрым благотворителем, добавил: - Это называется "роялти".
  
  
  После прорыва группы эротических дамских романов, дешёвых детективов и однотиппных боевиков перед дверью в реальность воцарился сдержанный хаос. Сдержанный - потому что некоторое время в очереди держалась видимость порядка, и в дверь проходили именно те, чей черёд подошёл. Хаос - потому что всё чаще и чаще некорые наглые книги прорывались без очереди.
  Хроники только качал головой, глядя на этих грубиянов. Ни стиля, ни грации, ни понятий о правилах. Уважающей себя книге сначала полагается выбрать своего автора - настоящего и единственного. А эти? Прыг в первого попавшегося; похоже, им без разницы, лишь бы человек хоть самую малость владел грамотой - и вперёд, скорее писаться. И, что куда хуже - массово копироваться.
  
  
  Увлекательные детективные истории про гениального сыскаря словно отрезало. Во время последних писарных приступов Станька писал лишь исключительно непристойные повествования, которые сотнями копировались в писарне господина Завирайло-Охлобана под именем барона во Хамма и расхватывались, словно горячие пирожки.
  Появляющиеся из-под пера красочно-неприличные опусы обеспечивали стабильные роялти, но каждый раз, приходя в себя после приступа и с любопытством читая написанное, Станька в глубине души почему-то жалел, что к нему больше не приходят так понравившиеся ему истории про гениального сыскаря. И гадал, что бы ему такое сделать, чтобы снова их приманить.
  
  
  - Э-эх, бестолочь! Ну, как есть бестолочь, - приговаривала жена Лексана Паныча, дочитывая очередную дешёвую угольную копию из писарни господина Завирайло-Охлобана. - Вон сколько сочинителей развелось, и все копируются. Небось, и денежки им за это капают. А ты? Пишешь, пишешь - и всё без толку! Допиши, что ли, уже хоть что-нибудь и пойди сдай в писарню, мож, и будет какой прок от твоего бумагомарания. Или уж брось и вернись в лекарню - на что нам жить-то?
  Безнадёжно пленённый образами двух разноцветных глаз, толстых чёрных котов и плащей с кровавым подбоем, Лексан Паныч только с досадой отмахивался от причитаний жены и лишь иногда отзывался:
  - Ты не понимаешь, я должен найти только самые правильные образы! Одно неверное слово - и всё испорчено. А она мне этого не простит.
  - Она - это кто? - спрашивала жена.
  - Моя книга, - с благоговением в голосе отвечал лекарь-амуролог и снова окунал перо в чернильницу.
  
  
  Желающие познакомиться с сочинительницей ожившего мертвеца Марианой Остич наведывались с писарню изредка, интересующиеся Инессой Роковой - регулярно, а уж возбуждённые дамочки, жаждущие узнать хоть что-нибудь про таинственного барона во Хамма, просто-таки осаждали писарню, и, в отсутствие сведений, сами выдумывали биографию загадочного заграничного сочинителя.
  Такая популярность немного пугала Машу, льстила вынужденному пребывать инкогнито Станьке ("Рожей ты не вышел на барона во Хамма", - откровенно пояснил ему владелец писарни, запрещая раскрывать личину таинственного барона) и немало раздражала господина Завирайло-Охлобана. Да, копирование книг стало приносить очень солидную прибыль, но теперь владельцу писарни денег было мало. Хотелось немного той славы, что доставалась прыщавому гувернёру или скромной Мариане. Хотелось заразиться писарной лихорадкой и тоже стать сочинителем.
  Господин Завирайло-Охлобан не признался бы в этом ни единой живой душе, но он даже шаманил ночами, надеясь приманить к себе какую-нибудь книжонку. И будь она даже самой плохонькой, уж он-то сумел бы создать ей ажиотаж, ведь он, как-никак, владелец писарни, у него есть возможности.
  Но книги к нему почему-то никак не шли.
  
  
  Маша очнулась над очередной стопкой рукописей и просмотрела названия. "В гостях у каннибала", "Пропавшее наследство", "Украденный бриллиант".
  Девушка быстро пробежала их глазами и поморщилась от отвращения. Опять одно и то же! Рукописи - словно копии своих предшественников, отличается лишь несколько деталей.
  Повинуясь внезапному порыву, Маша схватила все три пачки листов и бросила их в камин. Хватит! Если она и понесёт в писарню какие-то истории, то не такие!
  
  
  Хроники с обречённостью смирившегося с несправедливостью жизни наблюдал за тем, как очередная группа хамоватых детективов и вульгарных эротических романов, жеманно называвших себя дамскими, рванула к двери, снося на своём пути стоявшие в очереди книги.
  Но в этот раз что-то пошло не так. Несколько дамских романов уже ввалились в дверь, как вдруг сразу несколько детективов резко затормозили и рванули назад, создавая в проходе самую настоящую кучу-малу.
  В образовавшейся сумятице некоторое время ожесточённо толкались друг с другом недавние союзники, рвущиеся вперёд дамские романы и сдающие назад детективы. В итоге пробка рассосалась.
  А некоторое время спустя по очереди разнеслось ошеломляющее известие: детективы сдали назад, потому что автор, которого они атакуют, начал их сжигать!
  Услышав это, Хроники немедленно преисполнился благодарности и уважения к неизвестному автору.
  
  
  - Мариана, я уже две недели от тебя ничего не видел, - обвиняюще заявил господин Завирайло-Охлобан, когда девушка зашла за положенными ей роялти.
  Маша пожала плечами:
  - Не приманивается.
  - Жаль, - протянул владелец писарни, - Эти твои преступные истории очень хорошо покупаются. Как напишется новая - приноси.
  - Обязательно, - соврала Маша.
  
  
  На щедрые роялти, что приносил ему барон во Хамм, Станька снял роскошные мебилированные нумера в самом респектабельном отеле города. Он стал одеваться в лучших ателье, питаться в дорогих тавернах и разъезжать в модных каретах. И хотя, на его взгляд, прыщей у него не убавилось, видимо, он всё-таки изменился внешне, и в лучшую сторону - иначе чем объяснить то, что на Станьку стали обращать внимание молодые девушки?
  Бывшему гувернёру очень нравилась его новая жизнь. Станька надеялся, что с ней никогда не придётся расставаться, а потому хотел лишь одного - чтобы эти непристойные книги, приносящие королевские роялти, продолжали к нему являться.
  О том, что когда-то он испытывал сожаление, не находя после писарных приступов на своём столе увлекательные детективные истории про гениального сыскаря, Станька почти забыл.
  
  
  Жена лекаря-амуролога дождалась, когда тот отлучится в уборную, и прокралась к столу в его кабинете. Всё, хватит, так больше продолжаться не может! Уже несколько месяцев её муж только и делает, что пишет, словно одержимый. Она устала надеяться, что Лексан Паныч со дня на день отнесёт свою историю в писарню господина Завирайло-Охлобану, и сотни угольных копий разойдутся по городу, а её соседки будут с уважением провожать её взглядами и шептаться меж собой с тайной завистью: "Жена сочинителя".
  Собрав все исписанные листы, что были на столе, жена Лексана Паныча бросила их в горящий камин и с удовольствием наблюдала за тем, как огонь жадно поедает бумагу.
  Может, хоть теперь её супруг вернётся в лекарню принимать пациентов, и в доме снова появятся деньги.
  Довольная содеянным, жена бывшего алкоголика, несостоявшегося сочинителя и, вероятно, вскоре снова практикующего лекаря-амуролога вышла из кабинета мужа.
  
  
  Давно зреющее возмущение беспардонной наглостью тех книг, что пёрли без очереди, назрело и прорвалось. Последней каплей послужил очередной прорыв нескольких боевиков и дамских романов.
  - Твари мы дрожащие или право имеем? - возопил кто-то из классиков, и это словно послужило сигналом. Воспитанные, благопристойные, уважающие себя книги вмиг позабыли о своих манерах и, словно обезумевшие, разом рванули к двери.
  Мощный поток сметал на своём пути все жанры и все виды, уносил и тех, кто давно присмотрел себе автора, и тех, кто его ещё не нашёл, и без сожаления давил сопротивляющихся и нерасторопных.
  Хроники быстро сообразил, что он должен сделать, чтобы выжить - отдаться на власть потока. Его подхватило, закрутило и понесло, стремительно и неконтролируемо - никакой возможности выбраться.
  Хроники несло вперёд, к заветной двери, и он молился лишь о том, чтобы его не выкинуло в реальность слишком резко, иначе он рискует просто не успеть вселиться в своего автора.
  
  
  Значительно разросшаяся писарня работала практически самостоятельно, как хорошо отлаженный организм, и впервые за долгое время у господин Завирайло-Охлобана появилось время почитать. Он вытащил наугад несколько рукописей, сваленных в тележку для продаж, и уселся в своем кабинете.
  "Завоеватели звездных цитаделей" ему понравились, "Облава на цыплят" показалась приличной, но когда очередь дошла до "Проступка и возмездия", господин Завирайло-Охлобан потребовал к себе секретаря, а мгновение спустя трудящиеся в поте лица копировщики услышали возмущённый вопль владельца писарни:
  - Мы и это копируем?
  - Да, - едва слышно прошептал секретарь.
  - И что - это покупают?
  - Покупают. Правда, не так хорошо, как другое.
  - Раз не так, то и нечего на него ресурсы тратить!
  - Но...
  - Что - но? - нетерпеливо спросил господин Завирайло-Охлобан.
  - Это же классика, - неуверенно отозвался секретарь. - Это же - о вечном...
  - О вечном! - фыркнул владелец писарни. - Я не на вечном деньги делаю. - Бросил секретарю рукопись "Проступка и возмездия" и приказал: - Больше не копировать!
  
  
  Придя в себя после очередного писарного приступа, Маша обречённо взглянула на рукопись. "Мануэло" - гласило название. Неужели - опять неотличимая от дюжины других преступная история? Неужели опять - жечь?
  Нет, на этот раз всё оказалось иначе. Маша с увлечением прочитала о девушке-цыганке с удивительным голосом, выступавшей в лучших музыкальных салонах, и о непростой истории её любви. Удовлетворённо улыбнулась и понесла рукопись в писарню.
  Господин Завирайло-Охлобан удивил её тем, что на этот раз взялся рукопись читать.
  - А то приносят тут всякую муть, - пояснил он, поймав недоумённый взгляд девушки. - Приходится проверять.
  Дочитав, сморщил свой солидный нос и недовольно спросил:
  - А что, преступных историй нет?
  - Нет, - твёрдо ответила Маша.
  - Ну, ладно, сойдёт, - дал добро владелец писарни, и девушка с облегчением вздохнула: впервые после истории про ожившего мертвеца ей не будет стыдно за то, что копируется под её именем.
  
  
  То, чего Хроники боялся больше всего, случилось - поток книг нёсся с такой скоростью и силой, что увлечённого им Хроники приложило о косяк двери между мирами, и он на миг потерял сознание.
  А когда очнулся, обнаружил, что он уже в реальности.
  И не в своём единственном, предназначенном ему судьбой авторе, а в безграмотном золотаре, словарный запас которого едва ли достигал сотни слов, половина из которых - нецензурные.
  Грандиозные события великих империй, высокие башни неприступных крепостей, бесчисленные штандарты огромных армий, сложные интриги и зловещие козни, яркие подвиги и подлые предательства погибали, не получив ни малейшего шанса попасть на бумагу.
  Если бы Хроники-не-рождённых-миров мог завыть как волк, он бы непременно взвыл. Но у него не было горла - у Хроники были только слова. Слова, которые некому было записать.
  И бесконечное отчаяние погибающей книги вырвалось наружу недоумённым восклицанием насквозь пропахшего канализацией золотаря:
  - Ядрёный вошь, какого хна?
  
  
  Жена лекаря-амуролога ожидала от супруга возмущений и криков, но в кабинете царила тишина, и она, не выдержав, на цыпочках подошла к двери и немного её приоткрыла.
  Лексан Паныч сидел за столом и сосредоточенно водил пером по странице. На углу стола лежала нетронутая стопка исписанных листов.
  - Не может быть! - воскликнула поражённая супруга. - Я же сожгла твою рукопись!
  Лексан Паныч поднял на жену пылающий неукротимым пожаром взгляд и тихо, но очень торжественно сказал:
  - Она не горит.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"