Ясинская Марина : другие произведения.

Синица в руках или Змей Горыныч в небе

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Опубликован в журнале "Шалтай-Болтай", N2, 2009 и в журнале "Сибирские огни " N6, 2010. Новая, переработанная версия рассказа вышла в сборнике "Магиум Советикум" издательства "Снежный Ком - Москва" в 2016 году и в соавторском сборнике "По ту сторону отражений" в издательстве "Рипол-классик".
ДОСТУП К ПОЛНОЙ ВЕРСИИ ТЕКСТА ОГРАНИЧЕН В СВЯЗИ С ПУБЛИКАЦИЕЙ
  Чёрная 'шестёрка' резво бежала по горячей трассе, пожиная новенькими шинами километры широких советских просторов. Солнце грело, но не жарило, светило ярко, но не слепило глаза. В открытые окна врывался тёплый ветер. Он пах прелой травой и нагретым асфальтом, пылью и бензином, и еще немного - Волгой. И даже не столько Волгой, сколько густой зеленью, которой щедро зацвела река в заводях.
  В иной день Игорь от души наслаждался бы погожим летним деньком и быстрой ездой. В иной день он, пожалуй, свернул бы к Волге, выбрал местечко покрасивее - хотя что там выбирать, куда не глянь, везде красота! - полежал бы на песочке, поплавал в теплой водичке. А что цветет она - не беда, цвет весь у берега, а дальше вода чистая.
  В иной день. Но не сегодня.
  Справа мелькнула синяя табличка. Лихо промахнувший мимо нее Игорь притормозил, а потом, убедившись, что дорога пуста, сдал назад. Остановился у указателя, новенького, блестящего, еще не запаршивевшего ржавчиной и птичьим пометом, и некоторое время внимательно изучал надпись.
   'Камышинск - 50 км
   Приволжск - 90 км
   Волгоград - 248 км'
  Предыдущий указатель Игорь видел час назад. До Приволжска на нём оставалось сто километров. И вот час спустя до него всё ещё почти столько же...
  Лежащий на пассажирском сидении прибор, всю дорогу мигавший тревожными жёлтыми огнями, тихо запищал. Игорь нахмурился и вытащил из кармана последнее слово коммуникационной чудотехники завода 'Красная заря' - Свет Мой Зеркальце Скажи, в простонародье - смзс-ки. Размером с компактное зеркальце, смзс-ка была очень удобным средством связи; с ними народ давно уже позабыл про обычные телефоны.
  В зеркальце появилось усатое лицо начальника, Лексей-Лексеича.
   - Ну? - коротко осведомился он.
   - Похоже, что ударило по Приволжску, - сообщил Игорь. - Доехать до города не могу, за час едва сделал десять километров. А чудатчик только что начал подавать звуковые сигналы.
   Лексей Лексеич посмурнел, усы собрались кустиком под носом.
   Сутки назад на месте чудобычи случился неожиданный сбой в системах экранирования, и произошёл сильный выплеск сырой чудо-энергии. Экранирование удалось восстановить за пару часов, но с последствиями утечки предстояло разбираться намного дольше - вырвавшаяся сырая энергия могла прожечь дыры в реальности, и эти дыры требовалось найти и срочно залатать.
   - Попробуй сменить маршрут, - посоветовал Игорю начальник. - Сделай крюк и зайди к Приволжску с востока. Если не получился - тогда попытайся заехать с юга. В общем, пробуй все дороги. Пробиться в город очень надо!
   - Понял, - кивнул Игорь. Закрыл смзс-ку, сунул в карман, сел за руль - и поехал к ставшему недосягаемым Приволжску.
  
  
   * * *
  
   Балваныча, как обычно по утрам, мучило похмелье. Ну, не то, чтобы мучило. Когда такое состояние бывает ежедневно на протяжении вот уже двадцати лет, к нему привыкаешь, держишь наготове рассол, минералку или простоквашу.
  Впрочем, иногда головная боль донимала Балваныча особенно сильно. В такие дни ни рассол, ни минералка с простоквашей не помогали, и он нерешительно мялся у прилавка аптеки, со скудной заначкой в руках, поглядывая то на боярышниковую, на спирту, настойку, то на маленькую коробочку 'Антибодуна'. 'Антибодун' появился всего пару лет назад, после того, как Харьковский краснознамённый фарм-завод имени Дзержинского внедрил себе в производство передовые чудо-технологии и стал выпускать совершенно новые лекарства, в том числе и 'Антибодун'. Говорили, что это было воистину волшебное средства, похмелье снимало на раз. Но стоил 'Антибодун' два рубля, а за рубль десять у Антонины Семёновны можно было купить чекушку.
  В эти моменты в воображении Балваныча представали весы. Не настольные, как на рынке, а другие, с цепями и чашами. Такие держала баба в простыне на вывеске адвокатской конторы. На одной чаше весов стояла чекушка, на другую невидимая рука клала коробочку 'Антибодуна'. Чаши качались, но чекушка неизменно перевешивала.
  В то утро Балваныча головная боль почти не донимала, и потому проблема выбора между чекушкой и 'Антибодуном' его не терзала. Но жажда мучила, а ни рассола, ни минералки в доме не было. Значит, надо идти в магазин.
   Придя к такому выводу, Балваныч вздохнул. В свое время завод ему предлагал квартиру на выбор - на втором этаже и на пятом. Молодой он был, глупый, взял на пятом. 'Ты посмотри, какой вид из окна!' - говорил он недовольной Катьке, показывая рукой на разворачивающуюся перед ними синюю ширь Волги. Что такое семьдесят ступенек для здорового тридцатилетнего мужика? Ерунда! Разве думал он о том, что семьдесят ступенек превратится в семьсот, когда ему стукнет шестьдесят пять?
  Спустившись ко двору, Балваныч отдышаться не успел - расчихался. Да как! Громко, смачно, раз-другой-третий! Сидевшие на лавочке у подъезда соседки-пенсионерки ехидно осведомились:
  - Опять похмельный синдром, ПалВаныч?
  И, склонив головы поближе, засудачили что-то тихо меж собой. Балваныч уловил 'запойный' и 'пьяница' - и обиделся. И ответом пенсионерок не удостоил. Хотя мог бы сказать, что, во-первых, никакой это не похмельный синдром, просто пух в нос попал; как наступает июнь, спасу нет от тополиного пуха! А во-вторых, никакой он не пьяница. Да у него ни разу белой горячки не было! И чужое не пропивает, и из дома не несет. Правда, нечего оттуда нести, из дома-то. Как Катька умерла, он уж все, что можно, давно вынес... И в запои он не уходит, не то, что Борисов с третьего этажа. Тот месяц-другой не пьет, зато потом срывается - и неделями, без просвета. А он, Балваныч, пьёт аккуратно. К тому же не за ради выпивки, а исключительно в оздоровительных целях; когда-то давно он услышал о том, что в алкоголе есть полезные для организма ферменты и свято в это уверовал. И ни регулярное похмелье, ни отсутствие знаний о том, кто такие эти самые ферменты, не могло поколебать его веру. С тех пор Балваныч стал трепетно относиться к своему здоровью, укрепляя его ферментами почти ежедневно.
  Впрочем, объяснять это языкастым пенсионеркам - это всё равно, что метать бисер перед свиньями. Потому Балваныч прочихался, медленно, с достоинством вытер нос ладонью, а ладонь - о засаленный пиджачок, и деланно равнодушно прошествовал мимо кумушек. Не спеша миновал выкрашенный зеленым короб - пункт приема стеклотары. Очередь нетерпеливых мужиков и шумных детей со звенящими авоськах, к окошку пока не выстроилась, зато позади короба уже стоял ЗИЛ, и грузчики в грязных темно-синих халатах таскали в кузов тренькающие ящики.
   В кирпичном доме сразу за коробом и находился универсам 'Волжанка', где продавалась спасительная минералка. Балваныч повернул за угол и направился было к стеклянным дверям 'Волжанки' - да так и замер на месте, увидев рядом с облупленной телефонной будкой Его.
  Рассматривал его Балваныч пристально и недоверчиво. Все честь по чести: прорезь для монет, выемка для сдачи, квадратики с надписью 'с газом - 1 коп.' и 'с сиропом - 3 коп.', окошко с носиком крана слева и перевернутым вверх дном граненым стаканом справа. И крупными печатными буквами надпись наверху - 'Газированная вода'.
  Нерешительно протянув руку, Балваныч надавил на стакан. Граненые края послушно утонули в резиновом дне, и оттуда прыснули струи воды. Балваныч ошарашенно покачала головой. Надо же, автомат с газировкой! А ведь их вот уж лет десять как перестали ставить - перешли на газировку в бутылках, с бутылками ведь проще, их ни ремонтировать не надо, ни брошенные в прорезь деньги собирать, ни сироп доливать.
  При мысли о холодной шипучей газировке пересохшее горло спазматически сжалось. Позабыв о минералке, Балваныч зашарил в карманах, размышляя, откуда этот автомат здесь взялся.
  В карманах нашёлся только мятый рубль и пятнадцать копеек.
  Балваныч с досадой саданул кулаком по боку автомата - вот ведь!
  Кулак противно заныл, зато в окошечке для возврата монет послышался редкий звон. Балваныч торопливо пошарил в крошечной нише и выудил добычу: одну трёхкопеечную монету и пару копеек. Балваныч тут же бросил копейку в прорезь, нажал на кнопку. Автомат тихо фыркнул, и шипучая газировка вмиг наполнила запотевший стакан. Балваныч выпил ее одним махом. Эх, хороша! Куда лучше, чем в бутылках! И жажда вмиг прошла, и голова прояснилась. И вроде как сил сразу прибавилось. Даже поясница ныть перестала.
  Балваныч довольно крякнул. Перебрал монетки, выудил трехкопеечную, задумчиво повертел в руках. Пить больше не хотелось, но очень хотелось узнать, какой в автомате сироп. Хорошо бы, апельсиновый...
  Он почти чувствовал сочный цитрусовый вкус во рту. Ему было двадцать, и он первый раз оказался в Москве, на всесоюзном концерте комсомольской самодеятельности. На сцене в Сокольниках шли представления, ребята волновались перед выступлением, а он тогда впервые встретил Катю... Они гуляли вдвоем по аллеям парка, украдкой беря друг друга за руку. Зелень деревьев была яркой, музыка с танцплощадок - зажигательной, жизнь - прекрасной. А газировка - апельсиновой.
  'Не стану сейчас. Какая нужда? Я ж одним стаканом напился', - решил Балваныч и пошел домой.
  До квартиры поднялся - и не заметил, только у двери спохватился, что одолел лестничные пролеты одним махом, без остановок, и за сердце не хватался. Какое же это, оказывается, удивительное и позабытое ощущение, когда ничего не болит!
  Дома Балваныч учинил обыск на предмет копеечных и трёхкопеечных монет. Пока он их искал, за окном промелькнула большая тень - будто птица пролетела. Только вот слишком уж большая. И силуэт какой-то квадратный...
  'Почудилось', - решил Балваныч и продолжил поиски. И был вознаграждён, найдя на полу на холодильником и в щели трюмо в прихожей несколько монет. Ссыпав их в карман пиджачка, Балваныч помялся немного - и всё решил вернуться к автомату. Пить не хотелось, но ему не терпелось узнать, какой же тем сироп.
  Дойдя до голубоватого автомата, Балваныч опустил три копейки в прорезь и нетерпеливо уставился на зашипевшую струю. Принюхался. Ну, точно, сироп апельсиновый!
  Пил Балваныч не спеша, смакуя каждый глоток. Крякнул с удовольствием, сполоснул стаканчик, шаг сделал - и тут его как скрутило! В поясницу вступило, сердце зашлось, перед глазами пошли круги. Ослабевший Балваныч согнулся в три погибели и, тяжело дыша, привалился к автомату.
  Мимо прошаркал, прихрамывая, дядя Коля - в мятой дачной панамке и грязной майке, завязанной на загорелом пузе узлом.
  - Эге, ПалВаныч, как тебя скрутило! - сочувственно покачал головой он. - Может, тебе ферментов принять надо? - спросил он, доставая из кармана вытянутых трико початую чекушку; как и все, он знал про крепкую веру Балваныча в оздоровительное действие ферментов алкоголя.
   Балваныч схватил чекушку, торопливо глотнул. В горле обожгло, внутри загорелось - но не полегчало. Только сильнее желудок заболел. И мысль о минералке из 'Волжанки' показалась вдруг не просто заманчивой, а спасительной. Хотя зачем же в 'Волжанку', когда есть автомат с газировкой?
  Трясущимися руками Балваныч бросил в автомат копейку, дождался, когда наполнится стакан, и насилу сделал глоток, другой. А едва допил - как рукой все сняло.
  Чудеса!
  Дядя Коля тем временем с любопытством наблюдал за Балванычем.
  - Отпустило, что ли?
  - Отпустило, - ответил Балваныч и, нахмурившись, задумался. А, надумав,
  решительно выдохнул и бросил в автомат еще три копейки. Недрогнувшей рукой взял полный стакан и выпил до дна.
  Снова скрутило, да так, что свет не мил.
  Балваныч, задыхаясь, кинул копейку. Газировка в горло уже не лезла - это ж четвертый стакан! Но эксперимент важнее! И Балваныч мужественно, глоток за глотком, влил в себя все до дна. И снова с последним глотком вмиг отпустило, и такая ясность в голове и легкость в ногах - ну будто заново родился!
  Интересно...
  - Колян, - немедленно решил проверить свои подозрения Балваныч, - Ты, вроде, жаловался, ноги у тебя болят.
   - Болят, - буркнул в ответ дядя Коля и рассеянно почесал выглядывающее из-под узла майки пузо. - А тебе-то что?
   - Да так, - Балваныч бросил в прорезь копейку и протянул дяде Коле полный стакан. - На-ка, выпей.
   Дядя Коля поначалу отнекивался, не хочу, мол, но, уступив настойчивости Балваныча, все-таки тяпнул стакан.
   - Ну, как? - поинтересовался Балваныч.
   - Нормально, - пожал плечами дядя Коля. - Ладно, пора мне.
  Балваныч провожал удаляющегося приятеля внимательным взглядом. Правда, что ли, дядя Коля прихрамывать перестал, или ему только кажется?
  От размышлений его отвлек организм. Четыре полных стакана газировки - это вам не шутка. И Балваныч заторопился домой.
  
   * * *
  
  Под вечер, так и не добравшись до неуловимого Приволжска, Игорь понял, что вот-вот заснет прямо за рулем и остановился в первом же населенном пункте. Им оказалось зажатое между асфальтовым и железнодорожным полотнами село.
  Сочная, свежая зелень лугов, среди которых живописно раскинулись высушенные горячим летним солнцем домушки, приятно контрастировала с четырьмя грязно-желтыми, забытыми в железнодорожном тупике вагонами. Под густым налетом копоти на железных боках можно было разглядеть строгую надпись 'С горок не спускать'. Вытоптанная в траве песочная проплешина у самых рельс знаменовала собой местную станцию.
  За проплешиной проглядывала почти погрузившаяся в почву асфальтовая клякса, а следом за ней стояло одноэтажное здание из некогда белого, но уже давно уныло посеревшего кирпича. В трех больших окнах можно было разглядеть засиженные мухами занавески, не знавшие стирки несколько лет, а над ними - запыленную, с белесыми следами частого птичьего пребывания вывеску 'Кафе'. Повертев головой, Игорь, за неимением альтернатив, направился туда.
  В кафе было два стола, горшок с тощей алоэ-вера, выцветший красный флаг на стене, Ленин в рамке в углу и скучающая продавщица с химией на голове и фартуком в горошек за прилавком. Редким посетителям здесь предлагали на выбор прохладные сосиски в тесте, чай, кофе и беляши в налете побелевшего жира. Несмотря на куцее меню, Игорь мучительно долго размышлял, что бы ему заказать. В итоге решился на чай и сосиски.
  Тщательно разжёвывая резиновое тесто, Игорь читал 'Краснопартизанские провинциальные известия' четырехдневной давности. Из них он узнал, что в Подшибаловке прошел районный фестиваль симфонической самодеятельности, что председатель колхоза пообещал дояркам достать для коровника произведённые по новым чудо-технологиям доильники, а глава местного облисполкома Римско-Корсаковки, Залётный Ярополк Олимпиадович, пошёл на повышении по партийной линии в Москву. Когда новости закончились, Игорь, допивая чай, до мельчайших деталей изучил вид из окна - на ухабистую улицу, покосившиеся сараюшки, переделанную в зернохранилище облупленную церковь, шустрых куриц, ленивых коров и деловито копошащихся на грядках баб. За все это время он так и не увидел ни одного мужика, не считая двух чумазых пятилетних пацанов в огромных семейных трусах, заменяющих летние комбинезончики, и дрыхнувшего в теньке под забором старика.
  А потом, когда ночь окончательно сменила длинный летний вечер, Игорь устроился поудобнее на заднем сидении своей 'шестёрки', опустил стекла и долго смотрел в высокое темное небо, усыпанное звездами, так редко посещающими ночные просторы густо электрифицированной столицы. Над железнодорожным тупиком искрил одинокий фонарь и ярко горела какая-то звезда. Может, Полярная, Игорь наверняка не знал. Откуда-то издалека время от времени доносился протяжный гудок пересекающего бескрайние просторы страны поезда, и звук этот казался единственным признаком жизни на всю округу - с наступлением темноты село замерло и затихло какой-то неуютной, неживой тишиной. И Игорю на миг даже показалось, что вырвавшаяся чудо-энергия прожгла дыру именно здесь, и что в наступившей ночи село медленно погружается в эту дыру, выпадает из реальности, вымирает прямо у него на глазах...
  
  
   * * *
  
  Несмотря на то, что ему уже вот-вот стукнет восьмой десяток, дядя Коля был пенсионером работающим. И не сторожем каким, и не дворником, а самым что ни на есть начальником. Единственной в городе спасательной станции.
  Больные ноги, конечно, мешали работать. Ну, если честно - мешали не столько работать, сколько рыбачить. Какая уж теперь работа! Пусто на берегу. Это раньше, когда еще работал в городе НИИ геофизики Поволжского отделения Академии наук СССР, в Приволжске летом за городскими пляжами нужен был глаз да глаз. Но когда буквально в ста километрах к северу от города обнаружили скважину, народ массово подался на чудобычу. Развитие чудотехнологий давно уже было в приоритетах Партии, и работникам этой отрасли доставалось больше привилегий. Вот и на чудобыче платили заметно больше, чем в любом НИИ, к тому же жильём обеспечивали почти сразу.
   И вот уж лет несколько лет как переквалифицировались в чудобытчиков лаборанты, инженеры и старшие с младшими научными сотрудниками, уехали из Приволжска, увезли с собой семьи. Город опустел, и спасать из воды стало особенно некого.
  Но 'спасалка', как ласково называл станцию дядя Коля, пока стояла. Он подозревал, что ее все еще не закрыли просто потому, что в горисполкоме про спасалку забыли - ведь расходов-то на нее почти нет. В штате всего трое, не считая приблудной дворняги: начальник, то есть он, дядя Коля, с окладом в восемьдесят один рубль, моторист Василий, военный пенсионер с окладом в шестьдесят девять рублей, и спасатель-водолаз Серега, Василию двоюродный племянник, с судимостью за хулиганство и окладом в пятьдесят рублей. Итого - двести рублей. В бюджете почти и незаметно.
  Дядя Коля только радовался, что спасалку не закрыли - ведь, как никак, чуть не четвертак он на ней проработал. Знавала станция и лучшие времена - ну да что ж теперь? Главное, пока она есть, дядя Коля вроде как при деле, и деньжат ему маленько перепадает. Рыбёшка, опять же. И, что особенно важно, спасалка дает законный повод уходить из дома - в четырех стенах 'хрущевки' он бы давно уже с ума сошел от скуки и особенно от ворчания его Шурки.
  Вот и пропадал дядя Коля на Волге - и в будни, и в праздники, и зимой, и летом. Раньше, пока ноги не болели, на велосипеде ездил, теперь - пешком. Косточки и объедки из дома в стеклянных банках носил, дворнягу прикармливал. Рыбачил помаленьку, помаленьку рыбку коптил.
  Спасать из воды давно уже некого, но Волга-то в кровь въелась, так и манит. Про Кулигина дядя Коля, если и слышал когда, то давно позабыл. Иначе удивился бы, что, глядя на реку, возле которой провел всю жизнь, думает он ну слово в слово как герой Островской 'Грозы': 'Вот, братец ты мой, пятьдесят лет я каждый день гляжу за Волгу и все наглядеться не могу'. Правда, так ладно сказать он в жизни бы не смог. И только когда уж совсем переполняли его чувства, вслух дядя Коля мог только выдохнуть тихонько: 'Эх, мать твою, вот ведь!' и зачем-то оттянуть воротник рукой.
  Из пяти судов, что когда-то были на спасалке, два катера и одна моторная лодка долго валялись на берегу, умирая от рака железа - ржавчины. Но осталась еще одна 'моторка' и одна 'вёселка'. Дядя Коля из своих скромных средств покупал бензин, заправлял моторную лодку и ездил рыбачить. Вот где больные ноги ему мешали. Столкнуть вёсельную лодку на воду, грести, перелезть потом из неё в моторку, вытянуть сети, перебрать их и закинуть обратно - мочи нет. Да ещё и станция, приземистая деревянная изба с широченной верандой, стояла на самом верху берега, а берег здесь был высокий и крутой! Длинная деревянная лестница от избы до пляжа спускалась вниз почти отвесно, и каждый подъем давался дяде Коле из раза в раз все тяжелее.
  Однако в этот раз длинную деревянную лестницу дядя Коля преодолел с давно позабытой легкостью. И не запыхался почти. И настолько этому удивился, что даже обернулся и внимательно рассмотрел ступени. Да нет, все такие же отвесные и крутые. А ноги не болят. Будто молодой силой налились. Чудеса!
  Дядя Коля осторожно, с опаской порадовался, отмахнулся от мыслей, надолго ли ему такое счастье и решил просто наслаждаться давно позабытым ощущением, которое по молодости совсем не ценил - когда ничего не болит.
   Летом моторка стояла на якоре метрах в ста от берега, подальше от хулиганов и ворья. В прошлом году у дяди Коли на даче даже бак для поливки уперли. Здоровый бак, литров на пятьсот. Ну, а если уж такую махину свистнули, то и моторку заберут, не задумаются. Вот и держал ее дядя Коля на воде, а сам до моторки на вёселке добирался.
  Подойдя к пошарпанной лодке со следами бледно-голубкой краски на боках, дядя Коля увидел, что волны прибили рядом с ней к берегу оранжевую строительную каску. 'Откуда это?' - удивился он про себя, подняв находку. Неужто со стройки принесло?
  Лет двадцать назад затеяли в Приволжске строить через реку новый мост. Да не мост - мостище: двухуровневый, железнодорожное и автомобильное полотно внизу, а наверху - скоростные трамваи. Нагнали кранов, раскурочили ковшами экскаваторов весь берег, загадили заводь, распугали пляжников, на подъеме финансов и амбиций поставили первый пролет, и...
  За двадцать лет принимались за мост неоднократно. Как власть в исполкомах менялась, так прибавлялось к мосту по одному пролету. Нынешний председатель горкома возводили сейчас шестой пролет. Оставалось еще пятнадцать...
  В общем, каску наверняка кто-то из строителей потерял, рассудил дядя Коля, повертел в руках да и бросил в лодку - сгодится в хозяйстве.
   Выплыв на середину реки, дядя Коля отыскал заброшенные им сети, проверил две и только вытянул третью, как вдруг нахмурилось небо, откуда ни возьмись налетел ветер, а вслед за ним послышался гром. На такие случаи у дяди Коли был припасен хороший кусок брезента, чтобы, если что, от дождя спрятаться. Только сейчас брезента не было - дядя Коля всю лодку обшарил. 'В вёселку, что ли, переложил прошлый раз - да там и забыл?' - подумал он.
  Тем временем, гроза разошлась, реку взволновала - на легонькой моторке до берега сейчас не добраться. Дядя Коля устроился на корме и, вздохнув, водрузил на голову оранжевую каску. Вот и сгодилась находка. От дождя она, конечно, не спасет, но зато хоть голова сухой останется.
  Гроза бушевала. Среди раскалывающих небо молний дяде Коле как-то раз привиделся летящий меж набухших туч странный самолёт - без крыльев и хвоста, полностью квадратный.
  'Неужто НЛО?' - подумал дядя Коля, вспомнив статьи про неопознанные летающие объекты, которые он читал как-то в 'Спутнике' и 'Технике - молодёжи'.
  Новая вспышка молнии на миг ослепила, а когда мир снова проявился перед глазами, никакого НЛО в небе уже и не было. 'Померещилось', - решил дядя Коля, крепко держась за края раскачивающейся на высоких волнах моторки.
   Вскоре гроза унялась, тучи рассеялись, нерешительно выглянуло солнце, огляделось и, приободрившись, принялось деловито сушить дядю Колю. А дядя Коля осмотрелся, увидел, что от сети-то его почти и не отнесло, и принялся деловито её тащить. Пара лещиков, судак, еще один судак, покрупнее. А что это там такое показалось? Ба, никак сом! Вот это улов так улов! Царский! Дядя Коля нетерпеливо потащил тяжелую мокрую сеть на себя. Да так увлекся созерцанием идущей к нему в руки солидной усатой рыбины, что шум мотора приближающегося катера услышал только когда тот подошел совсем близко.
  Рыбнадзор. Эх, вот невезенье!
  Дядя Коля бросил сеть обратно за борт - хотя что толку, всё равно найдут! и прищурился. Не сам ли Петр Андреич там? С Андреичем у него давно все улажено - дядя Коля с ним уловом делился, лещей копченых передавал, на уху приглашал, а тот взамен не замечал его сетей.
   Нет, не Петр Андреич. Сёрега со своими парнями. Эти рыбинспектора - из молодых, да наглых. Рыбу конфискуют (чтоб потом самим слопать), а штраф все равно выпишут.
   Дядя Коля, усевшись на корму, с горя нахлобучил поглубже каску и угрюмо уставился под ноги - поджидать вымогателей. Когда те подъехали к моторке, он даже головы не поднял.
   - Никак лодка со спасалки? - донёсся до него резкий Серёгин голос.
  - Вроде, она. Похоже, грозой сорвало. Вернуть, что ли? - задумчиво предложил другой голос.
  - Оно тебе надо? - фыркнул Серёга. - Слушай, а мне казалось, в ней сидел кто-то. А сейчас никого.
   - Может, за борт во время грозы свалился?
   - Если свалился - значит, сам дурак.
   - А если утонул? - взволновался второй голос.
   - Старый пердун со спасалки? - уточнил резкий Серёгин голос. - Утонул - ну, и чёрт с ним, с браконьером! Зато сети остались. Давай-ка проверим, что там в них?
   Когда рыбнадзор, перебрав сети и прихватив с собой всю оставшуюся в них браконьерскую рыбу, уехал, дядя Коля ещё долго провожал неверящим взглядом удаляющихся рыбинспекторов. Ну, не бывает же, чтобы с двух шагов среди бела дня - и человека не увидели! Чудеса...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"