Ночь выдалась ясной. На небе ярко светила луна, окруженная звездами. Ее свет жадно поглощали две полупрозрачные фигуры у кромки леса. Их эфемерные тела постепенно наливались красками. Одежда из призрачных лохмотьев преображалась, пока не возвратила былые цвета и формы. Эти двое стали почти неотличимы от живых. Казалось, еще мгновение и их сердца вновь забьются в давно забытом ритме. Увы, надежды были напрасны. Но Кукла и Дровосек были рады и иллюзии. Хрупкая невысокая девушка и рослый широкоплечий мужчина взялись за руки и двинулись вдоль края леса.

  Величественные деревья ворчливо шелестели, возмущенные засухой. А внизу, у подножия пологого холма, вилась узкой лентой равнодушная река. Спустя четверть часа Дровосек и Кукла остановились в десяти ярдах от костра, который развели cельские охотники. В этих краях людям их ремесла было раздолье. Лес всего в половине дня ходьбы от ближайшего поселения кишел мелкой живностью. Крупных зверей тут давно не видели, и люди чувствовали себя в относительной безопасности. Однако они не пренебрегали молитвой, чтобы защитить себя от иного народца и нечисти, и крестным знамением отвечали на подозрительные шорохи в траве. Всякое случалось.

  Пока взрослые у реки свежевали тушки зайцев, пойманных в двойные петли, мальчишка лет двенадцати с крайней сосредоточенным видом подбрасывал поленья в огонь и деловито их ворошил. Пламя довольно хрустело сухими ветками и усердно разгоняло нависшие сумерки.

  - Я не пойду, - голос Куклы дрожал.

  Она не могла отвести взгляд от огня. Он завораживал, пугал, будил давние воспоминания, закрытые в самой глубине души под семью замками. Дровосек насупился, схватил девушку за запястье, твердо шагнул вперед и потянул ее за собой. Кукла сопротивлялась изо всех сил, но их было слишком мало. Он буквально волок ее, равнодушный к отчаянному протесту. Он даже не глянул на девушку, пока не усадил ее на бревно, которое охотники предусмотрительно прикатили к костру. По щекам Куклы текли слезы обиды.

  Эти двое появились буквально из ниоткуда, а мальчик был слишком занят своими мыслями, чтобы быть бдительным. Сначала его внимание привлек неожиданный всхлип. Он поднял голову и увидел совсем не то, что ожидал. Здоровенный мужик и девушка, совсем крохотная по сравнению со своим спутником, сидели на бревне. Заглушая тихий голосок недоверия и осторожности, в мальчике росло любопытство. Первой идеей было позвать на помощь, но что-то его остановило. Несмотря на внушительные размеры, незнакомец не выглядел страшным или опасным. "Простые путники", - подумал ребенок. О том, что у мужчины мог оказаться кинжал в сапоге, у мальчишки даже мысли не возникло. Святая невинность.

  - Отпусти, - прошептала Кукла, испуганно оглядываясь.

  Она встретилась с мальчиком глазами. В них была мольба о помощи. Мальчишка, словно рыцарь, ощутил в себе странную ответственность за девушку, которая невесть откуда взялась, а теперь оказалась в беде. Ведь каждый порядочный рыцарь должен спасти даму от ужасного чудища, пусть оно и кажется вполне миролюбивым.

  - А почему ты ее не отпустишь? Она пленница твоя? - он сочувственно посмотрел на девушку.

  Ребенок постарался придать себе храбрости и строго, как он считал, глянул на Дровосека, но огромный мужчина только рассмеялся. Как только веселье его покинуло, он решил ответить "спасителю":

  - Нет, что ты. Я хочу помочь ей избавиться от страха. Она боится огня, но не должна. Это пламя жизни, и оно не в ответе за жестокость людей, сжигающих и виновных, и невиновных.

  Мальчик недоуменно посмотрел на них. Кукла продолжала попытки вырваться из крепкой хватки ее спутника, ярко-синие глаза девушки испуганно косились на желтые языки костра.

  - Ты же не против, чтобы мы немного посидели здесь? - дружелюбно спросил Дровосек.

  - Мне не жалко. Можете подождать даже, пока не вернутся папа с дядей. Попробуете зайца очень вкусного с пряностями. Им тоже не жалко будет. Наверное.

  - Спасибо. Меня звать Гансом, а эту трусиху - Фелики. А тебя как?

  - Скажу, если перестанете мучить девушку, - насупился мальчик.

  Ганс снова расхохотался, но условие выполнил. Фелики, обретя свободу, отсела на самый край бревна, подальше от огня.

  - Эб, - буркнул мальчишка.

  Кукла благодарно кивнула ему. Он постарался состроить приветливую мину, но был слишком недоволен тем, что она оказалась так далеко. Выглядела Фелики ненамного старше его сестры, которой вот-вот должно было стукнуть шестнадцать. У новой знакомой Эба были очень светлые волосы, крючковатый нос, тонкие губы, бледная кожа, худенькие ручки и ножки. И невероятные глаза: большие, миндалевидные, с пушистыми угольно-черными ресницами. Девушка постоянно одергивала свое длинное белое платье. Оно было простым, но милым. А большой алый цветок на лифе, как полагал мальчик, был нарисован каким-то очень необычным столичным художником. Хотя он не был уверен, что это цветок: больше напоминало разбрызганную кляксу.

  - Ты откуда, Эб? - великан заинтересованно подпер рукой подбородок, готовый к рассказу.

  - Родом из Вишенок, но, сколько себя помню, давно живу с дядей в Вайсдорфе. Это в десяти лигах к западу. Погостить сюда к папе приехали да поохотиться. А Вы?

  - Аж в соседнее графство тебя занесло. А мы... это, - Ганс задумчиво почесал бороду, - издалека. Ты даже таких стран не знаешь.

  Мальчик пожал плечами:

  - Не хотите - не говорите. Гостей нельзя заставлять. Я вот вначале подумал, что Ваша жена из Вишенок. Похожа больно на тамошних девчонок.

  Кукла встрепенулась и посмотрела на Эба. В ее взгляде перемешались удивление и укоризна. Мальчик поежился, раздосадованный своим промахом. Он был уверен, что его слова не понравились симпатичной Фелики.

  - Может быть, может быть, - Ганс поправил пустую перевязь, - а подкинь дровишек.

  Эб резво подпрыгнул и унесся за ближайший куст. Не прошло и минуты, как он принес несколько поленьев и аккуратно положил их в костер. Наступила тишина, нарушаемая лишь треском горящего дерева и еле слышным шумом ночного леса. Даже Фелики перестала шмыгать носом.

  - А ты знаешь, почему твою родную деревню называют Вишенки? - внезапно спросил мужчина.

  Мальчик покачал головой.

  - Хочешь, расскажу?

  - А Вы откуда знаете? - подозрительность взяла верх над любопытством.

  - Да один хороший человек поведал за бутылкой славного вина, - Ганс дождался кивка Эба, глубоко вдохнул и заговорил: - Давным-давно, когда еще не было и в помине твоих прапра- и еще несколько пра- дедушек, в деревне жила знахарка. Не старая карга, что вечно брюзжит и обещает проклясть, а молодая девушка, очень красивая. У нее были длинные темные волосы, в которые она любила заплетать цветы вишни.

  - Они же маленькие, - возмутился Эб.

  - Ну и что? Девушки и не такие чудеса умеют делать. Так вот. Она была необычайно красивая, да и в травах хорошо разбиралась, за что ее в деревне и уважали. Несколько раз в месяц она уходила из дома, чтобы пополнить запасы. И вот однажды, когда она возвратилась в деревню...

  - Ее в колдовстве обвинили?

  Ганс тяжело вздохнул и погладил бороду.

  - Нет, - разочарованный взгляд Эба, - в город кузнец приехал с дальних стран. Известный в своих краях мастер-оружейник. Здоровый такой мужчина, почти как я. Прибыл он по просьбе одного графа, мечи ему ковать. Ты не подумай: не для войны, для души. Богатей коллекцию собирал. Так вот. Остановился кузнец в постоялом дворе, отобедал, а когда вышел по городу побродить, видит - идет ему навстречу дева небывалой красы. Влюбился он по самые уши...

  - Ээээб!

  Мальчишка скривил рожицу. Его пытливая натура страстно желала услышать продолжение истории, но злить отца было чревато неприятностями. Ганс понимающе подмигнул, а Фелики просто улыбнулась ему. Сердце мальчишки запрыгало от восторга.

  - Подождите, папа зовет, приду скоро.

  Он припустил к излучине реки. Один раз чуть не упал, споткнувшись о крупный камень, который подло спрятался в траве в ожидание жертвы. Когда он наконец прибежал, дыхание сбивалось, а волосы прилипли ко лбу. Пробежать семьсот ярдов-то за несколько минут - весьма недурственно. Крепкий черноволосый мужчина - его отец - протянул ему ведро с тушами зайцев. Мальчик схватил его, намереваясь в том же темпе отправиться назад, но не тут-то было. Пришлось идти, подталкивая ведро коленом. Мужчины только посмеивались над мальчонкой, но не забирали тяжелую ношу. "Пусть тренируется", - сказал дядя Эба, брюнет с большим носом картошкой и оттопыренными ушами.

  Уронив ведро в ярде от костра, Эб поднял глаза от злополучного груза и топнул ногой от досады. Гости ушли, так и не рассказав всей истории. Мальчик грустно вздохнул: он, наверняка, уже и не увидит прелестную Фелики с белыми как ангельский свет волосами.

  - Эээээб!

  Отец снова звал на помощь. Мальчик немного постоял, вглядываясь во тьму. Ухнула сова. В глубине леса начали двигаться мрачные тени. Эб вздрогнул и потер кулаками глаза. Теней он уже не видел. Цветастые лужицы, что бесцеремонно заполонили его зрение, исчезли только через пару минут усердного моргания. Отец позвал его второй раз, и Эб, не желая получить нагоняй, пришел тому на помощь.

  Мясо зайца был сухим и слишком острым, но мальчик так проголодался, что в один присест слопал полтушки. Отец очень любил посыпать мясо на вертеле каким-то порошком из небольшого мешочка, с которым он никогда не расставался. Он называл свое сокровище "пряностями еретиков", но от этого не стал любить их меньше. Скорее даже больше, потому что в этот раз нещадно переборщил с ними.

  - Вот видишь - и ведро пригодилось, - похлопав себя по животу, сказал папа Эба.

  - Да, а я уже думал заставить тебя этой железякой зайцев ловить, - улыбнулся дядя.

  - Пап, а ты не знаешь историю о том, почему твоя деревня назвалась Вишенками?

  - Неа, сынок, - помотал головой тот, обгрызая заячью лапку.

  - А я знаю, - оживился дядя.

  - Ну, ту про кузнеца и красивую знахарку?

  - Не, другую. То быть не могут одинаковые истории. Вишенки уж давно так зовутся в честь святой, спасительницы, - дядя задумчиво почесал затылок, - а про этих двоих...

  Дядя осекся и как ни в чем не бывало продолжил есть. Отец пристально посмотрел в глаза Эбу. Тот поджал губы, но не отвел взгляд. Папа мальчика был хорошим человеком, однако, крайне вспыльчивым, и его доброта в такие моменты куда-то улетучивалась, уступая место самой настоящей кровожадности. Эб нервно сглотнул, когда рот отца стал двигаться, и не с первого раза понял, что у него спрашивают.

  - Кто тебе ее рассказал?

  - Путники к костру приходили греться. На бревне вашем сидели. Совсем чуть-чуть, - быстро прибавил он, - и пока ты меня не позвал, мужчина начал эту историю, но не закончил.

  - Ну, и хорошо, не надо тебе знать, - отец встал и с пристрастием начал обследовать территорию около костра.

  Папа Эба дважды обошел бревно, а затем стал изучать пути отхода к лесу. Всем своим видом излучая неверие и презрение к столь фантастичным заявкам сына, он пропустил мимо ушей предложение "посветить, ведь так ничего не видно". Несколько минут нюхал воздух, а затем победоносно вскинул кулак. Он часто заставлял людей переосмыслить свои слова мощным ударом по подбородку. В этот раз он навредил разве что воздуху.

  - Следов нет, трава не примята, не было тут путников, разве что они летать умеют. Опять ты со своими бреднями про добрых самаритян, которые тебе помогают, но их никто не видит. Да и сколько раз повторять тебе, чтобы не говорил с незнакомцами всякими, не важно, настоящие они или выдуманы.

  - Это он так решил тебя обхитрить, - хохотнул дядя, - поведай историю мальцу за смекалку, да и объяснишь ему, что сначала головой надо думать, а не тем, на чем сидишь. Да и я послушаю охотно.

  Папа отвесил Эбу подзатыльник и сел на свое место. Мальчик нетерпеливо поерзал, ведь не каждый день из отца или дядьки можно было вытянуть интересную байку. А в том, что Эб услышит ее, можно было не сомневаться: отец слишком уважал и любил своего брата, чтобы отказать ему. Собственно, настолько драчливым и нетерпимым он стал не только из-за неподарочного характера, но и из потребности защитить младшенького. До лет восемнадцати его брат был крайне хил, отчего над ним часто потешались соседские ребята. Причем делали они это жестоко и беспощадно, так что если бы старший брат своевременно не вмешался в "невинные шутки" мальчишек, не было бы у Эба дяди.

  - Десять лет минуло с тех пор. Жила тогда у нас знахарка. Красивая была, как бестия, но доброты неведомой, людям помогала, с колдовством не путалась. Хорошая была девка. Началось все с того, что мужик приехал к нам, кто и почем не сказал, ну, и батюшка его Дровосеком прозвал. Негоже без имени или прозвища. У того топор был здоровенный. С пол меня длиной. Знатный, как у богатых. Никто не верил, что у такого мужика может быть славное оружие. Сначала думали, что разбойник какой. А оказался вполне неплохим. Как просили помочь, так он не отказывался. И вот как-то раз Дровосек ее встретил, ту знахарку. Как тут можно было не влюбиться? За знахаркой полдеревни во снах бродило, как умалишенные. Решил он задержаться немного, ходил за ней хвостом, корзины помогал носить. А за ними падчерица старостова. Улыбчивая была, веселая. Но никто ею николи не интересовался - некрасивая, что жуть. Приглянулся дивчине этот Дровосек, вот и шпионила, как собаки инквизиции. Как-то раз шла она с яблоками в подоле. А навстречу ей молодец со знахаркой.

  - А Дровосека не Гансом звали?

  - Не, не мешай рассказывать. Ручонки свои разжала девка, и покатились яблоки по дороге. А одно прям к ногам знахарки прибежало и в змеюку превратилось. Эвона как. Батюшке доложили, он руками развел да и на костер отправил.

  - Так сразу?

  - Да, - отец почесал затылок, а делал он так, только когда был очень расстроен, - признали ведьмой. И плювать, что она падчерица старостова. Тот детей своих не любил, а чужих и вовсе. Он и пальцем не ударил об стол, чтоб ее вызволить. Не повезло девчонке: неурожай в тот год был страшный, трое детишек мертвыми родились, у Родерика скисло пивное сусло, а старая повитуха подвернула ногу, злые все были, что черти, а тут она и змея эта окаянная. Заковали девчонку в цепи и под стражу. Два бугая ее охраняли: сын молочника и племяш батюшкин. Каждые полчаса молитву читали. Страшились, что адово отродье их душонки позабирает. Не пытали даже, чтоб созналась. И так полно народу колдовство ее видело. Чего уж там. Да и ждали расправы, чтоб минуло нас несчастье. На следующий день столб поставили, укрепили, поленьев нанесли, как на праздник. Всем селом старались. Только Дровосек чудной ходил. Из-под бровей на всех зыркал. Подумали, о знахарке своей беспокоится. Притащили к полудню девчонку на телеге. Никто и камня не кинул, ни слова плохого не сказал. Страшно было, вдруг зачарует ведьма. Подумали, что сильная она очень, раз так напакостить успела. Привязали накрепко к столбу ее, ветками, дровами закидали. Батюшка речь завел про веру нашу, про Бога милосердного, а потом и про колдунскую тварь сказал, к сожжению приговорил. То-то никто не знал. А как древо подпалили, огонь только занялся, знахарка вскинулась, что не по-людски так, не по-христиански. И полезла в костер, как есть. Подумали, что эта гадина беса в добрую дивчину поселила, али сбрендила баба, а за ней Дровосек - спасать. Ну и все.

  - Как все? - опешил Эб. - Сгорели?

  Отец молчал. Дядя, до этого с остервенением поедавший зайца, откашлялся и стукнул кулаком по бревну.

  - Девчонка получила кинжал под грудь, а Дровосеку ведьма брюхо распорола, как зверью какому. Да так, что одежку не тронула, только кровища хлынула из-под куртки его. Он только топором плечо колдунье рассечь успел, да царапина ль ту бестию остановит? Сбежала, мразота, чтоб ее черти вздернули.

  - Ее же привязали.

  - Не, ведьмой знахарка была. Она, как в огонь ступила, так из рук ее клинки повылезали. Тут и стало понятно, кто камень держал за пазухой. Видать, прознали про нее бедолаги, падчерица старостова да Дровосек, а та сгубить их захотела. Али просто одурела. Пригрели мы на груди змеюку мерзкую. А Дровосек девчонку вынес из костра. У нее только ступни подгореть чуток успели, а толку. Так и отдали Богу душу в обнимку в луже красной посеред деревни. Хоронить их на освященной земле батюшка не дал, мол, на них печать чертова. Закопали их за оградой кладбищенской, как дрянь какую. Тьфу!

  Дядя смачно сплюнул. Мальчик подтянул колени к подбородку и обхватил их руками. С каждым годом мир вокруг него чернел и становился все отвратительнее. Он видел и слышал столько мерзости, что кровь стыла в жилах. Эб внутренне сжался. Мысли кружили, сталкивались, разбивались, и лишь одна из них была абсолютно нерушима: любая магия, кроме церковной, - это зло. Эб с самого детства ненавидел ведьм, с тех самых пор, как отец сказал, что его мать сгинула происками колдуньи. Это чувство было настолько сильным, что в каждой незнакомой девушке, женщине или старухе видел одну из них, ведьминых отродьев. Кроме Фелики. Она была похожа на ангела.

  - А чего об этой истории не говорит никто?

  Мальчик несмело взглянул на отца. Глаза мужчины были такими же печальными, как в те редкие минуты, когда он упоминал о смерти любимой жены.

  - Позор, сынок, позор. Человека ни за что на костер и сгубили, да еще и Дровосека того. И я там был, и дядька твой. И все казни хотели, крови, справедливости. Кабы мы умнее были, эх... Заблудшие мы души. Пустое все, нечего уже тут размусоливать.

  Внезапное озарение осветило лицо Эба. Он немного помялся, но, увидев, что папа ожидает вопроса, решился:

  - А кого Феликой звали?

  - Старостову падчерицу. А ты откудова слыхал? - отец подозрительно сощурился.

  - Так путники у костра грелись - Ганс и Фелики. Так они и назвались. Дровосек и падчерица.

  - Брехня. И не называй ее больше по имени - беду накличешь, - папа Эба закряхтел и, недовольно бормоча под нос, побрел к реке.

  Он шел медленно, прихрамывая на правую ногу. Старая травма давала о себе знать, только когда на душе становилось мерзко и гадостно. В такие моменты хорошо забытые или вовсе похороненные в самых далеких чуланах сердца воспоминания просыпались вслед за болью, принося новую, не меньшую. Отец мальчика тяжело вздохнул. У каждого своя плата за глупости, совершенные в молодости.

  - Пусть пройдется, развеется, тяжело ему, - дядя похлопал ладонью по плечу Эба, а затем протянул ему ремешок.

  Мальчик вопросительно взглянул на дядю и в ответ получил ободряющую улыбку. Он аккуратно взял ремешок в руки. Примерно фут в длину, медная квадратная пряжка, кожа была мягкой, приятной на ощупь, а с обратной стороны рельефной. Эб перевернул браслет, улыбнулся, глядя на аккуратное тиснение - буквы слова Божьего. "Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение - истина Его[1]..."

  -Эб прижал оберег к груди и благодарно кивнул дяде.

  - Да защитит тебя Господь, малый.

  - Нас, дядя, да защитит нас...

  Черная тень пронеслась над ними, громко хлопая крыльями. Ночная тьма окутывала деревья густой пеленой, придавая им ту самую таинственность, что заставляла гостей этого леса видеть устрашающие образы. Ветер проскользнул в ветвях деревьев, заставив чудищ двигаться. Ганс улыбнулся и обнял Фелики за плечи. Прошло больше десяти лет со дня их смерти, а Дровосек не переставал удивляться странному повороту судьбы, что свел их вместе. Он грустно усмехнулся. Девушка недоуменно посмотрела на него:

  - Ты чего?

  - Да так, вспомнил...

  ...Август. Полдень. Солнце нещадно жарило, отчего по моему телу сбегали многочисленные ручейки. Льняная рубаха и штаны были мокрыми, хоть выжимай. Мое желание нырнуть в спасительную тень леса, который раскинулся в паре сотен ярдов от дороги, было невыносимо, но чревато неприятностями. Из тени его кустарников и деревьев за мной уже давно следили чьи-то голодные глаза. Сражаться с неизвестными существами за прохладу я не мог себе позволить, поэтому упорно продолжал идти. Каждая лишняя минута могла стоить чужой жизни, и осознание этого подгоняло не хуже своры гончих псов. Я и так запаздывал. Путешествие инкогнито лишило меня некоторых весьма удобных привилегий, таких как, например, лошадь. Поправив перевязь с мощной секирой, я прибавил ходу. Следовало добраться до постоялого двора еще затемно, чтобы ни свет ни заря снова отправиться в путь.

  В деревню я вошел утром. Огляделся: поселение было небольшим, около 20 дворов. По обеим сторонам единственной, но достаточно широкой улицы стояли одноэтажные приземистые домики, обращенные фасадами друг к другу, а в самом конце улицы виднелась деревянная церквушка. Крест на вершине ее купола немного покосился вправо, и не будь это Господней обителью, можно было бы сказать, что покосился он довольно игриво. Людей бродило немного: несколько грузных женщин, которые, судя по их косым взглядам, обмывали чьи-то косточки, девчушка в аккуратном коричневом платьице с недовольной черной курицей в руках, да пара пьянчуг, зигзагообразно гуляющих по дороге.

  - Эй, мужик, у вас есть трактир? - окликнул я здоровенного мужчину под хмелем.

  Тот, покачиваясь из стороны в сторону, довольно улыбнулся и ткнул пальцем в крайний дом слева на дальней стороне улицы. Я кивнул в знак благодарности и направился к постоялому двору. С каждым шагом причин хмуриться становилось все больше. Дело, по которому я прибыл сюда, оказалось не таким легким, каким оно было представлено изначально. Что же, когда вернусь, следовало бы посоветовать дать хорошую взбучку информаторам. Почти вся деревня была погружена в серый шар магической мути, который я ощутил лишь после того, как вошел в него. Ощущение от него было неприятным, давящим, пусть и крайне слабым. Я уже встречал такое заклинание лет пять назад: оно мощное, трудно уничтожимое и неведомо для чего необходимое. Конечно, предположения были, но ничего определенного, увы. Однако в предыдущем случае огромный шар был виден издалека, будто огромная гора, возникшая посреди поля. Что за невероятная сила скрывает эту мерзость сейчас? Еще один козырь в рукаве врага.

  Будто волк, почуявший добычу, я повернул голову вправо. В ярдах десяти от меня невидимо для обычных людей блестела черная отвратительная бездна, заключенная в человеческую оболочку. Ее обладательница - привлекательная девушка - стояла у единственного глиняного дома в деревне, улыбаясь двум пышным матронам, и мило беседовала с ними. Темноволосая, стройная, в ее движениях была соблазнительная грация. Она держала за руку совсем маленького мальчишку, который с интересом вертел головой. Бездна была и в нем. Я скривился и направился в трактир. Как же слепы люди: не видят черта на своем плече. Впрочем, я оказался не более зряч: смог ощутить ведьму только после того, как вошел в деревню. Что-то притупляло мое чутье.

  Трактир почти ничем не отличался от окружающих домов. Один этаж, ненадежные деревянные стены, двускатная крыша. Над входом косо висела вывеска "Вишни" с пляшущими по строке буквами - то единственное, что подсказывало: это не простое жилище. Дверь была приоткрыта, и я вошел. Внутри было ничуть не лучше. Пахло алкоголем, алкоголем и еще раз им, перебивающим все иные запахи. Пошарпанные стены обеденного зала, полдюжины столов да одинокий стул в углу, на котором лежал колокол высотой с предплечье. На свою беду я решил им воспользоваться. Двух ударов хватило, чтобы голова загудела. Звук был неприятнейший и весьма громкий. Из проема в противоположном углу зала выполз недовольный владелец. Он смерил меня грозным отчего-то недружелюбным взглядом, который, однако, не придавал ему мужественности, а скорее забавлял. Мужчина напоминал снеговика на ножках: огромный живот и длинный красноватый нос, почти как морковка. Он пригладил остатки волос на знатно полысевшей голове.

  - Я тут главный, вы кто и зачем тут?

  - Комнату на месяц и обед, пожалуйста, - сказал я и протянул деньги мужичку. - Это задаток.

  - Простите, господин, - его лицо в мгновение ока приобрело самое милое и приветливое выражение. - Тут бандюг развелось - жуть. На видок - приличные, а оказывается - нехристи. Вот и пугаю их.

  - И как, помогает? - я очень старался сдержать улыбку.

  - Да, мрут как мухи, если надумают подлятины какой. Обождите чуток, вас проведут.

  Моя бровь поползла вверх от удивления. Счастливый хозяин, получив пять серебряников, от радости забыл про все свое неуемное любопытство, только раззадорил мое и побежал подгонять жену с обедом. Впрочем, я был рад. Проголодался, да и лишние вопросы были ни к чему. Хотя ответы бы не помешали. Через пару минуту из того же проема в углу вышла девчушка в коричневом платьице - дочка трактирщика. Она заинтересованно разглядывала меня. Видимо, тоже оценивала степень бандюганства. В руках ее по-прежнему сидела курица, которая периодически возмущенно кудахтала, но не предпринимала попыток к побегу. Кажется, смирилась.

  - Как мне Вас называть? - девочка была сама серьезность.

  - А как ты хочешь?

  - Дровосек, - выдала она, - потому что топор.

  Я усмехнулся, но промолчал. Потому что топор. Девочка сочла молчание знаком согласия, махнула рукой и вприпрыжку побежала показывать комнату новому постояльцу. Коридор провел нас мимо подсобных помещений и, наконец, во двор. Несло соломой, навозом и слегка - жареным мясом. Я сглотнул слюну.

  Моя комната располагалась в боковой пристройке хозяйского дома, на вид весьма хлипкой, как и все остальное. Девочка отдала ключ, указала пальцем на дверь и скрылась в обратном направлении. Я пожал плечами и вошел. Голые стены, паутина по углам и бурое пятно на полу. Занавесок не наблюдалось. Окно было грязным, затянутым бычьим пузырем, отчего света сюда попадало немного. В комнате стояла узкая кровать, малюсенький столик с оплывшей свечой и даже стул, что было редкостью. Этот предмет мебели в обеденных залах всех известных мне трактиров ломался с ужасающей частотой, и оттого рассовывать их по комнатам для постояльцев не было резона. Однако я мысленно поблагодарил радушного или забывчивого хозяина.

  - Лучше, чем ничего. Удивительно, что вообще есть трактир, - вслух произнес я.

  - Не так давно пивовар Родерик из дома тещи переделал, а свой сыну старшему оставил. Через наши Вишенки же часто в Вайсдорф, что в соседнем графстве, едут. А то ж там городишко: и рынок там, и лавок много, и борделей. Не бойся, постояльцев, кроме тебя, нет тут, последний назад неделю съехал.

  Я обернулся. В дверях, прислонившись к косяку, стояла незнакомка. Она подкралась незаметно, будто кошка на охоте, не выдав себя ничем. Девушка не была красавицей: светлые, почти белые волосы, крючковатый нос, тонкие губы, бледная кожа, ручки и ножки, будто веточки. На ней было простое белое платье с рукавами до середины предплечья. Она улыбнулась, а в сапфировых глазах блеснула смешинка.

  - Утро доброе, господин Ганс. Зовут меня Фелики. Запоздали вы немного, - девушка бесцеремонно зашла в комнату и захлопнула дверь.

  Не дождавшись приглашения, она села на кровать и положила ладони на колени. Фелики определенно веселилась, глядя на мое удивленное лицо. Я сетовал на свою беспечность, потому что вместо милой девушки так подкрасться ко мне мог и убийца со стилетом, и одновременно был поражен ее скорым визитом. Я снял секиру и положил рядом с нею. Нарочно. Гостья опасливо покосилась на оружие.

  - Святое Знамение? То самое?

  Я кивнул. Теперь ее очередь изумляться. Секира действительна была примечательной: два лезвия украшала витиеватая гравировка, а на чуть изогнутом топорище сиял даже в полутьме орнамент из позолоты. Однако эта красота никак не умаляла мощи грозного оружия. Благословленное ангелом, оно несло смерть любой твари, связанной с миром тьмы.

  - Не думал, что ты еще девчонка. Мне говорили, что помощь окажет опытная ведьма.

  Фелики обиженно поджала губы. Но я кривил душой. Девушка была исключительно талантлива. Ведьма Тени. Ее сила была в непримечательности, а магия столь тонка и нежна, что ее невозможно было почувствовать, если сама колдунья того не пожелает или существенно не усилит заклинание. Ее искусная и почти не заметная магия проникла во все уголки комнаты, чтобы пресечь любые попытки подслушать. Можно было не страшиться говорить свободно. Я оценил мастерство, но решил промолчать об этом. Не привык хвалить тех, с кем должен бороться.

  - Шар - твоих рук дело?

  - О, нет, господин Ганс, - в ее взгляде появилось легкое пренебрежение, - я такую гадость не колдую. Неужели вы не разбираетесь?

  Я насупился. Девчонка начинала раздражать своей игривой самоуверенностью.

  - Перейдем к делу. Рассказывай все, что знаешь.

  Ведьма загадочно улыбнулась.

  Мы проговорили около получаса, а затем девушка выскользнула за порог, забрав секиру. Скрепя сердце, отдавал я своего верного железного друга. Я не доверял девушка, даже несмотря на то, что ведьма получила разрешение Церкви на колдовство в благих целях и, как говорил кардинал, ее неоценимую помощь во многих богоугодных делах. Если бы не обстоятельства, я бы самолично отправил ее на костер. Не из личной неприязни, а в профилактических целях. Пусть это жестоко, бесчеловечно и прочее, и прочее, однако потомки одной ведьмы - это десятки потенциальных темных магов, колдуний, которые получают свою невероятную силу, заключив сделку с бесами или даже демонами. Как по мне, заразу стоит пресекать на корню. Живот настойчиво просил покормить его, поэтому я пошел в обеденный зал, прихватив с собой четки и нож с кривым лезвием, который запрятал в голенище сапога.

  Похлебка с клецками, кусок солонины и хлеб были необычайно вкусными то ли по сути своей, то ли я так сильно проголодался. В голове царствовал полный бардак, но я старался сосредоточиться на цели - темной ведьме по имени Агна, той самой девушке с мерзкой бездной внутри. По словам Фелики, она живет в деревушке с рождения, люди ее любят и доверяют, несмотря на близкое к колдовству занятие - знахарство. У нее муж, редко бывающий дома, и двое ребятишек. Образцовая семья. Я бы тоже так думал, если бы не увидел истинную суть Агны.

  Прибежал расторопный хозяин, с улыбкой поставил на стол кружку пива и убежал прежде, чем я успел прожевать еду и отказаться. Надо сказать, пиво было отменным: мягким на вкус с необычным пряным ароматом. От удовольствия меня неожиданно отвлекли.

  - Здравствуйте, дядя Дровосек, у меня папа - охотник, сейчас он занят где-то в лесу, а маме помощь нужна. Кабана заколоть надобно, - протараторила девочка лет пяти, буквально выросшая прямо передо мной, и поправила толстую темную косу.

  Пока говорила, она усердно рассматривала носки своих кожаных башмачков. А я внимательно разглядывал ее. Серое хлопковое платье с коротким белым воротничком и двумя карманами на бедрах сидело по фигуре. Слишком добротное для простой крестьянской девчушки. Странно.

  - А отчего же ты не попросишь кого-нибудь из своих соседей помочь матери? - удивился я.

  - Она просила позвать именно вас, - девчушка подняла глаза, ярко-зеленые, ведьмовские.

  Я мило улыбнулся. Это далось мне с трудом: в малышке плескалась бездна, гораздо скромнее, чем у младшего брата, но не менее отвратительная.

  - Завтра приду, после рассвета, договорились?

  Она кивнула и поспешно выбежала из трактира. Становилось интереснее и интереснее. Я допивал свое пиво, когда в зал вошел хозяин.

  - Хотите еще пожевать иль попить чего?

  - Нет, благодарю, господин Родерик, - у того глаза на лоб полезли, - не бойтесь, мне пьянчуга на улице имя сказал, - мужчина облегченно выдохнул, - передайте жене, что все было очень вкусно, а за пиво отдельная благодарность. Не подскажите, где дом старосты?

  Тот единственный глиняный дом, который я увидел, как только появился в деревне, принадлежал старосте. Выше других, крепкий, с идеально ровными стенами. На мое удивление, ограды не было. Границей владений служили ухоженные цветочные клумбы, единственные, которые я встречал в деревне. Другие селяне предпочитали грядки с овощами мимолетной красоте наперстянок, фиалок и колокольчиков. В окнах стояли настоящие стекла, а за ними виднелись кружевные белые занавески. Словом, роскошный дом. Я постучал в дверь. Она тут же с легким скрипом отворилась, будто меня поджидали. Фелики очаровательно улыбнулась.

  - Добрый день, путник. Чего изволите от нашего старосты? - она почтительно поклонилась и отошла в сторону, пропуская меня.

  В отличие от большинства крестьянских домов, в которых я бывал ранее, этот был разделен на комнаты и скрывал камин где-то в своей утробе, а не выставлял напоказ. Прихожая выглядела очень скромно: узкий столик, три стула вокруг и более никакой мебели. На дальней левой стене над дверью висело деревянное распятие длиной в добрый фут. Я перекрестился и заметил усмешку Фелики. Она выглядела невинно и беззащитно, но стоило ей вот так улыбнуться, как в ней появлялось нечто ехидное. Выразить свое раздражение мне помешал староста, распахнувший дверь и буквально влетевший в комнату.

  - Побыстрее, дитя, это важное очень дело. А вы проходите-проходите.

  Дородный толстяк с пузом в два раза больше, чем у Родерика, схватил меня за руку и потащил вглубь дома. Мы преодолели две продолговатые комнаты, свернули направо и оказались в спальне. Он все время опасливо озирался, будто ожидал засады. Головой указал мне на кровать, а сам вбросил в помещение возмущенную Фелики.

  - О, отец Вилхейм, мы заждались вас.

  - Я отец Ганс. Отец Вилхейм, увы, не смог приехать.

  - О, все время забываю. Жаль, чудесный человече он, но ничего сработаемся и с вами, - он запустил руку в карман штанин и выудил простое медное кольцо. - Вам.

  - Почему же Фелики не могла отдать мне эту вещицу в трактире?

  - О, все просто очень: безопаснее проводить маленький ритуал здесь, - девушка расплылась в улыбке, на этот раз мягкой и нежной. - Наденьте его.

  Я недоверчиво покосился на нее, пусть законную, но опасную колдунью, однако послушался и в одно мгновение провалился в вязкий туман. Он мягко окутал меня. Я чувствовал, что сплю, и сны были подобны бреду, что несут истерзанные пытками люди, готовые сознаться в чем угодно ради чего угодно. Я видел жизни, смерти, они кружили вокруг меня, словно дети вокруг рождественской ели. Голодные, хищные смерти и покинутые, забытые жизни. Они тянули из меня воспоминания, пряча их внутри себя. А потом забрали все. Я был пуст, ничего, кроме пушистой оболочки, по которой иногда шла легкая рябь, как от брошенного в воду камешка.

  В этот раз удар был сильнее, а затем пришел ослепляющий свет.

  - Эй, приятель, не стой столбом. Бери свою махалку и вали отсюда.

  Я сжимал в руках какую-то палку. Почувствовал, как кто-то толкает меня в плечо. Легко так, осторожно. Я открыл глаза. Картинка была четкой и ясной, в отличие от мыслей. Толстый парнишка поправил веревку, которая подпоясывала его серую рубаху. Он высморкался в рукав и почти нежно пнул меня в ногу. Я потряс головой и удивленно посмотрел на него, а затем на себя. Красивая секира приятной тяжестью лежала в руках. Она была знакома мне. Едва. Святое Знамение.

  Я стоял один в промежутке между домами. Парнишка куда-то ушел. Я даже не заметил, погруженный в воспоминания, которые вернулись ко мне. Но я по-прежнему не знал, что случилось, пока был в трансе "доброй" ведьмы или обеих ведьм, уже не уверен. На улице стоял оживленный гомон, который необъяснимо пугал, и я решил зайти в постоялый двор с внешней стороны деревни. Он находился через три дома. Казалось, все люди ушли из своих жилищ и собрались на улице: никто не копался в саду, не слышны были соблазнительные запахи кухни, крики детей. Я перемахнул через низкую ограду, через черный ход проник в трактир, а затем в пристройку. На кровати сидел поникший староста.

  - Хвала Господу! - воскликнул он и кинулся обниматься.

  Я неуклюже похлопал его по плечу, крайне удивленный такой реакцией. Мужчина резко отстранился, нахмурился, осматривая мое лицо.

  - Что такое?

  - Рассказывайте все, что знаете. Кто вы, вы зачем здесь и что хотели сделать?

  Я опешил. Рассказывать должен был уж точно не я. Староста был в курсе наших планов. Он их, к слову, и придумал.

  - Подождите, к чему...

  - Проверка, - он мотнул головой и пригладил редкие волосы на голове. - Мало ли вас ведьма подослала. Давайте, времени мало осталось. И подробно, прошу.

  Я вздохнул. Да, проверка. Как же. Будь я под чарами темной ведьмы до сих пор, у меня бы руки от моей секиры расплавились. Причина допроса была в другом. Удивительно, но этот шарообразный мужчина - колдун Тени. Но во много десятков раз слабее его так называемой падчерицы, которая на самом деле была его дочерью, рожденная во грехе. То есть почти и не колдун. А сейчас он беспокоился за свою шкуру, ведь господа из Святого отдела расследований еретической греховности[2] спросят за каждую пропущенную деталь, каждую мелочь, а тем более за детали гибели важных людей, вроде меня. Если вдруг...

  - Меня зовут отец Ганс, я инквизитор, владею слабой церковной магией, разыскиваю темных ведьм, то есть тех, кто заключил контракт с исчадиями ада. Я приехал в деревню Вишенки недавно, наверное, - я задумчиво почесал лоб, - по запросу деревенского старосты, чтобы уничтожить так называемую Вишневую ведьму. Оная четыреста лет назад, когда ее знали просто как отличную знахарку, спасла вашу деревеньку от чумы, которую сюда занес безвестный путник. Для этого женщина заключила сделку с тварью демонической. Заговоренные цветы вишни, что висели у всех жителей деревни на шее или были вплетены в волосы, защищали их от страшной болезни. С тех пор ведьма бессмертна и защищена от Церкви с помощью странного заклинания в форме шара, что навис над Вишенками. Оно скрывает ее от глаз таких, как я.

  - Кто рассказал тебе это? - староста пораженно распахнул маленькие глазки. Видимо, я был не прав, считая, что ему все известно.

  - Ваша падчерица. Так вот. Ранее дьявольская сила неведомым образом не давала инквизиторам найти тот самый шар, поэтому все эти годы мы ничего не подозревали и даже случайно никто бы не смог обнаружить темную магию. Пока не родилась Фелики. Она сильная ведьма, но другого рода. Именно потому, что девочка - колдунья Тени, она смогла раскрыть истинную сущность этой твари, не выдав себя. Во Тьме не видно Теней, - я усмехнулся, процитировав Светлый Гримуар, разрешенную книгу "добрых" ведьм, - Магия Фелики может причинять вред, но она не использует ее, потому что служит Господу. По крайней мере, так мне говорил кардинал. Так вот. Я приехал сюда, поселился в трактире, чуть позже ко мне пришла ваша падчерица и рассказала план. Дурной план, - я поднял правую руку. - Это кольцо - вместилище для силы. Опять же благодаря тому, что магия Фелики невидима и неощутима для Агны, знахарки вашей деревни, а на самом деле Вишневой ведьмы, чья сущность переселяется перед смертью тела в собственную дочь...

  Староста ошарашено икнул.

  - Не может быть, я думал, что она не умирала просто...

  - Не перебивайте. Так вот Фелики наложила заклятие, которое бы высасывало силы из Агны после того, как та коснется кольца. Пользуясь тем, что ведьма обожает заезжих мужчин, вы изменили и сокрыли мне память и, полагаю, отправили к знахарке в качестве дара. В нужное время вы обещали каким-то хитрым способом "пробудить" меня от чар. За это спасибо. Больше ничего не знаю.

  - Вы звиняйте, мы вас малек помутили, чтоб вы забыли и не выдали никого.

  "Лучше бы извинился за вероятное нарушение моего целибата", - подумал я.

  - Да все поня-, - я запнулся. - А где Фелики?

  - В полдень казнить должны девочку, спалить посеред деревни, - мужчина неуютно поежился. - Она об тебе волновалась, следить пыталась, да какой из нее шпион... Ведьма ее заметила, приревновала верно, а потом сподличала. Фелики за ведьмарку приняли. Не спрашивайте, народу мало надо, только чтоб человека загубить. Надумали брехни всякой, ай.

  Он обреченно махнул рукой. Не сдался, а изначально не собирался сражаться.

  - А ты тут чего сидишь, так и позволишь ей умереть из-за глупости односельчан? - от возмущения я перешел на "ты".

  - Да я что сделаю супроть зверья?

  - Один вопрос: она следила за мной, потому что ты ей приказал, ведь так?

  Староста кивнул. Слабый человек.

  - Кардинал письмо прислал. Сказал, что сильная она, надобно ее тоже, жизни лишить. Но она не против была за вами последить, вы понравились ей чуток. А Агне много не нужно: своими мужиками делиться она не любит.

  Я заскрежетал зубами. Схватил перевязь, поясную сумку и выскочил во двор.

  Столб, обложенный с трех сторон вязанками хвороста, стоял посередине улицы, неподалеку от церквушки. Народ толпился, но держался на почтительном расстоянии от места будущей казни. В глазах их горела ненависть, лица исказились от жажды крови и возмездия, как они его понимали. Каждый из этих, ищущих справедливости людей, боялся. Каждый из них трясся от страха за собственную жизнь, которая могла в мгновенье оборваться из-за косого взгляда на колдунью.

  Я искал глазами темную ведьму Агну, которую видел в здравом уме и памяти лишь когда прибыл. Я протискивался сквозь толпу, стараясь не привлекать внимания. Иногда получал презрительный или недовольный взгляд. Не прошло и десяти минут моих напрасных поисков, как из конца деревни, с которого я впервые осматривал город, выехала повозка. Ропот толпы утих. Светлые волосы Фелики развевались по ветру, будто знамя поражения. Никто не освистывал ее, не бросал тухлые яйца или гнилые овощи, гвозди или камни. Люди молча провожали ее глазами, в которых можно было прочесть лишь смертный приговор. Им не нужны были доказательства вины - только труп "преступника". Священник, стоя на криво сколоченной трибуне, начал говорить, но я не слышал слов. Совесть тянула спасти эту несчастную девочку, которую уже привязывали к деревянному столбу, обкладывали хворостом. А долг удерживал меня, ведь Агна была где-то здесь, опасная, невредимая и, пока заклинание не вытянуло из нее все силы, я не имел права на душевную слабость. Я посмотрел на Фелики. Тоже ведьма, но иного рода. Сколько я их видел: испуганных, храбрых, сильных, слабых, отдавших свои жизни в обмен на спокойствие своей "большой семьи", веруя в Бога, который видит истину и не отдаст их светлые души в чистилище. В такие моменты я забываю о колдовской сущности этих, зачастую не желавших ничего дурного женщин, они становятся жертвами несправедливости, зависти, ревности, слепоты, одержимости людей и Инквизиции. И моими жертвами тоже. Именно в такие моменты мне страшно, потому что ждут меня, полагаю, не райские кущи, как заверяет Молот Ведьм, а дьявольский огонь.

  Я вздрогнул: Агна стояла рядом, положив ладонь мне на плечо. Она начала медленно перебирать пальцами, приближаясь к моей шее. Меня чуть не передернуло, но я сдержался.

  - Здравствуй, Дровосек. Надо же какая глупая девочка. Решила забрать тебя у меня, наивная. Знаешь, ей даже прозвище дали. Белая Кукла. Какая ж из нее прислужница нечисти без звонкой клички? А я не смогла удержаться от предстоящего прелестного зрелища горящей плоти настоящей мерзкой ведьмы. Ты представляешь, она колдунья Теней. Ничтожество с убогой магией. Дину и Эба я оставила дома с их бабушкой. Старая карга, пожалуй, умнее, чем все здесь живущие вместе взятые. Представляешь, она мне святую воду в суп подлива...

  Увлекшись, Агна "доползла" до Знамения. Она вскрикнула и начала трясти рукой. Касание святого оружия оставило на коже темной ведьмы ожог. Агна зашипела и злобно посмотрела на меня. Наши взгляды перекрестились, словно клинки. Никто не обращал на нас внимания, для других мы оставались такими же озлобленными изваяниями, как и все остальные. Морок.

  - Красивые глаза у тебя стали, умные, не то, что раньше. Инквизитор или вольный охотник, а? Ничтожное отродье в такой привлекательной шкуре. Ты хоть колдовать-то умеешь эти ваши святые штучки? А она твоя подружка что ли, эта уродина? Ну-ну, не смотри на меня так, скоро она будет с тобой. Я отдам ее тебе по старой дружбе. Конечно, она будет мертвая, но ведь это не так важно, правда?

  - Со мной сила Господа, - я понимал, насколько убого звучат эти слова рядом с мощью заключившей сделку с демоном.

  Она расхохоталась.

  - Где была та сила, когда я вытворяла с тобой все те приятные, но осуждаемые твоим богом вещи? Где твой всемогущий гаденыш, когда пособницу везут на сжигание живьем? Что он сделает? Да ничего! Просто посмотрит вместе с тобой, как она корчится в предсмертной агонии.

  - Ты не говоришь, как в этой деревне.

  - Тебя волнует только это? О, конечно, это сельское наречие просто отвратительно. Вон посмотри, мальчик, какая прелесть, они уже подожгли факелы. Только не глупи, а то вместо одного трупа получишь сотни. Уж поверь, мне их не будет жаль. Предателям нет пощады.

  Священник закончил говорить - я глянул на Фелики. Она была далеко, но готов поклясться, что в сапфировых глазах мелькнула смешинка, и девушка крепко зажмурилась. Раздался грозный рев толпы и пять поверенных деревни с гордо поднятыми головами поднесли факелы к хворосту. Меня обдало жаром, будто костер загорелся прямо подо мной. Черный огонь прошел через все мое тело, словно пробуя на вкус, а затем накинулся на правую ладонь. Я чувствовал, как медленно и тягуще, словно мед, перетекает в кольцо на пальце сила, страшная сила темной ведьмы. Агна побелела.

  - Черта с два я позволю забрать мою магию, - завопила она и бросилась к костру.

  Темная ведьма молниеносно поняла, в ком главная причина. Железяка была лишь инструментом. У Агны была нечеловеческая скорость. Она с легкостью расталкивала людей перед собой, я еле поспевал следом. Нельзя было медлить: Фелики еще не закончила заклинание. В один прыжок Агна преодолела занимающееся пламя и закрыла собой привязанную девушку. Вокруг них заклубилось неясное марево, размывшее фигуру Агны до едва узнаваемого облика. Я услышал всхлип. Темная ведьма повернулась ко мне. Нас разделяло всего несколько ярдов. Кольцо резко завибрировало. Морок спал. Настала тяжелая тишина, которую мгновенно разорвал испуганный женский визг. Крестьянкам было чего пугаться: руки от предплечий темноволосой ведьмы превратились в каменные лезвия. Одно из них было в крови. Некогда красивое лицо Агны превратилось в отталкивающую морду.

  - Ведьма! Настоящая! - заорал кто-то.

  Мгновенно преодолев дистанцию, что разделяла нас с Агной, я полоснул лезвием секиры по ее плечу. Темная колдунья зарычала и ударила сверху вниз наискось. Я ловко отпрыгнул. Мы еще пару секунд смотрели друг на друга. Огонь недовольно зашипел. Я посмотрел вниз: кровь ручьем стекала из-под абсолютно целого кожаного жилета. Достала. Агна достала меня остатками своей магии. Она взмахнула руками-клинками и песком опала у ног Фелики. Убежала, тварь. Я отбросил секиру назад, аккуратно взял раненую девушку на руки. Ее платье на животе быстро пропитывалось кровью. Она открыла сапфировые глаза.

  - Не нужно было. Я постаралась и успела уже. Дурак ты, Ганс, - Фелики дрожащей рукой погладила меня по щеке. - Вот и все.

  Кольцо со звонким треском раскололось. План был выполнен. Лишенная своей силы, одна из старейших и страшных ведьм, не сможет излечиться от раны, нанесенной святым оружием. Я поцеловал Фелики в лоб.

  - Зачем ты открылась ей?

  - Еще час был до завершенья заклинанья. Агна могла почуять - тебя убила бы и кольцо уничтожила. Нельзя. Нельзя умирать напрасно. И тебе нельзя было умирать, - по ее щеке скатилась слеза.

  Огонь ее жизни угас. Рана, нанесенная темной магией, и ускорение заклинания забрали последние силы. Отчаяние. Ей овладело отчаяние и страх. Но она поступила верно: с каждым мгновением кольцо тянуло все больше сил из Агны, и та непременно заподозрила бы неладное и, в итоге, свела все наши старания на нет. Запасной план был слишком хлипок: я ничего не смог противопоставить демонической магии. Душа разрывалась от собственной бесполезности и чувства вины. Я заплакал впервые за много лет. Наверное, именно тогда я и перестал в Него верить. Я сжимал бездыханное тело в объятиях, а люди не смели приблизиться. Они чувствовали свою неправоту. Возможно, среди них был староста, и, надеюсь, ему было так же больно. Спустя несколько минут я умер...

  Память заново прокрутила испытанные им образы, чувства, мысли, предположения. За неполную минуту он снова пережил проведенные в Вишенках дни.

  - Что вспомнил? - в голосе Фелики появилась тревога: по щеке Ганса скатилась одинокая слеза.

  - Самое начало нашей истории... И отца Себастьяна, - Дровосек усмехнулся, - он был так удивлен, когда я отдавал ему свою секиру и рассказывал про наши похождения.

  - Немудрено. Души редко могут предметы брать, а уж спящим ведьмам древним горло резать и подавно, - она хихикнула.

  - Не боишься, что мы станем темными, убивая всех встречных ведьм?

  - Нет, смерти бестий этих спасли куда больше жизней. Нельзя допустить, чтобы на свет явилась еще одна колдунья Вишневая.

  Ганс улыбнулся и погладил ее по волосам. Какое-то время они шли в полной тишине. Вдруг Фелики резко остановилась.

  - Ганс, неправильно это, - Дровосек удивленно поднял бровь. Фелики задумчиво продолжила: - Месть исполнена давно: Агна от раны и бессилия издохла. Твоя секира чудесная уж на пути к викарию Христа[3]. Дети чисты, как первый снег: ни следа дряни от их отродья-матери не осталось. Все дела сделаны. Так почему мы еще не отправились к Господу на небеса? Что нас держит тут?

  Ганс нежно поцеловал свою спутницу.

  - Не знаю. Быть может, любовь?

  

  

  

  

---

[1] Псалом 90:3-4. Псалтырь.

[2] Инквизиция

[3] Один из титулов Папы.