Аннотация: Из-за нынешней политической ситуации поясняю - это рассказ о гражданской войне. О любой гражданской войне. Опубликован в журнале "Дальний Восток" N5, 2015.
Профессор Корнелли привык к тому, что когда он входит в аудиторию, в ней немедленно наступает тишина. Но сегодня студиозы словно и не заметили его появления; собравшись на задних рядах, они что-то громко обсуждали.
- Тишина! - призвал профессор.
Студиозы на миг замолкли и, увидев преподавателя, неохотно расселись по местам. Но расселись не как обычно, а на противоположных сторонах аудитории, разбившись на две группы.
Профессор Корнелли не придал этому особого значения - мало ли, какие у них там свои студиозные дела? - и объявил:
- Тема сегодняшней лекции - разнообразие органического мира.
Тут один из его студиозов, кучерявый Толли, поднял руку и, не дожидаясь разрешения, спросил:
- Сократ Гомерович, как вы считаете, то, что сегодня пишут в газетах - это правда?
Профессор Корнелли, проводивший всё свободное время в лаборатории, газет не читал, потому ответил:
- Что именно вас интересует, Толли?
- Я про то, что, оказывается, наша земля не одно целое? Вчера геологи спустились на дно каньона в Мелких горах и нашли там тектоническую трещину. Говорят, много веков назад тектонические плиты столкнулись и, зацепившись друг за друга, остались рядом. Но всё равно это - две отдельные плиты.
- Возможно, возможно, - профессор Корнелли нетерпеливо побарабанил пальцами по столу. Он изучал биологию, и прочие науки, в том числе и геология, его не особенно интересовали. - И что из того?
- Как это что? Получается, у нас есть своя собственная, отдельная земля, которую мы долгие века вынуждены были делить с захватчиками!
- Какими захватчиками? - не понял профессор.
- С этими, из Загорья!
- Это мы-то захватчики? - вскочил было один из студиозов с противоположной стороны аудитории, но товарищи силой усадили его на место.
А профессор нахмурился. Мондивилль стоял среди Мелких гор, прямо на стыке Загорья и Подгорья. Люди, населявшие земли по обе стороны гор, практически не отличались ни языком, ни нравами, ни обычаями и испокон веков спокойно жили по соседству, свободно переселяясь и перемешиваясь. Много лет назад будущий профессор приехал в Мондивилль, сначала - учиться, а потом и преподавать в университете. Прожив в городе столько лет, он уже и забыл, что сам родом из Подгорья; до сегодняшнего дня это не имело никакого значения.
- И когда они якобы захватили Подгорье? - спросил профессор, раздумывая, не пропустил ли он, сидя в своей лаборатории, быструю завоевательную войну.
- Да много веков назад! - выпалил Толли и яростно дёрнул себя за лиловый галстук. - Проникли в наши земли, незаметно смешались с нами и стали нас разлагать, разрушать нашу культуру.
- Это мы вас разлагали? Да вы у нас на шее сидели! - выкрикнуло сразу несколько студиозов с другой половины аудитории.
- Тишина! - повысил голос профессор и, дождавшись, когда студиозы угомонятся, сказал: - То, что вы описали, Толли, есть естественный процесс смешения родственных народов, проживающих на одной территории.
- Ага! - радостно воскликнул Толли. - Это вы правильно сказали, Сократ Гомерович! Проживающих на одной территории! Но теперь-то мы знаем, что эти, из Загорья, нам всё время врали! Ведь земля у нас не одна на двоих! Плиты-то две! Значит, и земли тоже две! И, значит, у нас есть своя собственная земля! И нам нужно взять над ней контроль!
Студиозы загалдели, а профессор Корнелли потёр виски пальцами - у него начиналась мигрень.
- Пожалуй, сегодня я лекции не будет, - сообщил он и вышел из аудитории.
* * *
В широком университетском коридоре царило оживление и неразбериха; туда-сюда сновали студиозы, галдели, шумели, собирались группами.
Кто-то сунул профессору в руки пачкающий свежей типографской краской лист. Потом ещё один.
"Защитим исконно нашу тектоническую плиту! Прогоним подлых зелёнок!" - было написано на одной листовке.
"Осадим зарвавшихся баклажан! Не дадим расколоть нашу землю!" - призывали с другой.
Зелёнки? Баклажаны? Профессор Корнелли нахмурился. Он, разумеется, понял, что зелёнками подгорцы обозвали загорцев, а загорцы подгорцев - баклажанами. Но почему?
- Записываемся в народное ополчение! - отвлёк профессора от раздумий звонкий голос.
Сократ Гомерович оглянулся и увидел конопатую девушку, забравшуюся на подоконник и обращавшуюся к собравшейся вокруг молодёжи.
Рядом с ней пристроился юноша с рулоном зелёной ткани; он отрезал от него широкие полосы и раздавал студиозам, а те повязывали их себе на шеи.
Профессор кивнул - ему стало ясно происхождение термина "зелёнка".
В другом конце коридора тощий юноша, стоя на стуле, выкрикивал:
- Желающие стать повторяльщиками! Все сюда!
Стул был задрапирован лиловой тканью, а у юноши и у собравшихся вокруг студиозов на рукавах красовались лиловые повязки.
Профессор хмыкнул. Вот и секрет "баклажан" - лиловый цвет.
Однако появилась новая загадка. "Повторяльщики", - задумчиво повторил профессор про себя новое слово. Что это такое?
- Плита - наша! Зелёнки, прочь руки от нашей земли!
- Где повторять?
- Везде!
- Кому повторять?
- Всем!
- Молодцы! А теперь - расходимся!
Толпа рассеялась, оставив профессора наедине с тощим юношей, в котором Сократ Гомерович, наконец, узнал студиоза, ходившего к нему на лекции по биологии в прошлом году.
- Нахалли, - позвал он юношу, вспомнив его имя, - А зачем нужны повторяльщики?
Студиоз удивлённо воззрился на профессора, словно не мог поверить, что кто-то не понимает столь очевидных вещей.
- Профессор Корнелли! Неужели вы не знаете, что если одно и то же повторять много раз, то оно превратится в правду? А правде людям придётся поверить.
- Вы хотите убедить подгорцев в том, что их захватили загорцы? - быстро сопоставил одно с другим профессор.
- Не убедить! - оскорбился Нахалли. - Напомнить! Ведь это правда! Зелёнки действительно захватили нас - тихо, подло и незаметно. Но настала пора отмщения!
И протянул Сократу Гомеровичу полоску лиловой ткани. Профессор механически её взял, внимательно вглядываясь в лицо студиоза. Зрачки у того вытянулись по вертикали, на лбу выступили капли пота, а дыхание было частым и неглубоким.
И всё сразу встало на свои места.
"Он заболел", - понял профессор и поспешил на кафедру, силясь припомнить болезни с похожими симптомами.
* * *
В центре кафедры горел костёр, и библиотекарь, повязав на голову зелёную бандану, методично бросал книги в огонь. Ему помогал профессор истории, а остальные преподаватели подпирали дальнюю дверь кафедры, сотрясавшуюся от ударов извне.
- Вы что пожар устроили? - всполошился Сократ Гомерович. - Зачем книги жжете?
- Мы сжигаем лживые книги, - заявил ему профессор истории. - Мы сжигаем учебники, напичканные враньём об истории нашего народа! И у этих баклажан, - кивнул он в сторону сотрясавшейся двери, - не выйдет нас остановить!
- Вы позволите? - спросил профессор и, не дожидаясь согласия, взял профессора истории за руку и прижал пальцы к запястью. Пульс был учащённым. Заглянув в глаза профессору, Сократ Гомерович заметил, что зрачки у того вытянуты по вертикали. А на лбу выступил пот.
"Болезнь заразна, и она распространяется", - пришёл к выводу профессор Корнелли и поспешил прочь с кафедры - ему не хотелось заразиться.
* * *
Выйдя на улицу, профессор тут же увидел, что город претерпел разительные изменения. Улицы были увешаны где зелеными, где лиловыми стягами. На перекрёстах люди деловито возводили баррикады, а высыпавшие из окрестных домов женщины радостно жертвовали на строительство домашнюю утварь и мебель.
"Если это болезнь, то, выздоровев, они об этом очень пожалеют", - подумал профессор, глядя на то, как одна женщина отдавала для баррикады дорогой рояль.
- Для чего вы всё это строите? - спросил профессор мужчину, который тащил на баррикаду новый строй-материал: кресло-качалку, ночной горшок, швабру, кастрюлю и чугунный утюг. Шаткая груда качалась, ночной горшок на вершине опасно кренился, грозя упасть на землю.
- Для защиты от врага.
- А разве кто-то собирается нападать?
- Разумеется!
- А откуда вы знаете? - продолжил расспрашивать профессор, вглядываясь в лицо собеседника. Всё то же - вертикальные зрачки, частое неглубокое дыхание, пот на лбу.
- Все знают! - безапелляционно ответил мужчина. Тут венчавший груду строй-материалов ночной горшок упал и покатился по брусчатке, и мужчина бросился за ним в погоню.
За баррикадами профессор увидел толпу, собравшуюся у арсенала. Несколько лет назад океанологи предположили, что в Узком океане, кроме их земли, могут находиться и другие. Власти встревожились и решили построить арсенал - на случай, если другие земли и впрямь есть, а на них живут враги.
Что ж, врагов с неизвестных земель так и не дождались, но арсенал пригодился - из его дверей один за другим выходили вооружённые пищалями и арбалетами люди, украшали оружие лиловыми бантиками и становились в строй.
- Для чего вооружаетесь? - спросил профессор у одного из них.
- Формируем армию сопротивления!
У этого мужчины тоже были вытянуты зрачки, и дышал он учащённо. Кроме того, профессор Корнелли заметил, что лицо его собеседника густо поросло щетиной и словно бы вытянулось немного вперёд, став похожим на морду животного.
"Да это уже эпидемия!" - заключил профессор и поспешил домой. Дома у него обширная библиотека; возможно, в одном из старинных манускриптов он найдёт описание похожего заболевания и поймёт, что нужно делать, чтобы остановить распространение заразы.
* * *
Возле дома собралась толпа людей с лиловыми тряпицами на шеях.
- В чём дело? - осведомился профессор Корнелли.
Ему не ответили; собравшиеся задрали головы, смотрели на окна на втором этаже, в которых колыхались зелёные занавески, и тихонько подвывали.
На втором этаже жила домовладелица, госпожа Молли вместе с внучкой.
Профессор торопливо постучал в её дверь.
- Госпожа Молли, это я, Сократ Гомерович!
Дверь чуть приоткрылась, в узкой щёлке показалась пышная копна домовладелицы.
- Профессор Корнелли! Это вы! Слава богу! Я не понимаю, что происходит! Они стоят под моими окнами и... и воют! - воскликнула она.
Сократ Гомерович отметил, что глаза у госпожи Молли были с нормальными зрачками.
"А она не заразилась, - подумал он. - Почему же одни заболели, а другие - нет? Может, эта болезнь липнет к тем, у кого внутри есть какая-то гнильца? Тогда почему не заразился я?"
- Они больны, - пояснил профессор домовладелице. - Я ещё не выяснил, что это за заболевание, но один из симптомов - неадекватная реакция на некоторые цвета. В частности, у этих людей зелёный цвет вызывает немотивированную агрессию. Так что снимите скорее эти ваши занавески.
- Да, да, я так и сделаю! - воскликнула госпожа Молли и убежала вглубь квартиры. - Ляля, деточка, не бойся, всё хорошо, - бросила она на ходу сжавшейся в уголке прихожей испуганной внучке с зелёными бантами в волосах.
- И банты с Ляли на всякий случай снимите! - крикнул профессор вдогонку.
* * *
Всю ночь Сократ Гомерович копался в древних фолиантах, а рано утром устало вышел на улицу. У него было недостаточно информации, чтобы поставить диагноз, и ему требовалось больше понаблюдать за больными.
У входа в университет он столкнулся с колонной, волокущей длинные сваи, пушки и пищали.
- Вы куда? - спросил он предводителя.
- К тектонической трещине, - пояснил тот. - Просунем сваи внутрь, поднажмём - и оттолкнём нашу плиту от вражеской! И будет у нас своя собственная земля!
- Вы собираетесь оттолкнуть тектонические плиты? - воскликнул профессор. - Да вы в своём уме? Вы хоть понимаете, какую нелепицу несёте?
Предводитель уставился на Сократа Гомеровича абсолютно пустыми глазами - ни проблеска разума! Профессор всмотрелся в вытянутое вперёд, поросшее щетиной лицо, немного смахивающее на собачью морду, и признал в предводителе университетского повара.
"Изменение зрачков, потливость, учащённое дыхание, деформация лицевых костей, увеличение волосяного покрова, агрессивная реакция на определённый цвет, - перечислил он про себя ранее замеченные симптомы. - А теперь ещё и частичное поражение мозговой функции".
- А пищали с пушками зачем?
- Отбиваться от зелёнок. Эти жабы проклятые наверняка попытаются нас остановить!
"Видимо, "жабы" - это потому, что жабы зелёные, - криво усмехнулся над незатейливостью новой оскорбительной клички профессор. - Но ведь огурцы тоже зелёные? Почему не огурцы? Потому что жабы - это неприятнее?" - размышлял он, шагая дальше.
За углом здания Сократ Гомерович встретил другую колонну, под предводительством дирижёра университетского хора; они деловито наносили себе на лица зелёную боевую раскраску.
- А вы куда? - обречённо спросил он.
- К каньону! Не позволим баклажанам оттолкнуть плиту!
Профессор Корнелли хотел сказать, что им можно не беспокоиться, всё равно тектонической плите ничего не грозит, но вовремя вспомнил, что имеет дело с больными, и промолчал.
Просторные коридоры университета пустовали; похоже, студиозы и весь преподавательский состав заразились и сейчас были активно заняты борьбой за тектонические плиты.
Однако рядом с туалетом профессор заметил знакомую кудрявую шевелюру.
- Толли! - воскликнул он.
Студиоз повернулся, и профессор Корнелли на миг опешил - Толли мочился на висящую на стене карту земель Загорья.
- Вы что делаете?
- Зелёнки оскорбили нас! Они осквернили на наш цвет! - возопил Толли и показал профессору рулон туалетной бумаги. - Они выпускают туалетную бумагу в лиловой обёртке!
- И вы решили отомстить, помочившись на их... э-э... землю? - кротко спросил Сократ Гомерович, отмечая, что лицо студиоза тоже вытянулось вперёд, поросло щетиной и стало смахивать на собачью морду.
- Я? - выпучил глаза Толли. - Не было такого!
- Но я только что своими глазами видел! - опешил профессор. - У вас в даже ширинка до сих пор не застёгнута!
"Выборочная атрофия зрения и слуха, - отметил про себя новый признак заболевания профессор. - Больные видят только то, что хотят видеть, и слышат только то, что хотят слышать. Всё остальное отрицают. Сопровождается частичным поражением когнитивной функции мозга".
- Профессор, - вдруг подозрительно нахмурился Толли, - А вы загорец или подгорец?
- Я - житель Мондивилля.
- Увиливаете, профессор, - зловеще процедил Толли, и у него в руках откуда ни возьмись показался нож. - Так не пойдёт. Вы или зелёнка, или подгорец - среднего не дано.
- Значительная деградация когнитивной функции мозга, - переформулировал один из признаков заболевания профессор и испуганно попятился.
- Эге-гей! Жабы наших бьют!- раздался тут с улицы крик. Услышав его, Толли вскинул голову, и профессор увидел, что уши у студиоза зашевелились и навострились, словно у собаки. А через несколько мгновений он бросился на улицу.
И поспешил к окну, решив своими глазами увидеть, что там происходит.
Университетская улица пустовала. В одном её конце возвышалась баррикада, в другом стояла лиловая группа, с Толли во главе.
Что-то застонало и заскрипело в шаткой баррикаде, и с вершины вниз покатилось поломойное ведро зелёного цвета, в котором профессор Корнелли узнал ведро их университетской уборщицы.
- Зелёнки наступают! - заорал Толли, и поднялась хаотическая пальба.
Когда же она стихла, ведро было изрешечено, а двое горе-вояк зажимали руками раны от срикошетивших арбалетных болтов.
- Подлые жабы! - выкрикнул Толли. - Они на нас напали! У нас есть раненые!
Решив, что увидел достаточно, профессор заспешил в лабораторию. Теперь у него наверняка хватит признаков, чтобы поставить диагноз.
* * *
Профессор Корнелли всё-таки нашёл описание болезни в одном из старинных фолиантов.
"Особизм - это острое заболевание группы идеологических инфекций, протекающее с исключительно тяжёлым общим состоянием и поражением функций головного мозга и всех органов чувств. Сопровождается стремительным атавизмом морфологических и психических признаков человека. В особо тяжёлых случаях может привести к полной деградации и отбрасыванию больного на предыдущую ступень эволюции. Заболевание характеризуется крайне высокой заразностью и стремительной скоростью распространения".
Пришедший было в ужас от описания, профессор всё-таки взял себя в руки. Надо спасать человечество! По каким-то неведомым причинам он не заразился и - вот удача! - он ещё и биолог. Значит, он сможет найти лекарство.
Точного рецепта в старинном фолианте не было, был лишь набор необходимых веществ. Что ж, значит, придётся экспериментировать.
Профессор доковылял до кафедры психологии и набрал там нужные ингредиенты - гранулированные страхи, молотые комплексы, вытяжка из религии, эссенция политических ценностей и настойка социальных установок. На кафедре химии прихватил глицина и морфия, а у себя достал из кладовки корень валерианы, листья пустырника, мелиссу и хмель. Вывалил всё это на стол, запер лабораторию - и принялся за работу.
* * *
Два дня спустя осунувшийся и измученный профессор вышел из университета. В руках у него был пробник лекарства, шприц с голубоватой жидкостью.
В городе царили разгром и тишина, и не было видно ни единой живой души. Профессор шагал по пустынным улицам, с испугом косясь на разрушенные дома и на пожарища, на торчащие из стен арбалетные болты и на лужицы крови. Что-то ужасное произошло в Мондивилле за те два дня, пока он работал в лаборатории!
Профессор уже дошёл до квартала, где был его дом, когда навстречу ему выскочила кудрявая собака и, уставившись на него, звонко залаяла и завиляла хвостом. Было в её морде что-то знакомое, но профессор не мог сообразить, что именно, пока не увидел на шее у пса лиловый галстук.
- Толли? - недоверчиво выдохнул он.
Пёс зашёлся радостным лаем.
А профессор в ужасе уставился на своего бывшего студиоза. Полная деградация, отбрасывающая больного на предыдущую ступень эволюции - это самая последняя стадия особизма!
Оглядевшись, Сократ Гомерович заметил, что из завалов и из-под развалин выглядывают усатые мордочки и волосатые конечности. На некоторых до сих пор болтаются обрывки лиловой и зелёной ткани.
"Неужели они все на последней стадии болезни? - подумал профессор. - А остался ли в Мондивилле хоть один человек? Да что в городе - остался ли хоть один человека на земле, или эпидемия особизма выкосила всех подчистую?"
- Толли, за мной! - скомандовал он кудрявому псу и торопливо зашагал дальше.
Впереди уже показался дом, однако, когда до него осталось всего несколько шагов, профессор схватился рукой за грудь и тяжело осел на землю.
На крыльце среди обломков входной двери поломанными куклами лежали домовладельца Молли и её внучка. Их одежда была покрыта бурыми пятнами; пустыми глазницами смотрели в небо лица, измазанные весёленькой зелёной краской; изо рта у девочки торчал бантик. Ветер трепал краешки зелёной ленты и прядки запутавшихся в ней светлых волос.
На стене позади чьи-то руки старательно вывели несколько надписей: "А зелёнки изнутри красненькие!", "Жаба и жабёныш" и "Получите по заслугам!"
Сердце так сильно кололо в груди, что Сократ Гомерович подумал, не случился ли у него сердечный приступ. Он не сразу понял, что кололо не в сердце. Кололо в душе.
Если у профессора и были надежды на то, что в городе остались люди, то теперь они пропали. Тех, у кого оказался иммунитет к особизму, наверняка убили заражённые.
Кудрявый пёс с лиловым галстуком на шее положил передние лапы на колени профессора, заглянул ему в лицо и завилял хвостом.
Сократ Гомерович несколько мгновений смотрел ему в глаза, а потом медленно произнёс:
- Знаешь, что, Толли? Я думаю, звери из вас вышли куда симпатичнее, чем люди...
Пёс вопросительно тявкнул, глядя на профессора умными глазами.
Сократ Гомерович притянул виноватую морду пса к своему лицу и вздохнул.
- Я знаю, что ты был болен и потому не ведал, что творил. По крайней мере, мне очень хочется верить, что виновата была именно болезнь. Может, бог это поймёт - и простит. Но я, как человек - не могу... Так что оставайтесь лучше зверьми. И пусть всё остальное сделает эволюция. Может, в следующий раз у неё получится лучше, - твёрдо сказал профессор, а потом решительно разломил пополам шприц с лекарством и отбросил осколки в сторону.