Экзамены надвигались так стремительно, что даже Катюшке, непоколебимо верящей в свою удачу, временами становилось не по себе. Гюнтер, наблюдая, как она то судорожно хватается за один учебник, а следом - за другой, то роется в тетрадях в поисках неведомо каких истин, снисходительно усмехался. Он еще в марте составил график подготовки к экзаменам, которому следовал с четкостью курьерского поезда, - и был совершенно спокоен. Результат Катюшкиных терзаний раз за разом оказывался неизменным: Гюнтер садился подле нее и повторял с ней все темы по порядку. Он был глух к заверениям: "Это я знаю", "А это вот мы совсем недавно проходили". Но стоило Катюшке сознаться: "Я забыла" или "Я не поняла", Гюнтер немедленно останавливался - и все начиналось вновь, только куда медленнее.
- Ты тиран! - восклицала Катюшка на исходе третьего часа подготовки.
- Что поделать, - смиренно вздыхал Гюнтер, - если вам, комсомолка Екатерина Быстрова, требуется личный гувернер.
Катюшка трудилась честно: наверное, проще было бы обмануть настоящего экзаменатора, чем Гюнтера. Гюнтер не отвлекался и, кажется, совсем не уставал.
А вот Катюшка уставала. Но не было случая, чтобы Гюнтер этого не заметил. И он сразу же откладывал в сторону все книги и бумаги, садился поближе, чтобы Катюшка могла склонить голову ему на плечо. И начинал рассказывать. Вернее - мечтать вслух. О том, как через каких-нибудь пару лет они поедут по стране в поисках того труда, который ждет именно их. Они будут пробовать, будут учиться. Искать свой труд - радость. Возвращаться домой - тоже радость. Они будут часто возвращаться. Конечно, со временем город изменится, а как же иначе? Но они никогда не забудут, каким он был для них, пятнадцатилетних. Идя вперед, нельзя забывать начало пути - собьешься.
А еще Гюнтер вслух размышлял о том, есть ли где-нибудь во вселенной цивилизация, подобная земной.
- Вселенная - это ведь немало, правда, Катюша? - с улыбкой спрашивал он. - Если на Земле сложились условия для возникновения цивилизации, кто знает, может быть, они сложились где-то еще. Вот представь: мы тут рассуждаем, а кто-нибудь невообразимо далекий разглядывает в телескоп Солнечную систему и думает: а есть ли там разумные существа?..
Катюшка ежилась при мысли о космических расстояниях - и наслаждалась привычным уютом своей крошечной комнаты. Наслаждалась тем, что рядом Гюнтер. С Гюнтером - хоть на Дальний Восток, хоть к какой-нибудь Альфа Центавра. Потому что он и есть - уют.
И только один раз Гюнтер заговорил о своей настоящей родине. Он сказал, что хотел бы снова увидеть Берлин. И добавил глухо: "Без Гитлера".
Катюшка молча сжала его руку меж своих ладоней и не отпускала долго-долго.
Катюшка знала: нынешней весной в ее дружбе с Гюнтером появилось что-то новое, необъяснимо прекрасное. Каждое прикосновение таило радость. Каждая радость вела за собою новую. Передавая Гюнтеру книгу, Катюшка будто бы невзначай задевала его руку кончиками пальцев - и ловила быструю, чуточку лукавую улыбку. Склоняясь вместе с Катюшкой над тетрадкой, Гюнтер щекою касался Катюшкиной щеки - и не спешил отстраняться. Катюшка понимала: Гюнтер тоже знает об этом новом, прекрасном. Но не говорит. И тоже помалкивала. И не торопилась искать слово, которым можно было бы назвать это новое. А к чему торопиться, если им и так хорошо... если прекрасное пришло раз и навсегда. Оно никуда, никуда не уйдет, правда ведь, Гюнтер?..
После уроков, прежде чем засесть за подготовку к экзаменам, Катюшка и Гюнтер отправлялись на реку. Было у них любимое местечко в стороне от дорог. Стояли на берегу, глядели в воду. И - говорили. О чем угодно, только не об экзаменах.
Однажды задержались на реке дольше обычного. И день-то был ветреный, тучи налились предчувствием дождя. И Катюшка, против обыкновения, рвалась домой: сегодня мама обещала испечь яблочный пирог и посидеть вечерком - семьей, вместе с Гюнтером. Катюшке ох как по нраву были вечерние посиделки! А если, к тому же, успеть выучить все, что задумал Гюнтер, и ничем не тяготиться... Но Гюнтер почему-то медлил. И молчал, молчал сосредоточенно, будто бы вглядываясь в себя. Катюшка ни за что не решилась бы прервать такое молчание.
- Катюша, - наконец тихонько окликнул он. - Если тебе когда-нибудь станет трудно, а меня вдруг не окажется рядом... ты приходи сюда и все свои печали, все болезни, все сомнения бросай в реку. Вода их унесет, и они никогда к тебе не вернутся.
Тревогой повеяло от этих слов. Сдержанной - но все же тревогой.
- Гюнтер, почему?..
- Не спрашивай, Катюша. Будем верить, что не придется... Пойдем домой, дождь начинается.
Катюшка и без объяснений догадалась, о чем думает Гюнтер. Часто думает, а проговорился чуть ли не впервые. С того самого дня думает, как начался в Испании мятеж Франко.
Осенью тридцать шестого всю школу взбудоражило известие о двух пятиклашках, сбежавших "воевать в Испанию". Родители сбились с ног в поисках своих пацанов. А на следующий день милиционер поймал отчаянных вояк на вокзале в областном центре. Путешествие не продлилось и двух дней, но школе разговоров хватило до самого Нового Года. Одни хихикали, другие сочувствовали, третьи переживали, что сами не отважились бы на такой поступок.
Катюшка помнила горькую насмешку во взоре Гюнтера, когда он впервые услыхал эту историю. Все обсуждали - Гюнтер молчал. И Катюшка вдруг сообразила, что насмехается он не над беглецами. Над собой.
Едва дождавшись момента, когда они остались с глазу на глаз, Катюшка с обычной прямотой спросила:
- Ты что, тоже собирался в Испанию?
- А ты думаешь, мне повезло бы больше, чем этим парням? - Гюнтер покачал головой. - Может, доехал бы до Москвы... Ну уж никак не дальше границы.
- Значит, собирался? - продолжала допытываться Катюшка.
- Я думал об этом, - Гюнтер вздохнул. - В том-то и дело - думал... Помнишь, у Чехова есть рассказ про двух мальчишек, которые вздумали отправиться на помощь североамериканским индейцам?
- Ну да. Вроде бы, веселый рассказ, а не знаешь, смеяться или плакать. - Катюшка поморщилась. - Терпеть не могу, когда люди попадают в неловкие ситуации.
- А еще хуже, когда сам попадаешь в неловкую ситуацию. Да что там, в неловкую - в дурацкую, - с нажимом проговорил Гюнтер - и закончил жестко, даже озлобленно:
- Мы здесь о подвигах мечтаем, играем в войну, а там люди умирают, по-настоящему.
И взгляд у Гюнтера тоже стал небывало ожесточенным. Но сбить Катюшку с толку было не так-то просто.
- Думал - и ни слова не сказал? Не доверяешь, да? - требовательно спросила она.
- Думал, но ничего ведь не решил! - резко ответил Гюнтер - и отвернулся.
Катюшка хотела обидеться - не смогла. Собиралась хотя бы сделать вид, что обиделась, - но вдруг сказала виновато:
- Не сердись.
И попросила:
- На себя - тоже не сердись...
Только он все равно на себя сердится. До сих пор... Нет, сердится - не то слово! Не понимает, как такое может быть: все эти годы он учится, исследует вместе с Катюшкой катакомбы, читает серьезные научные книги и приключенческие романы... А в Испании умирают люди.
Когда при Гюнтере кто-нибудь принимался рассуждать о событиях в Испании, он отмалчивался - по своему обыкновению. Все сопереживали борьбе испанских республиканцев, а Гюнтер не просто сопереживал, он - Катюша знала наверняка - с самого начала воспринимал эту войну как свою. Фашисты - итальянские ли, испанские - были фашистами, такими же, как те, что лишили его родины.
Да, Гюнтер часто думает об Испании. Но очень, очень редко говорит.
Катюшка избегает этой темы. И старается быть осторожной и ласковой, как только замечает, что Гюнтер задумался.
А вот папа однажды затеял с Гюнтером разговор о фашистах - и услышал краткий, твердый ответ:
- Они не остановятся. Ни перед чем. Если только их не остановят.
Не надо знать Гюнтера так хорошо, как знает его Катюшка, чтобы догадаться: он будет среди тех, кто остановит. Но неужто он думает, что она, Катюшка, останется в стороне?..
- Если тебя не будет рядом, я не приду на реку. Просто потому не приду, что меня тоже здесь не будет, - нахмурившись, отвечает она. - А дождь пусть себе идет. Вымокнешь - так тебе и надо.
Гюнтер улыбается, во взгляде - доброе лукавство. Одобрение.
Весело интересуется:
- Хочешь вымокнуть за компанию?
И предлагает:
- Пойдем к Гарику.
- К Гарику? - удивляется Катюшка.
- Он просил помочь с математикой.
- Тебя?!
Гарик, конечно, дружен с Гюнтером. Но мальчишки ведь не могут без соперничества. Дело даже не в том, что Гюнтер лучше учится. С Гюнтером взрослые - и Катюшкин отец, и директриса Галина Михайловна, и старенький школьный сторож Степан Степанович - говорят на равных.
А Гарик для них - недоросль, пусть умный, но вполне способный учудить что-нибудь такое, от чего вся школа неделю на ушах стоять будет.
В шестом классе в девичьих партах вдруг обнаруживались то мыши, то котята. Писк, визг, сорванный урок, проработка по пионерской линии.
А в седьмом на уроке литературы был продемонстрирован химический опыт: сначала звучный хлоп?к, потом - едкий дым, который, к счастью, быстро выветрился. Хорошо еще, что маму легко удивить, но трудно напугать. Галине Михайловне история была преподнесена, как выразилась мама, в значительно смягченном виде. Галина Михайловна строгая, Гарик в два счета вылетел бы из школы. А мама его пожалела, только назвала самым грубым своим словом - "шалопай" да битый час беседовала с его мамой, когда она вечером прибежала выяснять, что же случилось в школе. У Гарика, как и у Гюнтера, нет отца, только мать, бухгалтер на заводе. Клавдия Ивановна совсем не похожа на тетю Берту - розовощекая, шумная, подвижная. И все же мама считает, что Гарику нужно бережнее относиться к Клавдии Ивановне. Вот даже и всю правду ей рассказывать не стала, усадила за стол, налила чаю... Знал бы Гарик, как его тут спасают, точно читал бы все книги, что ему велят, и, может быть, пристрастился бы наконец к чтение!
Люська потом рассказала Катюшке - под великим секретом, но с нескрываемой гордостью - что Гарик учинил это безобразие, чтобы спасти ее. В тот день Люська не приготовила домашнее задание.
А Катюшка неожиданно подумала: хорошо, что Гюнтер никогда не сделает ничего подобного.
Не потому, что не отважится, просто у него фантазия работает в другом направлении. А такого, на что не отважился бы Гюнтер, и представить нельзя. Гарик, поначалу открыто считавший Гюнтера слабаком, - и тот зауважал. Без какой-то особой причины. Просто понял, какой он - Гюнтер. И теперь соперничает с ним - так же честно, не таясь. Кажется, Гарька даже стал тратить больше времени на самоподготовку.
Но вот просьба к Гюнтеру - полная неожиданность!
- Правда что ли, просил?
- Просил. Чему ты удивляешься?
Катюшка насмешливо фыркает. Если посмотреть глазами Гюнтера, и вправду получается - ничего удивительного. Он помогает, не нуждаясь в благодарности. А вот сам попросить о помощи почти никогда не догадывается...
- Ладно, к Гарику - так к Гарику!
Катюшка запрокидывает голову, подставляя лицо первым каплям дождя.
- Я люблю и солнце, и дождь. Даже не знаю, что люблю сильнее - солнце или дождь. Правда, странно?
- Не странно. Самое скучное, что может быть в жизни, - однообразие.
- Все-то ты хочешь объяснить, загнать в схему! - с досадой восклицает Катюшка. - Скучный ты человек, Гюнтер Шмидт!
- А вот ясное - не значит скучное, - тоном мудреца говорит Гюнтер - и смеется.
- Да ну тебя!.. Догоняй!
Бежала без оглядки, ничуть не сомневаясь: Гюнтер не отстанет.