Аннотация: О великом счастье, которое зовется призванием.
При своем среднем росте и отсутствии жировых отложений Зорин весил восемьдесят пять килограммов. Товарищи по татами полушутя-полусерьезно внушали ему: мужчина, чья масса тела не дотягивает до девяноста, не вправе иметь собственное мнение. Может, оно и верно - но только в стенах спортзала, а за ними начинается уже совсем другая история ...
* * *
Казахстанский подданный Анатолий Ринатович Зорин так и не узнал, почему его еще в сопливом возрасте увезли из родного Владивостока в Караганду. Папаша, дерябнув водочки, в ответ на все расспросы о причинах переезда пьяно мотал пальцем перед любопытным носом наследника и приговаривал:
- Запомни, сынок, и не путай наших с русскими: мы с тобой - потомственные самураи!
- Окстись! - одергивала со своей стороны матушка, до того насмешливая, что казалось, в языке у нее зашито бритвенное лезвие. - Чукча ты, чукча и есть! Потомственный оленевод!..
Зорин-младший пытался проявить дотошность, но вскоре уяснил, что эта черта присуща хидари маки, то бишь, в переводе с японского, индивидууму с мозгами набекрень. Кстати, одно из тягчайших оскорблений для гордого уроженца Страны Восходящего Солнца... Батя быстренько избавил его от лишних мыслей, определив в ассоциацию восточных единоборств. Познав секреты самурайской борьбы, Анатоль одновременно познал и добродетель смирения. Въедливые вопросы от него перестали поступать.
Впоследствии родители эмигрировали в Российскую Федерацию, приняли там гражданство и осели в Подмосковье. Сыну, творчески одаренному университетскому недоучке, остались двухкомнатная квартира и полная свобода самоопределения. Квартиру он умудрился благополучно промотать: попал на "черных риэлторов" и был разведен со всем изяществом, как последний ушастый лох. Можно было бы проникнуться верой в абсолютное верховенство закона и пройти через все положенные в таких случаях ритуалы: стенать и заламывать руки в кабинете у следака, биться лбом о прокурорский порог, омывать слезами подножие судебной трибуны... Однако взыграла по-японски самолюбивая натура, и Зорин, для куража тяпнув граммов двести натощак, отправился ровнять обидчикам морды. До прохиндеев он, правда, не добрался - столкнулся на улице с полицейским патрулем, шумно повздорил и был доставлен в вытрезвитель. Тамошний контингент ему не полюбился до чрезвычайности, что вылилось в тотальный бой в условиях ограниченного пространства и пятнадцать суток ареста.
На волю Анатоль вышел с просветленной душой и твердым намерением отныне блюсти трезвость. Вскоре поступил междугородний телефонный звонок, и суровый человек Ринат Зорин, воспитанный Советской Армией, дал установку:
- Если ты, хидари маки, не прибудешь к юбилею матери, я тебе лично харакири устрою! В общем, приезжай, сынок, к нам на лето, скучаем и ждем...
И выслал почтовым переводом энную сумму для покупки билетов в оба конца, памятуя о том, что ненаглядный отпрыск по жизни стеснен в средствах...
Родители не раз предлагали ему перебраться к ним, в Раменский район Московской области. Вообще-то, Зорину нравилось Подмосковье. Нравилось носиться по тамошним лесам и лугам наперегонки с маминой обожаемой собакой породы чау-чау, которая к концу пробежки еле плелась сзади, вывалив из пасти влажный фиолетовый язык. Но... ему категорически не нравилась Москва. Он выходил из себя от плотных автомобильных пробок на МКАДе. Он тихо сатанел от подземных сводов столичного метрополитена, где живые люди превращались в толпу механически заведенных марионеток, затыкающих уши пуговками портативных магнитол лишь для того, чтобы отгородиться от пьющего силы гула. Темноволосый, кареглазый, с легкой раскосостью метиса, он слонялся по Воробьевым Горам, судорожно поглощая шаурму, и все ждал, когда же до него докопаются либо менты, ненавидящие нелегалов-гастарбайтеров, либо скинхеды, ненавидящие весь мир за пределами России-матушки.
Никто к нему так и не прицепился. Никому в Первопрестольной он на хрен был не нужен. Анатоль решил вернуться в Караганду.
* * *
Здравствуй, Караганда! Здравствуй, индустриальное сердце Казахстана! Город шахтерской славы, чье название вошло в поговорку: "Где-где... в Караганде!"
Салам тебе, Майкудук, золотое дно для искателей спортивных дарований и кузница кадров для криминалитета! Салют, юный, свежий, продуваемый степными ветрами Юго-Восток! Привет, Михайловка, наш маленький Вавилон, где заблудиться - пара пустяков! Земной поклон вам, Федоровка, Пришахтинск, Сортировка и все-все-все районы горняцкой столицы! Ох, истосковалась душенька по вашим живописным трущобам и стихийно возникающим мусорным свалкам. Наконец-то я дома...
Железнодорожный вокзал теперь долго меня не увидит, без сожаления подумал Зорин, бодро перескакивая через рельсы, шпалы, чужие баулы и ежась под мелко моросящим осенним дождем. Хотя зарекаться не следовало: по случаю длительного отъезда за кордон ключи от прежнего съемного жилища пришлось сдать, и если до вечера не удастся найти себе подходящую берлогу, то придется заночевать в зале ожидания.
- Эй, парень! - окликнул, приближаясь, незнакомец - невысокий, сухопарый, стриженый почти под нулевку, в черной куртке-косухе и потертых джинсах. - Ты что, нездешний?
- Ага, - лихо соврал Зорин. - Как догадался?
- У меня глаз наметанный, иногороднего сразу вижу... Тебе квартира нужна?
- Очень.
- Могу посодействовать.
- Сколько по прейскуранту?
Незнакомец озвучил цифру.
- До свидания, друг, - Зорин взвалил сумку на плечо и зашагал в сторону моста, к автобусной остановке. - Мы с тобой не договорились.
- Чересчур приемлемая, - буркнул Анатоль, не сбавляя хода. - Одно из двух: либо кинуть хочешь, либо там халабуда, в которой тараканы по столу маршируют...
- Да что ты, в самом деле! Хорошая хата, с ремонтом, с обстановкой... И потом, она же не моя. Я только клиентов ищу.
- За процент стараешься, значит? И много тебе перепадает?
- Я хозяйке задолжал кое-что, вот и отрабатываю теперь... Погоди ты, не гони волну! Ну, давай съездим, сам посмотришь? Не понравится - никто силком не потащит. Тут рядом, центр города...
- Как же, буду я тебе еще проезд на моторе оплачивать!
- И не надо, у меня свои колеса под задницей...
Зорин притормозил. Задумался. Честно говоря, он не испытывал к вокзальному зазывале прилива доверия. Да и маменька, помнится, не раз предостерегала в детстве: не заговаривай с незнакомыми дядями, не садись с ними в машину... Но с другой стороны - а вдруг?
- Звать-то тебя как?
- Для посторонних - Андрей, для родных и близких - Скарабей, - зазывала осклабился и выставил перед собой пятерню для рукопожатия. Ишь ты, какой у него занятный браслет на запястье: серебряные черепа, сомкнутые на манер звеньев цепи, в основании - еще один, побольше, украшенный насечкой, с черными камешками в глазницах и оскаленном рту. Штучная выделка, не ширпотреб с рыночного лотка.
- Скарабей? Навозный жук, что ли? - обнаглел Зорин. Подобное случалось с ним сплошь и рядом.
Собеседник, однако, нимало не оскорбился. Сказал наставительно:
- Не только. Это еще и священный знак египетских фараонов. А у тебя какое почетное погоняло?
- Разве оно обязательно должно быть?
- Свое имя при рождении человек получает от других. Зато прозвище может выбрать себе сам. В этом есть глубокий смысл.
- Ну, тогда - Явара!
- М-м?
- А вот!..
Короткая, округлая деревянная палочка выпорхнула из складок одежды в ладонь и заплясала между пальцами Зорина, ценителя дешевых эффектов. С этой вещицей он не расставался почти никогда. Явара-бо хороша не только как инструмент точечного массажа. К ней еще прилагается и хитрая техника болевых воздействий, с дробящими ударами, тычками, щипками, захватами и прочим членовредительством. Современный самурай, которому Уголовный Кодекс запрещает расхаживать по улицам с мечом, прячет за поясом явару.
- Фаллический символ, что ли? - золотые фиксы Скарабея сверкнули в криво растянутой ухмылке. Теперь настал его законный черед наглеть.
- Ладно, Андрей-Скарабей. Убедил. Поехали!..
* * *
Вопрос с жильем решился положительно, и следом за ним назрел другой, не менее значимый - трудоустройство. На побывку к родителям Анатоль отправлялся не только бездомным, но и временно безработным.
Ничего-то он, по большому счету, в этой жизни делать не умел. Разве что качественно портить людям здоровье и нервы. С таким сомнительным набором навыков, если не скатываться в откровенную уголовщину, можно рассчитывать не более, чем на место в рядах базарной охраны. Этим Зорин, кстати, в свое время и занимался, по причине живости характера попадая попеременно то в травмпункт, то в "обезьянник" районного УВД. Потом опротивело, вспомнилась возвышенная юношеская тяга к сочинению стихов и написанию прозы. Наведенные справки обнадежили: для того, чтобы воткнуться в любой из местных печатных органов, вовсе не обязательно козырять дипломом об окончании журфака Карагандинского государственного университета имени Букетова. Главное - бойко владеть словом, связно излагать мысли на бумаге и не страдать от замкнутости в общении. Ретивый и полуголодный, Зорин в какой-то миг решительно сплюнул сквозь металлокерамические зубы и отправился искать счастья на новом поприще...
Репортер криминальной хроники. Ведущий рубрики новостей. Собственный корреспондент республиканского издания. Анатоль прошел через все эти этапы, будто ощетинившийся шипами дикобраз. Он втискивался без мыла в любую щель, как того и требовала жесточайшая конкуренция между частными, кричащими о своей независимости СМИ. Склочные герои его публикаций выдвигали иски по защите чести и достоинства, мытарили по судам, а он отвергал всяческие компромиссы, ломал копья и выигрывал снова и снова. Ему угрожали по телефону - он неизменно переадресовывал на три исконно русские буквы. Ему угрожали в приватных беседах - он брал за отворот пиджака и опять же переадресовывал. Его вышибали из одной редакции, мямля что-то о неэтичном поведении пополам с некомпетентностью - он пожимал плечами и брал курс на другую.
Упасть, не успев напоследок огрызнуться. Наверное, этого Зорин боялся больше всего. Хотя очень немногие усмотрели бы тут проявление страха, а не безрассудной отваги...
Анатоль печально хмыкнул, вспомнив о своей предыдущей попытке получить стабильный заработок. На тот момент он рассчитывал примкнуть к телевизионщикам. Переговоры с руководством уже достигли стадии "скорее да, чем нет", когда в приемной раздался насмешливый хохот, и на пороге возник Жулдыз Мамбетов. Он хохотал гиеной всегда и везде. Нет, не по причине олигофрении в легкой степени дебильности, поскольку ведущий областной телерадиокомпании и по совместительству собкор "Би-Би-Си" просто обязан быть оплотом разума. Уморительными дебилами Жулдыз видел всех вокруг себя, и это веселило его несказанно. Он без приглашения ввалился в кабинет директора, своего близкого родственника, окатил Зорина ледяным презрением и полюбопытствовал:
- С каких это пор мы берем на работу всякую бишару?
Сравнений с нищим оборванцем, что по-русски слово сказано, что по-казахски, Зорин не выносил:
- Слушай, ты, звезда телеэкрана! У тебя дрова есть? Нет? А у меня найдутся, целая поленница. Купи, задешево отдам! И будет тебе, чем хлебало свое завалить!..
Короче говоря, не заладилось у него с карьерой телевизионного журналиста...
Трель мобильника застала Анатоля врасплох.
- Привет, щелкопер! - коснулся слуха знакомый голос, басовитый и чуть картавый. Зорин заулыбался в трубку:
- Сема, ты?
Только так, в уменьшительно-ласкательной форме - Сема, Семчик. Иначе лепший друг Самсон Левитин, специалист по связям с общественностью из департамента внутренней политики, нальется нутряным ядом и когда-нибудь непременно вышлет пресс-релиз с опозданием. Собственное имя он недолюбливал. Папа с мамой, люди глубоко религиозные, отождествили обожаемое чадо с библейским силачом. Оно вроде бы и неплохо, но самому чаду в период взросления энтузиазма не прибавило: слишком уж часто всякие злоехидные эрудиты напоминали ему о замашках мифологического тезки - то рвать пасти львам, то лупить ослиной челюстью толпы ненавистных филистимлян. При смене удостоверения личности Левитин даже намеревался подправить свои данные в графе "Ф.И.О.", однако родичи восстали с таким негодованием, что он махнул рукой и остался, как был, Самсоном.
- И что от меня нужно хитроумному еврею?
А вот на приятельские выпады в сторону национальности Сема не обижался:
- Знающие люди сообщили, что сегодня ты вернулся в город. Еврей потому и хитроумный, что привык не столько отвечать вопросом на вопрос, сколько проверять полученные сведения.
- Однако, дружище! - подивился Зорин. - Разведка у тебя на уровне. Я же всего час, как с вокзала!
- На том стоим, - самодовольно хохотнул Самсон. - А теперь - ближе к делу. Я слышал, что ты до сих пор мыкаешься без работы. Подтверждаешь информацию?
- Целиком и полностью, - пригорюнился Анатоль.
- Замечательно!
- Глумишься над павшим товарищем, жид пархатый?
- Не цепляйся к словам, оголтелый антисемит... Лучше скажи: какое у тебя отношение к Небесной Канцелярии?
Небесной Канцелярией в определенных кругах прозвали почтенное газетное издательство, по возрасту ставшее ровесником городу. Как и подобает, обитали там исключительно небожители, которых в тех же узких кругах считали элитой карагандинской журналистики. К сожалению, круги более широкие упорно отказывались это мнение разделять - то ли из примитивной зависти, то ли были правы на все сто...
- Ну, чего молчишь?
- Я, Сема, всегда молчу, когда в чем-либо не уверен.
- Хранить многозначительное молчание ты будешь, мацая застрявшую с тобой в лифте незнакомку, - назидательно изрек циничный тип Левитин. - А когда тебе звонят на "сотку", излагай в темпе и по существу... Итак?
- Вообще-то, присутствует некоторое предубеждение против Небесной Канцелярии, некоторые доводы не в ее пользу...
- Это от незнания текущей конъюнктуры. За то время, пока ты шлялся по загранице, произошли значительные перестановки. Начальство там сменилось, понял? Новый главный редактор - мировой мужик, из Союза журналистов Казахстана. Старые кадры его не удовлетворяют, он ищет молодую, свежую кровь... Так вот, на днях я с ним связался и как бы между прочим порекомендовал твою скромную персону. Теперь тебя ждут с интересом и нетерпением.
- О, как! Спасибо, конечно, но...
- Твое "но" не принимается. Завтра же топай в Небесную Канцелярию и постарайся произвести на руководство самое благоприятное впечатление! А вот "спасибо" приму - с первой твоей зарплаты, в этиловом эквиваленте. Оклады там, говорят, некислые...
Зорин отключил сотовый телефон и глубокомысленно почесал им в затылке. Неужели вдруг поперла пресловутая полоса везения? Похоже на то.
* * *
Для того, чтобы охватить оком это здание, встав у его парадного входа, пришлось задрать голову до скрипа в шейных позвонках. Не ровня токийским небоскребам, конечно, и даже не господствующая высота Караганды. Но все же - впечатляюще. Вот только цвет детской неожиданности, в который выкрашен фасад, отнюдь не добавляет величия.
Всевозможных организаций, учреждений, контор на здешних этажах гнездится немало. Громадный человеческий улей, в котором каждый занимается своим делом. Либо, что вероятнее, создает видимость бурной деятельности. А на самой верхотуре, ближе всех к заоблачным эмпиреям - Небесная Канцелярия...
"Постарайся произвести на руководство самое благоприятное впечатление..."
Друг Сема плохого не посоветовал бы. Прежде чем отправиться на встречу с потенциальным работодателем, Зорин прошвырнулся по вещевому рынку, где на последние деньги полностью обновил гардероб: кожаная демисезонная куртка свободного покроя, слаксы, замшевые мокасины - не слишком модные, зато чрезвычайно удобные для того, чтобы при необходимости лягаться ногами или убегать от разъяренной толпы. Заодно прикупил сумку-пояс, куда запихал удостоверение личности, военный билет, трудовую книжку и прочие свои верительные грамоты. Если слухи о Небесной Канцелярии хотя бы вполовину верны, то там окопались отъявленные формалисты и отпетые бюрократы, штурмовать которых надлежит, будучи задокументированным со всех сторон...
Просочиться внутрь удалось не сразу. На вахте восседала необъятная матрона с лицом прапорщика КГБ в отставке и повадками томящегося от безделья цербера.
- Куда? - рыкнула она.
- В Небесную Канцелярию, - бодро отрапортовал Анатоль. - Как мне туда попасть?
Он совершенно упустил из виду, что перед ним человек, незнакомый с тонкостями эзопова языка. Вахтерша встопорщила рассадник бородавок на верхней губе и порекомендовала:
- Обратитесь в справочную службу "03", там подскажут...
- Пардону прошу, неточно выразился, - спохватился Зорин и обозначил конечный пункт своего маршрута более конкретно.
- Зачем?
- За перспективами профессиональной самореализации.
- Умный, да?
- В справочной службе "03" вначале тоже сомневались.
- Так... Дверь вон там. Эй, куда пошел?!
- В дверь.
- Я про ту дверь, которая на улицу!
- Возвращаться - дурная примета.
- Сейчас в полицию позвоню!
- А что, служба "02" дает более информативные справки?
В результате скоротечной словесной перепалки поле брани осталось за Анатолем. Он сел в лифт и отправился покорять Небесную Канцелярию.
Непривычная тишина царила там, на вершине. Странно... Где суета рабочих будней, где всеобщее возбуждение, свойственное любому сборищу вдохновенных борзописцев? Почему никто не перекликается в полную мощь легких, азартно споря за место на газетной полосе или отстаивая свое право обладания единственным, неделимым фотокорреспондентом? Странно и неестественно...
Коммерческие издательства Караганды, какими их запечатлела память Зорина, кипели энергией, клокотали от рвущегося наружу задора. Да, всю их печатную продукцию без разбора равняли под гребенку желтой прессы, обзывали бульварными листками, навешивали позорные ярлыки таблоидов. Да, они традиционно считались лжецами - потому лишь, что писали неприятную правду. Да, их обвиняли в скандальности - за то, что они хлестались не за дутый патриотизм, а за искренний читательский интерес, и приправляли строки перчинкой остроумия, без казенщины официальных отчетов. Но зато...
Зато они действительно жили. Крутились, боролись, выживали. Не отлеживались с сытой покорностью в чьей-то прохладной тени. Они звучали.
А здесь иначе. Здесь - затишье.
Пустынный коридор, негостеприимно закрытые двери. Стены, помнящие эпоху Совдепии от начала и до конца. И приглушенное бряцанье железного намордника, в котором сидела тогдашняя пресса...
К счастью, отдушина нашлась очень скоро. Приемная главного редактора напоминала маленькую домашнюю оранжерею: стол, шкаф, тумбочка, подоконник, сейф - все в живописном порядке заставлено цветочными горшками и плошками. В наличии даже парочка подвесных и напольных ваз. От обилия декоративной флоры в помещении было на редкость уютно и ничуть не тесно.
- Девушка! - шепотом позвал Анатоль, любуясь одним глазом из-за дверного косяка.
Секретарша, симпатичная, стройная и увлеченная опрыскиванием длинных зеленых плетей традесканции, не расслышала. Она сама была похожа на нежный цветок... вот только чей? Наверное, сакуры. Жаль, что японская вишня, навевающая поэтические грезы, цветет лишь несколько дней в году. Но другие сравнения на ум не шли.
- Девушка! - повторил он громче. - А бонсаи вы не выращиваете?
- Что? Ой, простите...
Зорин распустил павлиний хвост:
- Восхитительно! Не могу причислить себя к искушенным флористам-дизайнерам, однако при виде подобного великолепия...
- Вас ждут.
Не успевший дожевать комплимент Анатоль поперхнулся. Понял, да? Ждут тебя, не дождутся! Без обязательных расспросов, кто таков и по какому, собственно, делу...
- Анатолий?
- Он, - скупо отозвался Зорин, вступив под своды редакторского кабинета.
- Добрый день!
- Куничива!
- Прошу прощения?
- Здороваюсь с вами по-японски.
- Ты что же, японец?
- Не уверен, но папа говорит, что именно так...
Глава Небесной Канцелярии или, выражаясь государственным языком, бастык, был седовлас и благообразен. Стоило силой воображения пририсовать ему нимб, заключить в рамку, и получалась икона.
- Присаживайся, Анатолий. Закуривай, если есть такое желание, - он толчком отправил на середину стола массивную мраморную пепельницу в форме сфинкса, с бронзовой табличкой, где был выгравирован витиеватый, похожий на клинопись текст. Судя по отсутствию золы и раздавленных окурков на дне, сам главный редактор пристрастием к никотину не грешил.
- Неудобно как-то...
- Не жеманничай. Разговор нас с тобой ждет обстоятельный, так что давай-ка, Толя, создадим атмосферу дружеской непринужденности...
Зорин не стал чиниться, чиркнул зажигалкой и - надо, так надо! - приступил к формированию требуемой атмосферы, обогащая ее сизыми клубами табачного дыма.
Хозяин кабинета открыто изучал его, скользил взглядом по намозоленным костяшкам пальцев, расплющенным ушам, рубцам над бровями.
- Честно говоря, я представлял тебя совсем другим, - выдал он откровение.
- Внешность обманчива. Я только с виду тупее автобуса, а вообще-то иногда соображаю.
"Постарайся произвести на руководство самое благоприятное впечатление..." Ну что ты будешь делать с мелким настырным бесом, который тянет за кончик языка в самый неподходящий момент! Интересно, бастык прямо сейчас попросит вон или все-таки даст досмолить сигарету до фильтра?
Бастык откинулся на спинку кресла и содрогнулся от приступа беззвучного смеха:
- А ты нахальный! Люблю таких...
На столе затрезвонил телефон. Главный редактор ловким жестом смахнул трубку с рычага:
- Да... Да... И слышать больше ничего не желаю! Мы с вами уже все обсудили, вплоть до последней запятой. Номер подписан и пойдет в печать... А зачем вы тогда звоните? Чтобы услышать мое "хе-хе"? Извольте - хе-хе!.. Что? Будете жаловаться в акимат? Это пожалуйста, не смею вас отговаривать. Жалуйтесь кому угодно, только не мне!
Серьезный мужчина, с уважением подумал Анатоль. Жалоб и наветов не страшится, возможный гнев местного органа исполнительной власти ему нипочем. Всякий, кто успел пожить в Казахстане, высоко оценит подобную доблесть.
- Продолжим нашу беседу, - промолвил шеф Небесной Канцелярии, вновь становясь иконописным. - Сколько тебе лет, Анатолий?
- Двадцать восемь.
- Хороший возраст, плодотворный... - он надолго замолчал. - Послушай... У тебя не возникло здесь такого ощущения, будто ты попал в антикварную лавку?
- Не понимаю вопроса.
- Да ладно тебе, не понимаешь!.. - начальник поднялся со своего места, прошествовал к окну, отдернул визгливые шторки жалюзи. Карагандинский пейзаж в красках сентября особенно притягателен, когда созерцаешь его свысока. В прямом смысле этого слова. Не в переносном.
- Не понимаешь... - повторил он, заложив руки за спину и устремив взор по ту сторону оконного стекла. - В этом кабинете все новое - мебель, оргтехника, даже паркет на полу. И все равно, я уже три месяца тут, а до сих пор чувствую себя так, словно... Мавзолей какой-то, пережитки недостроенного коммунизма...
Вернулся, сел напротив Зорина и продолжил:
- Знаешь, Анатолий, не очень-то мне и нужна была моя нынешняя должность. Мог отказаться, когда приглашали, и спокойно работать дальше собкором, при этом получая значительно больше. Но... но! Я считаю, что эта газета - летопись Караганды. Пусть она и не будет правдивой, как Священное Писание, однако соответствовать веяниям времени попросту обязана. А что можно подумать, читая на полосах заголовки вроде "Дадим стране угля!" или "Эта служба и опасна, и трудна"? Летописцы застряли на стыке эпох, не иначе...
Зорин кивал. Зорин соглашался с каждой фразой.
- У меня нет оснований для того, чтобы распустить старую гвардию. Как-никак, заслуженные ветераны, зубры журналистики, хоть и закосневшие... Значит, нужны новобранцы. Молодые перья, очиненные по-другому. Да, наша редакция - провластная структура, на подкормке у госбюджета. Необходимо и где-то прогибаться, и блюсти чинопочитание, и петь дифирамбы в адрес правящей политической партии... Однако свежая кровь вымывает из организма если не все, то многие застарелые болячки. Верно, Анатолий?
- Доказано еще при Гиппократе. Я за кровопускание.
- Вот и прекрасно! Рад, что мы поняли друг друга. Трудовой договор можем составить хоть сейчас, и завтра с утра приступай...
- Так сразу - и в штат? - изумился Зорин. - Без испытательного срока?
- А зачем тянуть резину в долгий ящик? - по-свойски подмигнул бастык. - Кого ни попадя мы не принимаем, предварительно навели о тебе справки, знаешь ли...
Зорин развеселился. Узнать бы, что там краснобай Левитин наплел отцу-командиру Небесной Канцелярии, если тот сияет сейчас начищенным медным алтыном? Бедняга! Он видит перед собой ценное приобретение и даже не подозревает, какого кусачего скорпиона пускает за пазуху...
- Пожалуй, для тебя самое место будет в отделе новостей, - вслух рассудил работодатель. Ткнул пальцем в клавишу селектора. - Эльмира, милочка! Сделай одолжение, отвлекись от своей ботаники и пригласи ко мне Всеволода Владимировича...
Тяжелая поступь, которой Всеволод Владимирович Серпухов от порога промерил начальственный ковер, свидетельствовала о весомом авторитете. Очертания его приземистой фигуры идеально вписывались в квадрат. Каждая морщина на лице и складка на шее - будто высеченная у камеи. Руки безжалостно испещрены чернилами. Немигающий взгляд голодного удава. Характер стойкий, нордический: истинный ариец!
Разумеется, они с Зориным друг друга узнали. Все-таки оба-двое из журналистской касты, одними дорожками бегали подчас.
Главный редактор церемонно отрекомендовал стороны:
- Анатолий, это теперь твой непосредственный руководитель. Всеволод Владимирович, перед вами ваш новый подчиненный, прошу любить и жаловать!
- Счастья-то... - проворчал тертый калач Серпухов, будучи наслышан о кое-каких похождениях неугомонного задиры и босяка Зорина.
- Не ожидал, - вырвалось у Анатоля.
- Чего не ожидал?
- Того, что мне выпадет честь трудиться под вашим началом...
Зорин кривил душой. В действительности он поразился другому открытию: оказывается, Всеволод Владимирович на склоне лет тяготеет к специфике сбора новостей, требующей резвых ног, острых глаз, тонкого нюха на жареные факты и турбореактивного движка пониже спины - чуть что, так сразу сорвался и полетел. Ему бы, степенному, в публицисты или обозреватели, сидеть да размазывать две-три строчки информации на целую колонку. Но, похоже, рано скидывать ветерана со счетов. Он еще поскрипит мощами, еще поучит, с какого конца редьку грызть...
Серпухов смотрел сквозь хмурый прищур на подопечного и явно не верил его лести ни на йоту.
* * *
Жизнь постепенно входила в колею.
А что, собственно, мешало ей туда войти? Работа - не бей лежачего, лишь бы выполнить месячный план по количеству строк, это раз. Квартплата умеренная до смешного - два. Обувь не жмет - три... Чего еще желать для полного счастья? Здоровья? На насморк и боли в пояснице Зорин не жаловался. Гораздо больше вопрос его самочувствия занимал лесопилку, именуемую отделом кадров. Там Анатоля пилили при каждом удобном случае, скребя ногтем по корешку КЗоТа и дежурно талдыча:
- Где? Медицинская? Cправка?
- К чему она вам? - отнекивался разгильдяй Зорин. - Да вы на меня поглядите! Мною же гвозди заколачивать можно!
- Мало ли... - уклончиво отвечал кадровый пильщик. - А вдруг ты наркоман? Или состоишь на учете в психиатрической лечебнице?
- Тс-с! - Зорин прижимал палец к губам и испуганно озирался. - Ни слова больше о психиатрии! Не раскрывайте мою страшную тайну!..
Адаптация в Небесной Канцелярии прошла без болезненных осложнений. Вначале думалось - угодил в заповедник заскорузлого старичья, но с первых же дней от этого заблуждения пришлось отречься. В неимоверно раздутом, персон на полста, штате редакции нашлось и немало тех, кому под тридцать.
Взять хотя бы Эльмиру Тогоеву, обворожительную секретаршу-растениевода. Зорина пленили ее глаза кроткой серны вкупе с отсутствием обручального кольца на безымянном пальце. Однако вычерчиваемая Анатолем графика любовного танца закончилась обломом грифеля: красавица, такое впечатление, застопорилась в развитии и предпочитала мужской компании общество гладиолусов.
- Ой-ей-ей! - утешил себя Зорин. - Не очень-то и хотелось!..
День первой получки в Небесной Канцелярии отложился у Анатоля самыми радужными воспоминаниями. Совершив паломничество в кассу, он обмахнулся веером из банкнот, закурлыкал от умиления - много-то как! - и устремился в супермаркет, где купил бутылку "Хеннеси" для друга Семы.
- Взятка? - неподкупно сдвинул брови Левитин.
- Да. Очень уж хочется дать тебе мзды!
- Тогда не откажусь. Кроме тебя, ни одна сволочь не предлагает, а без коррупции я как слуга государев ощущаю себя неполноценным...
Завидный заработок плюс привычка к спартанской умеренности способствовали накоплению сбережений. К декабрю Зорин припух настолько, что одарил себя не самым захудалым ноутбуком от "Asus", рассудив: это и есть хрустальная мечта его детства. С той поры нахальную скуластую физиономию Анатоля редко покидало выражение блаженства...
Коллектив Небесной Канцелярии, в целом и общем, был к нему благосклонен, невзирая на постоянно зашкаливающий борзометр и привычку отпускать сальные шуточки чуть ли не при каждом повороте головы. Наилучший способ убедиться в хорошем или не очень отношении к себе - провести ненавязчивый социологический опрос на корпоративной вечеринке, когда основная масса коллег начинает ходить осьминогами, кучно собрав зенки в районе переносицы и расплетя языки. Бурное предновогоднее застолье, щедротами главного редактора устроенное в одном из фешенебельных кабаков Караганды, расставило все точки над "ё".
Шеф, сама любезность, усадил Зорина справа от себя и после восьмой-девятой рюмки во всеуслышание объявил его авангардом редакции. Серпухов от таких словоизлияний помрачнел, хотя оспаривать не стал. Возможно, и собирался, однако неудачно проглоченный кусок шницеля застрял у него в горле.
Кадровик, подслеповато рыскающий по столу в поисках актуальной закуски, не побрезговал принять из рук Анатоля ломтик семги и прогнусавил:
- Справку так и не принес, да? Ну и хрен с ней!
Начальник рекламного отдела Геннадий Шумейко расчувствовался до того, что полез к Зорину со слюнявыми лобзаниями, приговаривая:
- Никто меня не понимает, кроме тебя... Дай пять, брателло, я тебя поцелую! Все вокруг муфлоны, один ты пацан правильный...
После чего благодарно привалился к плечу Зорина и уснул. Анатоль и в самом деле относился к нему с пониманием, в отличие от остальных: Крокодил Гена был до невозможности вспыльчив и импульсивен, в моменты сильного волнения срывая с носа очки и кидая их в оппонента. Непьющий с некоторых пор Зорин бережно сгрузил рекламщика на стулья и ангажировал на танец журналистку Анастасию Вербицкую из отдела культуры, особу довольно привлекательную внешне, но взбалмошную и лишенную как общепринятой, так и пресловутой женской логики.
- Ты, оказывается, ловелас, - безапелляционно заявила она, сцепив пальцы у Зорина на загривке и разрумянившись от алкогольных паров.
- Из чего вытекает?
- Ой, будто я не замечала, какими взглядами ты облизываешь эту секретутку Эльмиру! Слушай, а может, ты маньяк?
- Совершенно верно. Я маньяк. И очень сексуальный!
- Мне это нравится, - кокетливо заблестела зубками Настена. - В наше время повальной моды на педерастию нечасто встретишь мужчину с нормальной ориентацией. А если он к тому же еще и озабоченный, то... м-м-м!
- Твой тонкий намек на мои толстые обстоятельства? - с надеждой спросил Зорин, деликатно обволакивая щупальцами участок пониже Настиной талии.
- За кого ты меня принимаешь?! - возмущенно отстранилась Вербицкая. - Я девушка честных правил. Верность мужу блюла, блюду и блюдь буду!..
Единственным, кто и полслова не проронил касаемо личности Зорина, оказался фотокорреспондент Сергей Хон. Лукавый кореец не притрагивался к спиртному и был по своему всегдашнему обыкновению молчалив. На все попытки втянуть его в разговор по душам он отвечал лишь тончайшей улыбкой, толковать которую можно было как угодно.
* * *
После Нового Года журналист Анатолий Зорин по прозвищу Явара захандрил. Вот хочется же, бляха-муха, иногда чего-то - то ли жениться, то ли семечек! И он отчебучил такое, что до сих пор неприятно вспоминать.